Титулы в России, Карнович Евгений Петрович, Год: 1884

Время на прочтение: 30 минут(ы)
Карнович Е. П. Родовые прозвания
СПб.: Изд-во МФИН, 1991

ТИТУЛЫ В РОССИИ

ОГЛАВЛЕНИЕ

I. Титулы Царствующего Дома
II. Почетные дворянские титулы
III. Княжеские титулы в России
IV. Графские титулы
V. Титулы светлости и сиятельства
VI. Баронский титул

I
Титулы Царствующего Дома

Некогда в России был только один титул князя. Слово это несомненно славянского происхождения, хотя слишком уже ученые наши историки и производят его от норманского слова ‘конунг’, означающего ‘предводитель’, ‘король’. Титул этот, однако, и притом издавна, существовал у таких славян, которые не имели никаких сношений с норманами, варягами тож, но всюду он давно уже утратил свое важное значение. Только на Руси он долее, чем в других странах, сохранял прежнее значение, и в продолжение многих столетий его носили русские владетельные особы, т. е. удельные князья и великие князья, причем в последнем случае имя прилагательное ‘великий’ употреблялось в смысле ‘старший’. Так как впоследствии явилось в Восточной Руси немало удельных князей с таким дополнительным наименованием, то даже и титул великого князя утратил свое первоначальное значение. Великих князей явилось немало: рязанские, смоленские, тверские и ярославские, но все они перевелись. Оставались только великие князья московские, но и они прибавили к своему прежнему, казавшемуся уже скромным, титулу — титул царя, сохранив, однако, и прежний титул великого князя, который, равно как и титул князя, удержались доныне в полном императорском титуле при исчислении некоторых областей, составлявших некогда великие и удельные княжения.
При Петре Великом у нас стали называть государя — монархом, хотя слово это и греческое, но оно пришло к нам не из Византии, а с Запада, откуда также пришло именование государя и членов его дома ‘августейшими’ в смысле лиц, заслуживающих особого уважения.
С принятием великим князем Иваном IV Васильевичем царского титула, сыновья царя стали носить титул царевичей и великих князей, а дочери — царевен и великих княжен, а после принятия Петром Великим императорского титула, титул царевича оставался за его сыновьями, но дочери его именовались уже не царевнами, а цесаревнами, так как титул императора считался однозначущим с титулом кесаря, или цесаря. Впоследствии император Павел Петрович в ‘Учреждении об Императорской Фамилии’ отменил титул царевичей и царевен и предоставил всем своим потомкам, до пятого колена включительно, титул великих князей и великих княжен, а вместе с тем и императорского высочества, а следующим затем потомкам титул князей и княжен императорской крови и высочества, без прибавления императорское, но до настоящего времени поколение царствующего дома не достигало еще той степени нисходящего родства, в которой должно было бы начаться употребление этих титулов, хотя в недавнее время счет нисходящих колен и сокращен одним поколением.
В ‘Учреждении об Императорской Фамилии’ Павел I ввел в императорскую фамилию новый титул — ‘цесаревич’, с тем, чтобы титул этот принадлежал старшему сыну царствующего государя, как будущему его наследнику. Но сам Павел Петрович сделал из этого титула другое употребление: он не предоставил его исключительно старшему своему сыну Александру Павловичу, но пожаловал титул цесаревича, в виде почетной награды за военные подвиги в Швейцарском походе, своему второму сыну, Константину Павловичу, который и носил его до конца своей жизни, так что только по смерти его покойный император Александр Николаевич стал, в 1831 г., носить титул цесаревича, как старший сын и объявленный наследник императора Николая Павловича. Затем титул цесаревича перешел, при вступлении на престол императора Александра II, к старшему сыну его, великому князю Николаю Александровичу, а после его кончины — к ныне царствующему государю императору, а от него уже, по праву первородства, перешел к настоящему государю наследнику, великому князю Николаю Александровичу. Соответственно титулу цесаревича и супруга наследника престола титулуется цесаревною и великою княгинею.
Были примеры пожалования особых титулов и лицам, родственным царствующему дому. Так император Николай Павлович пожаловал титул императорского высочества принцу Петру Георгиевичу Ольденбургскому и титулы князей Романовских и императорского высочества герцогам Лейхтенбергским, имевшим прежде право только на титул светлости.
Так называемого ‘величанья’, а по-западному ‘предиката’, У русских государей и у членов его семейства прежде вовсе не было. По принятии Иваном IV царского титула, государей московских стали именовать царским или пресветлейшим величеством и великим государем, в последнем случае слово ‘великий’ употреблялось в том же смысле, в каком употреблялось оно в былое время при слове князь. Прибавление это казалось необходимым потому, что с исхода XVI века обращение с словом ‘государь’ стало делаться у нас обиходным, и даже крестьяне стали обыкновенно величать своих вотчинников и помещиков государями. В прежнее время в иных случаях русские государи довольствовались титулом ‘благородие’. Следы этого сохранялись и — если мы не ошибаемся — сохраняются и доныне в церковных книгах. Так по ‘Чиновнику’, т. е. по книге, по которой архиерей совершает литургию, он, обращаясь после большого выхода к присутствующему государю, говорил: ‘Благородие твое да помянет Господь Бог во царствии своем’. Величали также в старину русских государей и ‘милостию’, и ‘благоутробием’.
Царю Алексею Михайловичу не только наши повествователи и драматурги, но даже и историки, придают название ‘Тишайшего’, считая такое название его личным прозвищем, но это ошибочно. Когда во второй половине XVII века на Москве стал, благодаря приезду туда наставников, обучавшихся в польских и итальянских училищах, водворяться латинизм, то употреблявшееся на западе величание государей ‘deinentissimus’ стали переводить по-русски ‘тишайший’. Этот титул давался и царям Феодору и Ивану Алексеевичам, и царевне Софье Алексеевне. Придавался он и царю Петру I, который, конечно, не был из тишайших. Замечательно, что до принятия Петром Великим императорского титула ему в церковном богослужении многолетие возглашалось так: ‘тишайшему, избранному и почтенному царю и великому князю’.
3-го декабря 1721 года, в общем собрании синода и сената рассуждали о том, какой установить новый титул русских государей по случаю поднесения Петру I императорского достоинства. Общее собрание за благо рассудило упомянутый выше титул выключить, а супругу императора титуловать ‘цесарва’. Петр утвердил это мнение синода и сената, заменив только слово ‘цесарва’ словами ‘цесаревино величество’. В иных особо торжественных случаях, где при возглашении многолетия, как, например, на богоявленском повечерии, прочитывается полный титул императора всероссийского, его именуют ‘цесарским величеством’. В этом же титуле, кроме царств, великих княжений и некоторых бывших удельных княжений и присоединенных к России областей, состоящих в действительном обладании русского государя, находятся еще собственно только почетные, возникшие из родового права титулы: наследника норвежского и четыре иностранных герцогских титула, а в царствование императора Павла Петровича к прежним титулам присоединен был, по его повелению, титул: ‘великого магистра державного ордена Иоанна Иерусалимского’. К неудовольствию Павла Петровича, этот новый титул синод признал нужным поставить в самом конце большого титула, а при императоре Александре I он был исключен вовсе, хотя и мог бы остаться, как титул почетный, как историческое воспоминание…
Вместе с тем изменением российско-императорского титула, о котором мы упомянули выше, собрание синода постановило: выключить также титул ‘благородный’ царевич и ‘благородная’ царевна, потому что, как сказано в указе синода, такое название ‘по нынешнему употреблению низко, ибо благородство и шляхетству дается’. Титул этот был заменен словом ‘благоверный’, а этот последний титул, принадлежавший некогда государю, был, в свою очередь, заменен для него и его супруги титулом ‘благочестивейший’, ‘благочестивейшая’.
Впоследствии, когда в дипломатии латинский язык был заменен языком французским, прежнее величание ‘clementissimus’ переведено было на французское ‘tr&egrave,s gracieux’, а у нас это французское слово было переведено — ‘всемилостивейший’ и это название было также применено к государскому титулу, взамен прежнего ‘тишайший’.

II
Почетные дворянские титулы

Замечательно, что у нас царский и даже королевский титул может считаться и почетным дворянским титулом. Так титул царя всея Руси был пожалован при Иване IV бывшему царю казанскому, Симеону Бекбулатовичу, который впоследствии в разрядных списках, т. е. в списках московских служилых людей, значился царем Тверским. В 1598 году царь Борис Федорович Годунов пожаловал титул царя Касимовского пленному киргизскому царевичу Ураз-Махмету, а Михаил Федорович дал такой же титул Альп-Арслану, внуку царя сибирского Кучума. От этого царя Касимовского пошли царевичи Касимовские, существовавшие в числе русских дворян до 1715 года, когда умер бездетным последний царевич Касимовский.
От родного младшего брата царя Касимовского и трех двоюродных его братьев пошли царевичи Сибирские. Род их продолжается доныне, но в 1718 году Петр I приказал им, вместо царевичей, писаться князьями Сибирскими.
Впоследствии члены царских домов грузинского и имеретинского, отправляя службы в России, носили титул царевичей, и только в недавнее время титул их был заменен княжеским.
В прошедшем году умер в Петербурге в очень преклонных годах полковник русской службы принц де-Лузиньян, именовавшийся по праву наследия ‘титулованным королем’ Кипрским и Иерусалимским. Так как он получил от императора Николая Павловича чин полковника, то, вступив в русское подданство, он мог бы быть причислен к потомственному русскому дворянству, и если бы представленные им в установленном порядке доказательства на носимые им титулы были признаны действительными, то ничто не могло бы препятствовать ему, будучи русским дворянином, носить в России, с высочайшего разрешения, и присвоенный им себе титул не только принца, но и короля. Само собою, впрочем, разумеется, что признание за ним этого титула в других государствах зависело бы от правительства того государства, в какое он явился бы с таким пышным титулом.

III
Княжеские титулы в России

Ныне действующие у нас законы признают три дворянские титула: князя, графа и барона. При этом право пользования наследственным княжеским титулом принадлежит: а) нынешним потомкам древних русских и литовских князей и б) лицам, происходящим от предков, возведенных с их потомством в княжеское достоинство российскими императорами или утвержденных в оном по пожалованию от иностранных государей.
Узаконение это, изданное в 1846 году и остающееся доныне в своей силе, не обнимает, однако, собою, — как мы это увидим, — всех тех случаев, когда вообще почетный, и, между прочим, княжеский титул признается за кем-либо и помимо высказанных условий, и исторический очерк об усвоении теми или другими дворянскими родами княжеского титула выяснить справедливость сделанного нами теперь замечания.
До Петра Великого пожалования княжеских и вообще каких-либо почетных титулов у нас не происходило, за исключением разве титула ‘именитого’ человека. Титул этот был пожалован царем Иваном Грозным одному из Строга новых, занимавшемуся врачеванием и лечившему заволоками царского любимца, Бориса Годунова. Название ‘именитые люди’, которые впоследствии царь Алексей Михайлович пожаловал всему роду Строгановых, не следует считать титулом дворянским, так как оно ставило носившего его только выше ‘гостя’, но не вводило в служилое, по тогдашнему понятию, дворянское сословие.
Несмотря на то, что в древней Руси пожалования почетных титулов не было, в ней было очень много князей. Они принадлежали к следующим трем разрядам: 1) к потомкам великого князя Рюрика, 2) к потомкам великого князя, литовского Гедимина и 3) к разным иноплеменникам, преимущественно к мордве и татарам.
К 1700 году, несмотря на пресечение многих удельно-княжеских семейств, происшедших от них княжеских родов считалось 47, из них некоторые были очень многочисленны, так, например, в ту пору только род князей Гагариных имел одновременно 27 представителей, а род князей Волконских — 30, другие же роды были близки к прекращению, имея только по одному представителю, не оставлявшему после себя мужеского поколения. Затем, в продолжение 184 лет, из общего числа упомянутых княжеских родов 11 совершенно угасли, как роды: Великогагиных, Жировых-Засекиных, Пеньковых, Пожарских, Хотстовских, Голышных, Корходиновых, Татевых и Тюфякиных. Другие роды, пресекшиеся в мужском поколении, были восстановлены высочайшею властию с передачей их прозваний и титулов другим фамилиям по женскому колену. Так фамилия князей Ромодановских перешла к Ладыженским, Прозоровских — к князьям Голициным, князей Репниных — к князьям Волконским, князей Дашковых — к графам Воронцовым, без княжеского титула, и угасшая недавнее время старейшая некогда в роде Рюриковичей фамилия князей Одоевских была передана г. Маслову, с тем, чтобы титул и фамилия князей Одоевских были присвоены только одному лицу по праву первородства.
Остальное потомство Рюриковичей, относительно довольно многочисленное, не носит уже княжеского титула. Нельзя сказать с достоверностию о причинах, заставивших бывших некогда князей отказаться от их титула, но так как представители этих родов в XVI и XVII веках не занимали никаких видных служебных мест ни при дворе, ни в войске, то надобно полагать, что они, как говорилось в старину, захудали, а так как княжеский титул в ту пору не давал никаких особых прав, то он и казался излишним. Только о Сатиных, потомках князей Козельских, в одном старинном родословце упоминается, что они ‘сложили с себя княжение’, но при этом о причинах такого поступка ничего не упоминается. Кроме Рюриковичей, имели бы право на княжеский титул по своему происхождению несколько дворянских, ныне существующих фамилий, происходящих от косожского князя Редеги и греческого владетельного князя Степана Ховры, но потомки ни того, ни другого этого титула не употребляют.
Поэтому ничего нет неправдоподобного, если некоторые не только дворяне, но и однодворцы, считают себя по происхождению Рюриковичами и, следовательно, имеющими право на княжеский титул. Восстановление утраченных княжеских титулов у нас не было в обычае, кроме лишь тех случаев, да и то в ближайшее уже к нам время, когда титул этот, будучи утрачен по суду, восстановлялся в лице утратившего его или его сыновей по особой монаршей милости, как это было сделано, например, в отношении некоторых, так называемых, декабристов. Впрочем, и попыток к такому восстановлению, насколько нам известно, в былое время не делалось. Однажды только всемогущий любимец Екатерины II, князь Зубов, обратился к ней с просьбой, чтобы она восстановила княжеский титул родного его дяди Трегубова, на который он, Трегубов, имел право по происхождению от черкесских князей, но императрица отказала даже и Зубову в этой просьбе, ссылаясь на то, что если сделать это в отношении Трегубова, то справедливость требует поступить точно так же и в отношении других очень многих дворян.
Император Павел, при составлении ‘Общего Гербовника’, положительно высказался против таких восстановлений и приказал: ‘для ознаменования тех дворянских фамилий, кои действительно происходят от родов княжеских, хотя сего титула и не имеют, оставлять в гербах их корону и мантию’. К таким родам принадлежат, например, роды: Ржевских, Всеволожских, Татищевых и многие другие. По ныне действующим узаконениям, никакой почетный титул не восстановляется, если не будет удостоверено, что пользование титулом сохранялось в роде постоянно, по крайней мере, в трех последних поколениях, начиная от лица, предъявляющего свое право на титул.
В потомстве Гедимина, в 1700 году, существовало, собственно в России, четыре княжеские рода: Куракины, Голицыны, Трубецкие и Хованские. Дворянских родов не было. Все эти княжеские роды продолжаются и ныне, а один из них, именно род князей Голицыных, чрезвычайно размножился. По присоединении к России от Польши Западного края, к упомянутым отраслям Гедиминовичей прибавились существующие и ныне роды: князей Кориятовичей-Курцевичей. Воронецких, Чарторижских и Сангушек. Надобно, впрочем, заметить, что в последнее время польские историки стали спаривать, и не без основательных доводов, действительность происхождения от Гедимина: Трубецких, Чарторижских и Сангушек, выводя их не от него, но от русских князей, вторых некогда было немало в литовско-русском княжестве в XIV веке.
Затем большинство как существовавших в 1700 году, так и ныне существующих княжеских родов — татарского, кордовского и грузинского происхождения, и в общей сложности своей они, по крайней мере, в десять раз превышают по своей численности княжеские роды русского происхождения.
Такой наплыв князей татарской, мордовской, грузинской и частию горской породы в наше титулованное дворянство объясняется тем, что в XVI и преимущественно в XVII веках русские государи, и между ними в особенности царь Алексей Михайлович, ревнуя о распространении православия между татарами и мордвою, приказывали принимавших православную веру татарских мурз и мордовских ‘панков’ писать княжим именем, а между ними, не говоря уже о татарах, только среди одной мордвы набралось до 80 мордовских родов, более или менее обусевших и пользующихся, на законном основании, наследственным княжеским титулом, хотя большинство их и живет, как живут простые крестьяне, занимаясь, между прочим, и извозчичьим промыслом в Петербурге.
Князей из татар вообще у нас было и есть такое множество, что и ныне в простом русском народе каждого татарина называют князем, да и он считает себя таковым, хотя и торгует в разнос старым платьем или халатами, а то и казанским мылом.
Обеднение и даже совершенная нищета князей Рюрикова племени, проявлявшаяся уже в XVII веке, их приниженное положение в Москве, когда они стали считать за особенную честь быть холопами великого князя московского, и главным образом появление множества князей из татар и мордвы отняли всякое значение у княжеского титула, и дело дошло до того, что, по указу 1675 года, название кого-либо князем без имени стало считаться не почетом, а ‘бесчестьем’. Это объясняется тем, что князь и татарин сделались словами однозначущмми, так что только крестное имя отличало православного от татарина.
Не говоря уже о том, что Рюриковичи с особенным удовольствием стали занимать низшие придворные служительские должности, они в XVII столетии, как, например, князья Вяземские, служили в нескольких поколениях попами и дьячками в селах у помещиков средней руки, а князья Белосельские были приживальцами у каких-то Травиных. Упадок русско-княжеских родов дошел до того, что существовавшие в своей древней княжей отчине, Боровске, ныне уездном городе Калужской губернии, князья Боровские числились в ряду тамошних посадских, и в сороковых годах нынешнего столетия последняя представительница этой Рюриковской отрасли, княжна Боровская, не выделилась из своей среды, в которой она выросла, ничем, кроме титула с историческим родовым прозванием. Она вышла замуж за одного боровского мещанина. Когда император Николай Павлович узнал о таком браке, то приказал выдать бывшей княжне Боровской, на обзаведение, 10,000 рублей ассигнациями, чем молодая чета была чрезвычайно довольна.
Если громадное большинство татарских и мордовских князей с прозванием, например, Игобердеев, Идебердеев, Шайсупов, Разгильдеев, Семенеев и т. д., нс только не промелькнуло на страницах нашей истории, но даже не встречается и в списке чиновных лиц, но оставалось, да и ныне остается в убожестве и безвестности, то в противоположность этому некоторые татарско-княжеские роды достигли богатства и знатности. К числу таких родов принадлежат: князья Урусовы, князья Черкасские и князья Юсуповы. Представители этих родов причислены были при императоре Павле к русско-княжеским родам, а представители двух первых, т. е. Урусовы и Черкасские, еще в XVII веке стояли на высших степенях московского боярства, несмотря на то, что члены этих родов только недавно приняли православную веру. Из них Урусовы были потомки Эдигея, князя ногайского, одного из вождей Тамерлана, а князья Черкасские считались потомками египетского султана Инала и были владетелями Кабарды. Князья Юсуповы были однородны с Урусовыми и своим возвышением они всего более были обязаны расположением к одному из них со стороны могущественного Бирона.
Другие татарско — ныне — русско-княжеские роды, как, например, Ширинские-Шихматовы, были потомки татарских мурз, имевших исключительное право вступать в брак с дочерьми крымских ханов. Ширинские мурзы начали приходить в русское подданство в половине XVI века, при этом они принимали православную веру и со временем совершенно обрусели. Но еще задолго перед тем, как предки князей Ширинских-Шихматовых появились в Москве, один из князей или мурз Ширинских, Бахмет, пришел из Большой Орды в Мещеру, завоевал ее, крестился там сам и вместе с собою крестил многих людей. От этого Бахмета (Усейна) и пошли нынешние князья Мещерские.
Грузинские князья стали появляться еще в Москве, и первые из них были князья Дадиани, совершенно ныне обрусевшие и существующие под фамилией князей Дадьяновых. Они оставили свои владения, Мингрелию, в половине XVII столетия, вследствие мятежа, поднятого каким-то сванетом Каци-Чикуани, который, низвергнув Дадиана, утвердился сам в Мингрелии и сделался родоначальником существующих ныне, также в России, князей Мингрельских. Выехали также в Россию, еще в 1666 году, двое грузинских князей, потомки которых писались сперва Хохоновыми-Давыдовыми, а потом стали писаться и ныне пишутся только князьями Давыдовыми.
Впоследствии, при переезде в Россию царя грузинского Вахтанха, в 1714 году, им был представлен русскому правительству список приехавших с ним грузин. Из них некоторые были означены словами ‘таваде’, ‘моурави’ и ‘эристави’, и все эти титулы были переведены словом ‘князь’. При окончательном подданстве Грузии, последним царем ее, Георгием, был также представлен общий список грузинских родов, которые могли иметь право на дворянство, и те из этих родов, которые были означены словом ‘таваде’, получили также право на название князьями. Список этот чрезвычайно длинен, а поэтому у нас в настоящее время и является такое множество грузин с титулом князей.
Титулы эти, независимо от пожалования потомственного звания ‘таваде’, возникли еще в силу владетельных прав, присвоенных некоторым родам, в числе которых находится немало и армянского, и осетинского происхождения. Так носят княжеский титул: Дадешкилиани по владению Сванетиею, Гурьели — Гуриею, Абашидзе—Абхазиею, прочие же по пожалованию звания ‘таваде’, которые в Грузии разделялись на три степени, но в России все эти степени были признаны равноправными, и потому все ‘таваде’ были переименованы в князей. В князья же попали некоторые роды персидского происхождения, имевшие титул ‘меликов’.
Вообще право на княжеский титул бывших грузинских подданых представляет большую запутанность, и для разбора относящихся к этому дел в 1846 году учреждены были в Тифлисе и Кутаисе особые комиссии, которые в 1850 году и признали княжеский титул за 69 фамилиями, кроме множества тех фамилий, которым и прежде еще придано было название князей.
Княжеский титул был придаваем в прошлом столетии и начальникам разных инородческих поколений в Сибири. Такой же титул с фамилиею Дондуковых был признан и за потомками одного из калмыцких ханов Дондук-Омба, а в начале нынешнего столетия за каким-то индейцем Порюс-Визапурским.
В старинных приказных отписках встречаются князья: Великопермские, Пелымские, Фабуловы и многие другие, ныне, как кажется, уже не существующие. К иноземным же князьям, упоминаемым в старинных московских актах, принадлежат князья Мышецкие, происходящие от одного из маркграфов Мейссенских, и князья Болловские, Лукомские, Несвицкие и Нерыцкие, происхождение их с точностью неизвестно, но, во всяком случае, они не из татарских мурз и, вероятно, три первые рода составляют потомство тех князей русских, которые были некогда удельными в нынешнем западном крае, а Нерыцкие считаются выехавшими из Италии, хотя достоверных насчет этого сведений не имеется, да в настоящее время они уже не существуют.
Сохранилось известие в сибирских летописях, что первый русский завоеватель Сибири Ермак Тимофеевич Повольский был от Ивана IV Васильевича пожалован титулом князя сибирского. Такое известие, однако, весьма сомнительно не только потому, что не встречается насчет этого указания ни в каких делах, но и потому еще, что вообще в государстве московском до Петра Великого пожалования княжеских титулов не производилось, хотя, как мы видели, и были случаи возведения татар даже в царский сан. Отсутствие таких пожалований можно всего легче объяснить упадком княжеского титула в XV, XVI и XVII столетии даже до того, что, как Мы видели, самое название кого-либо князем стало считаться бесчестьем.
При таком упадке в России княжеского достоинства, Петр 30-го мая 1707 года пожаловал княжеским достоинством бывшего сперва графом, а с 1705 года светлейшим князем Римской империи, генерал-поручика Александра Даниловича Меншикова. При этом надобно обратить внимание на то, что в этом случае княжеский титул был собственно прибавочным к титулу ‘герцога Ижорского’, который дал Петр Меншикову. Кроме того, сам Меншиков не слишком дорожил княжеским титулом, который он употреблял собственно для того, чтобы поставить себя, человека не родословного, вровень с Долгоруковыми, Репниными, Голицыными и другими представителями древнего московского боярства, от которых он, кроме титула ‘князь’, отличался еще и титулом ‘светлости’, а дети его обыкновенно назывались не князьями, а ‘принцами’.
Заметим при этом, что у нас на Руси, как это, впрочем, было и во всей Западной Европе, древность дворянского рода считалась, да и ныне считается, выше нового почетного титула. Это проистекает из той мысли, что титул может получить каждый простолюдин, тогда как дать ‘благородных’ предков лицу, не имеющему их по рождению, не в состоянии никакая власть, как бы могущественна она ни была.
После Петра Великого русские государи в продолжение девяноста лет не возводили никого в княжеское достоинство, вероятно, потому, что никто из знатных вельмож не льстился стать вследствие такой награды наряду с захудалыми Рюриковичами и, конечно, еще менее желал кто-нибудь, по дарованному ему отличию, уподобиться множеству татарских и уже довольно избыточному числу грузинских князей. Чтобы поднять дворянско-княжеское достоинство в России, нужно было предварительно показать лиц, облеченных этим достоинством, в блеске знатности, богатства и могущества, что, как мы увидим, и случилось в царствование Екатерины.
При ней явились князья среди такой обстановки, что поэтому несколько позднее император Павел I мог уже княжеский сан считать чрезвычайною наградою, особенно с титулом ‘светлости’, выделявшим новопожалованного князя из множества его сотитульников, бывших в большинстве мелкой сошкой.
Первая такая награда была пожалована им, 5-го апреля 1797 года, вице-канцлеру Александру Андреевичу Безбородко. Затем Павел пожаловал князьями: генерал-прокурора
Петра Васильевича Лопухина, и с титулом князя Италийского, генерал-фельдмаршала графа Суворова-Рым инкского. Четвертым князем, пожалованным Павлом I, был армянский патриарх Иосиф, по фамилии Аргутинский, с его братьями и племянниками, при этом новопожалованным князьям Аргутинскнм дозволено было писаться Аргутинскими-Долгорукими, это прозвание дано было им в память их происхождения, — неизвестно, насколько достоверного, — от одного из древних царей персидских, Артаксеркса, прозванного Долгоруким.
Император Александр I пожаловал княжеским достоинством: генерала-от-инфантерии графа Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова, с титулом светлости, и вскоре после того наименованного Смоленским, председателя государственного совета фельдмаршала графа Николая Ивановича Салтыкова и русского посла на венском конгрессе графа Андрея Кирилловича Разумовского. При этом и Салтыков, и Разумовский получили титулы светлости. Кроме них, княжеский титул, но без светлости, дан был главнокомандовавшему 1-ю армиею фельмаршалу графу Михаилу Богдановичу Барклай-де-Толли.
При императоре Николае Павловиче число таких пожалований увеличилось. При нем первою пожалована была княжеским титулом, а затем и титулом светлости, статс-дама графиня Шарлотта Карловна Ливен. Титул этот был дан ей за ее педагогические труды, собственно за воспитание великих княжен сестер императора и как лицу, пользовавшемуся особым уважением императорской фамилии, с распространением обоих пожалованных ей титулов на ее нисходящее потомство.
Затем от императора Николая получили: титул князя Варшавского с титулом светлости генерал-фельдмаршал граф Иван Федорович Паскевич-Эриванский, фельдмаршал граф Фабиан Вильгельмович Остен-Сакен, председатель государственого совета граф Виктор Павлович Кочубей и граф Илларион Васильевич Васильчиков, но все трое без титула ‘светлости’. После того князьями пожалованы были: военный министр граф Александр Иванович Чернышев и наместник кавказский граф Михаил Семенович Воронцов, без титула ‘светлости’. После того князьями пожалованы были: военный нательной награды.
Затем княжеский титул при императоре Николае получили еще: камер-паж султан Сагиб-Гирей-Чингис, как старший сын умершего султана внутренней киргизской орды, по смерти его княжеский титул перешел к его младшему брату, — и шамхал Тарковский, которому был предоставлен титул княжеский по праву первородства.
При императоре Александре Николаевиче был только один случай пожалования княжеского титула, но без прибавления светлости, а именно председателю государственного совета графу Алексею Федоровичу Орлову.
Из этого перечня видно, что собственно жалованных князей у нас очень немного, да и сверх того роды князей: Безбородко, Лопухина, Голенищева-Кутузова, Разумовского, Барклай-де-Толли, Остен-Сакена и Воронцова пресеклись в мужском поколении, а роды князей Меншикова, Суворова-Италийского и Чернышева имеют только по одному представителю мужеского пола.
Мы уже упоминали о тех причинах, которые содействовали упадку в России княжеского титула еще при царях московских, но в последней четверти прошлого века титул этот снова поднялся вследствие того, что носившие его лица были могущественными временщиками при дворе, да и, кроме того, от: имели титул князей Священной империи Римской, пользовавшийся во всей Европе большим почетом и значением.
Князь Римской, собственно Немецкой империи, мог сделаться из титулярного князя,— каким уже издавна сделался князь в России, — действительным, а не мнимым князем, приобретя каким-либо способом в пределах бывшей Германской империи герцогство, княжество, маркграфство или графство. Он становился в ряду владетельных особ, и для приема ‘имперских владетельных князей’ были установлены при европейских дворах особые церемониалы.
Такими князьями из русских подданных, кроме Меншикова, были: генерал-фельдцейхмейстер, русский граф, Григорий Григорьевич Орлов, генерал-фельдмаршал, тоже русский граф, Григорий Александрович Потемкин, получивший от Екатерины II наименование Таврического, и генерал-фельдцейхмейстер, граф Платон Александрович Зубов. Все эти лица, хотя только сами по себе сделавшиеся богатыми, знатными и сильными, жили в такой блестящей обстановке, в которой проявлялись и утонченная изысканость запада, и грубая роскошь востока, так что они могли казаться уже не заурядными, хотя бы и очень высокими, сановниками, но, пожалуй, владетельными князьями. Они, как равно и князь Меншиков, благодаря фавору, достигли такой высокой степени могущества, какой не достигали у нас ни прежде, ни после, ни прирожденные, ни жалованные русские князья.
Кроме упомянутых четырех князей из русских уроженцев, был еще в России один светлейший князь Римской империи, бывший молдаванский господарь, Дмитрий Константинович Кантемир. Род его пресекся в исходе XVIII столетия, а также с этим же достоинством, но без титула светлости, пришли в прошлом столетии в русское подданство: Радзивиллы, Любомирские и Яблоновские. Добавим к этому, что в царствование Екатерины II был в России богатый грек Мавросни, пользовавшийся княжеским титулом, по пожалованию ему этого титула патриархом константинопольским.
Сверх этих князей, в русском подданстве состоят: князья Сайн-Витгенштейн-Берлебург, княжеский титул пожалован им королем прусским, и князья Вреде, по пожалованию им княжеского титула королем баварским. Пользуются также в России княжеским титулом представители родов, занимавших место молдавских господарей, как, например, Маврокордати и Кантакузены.
Таким образом, если сообразить все сделанные нами замечания о значении княжеского титула в России, то нельзя не признать, что лица эти вообще не только не представляют собой русской аристократии, в значении западноевропейской аристократии, — которой, кстати сказать, никогда у нас и не было, — но даже не составляли безусловно высшей служилой знати, за исключением немногих родов, имевших в разное время историческое значение и, большею частию, уже пресекшихся. Прочие же роды, хотя и отличенные княжеским титулом, оставались и ныне остаются в безызвестности и убожестве.

IV
Графские титулы

Если, как мы видели, к исходу XVII века некогда самый почетный на Руси титул ‘князь’ утратил свою прежнюю важность, то, как бы взамен его, у нас появился новый почетный дворянский титул ‘графа’. Значение этого титула было непонятно для русских людей и лица, получавшие его, не умели даже правильно написать его, так как в подписях своих заменяли букву ‘ф’ буквою ». Вскоре, однако, титул этот пришел в большой почет, так как на первых порах стали носить его видные вельможи, знатные сановники, и близкие к государю люди. Вдобавок к тому, с пожалованием этого титула соединялось и пожалование большого состояния, так что при Петре I бедняков-графов еще не оказывалось, тогда как в противоположность тому было множество не только убогих, но и нищенствовавших князей. Поэтому, вероятно, и до сих пор еще в народе с названием ‘граф’ соединяется понятие о знатности и богатстве, и, например, уменьшительное слово ‘графчик’ имеет в народе совершенно иной смысл, нежели слово ‘князек’.
Со времени Петра I у нас появились графские титулы, различные по их пожалованию. У нас были графы: Российской империи и графы Священной Римской империи, а потом стали появляться графы или иноземцы, вступавшие с таким титулом в русское подданство, или получавшие его уже после того от разных влиятельных особ, или пользовавшиеся таким титулом без достаточного на то права. За некоторыми из иностранных графов присвоенный ими себе титул был в то или другое время признан русскими государями. Если вообще у нас графов в настоящее время гораздо менее, чем князей, то в отношении своего происхождения титул этот представляет такую же пестроту, как и княжеский.
Первым графом в России оказывается фельдмаршал генерал-адмирал, боярин и посольских дел президент, Федор Алексеевич Головин, а после него гвардейской бомбардирской роты поручик Александр Данилович Меншиков, а затем посольских дел президент Гавриил Иванович Головкин. Все трое, однако, не были ‘русскими’ графами, так как графский титул был пожалован: Головину 16-го ноября 1701 году и Меншикову в 1702 году римско-немецким императором Леопольдом I, а Головкину в 1707 году императором Иосифом I. Первым же собственно русским графом был фельдмаршал Борис Петрович Шереметев, получивший графский титул от Петра Великого в 1706 году в награду за усмирение стрелецкого бунта в Астрахани.
В 1709 году Петр дал графский титул канцлеру Гавриилу Ивановичу Головкину, имевшему уже такой титул с 1706 года, по пожалованию, от римско-немецкого императора Иосифа I. В 1710 году, Петр был почему-то особенно щедр на раздачу графских титулов. В этом году были пожалованы им графами: боярин Иван Алексеевич Мусин-Пушкин, генерал-адмирал Федор Матвеевич и боярин Петр Матвеевич Апраксины и бывший учитель царя Никита Моисеевич Зотов, с распространением этого титула и на его нисходящее потомство. Но по смерти Зотова, в 1717 году, детям и внукам его запрещено было именоваться графами. Титул этот был, однако, возвращен его потомкам в 1803 году, при браке одного из правнуков Никиты Моисеевича с княжною Еленою Алексеевной Куракиной. Затем Петр возвел в графское достоинство: Е 1721 г., — генерал-фельдцейхмейстера Якова Велимовича Брюсса, в 1722 году обер-шенка статского советника Андрея Матвеевича Апраксина и в 1722 году действительного тайного советника Петра Андреевича Толстого, но в 1727 году Толстой, по неприязни к нему Меншикова, был лишен графского достоинства, которое было возвращено только внукам его в 1760 году. Таким образом от Петра Великого девять лиц получили графский титул.
Екатериною I возведены были в графское достоинство: генерал-майор Девьер, действительный статский советник Рейнгольд, бригадир Карл и дворянин Фридрих Левенвольде и два брата Скавронские, Карл и Федор. Из числа этих лиц Девьер, в 1727 году, был лишен графского титула, который был возвращен ему в 1743 году императрицею Елисаветою. Император Петр И пожаловал графом одного только Миниха, бывшего в то время с.-петербургским генерал-губернатором. Императрица Анна Ивановна пожаловала графский титул: в 1730 году московскому генерал-губернатору Федору Васильевичу Салтыкову и вице-канцлеру барону Андрею Ивановичу Остерману, в 1731 году — обер-шталмейстеру Ягужинскому, в 1732 году — московскому генерал-губернатору Семену Андреевичу Салтыкову, в 1739 году — фельдмаршалу Ласси и в 1740 г. — генерал-майору Александру Романовичу Брюссу. От императрицы Елисаветы Петровны получили, в 1742 году, графский титул: ее двоюродные по матери братья и сестры, Ефимовские, Тендряковы, Андрей и Иван Симоновичи. и их родные сестры, девицы Мария и Марфа, и Скавронские. Графский титул был пожалован также и генераланшефу Григорию Петровичу Чернышеву и тайному советнику Петру Михайловичу Бестужеву-Рюмину, а в 1744 году — обер-егермейстеру Алексею Григорьевичу Разумовскому и брату его камер-юнкеру Кириллу, начальнику тайной канцелярии Ушакову и генерал-аншефу Александру Ивановичу Румянцеву. В 1746 году был дан графский титул генерал-поручикам Александру и Петру Ивановичам Шуваловым, а в 1760 году — фельдмаршалу Александру Борисовичу Бутурлину, на словах, без всякого письменного заявления.
В продолжительное царствование Екатерины II несколько лиц из русских подданных, имевшие невысокие чины или даже вовсе их не имевшие, получили графское достоинство от иностранных государей, но сама государыня пожаловала титулы графов Российской империи сравнительно весьма немногим. Так ею были пожалованы графами: камергер Иван, генерал-поручик Григорий, генерал-майор Алексей и камер-юнкеры Федор и Владимир Григорьевичи Орловы, в 1767 году — действительный тайный советник Никита Иванович и генерал-аншеф Петр Иванович Панины в 1775, году — президент военной коллегии Григорий Александрович Потемкин, в 1789 году — генерал-аншеф Александр Васильевич Суворов с наименованием ‘Рымникский’, в 1790 году — генерал-аншеф Николай Иванович Салтыков, в 1793 году — генерал-аншефы: Михаил Никитич Кречетников и Павел Сергеевич Потемкин, и генерал-поручик барон Ферзен.
В противоположность той малочисленности по пожалованию графского титула, какою отличалось слишком тридцатичетырехлетнее царствование императрицы Екатерины II, преемник ее, император Павел Петрович явил в этом отношении в продолжение с небольшим четырехлетнего царствования необычайную щедрость. Через шесть дней после своего воцарения он дал графский титул генерал-майору Алексею Григорьевичу Бобринскому, а затем, в день своего коронования, 5-го апреля 1797 года, он пожаловал графами ‘Российской империи’ бывших уже графами Римской империи — троих Воронцовых, Безбородко, генерал-лейтенанта Дмитриева-Мамонова, действительного тайного советника Петра, бригадира Якова и статского советника Илью Васильевичей Завадовских. Был также пожалован в этот день ‘русским’ графом генерал-лейтенант, пруский граф Федор Федорович Буксгевден, а также возведены прямо в графское достоинство Российской империи: фельдмаршал Каменский, генерал-от-инфантерии Каховский, Гудович и тайный советник Мусин-Пушкин. Затем в продолжение своего царствования Павел Петрович возвел в графское достоинство в 1798 году трех братьев Сиверсов, за заслуги старшего из них, и обер-камергера Александра Григорьевича Строганова, имевшего сперва баронский титул, пожалованный фамилии Строгановых Петром Великим, а потом получившего титул графа Римской империи. В следующем году были пожалованы графами: с.-петербургский генерал-губернатор барон Пален, адмирал Кушелев, действительный тайный советник Ростопчин, наказной атаман войска Донского Денисов, вице-канцлер Кочубей, генерал-лейтенант Аракчеев, егермейстер Кутайсов, имевший уже пожалованный ему Павлом титул ‘российского’ барона, и генерал-лейтенант ‘французский’ граф Ланжерон.
Император Александр Павлович в день своей коронации возвел в графское достоинство государственного казначея Алексея Ивановича Васильева, имевшего уже, как и Кутайсов, баронский титул, генерала-от-инфантерии Татищева и семейство Протасовых. В 1809 году от императора Александра I получили графский титул: генерал-майор Михаил Васильевич Гудович, а также и братья его, в 1811 году — генерал-от-инфантерии Голенищев-Кутузов, будущий фельдмаршал и светлейший князь Смоленский. Замечательно, что война 1812—1814 года не ознаменовалась особенными пожалованиями графских титулов. Такой титул получил только наказной атаман Платов, а в 1813 году генералы-от-инфантерии Милорадович и Барклай-де-Толли, и генерал-от-кавалерии Беннигсен. В следующие же затем годы, император Александр Павлович возвел в графское достоинство: московского военного генерал-губернатора Тормасова (1816 г.), генералов-от-инфантерии Ламздорфа и Вязьмитинова (1818 г.), генерал-адъютанта Коновницына, министра финансов и уделов Гурьева (1819 г.) и в 1821 году — генерала-от-инфантерии барона Фабиана Остен-Сакена.
Первым из получивших от императора Николая Павловича графский титул был командир лейб-гвардии конного полка Алексей Федорович Орлов, возведенный впоследствии в княжеское достоинство. В день коронации пожалованы были графами: военный министр Татищев, генерал-лейтенант, впоследствии военный министр и светлейший князь, Чернышев, генерал-лейтенант Курута, русский посол в Париже Поццоди-Борго и действительный тайный советник барон Григорий Александрович Строганов. В 1827 году, был возведен в графское достоинство генерал-адъютант барон Дибич, впоследствии фельдмаршал, получивший наименование ‘Забалканского’. В 1828 году, дан был титул графа Эриванского командиру кавказского корпуса Паскевичу, будущему фельдмаршалу и светлейшему князю Варшавскому. В 1829 году, получили графский титул: генерал-адъютант барон Толь, инженер-генерал Опперман и министр финансов Канкрии, а в 1831 году — генерал-адъютант Васильчиков, пожалованный, спустя семь лет, князем. Член государственного совета генерал-адъютант Павел Васильевич Голенищев-Кутузов и шеф корпуса жандармов Бенкендорф получили графское достоинство в 1832 году. Из генерал-губернаторов двое были императором Николаем пожалованы графами: с.-петербургский — Эссен и киевский — Левашев, оба в 1832 году. Наибольшее число пожалований приходилось на личный состав государственного совета. Так получили по этому учреждению графский титул: председатель департамента гражданских и духовных дел адмирал Мордвинов (1834 г.), преседатель государственного совета Новосильцев (1835 г.), председатель департамента законов Сперанский (1839 г.) и председатель того же департамента Блудов. Из министров, кроме упомянутых выше Татищева и Канкрина, пожалованы были графами: государст венных имуществ Киселев (1839 г.), народного просвещения Уваров (1846 г.), финансов Вронченко и внутренних дел Перовский, оба в 1849 году. Получили также графский титул: в 1839 году, дежурный генерал военного министерства Клейнмихель, в 1843 году действительный статский советник Корвин-Коссаковский и каменец-подольский губернский предводитель дворянства Пршездецкий. Впрочем, титул этот был дан ему только лично, без распространения на его потомство. В 1847 году возведены были в графское достоинство главноначальствующий над почтовым департаментом В. Ф. Адлсрберг, инспектор резервной кавалерии Никитин и командир 3-го пехотного корпуса Ридигер.
Первым из получивших графский титул от императора Александра II был командир 4-го пехотного корпуса барон Д. Е. Остен-Сакен. Титул этот был дан ему за блистательное участие в геройской обороне Севастополя 10-го апреля 1855 года, 17-го апреля того же года, был возведен в графское достоинство оренбургский и самарский генерал-губернатор В. А. Перовский, а в декабре того же года — вице-адмирал Путятин, бывший потом министром народного просвещения. В день коронации императора Александра II, возведены были в графское достоинство: обер-гофмейстер Олсуфьев, обер-камергер Рибопьер и генерал-адъютант Сумароков. В последующее за тем время этой награды удостоились: флигель-адъютант полковник Б. А. Перовский, генерал-адъютанты: Евдокимов, Литке, Лидере, Граббе, H. Н. Муравьев с наименованием ‘Амурский’, генерал-губернатор Северо-Западного края М. Н. Муравьев, Коцебу, Лорис-Меликов и П. Н. Игнатьев, бывший председатель комитета министров. Министры: почт и телеграфов И. М. Толстой и внутренних дел Ланской, посол при лондонском дворе барон Бруннов, член государственного совета барон Корф, военный министр Милютин, генерал-адъютант Тотлебен, председатель комитета министров П. А. Валуев и товарищ генерал-фельдцехмейстера Баранцев.
Графское достоинство Российской империи получали также прямо и притом с распространением на потомство и лица женского пола. Так возведены были в это достоинство: императором Павлом — статс-дама баронесса Ливен, получившая впоследствии, при императоре Николае, княжеское достоинство с титулом светлости, императором Александром Павловичем — вдова действительного тайного советника Протасова, императором Николаем Павловичем — статс-дама Баранова и императором Александром Николаевичем — вдова генерал-адъютанта Ростовцева.
Все те случаи пожалования, о которых мы говорили, относятся только к пожалованию графского достоинства ‘Российской империи’, но, независимо от этого, русские государи, как цари польские и великие князья финляндские, жаловали иногда графские титулы особо по этим владениям. Так, например, московский генерал-губернатор Закревский и наместник царства Польского Берг были графами не Российской империи, но только великого княжества Финляндского. Кроме того, в России находится немало ‘иностранных’ графов, получивших этот титул или до вступления их предков в русское подданство, или после того, от разных иностранных государей, а также и существовавших в былое время республик Венецианской и Рагузской. Но перечисление этих фамилий, отчасти признанных в графском достоинстве в России, а отчасти еще нет, было бы очень продолжительно. Вообще же об иностранных титулах мы скажем далее.
Из приведенного здесь перечня русско-графских фамилий видно, что из лиц, получивших графское достоинство в России, было немало лиц, принадлежавших к древним дворянским фамилиям. В числе таких лиц были: Шереметев, Толстой, Апраксины, Салтыковы, Бутурлины, Шуваловы, Панины, Воронцовы, Дмитриевы-Мамоновы, Мусины-Пушкины, Строгановы, Татищевы, Голенищевы-Кутузовы, Коновницын, Васильчиков, Муравьевы и Валуев. Затем большая их часть были люди ‘случайные’, или из среднего дворянства, или занимавшие по своему происхождению очень скромное положение. Порядок пожалования графским титулом не соблюдался особенно в прошлом столетии, иногда он представлялся первостепенною, а иногда как бы среднею только наградою. В нынешнем же столетии графский титул был в большей части случаев жалуем тем генералам и гражданским сановникам, которые уже имели орден Андрея Первозванного, хотя исключения из такого порядка бывали нередко.
Заметим также, что встречаются известия и об уклонении некоторых лиц от получения графского титула. Такими лицами были: известный генерал 1812 года Раевский, А. П. Ермолов и Нарышкины. Эти последние отказались, впрочем, не только от графского, но и княжеского титула. Такой отказ объясняется исключительностию их положения в царствование Петра I, Петра II и Плисаветы Петровны, когда они, по близкому родству с Петром I, считались как бы членами царского дома и во всех торжественных случаях занимали первенствующее место среди всех вельмож и царедворцев, несмотря даже иной раз на их невысокую чиновность.
Вдобавок к этому, упомянем еще об одном весьма своеобразном титуле — о титуле кесаря с титулом ‘величества’. Титул этот, пожалованный Петром Великим князю Федору Юрьевичу Ромодановскому употреблялся и в правительственной переписке и от князя Федора перешел к сыну его князю Ивану Федоровичу, умершему в 1730 году. Несомненно, однако, что титул этот был шуточный, как и титул князя-папы. Император Павел, передавая фамилию и титул князей Ромодановских генерал-поручику Ладыженскому, не предоставил вместе с тем ему титул ‘кесаря’, но тем не менее дозволил ему употреблять придворную ливрею — право, которым пользовался ‘кесарь’ его дед.

V
Титулы светлости и сиятельства

В дополнение к княжескому и графскому достоинствам у нас существуют особые титулы, или так называемые ‘предикаты’, что по-русски можно перевести словом величание: ‘светлость’ и ‘сиятельство’. Мы уже упоминали о тех лицах, которым одновременно с княжеским достоинством или несколько позднее после того был придан титул светлости. Но, кроме этого, в виде особой награды получили предикат светлейших и не жалованные, а прирожденные князья. Такие титулы в отдельности стал жаловать только император Николай Павлович и их получили: в 1834 году фельдмаршал и министр императорского двора князь Петр Михайлович Волконский, после него московский генерал-губернатор князь Дмитрий Владимирович Голицын, и от императора Александра Николаевича государственный канцлер князь Александр Михайлович Горчаков. Дополнительные эти титулы распространены и на потомство пожалованных ими лиц. По-французски титул этот переводится Altesse Serenissime, а по-немецки Durchlaucht.
Обыкновенно всем князьям придается у нас титул ‘сиятельства’, но это вовсе неправильно, так как вообще князь сам по себе не имеет еще по закону такого величания и может пользоваться им только по своему чину, но не именоваться сиятельством. Титул сиятельства, как и титул светлости, у нас вообще для князей никогда установлен не был, а потому может быть присвоен только в силу особого, каждый раз, пожалования от высочайшей власти, и такое пожалование совершается обыкновенно при выдаче князьям, имеющим княжеское достоинство по праву рождения, при пожаловании им утвердительных грамот в этом почетном достоинстве. К таким княжеским родам принадлежат, например, Долгоруковы, Шаховские, Волконские и некоторые другие, но, например, князья из мордвы не имеют права на величание ‘сиятельством’, если в данных им грамотах они сами или вообще род их не признан ‘сиятельными’ князьями. Между тем, так как такое вполне законное различие между простым князем и князем сиятельным мало кому известно вообще, и еще менее может быть известно относительно каждого рода или каждого отдельного лица, то и установился у нас обычай всех вообще князей и графов, — если только первые не имеют заведомо титула светлости, — величать сиятельством. В Германии, например, при незначительном там числе княжеских фамилий различие это соблюдается строго.
Такая неправильность применяется у нас вообще и к иностранным князьям и графам, и исключение вполне основательно сделано лишь в отношении Демидова, имевшего пожалованный ему королем итальянским титул князя Сан-Донато, покойного Демидова, как и следовало, не величали ни светлостью, ни сиятельством, а только соответственно его чину. Действительно, если в самой Италии ‘il principe’, — по-нашему ‘князь’, — не имеет, без особого пожалования, никакого предиката, и если этот последний не присвоен был Демидову при дозволении ему именоваться князем в России, то не было никакого повода придавать ему такое особое величание, на какое сам по себе, без высочайшего соизволения, не имеет права и русский князь, хотя бы он по происхождению был Рюрикович или Гедиминович и княжеское его достоинство не подлежало бы ни малейшему сомнению.
Замечание наше насчет титула сиятельства применяется вполне к иностранным графам вообще. Даже при высочайше данном кому-либо дозволении пользоваться в России графским титулом, он не вносится, при составлении ‘Общего Гербовника’, в тот его отдел, в который вносятся роды, получившие почетные титулы от русских государей, но помещается во второй отдел или в третий, наряду с нетитулованными родами, и только делается заметка, что они имеют иностранный титул такого-то и такого-то государства, а затем на причисление к русскому титулованному дворянству требуется особое высочайшее соизволение. Кроме того, графы ни прежнего французского королевства, ни двух французских империй не пользовались и у себя дома никогда никаким предикатом. То же следует сказать о графах всех других государств, весь титул которых ограничивался только ‘господин граф’ — monsieur le comte, il signore conte. Даже в Германии, где графский титул пользуется большим, чем в других государствах, почетом, лишь некоторым графским родам присвоен предикат ‘сиятельства’ — Erlaucht — это те старинные немецкие графские фамилии, члены которых в старину носили название ‘comits illustrissimi’ и за которыми титул этот был утвержден сеймом бывшего германского союза 13-го февраля 1829 года. Все же остальные графы довольствуются — да и то в виде вежливого, а не обязательного обращения — величанием ‘высокоблагородия’, т. е. Hochwohlgeboren. При первых у нас пожалованиях графских титулов лицам, получившим их, присвоивали только предикат ‘высокоблагородие’. Между тем при Петре все сенаторы, без различия, был ли он граф или князь, титулуемы были ‘сиятельством’.
Говоря о применении у нас к иностранным графским титулам величания ‘сиятельством’, должно заметить следующую непоследовательность. В русском подданстве состоит несколько фамилий, как, например, де-Траверсе, Пауллучи, за которыми признается русским правительством не употребляемый у нас вообще титул ‘маркизов’, но при сношениях с ними ни в казенной, ни в частной переписке им не придается ‘сиятельства’. Между тем маркиз или маркграф одной степенью выше графа. Из этого следует, что если у нас всех графов, и между ними и иностранных, чествуют ‘сиятельством’, то тем соответственнее придавать такое величание и всем маркизам.

VI
Баронский титул

Древний титул ‘барон’ (по-латыни baro) был в Западной Европе, в течение средних веков, самым почетным титулом. Там в это время под словом ‘барон’ подразумевались не только высшие государственные чины, но и вообще все феодальные владетели, хотя бы они имели и герцогские, и княжеские, и маркграфские, и графские титулы. Во время крестовых походов титул этот был занесен на Восток и там приобрел такой большой почет, что и доныне среди армян, живущих в России и в Турции, титул барона считается высшим отличием, так как там с названием барона сохранилась память о прославившихся крестоносных вождях, отнявших Иерусалим от неверных.
У нас, на Руси, как в стране чуждой всякой феодальной закваске, никогда никаких баронов не могло быть и в заводе. Тем не менее, вследствие сношений разного рода русских с немецкими рыцарями, завоевавшими южно-восточное побережье Балтийского моря, в старинных наших рукописных памятниках упоминается о баронах, которых стали называть у немцев ‘фрейгерами’ (Freiherr), а по-русски стали переводить это слово ‘вольный господин’. Такой перевод был верен не только буквально, но и по тому значению, какое имеет ‘фрейгер’, будучи владельцем поместья, не зависевшим ни от кого, кроме государя или, применительно к тевтонскому ордену, от его гермейстера.
Между тем в Западной Европе титул барона не только начал утрачивать постепенно свое прежнее значение, но и приходить в пренебрежение. Баронов, — только по дипломам, а не по поземельным владениям, — расплодилось очень много, особенно когда прежние мелкие германские владетели присвоили себе право раздавать баронский титул. Наконец, титул этот потерял в общественном мнении всякое уважение, когда им стали украшаться всякие проходимцы, а также и разбогатевшие евреи. В настоящее время таких баронов очень много и во Франции, и в Италии, и в Германии, преимущественно же в Австрии.
Что касается баронов, находящихся в России, то их можно разделить на три разряда: на баронов, получивших этот титул от русских государей, на баронов, пожалованных этим титулом иностранными государями, и на баронов, носящих этот титул вследствие своего старинного немецко-дворянского происхождения, без особого пожалования.
До Петра Великого ‘русских баронов’ вовсе не было. Первым из них был пожалован, в 1710 году, подканцлер Шафиров, внук крещенного еврея. В 1721 году, Петр дал русско-баронский титул тайному советнику Остерману, сыну немецкого пастора, за заключение Ништадтского мира. Затем, в 1722 году, были Петром пожалованы в бароны три брата Строгановых, носившие до этого времени звание именитых людей и не числившиеся не только среди московского боярства, но и среди служилого дворянства.
Екатерина I, в 1726 году, пожаловала бароном Луку Четихина, по преданию любимого своего карлика, а в следующем году выдала диплом на баронство трем братьям Соловьевым, происходившим из мещанского сословия, которых еще Петр I, за услуги их по торговой части, обещал пожаловать в бароны. При Петре II были возведены в бароны: Констанс, камердинер государя, и камер-юнкер Поспелов. Елисавета Петровна пожаловала баронство только одному, а именно тайному советнику Черкасову.
Екатерина II была довольна щедра на раздачу баронского титула. При ней получили его в 1769 году англичанин, лейб-медик Димздель и второй его сын, с соблюдением в этом случае английского порядка по наследованию почетных титулов, т. е. с переходом его по праву первородства в нисходящем потомстве каждого из пожалованных лиц. В 1773 году получил от Екатерины II баронский титул банкир Фредерикс, русский резидент при дворе князя-епископа любского, Местмахер, генерал-майор Спренгпортен, и в 1789 году, выслужившийся из вольноопределившихся до чина генерал-аншефа, Меллер, причем к прежнему его прозванию было, по пожалованному ему поместью за рекою Комелью, прибавлено прозвание Закомельский.
Император Павел Петрович, любивший, — как замечено выше, — раздавать почетные титулы, пожаловал, в день своего коронования, 5-го апреля 1797 года, баронами: государственного казначея, тайного советника Васильева и с.-петербургского коменданта Аракчеева, а в 1799 году, — егермейстера Кутайсова. Все эти бароны были впоследствии графами. Кроме их, Павел в 1800 году в один день пожаловал баронами трех придворных банкиров, а именно: московского купца Роговикова, португальца Вельо и немца Раля.
При императоре Александре Павловиче был пожалован бароном только один — действительный тайный советник и сенатор Колокольцев, потомок татарского рода. Современники его передавали, что Колокольцеву очень желательно было получить графское достоинство, и что молодые люди, — это было в 1801 году, — окружавшие государя, желая подшутить над искательным честолюбцем, внушили государю мысль пожаловать его совершенно неожиданно бароном, а он с своей стороны был крайне огорчен, как насмешкою, такою наградою, которая только что перед этим дана была сразу трем банкирам и которая не подходила к его высокому чину и важному в то время сенаторскому званию. Огорченный сановник (бречен был просуществовать бароном семнадцать лет, до конца своей жизни.
Император Николай Павлович пожаловал баронский титул тоже одному только лицу — придворному банкиру Штиглицу в день своей коронации, 22-го августа 1826 года, а император Александр Николаевич дал баронский титул: известному суконному фабриканту в царстве Польском Захерту, придворному банкиру Фелейзину и главе с.-петербургского купеческого дома Кусову, в столетнюю годовщину этого дома.
Частое пожалование в России баронами лиц купеческого звания породило у нас ошибочное мнение, будто первенствующий представитель торгового дома и потомство этого представителя, если такой дом просуществует сто лет, имеют ‘по закону’ право на получение баронского титула. Между тем, такого закона не существует, да и никогда не существовало.
Другой разряд баронов, находящихся в русском подданстве,— это бароны, получившие баронский титул, хотя тоже от русских государей, но только по великому княжеству Финляндскому. Пожалованы были такими баронами десять лиц, а последний из них, получивший титул, был министр статс-секретарь по великому княжеству Финляндскому тайный советник Брунн. Титул этот дан был ему в день коронации ныне царствующего государя императора.
Кроме того, существуют у нас немало, в общей сложности, баронов прежней Римской и нынешней Австрийской империй, бывшей первой Французской империи и королевств Шведского и Сардинского, а также бароны некоторых мелких германских государств. Пожалование иностранного баронского титула не дает прав на дворянство в России, и, например, бароны Гауф и Гинцбург оставались в звании потомственных почетных граждан, в каком они состояли до получения титула, которым им только было дозволено пользоваться в России. Такое дозволение, но не ‘утверждение’ кого-либо в каком-либо почетном титуле не делает никого в России обязательным употреблять этот титул в сношениях с тем, кто имеет им право пользоваться.
Наконец, к третьему разряду баронов из русских подданных следует отнести многочисленных баронов из остзейских провинций. Там, кроме тех дворянских фамилий, которые носят полученный от разных государей общий баронский, а не исключительно немецкий фрейгерский титул, есть еще свои местные бароны, право которых на этот титул истекает из особого исторического начала. В отношении к немецкому прибалтийскому дворянству, русское правительство сделало в сущности то же самое, что сделало австрийское правительство в отношении к польскому дворянству в Галиции.
По присоединении этого края к наследственным владениям Габсбургского дома, австрийское правительство, для привлечения на свою сторону польского дворянства, узаконило, что те польские шляхетские роды, в числе прямых предков которых был ‘староста’, т. е. владелец имения, отданного во временное пользование королем, имеют право на графский титул по королевству Галицийскому. Вследствие этого у нас находится немало австропольских графов. В свою очередь и русское правительство по отношению к немецко-прибалтийскому краю, в 1846 году, постановило, что в этом крае имеют право на баронский титул те старинные дворянские фамилии, которые во время присоединения к России Лифляндпи, Эстляндии и Курляндии записаны были в тамошних местных матрикулах, т. е. дворянских родословных книгах, и потом в указах, рескриптах и других публичных актах именованы были баронским титулом. При первом из этих условий, остзейские бароны, по древности своего дворянского происхождения, сплошь и рядом, могут уступать русским дворянам, внесенным в шестую часть дворянской книги, так как для внесения в эту часть нужно доказать дворянство, по крайней мере, за двести лет от настоящего времени, тогда как в остзейском крае такой древности не требуется.
Право на баронский титул в Остзейском крае принадлежит не только тем лицам, с их прямым потомством, которые в упомянутых выше актах именовались баронами, но вообще всему их роду, т. е. всем лицам, которые, нося одну с ними фамилию, представят законные доказательства о происхождении своем от одного общего родоначальника, записанного в местных матрикулах до присоединения прибалтийских областей к России.
Баронскому титулу не придается у нас никакого дополнительного величания. Надобно, впрочем, заметить, что Петр I в грамоте, данной им на баронство тайному советнику Шафирову, наименовал его в ней ‘превосходительным’, но такое величание относилось к нему, Шафирову, а не к жалуемому ему баронскому титулу. Елисавета Петровна в грамоте, данной на такой же титул тайному советнику Черкасову, наименовала его в ней только ‘высокородным’, так что понизила его против личного его величания, но зато титул ‘высокородия’ распространен был на все его нисходящее потомство, хотя бы оно и было вовсе бесчиновное.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека