Торквато Тассо, Кукольник Нестор Васильевич, Год: 1831

Время на прочтение: 76 минут(ы)

СОЧИНЕНІЯ
НЕСТОРА КУКОЛЬНИКА.

Сочиненія драматическія.
I

Печатано въ типографіи И. Фишона.
1851.

ТОРКВАТО ТАССО,
ДРАМАТИЧЕСКАЯ ФАНТАЗІЯ,
ВЪ ПЯТИ АКТАХЪ
СЪ ИНТЕРМЕДІЕЙ ВЪ СТИХАХЪ.

(Писана въ 1830 и 1831 годахъ.)

ТОРКВАТО ТАССО.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

АЛЬФОНСЪ Д’ЭСТЪ, Герцогъ Феррары.
ТОРКВАТО ТАССО.
КОНСТАНТИНИ, Секретарь Альфонса.
СЦИПІОНЪ ГОНЗАГО.
ГАСКАНО.
ДЖУЛІО ГАСКАНО, сынъ его.
АВГУСТИНЪ МОСТИ, Смотритель за больницею Св. Анны.
ДЖУЛІО МОСТИ, племянникъ его.
ДИРАГО.
АНТОНІО, сынъ Корнеліи Серсале.
КЛАВДІЙ РИГИ, Римскій врачъ.
ПРИСТАВЪ за сумадшедшими.
МАРГЕРИТА, принцесса Мантуанская, невста Альфонса.
ЛУКРЕЦІЯ, Герцогиня Урбино, ЛЕОНОРА Д’ЭСТЪ, сестры Альфонса.
КОРНЕЛІЯ СЕРСАЛЕ, сестра Торквата Тасса.
БЬЯНКА, нянька ея дтей.
РОЗИНА, дочь Смотрителя за Феррарскимъ Герцогскимъ дворцемъ.
Князья и вельможи Италіи, Старшины Рима, Феррарскіе придворные кавалеры и дамы, три дочери Корнеліи Серсале. Римскіе благородные юноши и двы, нищіе, сумасшедшіе, гости Августина Мости, N.: геній Торквата Тасса, Германскіе путешественники, Римскіе Герольды, народъ Феррарскій и народъ Римскій.

АКТЪ ПЕРВЫЙ.

СОРРЕНТО. *

* Примчаніе. Торквато Тассо, можетъ быть, въ Исторіи человческаго рода составляетъ единственный примръ, до какого бдственнаго состоянія доводитъ неотлучное присутствіе генія! Можетъ быть читатель моей фантазіи не отыщетъ въ ней всхъ точекъ зрнія, съ которыхъ можно смотрть на многостороннюю жизнь человка, одареннаго — счастливйшимъ даромъ искусства и несчастнйшимъ характеромъ, но, милый читатель, это не моя вина. Я полюбилъ Тасса
Еще дитя, въ училищ, за книгой,
Я съ нимъ росъ, съ нимъ возмужалъ,— и понятія мои о его жизни, постепенно развиваясь въ ум моемъ, начали совершенно противоречить понятіямъ общимъ, наконецъ образовали фантазію, которую, любезный читатель, если ты одаренъ многотерпніемъ, читать будешь. Сознаюсь, первый камень фантазіи положенъ въ лта самой нжной юности, послдній, съ трепетомъ, положила рука моя въ то время суроваго опыта, когда мечтанія юности и вс пламенныя стремленія жаркаго и усерднаго чувства охлаждаетъ — вопль ныншней критики. Въ пустын нашей Литературы не видимъ каравановъ, богатыхъ числомъ и внутреннимъ достоинствомъ, напротивъ, въ Мекку литературной славы надо прокрадываться и во весь путь молить Аллу, да укроетъ одинокаго путешественника отъ хищныхъ взоровъ — невоздержной критики. Знаю, что этимъ сравненіемъ даю пищу досужей острот литературныхъ наздниковъ, но что будетъ, то будетъ, а я пускаюсь въ путь и съ хладнокровіемъ ожидаю грозныхъ набговъ (1832-го г.)

——

(Отрывокъ изъ разговора, бывшаго въ 1828 году.) — Авторъ Тассъ, увнчанный Альфонсомъ, умираетъ съ небесной улыбкой на устахъ, Леонора падаетъ къ подножію возвышенія, вс прочія лица, изъ важнйшихъ, окружаютъ Тасса, образуя полную картинную группу, закрывая глаза или отирая слезы, народъ, по призыву Альфонса извлеченный собственнымъ чувствомъ горести, преклоняетъ колна, занавсъ надаетъ.— Вотъ полный планъ моей фантазіи! Нравятся ли онъ вамъ?…
NN. Не скажу. Похвалу сочтете лестью, а бранить въ глаза, согласитесь, не всякому пріятно! Одно бы только желательно мн знать: почему вы такъ жестоко нарушили Исторію?— Зачмъ ввели завязку плохую, ничтожную, тогда какъ жизнь вашего героя сама собою богата происшествіями, которыя бы кажется, удовлетворили всмъ требованіямъ новйшей драмы?!
Авторъ. Вижу, что я дурно изложилъ планъ мой въ этомъ отношеніи. Мн хочется, чтобы всякой читатель догадался, почему я фантазировалъ такъ, а не иначе! Прочтите все, что писалъ Тассъ, и что писано оТасс, сличите сказанія его историковъ,— вы сами согласитесь, что Исторія не всегда говоритъ правду, ибо для нея закрыты т тайники страстей, куда свободно, какъ подъ волшебной шляпой Тикова Фортуната, перелетаетъ фантазія Поэта.’..
NN. Вы меня переговорите, въ этомъ я не сомнваюсь. Но еще одинъ вопросъ,— не къ длу, а такъ, изъ любопытства: кому вы посвятите свою фантазію?…
Авторъ. Кому?— Тому, кто жизнь мою украситъ
Простымъ внцемъ, отъ сердца и души!
Кто въ тысячахъ моихъ стиховъ угрюмыхъ
Найдетъ одинъ, достойный похвалы,
И этотъ стихъ Въ своемъ запрячетъ сердц,
И каждый разъ, когда я встрчусь съ нимъ,
Изъ сердца онъ тотъ стихъ тихонько вынетъ,
Покажетъ мн и съ радостью примолвитъ:
и Ты написалъ, а я храню на сердц!’ —
Ему иль ей я посвящу мой трудъ!—
Да съ тмъ стихомъ какъ съ факеломъ ночнымъ,
Съ начала до конца мой трудъ проходитъ —
И если смыслъ Фантазіи проникнетъ.
Не правда ли, онъ будетъ другомъ мн,
А добрый стихъ святымъ кольцемъ союза!…

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ

Комната въ дом Корнеліи Серсале.

АНТОНІО, сынъ и ТРИ ДОЧЕРИ КОРНЕЛІИ СЕРСАЛЕ сидятъ при столик за книжками, возл сидятъ няня ихъ, БЬЯНКА.

СЫНЪ. Скажи намъ сказку, няня!
БЬЯНКА. Полно, дти!
Пора учиться, день ужъ вечеретъ,
А вы двухъ словъ еще не прочитали….
СЫНЪ. Намъ что-то весело….
БЬЯНКА. А будетъ скучно,
Какъ маменька воротится домой
И спроситъ васъ, зачмъ вы не учились?….
СЫНЪ. Тсъ! по лстницъ стучатъ…. идутъ!
БЬЯНКА. Ага!
А я вамъ говорила: ей, учитесь!

Т ЖЕ и ТАССЪ (одтый простолюдиномъ, вошедъ, останавливается у дверей).

БЬЯНКА. Кто это?…. Что теб угодно?….
ТАССЪ. Здсь-ли
Корнелія Серсале?….
БЬЯНКА. Здсь, а что?….
ТАССЪ. Мн нужно видться….
БЬЯНКА. Пошла къ вечери,
Но кончилась, я думаю, вечерня,
Сей часъ придетъ.— Ты сядь и отдохни.
ТАССЬ (садится у дверей.)
Благодарю!— Какъ тихо здсь! Какъ будто
Живутъ не въ свт! Это чьи малютки?
БЬЯНКА. Корнеліи Серсале….
ТАССЪ. Боже правый!
Она ужъ мать, и четырехъ детей,
Какъ жизнь свою, какъ радость, обнимаетъ,
А я еще на свт — сирота!
БЬЯНКА. Ты не женатъ?
ТАССЪ. Не знаю!
БЬЯНКА. Какъ не знаешь?
ТАССЪ. Ахъ! я имлъ прекрасную подругу!
Казалось мн, что я былъ съ нею связанъ
Божественнымъ какимъ-то, высшимъ бракомъ,
Вся жизнь была — торжественная свадьба!
Мы каждый день другъ друга принимали
Въ горячія объятья…. но не долго
Я тшился моимъ летучимъ счастьемъ….
БЬЯНКА. Что жъ, умерла твоя жена?
ТАССЪ. О! нтъ!
Но улетла!
БЬЯНКА. Это право чудно!
А какъ зовутъ твою подругу?
ТАССЪ. Слава!
БЬЯНКА. Такого имени я не слыхала.—
Ты врно иностранецъ?
ТАССЪ. Да! ты права!
БЬЯНКА. А изъ какой страны?
ТАССЪ. О, изъ далёкой!
Но, впрочемъ, у меня есть дв отчизны:
БЬЯНКА. Какъ дв?
ТАССЪ. Въ одной мое родилось тло,
Въ другой душа!
БЬЯНКА (отходя къ дтямъ въ смущеніи).
Что это, Боже мой?
СЫНЪ. Кто это, няня, няня!
БЬЯНКА. Сумасшедшій!
ДТИ (въ испуг прижимаясь къ Бьянк).
Ахъ! Боже мой, какъ страшно!
БЬЯНКА. Успокойтесь!
Онъ ничего не сдлаетъ худаго,
Онъ только говоритъ не то, что надо!
ТАССЪ (тихо).
Часъ слишкомъ! Нтъ сестры. Она придетъ!
Мое письмо возьметъ изъ рукъ моихъ же,
Прочтетъ его и пожалетъ Тасса!
А я, спокойно стоя у дверей,
Въ лиц ея прочту вс впечатлнья,—
Какія на нее письмо наветъ.
Вотъ и она….

Т ЖЕ и КОРНЕЛІЯ СЕРСАЛЕ.

(Тассъ подходитъ къ ней и почтительно отдаетъ письмо.)

КОРНЕЛІЯ. Письмо! И отъ кого бы?….

(Съ любопытствомъ развертываетъ письмо, читаетъ и заливается слезами, Тассъ бросается къ ней и обнимаетъ ее.)

ТАССЪ. Корнелія! Весь миръ меня оставилъ,
Я самъ себя оставилъ, но въ слезахъ
Моей сестры я снова возродился!
Я снова не одинъ на этомъ свт!
Родители, отечество, друзья,
Весь міръ, вся жизнь въ теб совокупились,
Чтобъ воскресить хладющаго Тасса!
КОРНЕЛІЯ. Мой братъ!
ТАССЪ. Не говори, не говори!
Я весь въ жару, какъ въ первый день восторга,
Которымъ жизнь меня благословила.
Дай высказаться пламенному чувству!
Но что жъ скажу? Чувствъ иного, мало словъ,
И т, какъ наше счастье, слабы, бдны!
Что нашъ языкъ?— печальный отголосокъ
Торжественнаго грома, что въ душъ
Гремитъ святымъ, какимъ-то мощнымъ звукомъ!
— Но ты молчишь? ты съ горькимъ состраданьемъ,
Какъ на безумнаго, на Тасса смотришь?
Безумный! Да!— О если бъ ты могла
Безумье то почувствовать въ себ,
Которымъ я всю жизнь мою терзался!
Вообрази блистательное солнце:
Вокругъ него чернютъ тучи, громъ
Катается въ тяжелой атмосферъ,
И солнце то,— что жаркими лучами
Моглобъ весь свтъ обрушить въ груды пепла —
Презрнныя затягиваютъ тучи!….
При всемъ желаніи благотворить
И согрвать существованье міра,—
Оно должно смотрть на разрушенье
И помощи своей подать не можетъ!
О, такъ и я, въ сообществъ людей,
Стоялъ, какъ солнце, въ мрачныхъ, черныхъ тучахъ,
Куда я лучъ любви ни посылалъ,
Какъ отъ скалы онъ быстро отражался,
И,— возвратясь ко мн,— мою же грудь
Жегъ пламенемъ позорной неудачи!
Ты не жила на свт!…. Поживешь!….
Узнаешь ты, какъ люди черны, злобны,
Какъ сердце ихъ упитано порокомъ,
Родъ человческій безплодной нивъ
Подобенъ. Иногда на ней цвтутъ
Цвты, но никогда плоды не зрютъ!….
КОРНЕЛІЯ. О перестань! сядь лучше, отдохни!
Ты такъ усталъ, измучился дорогой! (Садятся.)
ТАССЪ. Дорогой?— Нтъ!— Отъ жизни я усталъ,
Измучился отъ славы и безславья,
Которыми меня покрыли люди!
Не слышала ты повсти моей?….
Я разскажу….
КОРНЕЛІЯ. Пусть посл, а теперь
Ты отдохни!…. Ты врно ничего
Не лъ еще сегодня. Бьянка! Что ты
Какъ не своя, пора готовить ужинъ,
А ты стоишь, какъ Римская статуя!
Возьми дтей!
СЫНЪ. Позвольте намъ остаться
Намъ слушать хочется, какъ дядя сказку
Свою разскажетъ….
КОРНЕЛІЯ. Нтъ! возьми ихъ, Бьянка!

ТАССЬ и КОРНЕЛІЯ.

ТАССЪ. Не безпокой, сестра, своихъ домашнихъ
Ради меня, я сытъ прошедшимъ горемъ
И настоящимъ счастіемъ свиданья!
Корнелія! Я пресыщался въ мір
Богатыми и пышными пирами,
Блестящія одежды, золотыя,
Меня не согрвали, я озябъ
Отъ дкой стужи свта, а сегодня
Въ твоихъ объятіяхъ я отогрлся,
Насытился твоимъ прекраснымъ видомъ.—
Корнелія! ты ангелъ на земли!
Теперь я чувствую, что слава — глупость,
Что тихій день семейственнаго счастья
Пріятне рукоплесканій свта,
И доле, чмъ вкъ неврной славы!
КОРНЕЛЯ. Ты забывалъ меня, и почему
Ты не писалъ ко мн….
ТАССЪ. О! въ этомъ свт
И самъ себя безъ умысла забудешь!
Сначала все кипитъ въ угодность нашу….
За мелкое добро — вс превозносятъ,
А за великое — питаютъ злобу…
Тотъ согршилъ, кто смлъ передъ людьми
Возвыситься необычайнымъ дломъ!
— И кажется, что въ этомъ мелкомъ мір
Одинъ порокъ блаженствуетъ вполн.
О еслибъ ты могла взглянуть на свтъ!
Чего тамъ нтъ? Умъ, глупость въ тсной дружб,
Тщеславіе подъ маской доброты,—
А хвастовство подъ видомъ состраданья!
Любовь въ словахъ, злость въ сердц, въ злат разумъ!—
О! страшенъ свтъ, Корнелія молись,
Чтобъ не далъ Богъ теб — его увидть?
КОРНЕЛІЯ. Я ужъ жила лтъ тридцать, слава Богу!
Видала свтъ и полюбила свтъ!
А если бъ мужъ мой жилъ еще, тогда бы
Я находила счастье только въ свт.
Какъ не любить людей спокойныхъ, добрыхъ,
Когда Христосъ веллъ любить враговъ?
ТАССЪ. Нося въ груди чувствительное сердце,
Я каждый день съ слезами на очахъ
Молилъ Творца, Пречистую Марію,
Чтобы терпнія мн больше дали,
А у меня росла нетерпливость —
И горесть. Я просилъ, чтобы несчастья
Смягчилъ Господь, а Онъ ихъ умножалъ,
И съ каждымъ днемъ я больше былъ несчастенъ.
Я умолялъ, чтобъ даръ волшебныхъ псень
Былъ отнятъ у меня,— мн въ облегченье,—
А Богъ послалъ безумье на меня….
И я позналъ, что я противенъ Богу,
Что на моихъ устахъ молитвы нмы,
Что идолъ славы свтской — врагъ небесной!
Что мн не рай, а жаркій адъ назначенъ!
И мн любить людей, когда они
Всего меня лишили — даже права
Питать надежду!… Мн любить людей!!
Погибни родъ преступнаго Адама!
Онъ первый согршилъ, и всхъ людей
Опоясалъ способностью гршить….
И люди т, въ порокахъ утопая,
Боятся добродтельнаго видть,
Вс хитрости употребить готовы,
Чтобъ только и его грху подвергнуть….
КОРНЕЛЯ. Безбожныя, Торкватъ, питаешь мысля,
И Богъ- тебя достойно наказуетъ:
Не можетъ быть, чтобъ только злые люди
Тебя ввели въ такое заблужденье!
Молись, Торкватъ, но съ терпливой врой,
Съ раскаяньемъ, и Богъ теб услышитъ!
А люди столько зла не въ силахъ сдлать,
Чтобы кого лишить любви и вры!—
ТАССЪ. Корнелія! Не знаешь ты меня!
Моей судьбы, коварной и притворной,
Не знаешь ты! Двнадцать лтъ мн было,
Когда съ тобой и съ матерью моей
Я разлучился и къ отцу похалъ!
Отецъ былъ въ Римъ. Я пріхалъ утромъ.
Въ сіяніи торжественнаго солнца,
Казалось, Римъ горлъ лучами славы,
Казалось мн: пророчествомъ какимъ-то
Привтствовалъ меня великій городъ!
Недли я не прожилъ у отца,
Какъ вдругъ письмо пришло къ намъ роковое,
Что я уже безъ матери на свт!
За днями дни текли чредой обычной.
И наша грусть стихала по немногу,
Сначала мысль объ ней сливалась съ горемъ,
Потомъ съ надеждой, наконецъ съ молитвой….
Но вдругъ судьба опять на насъ возстала,
Свирпый Карлъ, разгнванный на Папу,
Веллъ на Римъ итти Герцогу Альб.
Ужъ въ Остіи толпилися Имперцы,
Ихъ крики доходили въ Римъ. Родитель
Хотлъ бжать, онъ зналъ, что Императоръ
Несчастнаго накажетъ грозной смертью,
Но обо мн родитель больше думалъ,
Чмъ о себ, и, въ ночь, какъ страшный Альба
Готовился на приступъ, онъ меня
Отправилъ въ древній, мрачный замокъ Тассовъ!
Не буду говорить, какъ долго я
Учился…. О.! теперь мн только жалко,
Что я всю жизнь на книгахъ основалъ,
Теперь ужъ мн понятно, почему
Ученые такъ мрачны и печальны!
А прежде — я ученіе считалъ
Великимъ благомъ! Надъ Платономъ часто
Я ночи проводилъ безъ сна, въ забвеньи
Распутывалъ глубокія идеи
И новый міръ на старомъ воздвигалъ!
О, я постигъ всю мудрость человка,
— Мечталось мн — и тайну бытія
Я подсмотрлъ. Теперь я буду счастливъ,
Я знаю все, что было, есть и будетъ,
Я разгадалъ людей, ихъ умъ, ихъ страсти,
Я буду жить и весело и мирно
Подъ куполомъ небесъ я славы!— Что же?’
Надъ книгой было хорошо (съ горькой улыбкой), а въ жизни?!….

(Посл нкотораго молчанія).

Какъ часто я смялся поселянамъ,
Которые, воздлывая землю,
Не думали, что былъ Гомеръ на свт,
И бдной пснью — бдность запвали!
Не зная о Философахъ я книгахъ,
Царю Царей молились такъ усердно,
И счастіе ихъ свыше осняло….
Дивился я, никакъ не постигалъ:
Какъ могутъ быть они счастливы? Горько
Меня суровый опытъ разуврилъ!
Я встртилъ тхъ же поселянъ — на пол,
Съ тмъ самымъ счастіемъ,— а я,
Прославленный, превознесенный, гордый,—
Убитъ, несчастенъ, презрнъ и униженъ….
КОРНЕЛІЯ. Стыдись, Торкватъ….
ТАССЪ. Стыжусь, сестра, стыжусь,
Что я давнымъ давно не бросилъ свта
И отъ людей не спрятался въ пустын,
Въ какомъ нибудь лсу, но дай мн кончить.
По долгихъ бдствіяхъ, отецъ и я
Въ Венецію пришли, тамъ нашъ родитель
Хотлъ издать Поэму: Амадисъ,
И мн веллъ ее переписать.
Я переписывалъ его творенье,
Но съ жаркими слезами сожалнья,
Что не могу и самъ я сочетать
Такихъ стиховъ.— Однажды я писалъ,
Кань вдругъ перо въ руки остановилось,
Кровь вспыхнула, дыханіе стснилось,
Въ моихъ глазахъ и блескъ и темнота,
И чудная какая-то мечта
Пролилась въ грудь, незримый, горній геній
Обвилъ чело перуномъ вдохновеній,
И радостно горящая рука
Вдругъ излила два первые стиха
Еще…. и потекли четой согласной,
Съ какой-то музыкой живой, прекрасной,
Кудрявые и сладкіе стихи.
Они текли, — чмъ больше я писалъ,
Тмъ больше я счастливцемъ становился.
Корнелія! обыкновенно люди
Поэзію зовутъ пустой мечтой,
Пустыхъ головъ ребяческой горячкой.
Но какъ же пустъ, бездушенъ человкъ,
Когда онъ самъ, рукою дерзновенной
Отводитъ чашу чистыхъ наслажденій!
Онъ говоритъ: Поэзія мечта
И дльному занятію мшаетъ!
Но что же дльнаго и въ жизни цлой?
Что жизнь сама?— Безсонница страстей!
Не лучше ли,— чтобы заснуть спокойно
И утонуть въ пріятныхъ сновидньяхъ,—
Не лучше ли, я говорю, сдружиться
Съ единственнымъ прекраснымъ на земл,
Которое душъ нашихъ не погубитъ,
Не обольститъ, коварно не обманетъ?
Поэзія есть благовстъ святой
О неизвстной, вчной красот!
И колокольный звонъ — бездушный звукъ,
Но какъ онъ святъ и важенъ для того,
Кто любить въ храм совершать молитвы!
Не онъ ли намъ о Неб говоритъ?
Не онъ ли намъ про адъ напоминаетъ?
И колоколъ,— вещественный языкъ
Каръ безконечныхъ, безконечныхъ благъ
Иному другъ, иному тяжкій врагъ!
Не то ли и Поэзія святая?—
За что жъ она недльное на свт!
Я не могу неблагодарнымъ быть,
Поэзія жизнь создала мою,
Украсила мой голосъ сладкимъ звукомъ,
Умъ — мыслію, достойной человка,
Но счастіе мое — внцемъ терновымъ!
Я дорого купилъ земную славу!
Въ несчастіяхъ меня то утшало,
Что лучшія настанутъ поколнья,
И жизнь и умъ наукой ‘обновятъ,
И я тогда возстану между ними,
И мертвымъ языкомъ моихъ твореній
Пересоздамъ ихъ въ добрыхъ, благородныхъ!
О радостно съ цвтовъ воображенья
Сбирать питательный, душистый медъ,
Чтобъ жизнь земныхъ младенцевъ услаждать!
КОРНЕЛІЯ. Братъ дорогой! Какъ слпо вришь ты
Пустымъ мечтамъ! Есть лучшія мечты…
Любовь
ТАССЪ (вскакиваетъ). Любовь, Корнеля, любовь!!…
О! я любилъ, но, въ глупомъ ослпленьи,
Считалъ любовь ребяческой игрушкой,
Забавой для очей, а не для сердца.
Я не хотлъ души обезобразить
Какимъ нибудь тлеснымъ, низкимъ чувствомъ!—
Корнелія, ты одного любила
Ты, можетъ быть, обыкновеннымъ сердцемъ,
Обыкновенной страстію закидала,
Влюбилась жъ нгу жаркихъ наслажденій,
И счастлива? Твой подвигъ совершенъ,
Ты наслаждаешься теперь плодами
Минувшей сладкой страсти…. Такъ? А я
Влюбился, какъ дитя, въ прелестный образъ
Двухъ демоновъ, подъ ангельской одеждой!
КОРНЕЛІЯ. Какъ, ты влюбился не въ одну?
ТАССЪ. Смшно?
Платонъ тогда лишилъ меня разсудка!
Казалось мн, что долженъ я любить
Не дву самую, а прелесть двы!
И я, какъ предъ картинами художникъ,
Пилъ жадными очами наслажденье
Въ очахъ Лукреціи и Леоноры!
Торжественно свершались чудеса
Въ моей душ преображенной, страсти
Сначала улеглись спокойнымъ моремъ,
Казалось мн, что никогда ихъ буря
Души не потревожить. 6, напрасно!…
Когда въ груди жаръ первыхъ впечатлній
Охолодлъ отъ частаго свиданья,
Когда, въ земную прелесть ихъ вглядвшись,
Я въ нихъ узналъ обыкновенныхъ женщина,
То и во мн проснулся человка,
Но человкъ съ ужасными страстьми,
Съ земнымъ умомъ, съ надеждами земными!
Какъ бшено во мн кипла кровь
И сердце, жадное земныхъ восторговъ,
Рвалось…. А умъ давалъ ему совты,
Холодные, разумные совты!
Хотлось мн любить какъ человку,
И чудомъ быть безумному хотлось!
О робкій умъ! О гордый умъ! зачмъ ты
Жаръ счастія такъ злобно охлаждаешь?
На что же созданъ человкъ? На горе?…
Сомнительно! Есть блага на земл,
Для избранныхъ назначенныя Небомъ,
Но кто же избранный на эти блага?…
КОРНЕЛІЯ. Такъ ты любилъ?
ТАССЪ. И какъ еще любилъ!
Лукреція! дни быстро льются въ вчность,
День это дня становится мн хуже!
Но если вдругъ воспоминаньемъ сладкимъ
Осиротвшій духъ мой постится,
Я снова живъ и снова я въ Пезаро!
Твоихъ очей, брильянтовыхъ очей
Чудесный блескъ, и музыка рчей,
И пламенныхъ и умныхъ и высокихъ,
И буря чувствъ и страстныхъ и глубокихъ,
Стихія та, изъ коей ты одна
Такъ, сладостно, роскошно создана,—
Все, все во мн, какъ нкій рай сердечный
Гд въ первый разъ, спокойный и безпечный,
Я жизнь вкусилъ и жизнь похоронилъ!
Корнелія! не знаешь ты ея!
Бывало день откроетъ только очи
И двственнымъ румянцемъ загорится,
Я ужъ въ саду Дворца Кастель-Дуранте!
И выглянетъ она черезъ окошко
Прекрасная, какъ Итальянскій день,
И зазоветъ меня къ себ. О случай!
Какъ часто ты сердца удачно сводишь,
Какъ часто ихъ разводишь неудачно!
А мужъ ея, былъ мужъ обыкновенный,
Пустой и хладнокровный, онъ смотрлъ
На дивное созданье красоты,
Какъ на простую принадлежность дома,
Гд всякій Князь имть хозяйку долженъ!
Сестра ея младая Леонора,
Еще прекрасне была, въ очахъ
Сіяло небо чистаго покоя,
Всегда скромна, всегда горда, важна,
Она цвла, какъ нкая богиня
И, какъ зари румяной — первый блескъ,
Поэту день прекрасный общала,
Но гд же ты, обтованный день?
Гд сладкія грядущаго надежды?
Повялъ втръ и облака нанесъ
На свтлое моихъ гаданій небо!
И облака сгустились, мощный духъ
Перуномъ ихъ воспламенилъ ужаснымъ,
И небо то и съ тучами и съ громомъ,
На голову безумнаго пвца
Упало!….
Но полно! Судъ свершенъ, небесный пламень
Въ обыкновенный пламень обратился,
А онъ не такъ опасенъ, можно снесть
Его безсильный и покойный жаръ.
Корнелія! не вспоминай мн бол
О радостяхъ и горестяхъ прошедшихъ
И радости мои ужаснй горя,
Что-жъ горе самое?
КОРНЕЛІЯ. Я ужъ давно
Прервать хотла разговоръ столь тяжкій!
Скажи мн лучше, что теперь ты пишешь?
ТАССЪ. Теперь не до того! Болзнь и горе
Мн изсушили цвтъ воображенья,
Все, что теперь ни силюсь я создать,
Нестройный видъ какой-то принимаетъ.
И совстно передъ самимъ собой,
Что обстоятельства пустаго свта
Такъ сильны надо мной! Пусть говорятъ,
Что цпь пустыхъ, неважныхъ обстоятельствъ
Поэта не опутаетъ. Неправда!
Отъ случая зависитъ часто радость,
И горе, и любовь, и даже геній!
Какъ часто мысль прекрасную найдешь,
И съ гордостью находку сохраняешь,
А случай мысль прекрасную украдетъ
Изъ зависти и броситъ въ ту пучину,
Гд ничему не будетъ воскресенья!
Какъ часто: вотъ ужъ создалась картина
Великая, изящная, живая,
А случай принесетъ пустаго шута,
Начнетъ болтать, вниманье развлечетъ
И глупостей обильная рка
Забрызгаетъ великую картину!
И силишся ее припомнить, поздно!
Она представится воображенью
Въ позорныхъ пятнахъ! Если бъ было можно
Ее омыть, но кто омоетъ умъ.
Отъ грязныхъ впечатлній обстоятельствъ?
КОРН. Скажи, Торкватъ, зачмъ въ такой одежд
Приходишь ты въ родимое Соренто?
ТАССЪ. Зачмъ орелъ скрывается въ пустын?—
— Сестра, сестра! о если-бъ знала ты,
Какъ бшено Торквата гонитъ жребій!
Альфонсъ изгналъ, возненавидлъ онъ
Поэта гласъ, боготворившій Бога!
Любви его не понимаете Герцогъ
И ненависти, ненависти жаждетъ…
А тамъ враги, совсмъ другаго рода
Ославили безбожникомъ Поэта,
За то, что онъ чистосердечной лирой
Святую пснь гремть не убоялся!
И вотъ везд,— куда ни обращу
Унылый взоръ,— мн нтъ гостепріимства!
Завистливо коварство примчаетъ
Мои шаги и смерти Тасса жаждетъ!
Италія совокупила ковы
И весь народъ въ тснйшемъ заговоръ
На мой покой-, на честь и на свободу.
И что-жъ? Кругомъ я слышу: Тассъ безбожникъ,
Тассъ еретикъ!… Сначала,— и донын
Въ народ слухъ живетъ, что я волшебникъ!
Что сладкій стихъ Торквата — хитрость ада!
И мало-ли другихъ ужасныхъ слуховъ?!
Напрасно я въ торжественномъ соборъ,
Въ Болоніи, въ лиц духовниковъ,
Смиренно заблужденья исповдалъ,
Напрасно я, въ очахъ безумной черни,
Молился и добро творилъ! Напрасно!
У зависти нтъ ни очей, ни слуха…
Да будетъ проклятъ Тассъ!— везд гремло:
Да поразитъ его небесный гнвъ!—
И можно ли мн врить въ безопасность!
КОРН. О милый братъ! ты весь въ однхъ мечтахъ!
Безумный не боялся-бъ этихъ слуховъ,
А при твоемъ ум легко постигнуть,
Что это зависть по угламъ шипитъ
И ядъ ея до Тасса не достигнетъ!
ТАССЪ. Уже достигъ! Ей удалось меня
Съ ума свести. Находитъ часъ такой,
Что мысли вс мшаются, кружатся.
Сквозь помшательство и чувствъ и мыслей,
Мн чудятся: Альфонсъ, Елеонора,
Лукреція, злоди, обвиненья,
Густая чернь и громкій крикъ: безбожникъ,
Волшебникъ, еретикъ!! Все это — Тассъ,
Пвецъ Іерусалима!— Боже правый!
Вотъ мой Внецъ! Уже по всей Европ
Растетъ молва, что обезумлъ я,
Что проклятъ я, что я злодй, преступникъ!
И если ты, сестра, еще чиста,
Когда тебя не подкупила зависть… (берете ея руку).
Храни меня! не выдавай злодямъ!
Везд куютъ оковы для Торквата,
Везд тюрьма открыта для меня,
Проклятіе какое-то я слышу
И дикій смхъ завистниковъ Поэта!!

ТЖЕ и ДИРАГО.

КОРНЕЛІЯ. Дираго, здравствуйте! (Тассу) Вотъ мой старинный
Сосдъ и другъ!… (Дираго) Что такъ печальны вы?
ДИРАГО. Не всё же веселиться!…
КОРНЕЛІЯ. Италіянцу
Печалиться и плакать не прилично!
ДИРАГО. Не плачу я, и плакать не умю,
А такъ сгрустнулось!…
КОРНЕЛІЯ. Что же? Вс ли дома
У васъ здоровы?
ДИРАГО. Слава Богу! Вс!
Моя жена велла поклониться.
Ну, а у васъ?…
КОРНЕЛІЯ. Благодаренье Небу!
Антоніо ужъ началъ поправляться,
А дочери уже давно здоровы….
Что новаго?
ДИРАГО. Соренто наше глухо,
И глупо! Ничего въ немъ не узнаешь!
Но вотъ письмо я получилъ сегодня.
КОРНЕЛІЯ. Откуда?
ДИРАГО. Изъ Феррары!…
ТАССЪ, (со живостью).
Что жъ вамъ пишутъ?
ДИР:Вотъ, что Альфонсъ вступаетъ въ славный бракъ
Съ Принцессой Мантуанской Маргеритой,
Что при двора теперь приготовленья,
Отдлываютъ комнаты прекрасно,
Что собрались Поэты, музыканты,
Ваятели и Живописцы свта
Чтобъ празднество Альфонсово украсить!
Другая новость очень непріятна!
Скрывать отъ васъ я не считаю нужнымъ,
Но, Бога ради, не тревожьтесь! Время
Исправитъ все….
КОРНЕЛІЯ, (съ нетерпніемъ). Скажите поскоре!…
ДИР: Ахъ!… Братецъ вашъ Торквато поминался,
Влюбился въ Герцогиню Леонору,
Съ ней тайно объяснился и — ушелъ!
Но велно везд его искать….
ТАССЪ (въ припадк сумасшествія.)
А! заговоръ!… Мн здсь не безопасно!…
Корнелія и дти въ заговоръ!…
Какъ онъ узналъ, что я пришелъ въ Соренто?…
И не она-ль сама послала ихъ
Увдомить коварнаго сосда?
Вся кара для меня была изгнанье,
Но вотъ теперь одумались злоди,
И жизни бдной ищутъ!…. Не удастся!
КОРНЕЛІЯ (съ безпокойствомъ подходя къ Тассу).
Братъ дорогой! (Ахъ! что мн Длать съ нимъ)?
Мой милый братъ! ты кажется, встревоженъ!
ТАССЪ (въ томъ же состояніи).
Ни мало! (Да! я точно помшался!
Хочу сказать одно, а говорю
Совсмъ другое).
КОРНЕЛІЯ. (Какъ я виновата!
Дираго не сказала, кто онъ). Милый,
Любезный брать.
ТАССЪ (вырываясь изъ рукъ Корнеліи). Да полно проклинать!
Подслушивать, сосдъ и другъ, нечестно!
Какъ изъ стей мн выйти? Голова
Моя кружится! До чего я дожилъ!
Какъ мн уйти?… Пойдемъ, Альфонсъ, пойдемъ!

(Встрчая ДИРАГО.)

Разбойникъ, трепещи Торквата Тасса!
Не смй ни шагу сдлать (онъ трусливъ,
А я уйду)!) Прощайте, доброй ночи!
Корнелія! Весь заговоръ вашъ воздухъ!…

(Поспшно уходитъ.)

Корнелія (также поспшно за нимъ слдуетъ). Торкватъ! Мой братъ!
ДИРАГО (медленно уходя въ размышленіи). Онъ въ правду помшался.
ВеликійТассъ!…Чмъ больше умъ, тмъ хуже!…

Темнетъ.

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Дорога въ Портичи, вдали видео море, къ сверо-западу — Везувій, надъ коимъ горитъ слабое пламя.

ТАССЪ одинъ, вышелъ за дорогу, останавливается. Ночь.

Темно, какъ въ. сердце женщины. Давно
Корнелія ужъ спитъ и обо мн
Не мыслитъ. Пусть не мыслитъ. Слава Богу!
Я вырвался изъ родственныхъ объятій,
Простертыхъ на коварную погибель,
Свободенъ, но куда теперь итти?
Вотъ море, чудное, какъ мысль Поэта,
Какъ мысль Поэта необъятно!… Тихо
Оно лежитъ въ обширной колыбели!
Съ какимъ смиреніемъ, на персяхъ ясныхъ,
Оно дтей земли коварной носитъ!…
И тамъ,— гд самый умъ бы утонулъ
Въ безбрежности, для мысли недоступной,—
Тамъ ноги слабыя созданій слабыхъ
Безвредно ходятъ.— Все для человка,
Великое покорно человку,
Прекрасное покорно человку,—
Чему же самъ покоренъ человкъ??…

(Вздохнувъ, продолжаетъ итти…. увидвъ Везувій, останавливается).

А тамъ другой естественный Поэт!
Онъ и въ ночи своимъ огнемъ пылаетъ
И далеко его внецъ горитъ.
Кто раскалилъ въ немъ каменное сердце
И желчь свою излить за міра заставить?
Не люди ли, усвшись близъ него,
Ужасными дяньями своими
Въ немъ адское зажгли негодованье?
Не Богъ ли самъ хотлъ представить людямъ
Того огня малйшую картину,
Который ихъ пожретъ за ихъ злодйства?
Напрасно все! Безсмысленныя дти,
Они умомъ толкуютъ Божій гнвъ….

ТАССЪ и ТОЛПА НИЩИХЪ которые, увидвъ Тасса, окружаютъ его.

ПЕРВЫЙ НИЩІЙ. Ради Спасителя,
Господа Бога,
Дайте несчастному!
ВТОРОЙ. Ради Пречистыя
Двы Маріи,
Дайте на хлбъ!
ТРЕТІЙ. Ради Апостоловъ!
ЧЕТВЕРТЫЙ. Ради святаго Антонія!
ПЯТЫЙ. Ради Святаго Бернарда!
ШЕСТОЙ. Ради Святаго Онуфрія!
ТАССЪ. Друзья! къ чему вамъ всуе призывать
Святыя имена? Побойтесь Бога!
Вамъ деньги надобны?— Вотъ десять скуди….
Я больше не имю.
НИЩІЙ. (въ сторону).
Десять скуди!
ТАССЪ. Скажете мн, зачмъ въ такую ночь
Вы ходите толпами?
НИЩІЕ. Десять скуди?
ТАССЪ. Скажите мн, зачмъ не спите вы,
Когда вс спятъ?
ПЕРВЫЙ НИЩІЙ. Полъ-скуди мн!
ВТОРОЙ. Мн цлую.
СТАРИКЪ. За что?
ВТОРОЙ. Я далъ совтъ!
Пойти по этой счастливой дорог.—
СТАРИКЪ. И безъ тебя?… Да что тутъ толковать?
Насъ двадцать, всякому изъ насъ полъ-скуди.

Къ Тассу.

Вы что-то говорили?
ТАССЪ. Да, мой другъ!
Я спрашивалъ, зачмъ не спите вы,
Когда вс спятъ?
СТАРИКЪ. Несчастіе не спитъ,
А мы его родныя дти. Горе
Знать, никогда вамъ не было извстно.
Когда же лучше плакать, какъ не ночью?
Мы ночью горькихъ слезъ своихъ не видимъ,
А днемъ не только видимъ ихъ, но слышимъ,
Въ несчастій безчувственныя вещи
Жизнь и языкъ ужасный принимаютъ,
И мсто то, гд горькая слеза
Отъ полноты страданія упала,—
Собой всегда воспоминанье будитъ,
Которое ужасне несчастья.—
Днемъ нкому поврить ничего,
Весь свтъ въ рукахъ пустаго человка,
А ночью тихая природа, молча,
Не прерывая, слушаетъ страдальца,
И тайнъ его не обнаружитъ дерзко,
А сохранитъ въ своемъ священномъ сердц
И мрачность ихъ своимъ умножитъ мракомъ. —
ТАССЪ. Но кто васъ ввелъ въ такую бдность?
СТАРИКЪ. Кто?
Несчастія.—
ТАССЪ. Какія?—
СТАРИКЪ. Мало ль ихъ?—
Меня жена на свтъ съ сумой пустила,
Тому наскучила работа, свтъ,
Тому науки, всякъ свое иметъ.
ТАССЪ. Не поникаю.
СТАРИКЪ. Мало ли чего
Не понимаемъ мы, что есть на свт:
Однако жъ есть….
ТАССЪ. Но какъ могли науки
Наскучить?
СТАРИКЪ. Какъ? Что лучше нашей жизни?
А мало ли самоубійцъ на свт?—
ТАССЪ. Ты, кажется, ученъ?
СТАРИКЪ. Ученъ, и очень!
ТАССЪ. Но кто жъ учитель твой?
СТАРИКЪ. Жена и горе.—
Они то научили здраво мыслить: —
Вотъ вся моя наука.
ТАССЪ. Ты несчастливъ,
Однако жъ веселъ.—
СТАРИКЪ. Слезы не поправятъ
Моей судьбы, когда была надежда,
Тогда еще и слезы были сладки,
Теперь он и горьки и напрасны,
А горечи у насъ и такъ довольно.
Но, добрый человкъ, не вкъ быть съ вами,
Не худо бы намъ помнить ваше имя.
ТАССЪ. Къ чему вамъ имя селянина?
СТАРИКЪ. Правда,
Вы селянинъ, однако же по деньгамъ,
По разговорамъ, вы не селянинъ
ТАССЪ Какъ? десять скуди?…
СТАРИКЪ. Страшное богатство
Для селянина. Въ цломъ Королевств
Народъ бдне насъ, а что же мы?…
Скажите ваше имя….
ТАССЪ. Безполезно
Вамъ знать его.— Я самъ забыть стараюсь
Мое несчастное названье.
СТАРИКЪ. Боже!
И Вы несчастны? Въ сонм человковъ
Я вижу нтъ ни счастья, ни несчастья:
Богатые свой жребій проклинайт,
Мы говоримъ, что счастіе въ богатств!
ТАССЪ. Увы! Старикъ, ты правъ. Для человка
Ни бдствія, ни счастья нтъ въ природ.
Изъ страсти въ страсть, въ желанье изъ желанья
Перебгаетъ сердце человка!
Вс, вс живутъ желаніемъ инаго,
Вс ищутъ милости слпой Фортуны,
Которая имъ слпо даровала
И славу и богатство. Даже вы,
Вы, безъ надеждъ, безъ притязаній гордыхъ,
Вы мучитесь о будущемъ и прошломъ,
А настоящее для васъ ужасно!
СТАР. Нтъ! не совсмъ. Мы стали хладнокровны
Къ грядущему, а прошлое забыли,
И сдлалось для насъ все настоящимъ.
Въ насъ чадъ прошелъ отъ упоеній свта,
Нашъ умъ очистится отъ горькихъ бдствій
Окаменилось сердце отъ страданій,
И мы теперь несчастье понимаемъ,
Но чувствовать его ужъ не умемъ.
И, слава Богу! гордыя надежды
Насъ не волнуютъ, мы безъ притязаній,
Мы безъ страстей. У насъ одна потребность
Жить какъ нибудь, и въ нагот своей
Мы счастливы, свободны, веселы.
Когда кто дастъ, рукой благочестивой,
Намъ хлбъ насущный,— мы довольны. Снова
Мы жизнь живемъ, по улицамъ кочуя,
Иль по большимъ дорогамъ. За обдомъ
Объ ужин не мыслимъ. Богъ питаетъ,
Какъ птицъ небесныхъ, наше поколнье:
И потому, какъ птицы, мы легки,
Какъ птицы, мы поемъ и веселимся,
И если намъ одно наскучитъ мсто,—
Какъ птицы, мы въ другое улетаемъ.
И вы, когда вамъ надоло горе,
Когда очарованье то, что жизнью
Не точно называемъ, объяснилось,
Когда воздушныя надежды ваши
Разбились о желзный жребій, бросьте
Коварный міръ, съ его коварнымъ блескомъ.
Пристаньте къ намъ и вы найдете то,
Чего всю жизнь такъ суетно искали!
ТАССЪ. Твои слова, несчастный, ядовиты.
Ты разгадалъ мои страданья. Правда,
Міръ опустлъ для сердца моего,
Разрушились вс пышныя надежды,
Родство, любовь, обязанности жизни,
Жизнь самая — теперь мн стали тяжки.
Но не могу, безъ ужаса, подумать,
Что руку нищую простертъ я долженъ
Передъ людьми, которыхъ ненавижу!
СТАР. Нтъ, добрый человкъ, останьтесь въ свт!
Вы, можетъ быть, еще найдете счастье,
Вы, можетъ быть, великими длами
Для человчества найдете пользу.
О! къ людямъ ненависть есть состраданье
Къ ихъ жребію и горестнымъ недугамъ.
Я былъ когда-то не простымъ бродягой,
Но человкомъ съ саномъ, съ воспитаньемъ.
Я жилъ съ людьми, но ненавидлъ ихъ —
И понималъ ихъ недостатки. Сколько
Старался я исправить ихъ, и часто,
Не хвастаюсь, мн удавалось, долго
Я помогалъ имъ златомъ и совтомъ,
Но наконецъ я самъ всего лишился.
И если сожалю о прошедшемъ,
Такъ только потому, что не могу
Я больше помогать несчастнымъ людямъ.
ТАССЪ. День занялся. Какъ скоро ночь прошла.
Куда итти?… Старикъ, скажи, куда
Ведетъ дорога?
СТАРИКЪ. Въ Портичи!
ТАССЪ. Прощайте!
СТАРИКЪ. Пора и намъ. Одной дорогой съ вами…
ТАССЪ. А вы куда?
СТАРИКЪ. О намъ еще далеко,
Намъ десять дней пути.
ТАССЪ. Куда же это?
СТАРИКЪ. Въ Феррару, на Альфонсову женитьбу!
ТАССЪ. (хватая старта за руку).
Друзья, я вашъ! Пусть онъ меня увидитъ
Подъ рубищемъ, съ простертыми руками
Для подаянья! Боже всемогущій!
Благослови мой промыслъ новый, горькій, —
Какъ ты благословлялъ мой сладкій промыслъ!

АКТЪ ВТОРОЙ.

ФЕРРАРА.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Комната въ отдленіи Герцогини Урбинской.

ЛУКРЕЦІЯ сидитъ, ДЖУЛІО ГАСКАНО входитъ.

ЛУКР: Какъ? Джуліо? Въ такой нежданый часъ,
Когда дворецъ въ движеньи, въ торжествъ,
Вы оставляете толпу придворныхъ,
Чтобъ услаждать меня своей бесдой?!….
ДЖУЛІО. Что мн толпа, когда во всей толп
Нтъ ни одной души, а Герцогиня
Съ божественной душой, съ прекраснымъ сердцемъ!
ЛУКРЕЦІЯ. Что слышно во дворц?
джуліо. Спросите лучше:
Чего не слышно? Каждый говоритъ
О радости, съ какой встрчаетъ свадьбу
Великодушнаго Альфонса. Герцогъ
Дйствительно великодушенъ очень,
Онъ слушаетъ и вритъ терпливо
Разсказамъ льстивыхъ царедворцевъ. Правда,
Не врить какъ тому, что намъ пріятно?—
И какъ они забавны, эти люди!
Одинъ меня утшилъ живописецъ,
Который говорилъ, что онъ никакъ
Не можетъ снять портрета съ Маргериты,
Неправильность, безжизненность лица
Въ его рук удерживали кисть….
Теперь же говоритъ, что отъ того
Не могъ онъ снять портрета съ Маргериты,
Что красота Альфонсовой невсты
Для самой лучшей кисти недоступна.
Вс говорятъ, вс льстятъ, вс хвалятъ, славятъ,
А ни одинъ не скажетъ слова правды.
Въ Феррар былъ единый человкъ,
Который могъ украсить этотъ праздникъ,—
И искреннимъ, неподкупнымъ восторгомъ
Хаосъ похвалъ презрнныхъ заглушитъ,
И пснями прекрасными своими
Торжественне сдлать торжество.

(Лукреція снимаетъ съ рука кольцо и разсянно его оборачиваетъ.)

Т милости, какими я осыпанъ
Отъ вашей Свтлости, даютъ мн смлость
Просить Васъ о предстательств за Тасса.
ЛУК: Я слышала.ю. выбыли… съ нимъ… не въ дружб…
ДЖУЛІО. Таковъ законъ позорной клеветы,
Таковъ законъ посредственности низкой,
Чтобы взаимной ссорой тхъ унизить,
Которые возвысились надъ ними
Прекрасными и чистыми длами.—
Нтъ, я всегда въ душъ любилъ Торквата,
И въ т часы, когда затихнуть страсти,
Разоблачатся очи отъ земнаго,
Я называлъ любимымъ, старшимъ братомъ
Великаго Торквата…. Въ т часы,
Мн самому, казалось, было лучше,
Въ моихъ твореньяхъ больше видлъ славы,
Что есть кому ихъ оцнить достойно
И грудь моя надеждой трепетала,
Что, можетъ быть, великій Тассъ, читая
Мои творенья, тихо, про себя
Похвалить стихъ иной, иное слово,—
И съ радостью запечатлетъ ихъ
Въ великомъ сердц…. Если Ваша Свтлость
Позволили мн столько говорить
О собственныхъ невольныхъ ощущеньяхъ,—
Позвольте мн изобразить восторгъ,
Который вся Италія питаетъ….
ЛУКРЕЦІЯ (встаетъ).
Мн это все извстно, но къ несчастью,
Я при дворъ теперь такъ мало значу,
Что вс мои старанія — ничтожны!
ДЖУЛІО. Я Герцогу не разъ ужъ говорилъ,
Но онъ всегда откладывалъ на
Я говорилъ не разъ его любимцамъ,
Въ отвть одн насмшки только слышалъ.—
ЛУКР. Торкватъ самъ виноватъ, онъ обижалъ….
ДЖУЛІО (съ живостью).
Но можно ли такихъ людей обидть?….
ЛУКРЕЦІЯ. Скоре, нежели кого другаго….
ДЖУЛІО. Я тщетно Вашу Свтлость безпокоилъ,
Я думалъ, что въ такой душ прекрасной
Воспоминанія не мрутъ такъ скоро,
Воображалъ, что имя нашей славы,
Которое Феррару освтило
Безсмертнымъ блескомъ — для Феррары свято,
Что человкъ, испившій столько горя,
Въ день радости, на радость возвратится,
Но въ первый разъ я горько обманулся.
И мн, быть можетъ, рокъ готовитъ то же,
Благой совть въ примр подаетъ,
И говоритъ: не совершайте жертвъ,
Напрасно юной жизни не губите!
Въ замну благъ, общанныхъ столь щедро,
Вамъ принесутъ одну неблагодарность….
ЛУКРЕЦІЯ. Но…
ДЖУЛІО. Ваша Свтлость! извините дерзость
Поступка моего, но я клянуся,
Что боле не буду васъ тревожить
Присутствіемъ и просьбой, отъ которыхъ
Теперь же увольняю Вашу Свтлость!

ЛУКРЕЦІЯ (одна).

Гордецъ! какъ дерзокъ онъ, неблагодаренъ
И даже глупъ! Мн Тассъ давно наскучилъ!
Его любовь воздушная, пустая,
Его стихи, мечтательныя рчи
Терпніе мое превозмогли,
И сколько хитростей я истощила,
Чтобъ удалить — влюбленнаго не такъ,
Какъ мн хотлось?! Философскій лепетъ
Для разума пріятенъ, не для сердца….—
Веселый нравъ, изображенье страсти
Столь пламенной, кипучей, Италіянской —
Къ Гаскано увлекли меня невольно….
Явился онъ — и милости мои
Любовь мою довольно объяснили,
А онъ хотлъ мн Тасса возвратить,
Какъ будто бы моей любви въ насмшку!….—
Для женщины Поэты такъ опасны,
Какъ женщина опасна для мужчинъ
Обыкновенныхъ. Гордость ихъ безмрна,
Ихъ сердце для любви не кроетъ мста,
Влюбленные въ какія-то мечты,
Въ чудесныя какія-то виднья,
Они находятъ въ насъ не божество,
А бдныя и слабыя творенья….—
Но женщина, презрнная Поэтомъ,
Ужасне ужасныхъ всхъ чудовищъ!
Месть — свойство женщины, стихія наша,
А кто же местью такъ, какъ мы, владетъ?
Какой покровъ величія и славы
Отъ женщины укроетъ человка?….—
Какъ я пуста! есть мни о чемъ жалитъ!
О суетныхъ ремесленникахъ славы,
Поденьщикахъ подкупленныхъ похвалъ!….—
Презрньемъ за презрнье! но презрнье
Мое — чувствительне будетъ….
Никто изъ васъ Лукрецьи не забудетъ!

ЛУКРЕЦІЯ и ЛЕОНОРА входитъ въ размышленіи.

ЛЕОНОРА. Лукреція! какой ужасный шумъ
Во всемъ дворц, — какъ много тамъ людей,
Мужчинъ и дамъ…. а не съ кмъ говорить.
ЛУКРЕЦІЯ. А Джуліо?
ЛЕОНОРА. Онъ для меня несносенъ.
Не разговоръ въ его устахъ ужасныхъ,
А ядовитое шипнье змія.
И кто отъ остроты его свободенъ?
Кого языкъ его не оклевещетъ?
Я отъ него, а онъ за мной бжитъ
И сыплетъ градъ остротъ и колкихъ шутокъ…—
Таковъ ли Тассъ? Божественный мой Тассъ?
Съ какою простотой, съ какимъ смиреньемъ,
Онъ восхищалъ и недруга и друга?
Какъ онъ умлъ къ несчастью сострадать,
Надежду лить въ израненное сердце
И — до себя — насъ, бдныхъ, возвышать.
Сегодня у меня былъ Константини.
Онъ умолялъ, чтобы просить Альфонса
О возвращеньи Тасса, но напрасно
Просила я, онъ гордо отказалъ
И говорилъ, что если изгнанъ Тассъ,
То я тому единственной причиной!….
лукреція Не гнвайся напрасно, Леонора!
Ты знаешь, Тассъ былъ всми ненавидимъ,
За гордое презрніе ко всмъ,
ЛЕОНОРА. Сестра! какъ понимать твои слова?
ЛУКРЕЦІЯ. Какъ хочешь! Искренность моя богиня,
И такъ скажу, что даже мн — твое
Не нравилось съ Поэтомъ обращенье!
Всегда наедин съ своимъ любимцемъ,
Ты слушала, по цлымъ днямъ, стихи,
Въ которыхъ онъ, какъ тать, къ теб ласкался,
Твой благосклонный взоръ — всегда горлъ
Какимъ-то неприличнымъ одобреньемъ,
Естественно, что всякій началъ думать
Невыгодно о замыслахъ Поэта….
ЛЕОНОРА. Лукреція! какія подозрнья!
Когда и кто мн можетъ упрекнуть
Въ презрнномъ и нескромномъ поведеньи?
Не ты ль сама, Въ своемъ Кастель-Дурант
Съ утра до вечера сидла съ Тассомъ,
И безъ свидтелей! Молва не смла
Ни клеветать, ни сять подозрній,
Не ты ль сама, въ отсутствіи супруга,
Такъ весело съ нимъ проводила время?
И каждый день все съ нимъ, да съ нимъ однимъ!
А я теб ни слова не сказала,
Которымъ бы могла тебя обидть.
Я радовалась твоему веселые,
Я восхищалась вашей чистой дружбой,—
И ты теперь меня же упрекаешь,
Что ласково я слушала его!
Почтительный и скромный, никогда
Онъ ни къ кому не зналъ порочной страсти,
Всмъ существомъ своимъ Поэтъ великій,
Самъ неземной, онъ въ неземную область —
Всегда стремился, какъ святая мысль.—
И признаюсь, я полюбила Тасса:
За чистое его души веселье,
За дтскую привязанность ко мн!….
ЛУКРЦІЯ. Дитя, дитя, въ ребяческомъ восторг
Не слышишь ты тхъ тягостныхъ оковъ….
ЛЕОНОРА. Оковы? Нтъ. Воздушная любовь,
Какъ воздухъ, и легка, и безопасна!….
ЛУКРЕЦІЯ. Мечты тебя чаруютъ, Леонора!
ЛЕОНОРА. Пускай мечты, но сладкія мечты.
Въ нихъ нтъ ни мукъ, ни горя, ни страданья,
Зачмъ же глупо умерщвлять ту радость,
Которая намъ ослащаетъ жизнь?
И ты сама любила также Тасса?—
ЛУКРЕЦІЯ. Я только Тассовы стихи любила.
ЛЕОНОРА. Не признаешься. Будто преступленье
Его любить!
ЛУКРЕЦІЯ. Супругъ мой, Леонора,
Быль для меяя предметъ любви единый.
ЛЕОНОРА. Супруга ты любила, какъ супруга,
Я всякая должна любить супруга….
Но Герцога Урбино ты забыла,
На умъ теб онъ больше не приходитъ,
А о Торкват….
ЛУКРЕЦІЯ. Ты жъ все говоришь,
А я объ немъ уже давно забыла.
ЛЕОНОРА. Забыла? такъ! забыть его легко.
Мы даже часто Бога забываемъ,
Но, вспомнивъ, совстно смотрть на свтъ,
На памятникъ его благодяній….
И вновь къ Нему, какъ дти, прибгаемъ
Лукреція! быть можетъ, онъ невольно
Твой гордый умъ иль сердце оскорбилъ,
Быть можетъ, онъ, застнчивый и скромный,
Твоимъ мечтамъ не отвчалъ вполн,…
Но онъ любилъ, клянусь, любилъ тебя….
Какъ часто, предо мной печально сидя,
Онъ говорилъ о будущности мрачной:
Но о теб воспоминаньемъ сладкимъ
Онъ разгонялъ вс тучи размышленій
И взоръ его опять свтллъ надеждой!
Какъ часто, въ мрачные часы печали.
Въ его устахъ, какъ тихій втеръ въ струнахъ,
Лукреція, твое звучало имя!
Казалось, бдный силился закрыть
Свою любовь, но чувства полнота
Безсильный умъ его превозмогала!
И ты его такъ хладнокровно гонишь!
Ты первый врагъ ему и врагъ лютйшій!…
ЛУКРЕЦІЯ (обнимая Леонору).
О перестань, мой ангелъ -ж- Леонора!
Къ чему напоминать мн заблужденья?
ЛЕОНОРА. Лукреція! любовь не заблужденье!
Такъ говорилъ Поэтъ — и кто не вритъ?—
Кто на себ не испыталъ тхъ словъ?
ЛУКРЕЦІЯ. О не буди въ груди моей геенны….
ЛЕОН. О милый другъ, сильна ты передъ братомъ,
Проси его, чтобъ возвратилъ намъ Тасса,
Онъ ласковъ, добръ, клеветники и зависть
Въ немъ гнусныя рождали подозрнья.
Въ день радости, быть можетъ, онъ забудетъ
О клевет, о зависти, о сплетняхъ,
Онъ самъ любилъ его, быть можетъ, любитъ
Еще теперь, любовь къ великимъ людямъ
Не скоро гаснетъ, можетъ быть и Герцогъ
Воспоминаньемъ сладкимъ оживится
И нашего Торквата призоветъ,
Чтобъ примириться съ славой и потомствомъ.
Моли его, Лукреція, моли,
Какъ я молю тебя!
ЛУКРЕЦІЯ. Нтъ, Леонора!
Не добрый ангелъ ты, но ангелъ мститель!
ЛЕОНОРА. Пусть такъ!

Т ЖЕ и АЛЬФОНСЪ.

АЛЬФОНСЪ. Въ день радости, всеобщаго веселья,
Когда мы вс, въ торжественныхъ одеждахъ,
Прекрасной Маргариты ожидаемъ,
Лишь вы одн въ такомъ уединеньи
Печальны, безпокойны и угрюмы.
И кажется, вы къ брату хладнокровны….
Мой бракъ вамъ непріятенъ?…
ЛУКРЕЦІЯ. Ваша Свтлость
Вы намъ отецъ и другъ и благодтель!
Давно великодушнаго Альфонса
Прославлены и доброта и мудрость,
Какъ смъли бъ мы,— мы, слабыя созданья,
Васъ осуждать, когда мы твердо знаемъ,
Что все, что вы ни сдлаете,— благо!
Нтъ! радостно встрчаемъ мы зарю
И вашего и нашего блаженства,
Съ покорностью, мы тепло молимъ Бога,
Да проліетъ свои благодянья
На васъ, супругу вашу и потомство….
(Какая мысль въ моемъ ум сверкнула,
О, торжество, когда она удастся!…) —
На радости, обыкновенно, люди
Оказывать благодянья любятъ,
Мы, вруя въ обыкновенье, просимъ
У Вашей Свтлости….
АЛЬФОНСЪ. Чего хотите?
Все сдлаю для васъ, хотя бы посл
И пожаллъ…. И такъ чего?
ЛУКРЕЦІЯ. Прощенья
Торквату Тассу….
АЛЬФОНСЪ (встревоженный). Какъ?… Торквату Тассу?…
Вы знаете, онъ домъ мой оскорбилъ
Разсказами про связи съ Леонорой,
Когда ко мн о томъ достигли слухи
Отъ собственныхъ его друзей, я призвалъ
Его къ себ…. Онъ началъ запираться.
Клялся, что никому не говорилъ,
Но что сестру мою, сестру Альоонса
Онъ любитъ страстно…. Такъ скажите-жъ сами:
Какъ долженъ былъ я поступить съ Торкватомъ?
Я въ тотъ же день веллъ ему — Феррару
Оставить навсегда….— Прошенье ваше
Мн тягостно, но слова своего
Не нарушалъ еще Феррарскій Герцогъ….—
Согласенъ я, но, Леонора, надо,
Чтобъ ты одно исполнила условье.
ЛЕОНОРА. Все, все на свт….
АЛЬФОНСЪ. Не спши обтомъ!
Оно, я знаю, тягостно и трудно,
Но иначе не быть въ Феррар Тассу.
Она будетъ здсь, но ни единнымъ словомъ,
Ни ласковымъ, ни грознымъ, не должна ты
Его дарить…. Исполнишь-ли?—
ЛЕОНОРА. Исполню!
АЛЬФОНСЪ. Такое средство вылечитъ Торквата,
Меня въ моихъ догадкахъ разуврить,
И цлому семейству возвратить
Покой и честь…. но

Садится къ столу и пишетъ.

Отдайте Константини,
Онъ Тассу другъ!… О странной этой мр
Не говорите ни кому! Языкъ придворный,
Вы знаете, какъ колоколъ огромный,
Вс тайны сокровенныя семейства
Разноситъ далеко и…

Т ЖЕ и КОНСТАНТИНИ.

КОНСТАНТИНИ. Ваша Свтлость!
Ужъ детъ Герцогиня!
АЛЬФОНСЪ. Поспшимъ
На встрчу къ ней! (Отдаетъ записку.) Исполнить,
Константини!

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Дворцовая площадь въ Феррар, съ одной стороны дворецъ, съ другой домъ Константяни.

Толпа различнаго состоянія людей и ТАССЪ между нищими.

ПЕРВЫЙ голосъ. Они пшкомъ пойдутъ?
ВТОРОЙ. Пшкомъ?
ПЕРВЫЙ. На встрчу?
ВТОРОЙ. На встрчу, да! А Маргерита также
Изъ золотой кареты выйдетъ, вмст
Они пойдутъ по красному сукну,
Чтобы народъ имлъ и честь и счастье
Свою вторую Герцогиню видть….
первый. Какъ добръ Альфонсъ! Какъ онъ народъ свой любитъ!
Во всей Италіи онъ первый Герцогъ!
ТРЕТІЙ. Во Франціи и при Двор Франциска
Не видано такого торжества.
четвертый. А посмотрлъ бы ты картинный задъ,
Какихъ чудесъ тамъ нтъ?…. Екатерина
Во Франціи….
ТРЕТІЙ. Не до того ей, знаешь,
Какъ шатка власть твоей Екатерины….
ЧЕТВЕРТ. Оправдывай, какъ хочетъ, но признайся,
Изящныя Искусства у Французовъ
Ни процвтать, ни даже жить не могутъ.
ТРЕТІЙ. За то у насъ Декартъ, Монтанъ….
ЧЕТВЕРТЫЙ. И, полно!
Что Философія, когда не смысламъ
Простымъ умомъ жить весело и мирно.
ТРЕТІЙ. Придетъ пора….
ЧЕТВЕРТЫЙ. Придетъ, но долго ждать…
ПЯТЫЙ. О не таковъ Филиппъ! въ Арангуэцъ,
Онъ, запершись въ чертогахъ неприступныхъ,
Весь сватъ поставилъ на Испанской картъ
И мритъ: можетъ ли его вмстить
Въ Испанскіе предлы….
ШЕСТОЙ. Да сегодня
Большой концертъ у Герцога, а завтра
Большой турниръ, а посл завтра свадьба,
Весь городъ будетъ освщенъ недлю,
Недлю весь дворецъ открытъ народу….
Но что за шумъ? куда бжитъ народъ?

АЛЬФОНСЪ, сопровождаемый многочисленною свитою, сходитъ съ крыльца и, раскланиваясь на вс стороны, проходитъ сцену*

НАРОДЪ (слдуя за нимъ)
Да здравствуетъ Альфонсъ великодушный!
Да здравствуетъ Альфонсъ великодушный!….

НИЩІЕ, поддерживающіе обомлвшаго Тасса.

СТАР. Что сталось съ нимъ?.. Воды, друзья, воды!…
Онъ изнемогъ….
ПЕРВЫЙ НИЩІЙ. Онъ умеръ!
ВТОРОЙ. Сердце бьется,
Онъ дышитъ!
ТРЕТІЙ. Отойдетъ! Пусть прохладится
Въ тни, въ поко…
СТАРИКЪ. Бдный, добрый странникъ,
Что сильно такъ могло его встревожить!
ТАССЪ (приходя въ себя).
Ужасный сонъ!… Прекрасный сонъ!… О, сколько
Для сердца радостныхъ воспоминаній!
Какъ трудно снесть одну минуту счастья,
А что-жъ, когда вс дни былаго счастьи
Втснятся въ грудь, истерзанную горемъ?…
Какъ больно мн, друзья! Въ глазахъ темнетъ…

Нищіе сажаютъ его за крыльц дома Константини.

Т ЖЕ и ГЕРЦОГЪ съ МАРГЕРИТОЙ, сопровождаемые еще большимъ числомъ придворныхъ и народа.

НАРОДЪ. Да здравствуетъ Альфонсъ Великодушный!
Да здравствуютъ Альфонсъ и Маргарита!
ТАССЪ (вставъ, на крыльц).
О, дайте мн увидть торжество,
О, дайте мн увидть божество,
Которое привтствуетъ Феррара!
Враги мои, вамъ свтелъ этотъ день,
Вамъ, безъ молитвъ, даруетъ небо радость
И, въ счастія, не молитесь вы Богу….
НАРОДЪ. Да здравствуютъ Альфонсъ и Маргерита!
ТАССЪ (преклоняя колно).
Позволь же, Боже правый, да несчастный,
Послдній сынъ изъ твоего семейства,
Смиренныя свои желанья скажетъ!
Даруй, Отецъ, въ супружеств Альфонсу:
Согласье, миръ и чистую любовь!
Даруй ему счастливое потомство!
Даруй ему неподкупныхъ друзей,
Совтниковъ правдивыхъ и почтенныхъ,
И благодать простри въ его земл!

Въ продолженіе этихъ стиховъ Альфонсъ восходятъ на крыльце дворца съ Маргеритой, придворные уходятъ за нимъ, народъ разсвается.

ТАССЪ (на крыльц), НИЩІЕ, КОСТАНТИНИ И ГОНЗАГО поспшно приближаются къ дому, на крыльц коего сидитъ ТАССЪ.

КОНСТАНТИНИ. Зайдемъ ко мн. Отправлю я гонца
Къ Торквату Тассу, а потомъ мы вмст
Пойдемъ на балъ. Ужъ поздно, вечеретъ, —
Что если мы въ недлю не отыщемъ
Торквата Тасса…. Боже! это онъ!
Но, если ошибаюсь, будетъ стыдно
Обнять бродягу….
ТАССЪ. Какъ все измнилось!
И другъ меня чуждается, боится….

Оглядываясь.

Такъ, это домъ вельможи Константини,
Когда-то друга…. Онъ узналъ меня….
Не хочетъ онъ начать со мною рчи, —
Такъ я начну!— Я этимъ нищимъ — въ тягость,
Они меня и сторожатъ и кормятъ,
А я еще ни разу не спросилъ
У проходящихъ подаянья. Стыдно!—
У Константини попросить не стыдно,
Онъ добрый, благородный человкъ,
КОНСТ. Нтъ, то не онъ! Пойдемъ, скорй отправимъ
Гонца….
ТАС. (одной рукой закрывая глаза и простирая другую).
Прошу васъ, доблестный вельможа,
Дать… этимъ… бднымъ… нищимъ… подаянье…

(Константини даетъ ему деньги, но, въ ужас, онъ отбрасываетъ ихъ.)

Нтъ! Не хочу… Не мн… вотъ этимъ… нищимъ!
КОНСТАНТИНИ. Но кто же ты?
ТАССЪ. И самъ не знаю, кто.
Какой-то демонъ, изгнанный изъ ада,
Чудовище, живущее безъ жизни….
КОНСТАНТИНИ. Но какъ зовутъ?
ТАССЪ. Меня? Великимъ звали!
Теперь зовутъ изгнанникомъ и нищимъ
Не нищій я въ Соренто, тамъ дворецъ
Гербомъ моимъ и именемъ украшенъ, —
Въ Феррар, я и нищій и изгнанникъ.
КОНСТАНТИНИ. Великій Тассъ!
Нищіе съ ужасомъ отступаютъ.
ТАССЪ (бжитъ отъ Константини.) Я погубилъ себя!
Изгнанника теперь взведутъ на плаху.
КОНСТАНТИНИ. Не убгай! О, дай себя обнять…
Я не узналъ, ты какъ перемнялся!
ТАССЪ. Бги меня, мой добрый Константини!
КОНСТАНТИНИ. О перестань!Теперь другое время…
ТАССЪ. Не говори! Альфонсъ мн не проститъ….
КОНСТАНТ. Позволь себя, мой другъ, переуврить,
Прочти вотъ это….
ТАССЪ (пробжавъ записку.) Небо! я прощенъ!
О мой Альфонсъ, Альфонсъ великодушный!
Въ чрезмрной радости.
Вы, свтлыя, блистательныя звзды,
Я васъ опять увижу, напишу
Я цлую Поэму Маргерит….
Какъ поклонюсь Лукреціи прекрасной,
Какъ поклонюсь небесной Леонор!
Да здравствуетъ Альфонсъ великодушный!—
Я къ нимъ пойду, и стану передъ ними,
Какъ жрецъ любви, надеждъ и ожиданій,
И, ласково весь пиръ окинувъ взоромъ,
Благословлю ихъ вожделнный бракъ!—
Я не одтъ, подъ рубищемъ такимъ,
Они меня, быть можетъ, не узнаютъ,
Но вдругъ, узнавъ меня, какой восторгъ
Пробудится въ ихъ лицахъ и движеньяхъ.
Пойдемъ, друзья, Гонзаго, Константини,
Вы спутники мои пойдемте также,
Онъ приметъ васъ, онъ наградитъ васъ златомъ,…

Хочетъ итти.

КОНСТАНТ Мой другъ ты позабылъ, что при двор.
Священныя живутъ обыкновенья,
Которыя нарушить невозможно….
И о теб должны мы доложить.—
А ты пока поди, переоднься,
Въ моемъ дворц тебя вс знаютъ.
ТАССЪ (медленно уходя въ домъ Константини.). Боже!
Такъ мало радостей,— и т — въ оковахъ:
А горестей такъ мною и свободны!
КОНСТ. Мы поспшимъ, онъ долго ждать не станетъ!

НИЩІЕ со страхомъ приближаются къ предсцен.
Темнетъ, во дворц зажигаются огни.

ПЕР: Нищ: Такъ это Тассъ?Какой же онъ волшебникъ?
И золота достать себ не могъ.
ВТОРОЙ. Теперь, какъ видно, дьявольская сила
Въ немъ притупилась! Никогда добромъ
Не кончатся проказы чародйства.
СТАР. Друзья, какъ вамъ не стыдно легковрно
Молвой презрнной черни увлекаться!
Вы видли, какъ ласковъ онъ и добръ.
Спокоенъ, тихъ, стихи его вы сами
Пвали прежде.
ПЕРВЫЙ. Правда, добрый старецъ,
Стихи его прекрасны, но въ народ
Слухъ носится, что ихъ писали черти.
ТРЕТІЙ. И тетушка, и бабушка моя
Ужъ съ годъ тому, разсказывали мн,
Что этотъ Тассъ, на огненномъ кон
По небесамъ летаетъ каждой ночи,
Что у него, глаза горятъ, какъ угли,
Что двухъ дтей онъ въ ихъ сел укралъ
И корсерамъ за десять скуди продалъ.
ВТОРОЙ. За десять скудъ? Что если это т,
Которыя онъ далъ намъ на дорог?
Избавь насъ отъ грха, святый Антоній!
ТРЕТІЙ. Смотрите! онъ идетъ! Уйдемъ скоре….
НИЩІЕ (разбгаясь). Уйдемъ, уйдемъ….
СТАРИКЪ (медленно уходя за ними). Какъ глупы эти дти!

ТАССЪ одинъ, переодтый.

Темно, но въ окнахъ чудный свтъ.—
Собрались гости, дружно, шумно,
Краснорчиво, остроумно
Бесда льется…. Горя нтъ,
Такъ почему жъ не веселиться?
Я ужъ готовъ, совсмъ одтъ,
Иду съ Альфонсомъ примиряться.—

(Посл нкотораго молчанія).

А Константини нтъ, какъ нтъ!
* * *
Я кавалеръ, и мечъ я взялъ,
Онъ мн присталъ, онъ мн забава,
Мн мечь Альфонсъ за храбрость далъ,
А золотую лиру — слава!
Но мн пріятнй съ славой жить:
Какъ сила, слава не проходитъ,
Какъ время, слава не летитъ….
А Константини не приходятъ!
* * *
Но Слава — съ смертію граничитъ,
И жизни, бдная, она
Ни продолжитъ, ни увеличитъ!
Вотъ почему мн жизнь мила,
Хотя она обвита славой!
Такъ! все сдая смерть убьетъ,
Все подкоситъ косой кровавой….
И Константини не придетъ!
* * *
Вотъ освященная святыня
Всхъ радостей моихъ,— дворецъ!
Тамъ и она, моя богиня,
Моя стихія, мой внецъ!
Вотъ, вотъ она! Меня узнала,
Меня манить, меня зоветъ
Шаткомъ махнула и пропала….

(Ршительно).

Нтъ! Константини не придетъ!

(Поспшно уходитъ во дворецъ Альфонса).

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТІЕ.

ДАМА и КАВАЛЕРЪ проходятъ черезъ сцену, слышна далекая музыка.

ДАМА. Нтъ, кавалеръ! терпнья на минуту!
КАВАЛ. Я ужъ терплю шесть тягостныхъ часовъ.
ДАМА. Мой мужъ за мной, какъ привиденье,ходитъ…
КАВАЛЕРЪ. Тмъ лучше.. поединокъ васъ избавитъ.
ДАМА. Нтъ! быть вдовой я не хочу… Ахъ вотъ онъ!…

(Уходитъ).

N. и ДАМА ВТОРАЯ.

N. Измнница! ты будешь безъ супруга
Въ могил….
ВТОРАЯ ДАМА. Боже мой! какъ вамъ не стыдно
Меня одну оставить? Вашъ племянникъ
Мн надолъ несносными рчами….
N. Прекрасная Синьора! Этотъ неучъ
Всмъ двушкамъ, всмъ женамъ общаетъ,
Богъ знаетъ, что, а молодые люди
Вс втренны, напротивъ пожилые
Вс постоянны и въ любви и въ мести….
ДАМА. Къ чему, синьоръ, такое предисловіе!
N. Я васъ хотлъ предостеречь….
ДАМА. Напрасно.
Куда же вы?
N. Сей часъ! скажу два слова
Моей женъ….
ДАМА. Я буду въ этой зал.

(Уходятъ въ разныя стороны).

ЛУКРЕЦІЯ и ТРЕТІЯ ДАМА.

ДАМА. Какъ, Ваша Свтлость, сами вы ршились
Неврному просить прощенья?…
ЛУКРЕЦІЯ. Да!
ДАМА. Какая жъ цль?
ЛУКРЕЦІЯ. Чтобъ погубить врне,
И отплатить и Тассу и Гаскано
Гаскано также любитъ Леонору…. (Уходятъ).
ЛЕОНОРА. Я не могу отъ Джуліо уйти….
Жду, не дождусь прекраснйшаго друга!
Но, бдная! обтъ въ твоихъ устахъ
Какъ адъ горитъ…. Но вотъ опять Гаскано!…

(Уходитъ).

ДЖУЛІО ГАСКАНО и ВТОРОЙ КАВАЛЕРЪ.

ДЖУЛІО. Она бжитъ!…
КАВАЛЕРЪ. Скажите мн, Синьоръ,
Турниръ въ Феррар будетъ? Вы молчите….
ДЖУЛІО (уходя).
Не знаю.

ВТОРОЙ и третій кавалеры,

ВТОРОЙ. Я хотлъ… Какъ онъ задумчивъ!
Мое почтенье! Что турниръ….
ТРЕТІЙ. Не знаю!
ВТОРОЙ. Никто не знаетъ, вотъ смшно!
ТРЕТІЙ. Спросите
У Герцога….

Т ЖЕ и АЛЬФОНСЪ.

АЛЬФОНСЪ. Синьоръ! прошу покорно
Позвать ко мн Секретаря…. да вотъ онъ!

Т ЖЕ и КОНСТАНТИНИ.

КОНСТАНТ. Ахъ, Ваша Свтлость! Онъ ужъ здсь…
АЛЬФОНСЪ. Тмъ лучше!
Идите и просите….

Альфонсъ и Константини уходятъ въ разныя стороны.

ВТОРОЙ и ТРЕТІЙ КАВАЛЕРЫ.

ВТОРОЙ КАВАЛЕРЪ. Непонятно!
Кого просить веллъ онъ?
ТРЕТІЙ. Я не знаю!
Какой нибудь зазжій иностранецъ,
Теперь въ Италіи, со всхъ сторонъ,
Какъ крестовой походъ, тснятся гости.
Микель-Анджело, Рафаэль, и много
Великихъ живописцевъ, музыкантовъ,
Ваятелей и Зодчихъ и Поэтовъ,
Умершихъ и живущихъ — любопытство
Во всей Европ возбуждаютъ….

Т ЖЕ и ТАССЪ.

ТРЕТІЙ КАВАЛЕРЪ. Кто тамъ?
Ба! Это Тассъ! Насильно хочетъ онъ
Ворваться во дворецъ, куда на вки
Ему закрыты двери….
ВТОРОЙ. Надо выгнать!
Альфонсъ за то намъ будетъ благодаренъ….
ТАССЪ (приближаясь къ предсцен, въ размышленіи).
Какъ сладостно текутъ земныя звуки!
О! Музыка — есть страстный разговоръ
Небесъ съ землей…. я ужъ давно примтилъ,
Что въ звукахъ тайное горитъ желанье,
Что по душъ они, какъ пламя ходятъ.
ВТОРОЙ. Кто васъ впустилъ? Какъ смли вы войти?
ТАССЪ. Дитя не горячись! Въ твоей груди
Духъ гордости давно ли поселился?
Иль, можетъ быть, отъ сплетней и встей
Ты сердце потерялъ и умъ и память,
И позабылъ черты Торквата Таоса!
ВТОРОЙ Кав: Бродяга! Вонъ! ты врно позабылъ,
Что во дворецъ….
ТАССЪ. Самъ Герцогъ пригласилъ!
ВТОРОЙ КАВАЛЕРЪ.
Ахъ, извините! Мн еще сегодня
Графъ Парчи говорилъ, что ни за что
Альфонсъ васъ возвратить не согласится!
Но если такъ, позвольте васъ поздравить,
Позвольте васъ обнять… Я былъ всегда
Защитникомъ и врнымъ вашимъ другомъ!
ТАССЪ. Бродяга! Прочь! Тмъ самымъ языкомъ
Ты смлъ изрчь святое имя дружбы!
Безъ сердца, ты хотлъ казаться съ сердцемъ,
И ядовитой грудью грудь прижать,
Разбитую подобными себ.

(Второй Кавалеръ уходитъ).

Ушелъ! не выслушалъ своей исторьи!
ТРЕТІЙ КАВАЛ. Вы говорите слишкомъ рзко….
ТАССЪ. Правда!
Какъ вы, я не умю золотить
Коварныхъ словъ…. А вы? Вашъ умъ лукавый
Есть философскій камень. Все дурное,
Все гнусное, достойное презрнья,
Вы превращаете свободно въ злато….

(Третій Кавалеръ уходитъ).

Другой ушелъ! А люди говорятъ,
Что глупость — терплива…. Вс исчезли….
Ни одного знакомаго лица!
Лукреція! Она меня у тшитъ….

ТАССЬ, ЛУКРЕЦІЯ и ТРЕТЬЯ ДАМА.

ЛУКРЕЦІЯ.
(Какъ? Тассъ ужъ здсь? Онъ самъ приходитъ въ сти…
Узнай, гордецъ, насмшку и презрнье!
Они твои мучители до гроба!)
ТАССЪ. Лукреція! я возвратился къ вамъ,
И клевета меня ужъ не пугаетъ.
Уврился ль Альфонсъ великодушный,
Что страсть моя внца не оскорбляетъ?
ЛУКРЕЦІЯ. Но, кавалеръ, я васъ не понимаю.
Какая страсть?
ТАССЪ. Оставьте, Герцогиня!
Я восхищенъ свиданьемъ съ вами….
ЛУКРЕЦІЯ. (презрительно). Право!
Какая честь! Восторги стихотворца
Мы разбирать умемъ….
ДАМА. Ваша Свтлость!
Смотрите, отъ краснетъ и блднетъ,
Глаза его ужасно какъ-то ходятъ….
ТАССЪ. Лукреція! я васъ не узнаю!
Вы прежде были такъ любезны, скромны,
Такъ милостивы, откровенны. Чудно
Перемнились вы!… Но дайте руку,
Позвольте мн горнимъ поцлуемъ
Почтенія….
ЛУКРЕЦІЯ. Синьоръ, вы слишкомъ дерзки!:
ТАССЪ. Волшебница! Когда я былъ моложе,
И юности торжественный румянецъ
На пламенныхъ ланитахъ разгарался,
О дерзости уста твои молчали.
Теперь, когда отъ горя и тоски
Я поблднлъ, и ясныя морщины
По моему челу проводятъ годы,
Я дерзокъ сталъ… Вотъ женщинъ образецъ!
ЛУКРЕЦІЯ. Ха, ха, ха, ха! Вы помыкались! Бдный!
Вы нездоровы… вамъ лечиться надо….

(Уходятъ съ дамой).

ТАССЪ одинъ.

Коварные! за тмъ меня призвали,
Чтобъ презирать! Чтобъ горькою насмшкой
Напоминать Мн слабость и страданья!
Но, въ цвт лтъ, я не былъ обольщенъ
Ни прелестью, ни страстію твоею.
Я ихъ отвергъ, презрлъ и пренебрегъ,
Я отвлекалъ тебя отъ низкой страсти
И въ женщину величіе вливалъ,
А ты неблагодарна, понимаю:
Тебя твоя природа увлекла.
Какъ прежде ты нуждалась въ сердц друга,
Чтобъ чистоту свою въ немъ созерцать,
Такъ ты теперь, преступная, боишься,
Чтобъ гнусности своей въ немъ не увидть.
Какъ зеркало, Поэта сердце чисто,—
И отразитъ тебя — въ твоемъ лишь видъ!

ТАССЪ и ЛЕОНОРА.

ТАССЪ. Не такова младая Леонора,
Высокій образъ доброты сердечной,
Поэаія, пріявшая тлесность.
ЛЕОНОРА (увидвъ Тасса, содрогается и въ изнеможеніи берется за спинку стула).
Торкватъ!
ТАССЪ. Торкватъ у вашихъ ногъ.
Вы сонъ его любви, вы — небо Тасса,
Вы тотъ внецъ, мучительный и сладкій,
Которымъ жизнь увнчана моя.
Я весь въ огнь, въ какомъ-то вдохновеньи,
Проникнутый восторгомъ и почтеньемъ,
Цлую прахъ, на коемъ ты стоишь,
Владычица желаній, чувствъ и мыслей.
Какъ радуга, твой взоръ напоминаетъ,
Что примиренъ нашъ міръ несчастный съ небомъ,
Какъ громъ небесъ, такъ голосъ звучный твой
Присутствіе свидтельствуетъ Бога.
О! улыбнись, заря моей надежды,
Проговори, благовститель счастья!

(Леонора хочетъ уйти, но въ безсиліи падаетъ на стулъ, отворачивая отъ Тасса голову).

О Боже Всемогущій! за вс кары,—
Которыми безчеловчный жребій
Преслдовалъ несчастнаго пвца,—
Такая мн награда?! Съ отвращеньемъ
Ты приняла несчастнаго Торквата,
За то, что онъ любилъ тебя такъ страстно….

(Леонора протягиваетъ руку…)

Ты хочешь говорить…. о, дай мн жизнь!
Скажи одно спасительное слово….

(Леонора снова отъ него отворачивается.)

О, ты сестра Лукреціи! Я вижу….
Ты увлекла несчастнаго Торквата,
Чтобъ онъ, какъ рабъ за пышной колесницей
Твоихъ побдъ торжественно ходилъ,
Чтобъ умножалъ презрнное число
Обманутыхъ надеждами любимцевъ!

(Леонора падаетъ безъ чувствъ).

Чтобъ гимны плъ во славу Леоноры,
И недостойное потомства имя
Самимъ собой преступно обезсмертилъ.
О, я предамъ безсмертію Тебя,
И огненнымъ ужаснымъ языкомъ
Я разскажу всю повсть злодяній,
Которыми Поэта умерщвляли.

(Приходитъ въ помшательство.)

Прощеніе, Альфонсъ, достойно казни!
Какой постыдный, черный заговоръ!
Лукреція, Альфонсъ и Леонора,
Гонзаго, Константини, вс вельможи,
Весь Дворъ — одинъ питаютъ злобный умыслъ,
Какъ погубить скоре и врне
Несчастнаго Торквата….

Т ЖЕ И ДЖУЛІО ГАСКАНО.

ТАССЪ. (схвативъ за руку Гаскано).
Ахъ, Гаскано!..
Спасай меня! Кругомъ, везд убійцы….
ГАСКАНО (увидавъ Леонору безъ чувство).
Ахъ, Боже мой! Она безъ чувствъ….
ТАССЪ. (схвативъ и другую руку Гаскано).
Не тронь!
Я, я убилъ ее! Ужаснымъ громомъ
Я поразилъ преступницу! Ни слова!
Спасай меня….
ГАСКАНО, (стараясь освободиться изъ рукъ Тасса).
Прочь отъ меня, убійца!
ТАССЪ. И ты злодй! Нть, поздно, не пущу.
Какъ другу, я теб поврилъ тайну,
А ты меня бжишь продать….
ГАСКАНО. Несчастный!
Я самъ могу тебя соединить
Съ несчастной жертвой твоего безумья….
ТАССЪ. О, я готовъ! Когда-бъ по одиночк
Вс заговорщики на мечъ мой грозный
Такъ добровольно набгали….
гаскано. Трусъ!
Пусти меня, тогда увидимъ….
ТАССЪ. (оставляетъ Гаскано и вынимаетъ шпагу, Гаскано также).
Дерзкій.

Сражаясь.

Послдній разъ на Герцогскомъ турниръ
Я мечъ извлекъ,— и пропади Феррара!—
Я больше не приду въ проклятый городъ Г

(Поражаетъ Гаскано).

Умри и ты, презрнный заговорщикъ,
И заговоръ….
ГАСКАНО (падая).
О небо! Леонора! (умирать)
ТАССЪ. (приходя постепенно въ себя).
Но гд я былъ?… Чей это трупъ?… Гаскано?

(сидится припомнить).

Но кто убилъ!… Кто гибельнымъ желзомъ
Пронзилъ такое сердце?… (Въ ужас.) Это я!
(Падая на трупъ Гаскано).
О милый другъ! они тебя убили!
Не я, не я!… Я только мечъ преступный
Преступныхъ рукъ…. Спаси меня, Гаскано!
Сокрой меня!… но ты бездушенъ, хладенъ!

(Молчаніе).

Т ЖЕ, АЛЬФОНСЪ, МАРГЕРИТА, ЛУКРЕЦІЯ и ВЕСЬ ДВОРЪ.

АЛЬФ: Онъ здсь, великій Тассъ, мой Тассъ любезный!..

(Увидвъ Леонору, Тасса и трупъ Гаскано, Альфонсъ и вс въ безмолвномъ ужас останавливаются).

ТАССЪ. (обнимая трупъ Гаскано и дико озираясь).
Вы вс пришли, когда мн васъ не надо!
Когда съ очей очарованье спало
И въ нагот я васъ увидлъ всхъ!
Вы для того несчастнаго призвали,
Чтобъ медленнымъ презрньемъ отравить!
Такъ! вы вовлечь меня хотли въ сти —
И вовлекли! Вы мечъ мн сами дали
На сердце добраго Гаскано! Зври!
Какъ радостно они глазами блещутъ!

(Преклоняетъ голову на трупъ Гаскано).

АЛЬФ. Онъ помшался.— Константини! Тотчасъ
Велите отвезти его въ Больницу
Святыя Анны….
КОНСТАНТИНИ. Ваша Свтлость!
ЛЕОНОРА. (блдная, приподымаясь, умоляющими голосомъ).
Герцогъ!

(Альфонсъ, махнувъ рукою, уходитъ).

КОНЕЦЪ ВТОРАГО АКТА.

АКТЪ ТРЕТІЙ.

ФЕРРАРА.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Дловая комната въ Феррарскомъ дворц.

КОНСТАНТИНИ сидитъ за рабочимъ столомъ и перебираетъ бумаги.

Какъ много длъ, а вс и начались
Изъ ничего и кончатся — ничмъ!
Однако жъ ихъ всегда кончаютъ скоро,
А важныя дла, какъ напримръ:
Великаго Творца Іерусалима,
Въ семь лтъ никто никакъ не можетъ кончить!
О горе намъ! (Погружается во размышленія).

КОНСТАНТИНИ И ЛЕОНОРА.

ЛЕОНОРА. Почтенный Константини!
Печальны вы. Какая скорбь васъ мучитъ?
КОНСТАН. Какая скорбь васъ мучитъ, Герцогиня?
Въ такихъ очахъ, брильянтовыхъ очахъ
Огонь исчезъ, уста безъ розъ, улыбка
Не оживляетъ васъ. Одна любовь
Такъ можетъ ли преобразить….
ЛЕОНОРА. Оставьте
Напрасное о бдной сожалнье.
КОНСТАНТИНЫ. Вы были нездоровы?
ЛЕОНОРА. Да была,
Но мн сего дня лучше….
КОНСТАНТИНИ. Отъ чего-же?
ЛЕОНОРА. Вы знаете, что кардиналъ Альбани
Пріхалъ къ намъ, привезъ письмо отъ Папы,
Письмо отъ брата, братецъ и Святйшій
У Герцога свободы просятъ Тассу….
КОНСТАНТИНИ. Не можетъ быть!
ЛЕОНОРА. Такъ точно! Кардиналъ
Теперь у брата. Съ нимъ еще какой-то
Французъ ученый, именемъ Монтанъ,
Онъ также просить за Торквата….
КОНСТАНТИНИ. Браво!
Мы побдимъ
ЛЕОНОРА. Гонзаго Сципіонъ
Какъ тнь за Герцогомъ, и днемъ и ночью
Онъ не даетъ ему покоя, Герцогъ
Сердитъ, но стыдъ его въ предлахъ держитъ….
КОНСТАНТИНИ. Прекрасно!…
ЛЕОНОРА. Погодите! Можетъ быть
Все — не поможетъ! Герцогъ колебался,
Уже готовъ былъ дать согласье, вышелъ —
И возвратился, съ пламеннымъ лицемъ,
Смущенъ, сердитъ, онъ проклиналъ Торквата!
Онъ скрыть хотлъ какую-то печаль,
Но взоръ его изображалъ проклятье!
КОНСТАНТИНИ. Не понимаю.
ЛЕОНОРА. Другъ мой, Константини!
Вы воспитали насъ съ сестрой,— узнайте,
Что такъ могло Альфонса огорчитъ?
На васъ однихъ послдняя надежда!
Вы знаете мою любовь къ Альфонсу,
Вы знаете мою любовь къ Торквату,
Два чистыя и равныя два чувства!
КОНСТАНТИНИ. Идутъ!
ЛЕОНОРА. Идутъ! прощайте, не забудьте!

(Уходить въ одну изъ боковыхъ дверей).

КОНСТАНТИНИ и ДЖУЛІО МОСТИ.

Ахъ, это ты! Зачмъ?…
ДЖ. МОСТИ. Отдайте книги
И рукопись Іерусалима.
КОНСТАНТИНИ. Только?
ДЖ. МОСТИ. Аминта есть у насъ. Теперь мы пишемъ
Для папы экземпляръ Іерусалима,
А наизусть нельзя такъ много помнить.
КОНСТАНТИНИ. Что-жъ, Тассъ здоровъ?
ДЖ. МОСТИ. Когда онъ былъ здоровъ?
КОНСТАНТИНИ. Но лучше ли?
ДЖ. МОСТИ. Покойне немного,
Горячки нтъ, какъ прежде, постоянной,
Такъ, иногда бросается съ постели,
Бранитъ Лукрецію и Леонору,
И Дворъ, и всхъ, и даже васъ самихъ….
А иногда покажется ему,
Что демонъ крадетъ нужныя бумаги,
Тогда кричитъ, но это все не долго,
И успокоившись, зоветъ меня
И письма въ разныя мста диктуетъ,
КОНСТАНТИНИ. Что-жъ дядя твой?
ДЖ. МОСТИ. По прежнему кричитъ,
Бранитъ меня, бранитъ Торквата, писемъ
Не отправляетъ, книгъ не позволяетъ
Къ нему носить, а разв только т,
Въ которыхъ бднаго враги ругаютъ.
КОНСТАНТИНИ. Что-жъ, ты ихъ отдаешь?…
ДЖ. МОСТИ. Я отдаю,—
И добрый Тассъ, безъ злобы и обиды,—
Читаетъ ихъ, смется и диктуетъ
Отвты скромные…. Отдайте книги,
Мн скучно безъ него. Пора итти.
КОНСТ. Возьми ихъ, на стол, въ другомъ поко. .
Я ихъ связалъ, но ты не донесешь….
ДЖ. МОСТИ. Чего не донесу я для Торквата!…

КОНСТАНТИНИ одинъ.

Дитя! какой великій духъ въ теб!
Быть можетъ и въ теб таится пламя,
Которое величественнымъ блескомъ
Освтитъ міръ.

КОНСТАНТИНИ и ДЖУЛІО МОСТИ со связкою книгъ.

ДЖ. МОСТИ. Вы говорили: много….
Не донесу…. Какъ для меня легки
Творенія людей великихъ….
КОНСТАНТИНИ. Мости!
Ты учишься Поэзіи у Тасса?
ДЖ. Мости. А вамъ на что? Однакожъ вамъ признаюсь:
Онъ всякій день разсказываетъ мн
О разныхъ городахъ, Царяхъ и Царствахъ.
Какъ много я, въ послдніе три года,
Узналъ, и полюбилъ, и научился!
Какъ онъ уменъ! Сдается, въ каждомъ слов
Есть смыслъ какой таинственный и полный,
А мн его безъ отдыху-бы слушать
И не наслушаться…. Пора! Прощайте!
Еще одинъ разспросъ мн вынесть надо,
Вс книги по листочку пересмотрятъ,
Въ Іерусалимъ язвительно заглянутъ,
Да кой чего поищутъ и въ карманахъ.
Прощайте!
КОНСТАНТИНИ. Да благословитъ Господь,
Младой герой, такія начинанья
Твоей души и юной и прекрасной!
ДЖ. МОСТИ. Благодарю. Такая похвала
Мн очень драгоцнна.— Доброй ночи!

(Цлуетъ Константини въ плечо и уходитъ).

КОНСТАНТИНИ одинъ.

Прекрасный вечеръ! Солнце, безъ лучей,
Безъ темноты, повисло на закат!
Спокойный міръ, подъ голубымъ покровомъ,
Какъ праведника тихая кончина.

КОНСТАНТИНИ И ГАСКАНО одинъ.

ГАСКАНО. Какъ тяжело по этимъ лабиринтамъ
Тащиться старику, (садится) Но, Константини,
Къ вамъ Герцогъ скоро будетъ…. Я пришелъ
Напомнить вамъ, чтобъ не забыть о Тасс.
Семь лтъ прошло, невинное убійство
Само соборуютъ карой для убійцы….—
О милый сынъ! не обвиняй меня,
Что я мол. за твоего убійцу….
На старость лтъ тускнютъ предразсудки,
А истина ясне и ясне,…
Я не могу Торквата обвинять..
Въ комъ геній самъ такъ долго обиталъ,
Тамъ духи злобные не сыщутъ Мста, —
Вчера ходилъ я на могилу сына.
Въ благой тяни душистыхъ померанцевъ
Полудень знойный недокучливъ. Тихо
Усталый втръ на миртахъ отдыхалъ.
Блаженъ мой сынъ! печально я подумалъ.
И,— въ первый разъ,— прошла по сердцу зависть.
Тогда какой-то неземной свидтель
Сокрытыхъ думъ, таясь въ лучахъ алмазныхъ,
Ко мн прокрался и, лучемъ надежды,
На новую могилу указалъ.—
Я подошелъ, но тамъ была равнина
Прелестная: и миртъ и померанецъ —
На ней росли.— Тогда я только понялъ
Пророчество, и тихо сталъ молиться.—
константный. Мечты, мой другъ!
ГАСКАНО (улыбаясь). Полезно утшать
Не старика, но юношу иль дву,
Которые отчаяньемъ напраснымъ
Младую жизнь, безъ всякой нужды, губятъ,
Но я старикъ, давно….

Т ЖЕ и АЛЬФОНСЪ.

АЛЬФОНСЪ (гнвный, обращаясь къ Гаскано.)
Что вамъ угодно?
ГАСКАНО. На сто второмъ году пространной жизни
Я въ первый разъ васъ просьбой утруждаю….
Безъ предисловій, откровенно, кратко
Я вамъ скажу, зачмъ пришелъ. Простите
Торквата Тасса!
АЛЬФОНСЪ (въ сильномъ волненіи про себя).
Боже! Цлый свтъ
За изверга такъ простодушно молитъ,
А никому не смю и открыть
Ужасной тайны. Вс воображаютъ,
Что я жестокъ, невиннаго гоню,
А я никакъ не въ силахъ оправдаться. громко
Скорй внецъ на голов сдой
На части распадется…. Нтъ, Гаскано!
Полъ-Герцогства просите, я вамъ дамъ,
Но никогда не дамъ свободы Тассу!
Онъ тамъ умретъ! Проклятіе Альфонсо
Ему не дастъ въ Италіи могилы,
Преступный прахъ его сожгу я въ пепелъ
И пушкой по свту разсю….
ГАСКАНО. Герцогъ!
АЛЬФОНСЪ. Великодушный старецъ! За убійцу
Единаго прекраснйшаго сына
Ты молишь такъ! И я не обвиняю
Въ невольномъ преступленьи, но коварство,
Но страшный стыдъ на этой голов….
О, перестань! Я также помшался.
ГАСКАНО. Я уважаю ваши тайны, Герцогъ!
АЛЬФОНСЪ. Ты знаешь ихъ! Ни слова! Бога ради!
Клянусь теб…. ни стыдъ, ни сто два года
Отъ моего меча тебя не скроютъ….
Постойте…. Тайны никому…. Прощайте!

АЛЬФОНСЪ и КОНСТАНТИНИ.

АЛЬФОНСЪ. Дитя! Твой плачъ несносенъ!
КОНСТАНТИНИ. Ваша Свтлость!
Я васъ любилъ, Альфонсъ великодушный!…
АЛЬФОНСЪ. Любилъ, но, кажется, теперь не любишь!
Все на меня!… Но поздно. Доброй ночи!

(Хочетъ итти).

Друзья, друзья!
КОНСТАНТИНИ. Напрасно, Ваша Свтлость….
АЛЬФОНСЪ (возвращаясь).
Не говори! Я знаю наизусть
Вс эти восклицанья и возгласы….—
Нтъ, нтъ! Меня переуврить трудно.
Сегодня Кардиналъ Альбани — долго
Мн говорилъ заученую рчь,
Монтань шутилъ, смялся, какъ Французъ,
Доказывалъ довольно остроумно,
Что Тассу должно дать свободу…. Тассу?!
Въ темниц я заставлю позабыть
Про свадьбу съ Герцогиней Леонорой!—
КОНСТАНТИНИ. Какъ? Съ Леонорой? Это новость…
АЛЬФОНСЪ. Правда,
Для вашихъ глазъ, а я, съ моей сестрой,
Давно замтили его желанья….
КОНСТ. Съ Лукреціей! Тутъ что-то Ваша Свтлость
Недоброе…. Она сама недавно
Со мной объ этомъ долго говорила,
Старалась и меня уговорить,
Чтобъ, Вашей Свтлости не наскучалъ я
Освобожденьемъ Тасса, на сестру
Какія-то взводила преступленья….
АЛЬФОНСЪ (встревоженный).
Лукреція?
КОНСТАНТИНИ. Такъ точно, Ваша Свтлость!
АЛЬФОНСЪ (Про себя).
О Боже! если: я опять обманутъ!… (громко).
Замтилъ ты страданья Леоноры,
Ея болзнь, ея безумный хохотъ,
Который, какъ недугъ, одолваетъ
Несчастную, въ присутствіи моемъ….
Не влюблена ль? Ты, другъ мой, знаешь правду.
Скажи мн….
КОНСТАНТИНИ. Ваша Свтлость! Никогда
Уста мои не обманули васъ,
И въ этотъ разъ они васъ не обманутъ.
Такъ, влюблена!… и очень влюблена!
Частенько видятъ люди Леонору,
Передъ восходомъ солнца, у больницы
Святыя Анны. Въ горестномъ молчаньи
Она сидитъ на камн подъ окномъ,
Но чуть покажется изъ моря солнце,
Она домой. Я долженъ вамъ признаться,
Она ршительно сказала мн,
Что если не дадутъ свободы Тассу,
Она оставить насъ, оставитъ….

Посл нкотораго молчанія про себя.

Странно!
И ни одна черта не измнилась
Въ его лиц…. Онъ любитъ Леонору….
АЛЬФОНСЪ. Пусть умираетъ… Честь дороже жизни!
КОНСТ. Любовь такая, Герцогъ, не безчеститъ….
альфонсъ.Что не безчеститъ? Полно, Константини,
Мечтать о томъ, чего не можетъ быть,—
Я старъ уже — и смерть моя откроетъ
Свободный путь въ Феррару — иноземцамъ.
Со всхъ сторонъ опасность угрожаетъ.
Филиппъ второй честолюбиво руку
На всю Италію наложить скоро.
Испанія о томъ лишь только мыслятъ.
Какъ нашу власть поколебать раздоромъ,
Вооружить однихъ противъ другихъ
И посл взять насъ такъ, какъ взятъ Неаполь,
Сицилія и много странъ другихъ.
Во Франціи лишь ночь Вароломея,
Лишь ужасы междоусобныхъ войнъ,
Въ Германіи раздоръ еретиковъ —
Италію отъ бездны отдляютъ.
Но если вновь затихнетъ буря смерти,
Отъ ранъ своихъ оправятся сосди,
Тогда опять Италіи бда.—
Флоренція, Феррара и Урбино,
Венецья, Мантуа, Модена, Парма
И прочія Герцогства и Владнья
Могли-бъ союзъ могучій основать
На страхъ враговъ и внутреннихъ и вншнихъ…
И для того Лукрецію я отдалъ
За Герцога Урбино, Леонору
Хотлъ отдать за Герцога Модены,
На старость лтъ я снова самъ женился ..
И что-жъ: Лукреція, на горе мн,
Отечеству, Италіи и Вр
Съ своимъ супругомъ развелась…. И кто же
Былъ тайною причиною развода?—
Повришь ли? Твой ненавистный Тассъ!
Онъ дерзостно осмивалъ пороки
Неопытнаго Герцога Урбино,
И ненависть въ супругъ легковрной
Питалъ и умножалъ огнемъ преступнымъ.
Повришь ли?— Но тайна, Константини!
Твоимъ отцемъ и честью заклинаю:
Не измни!… Во мн я жаръ и холодъ…
Языкъ мой каменетъ…. Въ мрак ночи
Онъ въ сердце ей вложилъ: любовь къ себ
И ненависть къ незрлому супругу….
И такъ разводъ проклятый ускорилъ!
Сегодня я узналъ. Сестра сама
Призналась мн. Она теперь жалетъ
О прошломъ. Можетъ быть, я помирю
Ее съ супругомъ, — но чмъ-замнить
Ужасную потерю Леоноры?
Она умретъ. Я это ясно вижу.
Освободить Торквата невозможно,
А въ ней вся жизнь перелилась въ, любовь.—
Теперь, мой другъ, ты видишь, правъ ли я?
Давно разносчики придворныхъ сплетней
По городу слухъ разнесли, что будто
Изъ зависти я заключилъ Торквата.
Изъ зависти! Нтъ! Безопасность наша,
И, можетъ быть, спасеніе Итальи
Торквату казни просятъ, но безумье
Спасло убійцу отъ позорной смерти,
Избгъ меча преступный соблазнитель
И вотъ людей разумныхъ приговоромъ
Альфонсъ великодушный сталъ жестокимъ!
КОНСТАНТИНИ. Но, можетъ быть, изъ ревности…
АЛЬФОНСЪ. Послушай!
Все можетъ быть! Теперь ты знаешь тайну.
Теб я поручаю розыскать,
Съ испытаннымъ твоимъ благоразумьемъ.
Все дло.— Если твой Торкватъ невиненъ,
Клянусь, не пощажу родной сестры.
Такая клевета сестры Альфонся
Преступне отравы и убійства….
Но только осторожно, безъ огласки!

(Обнимая Константини).

Прости, мой Константини! Доброй ночи!

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Больница Св. Анны. Комната Августина Мости. Ночь. Буря начинаетъ свирпствовать. Молнія освщаетъ готическіе своды горницы. Два большіе подсвчника, тройные стоятъ на стол.

АВГУСТИНЪ МОСТИ и ТРОЕ ГОСТЕЙ.

АВ. МОСТИ (сидите за столомъ, на коемъ лежитъ множество книгъ, бумагъ, и проч.).
Что этотъ полуумный Пеллегрино
Противъ такихъ ученыхъ, какъ де Росси
И Сальвіати, можетъ сдлать? Тщетно
Онъ защищаетъ Тасса. Много словъ,
А смыслу мало. Напримръ, послушай!

(Читаетъ).

‘По тремъ причинамъ я долженъ былъ принять, на себя защиту Освобожденнаго Іерусалима, во-первыхъ потому, что моимъ разсужденіемъ я боле распространяю его славу, во-вторыхъ потому, что я ршился защищать мое мнніе {Camillo Pellegrino а Torquato Tasso di Capua odi 3 di Maggio 1572.}….’
И прочая. Но вамъ, я вижу, скучно,
И мн наскучило вс эти письма
Читать. Ихъ сто приходитъ всякій день,
Все похвалы, да похвалы, а правды
Никто ему представить не уметъ.
ПЕРВЫЙ ГОСТЬ (съ улыбкой).
Довольно, кажется, и Ломбарделли,
И Сальвіати, и де Росси — правды
Наговорили Тассу….
АВ. МОСТИ. Онъ смется!
Онъ только вритъ Пеллегрино Оди,
А Пеллегрино ничего не знаетъ.
Когда ужъ Академья делла Круска
Призвала слабости его Поэмы
И положила, что въ ней нтъ ни чувства,
Ни мысли благородной и высокой,
Ни истины, ни даже лжи хорошей,—
Онъ самъ себя зоветъ еще Поэтомъ,
Мечтаетъ о безсмертіи и слав,
И голосъ безпристрастья презираетъ.
Вообрази! Онъ такъ къ молв холоденъ,
Что даже самъ другимъ читаетъ то,
О чемъ другой безъ злости-бъ и не вспомнилъ.
Одно его немного разсердило,
Когда, въ Венецьи, издалъ Маласпина,
Подъ именемъ своимъ его Поэму.—
Первый гость. Ужъ это подлинно досадно….
АВ. МОСТИ. Правда,
Но Маласпина самъ Поэтъ изрядный.
Я удивляюсь, какъ пришло на умъ
Безсмыслицу такую напечатать
Подъ именемъ своимъ. Онъ замарать
Хотлъ себя такимъ стихотвореньемъ.
ПЕР. ГОСТЬ. Однако жъ слышалъ я, что по напрасну
Въ больницу сумасшедшихъ посадили
Торквата Тасса, онъ совсмъ здоровъ.
ВТОРОЙ. Да онъ Поэтъ?
ПЕРВЫЙ. Поэтъ.
ВТОРОЙ. Такъ и довольно!
Ужъ кто Поэтъ, тотъ врно безъ ума.
ДЖ. МОСТИ. И я Поэтъ, однако-жъ во безуменъ.
второй гость. Ну, вы совсмъ другое. Вы Поэтъ
По праздникамъ и вечеринкамъ, Зодчій —
Когда конюшню строите, Механикъ —
Когда ходить подагра вамъ мшаетъ.
АВ. МОСТИ. (съ досадой).
А вы… а вы сосдъ мой остроумный,
Вы, безъ Поэзіи Поэтъ!
ВТОРОЙ ГОСТЬ. Не правда.
Я Математикъ.
АВ. МОСТИ. Астрологъ, Алхимикъ!
ТР. ГОСТЬ. Какъ Математика, такъ Стихотворство —
Все глупыя занятья.
АВ. МОСТИ и ПЕРВЫЙ ГОСТЬ (вмст).
Что-жъ важне?
ТРЕТІЙ. Jus civile Justitia divine!
Пускай бы вашъ Торкватъ вамъ разршилъ,
Что значатъ: Septem partes Юстиньяна.
Шесть лтъ ужъ въ Академіи Болонской
Вопросъ ученый разршаютъ. Тщетно!

(Ударяя себя по лбу).

Solutio — вотъ въ этой голов!
ПЕРВЫЙ. Однако-жъ Юстиньянъ любилъ Поэтовъ
И самъ стихи Гомера цитовалъ.
ТРЕТІЙ. Да, въ предисловіяхъ, а въ текст — нтъ!
ПЕРВЫЙ (Мости). Ты часто у него бываешь?
АВ. МОСТИ. Нтъ!
Племянникъ мой къ Торквату часто ходитъ
И съ нимъ сидитъ иной разъ цлый день.
Я ужъ боюсь, чтобъ онъ не развратился.
Объ Тассъ говорить, что онъ не добрыхъ,
Не честныхъ правилъ, но Альфонсъ вылъ,
Я долженъ герцогу повиноваться.
И нынче во дворецъ пошелъ племянникъ,
Чтобъ книги Тассу принести. Мн надо
Пересмотрть. Въ нихъ часто есть записки
Отъ знатныхъ дамъ и отъ друзей придворныхъ.
ПЕРВЫЙ ГОСТЬ. Ужъ намъ пора. Ты слышишь, громъ гремитъ —
И за полночь, прости! Спокойной ночи!
АВ. МОСТИ. Прощайте, но не забывайте друга!
Я никуда теперь не выхожу,
А этотъ присмотръ за больницей труденъ.
Больной, я долженъ каждый день хоть разъ
Съ безумными видаться. Доброй ночи!
АВГУСТИНЪ МОСТИ (одинъ начинаетъ перебирать,
читать и откладывать письма).
Нельзя, здсь много похвалы… Нельзя,
Здсь темный смыслъ… Отъ дяди, можно.. можно…

АВГУСТИНЪ и ДЖУЛІО МОСТИ.

АВ. МОСТИ. Гд мшкалъ ты такъ долго?
ДЖ. МОСТИ. Во дворц.
Я шелъ уже домой отъ Константини,
Какъ Герцогъ повстрчался и веллъ
Мн обождать. Я ждалъ и не дождался.
АВ. МОСТИ. Да какъ же ты осмлился оставить
Дворецъ, не обождавъ, что скажетъ Герцогъ?
ДЖ. МОСТИ.Онъ спать пошелъ, а мн веллъ сказать,
Чтобъ я отнесъ скоре книги къ Тассу.
АВ. МОСТИ. О! плутовство! Въ нихъ врно что нибудь
Такое есть. А?
ДЖ. МОСТИ. Посмотрите сами.
АВ. МОСТИ. (перебирая книги).
Горацій,— пусть бы онъ прочелъ: De Arte
Poёtica. Ты посовтуй!— Тацитъ….
Какъ будто Тацита онъ понимаетъ —
И хвастовство такое не обидно?—
Платонъ: pro forma. Да Платонъ Философъ
Великій для безумнаго Поэта.—
Orlando furioso. Что за дерзость:—
Читать Orlando и не сознаваться,
Что ничего Іерусалимъ не стоитъ!
Лукрецій: De natura rerum.— Данте:
Comedia divina. Что за книги,
А ни одной, ручаюсь, не читалъ.—
Вильгельма Тирскоuj Сказанья…. Вотъ онъ,
Источникъ пагубный Іерусалима!
Нтъ въ книгахъ ничего. А это что?
Іерусалимъ! Переплетенъ какъ пышно,
Какъ будто Энеида иль Орландо!—
И у кого Іерусалимъ хранился?
ДЖ. МОСТИ. У Герцога.
АВ. МОСТИ. И онъ не сжегъ его,
Не истребилъ мечтательнаго бреда,
Который всю литературу нашу
Такъ обезчестилъ?
ДЖ. МОСТИ. Но….
АВ. МОСТИ. Молчи! ни слова!
Въ пятнадцать лтъ ты вздумалъ разсуждать.
И вотъ чему тебя безумный учитъ!
Что ты за сердце держишься?
ДЖ. МОСТИ. Болитъ.
АВ. МОСТИ. О! плутовство! Въ карман есть записки.

(Шаритъ въ карманахъ).

Ты ихъ зашилъ, иди, переоднься….
Пожалуй, такъ ступай, но только помни,
Что если я узнаю, будетъ худо.

(Дж. Мости уходитъ. Ав. Мости медленно за нимъ слдуетъ).

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТІЕ.

Узкая и тсная комната въ больниц Св. Анны, съ ршетчатыми окнами, небольшая кровать,у окна столъ съ бумагами. Сильная буря. Громъ и молнія.

ТАССЪ (одинъ сидитъ, совершенно одтый, на кровати, втеръ чрезъ отворенное окно шелестятъ бумагами).

Ага! Онъ здсь! Коварный, черный демонъ!
Іерусалимъ онъ хочетъ унести,
Но не найдетъ.

(Молнія).

Вотъ онъ! Какъ онъ печаленъ!

(Какое-то нестройное видніе показывается у окна возл столика. Молнія.)

Какъ пасмурно онъ смотритъ на бумаги!

(Видніе принимаетъ неврный видъ человка. Молнія).

Съ какой тоской, внимательнымъ прискорбьемъ
Читаетъ онъ мои стихи. Быть можетъ —

(Видніе принимаетъ совершеный видъ горнаго духа съ крылами. Молніи).

То геній мой, моей судьбы властитель.
И потому такъ мраченъ и суровъ.

ТАССЪ и ДЖУЛІО МОСТИ. (Входитъ, кладетъ книги у дверей и съ любопытствомъ смотритъ на странное положеніе Тасса).

ТАССЪ. Спрошу его. Быть можетъ онъ откроетъ
Мни жребій тотъ, который для меня
Онъ вынулъ и исполнить долженъ. Смело!

(Сильный ударъ молніи упадаетъ близъ больницы).

Величественный духъ! Кто ты?
ДУХЪ (коего слова, кажется, раздаются воздуха: Тассъ вс слова духа повторяетъ шепотомъ).
Твой геній!
ТАССЪ Какую тайну ты приносишь?
ДУХЪ. Славу!
ТАССЪ Зачмъ же ты такъ мраченъ?
ДУХЪ. Я читаю
Твои стихи, и каждый Божій день
Я вижу, что мои совты дерзко
Ты пренебрегъ.
ТАССЪ. Какіе, добрый геній!
ДУХЪ. На небесахъ я принялъ чудный даръ
И влилъ въ тебя. И городъ славы вышней,
Іерусалимъ освобожденный, сладко
Ты.сочеталъ въ небесныхъ, чудныхъ звукахъ!…
Ты благо жилъ. Душа твоя кипла
Высокими страстями, неземными.
Ты отъ земли, какъ небо, отдляйся,
Какъ небо, землю ту собой объемля.
Очистившись отъ гршныхъ заблужденій,
Ты снова сталъ возлюбленникомъ Бога….
И.что жъ?— Поэтъ! Ты возлюбилъ не Бога,
Источникъ мудрости и вдохновеній,
Ты отъ Отца неблагодарнымъ. сердцемъ,
Какъ гршникъ, отклонился, полюбилъ
Обманчивость земнаго совершенства!
ТАССЪ. Я человкъ.
ДУХЪ. Такъ! Жребій человка
Горть въ Страстяхъ и Втренныхъ желаньяхъ!
Таковъ обыкновенный человкъ.
Но тотъ, кому Господь вливаетъ силу
Прославиться великими длами
На благо человческому роду,
Тотъ долженъ истребить въ себ вс чувства,
О тл, о душъ своей забыть,
И помнить только о святомъ завтъ,
Для коего онъ призванъ въ міръ. Смотри!

(Комната наполняется свтомъ, вдали виднъ Капитолій, народъ толпится, старшины Рима несутъ Виргиліевъ внецъ).

Вотъ что судьба готовила для Тасса!
И можетъ быть еще не отмнила
Исполнить все, общанное славой..:
Но… заслужи!
ТАССЪ (бросаясь обнять его).
Величественный духъ!

(Тассъ обнимаетъ воздухъ. Упавшая за самымъ окномъ съ ужаснымъ трескомъ молнія нсколько мгновеній ярко освщаетъ комнату и потрясаетъ зданіе. Тассъ, ослпленный и не будучи въ силахъ удержаться на ногахъ невольно падаетъ на колни, закрывъ руками глаза).

Лоретская Пречистая Марія!
Спаси меня и заступи отъ бса!
Онъ приходилъ мое разстроить счастье,
Оклеветать меня передо мной!..—
Но если онъ, правдивымъ языкомъ,
Предсказывалъ мн будущую- славу!
О, подтверди святымъ твоимъ знаменьемъ
Его слова, тогда и я поврю,
Что гршенъ я безмрно, что несчастья
Мн въ наказанье небо посылаетъ,
И если мн свободу возвратятъ,
Пойду къ Теб въ Лоретто въ власяниц
И босыми ногами….

(Поднимаетъ голову, но увидвъ надъ собой золотой внецъ въ сіяніи, падаетъ ницъ).

Силы неба!

(Небо расчищается и утро начинаетъ свтить въ окна).

ДЖ. МОСТИ (подбгаете къ Тассу и поднимаетъ его).
Великій! Что съ тобой?
ТАССЪ. О юный другъ!
Ты видлъ все.
ДЖ. МОСТИ. Нтъ! ничего не видлъ,
ТАССЪ. Такъ слышалъ.
ДЖ. МОСТИ. Нтъ! я ничего не слышалъ.
ТАССЪ. Я позабылъ, для глазъ обыкновенныхъ
Невидимъ онъ.
ДЖ. МОСТИ. Кого-же вы видали?
ТАССЪ. Не черный демонъ то, но свтлый геній.
ДЖ. МОСТИ. Помилуйте! Я здсь уже давно,
И, кром васъ, я никого не видлъ.
Вы здсь стояли, вдругъ пошли поспшно,—
То говоря невнятныя слова,
То вслушиваясь въ шумъ свирпой бури,
То озираясь съ удивленьемъ, ваши —
Глаза — огнемъ блистательнымъ сверкали
И молніи водили въ темнот.
Потомъ вы бросились, объемля воздухъ,
Потомъ отъ треска молніи упали…—
И только.
ТАССЪ. Только? Нтъ! не можетъ быть!
Онъ, точно онъ!

(Раздается трикратно колокольчикъ.)

Въ ушахъ моихъ звучатъ
Послднія, торжественныя рчи,
ДЖ. МОСТИ. Помилуйте! да это колокольчикъ.
ТАССЪ. О юный другъ! О мой послдній другъ!
И ты меня переуврить хочешь,
Что на земл нтъ духовъ благотворныхъ,
Которыхъ мы отверзтыми очами,
Отверзтымъ слухомъ видть, слышать можемъ!

(Снова раздается колокольчикъ.)

ДЖ. МОСТИ (пожавъ плечами.)
Великій Тассъ! пойдемте! Васъ зовутъ
Гулять.
ТАССЪ. Гулять? Я не хочу.— Какъ важенъ,
Великолпенъ, ласковъ, геній Тасса!
Какъ гордо онъ смотрлъ на цлый міръ,
Какъ сладостно привтствовалъ Поэта,
ДЖ. МОСТИ (взявъ за руку Тасса.)
Идите, Тассъ! Больничные законы
Для васъ нарушены. Одежда, пища,
Прислуга, все для васъ не такъ, какъ прочимъ,
Но этого не можете нарушить.
Пойдемте! Вс уже въ саду гуляютъ.
Не хорошо, когда прійдетъ мой дядя
И насъ застанетъ.

(Ведетъ его за руку, Тассъ идетъ безъ сопротивленія.)

ТАССЪ. Виргиліевъ внецъ!
Римъ въ торжеств и въ лаврахъ Капитолій!
И это все для Тасса! Добрый геній!
ДЖ. МОСТИ. Пойдемте!
ТАССЪ. О! какъ сладостно безсмертье,
Когда оно еще начнется въ жизни!

(Мости уводитъ Тасса.)

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Садъ при больниц Святыя Анны. Нсколько аллей сходятся на площадку, посреди коей бьетъ фонтанъ, по обимъ сторонамъ стоятъ скамейки.

ПРИСТАВЪ и ТОЛПА СУМАСШЕДШИХЪ (пришедшихъ изъ разныхъ аллей. Одинъ садится по правую руку, раскладываетъ бумаги, одну бумагу свертываетъ въ трубку, смотритъ на небо и т. д. Другой вынимаетъ фонарь, раскладываетъ огонь между кустами и начинаетъ что-то варить въ желзной чашк, другіе въ размышленіи ходятъ вокругъ фонтана. Вс въ одинакихъ одеждахъ и колпакахъ.)

ПЕРВЫЙ СУМАСШЕДШІЙ, ко второму и сбрасываетъ него колпакъ.)
Что ты дымишь?— Ты знаешь ли, я князь!
Долой колпакъ!
ВТОРОЙ. Ахъ, Ваше…. Ваше…. какъ бишь?…
ПЕРВЫЙ. Прозрачество! Того не можешь помнить!
Что ты дымишь?
ВТОРОЙ. Я философскій камень
Хочу найти.—
ПЕРВЫЙ. На что?
ВТОРОЙ. Въ карман пусто.
Я было ужъ нашелъ мудреный камень,
Чуть было злата не досталъ изъ сажи,
Но дунулъ втръ — и я обзолотилъ
Червонной сажу — рожу!
ПЕРВЫЙ. Сумасшедшій!
Ты лучше къ моему сходи кассиру.
Велю, такъ десять пудъ теб отпуститъ.
ВТОРОЙ. Какъ-съ? золота?
ПРИСТАВЪ. Нтъ! самой лучшей сажи….
А золота и самъ себ достанешь.
ТРЕТІЙ. Ваше Прозрачество! Проектъ прекрасный
Я отыскалъ: какъ рыбъ ловить на суш.
ПЕРВЫЙ. Ну, какъ?
ТРЕТІЙ. Вотъ, напримръ: вы будьте рыбой,
Я рыбакомъ.
ПЕРВЫЙ. Нтъ! я рыбакъ, ты рыба.
ТРЕТІЙ. Нтъ! я рыбакъ.
ПЕРВЫЙ. Нтъ, рыба,
ТРЕТІЙ. Нтъ, рыбакъ.
ПЕРВЫЙ. Я не хочу.
ТРЕТІЙ. Такъ я секретъ свой спрячу.
Кто выигралъ?—

Т ЖЕ и ТАССЪ (выходя изъ аллеи, встрчается съ четвертымъ сумасшедшимъ).

ЧЕТВЕРТЫЙ. Послушайте! Сонетъ
На славный день всерадостнйшей смерти
Моей подруги! (Тассъ отъ него отходитъ.)
Онъ стиховъ не любитъ.
ТРЕТІЙ (Тассу).
Я изобрлъ хлопушку мухи бить,
Гасить лючіоли составомъ (*)…. Что вы?
Онъ Математики не любитъ!
(*) Luciole, блестящіе мушки въ Италіи, съ закатомъ солнца мушки сіи появляются въ воздух, подобно алмазному дождю.
ТАССЪ (отходя отъ него). Боже!—
Но гд моя любимая скамейка?—

(Остановясь у фонтана).

Прекрасный день! Какое наслажденье,
Пока еще не разгорится солнце,
Пить ароматный воздухъ, въ ясномъ неб
Топить едва проснувшіяся очи.
О сколько тамъ блаженствуетъ людей,
Тамъ, въ высотъ, для глаза недоступной!
И не он ль, божественныя души
Съ зефиромъ облетаютъ міръ нашъ грустный,
На деревъ листочкомъ шевелятъ,
По зеркалу воды — струи наводятъ,
На воздухъ поднимаютъ птицъ небесныхъ —
И въ ихъ устахъ такъ сладостно поютъ?
О! не онъ ль блистательнымъ лучемъ,
О! не онъ ль алмазами фонтана
Такъ утшительно играютъ? Міръ нашъ,
Свою земную родину, отчизну
Хотятъ развеселить, благія души!
На время вамъ позволено слетать,
Насъ услаждать невидимой бесдой
И снова улетать въ свое блаженство!
Примите жъ и меня, сыны блаженства,
Несчастнаго воздушностью небесной,
Способностью летть къ вамъ — окрылите!

(Въ размышленіи приближается къ правой скамейк).

ПЯТЫЙ СУМАСШЕДШІЙ (Тассу).
Твой гороскопъ?— Венера, Марсъ, Меркурій
Построились въ шеренгу, а за ними
Сдой Сатурнъ съ Медвдицей танцуютъ!
Сказать ли?… Что?… Не правда, любопытно?
Изволь, изволь! На старость летъ ты будешь
Придворнымъ шутомъ — и не очень глупымъ. .
ТАССЪ (отходя отъ него).
Вотъ образцы дйствительныхъ людей,
Съ той только разницей, что вс безъ масокъ!

(Садится на лвой скамейк).

Т ЖЕ и ШЕСТОЙ СУМАСШЕДШІЙ (входитъ, и пристально разсматриваетъ всхъ сумасшедшихъ, которые на площадк собираются въ кружокъ).

ТРЕТІЙ. Кто онъ такой, что ничего не любитъ?
ВТОРОЙ. Онъ нелюдимъ.
ПЕРВЫЙ. Нтъ! Просто сумасшедшій,
ВС. А! сумасшедшій! Бдненькой! рхнулся!
ШЕСТОЙ (подходитъ къ подаетъ ему гитару и самъ садится на полу, противъ него).
Сыграй, Пвецъ, какъ я ее любилъ,
Какъ я хотлъ душой съ душею слиться,
Къ ея груди — свою придвинуть грудь!
Запой, Пвецъ, какъ я ее любилъ,
Какъ, каждый день, за ней летлъ, за ней,
Какъ съ утромъ дня, съ закатомъ солнца, вчно
Моей душ прекрасный образъ снился!
Быть можетъ звукъ твоихъ стиховъ волшебныхъ
Въ ея душ упрекомъ отзовется,
Быть можетъ, струнъ твоихъ угрюмый стонъ
Отяжелитъ ей сладострастный сонъ
И въ ужас преступница проснется!
ТАССЪ (съ улыбкой).
Сыграть, изволь, но нтъ ужъ я не въ силахъ.

(Начинаетъ играть, сумасшедшіе окружаютъ его, Тассъ вдругъ перестаетъ играть и импровизируетъ).

О! не брани любви! Она
Отсвтъ небеснаго огня!
Измнитъ все, земля и море,
Духъ и-безжизненный гранитъ,
Одна любовь не вмнитъ
И въ наслажденіи и въ гор.
Все въ жизни мертво и темно,
Коль ею не оживлено!
Страдалецъ! всуе не ропщи
На самый лучшій даръ души!
Кто виноватъ, что Провиденье
Въ твою страдальческую грудь
Вложило дорогой сосудъ
И въ томъ сосуд — наслажденье?
Но ты завтъ любви забылъ —
И самъ сосудъ свой отравилъ!
Ты распалялъ въ груди своей
Огонь убійственныхъ страстей.
Преступнымъ жаромъ пламеня,
Хотлъ ты двой обладать,
Жечь поцлуемъ, обнимать,—
И вызвалъ страшнаго злодя,
Ту совсть, что съ бичемъ, съ огнемъ
На сердц улеглась твоемъ.
Дитя! Ты женщину любилъ,
Ты персть умомъ боготворилъ.
Но ахъ! не женщина прекрасна,
А дивная ея краса,
Въ которую облечена
Она такъ тщетно, такъ напрасна!
Несчастный жаръ твоей души
Скорой, страдалецъ, потуши,
Очисться, встань, забудь — и дай мн руку!
Любовь не то, чмъ назвалъ ты любовь!
Она небесъ лазоревыхъ прозрачной,
Свтлй неуловимаго сіянья!
О! если бъ могъ ты въ душу заглянуть,
Гд теплится огонь любви правдивой,
Какъ восковая, чистая свча
Туманнымъ пламенемъ свтлетъ въ мрак
И по святын льетъ и блескъ и пламя,
Такъ точно…. вотъ, еще сто кратъ прекрасной
Любовь по сердцу льетъ и блескъ и пламя
И свтитъ разуму и гретъ чувства.
О дивное Про виднье небесъ!
Кто предъ тобой колна не преклонитъ,
Когда въ груди займется небомъ сердце
И на земл вторая жизнь начнется?

(Шестой сумасшедшій беретъ его за руку).

Куда?— Пойдемъ! Ты хочешь мн открыться?

ПРИСТАВЪ И ТОЛПА СУМАСШЕДШИХЪ.

ПРИСТАВЪ. Теперь и я поврю, что безуменъ
Великій Тассъ. Какъ можно цлый часъ
Такія глупости молоть, безъ толка,
Безъ смысла! Правъ, правъ очень старый Мости.—

(Къ сумасшедшимъ.)

Пошли гулять! Васъ выгнали на то,
Чтобъ вы въ саду немного побродили.—

(Сумасшедшіе расходятся, Приставъ за ними слдуетъ.}

ТАССЪ и ШЕСТОЙ СУМАСШЕДШІЙ.

ТАССЪ (оканчивая чтеніе письма).
Такъ вотъ она, причина всхъ несчастій!
Лукреція, ты на меня клевещешь!
Я долженъ оправдаться. Сердцу больно,
Что цлый міръ преступникомъ гнуснйшимъ
Торквата назоветъ. Того не будетъ!
Благодарю за рвеніе тебя.
Искусно ты прокрался въ домъ безумья,
Безумному принесъ безумья жертву.
Но какъ же мн отвтъ дать Константини?
ШЕСТОЙ. Часы бгутъ, нельзя терять намъ время.
Вы напишите оправданье, завтра
Отдайте мн его, а посл-завтра
Я буду ужъ здоровъ и отнесу
Отвтъ вашъ къ Константини. Приставъ, приставъ!
Не забывайте! Я опять безуменъ.

(Тассъ прячетъ письмо и садится.)

Т ЖЕ, ПРИСТАВЪ и СУМАСШЕДШІЕ.

ШЕСТОЙ. Да, да, пвецъ! Я долго такъ страдалъ,
Она моей любви не понимала
Иль не хотла понимать. Напрасно
Въ ея глазахъ я плакалъ и рыдалъ.—
ТАССЪ (вставъ, съ живостью).
Что стонъ, что плачъ передъ красой бездушной?
Молитва каменному истукану.
И кто передъ такой богиней клонитъ
Дрожащія колна, тотъ не стоитъ
Названья человка.— Что въ немъ движетъ
Кровь жаркую?— Ужасенъ сладострастный,
Но сладострастная еще ужаснй!
Она кипитъ и страстью и измной.
Когда мужчина страсть ея отвергнетъ,
Тогда она его измной губитъ,
Уста ея отъ клеветы не сохнутъ,
И слезы прерванныхъ восторговъ — злобно
Слезами оскорбленья замнятся
Языкъ, какъ бичъ.— И бога своего,
Предъ кмъ, еще недавно, такъ преступно
Свой гнусный жаръ постыдно изливала,
Преслдуетъ, какъ изверга. О чудна,
Непостижима нутрь коварныхъ женщинъ!
Кто разршитъ законы Провиднья?
Зачмъ оно прелестнйшія перси,
А сердце гнусное имъ даровало?
Какъ лиліи прекрасны и душисты,
Въ очахъ лазурь небесъ иль блескъ звзды,
Улыбка краше солнца, а въ устахъ
Далекихъ струнъ согласное лобзанье…
И это все одинъ обманъ, обманъ,
Мечта, фантасмагорія Поэта!
О грозный рокъ! освободи меня
Отъ памяти моихъ протекшихъ бдствій!
Дай мн. забыть, что я когда-то жидъ,
Что я испилъ сосудъ страстей горчайшихъ,
Которымъ нтъ именъ на этомъ свт!

(Слышенъ колокольчикъ.)

Въ темницу, въ мракъ! Тамъ сердца не тснитъ
Видъ мерзкій, ненавистный человка!

(Поспшно уходитъ. Вс съ изумленіемъ смотрятъ ему въ слдъ.)

АКТЪ ЧЕТВЕРТЫЙ.

ФЕРРАРА.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Спальная комната Герцогини Урбанской.

ЛУКРЕЦІЯ и ЛЕОНОРА.

ЛУКРЕЦІЯ. О, разскажи, ной Ангелъ, Леонора,
Что говорятъ врачи?
ЛЕОНОРА. Твоя болванъ,
Лукреція еще не такъ опасна.
Къ чему себя до времени тревожить?
О, милый другъ, бываетъ хуже сердцу,
А о кончинъ не приходятъ мысли.
ЛУКРЕЦІЯ. Кто отягченъ мечтательнымъ недугомъ
Иль пылкой, дикой страстью ослпленъ,
О смерти тотъ, естественно, не мыслитъ.
ЛЕОНОРА. Какъ мысль твоя отъ гроба далека?
Считая съ трепетомъ мгновенья жизни,
Ты не готовишься предстать предъ Бога
И дать отвтъ въ дяньяхъ, въ чувствахъ, въ мысляхъ!
ЛУКРЕЦІЯ. Прости меня, прости! Коварный жребій
Весь мой составъ разбилъ и раздражилъ.
Всмъ прихотямъ, причудамъ угождая,
Онъ влилъ въ меня надменность, своенравье…
Теперь я не умю покоряться
Законамъ разума и чувствамъ вры.
О, научи меня, мой другъ прекрасный,
Какъ я должна упасть къ Его ногамъ,
Какъ я должна Всесильному молиться!
ЛЕОНОРА. О, Всеблагій! Ты слышишь этотъ голосъ,
Полу-смиренный, полу-гордый.— Боже!
Сними кору съ прекраснйшаго сердца,
Отчаянье надеждой замни!
Влей благодать въ тоскующую душу.
Ты милосердъ,— она преступна, — кто же
Какъ не преступный ищетъ милосердья!
Кому же, какъ не гршнику, оно
Святымъ твоимъ закономъ суждено?—
Она была невинна, непорочна,
Была красой прекраснйшаго стада. —
Найди ее, о Всемогущій Пастырь!
Возрадуйся своей овц заблудшей!
Я зрю тебя!— И небо улыбнулось,
И ангелы твои возвеселились,
Что въ свтлый кругъ ихъ — идетъ новый ангелъ.
Святый Отецъ! Еще одна молитва!
Позволь и мн, изгнанниц Твоей,
Въ свою обитель возвратиться! Срокъ
Давно прошелъ.— Пойдемъ! Онъ насъ зоветъ,
Сестра, зоветъ.— О добрый, милосердый,
Отецъ и Царь!— Нтъ словъ, а сколько чувствъ!
Лукреція, какія слезы льются!

(Бросаются другъ ко другу въ объятія и заливаются слезами.)

T ЖЕ и ПРИДВОРНАЯ ДАМА.

ДАМА. Къ вамъ Константини… можно ли впустить?
ЛЕОНОРА. Мы здсь еще! Но кто жъ насъ удержалъ,
Иль лучше, кто насъ возвратилъ на землю?
А! понимаю! Врно, на земл
У насъ съ тобой еще долги остались.
О поспшимъ, Лукреція, помыслимъ,
Что мы съ тобою сдлали худаго!
Вознаградимъ, что можемъ, а чего
Не можемъ, въ томъ раскаемся смиренно…

Т ЖЕ И КОНСТАНТИНИ (Дама удаляется.)

КОНСТАНТИНИ. Пустите! Тамъ приличія ничтожны,
Гд страждетъ честь, здоровье и свобода.

(Лукреціи.)

Простите, Ваша Свтлость! справедливость
И человчество меня влекутъ
Упасть къ ногамъ Урбинской Герцогнни!
ЛУКРЕЦІЯ. (стараясь скрыть слезы).
Что вамъ угодно?
КОНСТАНТИНИ. Оправданья Тасса!
Сознанія, что ваши обвиненья
И наговоры Герцогу неправда
И клевета….

(Лукреція закрываетъ руками глаза и бросается къ Леонор, но увидвъ ея измнленіе, въ въ ужас отъ нея отбгаетъ.)

Я знаю все! Самъ Герцогъ
Ужасную мн вврилъ тайну….
Лукреція. Братъ мой?…
КОНСТАНТИНИ. И Государь — И онъ же поручилъ
Мн разыскать, правдивы ли извты?
ЛУКР. Постойте, Константини!— Вашъ Торкватъ
Ужасный человкъ.— Ужъ я надъ гробомъ,
Не разъ уже я смертью леденла,
И холодъ вялъ изъ могилы.— Онъ
Вашъ Тассъ, меня привлекъ надъ эту пропасть,
Онъ отршилъ меня отъ мирной жизни…
И правъ народъ, онъ не Поэтъ, волшебникъ….
Онъ жертвъ искалъ и жертвы онъ губилъ,
Пускай же самъ своей погибнетъ жертвой!
КОНСТАНТ. Не стыдно ли внчанной христіанк
Такъ далеко месть сердца простирать?
За то, что онъ правдивыми устами
Васъ отвлекалъ отъ гибельныхъ желаній,
И вашего спасенія искалъ,
За то, что онъ не подлъ и не безчестенъ,
За то, что онъ прославилъ ваше имя,
Сестры и брата и Феррары,— вы
Не устыдились клеветать!— себя
Пятномъ позорнымъ обезславить, — домъ свой
Неправосудіемъ унизить: ускорить
И такъ немедлящую старость брата,
Разбить его прекрасныя надежды,
Намренья благія уничтожить,
Приблизить къ гробу старца, наконецъ
Невинную соперницу, сестру,
Чистйшую изъ геніевъ чистйшихъ,
Разсорить съ братомъ, у людей коварныхъ
Привесть ея поступки въ подозрнье, —
Убить сестру презрніемъ всеобщимъ….
Все это вы!— И вчность передъ вами,
И это ль т страницы вашей жизни,
Которыя прочтутся въ небесахъ
И двери въ рай Лукреціи откроютъ?—
И это ль т послднія минуты,
Въ которыя достойный христіанинъ
Свои грхи слезами обмываетъ?
Лукреція! О, погаси свой взоръ,
Пылающій не добрыми страстями,
О измни презрнную улыбку,
Въ которой адъ просвчиваетъ ясно —
Сдой старикъ, я брату твоему
Былъ тягостный и сладостный ровесникъ.
Подъ бременемъ заботъ и попеченій,
Мою главу серебряная ржа
Посыпала на служб Государству,
Но я одинъ отыскивалъ мгновенья
О воспитаньи вашемъ думать. Тайно
Я былъ отецъ теб и Леонор,
Отецъ, и братъ, и другъ, и попечитель!
Невидимо я велъ сестеръ прекрасныхъ
На высшія ступени бытія,
Я умъ ихъ украшалъ живой наукой,
Ихъ сердце — обществомъ, всегда отборнымъ,
Ихъ вншность чудными искусствъ дарами.
И вотъ теб, безумецъ, воздаянье!
Вотъ благодарность, старецъ ослпленный!

(Лукреція, тронутая, беретъ его за руку.)

Та, для кого послдніе досуги
Такъ безкорыстно я принесъ на жертву,—
У старика прекраснйшаго друга,
Единственнаго друга отнимаетъ!
И чмъ, Лукреція, подумай, чмъ?
Презрннйшей, гнуснйшей клеветой!—
Я самъ пришелъ въ немалое сомннье,
Когда мн другъ мой, Герцогъ, сообщилъ
Вс тайны клеветы, чтобъ разыскать
И истину прямую обнаружить….
Я трепеталъ за обоихъ, за Тасса,—
И за тебя!— Уста мои три дня
Не принимали пищи, я, старикъ,
Измученный трудами и заботой,
Желавшій только гроба,— передъ смертью
Хотлъ увриться, но добрый случай
Мн истину нежданно обнаружилъ…
Я откровенно написалъ къ Торквату
О всхъ его ужасныхъ преступленьяхъ
И требовалъ отъ Тасса оправданья
Иль вчнаго разрыва…. Вотъ, что онъ
Мн написалъ въ отвтъ. Прочтите.

(Лукреція, уже съ нкотораго времени въ сильномъ волненіи, отталкиваетъ письмо.)

Что же?
ЛУКР. Невиненъ онъ, Торквато Тассъ невиненъ!—
Невиненъ! ради Бога, перестаньте!
Невиненъ онъ! Преступницу оставьте!
Но скройте стыдъ…. Сегодня я умру,
Невинности его я буду жертвой….
Бгите отъ ужасной….— Леонора!
Твое присутствіе меня убьетъ….—
У ногъ твоихъ, ужасный Константини,
Прошу…. (падаетъ на колна).

Т ЖЕ и АЛЬФОНСЪ.

АЛЬФОНСЪ. Что это?…
ЛУКРЕЦІЯ. Я сама не знаю.
Какой-то демонъ въ персяхъ, на устахъ
Слова, которыхъ я не понимаю
Сама, они уста мн обожгли….
Невиненъ онъ! Клянусь, Торкватъ невиненъ.

(Падаетъ въ изнеможеніи.)

АЛЬФОНСЪ. Я ничего, мой другъ, не понимаю…
КОНСТ. Все тотчасъ объяснится, только прежде
Спасти ее намъ должно, (подымая ее) Герцогиня!
ЛУКРЕЦІЯ (ея сильной горячк).
Торкватъ! Прощайте, вы свободны!
АЛЬФОНСЪ. Боже!
То муки поврежденнаго разсудка.
ЛУКРЕЦІЯ. Прости меня, божественный Поэтъ,
Прости мн клевету!— Вторая Федра,
Тебя преслдуя, себя сгубила,
Жизнь раннюю порокомъ отравила.
Какъ геній, ты мн жизнь благовщалъ,
Какъ чистый жрецъ, меня благословлялъ
И посвящалъ въ Весталку вдохновенья
Ничтожное и слабое творенье.
Но я сама, нечистою душой,
Отвергла даръ и чистый и живой!
О удержи напрасные упреки!

(Бжитъ и останавливается.)

О добрый другъ! Другъ грозный и жестокій!
Забыла я давно твои черты….
Но гд же ты, несчастный, гд же ты!
Въ темниц ты, во гробъ безъ возвращенья
Повергла я любимца вдохновенья!
Онъ счастливъ! Такъ! Небесное чело,
Безъ солнца, такъ прекрасно разцвло!
Не ропщетъ онъ на яростную львицу,
Онъ и забылъ ее, свою цвницу
Онъ строитъ для достойнйшей жены,
Кмъ краткіе его такъ сладки сны,
Врагамъ своимъ и жребію послушной,
Не съ нами онъ, не здсь, въ темниц душной,
Гд ангелы небесный ароматъ
Невидные, невидимо курятъ….

(Впадаетъ въ глубокую задумчивость.)

АЛЬФОНСЪ. Лукреція!
ЛУКРЕЦІЯ. Ты здсь?— Какъ благъ Господь!
Нечаянно ты исповдь услышалъ,
Ту тайну, отъ которой я дрожала,
Которую ни ласки, ни угрозы,
Ни муки не могли бы вырвать.— Стыдно
Мн бъ было признаваться въ столь преступной,
Презрнной клевет, но добрый геній
Всхъ васъ закрылъ въ моихъ очахъ преступныхъ.
Я видла Торквата только. Правда
Изъ устъ моихъ нежданно излилася*
И мсто то, гд тайну я хранила
Наполнило прекраснйшее чувство,
Котораго назвать я не умю.
О милый братъ, о другъ единый мой!
Прости его, прости! Поэтъ великій
Не долженъ быть такъ долго наказуемъ
За то, что онъ и чище насъ и лучше.
О милый братъ! одно прошенье, —
Кончаюсь я, ты видишь, смерть косою
Въ моихъ глазахъ убійственно сверкаетъ,—
Позволь ему изъ роковой темницы
Придти къ одру преступницы несчастной.
Позволь хоть передъ нимъ мн оправдаться….
Что я?… Не оправдаться,— примириться,
Просить прощенья, плакать о грхахъ….
О призови, Альфонсъ великодушный,
Великаго Торквата!
АЛЬФОНСЪ. Константини!
Просите Тасса.—

(Константини уходитъ, Альфонсъ и Леонора отводятъ Лукрецію въ глубину спальной и сажаютъ на кровать. Продолжительное молчаніе.)

ЛЕОНОРА. Лукреція! Ты страшно какъ-то дышишь,
Вокругъ тебя весь воздухъ пламенетъ.
ЛУКРЕЦІЯ. О! тяжко мн! Мой Ангелъ, Леонора!
Не оскверняй себя порочнымъ чувствомъ,
И не питай земной любви къ Поэту!
Мы женщины, тщеславье или страсть
Чаруютъ насъ. Мы — непорочнымъ сердцемъ
Мужчинъ любить не можемъ, заблужденье,
Тщеславье или страсть,— вотъ наши узы!
Не унижай, другъ милый, Леонора,
Прекраснйшаго сердца — честолюбьемъ
Или преступной страстью!— Я прошу
Молю, забудь великаго Поэта!…
Волшебница! Онъ твой! Ты не исполнишь
Моей мольбы…. Темнетъ свтъ…. Сестра!
Забудь его…. Мн душно, кровь клокочетъ….
Забудь его!… О стыдъ и униженье….

ТЖЕ, ТАССЬ и КОНСТАНТИНИ.

ЛУКР. Невиненъ онъ! Я всхъ васъ обманула!..
Забудь его!… Вотъ мой судья приходитъ….

(Тассъ подбгаетъ и падаетъ у ея кровати на колна, Лукреція хватается за сердце.)

Ахъ! сердце, сердце….

(Съ пронзительнымъ крикомъ.)

Га! разорвалось!… (Умираетъ).

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Комната Смотрителя за Феррарскимъ дворцомъ.

РОЗИНА (одна, пляшетъ и поетъ.)
Когда двица жить начнетъ,
Все веселиться, прыгать хочетъ,
О муж-скук не хлопочете
И все поетъ.
И на яву, и въ сладкомъ сн,
То музыка, то пляска снится,
Какъ ноги, голова кружится
И вся — въ огн.
Но если скука-мужъ придетъ,
Она вс радости разлюбитъ,
Одну тоску свою голубитъ
И не поетъ.
Но такъ и быть! Я полюбила скуку —
И какъ она прекрасна, и мила!
Когда при немъ я эту пснь пою,
Онъ говоритъ: какъ эта пснь стара!
Но онъ не мужъ, для мужа очень молодъ,
Ему всего пятнадцать только лтъ,
А мн?— А мн четырнадцать сегодня.

(Пляшетъ и поетъ.)

Пейте, омойтесь и пляшите!
Жизнь уйдетъ и не придетъ,
И тогда уже любите….

РОЗИНА и ДЖУЛІО МОСТИ.

РОЗИНА. Ахъ, Джуліо!
ДЖ. МОСТИ. Розина! Тассъ свободенъ!
РОЗИНА. А съ нимъ и ты?
ДЖ. МОСТИ. Не знаю, можетъ быть.—
Гд твой отецъ?
РОЗИНА. Пошелъ на верхъ, къ Альфонсу,
А я одна со скуки псню пла,
ДЖ. МОСТИ. О, милая! Не время намъ скучать.
Великаго простилъ великій Герцогъ!
Лукрецію онъ отдаетъ ему.
Она отъ страсти къ Тассу такъ страдала,
Что чуть было не отошла ко предкамъ.
РОЗИНА. О Джуліо! Что это значитъ: страсть?
ДЖ. МОСТИ. Огонь въ крови,огонь въ душ и сердц,
Пріятное затмніе разсудка,
Очаровательное горе….
РОЗИНА. Мости!
Испанка я,— и вашъ языкъ прелестный
Мн дикъ и новъ, и многихъ, многихъ словъ
Еще не понимаю, что сказалъ ты,
Я признаюсь, не поняла. Какъ? Горе
Очаровательно!— Какъ хочешь, милый,
А мн смшно.— Огонь въ душ! Прекрасно!
Вотъ страсть!

(Слышенъ колокольный звонъ,)

ДЖ. МОСТИ. Что это?
РОЗИНА. Умеръ кто нибудь,
Вдь это такъ обыкновенно! Полно
Печалиться, и мы съ тобой умремъ.

(Звонъ становится сильве.)

Развеселить тебя? Я протанцую,
Спою твою любимую октаву.

(Начинаетъ пть.)

Душа велла жизнь любить,
А жизнь и душу ненавидть….
Д. М. О, перестань!… Пойдемъ, узнаемъ лучше…
Розина. О! если вмст,— я везд готова!

(Обнявъ Мости, поспшно съ нимъ уходятъ.)

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТЬЕ.

Комната Герцога Феррарскаго.

АЛЬФОНСЪ и ЛЕОНОРА.

АЛЬФОНСЪ. Оставь ее! Ты повредишь здоровью.
Не плачь, сестра! Такъ хочетъ Провиднье!
Не плачь! (а самъ я плачу какъ ребенокъ:)
Сестра моя, послдняя надежда!
Вотъ каждый годъ ударъ во слдъ удару….:
И скоро твой Альфонсъ оставитъ свтъ.
Не убивай меня своимъ страданьемъ,
Мн надо жить, хоть жизнь давно мн въ тягость.,
ЛЕОНОРА. Живите, Ваша Свтлость!
АЛЬФОНСЪ. Ваша Свтлость!
Несчастный! Тамъ одна сестра во гроб
Слезамъ моимъ и горести не внемлетъ,
Другая здсь даетъ мн разумть,
Что и она въ груди хранитъ могилу
И ледянымъ, ужаснымъ языкомъ
Язвительно лепечетъ: Ваша Свтлость!
ЛЕОНОРА. О, милый брить! Прости меня, прости!
Съ недавнихъ поръ Альфонсъ великодушный:
Такъ грозенъ сталъ, такъ вспыльчивъ, такъ ужасенъ.
Что я….
АЛЬФОНСЪ. Молчи, я и теперь ужасенъ,
Когда въ душ возстанутъ привиднья:
Лукреція и этотъ Тассъ въ больницъ!—
Прекрасный другъ! другъ милый, Леонора,
Забудь ее, прости ей клевету!
Пусть радость возвратится въ домъ Альфонса!
Живи еще, переживи меня,
Изыщемъ вмст средства, какъ Торквата
Вознаградить за семилтній стыдъ,
За семилтнія страданья…
ЛЕОНОРА. Герцогъ!
Я раздляю ваше положенье,
Но, кажется, не выдумаемъ мы
Наградъ за то, что потерялъ несчастный.
АЛЬФОНСЪ. Ты думаешь?
ЛЕОНОРА. Уврена.
АЛЬФОНСЪ. Послушай! ?
Ты любишь ли несчастнаго Торквата?
ЛЕОНОРА. Достоинъ ты взаимныхъ откровеній.
Такъ! Я люблю и горячо люблю.
АЛЬФОНСЪ. Вотъ какъ меня….
ЛЕОНОРА. Простите, Ваша Свтлость!
АЛЬФ. Нтъ, ничего, извольте…. продолжайте!…
ЛЕОНОРА. Я снова повторяю, что люблю….
АЛЬФОНСЪ. Я это слышалъ
ЛЕОНОРА. Но не такъ, какъ должно.
Ршился ты оставить здсь Торквата,
Лелять вечеръ горькой жизни Тасса
И заживитъ мучительныя раны….
Все это, Герцогъ, все тебя достойно!
А я должна его и васъ оставить.—
Люблю его, онъ любитъ Леонору,
Но знанія, что бракъ нашъ невозможенъ….
АЛЬФОНСЪ. Сестра моя, герой мой, Леонора….
ЛЕНОНОРА. Что онъ не мужъ Феррарской Герцогин!
Достоинство свое я лучше знаю,
Чмъ онъ, чмъ вс, чмъ даже ты, Альфонсъ…
Останусь здсь — кто знаетъ, можетъ быть:
Во мн и въ-немъ любовь сильнй взыграетъ,
Забудемъ мы о выгодахъ Ферреры,
О будущемъ, о прошломъ, и — погибнемъ,
Но если, мы далеко другъ отъ друга,
Займемся намъ приличнымъ упражненьемъ,—
Поэзіей Торкватъ, а я — молитвой,
Годъ промелькнетъ, другой, простынемъ оба,
Увримся, что наша страсть напрасна,
Тогда опять спокойно, хладнокровно
Сойдемся мы, какъ старые друзья —
И вечеръ твой, Альфонсъ великодушный,
Всеобщимъ нашимъ счастьемъ будетъ красенъ.
Согласны ль — вы?
АЛЬФОНСЪ. Какъ-громомъ пораженный,
Не знаю я, что чувствовать, что думать?
Не женщина ты, Леонора, геній,
Чистйшій духъ, небесное созданіе!..
Теперь я понимаю, почему
Творенія Торквата такъ прекрасны,
Вдохнулъ ихъ геній-Леонора.
ЛЕОНОРА. Герцогъ!
Согласны ль вы?
АЛЬФОНСЪ. Нтъ, другъ мой, несогласенъ!
Какъ мн съ тобой, чудесна’, разстаться?…
ЛЕОНОРА. Два года только, годъ одинъ
АЛЬФОНСЪ. Пусть будетъ!
Куда же?
ЛЕОНОРА. Къ брату Кардиналу д’Есте.
АЛЬФОНСЪ. О! я согласенъ! Но когда?
ЛЕОНОРА. Сегодня.
АЛЬФОНСЪ. Сегодня! Какъ?
ЛЕОНОРА. И даже черезъ часъ.
Я не могу съ Торкватомъ повстрчаться.
Отдамъ сестр послднее лобзанье,
Васъ обниму и тотчасъ въ путь, а завтра,
Прошу васъ, дамъ моихъ и слугъ отправьте!
Но, милый братъ, еще одно прошенье….
АЛЬФОНСЪ. Все, все на свт….
ЛЕОНОРА. Столько бдъ и горя
Въ груди твоей оставили слды….
Не обижай несчастнаго Поэта
Упреками, тоской, воспоминаньемъ,
Прости ему невольные проступки
АЛЬФОНСЪ. И ты могла въ Альфонс сомнваться?
ЛЕОН. О нтъ, мой братъ! Но горе — очень сильно.—
Ты видлъ герцогиню-Леонору,
О будь же, Герцогъ, братомъ Леоноры!

(Обнимаетъ Альфонса.)

Пойду къ сестр завидовать.

Т ЖЕ, ТАССЬ и КОНСТАНТИНИ (входя, встрчаются съ Леонорой}.

ЛЕОНОРА. Всесильный! (Уходитъ.)
ТАССЬ (про себя).
О геній мой! Я твой завтъ исполню,
И женщина меня не поколеблетъ!
АЛЬФ: И такъ, мой Тассъ, насъ смерть соединяетъ
И, кажется, на вки.
ТАССЪ. Ваша Свтлость!
Судьба не позволяетъ. Я ршился.
Мн должно изъ Феррары удалиться —
Для моего и вашего покоя.
Преступникъ я предъ вашими очами,
Виновникъ смерти Герцогини, демонъ,
Принесшій въ домъ вашъ смуту и печаль.
Я самъ винюсь.— Изяществомъ природы,
Пушистымъ лсомъ, рзвой рчкой, небомъ,
Луной, звздами, пснью птицъ свободныхъ
Я долженъ былъ спокойно любоваться,
А красоты дивно прелестныхъ женщинъ
Я долженъ былъ искать въ воображеньи,
Влюбляться въ темныя свои созданья,
И прелестью воздушной упиваться.
Тамъ все мое, — здсь, на земл печальной,
Все отдано во власть людей коварныхъ,
Завистливыхъ, надменныхъ, своенравныхъ.
Не съ ними я,— на празднествахъ, турнирахъ,—
Былъ долженъ пировать и препираться,
Но я забылъ, что пснь Іерусалима
Должна гремть въ устахъ простыхъ и чистыхъ,
Что т уста, изъ коихъ стихъ прекрасный,
Какъ легкій неба воздухъ, вырывался,—
Не жаромъ сладострастнаго лобзанья
Должны горть, что жизнь Торквата Таоса
Давнымъ давно принадлежитъ не мн,
А людямъ всмъ, природ и столтьямъ.
И что во мн, въ потухнувшемъ волкан?
Не обожгу я, правда, но и ночи
Не освщу огнемъ великолпнымъ….—
А тамъ, а тамъ, гд бурный Тибръ шумитъ,
И мутными, какъ мысль моя, волнами,
Торжественно о прошломъ говоритъ,
Предъ вчными стнами Пантеона,
Предъ куполомъ Апостола Петра,
Передъ людьми, которыхъ ненавижу,—
Увижу блескъ Виргильева внца,
И торжество невинности увижу!…
О Герцогъ мой, Альфонсъ великодушный!
Не суетенъ былъ мощный голосъ духа,
Который мн указывалъ храмъ славы,
Который мн Виргиліевъ внецъ
Показывалъ, какъ должную награду
За вс мои страданія и муки,
За чистоту, за благородство сердца,
За все, за все, что я на этомъ свт
И пренебрегъ и потерялъ. Альфонсъ
Великодушный! Ты меня изъ гроба
Извлекъ, но что жъ ты далъ мн въ этомъ свт?
Не гробъ ли вновь? Его ищу, прошу.
Такъ окажи послднюю мн милость,
Дай гробомъ мн великолпный Римъ,
Огромную прошедшаго могилу!
Тамъ я найду мстечко для себя,
Приличное, достойное. Спокойно
Закрою я измученныя вжди,
Но не отъ мукъ, не отъ страданій тяжкихъ,
Но отъ лучей прекраснаго внца.—
Увнчанный,— въ безсмертье отъ безсмертья
Я перейду однимъ великимъ шагомъ!
АЛЬФОНСЪ (про себя).
Несчастный! Въ Римъ! Кто изъ моихъ враговъ
Ему шепнулъ ужасное желанье?
Туда должна ухать Леонора —
И онъ туда влекомъ судьбой упорной….

(Громко.)

Нельзя, Торкватъ, твое здоровье….
ТАССЪ. Слабо!
Мн вреденъ воздухъ пагубной Феррары,
Она меня такъ страшно изнурила.
Спаси меня, Альфонсъ великодушный!
Спаси остатокъ силъ моихъ, Великій
АЛЬФ. Нельзя, Торкватъ! Я лучше знаю пользу
Твою…. Нельзя, нельзя…. Но, Констаитини!
Насъ ждутъ дла. О смерти Герцогини
Намъ должно написать во вс мста,
Гд только въ ней участье принимали.
Пойдемъ, пойдемъ! (Уходя.) Обрядъ устройте также
Для погребенья. Намъ не время плакать.
У насъ одно родство — съ одной Феррарой.

ТАССЪ одинъ.

Для славы — все, и ничего — для Тасса!
Ничтожной милости не хочетъ сдлать.
Нельзя, нельзя! (Подум.) Быль можетъ, тайно, хитро
Онъ мн готовитъ месть за Герцогиню,
Которую онъ самъ низвелъ въ могилу?—
Естественно! Да и къ чему бъ ему
Удерживать пвца, безъ вдохновенья
И безъ ума,— при суетномъ двор?
Ага! Я все проникъ. Коварство, хитрость
Уже не такъ мою тревожатъ душу,
Я ужъ привыкъ спокойно, хладнокровно
Встрчать и отражать ихъ нападенья.
Нельзя, нельзя! Но что жъ меня удержитъ?
Я, испытавъ твою несправедливость
Единожды, не долженъ больше врить
Твоимъ обтамъ.

(Со смхомъ.)

Замы отъ не удачный!
Нтъ! Я уйду скоре злобы, мести,
Скоре мысли ненавистной,— въ Римъ.
Туда, туда походъ послдній Тасса!

(Хочетъ итти.)

ТАССЪ и ДЖУЛІО МОСТИ.

ДЖ. МОСТИ. Какъ я попалъ сюда?— Не понимаю!
Я васъ искалъ, а встртилъ трупъ несчастной
Лукреціи…. Что съ вами? Успокойтесь!
ТАССЪ. О, миръ теб, страдалица страстей,
Невинная виновница несчастій,
Которыми ужасный Тассъ прославленъ!—
Прощай, мой другъ!
ДЖ. МОСТИ. Куда вы это?
ТАССЪ. Въ Римъ!
ДЖ. МОСТИ. Меня, меня съ собой возьмите!
ТАССЪ. Юный,
Прекрасный другъ! Торкватъ на смерть идетъ,
А ты иго во гроб хочешь видть!
ДЖ. М. Не въ гроб, нтъ, но въ слав, въ торжеств!
Я вамъ принесъ мое младое сердце,
Семь лтъ при васъ я пробылъ неотлучно,
Все лучшее я въ вашемъ сердц спряталъ,
А вы меня хотите здсь оставить!
ТАС. Нтъ, никогда! Со мной, со мной, въ тотъ Рим.
Гд хладный гробъ Торквата ожидаетъ!
ДЖ. МОСТИ (бросается объятія Тасса.)
Прощай, моя Феррара и Розина!
Васъ много есть, а Тассъ одинъ на свт.

ИНТЕРМЕДІЯ.

ЯВЛЕНІЕ.

Поляна, окруженная лсомъ,— полная луна освщаетъ вдали дорогу въ Римъ.

ШЬАРА, ФРАНЧЕСКО ТАСКА, другіе Начальники и разбойники наполняютъ поляну, по дорог и у опушки лса сторожевые разбойники.

ШЬАРА. Ни одного! Ужъ sа полночь, Франческо!
Ни одного!— Вида передовымъ!
Не можетъ быть, что въ Римъ никто не халъ,
На богомоліе, на торгъ, за дломъ,
За чмъ нибудь…. Спятъ врно за кустами.—
Клянусь, когда до восхожденья солнца
Ни одного не встртимъ человка,
Ни позда, ни стада, ни коня,—
Передовыхъ повшу по дорог!
А завтра — въ Римъ, Франческо! Въ старый Римъ,
Въ Трастеверре, куда хотите, въ замокъ
Святаго Ангела!— А въ старомъ Рим
Мы можемъ мсто сборное назначить,
Ограбить вс часовни Колоссея….
ТАСКА. Часовни? Нтъ!— Священное сребро
На пользу не послужитъ.
ШЬАРА. Безъ вопросовъ
Я не люблю отвты слушать!— Таска,
За бгство Кардинала Франка-Вилла,
За смерть шести товарищей, за выкупъ
Семи Канониковъ — намъ Римъ заплотитъ
Священнымъ или свтскимъ серебромъ!—
Не даромъ Шьара двадцать тысячъ войска
Къ стнамъ подвинулъ Рима. — Что, Трискати
Не возвращался?
ТАСКА. Нтъ еще, Начальникъ!
ШЬАРА (ложась
Ну, спите съ Богомъ! Господи помилуй,

(Таска и прочіе отходятъ и ложатся на лугу въ отдаленіи.)

ШЬАРА. Святый Джованни! Помоги поймать
Купца или богатаго монаха!…

(Укутывается въ плащъ и засыпаетъ, глубокая тишина чрезъ нсколько времени прорывается свистомъ сторожевыхъ,— Шьара и разбойники подымаются.)

ШЬАРА. Къ ружью!— Заснуть спокойно не дадутъ!
Съ которой стороны добыча?…
СТОРОЖЕВОЙ. Съ правой!
ШЬАРА. Изъ Рима?
СТОРОЖЕВОЙ. Въ. Римъ!
ШЬАРА. Прозжій?
СТОРОЖЕВОЙ. Нтъ, прохожій!
ШЬАРА. Ну, стоило будить! Послушай, Таска,
До завтра спрятать!— Ну, спокойной ночи.

Т ЖЕ, ТОРКВАТО ТАССО, ДЖУЛІО МОСТИ, (спутанные веревками) и нсколько разбойниковъ.

РАЗБОЙНИКЪ. Спитъ Шьара?
ШЬАРА (приподымаясь.) Сплю!— Я говорилъ вамъ: спрятать!
Покой не дадутъ ни на минуту!, ‘
Ну, бросьте здсь, опутайте, свяжите.
Не улетятъ, не птицы!— Поутру
Осмотримъ и объицемъ! Доброй ночи!…

(Ложится, разбойники отводятъ плнниковъ въ сторону, возл сторожеваго оставляютъ и, возвратясь на прежнее мсто, ложатся.)

РАЗБОЙНИКЪ. Олега же за нищими гоняться!
ТАСКА. Пріятель, спи, не то проснется Шьара.

(Опять глубокая тишина).

ДЖ. МОС. Мн стыдно! Онъ спокоенъ,хладнокровенъ,
Какъ будто онъ въ гостинницу зашелъ,
Какъ будто ожидалъ онъ этой встрчи,
А я дрожу, мн страшно…. Чмъ онъ занятъ?
Не спитъ ли? Нтъ! На блдную луну
Глаза вперилъ, спокойно размышляетъ….
Не разъ онъ говорилъ: ‘Нтъ въ мір бдствій,
А если есть, такъ только Жизнь Одна!
Умй понять необходимость горя
И горе — боле не существуетъ, а
Попробуемъ преодолть себя,
Уснуть, забыться, утонуть въ мечтаньяхъ.—
ТАССЪ. Полна любви безмолвная природа!
И человку велно любить.
За что жъ, когда законъ твой исполняемъ,
Ты насъ преслдуешь за исполненье?—
Миръ вамъ, мечты, давно пора проснуться!
Пустымъ словамъ, пустымъ страстямъ не врить,
Отрезвиться отъ славы и любви.—
И лавръ и миртъ — ядъ непримтный носятъ,
Противоядье — только въ кипарис.—
Но кипарисъ и далеко и близко….
Перешагнуть ограду самовольно
Возможно, но преступно и гршно!!
Да и зачмъ?— Жизнь краткая пестра,
То свтлые, то темные цвты
Разбросанны по жизненной дорог,
Сегодня — горькій, завтра — сладкій день.
Какъ горькій день? Но можно быть счастливцемъ
Вчера, сегодня, завтра, посл завтра,
Всю жизнь до гроба можно быть счастливымъ:
Люби — и только, говоритъ Петрарка,—
Пиши стихи небесной Леоноръ, —
Ты счастливъ! Обожай ее — ты счастливъ!
Да, я быль счастливъ и теперь я счастливъ,
Любилъ, люблю,— умю сладкой римой
На риму сердца отвчать, умю
Носить въ душъ великолпный образъ, —
Ни у кого нтъ слезъ такихъ цлебныхъ,.
Какъ у меня, — никто, и самъ Петрарка,
Не сложитъ утшительнй молитвы,
Какую я сложилъ о Леонор.
И я несчастенъ?… Нтъ.
ДЖ. МОСТИ. Онъ что-то шепчетъ..
Не смю. Грхъ подслушивать. Не смю,
Спросить: о чемъ?…
ТАССЪ. Несчастенъ, бденъ, жалокъ,—
Кто нераздльно съ тломъ веществуя,
Не можетъ легкой мыслью отдляться
И пролетать незримымъ существомъ
Тамъ, гд живетъ его Елеонора,
Изъ глубины темницъ, съ одра болзни
Душей не можетъ выдти на свободу
И. сладкогласной птичкой невидимкой
И пть и жить воздушною любовью….
Кто, умирая, не иметъ силы
Не отлетть въ небесныя селенья,
Не для себя и не собой остаться,
А легкимъ и отраднымъ сновидньемъ
У изголовья спящей Леоноры, —
И если смерть, съ крылатой вереницей
Недуговъ и страданій, подойдетъ…
Къ постели двственной, — не дать проснуться,
А унести ея святую душу…
И у престола Божія поставить
Земнаго ангела между небесныхъ!…
И это все — Торквато Тассо можетъ!
И я несчастливъ?! Гршенъ ропотъ мой!
Я жалуюсь на грязь и непогоду,
А самъ иду надъ бурей, высоко!
И разрушительныхъ ея порывовъ
Не вижу и не знаю….

(Мости старается приблизиться къ Тассу).

ТАССЪ. Ты не спишь?
А отдыхъ нуженъ, ты усталъ дорогой.
ДЖ. МОС. Хотлъ уснуть, но сонъ нейдетъ. Опасность
И нашего пути и нашей жизни….
ТАССЪ. Опасность, безъ судьбы, одна не ходитъ.
Опасность — вымыслъ. Въ чемъ же вся опасность?
Мы можемъ жизнь утратить, не жалй!
Мы здсь младенчествуемъ только,
Мы мужественный возрастъ обртемъ
Неизмняемый, непреходящій! .
Спи лучше!
ДЖ. МОСТИ. Но зачмъ же вы не спите?
ТАССЪ. И я засну. (Онъ за меня боится
И потому не спитъ мой добрый Мости).

(Тассъ опускаетъ голову и вскор засыпаетъ, глубокая тишина снова царствуетъ: слышенъ отдаленный свистокъ).

ДЖ. МОСТИ (поворачиваясь).
Не спится.— Сердце ждетъ бды.— Не спится.

Т ЖЕ и ТРИСКАТИ показывается на опушк лса.

СТОРОЖЕВОЙ. Кто тамъ?
ТРИСКАТИ. Молчи! Свой!— Кондотьеръ Трискати!
Что спятъ товарищи?
СТОРОЖЕВОЙ. Спять на полян.
Измучились на безполезной ловл.
ТР. (подходя къ начальникамъ и толкая одною ногою).
Проснись, вставай! Гд Шьара?
КОНДОТЬЕРЪ (просыпаясь). А?
ТРИСКАТИ. Гд Шьара?
КОНДОТЬЕРЪ. Чего?
ТРИСКАТИ. Гд Шьара?
КОНДОТЬЕРЪ. Спитъ на камн.
ТРИСКАТИ (ложась). Спитъ?
И я прилягу.
КОНДОТЬЕРЪ (всматриваясь). Это ты, Трискати?
Изъ Рима?
ТРИСКАТИ. Да.
КОНДОТЬЕРЪ. Что новаго?
ТРИСКАТИ. О, много!
Не перескажешь вдругъ всего.

(Таска и прочіе Кондотьеры просыпаются).

ТАСКА. Трискати
Вернулся?
ТРИСКАТИ. Да?— А какова удача?
ТАСКА. Плоха, братъ? Двухъ поймали пшеходовъ,
А съ пшеходовъ взятки гладки.
ТРИСКАТИ. Шьара
Пойдетъ на Римъ?
ТАСКА.
Хотлъ, не знаю, завтра….
ТРИСКАТИ. Повременить бы день, другой….
ТАСКА. А что?
ТРИС: А вотъ что. Въ Римъ ждутъ Торквата Тасса.
По случаю его прізда,— будутъ
Процессіи и праздники! Вотъ время
Въ Трастеверре отправиться подъ ночь.—
Вс жители пойдутъ за Тибръ, смотрть
На разные потшные огни
На позды дворянскіе, — а мы
Трастеверре по своему освтимъ!
КОНДОТ: Торквато Тассо, говоришь ты? Этотъ
Пвецъ волшебникъ?
ТРИСКАТИ. Что онъ за волшебникъ?
Онъ набоженъ, какъ кашъ отецъ Антоній,
Что за часовней, изъ сухихъ втвей
Въ глухомъ лсу себ построилъ келью.
ТАСКА. Да и въ стихахъ его — есть благочестье!
Разгулу, молодецкой жизни — мало,
Зато, какъ пть начнешь его октавы,
Кого,— не знаешь, а кого-то любишь.
Нтъ! Чуть услышу, что Торквато въ Римъ,
У Шьары отпрошусь на два, три дня,
Послушать, какъ онъ самъ поетъ октавы.
КОНДОТЬЕРЫ. И я, и я!…
ТРИСКАТИ. А на охоту?
ТАСКА. Посл!
Въ одинъ же день всхъ праздниковъ не кончатъ.
Увидишь, Шьара самъ пойдетъ послушать.
Вдь онъ и самъ слагаетъ дивно псни
Для нашего простаго обихода.

(Въ продолженіе разговора, Мости ползетъ къ ихъ кружку, останавливаясь и вслушиваясь въ рчи. Тассо спитъ).

КОНДОТ: Послушайте! онъ мимо насъ продетъ.
ТАСКА. А что? и въ правду.
КОНДОТЬЕРЪ. Надо наказать
Передовымъ, особеннымъ свисткомъ
Пусть знать дадутъ. Мы вс пойдемъ на встрчу
И’ ъ честь ему т станцы пропоемъ,
Что Шьара сочинилъ къ Торквату Тассу.
ТАСКА. Возьми коня! Лети къ передовымъ!
Не долго прозвать….
ДЖ. МОСТИ. Ужъ прозвали!

(Вс вскакиваютъ съ своихъ мстъ).

ТАСКА. Кто здсь? Къ ружью! Измна!
ДЖ. МОСТИ. Тише, тише!
Я плнникъ вашъ, я связавъ…. Но межъ вами
Другой есть плнникъ поважнй меня,
Важне Кардиналовъ и Князей!—
Торквато Тассо!
ВС. Что? Торквато Тассо?
Одинъ? Пшкомъ?
ДЖ. МОСТИ. Онъ убжалъ отъ яда,
Что для него готовили въ Ферраръ,
И въ Римъ спшилъ на приглашенье Папы.
ТРИСКАТИ. А если лжешь?
ДЖ. МОСТИ. Вдь я у васъ въ рукахъ,
Вы можете за ложь меня замучить!
КОНДОТЬЕРЪ. Будите Шьару!
ТРИСКАТИ. Обождать….
КОНДОТЬЕРЫ. Будите!
Онъ въ Римъ спшитъ, мы задержали. Таска,
Буди его, буди его, буди!…
ТАСКА (подошедъ ко Шьар.)
Начальникъ!
ШЬАРА. А?
ТАСКА. Начальникъ!
ШЬАРА. Ну, чего?
ТАСКА. Ты знаешь ли кого мы взяли въ плнъ?
ШЬАРА. Кого?
ТАСКА. Торквата Тасса.
ШЬАРА. Быть не можетъ!
Огней! Огней! Гд жъ онъ?
ТАСКА. Вонъ этотъ мальчикъ
Намъ сказывалъ.
ШЬАРА (вставъ). Огней, друзья, скоре!
Я видлъ Тасса раза два у Конки!
Узнаю, не обманутъ. Гд жъ онъ, Таска?
ТАСКА. Вотъ спитъ подъ деревомъ.

(По всему лсу зажигаются огни, разбойники съ факелами наполняютъ поляну).

ШЬАРА. Торквато Тассо!!
РАЗБОЙНИКИ (освщая Тасса, шопотомъ).
Торквато Тассо! Здсь Торквато Тассо!…
ТАССЪ (просыпаясь).
Что значитъ этотъ свтъ, толпа? Гд Мости?
ДЖ. МОСТИ. Я здсь! Они узнали васъ.
ШЬАРА (развязавъ Тасса, разбойники развязываютъ Мости). Простите!
Ошибкой молодцы васъ захватили,
Вамъ стоило назвать себя.
ТАССЪ. Назвать?!
ШЬАРА. Да, ваше имя талисманъ отъ смерти,
Во истину безсмертный человкъ!—
И проклятъ тотъ, кто вздумалъ бы умножить
Число страданій славныхъ, знаменитыхъ,
Которыя оправдываютъ небо
И обвиняютъ гордость человка!
ТАССЪ. Творецъ! И это говоритъ разбойникъ?!
ШЬАРА. Да, это говоритъ разбойникъ Шьара.
ТАССЪ (вскочивъ). Возможно ли?… Сей ужасъ, бичъ людей!
Невидимый судья дяній тайныхъ!
Злодй, покрытый славой и безчестьемъ!
Добра и зла блистательная смсь!..
Италіи таинственная сказка!…
ШЬАРА. Все это я! Но вс мои названья
Высчитывать не доброму Поэту,
Не образцу сердечной простоты.
Нтъ! Не теб разбойника судить.
Взгляни и пожалй! Вотъ судъ Поэта!
ТАССЪ. Гд Джуліо?
ДЖ. МОСТИ. Я здсь.
ТАССЪ. (взявъ его за руку). Смотри съ участьемъ
На этого гиганта страшныхъ длъ!
Онъ и въ порок отыскалъ ступени
Похожія на добродтель. Часто.
Облитый кровью сирыхъ и невинныхъ,
Онъ кровь съ своей разбойничей скиры
Смываетъ счастьемъ цлыхъ городовъ.
Но, Джуліо! Онъ отъ того не лучше!
Будь благодтелемъ земли широкой, —
Дай счастіе народамъ, государствамъ….
Единое пятно невинной крови,—
Твое благодянье — безобразно!
Жалю, Шьара, искренне жалю!
Мн горько продолжать мои упреки.—
Довольно! Есть религія, законъ….
Быть можетъ голосъ ихъ — въ тебя проникнетъ.—
Ну, Джуліо, пойдемъ!
ШЬАРА. Постой, Торквато!

(къ разбойникамъ).

Двухъ добрыхъ лошадей! Проворно!— Таска,
Возьми двнадцать всадниковъ, свтильни
И проводи до городскихъ воротъ….
ТАССЪ. Какъ, разв Римъ такъ близко?
ШЬАРА. Мили дв.
ТАССЪ (пристально смотрите ви Шьар).
Великій Боже!.. Шьара, Бога ради,
Скажи: зачмъ ты здсь?
ШЬАРА (посл мгновенного молчанія). Ты догадался.
ТАССЪ. Убійство и пожаръ столиц Міра!!
О вспомни, вспомни! Цлый рядъ вковъ
Прошелъ по Риму, грознымъ разрушеньемъ,
Какъ море, варвары его размыли —
И отъ чудесъ Искусства и Науки
Лишь чудныя развалины остались.
Но Геній, древній Итальянскій Царь
Воскресъ и — снова Римъ столица Міра!
Не разрушительнымъ мечемъ,— Искусствомъ,
Не храбростью желзныхъ легіоновъ,
А тихимъ святомъ просвщенья,— Римъ
Возвысился божественнымъ внцомъ
Надъ головой божественнаго Міра!
Могилу уважаетъ и разбойникъ.
А ты!… О мало ли теб проклятій
Смывать церковнымъ покаяньемъ?— Шьара!
И тяжкіе грхи прощаетъ Церковь,
Но этотъ грхъ грхомъ всемірнымъ будетъ,
А казнію — всемірное проклятье!

(Таска и двнадцать всадниковъ съ факелами вызжаютъ на Римскую дорогу, Тассу и Мости подводятъ богато осдланныхъ коней.)

ТРИСКАТИ. Готовы лошади….
ТАССЪ. Я не поду,
Пока за безопасность Рима….
ШЬАРА. Тассо!
Прощаю Римъ, но только для тебя!
А за спасенье Рима, общай
Молиться за меня въ твоихъ молитвахъ!
И Богъ и люди милуютъ тебя….
ТАССЪ. (садясь на коня, Мости также).
О! Эта просьба, Шьара, добрый знакъ,
И сладостно молиться за несчастныхъ!
ШЬАРА. Прости, великій Тассо! Добрый путь!
РАЗБОЙН. Прости, Торквато Тассо, добрый путь!

(Тассъ и Мости узжаютъ въ сопровожденіи всадниковъ, Шьара и разбойники смотрятъ безмолвно имъ вслдъ, пока они не исчезаютъ изъ виду.)

ШЬАРА (въ полголоса.)
Домой! Въ Абруццы! Это слово — свято!

АКТЪ ПЯТЫЙ.

РИМЪ.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Мсто предъ Пантеономъ.

ТАССТЬ и МОСТИ (спящій у входа въ Пантеонъ),

ТАССЪ. (ходя около храма и осматривая)
О, кто тебя изъ камня изваялъ,
Великій храмъ, и на земл поставилъ,
Божественный внецъ Искусства? Дивно
Твой куполъ вознесенъ подъ куполъ неба,
И споритъ съ нимъ красой и велелпьемъ,
Какъ вчность, тянутся столпы, какъ мыслямъ
Великаго ума, имъ нтъ числа,
И какъ мечты Поэта, стройны, мрачны,
Они глядятъ съ презрніемъ на міръ
И въ небеса бгутъ, землей гнушаясь.
Какъ въ зеркало, гляжусь я въ этотъ храмъ —
И онъ меня такъ странно отражаетъ!
Я вижу въ немъ себя — и не себя.
Мн кажется, онъ рукъ моихъ созданье,
Когда же я воздвигъ его, не помню.
Смотрю, не насмотрюсь, онъ мн знакомъ…—
То Славы Храмъ, то Римскій Пантеонъ!
Давно объ немъ Пвцы пропли псни,
Давно молва свое проговорила,
А онъ все новъ, дряхля, молодится
И нтъ конца его существованью!…

Т ЖЕ, и ДВА ГЕРМАНСКІЕ ПУТЕШЕСТВЕННИКА.

ПЕР: ПУТЕШ: Теперь никто не отвлечетъ вниманія,
Мы можемъ оцнить архитектуру….

(Теряются за колоннами.)

ТАССЪ. Кто можетъ оцнить творенье неба,
Опредлить то чудо вдохновенья.
Которымъ здсь ознаменованъ геній?
Самонадянность людей! Не стыдно ль
Желать вселенную поднять на плечахъ,
На человческихъ ничтожныхъ, плечахъ!
Не стыдно ли съ увренностью дерзкой
Небесное земнымъ умомъ цнить!
Благоговйте, если въ силахъ! Только!
Довольно съ васъ! И то благодарите,
Что отъ суда такого добрый геній
Всего изящнаго, не отвратился,
Не предалъ васъ холодному забвенью
И гробъ вашъ посщать благоволить.
Но геній, я забылъ, давно оставилъ
Земную твердь. Онъ снова въ океан
Небесныхъ волнъ ждетъ новыхъ поколній,
И, правда, нкому теперь принять
Его на суетной земл, вс люди
Окаменли, ужасы войны.
Кровь и пожаръ…. Пожаръ! Что если пламя,
Всеразрушающій, враждебный геній,
Какъ тать тебя, великій храмъ, обыметъ,
Предательскимъ и жаркимъ лобызаньемъ
Всего тебя обрушитъ въ кучи пепла?
Падутъ твои безмрные столпы,
Глава твоя пол-города покроетъ
И не спасетъ тебя, зиждитель геній!—
Но какъ я простъ! Я и забылъ, что ты —
Прочне моря, воздуха, земли
И всхъ стихій!— Изъ камня, изъ безсмертья
Воздвигнутъ ты, и отъ стихій вліянья
Собой тебя закрылъ зиждитель геній!

Т ЖЕ и ТОЛПА НАРОДА (съ разныхъ сторонъ приходящаго.)

ПЕРВЫЙ ГОЛОСЪ. Куда идешь?
ВТОРОЙ. Иду на рынокъ. Надо
Мн закупить хозяйскіе припасы,
Но холодно, я дрогну.
ПЕРВЫЙ. И я также.
Какъ жарокъ день, какъ мертвая, въ истом,
Не чувствуешь, что дется кругомъ,
А утромъ холодъ.— Ну, а мать твоя?
ВТОР: Мы съ ней еще съ тхъ поръ не помирились…
Но, Боже мой, кто это тамъ? Ты видишь?…
ПЕРВ: Ахъ! убжимъ! Онъ какъ-то странно ходитъ.
Онъ на одномъ кружится мст. Боже!
Какъ страненъ онъ! Ой, убжимъ, ты знаешь,
Что городъ нашъ наполненъ всякой дрянью!
ВТОРОЙ. И, перестань! Не воръ онъ, не убійца.
Смотри: на немъ какое одянье,
То врно издалёка иностранецъ
Предъ камнями ночуетъ Пантеона.
У этихъ иностранцевъ все не такъ,
Какъ вотъ у насъ, у Римлянъ простодушныхъ.
Слыхала я отъ матери моей,
Что многіе изъ этихъ сумасшедшихъ
Приходятъ къ камню, камень обнимаютъ,
Съ нимъ говорятъ иной разъ цлый день
И съ камнемъ ночь безсонную проводятъ.
ТРЕТ: Смотри, смотри! Какъ жадно въ этотъ храмъ
Чудакъ влпилъ тоскующія очи!
ЧЕТВЕРТЫЙ. Кто тамъ, пріятель?
ТРЕТІЙ. Я не знаю, только
Прелюбопытный этотъ иностранецъ.
МНОГІЕ. Онъ иностранецъ?— Кто же онъ? Откуда?
Что такъ ему понравились колонны?—
Откуда онъ?— Какой нибудь лазутчикъ!—
Поймать бы надо.— Вотъ ужасно нужно,
И мало ли приходитъ къ намъ людей?
Такъ всхъ ловить! Не переловишь.— Тише,
Чудакъ заговорилъ по-Итальянски….

(Толна, стихая, тснится около Тасса.)

ТАС: Я былъ во сн, но въ сладостномъ, прекрасномъ!
И снилось мн, что нсколько столтій,
На крыльяхъ, мимо храма, пролетали,
Но объ его столпы ихъ разбивали.
А я стоялъ на высотъ, далеко.
Народъ внизу то шумно прибывалъ,
То убывалъ, стихая постепенно,
То вновь киплъ нежданной полнотой,
Но никогда окрестность не пустла….

(Восходитъ къ Мости.)

МНОГІЕ ГОЛОСА. Какъ говоритъ и плавно и красиво!
Да смыслу нтъ.— Альфонсъ пріхалъ въ Римъ,
То Секретарь Альфонса.— Константини?—
Феррарскій Герцогъ?— Да.— А это кто?—
ТАССЪ. (обращаясь къ нарожу, но не примчая чрезвычайного стеченія).
Великій Римъ! Уста простолюдина,
Безъ трепета, безъ страха и волненья,
Твое святое имя произносятъ!
Но тотъ, кто жизнь великія столицы
Съ вниманьемъ, любопытствомъ прочиталъ,
Кто чудеса твоихъ гражданъ героевъ
Постигъ, запечатллъ и оцнилъ, —
Безъ страха тотъ, безъ трепета, боязни,
Пяти шаговъ по улицамъ твоимъ
Не можетъ сдлать, все подъ нимъ горитъ
Торжественнымъ какимъ-то, дивнымъ свтомъ,
Смущенный, онъ боится наступить
На тайную гробницу человка,
Великаго оружьемъ иль умомъ.—

(Дж. Мости встаетъ и съ удивленьемъ смотритъ на вдохновеннаго Тасса.)

ТАССЪ. И это все рукою человка
Воздвигнуто!— Кто жъ этотъ человкъ?
Какъ онъ великъ!— И эти мухи-люди
Въ его созданіяхъ гнздятся…. Люди!
Смотрите: это онъ, тотъ человкъ,
О коемъ я сказалъ: великій, мощный!
ГОЛОСА.Что тамъ,друзья, пожаръ онъ видитъ, что ли?
ДЖ. МОСТИ. (Тассу.)
Толпа тебя не понимаетъ. Дико,
Безчувственно она глядитъ.— Ей страненъ
И теменъ твой торжественный языкъ.
ТАССЪ. Малютки! Жаль мн васъ! Какая глупость
Написана на этихъ мелкихъ лицахъ!
Какъ вс черты изображаютъ ясно
То гордость, то корысть, то униженье….
ГОЛОСА. Да онъ ругается!— Съ крыльца его!—
Съ крыльца! Долой!— Намъ умниковъ не надо!—
ТАССЪ. Чего ревутъ народа шумны волны?
ГОЛ. Онъ говоритъ.— Послушаемъ.— Съ крыльца!..
ТАССЪ. Умолкни, чернь! Когда пророкъ вщаетъ,
Благоговй, невжество…. Ни слова!
ГОЛОСА. Кто?— Онъ пророкъ?— Съ крыльца его! Съ крыльца?..

(Народъ бросается къ Пантеону.

ДЖ. МОСТИ, (удерживая народъ).
Куда, слпцы?— Подобные вамъ люди
Всю жизнь его несчастьями покрыли!
Со всхъ сторонъ клеветники и зависть
Изранили его младое сердце!
А онъ прославилъ васъ! Не помнилъ онъ
Обидъ, клеветъ, ругательствъ, оскорбленій,
Онъ бремя несъ, не заслуживъ его.
Весь свтъ его какъ чудо превозноситъ….
А вы?… Но кто васъ можетъ обвинять?
Не знаете таинственнаго гостя!
Я вамъ скажу! Благоговйте, люди!
Великій Римъ!— Твой гость — великій Тассъ!

(Народъ отхлынулъ и съ глубокимъ почтеніемъ нсколько разъ произноситъ имя Тасса.)

Европа, міръ, Поэтовъ не умютъ
Ни оцнять, ни награждать достойно.
Поэзія везд слыветъ мечтой,
Занятьемъ безполезнымъ, даже вреднымъ,
Но Римъ одинъ отвергнулъ предразсудки,
Отъ давнихъ лтъ Науки и Искусства
Его своей столицей именуетъ.
Дйствительно, Римъ есть столица славы!
Въ немъ тысячи свершалися торжествъ,
Не разъ, не два разнообразный геній
Лавровыми листами обвивался!
Для славы созданъ Римъ, — и не на то ли
Въ его стнахъ безсмертный Капитолій?
И для чего, скажите, наконецъ,
Хранится въ немъ Виргиліевъ внецъ?…
НАРОДЪ (въ сильнйшемъ волненіи).
Внчать его! Внчать Торквата Тасса!—
Внчать Поэта перваго на свт!—
Великій къ намъ пришелъ за торжествомъ!

(Народъ, устремившись къ Пантеону, поднимаетъ Тасса на руки и уноситъ посреди кликовъ.)

Да здравствуетъ Пвецъ Іерусалима!—
Къ Святйшему!— Нтъ! прямо въ Капитолій!—
Внчать его!… Внчать Торквата Тасба.

(Вс уходятъ.)

ТОЛПА НОВЫХЪ ГРАЖДАНЪ (пробгаетъ въ томъ направленіи, куда понесли Тасса).
ГОЛОСА. Что тамъ за крикъ? Кого несутъ Римляне?—
Я старъ и слабъ, о, дочь! веди меня,
Не помню я такого шума въ Рим
И радости такой еще не помню!—
Творецъ! Землетрясенье въ Рим, что ли?—
Огонь подземный?— Нтъ! пожаръ!— Скоре,
Мы не догонимъ…— Врачъ нашъ, Клавдій Риги…
Какъ онъ спшишь! Кто умираетъ въ Рим?—

Т ЖЕ и КЛАВДІЙ РИГИ.

К. РИГИ (поспшно проходя.)
Великій Тассъ отъ радости слабетъ,
Къ нему спшу, онъ въ дом у меня….

(Уходитъ).

ВЕСЬ народъ (поспшно за нимъ слдуя).
Бги, лети! Спасай Торквата Тасса!…

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Комната Леоноры въ дом Кардинада д’Эсте.

ЛЕОНОРА (одна, читаетъ).
Нтъ! Все не то! Въ стихахъ я этихъ вижу
Одну тоску незрлаго таланта.
Нтъ силы той, того очарованья,
Кмъ я живу и въ Рим и въ Феррар.
О скоро ли заснетъ въ моей груди
Мой Тассъ, воспоминаніе блаженства?
Какъ мн скрывать, чмъ сердце у меня
Отравлено, оковано и сжато?—
Альфонсъ! Альфонсъ! Мн скучно безъ тебя,
Скучне безъ тебя мн, Константини!
Одинъ — ты смлъ глядть украдкой въ сердце
Несчастной Леоноры, и порой
Меня ласкать участьемъ, снисхожденьемъ,
И въ свтломъ облак манить надеждой!
Но все прошло!— Страдаетъ Герцогиня
За то, что Герцогиня!… Боже! кто тамъ!…

ЛЕОНОРА и КОНСТАНТИНИ.

ЛЕОНОРА. Ахъ Константини! Вы давно ли въ Рим?.
КОНСТ. И часа нтъ!— За мною слдомъ Герцогъ
Поспшно детъ. Онъ боится Тасса,
Его любви къ прекрасной Герцогин….
ЛЕОНОРА. Люблю я брата, мн пріятно видть
Его всегда. Но въ этотъ разъ — я грозно
Приму его.— Обидно, Константини!—
Вы знаете, какъ мы разстались съ нимъ?
Какъ только умерла сестра,— Альфонсъ
Ршился вновь принять къ Двору Торквата
И мн объ этомъ объявилъ. Я тотчасъ
У брата въ Римъ на время отпросилась,
Чтобъ не видаться болъе съ Торкватомъ
И ночью я оставила Феррару.
А онъ меня еще подозрваетъ!
Но правъ Альфонсъ! Любовь моя безмрна.
Любовь, одна любовь меня подвигла,—
Чтобы спасти Торкната,— удалиться.
Какъ безкорыстна я, не правда ль? Подвигъ
Я совершила исполинскій, чувство
Самодовольствія во мн разлилось,
И я вполн, вполн награждена!—
Но что же съ нимъ, съ моей мечтой прекрасной?
Гд онъ?
КОНСТАНТИНИ. Онъ здсь! Я халъ черезъ площадь
И видлъ чудо, Герцогиня! Шумно
Народъ на раменахъ Поэта несъ
Внчать внцемъ Виргилья въ Капитолій.
Напрасно я къ нему хотлъ пробиться,
Народъ, какъ бы единый человкъ,
Былъ тсенъ, густъ и неразрывенъ, крики
Безмрный воздухъ наполняли, дти,
Старухи, старцы вс за нимъ бжали
И всякъ изъ нихъ его благословлялъ,
И всякъ изъ нихъ хотлъ внчать Поэта.
Тогда въ глазахъ моихъ блеснули слезы,
Я, какъ ребенокъ, зарыдалъ. О! сладко
Подъ лаврами обнять такого друга,
Тмъ больше, если онъ внца достоинъ!
О торжество невинности и славы!
Благословенъ да будетъ вчно Промыслъ!
Онъ справедливъ….
ЛЕОНОРА. И грозенъ! О, зачмъ
Внецъ тотъ не корона!

Т ЖЕ и АЛЬФОНСЪ.

АЛЬФОНСЪ. Леонора!
ЛЕОНОРА. Мой братъ, Альфонсъ!…
АЛЬФОНСЪ. Послдняя отрада!
Въ послдній разъ пришелъ тебя увидть.
Скучаешь ты въ столицъ свита, ангелъ!
Одну тебя нашелъ я съ Константини!
Но гд же тотъ, кого я такъ любилъ
И грозно такъ преслдовалъ повсюду?
Кто такъ упорно борется со мной?…
Я думалъ: онъ съ тобой…. и кровь хладла,
Щетинился мой блый волосъ, очи
Слезами наливались. Леонора!
Прости меня, но кто перетерплъ,
Перестрадалъ такъ много въ этой жизни,
Естественно, въ томъ скоро подозрнья
Родятся, умираютъ и родятся.
И со стыдомъ, я признаюсь, вотъ поводъ
Единый моего прізда въ Римъ.
Но гд же онъ?—
КОНСТАНТИНИ. Не нашъ онъ, Ваша Свтлость!
Безсмертье его отъ насъ отняло
И повело на вчность въ Капитолій.
АЛЬФ: Какъ счастливъ онъ! какъ вмст я несчастливъ!
Не потому, что торжество Торквата
Меня гнвитъ. Напротивъ! Очень радъ!
Я самъ хотлъ Святйшаго просить,
Но весь народъ предупредилъ меня,
И вотъ, что очень больно для Альфонсэ!

Т ЖЕ и ГОНЗАГО.

ГОНЗАГО. Какая новость, Ваша Свтлость, Трудно
Поврить…. Непонятно…. Тассъ ужъ здсь….
АЛЬФОНСЪ. Я это зналъ въ Феррар.
ГОНЗАГО. Ваша Свтлость
Все знаете, но вотъ что новость: Римъ
Весь въ торжеств и завтра въ Капитолій,
Согласно съ волей Папы, Тассъ нашъ вступитъ
И отъ руки народа будетъ внчанъ!
Его Святйшество опасно боленъ,
И потому при торжеств не будетъ,
Но торжества не хочетъ отлагать,
Чтобы нечаянно у нихъ кончина
Не вырвала двойнаго торжества:
У одного внца, а у другаго — чести
Быть современникомъ Внчанья Тасса
И главною тому причиной.— Слава
И благодарность — вотъ чмъ Римъ наполненъ!
Сегодня цлый городъ освтятъ
Потшными огнями, завтра утромъ
Великое внчанье совершится!
альфонсъ. Благодарю! Ты радостную новость
Принесъ ко мн. Мы также завтра утромъ
Пойдемъ смотрть на праздникъ въ Капитолій
И лаврами обвитаго пвца
Торжественно отъ всей души поздравимъ.—
На радости и то мы позабыли,
Что въ домъ чужой пріхали, хозяинъ
Больной въ постели ждетъ друзей и брата.
ЛЕОНОРА. Какъ ожидалъ онъ Вашу Свтлость!
АЛЬФОНСЪ. Право?—
Такъ онъ меня, какъ прежде, любитъ! Боже!
Для Тасса я забыть могъ даже брата!

(Уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТІЕ.

Площадь предъ Капитоліемъ, несъ Римъ и Капитолій освщены разноцвтными огнями, во многихъ мстахъ видны транспаранты съ вензелемъ T. Т. и съ различными аллегорическими картинами. На лвой рук домъ съ портикомъ Клавдія Риги.

ТОЛПА НАРОДА (тснится около портика).

ПЕР. ГОЛОСЪ. Когда внчать назначено Торквата? —
ВТОРОЙ. Герольды прокричали: завтра утромъ!
А ты не слышалъ.
ТРЕТІЙ. Завтра утромъ? Боже!
Что если онъ умретъ еще сегодня?!
второй. Все можетъ быть, но видишь: свтъ зари,-
И солнце поспшаетъ для Торквата!
ЧЕТВЕРТЫЙ. То блескъ огней.
ВТОРОЙ. Нтъ, другъ мой! Вонъ денница
Свтлй нашихъ транспарантовъ блещетъ!
ПЯТЫЙ. Что Риги говоритъ?
ШЕСТОЙ. Плоха надежда,
Онъ проживетъ еще дня три, четыре….
ПЯТЫЙ. Не больше?
ШЕСТОЙ. Да! не больше!
СЕДЬМОЙ. Римъ отлично
ВЕЛИКАГО Торквата принялъ….
ОСЬМОЙ. Да!
Но мертвецу не сладокъ иміамъ.
СЕДЬМОЙ. Да слава камень воскресить возможетъ.
ОСЬМОЙ. А человка можетъ умертвить….

Т ЖЕ и ТАССЪ, поддерживаемый Д. МОСТИ и КЛАВДІЕМЪ РИГИ и сопровождаемый многими людьми, выходитъ въ портикъ.

НАРОДЪ. Торквато Тассъ! Поэту честь и слава!
ТАССЪ Благодарю, друзья, благодарю!
Отъ радости я изнемогъ!… Мн дурно….
О! дайте ссть…. Пусть сладкій воздухъ Рима
Мн возвратитъ слабющія силы.

(Приносятъ креслы. Тассъ садится и погружается въ мечтанія. Народъ пребываетъ въ безмолвіи).

ТАССЪ (тихимъ, но внятными голосомъ).
И это все для нищаго Пвца!
Для бднаго Пвца Іерусалима!…
Какъ оглянусь, мн кажется, я прожилъ
Какую-то большую эпопею,
Трагедію огромную я прожилъ….—
День настаетъ! готовится развязка,
И утромъ я засну вечернимъ сномъ….—
Настанетъ время, и меня не будетъ,
И вс мои мечты и вдохновенья
Въ одно воспоминанье перельются!
Въ Италіи моей уснетъ Искусство,
Поэзія разлюбитъ край Торквата —
И перейдетъ на Западъ и на Сверъ!…—
Тогда въ снгахъ, въ туманномъ хладномъ сердц
Пробудится о мн воспоминанье….
Тотъ юноша, холодный и суровый,
Отъ всхъ храня вс мысли и вс чувства,
Какъ друга своего, меня полюбитъ.—
Шесть лтъ со мной онъ будетъ безъ, разлуки.
Еще дитя, въ училищ, за книгой,
Онъ обо мн начнетъ мечтать и думать,
И жизнь мою разскажетъ передъ свтомъ.—
Какъ біографъ, холодный и пристрастный,
Онъ не пойдетъ годъ отъ году искать
Всхъ горестей моихъ и всхъ несчастій,
Чтобъ въ безобразной куч ихъ представить.
Нтъ! Онъ въ душ угрюмой воскреситъ
Всю внутреннюю жизнь Торквата Тасса —
И выставитъ ее въ науку людямъ….
И эти люди прибгутъ смотрть,
Какъ жилъ Торкватъ, — большая половина
Трагедію прослушаетъ безъ вздоха!
Всегда, везд одни и т же люди….
Но, можетъ быть,— кто знаетъ?— поколнья
Измнятся…. Постойте!… Вижу я:
Весь Западъ въ хладный Сверъ переходитъ….
О! сколько- тамъ пвцовъ и музыкантовъ,
Художниковъ и умныхъ и искусныхъ!
Италіи моей уже не видно….
Но мсто то, гд чудная лежала,
Покрылъ высокій холмъ,— могильный холмъ,
Но все еще великій и прекрасный!
Въ немъ есть врата, и любопытный Сверъ
Тснится въ нихъ, то входитъ, то выходитъ….
И всякій разъ изъ чуднаго холма
Какой нибудь кладъ дорогой уноситъ….
Но снова все туманится и тмится,
И я опять одинъ на цломъ свт!

(Впадаетъ съ глубокую задумчивость).

Д. МОСТИ. Въ горячк онъ? Скажи мн, Риги, правду!
К. Риги. Нтъ, Джуліо! Онъ къ смерти очень близокъ,
А я читалъ, что будто передъ смертью
Предвидятъ все чувствительные люди….
ТАССЪ. Опять народъ, опять весь свтъ кипитъ!
Вотъ, вижу я: въ толп кудрявыхъ Тевтовъ
Поднялись два гиганта и въ внцахъ!
Одинъ — меня узналъ и сладкой лирой
Привтствуетъ! Благодарю, Поэтъ!
Другой мечту прекрасную голубитъ!
Какъ пламенно свою мечу онъ любитъ!
И правъ Поэтъ! Прекрасная мечта!
Но мн дика простая красота
Безъ вымысловъ, наряда, украшеній,
И страненъ звукъ Германскихъ вдохновеній!
Друзья мои! Вотъ истинный Поэтъ!
Послушайте, какъ стихъ его рокочетъ,
То пламенно раздастся, то замретъ,
То вдругъ скорбитъ, то пляшетъ и хохочетъ.
Вокругъ него морозъ, свирпый хладъ,

(Огни гаснутъ, разсвтаетъ).

А все на немъ цвтетъ внецъ лавровый.—
Откуда онъ?— Невдомый нарядъ!
Подъ шубой весь и въ шапк Соболевой!
Анакреонъ, Горацій, Симонидъ
Вокругъ стоятъ съ подъятыми очами,
И Пиндаръ самъ почтительно глядитъ,
Какъ онъ гремитъ полночными струнами!
Что жъ онъ поетъ?— Его языкъ мн новъ.
Въ немъ громъ гремитъ въ словахъ далекогласныхъ,
Тоска горюетъ тихо,— а любовь
Купается въ созвучьяхъ сладострастныхъ!
Какъ тотъ языкъ великолпенъ, гордъ,
Какъ римъ его лобзаніе роскошно!
Какъ гибокъ онъ — и вмст какъ онъ твердъ!
Благословенъ языкъ земли полночной!
Не разберу я, къ сожалнью, словъ,
Онъ кажется поетъ про честь, про славу,
Про сладкую къ отечеству любовь,
Про новую, полночную державу….
Но снова все туманится и тмится,
И я опять одинъ на цломъ свтъ.

(Погружается въ совершенное забытіе).

ДЖ. МОС. Ахъ,я боюсь, онъ такъ уснетъ навки….
К. РИГИ. Оставьте, отойдетъ! Ужъ день насталъ,
Капитолійскій шумъ его разбудитъ,
Проснется онъ для псни Римскихъ двъ….

Т ЖЕ И БЛАГОРОДНЫЕ РИМСКІЕ ЮНОШИ и ДВЫ. (Юноши разстилаютъ сукно отъ Капитолія до дома Риги, Двы, осыпая сукно цвтами, приближаются къ портику).

ХОРЪ ДВЪ. Проснись, Пвецъ, и на цвты
На лавры и оливы
Глаза и мысли обрати,
Пвецъ краснорчивый!—

(Тассъ выходитъ изъ усыпленія и встаетъ).

Награды нтъ для Тасса — здсь,
Что можемъ, то приносимъ,
Награды лучшей — у небесъ
Теб, великій, просимъ!
ТАССЪ. О поддержите! я слабю!
И благородныхъ Римскихъ Двъ
Благодарить я не умю.
Невинности простой напвъ
Меня чаруетъ — и тревожитъ:
Увы! Полу-убитый Тассъ,
Прекрасныя, стихами — васъ
Уже привтствовать не можетъ?

(Раздаются звуки колоколовъ, на крышахъ, балконахъ, въ окнахъ показывается народъ).

К. РИГИ. Великій Тассь! Ты слышишь, время бьетъ!
Пора теб итти въ твои покои,
Сей часъ придутъ старшины городскіе
И въ Капитолій поведутъ….
ТАССЪ. На вчность!
О! плачьте очи, плачьте! Эти слезы
Послднее мое вниманье къ людямъ!
Еще я вашъ! но подъ внцемъ безсмертья,
Оставлю васъ на вки. . Плачьте, люди!
Не скоро къ вамъ придетъ другой Торкватъ…’
Но вотъ они уже идутъ…. Всесильный!
Друзья! не суетна земная слава,
Она залогъ безсмертной, вчной славы!
К. РИГИ. Пойдемъ, Торкватъ!
ТАССЪ. Пойдемъ, пойдемъ!

(Изъ портика вс уходятъ).

ТОЛПА НАРОДА, ГЕРОЛЬДЪ и СТАРШИНЫ РИМА.

ГЕРОЛЬДЪ. Дорогу
Старшинамъ Рима!— Разступитесь, люди!..

(Старшины, съ лавровыми и оливными цвтами, при звукахъ музыки, проходятъ площадь и вступаютъ въ домъ К. Риги. Колокольный звонъ раздается).

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Узкій корридоръ въ дом Кардинала д’Эсте.

АЛЬФОНСЪ, ЛЕОНОРА, КОНСТАНТИНЫ и ГОНЗАГО.

АЛЬФОНСЪ. Она должна итти на праздникъ Тасса!
Собой его внчаніе украсить!
Я такъ хочу!…
ЛЕОНОРА. О братъ мой! Ваша Свтлость!
Ужасный сонъ!… Спросите Константини!…
АЛЬФОНСЪ. Ты женщина, не геній, Леонора!
Ничтожный сонъ могъ такъ тебя встревожить!
Что жъ снилось?
ЛЕОНОРА. Снилось МН, ЧТО Я Внецъ
Изъ рукъ Торквата вырвала…. О Боже!
Онъ на меня взглянулъ и — умеръ!
АЛЬФОНСЪ (взявъ ее за руку)
Бредни!
Ребячество! Я такъ хочу!
ЛЕОНОРА. Да будетъ!

(Вс уходитъ)

ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ.

Внутренность Капитолія, за одной сторон кресла на возвышеніи, за другой столикъ съ Виргиліевымъ внцемъ. Кругомъ мста для зрителей.

МНОЖЕСТВО НАРОДА. (Музыка вдали играетъ торжественный маршъ, въ сторон, внутри, оркестръ строитъ инструменты).

ГОЛОСА: Позвольте мн пройти! И такъ тутъ тсно.—
Пустите даму!— Здравствуйте, сосдъ!—
Вы слышали, что можетъ быть внчанье
Отложатъ, Тассъ опасно боленъ.— Жалко,
Однако жъ есть надежда?— Небольшая.—
Но старшины уже пошли къ нему.—
И такъ все скоро разрушится?— Скоро.—
Идутъ!— идутъ?— Что, если насъ разгонять?
И то случиться можетъ.—
ГЕРОЛЬДЪ (за дверьми).
Разступитесь!
Дорогу первому Поэту вка!—

Народъ разступается: музыка внутри начинаетъ играть хоръ, ГЕРОЛЬДЫ идутъ предъ ТАССОМЪ, который медленно приближается къ кресламъ, кланяясь на привтствія народа, его поддерживаютъ ДЖ. МОСТИ и РИГИ, СТАРШИНЫ, КНЯЗЬЯ, ВЕЛЬМОЖИ и проч., сопровождаютъ Тасса, Старшины, указавъ Тассу кресла, окружаютъ Вергиліевъ внецъ.

ХОРЪ (прерываемый криками народа и герольдовъ).
Амниты сладостный Пвецъ,
Пвецъ Іерусалима!
ГЕРОЛЬДЪ. Дорогу первому Поэту вка!
НАРОДЪ. Торквату Тассу слава, долголтье!..
ХОРЪ. Вступи во храмъ, прими внецъ
Отъ радостнаго Рима!
ГЕРОЛЬДЪ. Дорогу первому Поэту вка!
НАРОДЪ. Благословеніе земли и неба!
ХОРЪ. Онъ твой давно! Великій Римъ
Отъ радости трепещетъ!
Счастливый счастіемъ твоимъ,
Въ восторг рукоплещетъ!

(Раздаются громкія рукоплесканія).

НАРОДА. Миръ, слава, честь,богатство, долголтіе!
ГЕРОЛЬД. Дорогу первому Поэту вка!
НАРОДЪ. Благославенъ да будетъ праздникъ Тасса!

(Тассъ садится въ кресла).

ХОРЪ. Да просвтлетъ Божій сводъ
И благодать Господня
Да оснитъ насъ! Твой приходъ
Мы празднуемъ сегодня!
ТАССЪ. Я здсь умру! Здсь — на своемъ я мст!
Я въ пристани — и ни за что на свт
Къ вамъ, въ океанъ и горя и несчастій
Я не сайду… Друзья! Д здсь умру!

(Вставъ).

Какъ я силенъ!… Римляне, благодарность,
Признательность за милости и ласки!!
Я отъ людей ужъ ничего не ждалъ,
А вы меня даруете безсмертьемъ.
Но, къ сожалнью, только трупъ Поэта
Одинъ — приходитъ за внцемъ лавровымъ.
Давнымъ давно, какъ тотъ вулканъ, Везувій,
Я весь сгорлъ!— Я перетлвшій пеней’ —
И скоро злая смерть меня разветъ.
Вы для меня нарушили обряды,
Вы сократили праздникъ торжества,
Чтобъ не замучить слабаго Поэта…
Благодарю, еще благодарю!
Но чмъ же мн васъ отдарить, Римляне?
Поэзіи законъ Капитолійскій: —
Звучатъ стихомъ, стихами благодарность
Передъ народомъ Римскимъ изливать,
Но не могу, съ обрядами согласно,
Привтствовать васъ сладкими стихами,
Я не могу изсохшими перстами
По струнамъ Арфы ударять —
И звуки чистыхъ вдохновеній
Изъ струнъ покорныхъ извлекать.
Давно меня оставилъ геній!—
Я одинокъ на всей земл,
Какъ одинокій кедръ — въ пустынь,
Безумье на моемъ челъ
И пустота въ грудной святын,
Живой я мертвъ, души лишенъ,
Моя душа — воспоминанья,
Мой голосъ — скорбный звукъ страданья,
Вся жизнь моя — тяжелый сонъ,
Мои дянья — сновиднья,
Мои желанія — мечты,
И весь я — оставь, привиднье,
Символъ могильной пустоты!

(Народъ рыдаетъ).

ГОЛОСА. О бдный Тассъ! О бдный, бдный Тассъ!
ТАССЪ. Но въ жизни — жизни нтъ конца!
Она въ безсмертье переходитъ.
На лон вчнаго Отца
Успокоеніе находитъ.
Туда, туда, въ страну небесъ
Изъ этого спшу я свта,
Но не хочу оставить здсь,
Негодованье на Поэта.
Въ часъ торжества и смерти въ часъ,
Хочу со всми примириться,
Чтобъ я хотя единый разъ
Могъ на земл возвеселиться.
За вс страданія, за странъ,
За муки, клеветы, гоненье,—
Отнесть я поручаю вамъ
Альфонсу отъ меня — прощенье!

(Садится въ креслы).

НАРОДЪ. О добрый Тассъ! Великодушный Тассъ!
Къ внцу, къ внцу!— Альфонсъ, Феррарскій Герцогъ!

Т ЖЕ, АЛЬФОНСЪ, ЛЕОНОРА, КОНСТАНТИНИ и ГОНЗАГО. (Старшины несутъ внецъ).

ТАССЪ. Онъ здсь! Онъ здсь!Что вижу? Леонора!
Вотъ два внца: лавровый и терновый!
Тотъ и другой мн сладостны равно.
Альфонсъ, ты здсь! Какъ жрецъ и прорицатель,
Во храм славы долженъ я изречь
Все, что во мн ни возбуждаетъ геній!

(Вставъ.)

Да будетъ день внчанья моего
Молитвы днемъ и днемъ благодаренья!
Да мудрому Премудрый подаритъ
Все, что ни есть прекраснйшаго въ мір!
Да щедрому Всещедрый Богъ воздастъ
Сторицею за вс благодянья,
А зла не помнитъ Онъ,— Онъ, Милосердый…—
Альфонсъ, съ небесъ поэзіи своей
Торквато Тась тебя благословляетъ!
Да будетъ миръ внутри тебя и вн!
Да Божій свтъ красуется тобою!
Да слава имени Альфонса — шумно
Міръ пролетитъ и въ каждомъ, каждомъ мст
Оставитъ о теб святую память!
Но въ т часы,— когда благословенье
Торквата Тасса дйствіе окажетъ,
Воспомни обо мн, о бдномъ Тасс!
Кто боле любилъ тебя, Альфонсъ,
Кто боле тебя, Альфонсъ, прославилъ?
О чемъ теперь грущу на тронъ славы?
Все о теб, Альфонсъ Великодушный,
Что не могу октавы сочетать
Теб же въ честь, теб же въ прославленье!
Такъ пусть же смерть моя въ твоихъ объятьяхъ
Послднею моей поэмой будетъ!…—
А ты, краса Италіи и пола,
Царица двъ!— Послдній иміамъ
Поэзіи изъ устъ моихъ ліется!.—
Ты радуга грядущаго блаженства!
Будь ангеломъ Италіи моей!
Да, зря тебя, дивится добродтель,
Смущается порокъ…. Но, силы неба!…
Какой-то новый воздухъ въ перси льется…
Внизу толпа…. вверху толпа…. сіянье….
Труба гремитъ. . то звуки вчной славы!…
Рукоплещи, великолпный Римъ!
Возрадуйтесь, друзья Торквата Тасса!
Весь міръ въ моихъ объятіяхъ объемлю —
И два внца — одной главой пріемлю!!
Изъ торжества вступаю въ торжество!
Миръ вамъ!… И вы возстанете.изъ гроба!…
Я — началъ жить!.. Альфонсъ и Леонора!..
Друзья мои!… Простите!.. До свиданья!…
АЛЬФОНСЪ. Внецъ подайте!

(Тассъ, простерши руки къ внцу, постепенно ослабваетъ, смерть на его лиц оставляетъ неподвижную улыбку, Альфонсъ, вырвавъ изъ рукъ изумленныхъ старшинъ внецъ, взбгаетъ на возвышеніе и надваетъ его на голову Торквата, которую поддерживаетъ Мости, Леонора закрываетъ Тассу глаза, друзья Торквата также восходятъ на возвышеніе и, окруживъ его, проливаютъ слезы).

АЛЬФОНСЪ (на возвышеніи, проливая слезы).
Люди! На колна!
Кончается великій человкъ!

(Вс становятся на колна, раздаются громкія рыданія, занавс медленно опускается).

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека