ТИПЫ ГНОСЕОЛОГИЧЕСКИХЪ УЧЕНІЙ.
Реализмъ эмпирико-позитивистическій и сенсуалистическій,
П. Тихомировъ.
Типы гносеологических учений, Тихомиров Павел Васильевич, Год: 1900
Время на прочтение: 30 минут(ы)
Тихомиров П. В. Типы гносеологических учений // Богословский вестник 1900. Т. 2. N 7. С. 333-366 (2-я пагин.).
1. Необходимость классификаціи гносеологическихъ ученій. Отсутствіе твердо установленныхъ рубрикъ и схемъ для классификаціи философскихъ ученій вообще и гносеологическихъ въ частности.— 2. Мнніе Паульсена о принципіальныхъ различіяхъ гносеологическихъ ученій.— 3. Критическая оцнка этого мннія. Задачи и составъ настоящаго очерка.— 4. Психологическая точка зрнія на познаніе: интеллектуализмъ и сенсуализмъ.— 5. Логическая точка зрнія: раціонализмъ и позитивизмъ.— 6. Собственно гносеологическая точка зрнія: апріоризмъ и эмпиризмъ.— 7. Метафизическая точка зрнія: реализмъ и феноменализмъ. Схема для классификаціи гносеологическихъ ученій.
1. Едва-ли нужно доказывать, что для плодотворной разработки философскихъ проблемъ всякому мыслителю необходимо считаться съ тми ршеніями этихъ проблемъ, которыя давались другими философами ране его. Историко-критическое изученіе чужихъ мнній должно образовать необходимую пропедевтику къ опытамъ собственнаго философствованія. Безъ такого изученія мыслитель рискуетъ — или повторить въ своихъ собственныхъ построеніяхъ ошибки своихъ предшественниковъ, или же потратить время на открытіе того, что уже давно открыто другими {Это значеніе историко-критическаго изученія чужихъ мнній раскрыто отчасти въ нашемъ очерк ‘Исторія философіи, какъ процессъ постепенной выработки научно обоснованнаго и истиннаго міровоззрнія’. Сергіевъ Посадъ. 1899.}. Сказанное, имя значеніе относительно всякой вообще философской проблемы, въ частности справедливо и относительно проблемы гносеологической. А поскольку ршеніе послдней особенно важно, потому что образуетъ необходимый базисъ для самаго построенія системы, и поскольку оцнка любой исторически извстной системы прежде всего требуетъ разсмотрнія ея гносеологическихъ основъ,— постольку и историко-критическое изученіе гносеологическихъ доктринъ должно быть признано особенно важнымъ.
Но первымъ шагомъ въ историко-критическомъ изслдованіи извстнаго философскаго вопроса является классификація разнообразныхъ его ршеніи. Историко-критическое изученіе можетъ быть и хроникальнымъ, т. е. состоитъ въ разбор различныхъ ршеній въ порядк ихъ временной преемственности въ исторіи. Но такой методъ, неизбжно обрекая изслдователя на безконечныя блужданія по лабиринту философскихъ разномнній, заставляетъ непроизводительно потратить массу труда на ознакомленіе съ такими подробностями, въ которыхъ извстный философъ, можетъ быть, отнюдь не является оригинальнымъ, и которыя лишь служатъ фономъ или декораціей для нкотораго дйствительно сдланнаго имъ вклада въ историческую сокровищницу философскихъ мнній. Важно изслдовать именно то, что у каждаго философа есть оригинальнаго и цннаго. Затмъ, однородныя, но раздленныя временемъ воззрнія различныхъ философовъ удобне объединить въ одну общую группу и разбирать вмст, нежели повторяться при ихъ оцнк отдльно. Вообще, въ цляхъ критической подготовки почвы для ршенія извстнаго философскаго вопроса, лучше разсматривать исторически извстныя ршенія его по группамъ, объединяющимъ каждая боле или мене однородныя ршенія. Другими словами, лучше изслдовать исторически опредлившіеся типы ученій. При такомъ изслдованіи мы легче избгнемъ и опасности принять разборъ и оцнку аргументаціи извстнаго философа за оцнку самаго воззрнія, имъ защищаемаго, разъ извстный типъ будетъ взятъ нами во всемъ своемъ историческомъ развитіи, мы легче замтимъ его идеальныя черты и основныя тенденціи и удобне найдемъ мрило для его оцнки. Примняя сказанное къ гносеологической проблем, мы должны признать, что и для ея правильной постановки и ршенія, необходимо изслдовать исторически опредлившіеся типы гносеологическихъ ученій. При этомъ отдльныя доктрины того или иного мыслителя будутъ только воплощеніями (боле или мене полными или односторонними) извстнаго типа. Значитъ, вся масса ршеній, накопившихся въ теченіе историческаго развитія философіи, должна быть классифицирована по извстнымъ типамъ.
Но здсь то мы и встрчаемся съ весьма существеннымъ препятствіемъ, которое заключается въ томъ, что типы эти не даны, какъ нчто общеизв 23,стное, а составляютъ еще искомое, еще должны быть установлены. Весьма многіе мыслители совсмъ не даютъ себ труда, — оріентировавшись во всхъ до нихъ предпринимавшихся попыткахъ ршенія нашей проблемы, отнести свое ршеніе къ тому или иному типу, а чаще всего довольствуются лишь указаніемъ на свое общее отношеніе къ тому или иному корифею философской мысли и затмъ, относя вс отступленія отъ своихъ учителей на счетъ своей оригинальности, предоставляютъ историкамъ философіи находпть имъ надлежащее мсто въ общей сумм ршеній и относить къ извстному типу. Напримръ, Шопенгауэръ ограничивается лишь указаніемъ на свою связь съ Кантомъ, а такъ или иначе соотнести свое ученіе съ ученіями другихъ философовъ почти совсмъ не старается, если не считать нкоторыхъ возраженій противъ Фихте и Шеллинга (въ сочиненіи ‘Міръ, какъ воля и представленіе») и нападокъ на Гегеля (въ позднйшихъ произведеніяхъ). Лотце не длаетъ даже и такой попытки, вслдствіе чего даже общая характеристика его системы, не говоря уже о гносеологіи, является шаткой, и одни историки сближаютъ его съ Тренделенбургомъ и Гербартомъ (Целлеръ), другіе — съ Лейбницемъ (Ахелисъ), третьи ставятъ въ параллель съ Гегелемъ (Каринскій), четвертые называютъ ученикомъ Вейссе (Гартманъ), пятые утверждаютъ, что онъ ‘принялъ мысли Спинозы’ (Ибервегъ-Гейнце) и т. д. Число подобныхъ примровъ можно бы по желанію умножить.
Даже въ тхъ немногихъ случаяхъ, когда мыслители сами стараются характеризовать свою точку зрнія въ отношеніи къ исторически опредлившимся типамъ философскихъ построеній, эти характеристики — или боле являются блестящей вывской, чмъ опредляютъ дйствительное мсто системы, или-же оказываются очень односторонними, неразсчитанными на соотнесеніе со всми извстными въ исторіи философскими ученіями. Примромъ перваго можетъ служить ‘философія дйствительности’ Дюринга, которую гораздо проще было бы охарактеризовать, какъ ‘наивный реализмъ’ 1), и ‘философія безсознательнаго’ 2) Гартмана, которая оказывается въ сущности ‘мистицизмомъ’ sui generis 3). На подобную-же рекламу было разсчитано и имя ‘философіи здраваго смысла’ 4). Что касается второго случая, то здсь опять можно указать на Гартмана, который, характеризуя свою философію съ гносеологической точки зрнія, какъ ‘трансцендентальный реализмъ’, этимъ лишь обозначаетъ свое отношеніе къ ‘трансцендентальному идеализму’ Канта, но отнюдь не показываетъ того, какое положеніе занимаетъ онъ по другимъ вопросамъ, входящимъ въ составъ гносеологической проблемы. Точно также Гартманъ не показываетъ и того, какое положеніе занимаетъ онъ относительно противоположности эмпиризма и раціонализма, въ которой и досел (правильно или нтъ,— это другой вопросъ) многіе видятъ выраженіе основныхъ различій между гносеологическими доктринами: его ‘Философія безсознательнаго’ какъ будто обнаруживаетъ его приверженность къ эмпиризму (ср. особенно ея Motto), а докторская диссертація (‘Das Ding an sich’) и ея передлка во 2-мъ изданіи (‘Kritische Grundlegung des transcedentalen Realismus’) скоре носитъ на себ раціоналистическій характеръ. Еще, напримръ, Кирхманъ, обозначая свою гносеологическую точку зрнія, просто какъ ‘реализмъ’, также очевидно длаетъ недостаточную автохарактеристику. Здсь же можно упомянуть и объ ‘идеалъ-реализм’ Вундта.
1) Vaihinger, Hartmann, Dhring und Lange. 1876. SS. 43 ff.
2) Это — ея характеристика съ метафизической, а не съ гносеологической точки зрнія (ibid, 8. 13).
3) ibid.
4) Ср. по поводу ея весьма рзкое замчаніе Канта въ ‘Пролегоменахъ’: ‘Аппелляція къ здравому смыслу есть не что иное, какъ ссылка на сужденіе толпы, отъ одобренія которой философъ краснетъ, а популярный болтунъ торжествуетъ и длается дерзкимъ’ (Кантъ, Прол., въ пер. В. С. Соловьева. стр. 7).
Мало того, что сами философы чрезвычайно рдко стараются указывать типическія черты своего философствованія и его существенныя отличія отъ другихъ направленій, а когда указываютъ, то по большей части — неточно и неопредленно,— историки и комментаторы, въ свою очередь, чрезвычайно рдко устанавливаютъ вс оттнки различія между изучаемыми системами, часто объединяютъ въ одну группу явленія далеко не однородныя по всмъ пунктамъ и еще чаще оказываются несогласными другъ съ другомъ въ своихъ характеристикахъ. Все это иметъ вмсто въ отношеніи ко всмъ почти философскимъ доктринамъ, а къ гносеологической въ особенности. Такое явленіе объясняется отсутствіемъ точно установленныхъ типическихъ отличій, которыя, захватывая вс характерныя стороны доктрины, не оставляли бы мста никакимъ колебаніямъ въ пониманіи ея и устраняли бы всякую возможность смшенія тхъ или иныхъ ея сторонъ съ соотвтственными сторонами другихъ доктринъ. Иначе говоря, мы еще не владемъ подробной и исчерпывающей схемой въ которой даны бы были вс необходимыя точки зрнія для классификаціи всхъ родовыхъ, видовыхъ и другихъ боле мелкихъ отличій одной гносеологической доктрины отъ другой. Затмъ, большое значеніе въ данномъ случа иметъ и неустойчивость терминологіи для обозначенія тхъ или иныхъ характерныхъ особенностей извстной доктрины: термины ‘раціонализмъ’, ‘идеализмъ’, ‘апріоризмъ’ ‘интеллектуализмъ’, ‘нативизмъ’ и т. п., съ одной стороны, ‘реализмъ’, ‘эмпиризмъ’, ‘сенсуализмъ’, ‘позитивизмъ’ и пр., — съ другой, нердко употребляются, какъ синонимы, безъ попытки точно и сознательно различить, какую спеціальную сторону доктрины обозначаетъ каждый терминъ.
2. Сказаннымъ уже въ достаточной мр оправдывается наше желаніе сдлать вопросъ о типахъ гносеологическихъ ученій предметомъ спеціальнаго разсмотрнія. Но чтобы очерченное нами положеніе дла не казалось преувеличеніемъ, и чтобы показать, насколько назрла нужда въ точной и нечерпывающей схем для классификаціи гносеологическихъ ученій, мы остановимся нсколько на разбор первой извстной намъ попытки установить такую схему,— на оцнк ея мотивовъ и предлагаемой въ ней классификаціи. Попытка эта принадлежитъ извстному Берлинскому профессору Фридр. Паульсену, помстившему въ I том журнала ‘Vierteljahrschrift fr wissenschaftliche Philosophie’ статью: ‘О принципіальныхъ различіяхъ гносеологическихъ воззрній’ {Fr. Paulsen, Ueber die principiellen Unterschiede erkenntnisstheoretischer Ansichten.—въ ‘Vierteljahrschrift fr viesenschaftliche Philosophie’. Bd. I (1877), SS. 159—173.}.
Паульсенъ, говоря о недостаткахъ обычныхъ прежнихъ классификацій, указываетъ сначала на то, что въ прежнее время историки философіи,— Теннеманъ, Риттеръ, Куно Фишеръ,— обыкновенно длили философскія ученія на дв группы: раціонализмъ, или идеализмъ,— для обозначенія направленія, открытаго Декартомъ, и эмпиризмъ, или реализмъ,— направленіе Локка (а по другимъ Бэкона), при чемъ выборъ между этими синонимами оказывался дломъ простого вкуса {ibid, SS. 162—163.}. Затмъ онъ отмчаетъ подобную же дихотомію и у Тренделенбурга, который длитъ всхъ философовъ на поклонниковъ слпой силы предпочтительно предъ мыслью и — поклонниковъ мысли предпочтительно предъ слпою силой. Это онъ ставитъ въ связь съ общечеловческою склонностью — длить людей на два класса: на мыслящихъ такъ же, какъ и я, и на мыслящихъ иначе, или — на хорошихъ и плохихъ мыслителей {ibid, S. 164.}. Посл этого Паульсенъ показываетъ на примр Кантовской философіи, къ какимъ несообразностямъ ведетъ это стремленіе разбивать философскія доктрины на дв категоріи, ставитъ однихъ направо, а другихъ налво. Кантову систему можно назвать идеализмомъ, потому что она отрицаетъ познаніе вещей въ себ, можно ее назвать и раціонализмомъ, потому что она утверждаетъ возможность познанія a priori, но ее же можно обозначить, и какъ эмпиризмъ, потому что она ограничиваетъ наше познаніе чувственными предметами. Утверждать, какъ что длаютъ нкоторые, что Кантъ примирилъ эти противоположности въ своей высшей точк зрнія, значитъ считать противоположности, между которыми вращалось развитіе до-Кантовской философіи, неподлинными противоположностями,— утверждать, что Декартъ, Спиноза, Локкъ и Юмъ спорили изъ-за пустыхъ словъ. Такой способъ разсужденія Паульсенъ называетъ ‘діалектическимъ фокусничествомъ (Taschenspielerkunst der Dialektik)’ {ibid, SS. 167—108.}.— ‘Что сенсуализмъ или эмпиризмъ ведетъ къ матеріализму, къ отказу отъ всякаго идеализма и такимъ образомъ, совершенно независимо отъ его истинности или неистинности, въ высшей степени пагубенъ и никоимъ образомъ не можетъ быть терпимъ, это, по словамъ Паульсена, еще и теперь стоитъ въ нкоторыхъ головахъ, какъ аксіома при начал ихъ гносеологическаго мышленія’ {ibid, SS. 166.}. А между тмъ ‘эмпиризмъ и раціонализмъ суть лишь различные взгляды на методъ познанія, а съ матеріализмомъ и спиритуализмомъ имютъ общаго не больше чмъ нептунизмъ и вулканизмъ’ {ibid, SS. 167}. Трудности въ сужденіи о Кант, исчезнутъ, если принять, что ‘Кантъ ршаетъ вопросъ о метод познанія заодно съ раціонализмомъ, а вопросъ объ отношеніи его къ вещамъ — вмст съ феноменализмомъ.’ {ibid, SS. 169}
Въ виду этого, Паульсенъ рекомендуетъ перекрестить дленіе гносеологическихъ ученій,— съ одной стороны, на эмпиризмъ и раціонализмъ, а съ другой,— на феноменализмъ и реализмъ. Такимъ образомъ, онъ получаетъ четыре слдующихъ типа гносеологическихъ воззрній:
1) Эмпирическій реализмъ,
2) Эмпирическій феноменализмъ,
3) Раціоналистическій реализмъ
и — 4) Раціоналистическій феноменализмъ {ibid, SS. 170. Vgl. 163.}.
Это раздленіе, по его мннію, оправдывается самымъ существомъ гносеологической проблемы. Познаніе можетъ быть предметомъ научнаго изслдованія въ двухъ отношеніяхъ: 1) можно разсматривать познаніе со стороны его происхожденія и 2) можно спрашивать о его соотвтствіи съ дйствительностью {ibid, SS. 160—161.}. Въ первомъ случа, гносеологія можетъ принимать двоякое направленіе,— можетъ быть эмпиризмомъ (сенсуализмъ) или раціонализмомъ, смотря по тому, видитъ ли она источникъ познанія во вншней д.тя субъекта дйствительности,— въ опыт, или въ самомъ познающемъ субъект,— въ разум (ratio). Во второмъ случа, ученіе о познаніи можетъ-быть реализмомъ или феноменализмомь, смотря по тому, допускаетъ ли оно вн субъекта что либо соотвтсвующее познанію (res), или утверждаетъ, что наше познаніе простирается только на явленія () {ibid. S. 161—163.}.
3. По нашему мннію, Паульсенъ вполн справедливо указываетъ на недостаточность дленія гносеологическихъ ученій съ точки зрнія одного какого нибудь основанія, и — только дихотомически. Подобная дихотомія всегда ведетъ къ крайне одностороннему пониманію системъ, къ сбивчивости и неустойчивости въ ихъ характеристик, она часто длаетъ невозможнымъ различеніе нкоторыхъ весьма разнородныхъ доктринъ. Познаніе — такой сложный фактъ, и истолкованіе этого факта испробовано въ столь различныхъ направленіяхъ, что группировка гносеологическихъ доктринъ можетъ быть удовлетворительно выполнена только съ нсколькихъ перекрещивающпхся точекъ зрнія. Надо отдать Паульсену справедливость и въ томъ, что указанныя имъ точки зрнія дйствительно существенно важны для пониманія принципіальныхъ различій между гносеологическими ученіями. Наиболе расходятся философскія мннія дйствительно по этимъ двумъ вопросамъ — о происхожденіи познанія и его соотвтствіи съ дйствительностью. И всякій разъ, когда потребуется указать наиболе крупные оттнки въ гносеологіи, а равно и для цлей учебныхъ, классификація Паульсена можетъ считаться достаточной.
Но при спеціальныхъ работахъ по гносеологіи можетъ оказаться нужда въ еще боле детальномъ разгрантченіи исторически извстныхъ ученій, при чемъ уже Паульсеновская схема окажется, въ свою очередь, слишкомъ грубой и не везд приложимой. Въ поясненіе этого возьмемъ нсколько примровъ.
Милль и Спенсеръ — оба эмпирики. Но какъ они ршаютъ, напримръ, вопросъ о свойствахъ того отношенія, въ какое ставятся другъ къ другу понятія конкретной причины и ея дйствія въ такъ называемомъ причинномъ сужденіи, или сужденіи о причин? По мннію Милля, стремленіе понять связь причины и ея дйствія является совершенно незаконной метафизической тенденціей. Фактически данная постоянная послдовательность и сосуществованіе, явленій — этимъ исчерпывается реальное причинное отношеніе. Открытіе этого постояннаго соотношенія для тхъ или иныхъ случаевъ и группъ явленій составляетъ задачу науки. Понять, почему причина есть именно причина своего дйствія, есть чисто метафизическая затя {Наиболе сильно это стремленіе было у древнихъ философовъ и служило источникомъ большинства ихъ неудачъ. Но Милль и къ новйшимъ мыслителямъ подобнаго направленія цликомъ примняетъ сужденіе, высказанное однимъ изъ нихъ (въ ‘Prospective Review’ за февр. 1850 г.) о древнихъ. ‘Камень преткновенія для нихъ,— говоритъ цитирумый Миллемъ писатель,— состоялъ въ природ доказательства, котораго они могли ожидать для своего убжденій. Они не усвоили идеи, что должны надяться понять не процессы вншнихъ причинъ, а лишь ихъ результаты, и потому вся естественная философія грековъ была попыткой умственно отожествить дйствіе съ его причиной, отыскать какую-либо не только необходимую, но и естественную связь, считая естественнымъ то что само по себ представило бы ихъ собственному уму какое-либо предположеніе. Имъ хотлось видть какую-либо причину, по которой естественное предшествующее произвело-бы частное послдующее, и вс ихъ попытки устремлялись по тмъ направленіямъ, по которымъ они могли найти такія причины’. — ‘Другими словами, — поясняетъ уже отъ себя Милль,— они не довольствовались знаніемъ лишь того, что за даннымъ явленіемъ всегда слдуетъ другое, они думали, что не достигнутъ истинной цли науки, пока не замтятъ въ природ даннаго явленія чего’ либо, о чемъ можно бы было знать или предполагать до испытанія, что за нимъ наступить другое’ (Д. С. Милль, Система логики, пер. подъ ред. Лаврова, т. I, стр. 409—410).}. Спенсеръ, какъ извстно, напротивъ,— выводитъ законъ причинности изъ закона ‘сохраненія силы’. Принципъ сохраненія энергіи опредляетъ законъ количественнаго постоянства энергіи при всхъ ея превращеніяхъ. Съ точки зрнія Спенсера, связь причины и дйствія должна быть намъ понятна,— по крайней мр, съ количественной стороны образующихъ ту и другую явленій. Разъ это количественное отношеніе выражено въ математической формул,— въ уравненіи, мы владемъ ключемъ къ пониманію дйствія: оно опредляется, какъ извстное преобразованіе энергіи, данной въ причин, при чемъ количественная сторона сохраненной въ немъ энергіи стоитъ въ точномъ и опредленномъ отношеніи къ энергіи причины. Такимъ образомъ, отношеніе причины и дйствія является до нкоторой степени отношеніемъ тожества. Таковымъ-же должно оказаться и логическое отношеніе понятій причины и дйствія: это — аналитическое отношеніе, основа такъ называемой логической очевидности, или понятности. Какъ видимъ, въ рамкахъ одного и того-же направленія (эмпиризма) мы встрчаемся съ такими радикальными различіями, которыя непремнно должны быть отмчаемы и къ самой характеристик.
Подобное же различіе по тому-же вопросу можно указать и между представителями раціоналистическаго направленія (по терминологіи Паульсена). Возьмемъ, напримръ, Тренделенбурга и Лотце. Первый, подобно Спенсеру, настаиваетъ на аналитической понятности отношенія между причиной и дйствіемъ, а второй признаетъ это отношеніе синтетическимъ, т. е. очевиднымъ не логически, а лишь фактически или интуитивно. Эта черта различія, повторяющаяся въ доктринахъ совсмъ другого характера, очевидно, образуетъ самостоятельное или, говоря словами Паульсена, ‘принципіальное’ различіе гносеологическихъ воззрній, независимое отъ другихъ существенныхъ различій.
Еще одинъ примръ. Возьмемъ Шопенгауэра и Гартмана. Оба эти мыслителя въ глазахъ многихъ являются по преимуществу представителями одного направленія. Обоихъ ихъ, дале, никакъ нельзя назвать эмпириками,— слдовательно, по терминологіи Паульсена, надо назвать раціоналистами. Но какая всетаки разница между ними въ воззрніи на туже причинность! Шопенгауэръ признаетъ, что въ одномъ случа причинность бываетъ намъ непосредственно дана, переживается нами. Этотъ случай есть актъ нашей воли. По этому образцу мы понимаемъ сущность причинности и во всхъ другихъ случаяхъ. Такимъ образомъ, прототипъ мыслимаго въ понятіи причины содержанія данъ въ акт воли, непосредственно переживаемомъ каждымъ человкомъ. По Гартману, напротивъ, понятіе причины — интеллектуальнаго происхожденія. Непосредственнаго сознанія и переживанія причинности, такъ сказать, непосредственнаго соприкосновенія съ бытіемъ въ себ познающій субъектъ, по Гартману, не иметъ. Это тоже довольно существенное различіе опятъ не предусматривается классификаціонной схемой Паульсена.
Число подобныхъ примровъ можно-бы было увеличить. Вс они показываютъ, что схема Паульсена нуждается въ дополненіи и нкоторомъ исправленіи.
Не входя въ оцнку другихъ классификацій, кое-гд намчаемыхъ, но большей части, лишь въ самомъ общемъ вид, и боле или мене разнящихся отъ Паульсеновской {Надо, впрочемъ, замтить, что большая часть классификацій приближаются къ Паульсеновой.}, но, въ свою очередь, страдающихъ другими недостатками и недосмотрами, мы обратимся къ раскрытію и установк той схемы, которая намъ кажется дйствительно исчерпывающей вс главн,йшіе оттнки различія гносеологическихъ ученій. Основныя точки зрнія, съ которыхъ производится эта классификація, равно какъ и главные термины для обозначеніи въ ней различныхъ направленій, указаны въ предисловіи ко II тому капитальной работы Эдмунда Кёнига: ‘Die Entwickelung des Causalproblems in der Philosophie seit Kant. Studiea zur Orientirung ber die Aufgaben der Metaphisik und Erkenntnisslehre. 1890’ (88. V—IX). Этими указаніями мы и воспользуемся, попытавшись раскрыть и, по возможности, обосновать то, что у Кёнига намчено лишь самыми общими штрихами и безъ всякой мотивировки. Затмъ, Кённгъ въ своей схем иметъ въ виду только проблему причинности, мы-же постараемся распространить этотъ взглядъ на всю гноселогическую проблему. Кром того, мы кое въ чемъ видоизмняемъ воззрнія Кёнинга сообразно съ своимъ пониманіемъ задачъ гносеологіи и исторически опредлившихся типовъ гносеологическихъ ученій.
Основная форма, въ какой осуществляется познаніе, есть сужденіе. Всякое познаніе есть актъ сужденія. Поэтому-то совершенно справедливо всякое сужденіе, поскольку оно есть именно актъ познанія, опредляютъ иногда, какъ сознаніе объективно необходимой связи или порядка между предметами сознанія, и говорятъ, что ‘познаніе начинается и оканчивается сужденіемъ’ {Vgl. Th. Lipps. Grundzge d. Logik. 1893. SS. 21. 216.}. Существеннйшей задачей теоріи знанія, слдовательно, является изслдованіе познавательныхъ сужденій со стороны ихъ происхожденія, характера, условій достоврности и т. п. Чтобы опредлить объемъ и составъ этого изслдованія, мы должны вникнуть въ самое понятіе познавательнаго сужденія.
Познавательное сужденіе, прежде всего, можно разсматривать, какъ сужденіе вообще, т. е. съ тхъ-же точекъ зрнія. Такими точками зрнія являются,— во-первыхъ, психологическая точка зрнія и, во-вторыхъ, логическая. Съ первой изъ нихъ раскрывается генезисъ тхъ элементовъ сознанія, которые оказываются связанными въ сужденіи, а со второй — характеръ самой этой связи. Такъ какъ элементами познавательнаго сужденія являются понятія и представленія, то первымъ шагомъ гносеологическаго изслдованія должно быть ршеніе психологическаго вопроса о происхожденіи нашихъ представленій и понятій, какъ элементовъ познанія. Само собою понятно, что изслдованіе не можетъ пересмотрть вс конкретныя представленія и отдльныя понятія, да въ этомъ, собственно говоря и нтъ надобности. Для цлей гносеологіи оказывается достаточнымъ изслдовать лишь происхожденіе общихъ понятій и категорій, да отношеніе ихъ къ частнымъ представленіямъ. Второю стадіей гносеологическаго изслдованія является р 23,шеніе вопроса о логическомъ характер познавательныхъ сужденій. За ршеніемъ этихъ вопросовъ, выступаютъ на очередь другіе, обусловленные спеціальнымъ характеромъ познавательныхъ сужденій, какъ именно сужденій, долженствующихъ выражать объективно-необходимую связь предметовъ сознанія. Объективно-необходимая связь подлежащаго и сказуемаго въ сужденіи обыкновенно обусловливается нкоторымъ общимъ предположеніемъ или допущеніемъ. Послднее, въ свою очередь, можетъ быть обусловлено сужденіемъ еще большей общности. Въ конц концовъ мы такимъ путемъ доходимъ до самыхъ общихъ предположеніи всякаго познанія, или познавательныхъ аксіомъ. Вотъ относительно этихъ-то аксіомъ, т. е. сужденій наибольшей общности, обусловливающихъ своею достоврностью достоврность всхъ прочихъ познавательныхъ сужденій, и ставится собственно гносеологическій вопросъ: на чемъ покоится ихъ достоврность? — чмъ оправдывается ихъ притязаніе на всеобщее и необходимое значеніе? Но теорія познанія не можетъ ограничиться открытіемъ условій, въ силу которыхъ мы необходимо мыслимъ что-либо объективнымъ, т. е. обязательнымъ для признанія всхъ одинаково съ нами организованныхъ людей, намъ недостаточно знать, что извстное познаніе съ одинаковой принудительностью принимается всми людьми, правильно употребляющими свои орудія познанія — умъ и чувственность. У насъ всегда можетъ возникнуть сомнніе,— не естьли весь этотъ объективный для нашего сознанія міръ только наша неизбжная греза: не суть-ли познаваемые нами предметы только наши представленія?— самая необходимость, какою проникнуты отношенія мыслимыхъ нами предметовъ, не естьли, къ сущности, только наша субъективная необходимость?— не создаются-ли и объекты только нкоторой необходимой функціей нашего ума? Такъ возникаетъ вопросъ: познаемъ-ли мы вещи, существующія сами по себ? Этотъ вопросъ можетъ распадаться на нсколько отдльныхъ вопросовъ,— напримръ: существуютъ-ли вещи an-und-fr sich?— познаемъ-ли мы ихъ?—что именно мы познаемъ? и т. п. Эта точка зрнія на познаніе называется метафизической точкой зрнія.
Итакъ познаніе можетъ быть объясняемо съ четырехъ точекъ зрнія: 1) психологической, 2) логической, 3) собственно гносеологической и 4) метафизической. Каждое изъ подобныхъ объясненій можетъ вестись въ различныхъ направленіяхъ, которыми и опредляются принципіальныя различія гносеологическихъ ученій. Такимъ образомъ, вмсто двухъ точекъ зрнія, принимаемыхъ для классификаціи Паульсеномъ, слдуетъ имть въ виду четыре.
Разсмотримъ теперь, какія направленія можетъ принимать изслдованіе познанія съ каждой изъ этихъ четырехъ точекъ зрнія.
4. а) Съ психологической точки зрнія, какъ мы сказали, теорія познанія должна раскрыть происхожденіе нашихъ представленій и понятій, какъ элементовъ познанія, или, точне, происхожденіе общихъ понятій и категорій. Вопросъ этотъ давно уже занималъ философовъ, и давно уже въ ршеніи его борются преимущественно два направленія. По одному, основныя понятія нашего познанія пріобртаются путемъ абстракціи отъ данныхъ вншней чувственности и внутренняго чувства или путемъ извстной переработки этихъ данныхъ. По другому воззрнію, напротивъ, они составляютъ первоначальную принадлежность познающаго ума и, во всякомъ случа, обнаруживаются при самыхъ первыхъ попыткахъ умственной дятельности. Каждое изъ этихъ направленій въ теченіе исторіи принимало различный характеръ, имло множество оттнковъ и получало различныя наименованія, но существенная ихъ противоположность всетаки сохранялась.
Уже въ древности Протагоръ ршительно утверждалъ ε, . Напротивъ, Платонъ въ Федр выставляетъ основныя понятія человческаго пониманія врожденными ( ). Аристотель училъ, что самыя общія понятія въ потенціи (),— какъ нкоторые задатки, заложены въ самомъ существ ума. Эпикурейцы возвратились къ совершенно противоположному воззрнію, напоминающему Протагора,— что все познаніе и весь разумъ зависятъ отъ чувственности ( 60, ). Цицеронъ тоже утверждалъ: ‘Quicquid animo cernimus, id omne oritur a sensibus’. Эта противоположность наблюдается въ борьб философскихъ мнній и въ средніе вка, и въ эпоху возрожденія. Особенно замтна она становится въ родоначальникахъ новой философіи, континентальной и англійской,— Декарт и Локк 23,. Декартъ, какъ извстно, училъ о врожденности высшихъ понятій, которыя онъ называлъ ‘врожденными идеями (ideae innatae)’ {Ближе онъ ихъ опредляетъ, какъ идеи, ‘quae nee ab obiectis, nee a voluntatis determinations procedunt, sed a sola facilitate cogitandi necessitate quadam naturae ipsius mentis manant’ (Descartes. Opera philosophica 1685. I, p. 185.).}. Это мнніе съ нимъ раздляли окказіоналисты и Спиноза. Локкъ-же полемизировалъ противъ признанія врожденными какихъ-либо принциповъ теоретической или практической дятельности (въ 1-ой кн. своего ‘Опыта’) и утверждалъ, что до опыта душа есть какъ-бы ‘блая бумага (white paper) безъ всякихъ чертъ и идей’ (кн. 2, гл. 1, 2). Взглядъ Локка раздляли его продолжатели — Берклей и Юмъ.
Досел описанная противоположность является довольно рзкой и опредленной,— такъ сказать, намченной крупными штрихами. При этомъ психологическое изслдованіе происхожденія понятій не отдлялось отъ объясненія логическаго характера познавательныхъ сужденій и нердко опредляло собою й ршеніе вопроса объ условіяхъ объективной необходимости или достоврности познавательныхъ аксіомъ. Поэтому и при характеристик каждаго направленія можно было быть не особенно щепетильнымъ въ выбор для него наименованія,— лишь бы указать на отличіе отъ философовъ противоположнаго образа мыслей. Этимъ отчасти и оправдывается столь порицаемая Паульсеномъ дихотомическая классификація философскихъ направленій. Обыкновенно разсматриваемую нами противоположность прежніе историки философіи обозначали, какъ противоположность раціонализма и эмпиризма. Иногда вмсто этихъ терминовъ употреблялись — идеализмъ и реализмъ, при чемъ, очевидно, метафизическая характеристика переносилась и на гносеологію,— безъ опасенія породить сколько-нибудь серьезное недоразумніе {Исключая, впрочемъ, случай съ Берклеемъ — противникомъ врожденныхъ идей, котораго однако приходилось называть идеалистомъ.}. Но впослдствіи, когда разработка философскихъ вопросовъ чрезвычайно осложнилась, оттнки стали тоньше и трудне уловимы. Тогда понадобилась и большая точность въ выбор терминовъ для обозначенія философскихъ направленій. Такъ уже Кантъ занялъ такое положеніе, что его нельзя безъ оговорокъ причислить ни къ одной изъ боровшихся по разсматриваемому вопросу школъ. Онъ — не сторонникъ врожденности идей, но онъ и не эмпирикъ. У него есть нчто похожее на теорію врожденности,— это его ученіе объ апріорныхъ формахъ иознанія, но онъ даетъ самыя опредленныя основанія, не позволяющія смшивать его апріорныя формы съ врожденными идеями. Съ другой стороны онъ ршительно заявляетъ: ‘несомннно, что все наше познаніе начинается съ опыта…. ни одно не предшествуетъ опыту и всякое начинается имъ’, но тутъ-же онъ и прибавляетъ: ‘однако не все оно возникаетъ изъ опыта’. {Кантъ, Кр. ч. раз., пер. Соколова, стр. 26—27.} Куда-же при этихъ условіяхъ отнести Канта? Нельзя также сказать, чтобы у Канта не было опредленнаго воззрнія на происхожденіе общихъ понятій и категорій. Кантъ считалъ категоріи чистыми разсудочными понятіями, возникающими независимо отъ всякаго опыта изъ единства логическаго я (трансцендентальная апперцепція) и длающими возможнымъ самый опытъ. Ясно, что по вопросу о происхожденіи общихъ понятій и категорій онъ стоитъ боле на сторон Декарта, чмъ Локка, и однако онъ не сторонникъ врожденныхъ идей. Очевидно, надо найти такую общую характеристику для Декарта и Канта, которая, правильно отмчая сходное въ ихъ воззрніяхъ, не вела-бы однако къ смшенію послднихъ. Названіе ‘идеализма’ явно не годится, хотя самъ Кантъ и не былъ противъ него,— потому что, во-первыхъ, это метафизическая характеристика, а во-вторыхъ, тогда пришлось-бы противниковъ Кантовскихъ воззрній называть ‘реалистами’, что безусловно не подойдетъ, напр. къ Берклею и Миллю. Объединить воззрнія Декарта и Канта подъ именемъ ‘раціонализма’ тоже не годится, потому что, съ одной стороны, Кантъ во многихъ случаяхъ выступаетъ ршительнымъ противникомъ того направленія въ метафизик и философіи религіи, за которымъ уже прочно утвердилось названіе ‘раціонализма’, и неудобно было-бы давать поводъ къ смшенію Кантовской философіи съ этимъ послднимъ направленіемъ, а съ другой стороны, и потому, что названіе ‘раціонализмъ’ еще понадобится для выраженія другого оттнка, который одинаково присущъ и нкоторымъ эмпирикамъ, отличая ихъ отъ другихъ эмпириковъ {Напр., въ одномъ изъ разсмотрнныхъ выше примровъ Спенсеръ отличается отъ Милля, какъ именно раціоналистъ.}. Названіе ‘апріоризма’ тоже не годится, потому-что тогда легко давался-бы поводъ смшивать Кантовской апріоризмъ съ Декартовскимъ ‘нативизмомъ’ (ученіемъ о врожденности идей). Да кром того, и самъ Кантъ даетъ нкоторое предостереженіе противъ такого словоупотребленія, говоря, что своей апріористической теоріей онъ желаетъ объяснить не происхожденіе знанія, а его составъ.
Вс указанныя трудности исчезаютъ, если воззрніе на происхожденіе общихъ понятій и категорій, представителями котораго являются Платонъ, Аристотель, Декартъ, Кантъ, и др. под., назвать интеллектуализмомъ. Смыслъ названія будетъ тотъ, что общія понятія и категоріи происходятъ изъ самаго разсудка (intellects). Какимъ образомъ он происходятъ изъ разсудка,— это уже другой вопросъ, и въ этомъ случа возможны подраздленія и въ сред самого интеллектуализма,— представителями такихъ варіацій интеллектуализма и явятся, напр., Платонъ съ своей теоріей припоминанія, Декартъ съ нативизмомъ, Кантъ съ ученіемъ о трансцендентальной апперцепціи, Гартманъ съ своимъ ученіемъ о безсознательномъ логическомъ опредленіи, или безсознательной интеллектуальной функціи {Ed. v. Hartmann, Kategorienlehre. 1896. SS. VII ff.} и т. д.
Могутъ быть нкоторыя возраженія и противъ такого названія, но они не достаточно вски. Весьма часто ‘интеллектуализмомъ’ называютъ всякое направленіе, которое интеллектъ, познаніе, теорію ставитъ выше воли, дйствія, практики. Такъ Сократа считаютъ представителемъ этическаго интеллектуализма за его мнніе, что добродтель есть знаніе, Платона, Плотина, Спинозу, Лейбница, Фихте, Гегеля называютъ представителями интеллектуализма метафизическаго за то, что они логическое (духъ, идею, мышленіе) считали сущностью бытія, ома Аквинатъ провозглашаетъ интеллектуализмъ психологическій своимъ положеніемъ — ‘intellectus altior et nobilior voluntate’ {R. Eisler, Wrterbuch der pliilosophischen Begriffe und Ausdrcke, quellenmssig bearbeitet. 1899. S. 389).}. Но это относительное значеніе термина ‘интеллектуализмъ’ не только не противорчитъ принятому нами, но вполн съ нимъ гармонируетъ и даже въ нкоторомъ отношеніи его оправдываетъ. Если предпочтеніе интеллекта предъ волей (въ этик, метафизик и психологіи) называютъ интеллектуализмомъ, то почему-же не называть такъ предпочтеніе его предъ чувственностью (въ гносеологіи)? Мало того,— разсматривая противоположное гносеологическому интеллектуализму направленіе, мы увидимъ, что понятіе чувства, какъ источника общихъ понятій и категорій, надо брать въ боле широкомъ смысл, включая сюда и чувство усилія, сознаніе волевого напряженія. Такимъ образомъ, и въ гносеологіи сохранится противоположность интеллектуализма волюнтаризму.
Остановившись на подходящемъ названіи для одного изъ направленій, борющихся въ вопрос о происхожденіи понятій, посмотримъ, какъ-же слдуетъ назвать другое, противоположное ему направленіе.
Непригодпость въ этомъ случа термина ‘реализмъ’ мы уже видли. Но и терминъ ‘эмпиризмъ’ не особенно удобенъ. Послдній посл Канта сдлался спеціальной противоположностью ‘апріоризма’. Апріоризмъ-же характеризуетъ направленіе въ ршеніи совсмъ другой части гносеологической проблемы, а не вопроса о происхожденіи понятій. Затмъ, многіе мыслители, въ общемъ совершенно не эмпирическаго направленія, ршаютъ разсматриваемый вопросъ въ дух противниковъ интеллектуализма, ставя происхожденіе высшихъ понятій и категорій въ зависимость отъ особаго рода чувства. Такъ, напр., Менъ-де-Биранъ понятіе о вншней реальности выводитъ изъ чувства сопротивленія, встрчаемаго нашей активностью, подобнымъ-же образомъ и фактъ непосредственнаго сознанія, въ которомъ намъ даны, какъ соотносительные члены, субъектъ и объектъ, онъ объясняетъ изъ чувства усилія (effort), точно также и вообще содержаніе познанія дается тмъ, что оказываетъ сопротивленіе и доставляетъ различія и локализацію. {Ср. Ибервегъ-Гейнце, Ист. нов. философіи, 2 русск. изд., стр. 601. Kö,nig. 1. с. S. 8.} Или въ одномъ изъ ране приводившихся нами примровъ Шопенгауэръ допускаетъ непосредственное переживаніе причиннаго отношенія въ акт воли,— являясь въ этомъ случа противникомъ интеллектуализма. Надо, такимъ образомъ, подъискать такое названіе, которое одинаково выражало-бы противоположность интеллектуализму какъ со стороны мыслителей эмпирическаго направленія, такъ и со стороны неэмпириковъ, въ род Менъ-де-Бирана и Шопенгауэра. Такимъ названіемъ можетъ съ полнымъ правомъ быть сенсуализмъ.
Названіе ‘сенсуализма’ (отъ sensus — чувство) обыкновенно прилагается къ такимъ ученіямъ, которыя все познаніе, какъ по форм, такъ и по содержанію выводятъ изъ чувственнаго ощущенія. Самымъ типичнымъ представителемъ такого сенсуализма считается Кондильякъ. Кром того слдуетъ еще назвать Кабаниса и Куольбе. Но, спрашивается, почему-бы понятіе сенсуализма не расширить? Почему-бы не считать особымъ видомъ сенсуализма и такихъ ученій, которыя хотя и не выводятъ всего познанія изъ чувственнаго ощущенія, но всетаки, подобно сенсуалистамъ въ обычномъ смысл этого слова, — образуютъ оппозицію интеллектуализму и утверждаютъ, что мыслимое нами въ категоріяхъ непосредственно переживается въ нкоторомъ особомъ чувств? Вдь вся разница между тми и другими сенсуалистами заключается въ томъ, что первые выводятъ категоріи изъ данныхъ вншняго опыта, а вторые опираются на внутренній опытъ. И если органы вншняго опыта суть sensus, то почему же не sensus и внутреннее чувство? Конечно, всегда слдуетъ различать эти два вида сенсуализма, но это различіе не мшаетъ отнесенію ихъ въ одну группу ученій, противоположныхъ интеллектуализму.
Итакъ съ первой точки зрнія, съ которой разсматривается познаніе, именно съ психологической, опредляющей происхожденіе общихъ понятій и категорій, оказывается возможнымъ двоякое ршеніе вопроса — интеллектуалистическое и сенсуалистическое. Противоположность интеллектуализма и сенсуализма образуетъ первое принципіальное различіе гносеологическихъ ученій {Между этими двумя противоложностями Кёнигъ помщаетъ одно посредствующее направленіе, называемое имъ генетическимъ. Представителями его онъ называетъ Герберта, Милля и Спенсера. Первый держится того воззрнія, что категоріи (К. собственно иметъ въ виду мннія упомянутыхъ мыслителей о понятіи причинности, но и на прочія категоріи они смотрятъ подобнымъ-же образомъ) получаются чрезъ логическую обработку даннаго, сообразно общимъ нормамъ логическаго мышленія. Послдніе-же признаютъ въ понятіи причины (и въ другихъ категоріяхъ) элементъ, выходящій за предлы даннаго, но стараются объяснить и оправдать его психологически, а не логически (I. с. 88. VI-VII). По нашему мннію, нтъ надобности выдлять подобныхъ мыслителей въ особую группу, а надо всетаки въ самомъ характер ихъ объясненій открыть основанія, въ силу которыхъ ихъ скоре слдуетъ причислить къ одному изъ указанныхъ противоположныхъ направленій, чмъ къ другому.}.
5. b) Второю точкой зрнія, съ которой можетъ быть объясняемо познаніе, является логическая. Здсь, какъ мы уже говорили, имется въ виду характеръ связи между элементами познанія, объединенными въ познавательномъ сужденіи. Другими словами, здсь ршается вопросъ о логическомъ характер познавательныхъ сужденій.
Логика, какъ извстно, различаетъ сужденія аналитическія и синтетическія. Со времени Кантовой ‘Критики чистаго разума’ это различеніе пріобрло въ философіи особенное значеніе. Мы позволимъ себ для поясненія этого различія привести собственныя слова Канта. ‘Во всхъ сужденіяхъ, говоритъ онъ, въ которыхъ будетъ мыслиться отношеніе субъекта къ предикату, это отношеніе можетъ быть дано двумя способами. Или предикатъ В относится къ субъекту А, какъ нчто такое, что (скрытымъ образомъ) заключается въ этомъ понятіи А, или В совершенно лежитъ вн понятія А, хотя и стоитъ съ нимъ въ связи. Въ первомъ случа я называю сужденіе аналитическимъ, а во второмъ синтетическимъ. Итакъ, аналитическія сужденія это т, въ которыхъ связь субъекта съ предикатомъ мыслится въ силу тожества, а т, въ которыхъ эта связь мыслится безъ этого тожества, должны назваться синтетическими сужденіями. Первыя можно назвать пояснительными сужденіями, вторыя — расширяющими, ибо первыя своимъ предикатомъ ничего не вносятъ въ понятіе субъекта, а только чрезъ расчлененіе распадаются на его частныя понятія, которыя, хотя и не ясно, уже мыслились въ немъ, а послднія сужденія присоединяютъ къ понятію субъекта предикатъ, который не заключался въ этомъ понятіи и который никакимъ расчлененіемъ нельзя было изъ него извлечь. Такъ, напримръ, сужденіе: вс тла протяженны, аналитическое сужденіе. Мн здсь не надо переходить за понятіе, которое я соединяю со словомъ тло, чтобы найти протяженіе, какъ нчто съ нимъ соединенное, мн надо только расчленить это понятіе, т. е. сознать разнообразное, которое я всегда въ немъ мыслю, чтобы найти въ немъ этотъ предикатъ, слдовательно, это сужденіе аналитическое. Но если я говорю: вс тла тяжелы,— то этотъ предикатъ есть уже нчто совершенно другое, чмъ то, что я вообще мыслю въ понятіи тла. Присоединеніе такого предиката даетъ, слдовательно, синтетическое сужденіе’ {Кантъ. Критика чист. разума, цит. изд., стр. 32—33.}. Съ точки зрнія Канта, познавательными сужденіями могутъ быть только синтетическія сужденія, какъ дающія въ предикат нчто новое, что не подразумвалось ране въ субъект, аналитическія-же только раскрываютъ содержаніе субъекта и потому никакого новаго познанія не даютъ. Мнніе это шло въ разрзъ какъ со многими воззрніями, такъ особенно и съ тенденціями прежняго времени, да и посл Канта замчается не разъ стремленіе ограничить такой взглядъ.
Такъ Декартъ, Спиноза, Юмъ, преклонявшіеся предъ идеаломъ математической точности и достоврности знанія, одинаково были убждены, что математическія сужденія — аналитическія, что вс теоремы математики даны implicite въ опредленіяхъ, а послднія являются положеніями тожества. Въ аналитическомъ характер математическаго познанія они видли оправданіе его всеобщаго и необходимаго значенія. Аналитическія сужденія, учили они, достоврны a priori, синтезъ-же возможенъ только на основ опыта, а опытъ не даетъ всеобщности и необходимости. Аналитическія сужденія — логически очевидныя истины. Синтетическія-же могутъ быть истинами очевидными, но не логически, а фактически или интуитивно. Признакъ логической очевидности — это понятность связи предиката съ субъектомъ. Стремленіе къ тому, чтобы всякая истина, т. е. всякое познавательное сужденіе, была понятна, или сознавалась, какъ логически необходимое убжденіе, зародилось очень рано. Уже древнйшіе греческіе философы проникнуты были этимъ стремленіемъ (ср. выше примч. по поводу Милля и Спенсера). Діалектика Гераклита и Парменида насквозь проникнута этимъ стремленіемъ. Не чуждъ былъ его и Аристотель. Чрезвычайно сильно было оно у средневковыхъ схоластиковъ. Въ новое время, кром уже упомянутыхъ мыслителей {Что касается Юма, то сказанное справедливо только относительно его взгляда на математическое познаніе. Во всхъ-же другихъ видахъ познанія онъ не могъ открыть аналитическаго характера и потому относился къ нимъ скептически.}, имъ были одушевлены окказіоналисты — Гёлинксъ и Мальбраншъ. Изъ представителей посл-Кантовской эпохи можно назвать въ качеств сторонниковъ этого-же направленія — Тренделеноурга, Гербарта, Гёринга (Goering), Гамильтона, Спенсера, Риля и др. Существенною чертою въ направленіи всхъ этихъ мыслителей является именно стремленіе къ логической понятности истины. А поскольку основой логической очевидности служитъ законъ тожества, а критеріемъ — законъ противорчія, постольку и названные мыслители стремятся отношеніе субъекта и предиката въ познавательномъ сужденіи истолковать, какъ отношеніе тожества, а критеріемъ истинности аксіомъ считаютъ немыслимость противоположнаго (напр., Спенсеръ), т. е. законъ противорчія {Мы не говоримъ въ данномъ случа о томъ, насколько въ дйствительности удавалось проведеніе такого взгляда, а только — о стремленіи.}.
Чтобы сдлать наглядною сущность этого направленія, мы приведемъ вкратц разсужденія Риля о причинной связи и задачахъ познаніяхъ природы. ‘Сущность причинной связи, говоритъ Риль, состоитъ въ ея совершенной аналогіи съ отношеніемъ понятій основанія и слдствія’ {A. Riehl, Der philosophische Kriticismus und seine Bedeutung fr die positive Wissenschaft, B. II. Th. 1. 1879, S, 269.}. Логическая природа причины открывается, по мннію Риля изъ наблюденій надъ сущностью научныхъ доказательствъ. Идеаломъ научнаго объясненія считается возможность выразить отношеніе между изучаемыми явленіями въ математическихъ уравненіяхъ. Научная понятность, въ послдней инстанціи, есть понятность простйшихъ математическихъ и механическихъ отношеній {ibid. 254.}. А логическая природа этихъ отношеній сомннію подлежать не можетъ {ibid. 285 ff.}. Научное объясноніе, подобно логическому обоснованію, состоитъ въ сведеніи къ тожеству. Сложныя явленія разлагаются на простыя составныя части постоянныхъ, т. е. тожественныхъ во времени свойствъ и функцій, и единственной измняемой величиной (Variable) остается самое время {ibid. 254.}. Сохраненіе вса вступающихъ въ химмческое соединеніе веществъ, законы пропорцій, механическіе и физическіе законы — инерцім, равенства дйствія и противодйствія, сохраненіе энергіии проч.— все это несомннно законы различныхъ формъ причинной связи и вмст съ тмъ — положенія тожества (Identitts-stze) {ibid. 254—255.}. Итакъ, по Рилю, ‘способъ, какимъ мышленіе получаетъ свои понятія и соединяетъ ихъ по тожественному отношенію, и другой способъ, какимъ, такъ сказать, умозаключаетъ природа, должны соотвтствовать другъ другу. Разсудокъ, обнимающій собою явленія мысли, есть отобразъ природы (Gegenstck der Natur), обнимающей вншнія явленія’ {ibid. 257.}. Принципъ причинности есть выставляемый умомъ постулятъ понятности природы {ibid. 258.}.
Но и Кантовскій взглядъ иметъ приверженцевъ {Мы имемъ въ виду мыслителей, одинаково съ Кантомъ смотрящихъ на логическій характеръ познавательныхъ сужденій, а не философовъ Кантовой школы.}, въ числ которыхъ надо назвать Лотце, Милля, Лааса, Вундта, Огюста Конта и др. Вс эти мыслители, вопреки попыткамъ отстоять абсолютную понятность законовъ природы, утверждаютъ, что послдніе всегда являются лишь фактическими или, въ самомъ большемъ случа, воззрительно-очевидными — интуитивными (а не логически очевидными) истинами, и что, слдовательно, отношеніе сказуемаго и подлежащаго въ сужденіяхъ, выражающихъ познаніе дp3,йствительности, всегда остается синтетическимъ.
Какъ намъ обозначить противоположность этихъ двухъ направленій?— Вслдъ за Кёнигомъ, мы полагаемъ, что удобне всего ее обозначить, какъ противоположность раціонализма и позитивизма. Нельзя сказать, чтобы такая терминологія вполн точно соотвтствовала исторически опредлившемуся словоупотребленію. Но она нисколько не противорчитъ ему, а только въ одномъ случа нсколько расширяетъ его смыслъ, въ другомъ суживаетъ и въ обоихъ спеціализируетъ.
Названіе ‘раціонализма’ въ прежнее время прилагалось, да и теперь нердко прилагается къ религіозно философскимъ ученіямъ. Такъ называемая ‘естественная религія’, ‘натурализмъ’, ‘деизмъ’, даже критика библейскихъ сказаній — все это нердко объединялось и объединяется подъ именемъ ‘раціонализма’. Было выработано даже опредленіе раціонализма (Баумгартеномъ), соотвтствующее именно такому пониманію: ‘Rationalismus est error omnia in divinis tollens supra rationem errantis posita’ {Eisler, 1. c. S. 611.}. Принятое нами гносеологическое пониманіе раціонализма нисколько не противорчитъ указанному религіозно-философскому, а напротивъ, стоитъ съ нимъ въ полномъ согласіи: какъ тамъ, такъ и здсь раціонализмъ сохраняетъ свою основную характерную черту,— стремленіе къ полному пониманію, къ полной логической очевидности, разница заключается только въ томъ, что стремленіе это обнаруживается въ разныхъ областяхъ знанія. Но это нисколько не мшаетъ въ обоихъ случаяхъ стремленіе это называть раціонализмомъ,— не мшаетъ только для указанія на видовое отличіе прибавлять пояснительное опредленіе: ‘гносеологическій’ или ‘религіозно философскій’. Такимъ образомъ понятіе раціонализма нсколько расширяется.
Но это расширеніе понятія раціонализма, въ цляхъ включенія въ него и извстнаго гносеологическаго направленія, не должно забывать своихъ границъ. Въ гносеологіи раціонализмомъ слдуетъ называть только извстное пониманіе логическаго характера познавательныхъ сужденій (признаніе ихъ за аналитическія). Въ этомъ случа слдуетъ признать неточной и неправильной терминологію Паульсена и другихъ, понимающихъ подъ раціонализмомъ выводъ всего познанія изъ разума (ratio) и противополагающихъ раціонализмъ эмпиризму, — выводу познанія изъ опыта. Раціонализмъ характеризуетъ не воззрніе на происхожденіе познанія, а пониманіе его сущности. Мы уже въ начал своего очерка указывали на чрезвычайную спутанность и неустойчивость терминологіи при характеристик философскихъ направленій и теперь хотимъ еще разъ предостеречь отъ возможности подобнаго неточнаго словоупотребленія. Точность и опредленность здсь тмъ необходиме, что путаница въ терминологіи неизбжно влечетъ за собою и путаницу въ самомъ пониманіи дла. А до чего иногда доходитъ беззаботность насчетъ выбора точнаго наименованія для обозначенія извстнаго философскаго направленія, можно видть на примр Брюнетьера, позволившаго себ въ реферат на тему ‘Потребность врить’ слдующее, прямо таки невозможное выраженіе: ‘во глав раціоналистовъ стоятъ позитивисты’… {См. въ ‘Вр и разум’ за 1900 г., кн. 4, стр. 197.} Это — все равно, какъ если-бы кто сказалъ: ‘во глав протекціонистовъ стоятъ фритредеры’, — или: ‘во глав консерваторовъ стоятъ либералы’. Вдь раціонализмъ прямая противоположность позитивизма. Точно такъ-же слдуетъ помнить и то, что раціонализмъ не образуетъ противоположности ‘эмпиризму’. Послдній, какъ увидимъ противоположенъ ‘апріоризму’, а съ раціонализмомъ онъ вполн соединимъ. Объ этомъ говоритъ уже примръ эмпириковъ-раціоналистовъ, какъ Герингъ, Спенсеръ и др.
Что касается ‘позитивизма’, то обыкновенно, имя въ виду отличительныя особенности воззрній основателя такъ называемой ‘положительной философіи’ Огюста Конта, подъ нимъ разумютъ стремленіе ограничиваться только даннымъ намъ въ опыт, ни на шагъ не выступая изъ рамокъ этого даннаго. Для теоретизированія О. Контъ собственно не оставлялъ мста. Теоретическая часть науки должна только опредлять ‘координацію наблюденныхъ фактовъ (la coordination des faits observs’ {A. Comte. Cours de philosophie positive, 1830—1840. T. I, le 1, p. 5 (цитатъ y Eisler’a, S. 583).}. Естественное съ такой точки зрнія отрицаніе метафизнки тоже обыкновенно считается характернымъ признакомъ позитивизма — и даже, пожалуй, боле, чмъ раньше указанная черта. Поэтому нердко позитивистами называютъ, напр., Ренана, Литтре, Спенсера, Риля, Лааса, Милля, Дюринга, Авенаріуса и др. {Eisler. a. a. O.}. Такой разнородный подборъ именъ уже самъ по себ достаточно показываетъ, что понятіе ‘позитивизма’ въ обыкновенномъ словоупотребленіи берется слишкомъ широко. Въ особенности ясно, что нельзя считать характерной чертой позитивизма отрицаніе возможности метафизики. Тогда пришлось-бы, напр., и Канта причислять къ той же школ, а это значило-бы отнять всякій смыслъ у классификаціи философскихъ направленій и отказаться отъ всякой попытки понять сложныя и запутанныя отношенія философскихъ партій. Гораздо ближе къ принимаемому нами значенію термина ‘позитивизмъ’ стоитъ воззрніе Конта на всякую теорію, ‘comme ayant pour obiet la coordination des fails observs’. Здсь дйствительно содержится отказъ отъ всякаго раціонализированія и отрицаніе попытки понять законы дйствительности. Прочія черты Контовой философіи подойдутъ подъ другія направленія — ‘сенсуализмъ’, ‘эмпиризмъ’ и ‘феноменализмъ’. А позитивизмъ его выразился именно въ отказ отъ раціонализированія дйствительности. Если мы будемъ помнить эту сложность характеристики Контовой философіи, то насъ нисколько не затруднитъ то обстоятельство, что принимаемое нами значеніе термина ‘позитивизмъ’ уже понятія ‘контизма’. Тогда вполн естественнымъ будетъ и то обстоятельство, что, въ качеств ‘позитивистовъ’, въ одну группу съ Контомъ попадутъ мыслители, во всхъ другихъ отношеніяхъ не имющіе съ нимъ ничего общаго,— напр., Лотце.
Итакъ, въ объясненіи познанія со второй — логической точки зрнія, т. е. въ пониманіи логическаго характера познавательныхъ сужденій, оказываются возможными тоже два направленія — раціоналистическое и позитивистическое. Противоположность раціонализма и позитивизма образуетъ второе принципіальное различіе гносеологическихъ ученій.
6. с) Третьею точкой зрнія на познаніе является, какъ мы упоминали, собственно гносеологическая, съ которой ршается вопросъ объ условіяхъ достоврности познавательныхъ аксіомъ и объ основаніяхъ ихъ притязаній на всеобщее и необходимое значеніе.
Здсь мы встрчаемся съ противоположностью двухъ направленій — апріоризма и эмпиризма (или апостріоризма). Понятія ‘a priori’ и ‘a posteriori’, какъ соотносительная пара понятій, появляются въ исторіи философіи очень рано,— по меньшей м,р уже съ Аристотеля. Самые термины ‘a priori’ и ‘a posteriori’ стоятъ въ несомннной связи съ Аристотелевскими терминами: , `4, , и ε,. Идеаломъ науки Аристотель считалъ выводъ частнаго изъ общаго, познаніе вещей и явленій изъ ихъ причинъ. Общее есть сущность (), основа частнаго, или явленій. Оно поэтому по природ первое (,), а единичныя вещи и явленія — послднее (). И въ законченной наук мы должны познавать ^9, изъ . Но въ процесс пріобртенія знаній, при изслдованіи, мы вынуждены бываемъ идти обратнымъ путемъ,— восходя при помощи индукціи отъ частнаго къ общему. Поэтому для насъ частное, явленіе есть — основаніе для познанія общаго, а общее — . Это различеніе Аристотель ставилъ въ связь съ различеніемъ познавательной роли разума и чувственности. Общее есть разумное ( ) первое, а частное — первое для чувственнаго воспріятія ( , ). Подобное пониманіе, съ нкоторыми варіаціями удерживалось и въ теченіе среднихъ вковъ. Здсь, собственно говоря, еще нѣ,тъ никакого ршенія гносеологическаго вопроса объ условіяхъ достоврности познанія, а скоре намчается методологія познанія. Способность ума познавать въ общихъ понятіяхъ подлинно сущее признана заране, а здсь только указывается путь къ установк общаго и задачи системы. Это аристотелевское пониманіе сохранилось и до самаго новйшаго времени,— напр., у Ибервега, которому и помшало во многомъ правильно понять Канта {Ибервегъ-Гейнце, Ист. нов. фил., рус. пер. 2 изд., стр. 262—263 прим.}.
Но уже съ Гёлинкса, во всякомъ случа, начинается чисто гносеологическое пониманіе. Гёлинксъ однажды употребляетъ выраженіе ‘a posteriori’ въ смысл ‘изъ опыта’ {Eisler, l. c. S. 51.}. Гоббесъ противополагаетъ ‘a posteriori’ апріорному доказательству изъ понятій. У Лейбница замчается колебаніе между этимъ новымъ пониманіемъ и чисто схоластическимъ. Вполн опредленно отличаетъ a priori отъ a posteriori, какъ познаніе изъ понятій отъ опытнаго познанія, Вольфъ: quod experiundo addiscimus a posteriori cognoscere dicimur: quod vero ratiocinando nobis innotescit, a priori cognoscere dicimur’ {Ibid.}.
Сгь Канта термины ‘a priori’ и ‘a posteriori’ становятся уже девизами двухъ вполн опредленныхъ и противоположныхъ направленій {Считаемъ необходимымъ напомнить, что мы касаемся исторія терминовъ, а не тхъ воззрній, которыя мы желаемъ соединить съ ними. Противоположность-же между ученіями, полагавшими критерій достоврности въ независимыхъ отъ опыта идеяхъ и — въ опыт, существовала гораздо раньше, едва-ли не съ самыхъ первыхъ временъ греческой философіи.}. У него ‘a priori’ = ‘независимо отъ опыта’, ‘a posteriori’ = ‘путемъ опыта’. Кантъ такимъ образомъ опредляетъ апріорность: ‘общія познанія, которыя въ то же время имютъ характеръ внутренней необходимости, должны быть независимы отъ опыта, ясны и достоврны сами по себ, ихъ поэтому называютъ познаніемъ a priori, а то, что получается исключительно изъ опыта, познается, какъ говорятъ, только a posteriori или эмпирически’ {Кантъ, Кр. ч. р., цит. изд., стр. 26, прим. Текстъ 1781 г.}. У Канта ‘a priori’ не значитъ ‘раньше опыта’, а только. ,,независимо отъ опыта’. Это весьма важное различіе надо твердо помнить, чтобы не смшивать апріорность съ врожденностью. Ученіемъ объ апріорности Кантъ отнюдь не желаетъ ршать психологическаго вопроса о происхожденіи познанія. Апріорнымъ онъ называетъ то, что составляетъ логическій prius опыта. Апріорными познаніями будутъ такія, которыя образуютъ необходимое логическое предположеніе опыта, безъ котораго послдній не, можетъ даже начаться и шагу ступить. Возьмемъ, напр., аксіому причинности. Съ точки зрнія Канта, ни одно опытное познаніе не можетъ состояться, не предположивъ заране достоврность этой аксіомы. Совершенно нтъ надобности, чтобы эта аксіома сознавалась прежде опыта. Весьма естественно, что человческое познаніе можетъ начаться и даже весьма значительно подвинуться впередъ, а человкъ еще не будетъ знать, что пользуется аксіомой причинности, но если онъ вдумается въ сущность своихъ познавательныхъ пріемовъ, то онъ увидитъ, что во всхъ его познаніяхъ скрыто присутствовало предположеніе достоврности этой аксіомы, и безъ такого предположенія ни одно познаніе не могло-бы и состояться. Кантъ поясняетъ эту мысль любопытнымъ примромъ математики, науки несомннно апріорной. ‘Нельзя думать, говоритъ онъ, чтобы ей легко удалось найти этотъ царственный путь…. Скоре я думаю, что она долго (главнымъ образомъ среди египтянъ) блуждала ощупью, ея успхъ надо приписать той революціи, которую произвела счастливая мысль одного человка,— той попытк, посл которой уже нельзя было ошибаться относительно настоящей дороги, тогда истинная дорога науки была проложена и предопредлена для всхъ временъ и въ безконечную даль’ {ibid., стр. 7.}. Апріорные элементы познанія даны не прежде опыта, а въ опыт и вмст съ опытомъ, хотя и не изъ опыта. Они выражаютъ собою природу познающаго ума, когда онъ начинаетъ оперировать надъ опытными данными. ‘Поскольку въ познаніи долженъ быть разумъ, говоритъ Кантъ, постольку въ немъ нчто познается a priori’ {ibid., стр. 6.}.
Посл Канта понятіе объ апріорномъ подвергалось многочисленнымъ пересмотрамъ и поправкамъ, которыхъ намъ здсь касаться нтъ надобности, потому что, не смотря на вс варіаціи, гносеологическое значеніе апріоризма осталось въ существенномъ одно и тоже. Сущность этого направленія состоитъ въ утвержденіи, что познавательныя аксіомы выражаютъ самую природу познающаго ума и потому не только не нуждаются въ какомъ-либо опытномъ доказательств или подтвержденіи, но сами образуютъ conditio, sine qua non опыта,— его необходимое логическое предположеніе.
Въ противоположность апріоризму, эмпиризмъ есть ученіе о томъ, что достоврность аксіомъ въ послдней инстанціи зависитъ отъ опыта. Эмпирики допускаютъ, что опытъ возможенъ безъ какихъ-либо спеціальныхъ предположеній, что умъ познающій не вноситъ въ свою дятельность никакихъ запросовъ къ дйствительности, а только воспринимаетъ и отражаетъ ее такъ, какъ она ему является. Обобщая и координируя опытныя данныя, познающій умъ намчаетъ въ ихъ отношеніяхъ нкоторыя однообразія, которыя и провозглашаетъ законами дйствительности. Какимъ образомъ эти обобщенія потомъ получаютъ въ нашемъ сознаніи свойства всеобщности и необходимости,— это уже дло психологическаго и біологическаго объясненія (посредствомъ привычки, наслдственности и т. п.). Съ чисто-же гносеологической точки зрнія, аксіомы — это только наиболе крупныя однообразія не дававшія въ прошломъ опыт (какъ нашемъ индивидуальномъ, такъ и коллективномъ, насколько послдній намъ извстенъ) никакихъ исключеній и потому предрасполагающія и въ будущемъ ожидать ихъ оправданія въ опыт.
Каждое изъ разсматриваемыхъ двухъ противоположныхъ направленій съ древнйшихъ временъ и до нашихъ дней иметъ множество представителей. Только до Канта самый вопросъ, раздляющій философовъ на эти два направленія, не выдлялся въ отдльную и самостоятельную часть, гносеологической проблемы, а обыкновенно смшивался съ психологическимъ вопросомъ о происхожденіи познанія. Это впрочемъ, не лишаетъ насъ возможности считать, напр. элейцевъ, Сократа, Платона, Аристотеля, Декарта, окказіоналистовъ, Спинозу, Лейбница — апріористами, а стоиковъ, эпикурейцевъ, скептиковъ, Бэкона, Локка, Юма — эмпириками. Въ посл-Кантовской философіи это различеніе уже гораздо легче. Здсь наиболе типичными апріористами являются Фихте, Шеллингъ, Гегель, Шопенгауэръ, Лотце, Фолькельтъ и др. Изъ типичнйшихъ-же эмпириковъ слдуетъ назвать Милля, Тэна, Геринга и др. {Кёнигъ и здсь выдляетъ въ особую группу нкоторыхъ философовъ (Лааса, Риля и Бундта). какъ занимающихъ посредствующее положеніе между двумя указанными направленіями. Въ особый разрядъ выдляетъ онъ и Спенсера, старающагося преодолть эту противоположность съ точки зрнія своей эволюціонной теоріи (S. VIII). Но намъ думается, что при боле тщательномъ анализ и ученія этихъ мыслителей могли-бы быть распредлены по указаннымъ двумъ направленіямъ. Образованіе-же для нихъ особыхъ группъ бросаетъ тнь на состоятельность самаго основанія, принятаго для дленія.}.
Не излишне отм 123,тить отношеніе этихъ направленій къ разсмотрннымъ ране. Съ перваго взгляда замтно, что апріоризмъ иметъ близкое сродство съ интеллектуализмомъ и раціонализмомъ, а эмпиризмъ съ сенсуализмомъ и позитивизмомъ. Весьма часто эти направленія и въ дйствительности такъ комбинируются, что и подаетъ многимъ поводъ самыя названія употреблять безъ особеннаго разбора. Но примры апріористовъ съ сенсуалистическимъ и позитивистическимъ оттнкомъ, эмпириковъ раціоналистическаго пошиба и тому подобныя перекрещтвающіяся комбинаціи убждаютъ насъ быть осмотрительне и тщательне различать оттнки направленій.
Итакъ, противоположность апріоризма и эмпиризма образуетъ третье принципіальное различіе гносеологическихъ ученій.
7. d) Послдней (четвертой) точкой зрнія, съ которой могутъ быть классифицируемы гносеологическія ученія, является метафизическая. Вопросомъ, по которому здсь роздляются мннія философовъ, является вопросъ о согласіи познанія съ трансцендентной дйствительностью. Въ пониманіи типическихъ различій обнаруживающихся здсь направленій и въ выбор для нихъ названій мы встрчаемся уже съ большей устойчивостью, что, конечно, объясняется тмъ, что такія различія были рано подмчены и нарочито выдвигались и самими мыслителями.
Обыкновенно признаютъ въ ршеніи даннаго вопроса возможность двухъ направленій реализма и феноменализма. Смыслъ этихъ двухъ названій достаточно разъясненъ при изложеніи классификаціи Паульсена въ 2, и теперь намъ къ нему нтъ надобности возвращаться. Можетъ возникать только вопросъ, достаточно-ли этихъ двухъ рубрикъ,— исчерпываются-ли ими вс главнйшія различія. Между реализмомъ, утверждающимъ, что наше познаніе во всемъ своемъ объем соотвтствуетъ трансцендентной дйствительности, и феноменализмомъ, отрицающимъ такое соотвтствіе, существуетъ не мало промежуточныхъ ступеней, характеризующихся тмъ, что объемъ познаваемой реальности постепенно убываетъ,— такъ сказать, отъ 1 до 0.
Если принять во вниманіе вс главнйшіе оттнки, то получится такая лстница:
1) Реализмъ — полный, или дуалистическій, признающій существованіе и познаваемость какъ матеріальнаго, такъ и духовнаго бытія, т. е. и тлъ, и духовъ. Таковъ, напр., реализмъ Декарта.
2) Матеріализмъ полуреализмъ, допускающій только существованіе и познаваемость матеріальныхъ вещей и процессовъ.
3) Имматеріализмъ — тоже полуреализмъ, допускающій существованіе и познаваемость только духовъ и отрицающій бытіе вншняго матеріальнаго міра. Таково было воззрніе, Берклея.
4) Солипсизмъ (отъ solus ipse), допускающій только собственное существованіе познающаго субъекта и отрицающій существованіе какъ вншняго міра, такъ равно и другихъ людей. Указаніе на подобное воззрніе есть въ индійской философіи {‘Hae omnes creaturae in totum ego sum, et praeter me ens aliud non est, et omnia ego creata feci’ (Schopenhauer, Parerg. П, 1, 13. Цитатъ у Eisler’a, S. 718). Разсказываютъ, что одинъ изъ приверженцевъ: Мальбранша додумался, что, можетъ быть, ничего не существуетъ, кром его собственнаго я (ibid.).}.
Шубертъ Зольдернъ и Кейбель признаютъ солипсизмъ теоретически неопровержимымъ логическимъ выводомъ.
6) Феноменализмъ въ собственномъ смысл, представителями котораго являются, напр., Милль, Ланге, Шопенгаузръ (въ одной половин своей системы) и др.
Въ эту классификацію не вошли еще различные виды монизма (психофизическаго, спиритуалистическаго, пантеистическаго и проч.), потому что эти направленія боле характеризуютъ чисто метафизическіе взгляды придерживающихся ихъ мыслителей, а не способъ ршенія ими гносеологической проблемы.
Не слдуетъ-ли вс эти оттнки ввести въ схему для классификаціи гносеологическихъ ученій? Мы полагаемъ, что игнорировать ихъ не надо, го включать въ схему, опредляющую только основные типы,— тоже излишне. Чтобы оставаться послдовательными, мы тогда должны-бы включить въ эту схему и вс оттнки интеллектуализма, сенсуализма и т. п. Оттнки эти опредляютъ уже видовыя разности, а не типы, или роды.
Итакъ, мы нашли, что изслдованіе познанія съ четырехъ возможныхъ точекъ зрнія на него длаетъ возможными слдующія восемь направленій:
а) съ психологической точки зрнія:
1) Интеллектуализмъ и
2) Сенсуализмъ,
b) съ логической точки зрнія:
1) Раціонализмъ и
2) Позитивизмъ,
с) съ гносеологической точки зрнія:
1) Апріоризмъ и
2) Эмпиризмъ,
d) съ метафизической точки зрнія:
1) Реализмъ и
2) Феноменализмъ.
Соединяя вс эти дленія мы получимъ слдующіе шестнадцать типовъ гносеологическихъ ученій:
1) Реализмъ апріорно-раціоналистическій и интеллектуалистическій:
2) Реализмъ апріорно-раціоналистическій и сенсуалистическій,
3) Реализмъ апріорно-позитивистическій и интеллектуалистическій,
4) Реализмъ апріорно-позитивистическій и сенсуалистическій,
5) Реализмъ эмпирико-раціоналистическій и интеллектуалистическій:
6) Реализмъ эмпирико-ішціонилистическій и сенсуалистическій:
7) Реализмъ эипирико-позитивистическій и интеллектуалистичсскій,
Реализмъ эмпирико-позитивистическій и сенсуалистическій,
9) Феноменализмъ апріорно-раціоналистическій и интеллектуалистическій,
10) Феноменализмъ апріорно-раціоналистическій и сенсуалистическій,
11) Феноменализмъ апріорно-позитивистическій и интеллектуалистическій,
12) Феноменализмъ апріорно-позитивистическій и сенсуалистическій,
13) Феноменализмъ эмпирико-раціоналистическій и интеллектуалистическій,
14) Феноменализмъ эмпирико-раціоналистическій и сенсуалистическій:
15) Феноменализмъ эмпирико-позитивистическій и интеллектуалистическій,
10) Феноменализмъ эмпирико-позитивистическій и сенсуалистическій.
При первомъ взгляд на эту схему, она можетъ показаться необыкновенно сложной и потому совершенно неудобной для практическаго примненія. Но относительно этого мы должны сказать, что во 1-хъ, она почти не сложне грамматическаго склоненія имени по семи падежамъ и двумъ числамъ (всего выходитъ 14 формъ) и несравненно проще спряженія глагола по тремъ лицамъ, двумъ числамъ, тремъ временамъ и нсколькимъ наклоненіямъ (боле 40 формъ), если-же подобныя классификаціи именныхъ и глагольныхъ формъ считаются однако необходимыми и безусловно полезными при грамматическомъ анализ рчи, то почему-же затрудняться шестнадцатью типами для классификаціи и характеристики гносеологическихъ направленій?— вдь употребляемъ-же мы выраженіе, что ‘изгибы человческой мысли безконечны’, и не находимъ ничего неестественнаго въ этомъ обстоятельств,— почему-же 16 основныхъ видоразличій этихъ изгибовъ будутъ казаться намъ черезчуръ сложной системой? Во 2-хъ, точки зрнія, съ которыхъ производится классификація, такъ просты и естественны, что удержать ихъ въ памяти не представляется ни малйшаго труда, а дальнйшее будетъ уже только дломъ простого комбинированія,— такимъ образомъ, эта схема даже не нуждается въ запоминаніи, а только въ пониманіи (чрезвычайно выгодное отличіе отъ изученія грамматическихъ формъ). Въ 3-хъ, мы представили здсь полную исчерпывающую схему для характеристики гносеологическихъ ученій со всхъ четырехъ возможныхъ точекъ зрнія на познаніе, но при дйствительномъ изученіи почти никогда не потребуется такая классификація по четыремъ основаніямъ (а уже при отбрасываніи одного основанія число типовъ сокращается вдвое. т. е. до 8, при отбрасываніи двухъ — до 4 и т. д.), это безусловно говоритъ въ пользу удобства приведенной схемы для практическаго пользованія.
Въ заключеніе намъ остается только сказать, что не для всхъ намченныхъ типовъ легко могутъ быть находимы представители среди исторически извстныхъ гносеологическихъ ученій. Реальное воплощеніе нкоторыхъ типовъ настолько трудно, что для нихъ пока можетъ и не оказаться представителей. Напримръ, интеллектуализмъ, вообще говоря, трудно соединимъ съ эмпиризмомъ. Но ничего невозможнаго въ такомъ соединеніи нтъ, и если-бы къ настоящее время не оказалось ученія, которое представляло бы въ себ такое соединеніе (опредленно сказать это мы не беремся), то ожидать его въ будущемъ нтъ никакихъ препятствій. Нашей задачей было намтить идеальную схему, исчерпывающую вс главнйшія видоразличія. И думаемъ, что этой цли мы до нкоторой степени достигаемъ.
Реализмъ эмпирико-позитивистическій и сенсуалистическій,