ТАЙНЫ ЗИМНЯГО ДВОРЦА
СОЧИНЕНІЕ H. Т.
БЕРЛИНЪ.
Изданіе Гуго Штейница.
Шарлоттенштрассе 2.
ПРЕДИСЛОВІЕ.
ТАЙНЫ ЗИМНЯГО ДВОРЦА.
I.
II.
III.
Тайны Зимнего дворца, Н. Т., Год: 1890
Время на прочтение: 199 минут(ы)
Цль этой книги ‘Тайны Зимняго Дворца’ — ознакомить читателя съ одной изъ самыхъ интересныхъ эпохъ отечественной исторіи, а именно — съ послдними годами царствованія императора Николая I. Вс здсь описываемые факты дйствительно происходили и врны, вс упоминаемыя лица существовали.
Въ этомъ правдивомъ разсказ многія вещи могутъ показаться читателю невроятными, то ради этого я счелъ нужнымъ указать на источники изъ которыхъ почерпнуты матеріалы, служившіе канвой для настоящаго изданія.
Напримръ, читателю покажется страннымъ, откуда можетъ быть извстно автору содержаніе письма, писаннаго Герценымъ къ Александру II, тогда еще наслднику, и какъ оно перехвачено графиней Бобринской и ея агентами и передано императору Николаю I, а имъ въ ея присутствіи уничтожено. Да еще въ добавокъ, какъ читатель увидитъ, государь потребовалъ, чтобы графиня сохранила тайну, объ этомъ письм. Но дло въ томъ, что Герценъ сохранилъ въ копіи и публиковалъ въ своемъ ‘Колокол’ въ 1862 году.
Главными источниками послужили слдующія изданія: Полярная Звзда, Колоколъ, Записки Декабристовъ: Якушкина, князя Трубецкого, а равно и разсказы покойнаго князя П. Долгорукаго и другія преданія, переходившія изъ устъ въ уста и дошедшія до автора книги.
Завывалъ сильный западный втеръ, какъ бы бросая надмнный вызовъ волнамъ Ладожскаго озера, стремящимся излиться въ Балтійское море, Напрасно, подобно окруженному непріятелемъ храбрецу, старались он пересилить бурю и прорваться черезъ устье Невы, но вс ихъ старанія были безъуспшны, вмсто того чтобы подвигаться впередъ, гонимыя бурей, он все боле и боле собирались и все съ новою силой старались побороть втеръ, но вс ихъ усилія были тщетны и бушующія волны стали выступать изъ крутыхъ береговъ, начиная омывать высокія загородки Дворцовой и Англійской набережной. Ужь грязныя воды Мойки и Фонтанки начинаютъ затоплять прилегающія улицы. Сигнальная пушка Петропавловской крпости все чаще и чаще раздается своимъ зловщимъ грохотомъ, возвщая о постепенномъ поднятіи воды. Ужь на шпиц адмиралтейства поднятъ сигналъ. Въ отдаленныхъ и низмнныхъ кварталахъ поднялась страшная суетня: бгаютъ, кричатъ, всякій старается спасти, что только возможно. Въ боле возвышенныхъ частяхъ города, разнокалиберная толпа, состоящая изъ всхъ слоевъ общества, съ ужасомъ крестится, такъ какъ грозное пророчество, общающее разрушеніе Петербургу, при третьемъ большомъ наводнніи, грозитъ исполниться. Только Петръ Великій, на Адмиралтейской площади, среди общей суеты и тревоги, стоитъ неподвижный, сидя на бронзовомъ кон, онъ простираетъ руку къ волнамъ, какъ бы приказывая имъ, но они его не слышатъ и не повинуются, они его не боятся.
У одного изъ оконъ зимняго дворца, стоитъ высокаго роста мужчина, погруженный въ свои думы, и грознымъ окомъ смотритъ на возмутившуюся Неву.
Для него давно перестала существовать непокорность, давно онъ забылъ, что такое неповиновеніе. Если онъ, когда нибудь встрчалъ на своемъ пути препятствія, онъ ихъ ломалъ, какъ сухую соломенку или раздавливалъ ногой, какъ невиннаго жучка, а теперь непріятель осаждаетъ крпости въ его необъятномъ государств, и его три милльона войска оказываются недостаточными, чтобы разсять горсть непріятеля. Гранитныя крпости, его гордость и мнимая сила, оказываются безсильными передъ слабыми врагами. Генералы, на которыхъ онъ вполн полагался, видя ихъ умніе и храбрость на парадахъ и маневрахъ, гд въ сущности они были ничто иное какъ марьонетки, передвигаемыя его волей, оказались не въ силахъ бороться съ опытными и хорошо знакомыми съ военнымъ дломъ иностранными генералами. Теперь же, когда начинается нашъ разсказъ, сама природа осмлилась возмущаться противъ него. Въ глубокой, безсильной злоб онъ погрозилъ кулакомъ волнамъ и воскликнулъ:
‘Подлыя!’ неужели Западъ и васъ побдитъ?— Нтъ, пока я живъ, Востокъ останется побдителемъ!— Что я сказалъ?!
Увы, эта мысль мн ужъ не разъ приходила!
Нтъ, я не переживу пораженія, и оно не должно застать меня въ расплодъ!
Холодная и гордая, но безнадежная улыбка пробжала по его губамъ и въ тоже время онъ прошепталъ съ полнымъ отчаяніемъ: ‘Никогда!!’
Никогда! повторилъ какъ эхо своихъ собственныхъ мыслей. Въ это время гофъ-фурьеръ отворилъ дверь.
Государь, курьеръ изъ Крыма.
— Позвать, рзко приказалъ государь, въ это же время кровь бросилась ему въ лицо и яркій румянецъ замнилъ мраморную блдность, его античное лицо нервно передергивалось отъ невольнаго трепета ожиданія.
Вошелъ курьеръ. Это былъ офицеръ егерьскаго полка, до того истомленный десятидневнымъ путешествіемъ, что едва держался на ногахъ.
Онъ хотлъ говорить, но отъ усталости и трепета съ нимъ сдлалось головокруженіе и, чтобы не упасть, ему пришлось облокотиться объ стулъ.
— Что новаго? крикнулъ Николай.
Курьеръ машинально досталъ изъ своей сумки депешу, которую передалъ государю.
Государь съ пренебреженіемъ бросилъ, не читая, депешу на столъ.
— Я тебя спрашиваю! порусски, не понимаешь, что ли?
Голосъ царя, наводившій дрожь на самыхъ смлыхъ, вывелъ курьера изъ оцпненія.
Вдь и природа иметъ свои права, а путешествіе въ теченіи десяти сутокъ на перекладной можетъ сломить всякаго.
— Государь… прошепталъ курьеръ.
Въ два шага государь очутился около него и встряхнулъ своей желзной рукой:
— Матвевъ, разв ты меня не знаешь? Я тебя еще разъ спрашиваю, что происходитъ въ Крыму?
Матвевъ молчалъ опустивши голову. Поблнвшее лицо государя снова покраснло.
— А! снова дурныя всти!
А Вревскій?
‘Баронъ Вревскій умеръ!
— Умеръ?— а сраженіе?
‘Сраженіе при Черной рчк’…
— Ну что же? Неужели проиграно?
‘Да’, государь! Его превосходительство генералъ-адъютантъ баронъ Вревскій все время находился подл генерала Даненберга, казалось, что оба искали смерти.
— И что же?
‘Палъ только генералъ-адъютантъ и мн поручилъ доставить Вашему Императорскому Величеству эту печальную всть.
— Вотъ какъ! возразилъ государь и позвонилъ.
Вошелъ гофъ-фурьеръ.
— Отвести офицера Матвева на мсяцъ въ крпость, пусть тамъ отдохнетъ, и чтобъ онъ не разговаривалъ, прибавилъ государь шепотомъ. Офицеръ молча поклонился и вышелъ изъ комнаты. Въ передней онъ встртился съ другимъ курьеромъ такъ же офицеромъ, его пріятелемъ, послдній былъ покрытъ пылью и грязью такъ что сталъ почти неузнаваемъ. Оба товарища узнали другъ друга.
— Островскій, откуда ты? спросилъ Матвевъ.
— Съ Кавказа, отвтилъ, вновь прибывшій. Матвевъ вопросительно посмотрлъ на него. Островскій опустилъ голову и тотчасъ же поднялъ глаза на Матвева. Послдній пожалъ плечами. Островскій его понялъ и съ замираніемъ сердца направился въ кабинетъ государя, онъ также привезъ недобрыя всти.
— Откуда ты? раздался громкій голосъ царя, лишь только курьеръ переступилъ порогъ кабинета.
— Изъ Малой Азіи, отвчалъ Островскій низко кланяясь и передавъ государю пакетъ, который тотъ поспшно распечаталъ.
‘Государь, писалъ ему Муравьевъ-Карскій (котораго не слдуетъ смшивать съ Муравьевымъ — Виленскимъ палачемъ), по Вашему повелнію мы штурмовали Карсъ и были откинуты съ страшнымъ урономъ. Мое мнніе, что Карсъ неприступенъ, къ сожалнію подтвердилось.
‘Вчера, когда генералъ-адъютантъ привезъ приказаніе Вашего Величества штурмовать Карсъ, я упросилъ его не говорить объ этомъ распоряженіи до вечера и созвалъ военный совтъ. Вс единогласно были противъ штурма, который считали не только невозможнымъ, но даже излишнимъ, такъ какъ и безъ того блокированный городъ долженъ былъ сдаться непозже нсколькихъ недль, принужденный къ тому голодомъ. Генералъ-адъютантъ слушалъ подаваемые мннія и хранилъ глубокое молчаніе, такъ что мн пришлось сообщить о распоряженіи Вашего Величества…
‘Господа, Государь приказываетъ штурмовать Карсъ, завтра въ 5 часовъ двинутся штурмовыя колонны, докажемъ Его Величеству, что мы съ радостью идемъ на смерть, когда приказываютъ умирать.
‘И мы доказали, что умемъ умирать за царя и отечество, такъ какъ 19,000 отборныхъ войскъ пало на пол сраженія и въ оврагахъ Карса. Къ несчастію пули меня пощадили, и не избавили отъ грустной обязанности доложить Вашему Величеству объ этомъ печальномъ извстіи.’
Вотъ что писалъ Муравьевъ, пока государь машинально пробгалъ эти строки, сигнальная пушка продолжала ревть все чаще и чаще, заставляя дребезжать толстые стекла оконъ Зимняго дворца.
Неужели же у него колеблется почва подъ ногами?— Подобно тому, какъ въ настоящую минуту балтійскія волны угрожали столиц, западныя державы угрожали государству, тснили его со всхъ сторонъ, сопротивленіе было безуспшно, крпости — его гордость и надежды были безсильны, чтобъ остановить непріятеля, а объ его изгнаніи ужь и говорить нечего. Севастополь, перлъ южныхъ крпостей, еще держался противъ союзниковъ, но не благодаря своимъ гранитнымъ стнамъ, стоившимъ чуть ли не сотни милліоновъ, а только ради земляныхъ насыпей, наскоро сдланныхъ какимъ-то капитаномъ, иностранцемъ, сыномъ лавочника {Говорится объ Тотлебен, сын табачнаго фабриканта изъ Ревеля.}. Но долго ли ему еще удастся продержаться? Не сегодня такъ завтра курьеръ могъ привести извстіе объ его паденіи. Какъ отчаянный игрокъ, онъ поставилъ карту ребромъ, пославши генералъ-адъютанта въ Крымъ дать ршительное сраженіе.
И что же? Дали сраженіе при Черной рчк. Англичане были уже отброшены къ морю, счастье снова начинало улыбаться русскимъ, ужь побда начинала склоняться на сторону храбрыхъ московскихъ войскъ, какъ вдругъ бглымъ шагомъ подосплъ Боскетъ съ своими зуавами.
Англичане были спасены, русскіе были оттиснуты къ непроходимымъ кручамъ, возвышавшимся надъ Черной рчкой, куда частью и свалились, а частью были перебиты безъ всякой пощады. Въ эти роковыя часта, по разсказамъ очевидцевъ, рчка положительно текла кровью.
Въ Малой Азіи Муравьевъ осаждалъ Карсъ. Государь хотлъ отвлечь вниманіе Европы отъ печальныхъ событій въ Крыму и желалъ такъ же ослпить союзниковъ блистательной побдой и въ то же время ‘поднять двухъ’ въ народ. Вотъ почему Карсъ долженъ былъ быть взять приступомъ. Въ Петербург былъ созванъ военный совтъ, на который такъ же призвали изъ Варшавы стараго графа Паскевича, который въ 1829 году взялъ Карсъ. Вс были противъ штурма и Паскевичъ былъ во глав оппозиціи.
— А ты же вдь взялъ Карсъ, возразилъ рзко царь?
— Повторяю Вамъ, Государь, что крпость неприступна и ее можно взять только голодомъ. Я дйствительно ее взялъ, но однако не чугунными ядрами, а золотыми. Пошлите Ваше Величество таковыя Муравьеву и вы завтра же увидите Карсъ у Вашихъ ногъ, съ полной откровенностью отвчалъ старый воинъ. Но царь Муравьеву не золотыя ядра послалъ, а приказъ — взять штурмомъ Карсъ. Государь лично ненавидлъ Муравьева, благодаря тому, что однажды на большихъ двухстороннихъ маневрахъ, гд одной частью командовалъ Муравьевъ, а другой самъ государь, Муравьевъ имлъ неосторожность взять въ плнъ государя со всмъ его штабомъ. Кто зналъ Николая тому хорошо извстно, что такого рода обиды онъ не могъ никогда простить, и если Муравьевъ и попалъ главнокомандующимъ въ Малую Азію, то только въ угожденіе народному голосу и его популярности. Генералъ долженъ былъ повиноваться царскому приказу и блистательная побда, о которой онъ мечталъ, которая должна была удивить всю Европу и поднять духъ и храбрость его подданныхъ, подвинуть ихъ къ новымъ жертвамъ — оказалась постыднымъ пораженіемъ и совершенно напрасной бойней.
Мысли гордаго самодержавwа стали еще мрачне угрюмой ночи, начавшей покрывать все еще бушевfвшія волны Невы. Удача, улыбавшаяся ему въ теченіи тридцати лтъ, и не разу не измнявшая, окутала его царствованіе обманчивымъ призракомъ полновластія, въ которое, въ конц]концовъ, онъ самъ твердо увровалъ. До начала Крымской компаніи, онъ считалъ себя призваннымъ ршать судьбу всей Европы. Онъ считалъ себя тмъ колоссомъ, къ которому обращены взоры германскихъ повелителей, умоляющихъ объ его покровительств. А теперь, что сталось? Новый пушечный выстрлъ изъ крпости заставилъ вздрогнуть государя, и прервалъ теченіе его мыслей.
Онъ совершенно забылъ о томъ, что вокругъ него происходило, не замчалъ даже присутствія курьера и не помнилъ о привезенномъ имъ извстіи.
— Что теб надо? крикнулъ государь гнвнымъ голосомъ,— кто ты такой?
Но прежде, чмъ офицеръ усплъ отвтить, Николай пришелъ въ себя, и вспомнилъ какое ужасное извстіе онъ ему привезъ.
— Ахъ да, знаю, завтра же вернешься въ Малую Азію, а теперь ступай отдохни и выспись. Ты мн привезъ печальныя всти, по этому ты останешься подъ Карсомъ, пока не привезешь мн всть объ его взятіи. А теперь ступай. Впрочемъ, постой! гд курьеръ изъ Крыма? Хорошо, прибавилъ онъ, подумавши, знаю. Прикажи, чтобы его вернули ко мн. Островскій раскланялся по военному и вышелъ. Матвевъ былъ еще на дворцовой гауптвахт, такъ какъ въ такую бурю было невозможно перехать черезъ Неву. Вернувшись къ государю, онъ получилъ приказаніе вернуться на другой же день въ Крымъ. Николай не щадилъ своихъ слугъ предполагая въ нихъ тоже желзное здоровье, какимъ онъ самъ, сверный богатырь, отличался. По выход офицера, царь упалъ въ изнеможеніи на кресло и машинально сталъ прислушиваться къ завывающей бур. Вдругъ онъ вскочилъ и позвонилъ своего денщика.
— Позвать Кареля! приказалъ онъ глухимъ голосомъ.
Денщикъ вышелъ, и государь провожалъ его взглядомъ, погруженный еще въ свои мысли, какъ вдругъ раздался новый пушечный выстрлъ и буря проложила себ путь въ самый кабинетъ государя, открывши окно съ такой силой, что стекла разлетлись въ дребезги и съ шумомъ посыпались на полъ.
Государь вздрогнулъ.
Буря бушевавшая въ его душ, заставила позабыть объ невскихъ грозныхъ волнахъ. Онъ подошелъ къ открытому окну. Волны, все съ увеличивающейся силой бились о гранитныя набережныя, перебрасывая свою пну далеко за барьеръ. Сигнальная пушка все чаще и чаще раздавалась.
— Если Непиръ воспользуется бурей и темнотой сегодншней ночи, чтобы пройти мимо кронштадтскихъ фортовъ, Петербургъ погибъ, подумалъ государь, бросая мрачные взгляды, но въ то же время въ немъ проснулось его слпое довріе въ свое вчное счастье и бросивши вызывающій взглядъ на небо, онъ размышлялъ: не посметъ, потому что, если даже и найдетъ между чухнами мерзавца, который согласился бы его провести, то до этого не допустятъ подводныя мины Якоби: моя звзда еще не закатилась, a только спряталась за облачкомъ. Она также какъ и Луна которую закрываютъ отъ времени до времени безобразные чудовища, они могутъ затемнить ее свтъ но никакъ не потушить. Буря прогонитъ тучи, и Луна снова освтитъ природу своими серебрянными лучами. Такъ точно и моя звзда въ теченіи тридцати лтъ, водившая меня къ побд, снова заблеститъ ослпительнымъ блескомъ, и уничтожитъ своихъ враговъ.
Левъ еще не побжденъ, напротивъ, онъ только остритъ свои зубы и когти, чтобы лучше васъ растерзать.
Ты завистливая, подлая Англія, клянусь тебя разорить, если только выйду побдителемъ изъ этой борьбы! и я одержу побду, вдь силы Россіи неистощимы!
Я васъ!!! прибавилъ онъ угрожая Западу кулакомъ.
Гофъ-фурьеръ отворилъ дверь и доложилъ,
Статскій совтникъ Карель! Вошелъ лейбъ-медикъ, любимецъ государя, сопровождавшій его во всхъ путешествіяхъ.
Николай не замтилъ его прихода: онъ упорно глядлъ на борьбу волнъ, напрасныя усилья которыхъ рисовали въ его воображеніи борьбу съ западными державами.— Вдругъ онъ обернулся и увидлъ передъ собой своего лейбъ-медика печально приблизившагося.
— Ахъ, это ты Карель?
Ладно, я за тобой посылалъ, такъ какъ чувствую себя нехорошо, да, очень нехорошо. Докторъ хотлъ пощупать пульсъ, но Николай выдернулъ руку.
— Не пульсъ откроетъ теб мою болзни, она сидитъ глубоко въ моемъ сердце…
Скажи, сколько мн остается жить?
Карель на него посмотрлъ съ недоумніемъ.
— Государь, человческая жизнь въ рукахъ божьихъ.
— И немного въ своихъ собственныхъ, прервалъ его царь съ гордостью.
Недоумніе Кареля возростало, дыханіе замерло, ему казалось, что онъ понимаетъ слова своего властелина, но въ тоже время страшился ихъ понять.
— Я царствовалъ доле, чмъ вс мои предки, продолжалъ государь, пора мн на покой.
Такого же мннія, мои друзья, англичане, прибавилъ онъ горько улыбаясь, они ршили положить оружіе не раньше, какъ я сойду съ трона. Но Карель, ты вдь меня знаешь, и значитъ понимаешь, что я съ короной разстанусь не иначе, какъ съ жизнью.
Судьба меня призвала на тронъ, который мн не предназначался, я держалъ бразды правленія мощной рукой, ломая, какъ соломенку все, что только осмливалось мн сопротивляться, германскія правительства смотрли на меня, какъ на своего спасителя, покровителя, и я могъ ихъ считать, почти моими вассалами! а теперь почва колеблется подъ моими ногами’.
Эти послднія слова онъ произнесъ еле внятнымъ голосомъ и замолкъ на нсколько мгновеній, снова предавшись своимъ думамъ, затмъ точно пробудившись отъ тяжелаго сна, царь обратился къ Карелю:
— Сколько мн остается жить?
‘Государь, жизнь человка въ рукахъ божьихъ, какъ я ужь имлъ честь сказать. Безуменъ и преступенъ тотъ врачъ, который осмливается опредлять срокъ жизни здороваго человка. Кто не знаетъ возраста вашего величества никогда не повритъ, что вамъ шестидесятый годъ! Вы еще долго проживете для блага Россіи!
— Если я не умру для ея спасенія! эти слова государь произнесъ совершенно невольно и самъ того не сознавая.
За этими словами послдовало общее молчаніе, которое для Кареля показалось цлой вчностью. Государь, опустивши голову, зашагать по кабинету. Втеръ врывался въ комнату сквозь открытое окно, да пушка постоянно потрясала воздухъ своими громовыми раскатами.
Наконецъ царь остановился передъ Карелемъ и спросилъ его спокойнымъ голосомъ:
— Какой ядъ убиваетъ въ нсколько дней безъ мученій и не оставляя слдовъ?
Карель молчалъ.
— Я тебя спрашиваю!! крикнулъ Николай голосомъ передъ которымъ дрожали храбрйшіе
— Государь… хотлъ отвтить Карель, но вмсто отвта бормоталъ что-то непонятное.
Наконецъ, собравшись съ духомъ Карель, имвшій обыкновеніе дйствовать ршительно, отвтилъ уклончиво:
— Есть много родовъ яду… но токсикологія, наука, въ которую еще не достаточно углубились чтобы можно было… Николай его не слушалъ, предавшись снова теченію своихъ мыслей, вдругъ онъ прервалъ уклончивые слова своего лейбъ-медика:
— Синильная кислота и никотинъ вдь — дйствуютъ мгновенно? Карелъ утвердительно кивнулъ головой.
— Значитъ это не годится, продолжалъ государь, какъ бы самъ съ собой разговаривая:
— Я не долженъ умереть внезапно, объ этомъ черезъ чуръ бы заговорили, я хочу пролежать нсколько дней, какое дйствіе производитъ стрихнинъ? продолжалъ монархъ.
Карель молчалъ.
— Кажется, что этотъ ядъ всасывается въ кровь? спросилъ государь, не обращая вниманія на молчаніе своего доктора.
Но видя упорное молчаніе Кареля, онъ продолжалъ, длая удареніе на каждомъ слов:
— Что же, я вдь тебя спрашиваю!
— Государь…
— Безъ лишнихъ словъ, отвчай коротко и ясно на мой вопросъ!
— Иногда…
— Ладно! годится! никакихъ слдовъ, или почти никакихъ. Его дйствіе медленно и больной умираетъ постепенно, не теряя сознанія.
Карель вторично утвердительно кивнулъ головой.
Николай сталъ снова расхаживать по кабинету молча, повсивъ голову и погрузившись въ раздумье. Отъ времени до времени онъ останавливался передъ докторомъ безмолвно, смотрлъ на него въ упоръ, и опять начиналъ ходить, а мысли бродили далеко. Наконецъ онъ остановился и прошепталъ такъ тихо, что самъ еле слышалъ свои слова:
— Карель, мн нуженъ стрихнинъ.
Карель поблднлъ какъ полотно, вся его кровь прилила къ сердцу, онъ едва могъ дышать, хотлъ говорить но не могъ выговорить ни слова.
Между тмъ Николай отошелъ отъ него и остановился у открытаго окна, любуясь на разбушевавшуюся стихію.
Западъ все таки побдитъ! воскликнулъ онъ, нервно сжимая кулаки, потомъ обратился къ Карелю:
— Я хочу имть стрихнину, повторяю теб, завтра же принеси мн.
Врный слуга упалъ на колни къ ногамъ своего повелителя.
Крупныя слезы капали изъ глазъ его, онъ схватилъ руку государя и покрывая ее поцлуями, едва могъ заставить себя выговорить,
Государь, что хотите вы длать?
Николай бросилъ на его холодный и презрительный взглядъ вопрошая.
— Съ какихъ это поръ осмливаются меня распрашивать.
Слезы душившія лейбъ-медика, мшали ему отвчать.
Николай продолжалъ растроганнымъ голосомъ.
— Ты мн служишь ужь многіе годы, Карель, ты сопровождалъ меня во всхъ моихъ путешествіяхъ, ты видлъ, что мн стоило повсти бровью, чтобъ передо мной, падали лицъ какъ властелины такъ и рабы!
— Неужели, мой врный слуга, ты хочешь чтобъ я сложилъ корону, и чтобъ подобно какъ въ басн, ослы приходили лягать раненнаго льва! Разв ты хочешь, чтобъ т, которые трепетали передо мной, радовались моему несчастью, и отворачивались бы отъ меня! Чтобы пигмеи смялись надъ павшимъ гигантомъ!
— Неужели же ты всего этого хочешь Карель?
Карель все еще оставался у ногъ царя, но Николай поднялъ его говоря:
— Полно Карель, будь мужчиной!— Завтра ты мн принесешь стрихнину и общаю теб прибгнуть къ нему только въ томъ случа, если сама судьба меня къ этому принудитъ!
Карель имлъ мужество отвчать:
Государь, мы доктора, обязаны возвращать здоровье больнымъ настолько, насколько наука намъ это позволяетъ, но убивать, наше призваніе намъ это запрещаетъ.
Голосъ государя, за минуту передъ этимъ ласковый, сдлался снова суровымъ и повелительнымъ не допускающемъ возраженія.
Тогда къ Карелю вернулось хладнокровіе.
Государь, сказалъ онъ, послушаніе иметъ свои границы. Пусть, Ваше Величество мн прикажетъ умереть за Васъ, я умру съ радостью благословляя свою судьбу.
Государь, подумайте, объ Вашей супруг, объ дтяхъ, объ Вашемъ народ, продолжалъ онъ.— Вспомните, что я присягнулъ охранять Вашу жизнь, пожертвовать своей за Вашу, а теперь, что Вы отъ меня требуете? это ужасно! ужасно. И снова повалился къ ногамъ государя.
Государь подошелъ къ окну и прислонилъ свой горячій лобъ къ холодному стеклу, освжившись вернулся къ лейбъ-медику и сказалъ строгимъ, но ласковымъ голосомъ: Вставай безумный, кто теб говоритъ, что я хочу теперь же умереть? Но мало ли что можетъ случиться.
Для царя, котораго поддерживаетъ такой преданный народъ, нтъ такого случая и ничего подобнаго не можетъ быть, прервалъ его Карель. Русскіе вс до послдняго лягутъ за Васъ? Вспомните 1812 годъ! Непріятель можетъ отнять нсколько крпостей, можетъ сорвать свою злобу сжигая беззащитныя приморскія деревушки, можетъ…
— Довольно пустыхъ словъ…
Подумай объ моемъ приказаніи.
При этихъ словахъ государь повернулся къ нему спиной и удалился.
Дрожа и съ разбитымъ сердцемъ докторъ всталъ и послдовалъ за государемъ. Ему была поврена страшная тайна и все таки онъ былъ не въ состояніи заставить царя измнить свое ршеніе, такъ какъ Николай требовалъ слпого повиновенія и ему были чужды прощеніе и забвніе.
Въ Коломинской части есть кварталъ, называемый ‘Болото’. Еще десять лтъ тому назадъ тамъ тянулись ряды низенькихъ и грязныхъ лачугъ вдоль немощенныхъ улицъ. Во время дождливой погоды тамъ грязь была невылазная, а во время засухи пыль затмвала солнечный свтъ.
Въ этотъ вечеръ Болото въ особенности оправдывало свое названіе, такъ какъ Нева, выступившая изъ своихъ береговъ, сдлала въ этой низмнной части города улицы совершенно недоступными, какъ для пшеходовъ, такъ и для экипажей, которые впрочемъ рдко туда заглядывали. Большинство лачугъ оставались въ полномъ мрак, такъ какъ ихъ обыватели, по большей части мастеровые, или мелкіе чиновники, упрятавши жалкое имущество по чердакамъ, поспшили искать спасеніе въ боле возвышенныхъ частяхъ города.
Въ одномъ изъ самыхъ грязныхъ домиковъ виднлся тусклый свтъ, пробивавшійся сквозь синеватую бумагу, во многихъ мстахъ замнявшую оконные стекла. Отъ времени до времени сверкалъ яркій красноватый свтъ и снова исчезалъ.
Если кто нибудь вошелъ бы въ этотъ полуразвалившійся домишко, ему представилась бы странная картина.
Въ маленькой комнатк, обклеянной дешевыми синими обоями, вдоль стнъ стояли узкія лавки, какъ обыкновенно бываетъ въ крестьянскихъ избахъ, посреди комнаты стоялъ деревянный столъ, въ которомъ горла сальная свча въ желзномъ подсвчник и въ безпорядк были разбросаны засаленныя карты и грязныя чашки съ кофейной гущей.
Напрасно любопытный искалъ бы креста или образа въ красномъ углу. Около каменной печки, гд горла охапка щепокъ, сидла старуха и варила кофе въ жестяной кострюльк, не обращая вниманія на завывающую бурю.
Отъ времени до времени она подбрасывала щепки въ очагъ и ея фигура, при освщенъ ч вспыхивающаго огня, напоминала вдьму, прилетвшую съ Лысой горы, чему способствовалъ еще фантастическій костюмъ, голова ея была покрыта красной повязкой, а черезъ лвое плечо вислъ желтый платокъ съ красной каймой, падая вокругъ ея стана длинными складками. Иногда она вскакивала, кружилась по комнат и пла глухимъ голосомъ какую-то странную и дикую пснью. Потомъ она снова садилась къ очагу, смотрла на кипящій кофе и углублялась въ раздумье. Наконецъ она слила кофе въ одну чашку, а гущу вылила въ другую, предварительно чисто ее вымывши. Начала внимательно всматриваться въ кофейную гущу, медленно прихлебывая кофе. Чмъ боле она всматривалась тмъ боле лицо ея принимало демоническое выраженіе. Вдругъ она разразилась безумнымъ смхомъ и швырнула въ уголъ чашку съ гущей, которая разбилась въ дребезги, вскочила, подобно тигриц, чующей запахъ крови и принялась снова за свою бшенную пляску, затягивая еще сильне дребезжащимъ голосомъ дикую пснью, въ зловщихъ словахъ которой слышалось предсказаніе о своей кончин черезъ нсколько часовъ, и что умирая, она отомститъ какому-то врагу, который незамедлитъ за ней послдовать.
Эта полусумашедшая старуха была знаменитая цыганка-гадалка Марфуша, извстная въ народ подъ именемъ ‘кіевской вдьмы’. Пока цыганка безумно прыгала и распвала, какъ не замтно вошла въ комнату какая то дама, и, удивленная не понятнымъ поведеніемъ старухи, остановилась у дверей. Это была красивая женщина, нтъ двадцати пяти. Ея туалетъ былъ простой, но со вкусомъ, вслдствіи бури былъ въ безпорядк, ноги были промочены и хотя она была закутана въ теплую шаль, казалось, что прозябла, такъ часто вздрагивала. Ея красивое лицо было блдно, чудные черные глаза сверкали сквозь слезы, по временамъ ея губы нервно подергивались. Конечно не пустое любопытство привлекло ее въ такую погоду къ цыганк, вроятна она пришла искать утшенія, а можетъ и средства къ спасенію.
Марфуша продолжала скакать и припвать, не замчая ея присутствія, пока случайно не наткнулась на нежданную гостью. Цыганка не выражая удивленія, молча, посмотрла въ упоръ на постительницу.
— Ты пришла узнать свою судьбу? сказала она, мн не зачмъ и глядть въ карты, твоя судьба написана на твоемъ лиц. Дай-ка мн взглянуть на твою ручку.
Говоря такимъ образомъ, она привлекла незнакомку къ столу, на которомъ горла свча, сняла пальцами со свчи, бросила нагорвшую свтильню, потомъ долго взглядывалась въ руку, точно изучая каждую черту, стала смотрть упорно въ лицо, но такимъ взглядомъ, что дама съ трудомъ могла его выдержать. Потомъ приблизивъ ея руку къ свчк, вдругъ выпустила, и, отталкивая незнакомку, закричала:
— Ты осмлилась придти ко мн? Ты осмлилась придти ко мн плакать?
Ну что, Сибирь!! Что на счетъ Сибири!! Впрочемъ его не повсятъ! Ты въ отчаяніи не увидишь его висящимъ, окруженнымъ каркающими воронами! Счастливая, ты не увидишь его смерти!!…
Въ ужас, почти лишившись чувствъ, молодая женщина жадно слушала безсвязныя слова старой цыганки. Она хотла что-то спросить, но не могла найти словъ, чтобы выразить что мучило ея душу, разбивало сердце. Однако отвратительная старуха, казалось, угадывала ея мысли и продолжала:
— Голубка, вздыхаетъ о своемъ голубк? Она хочетъ знать куда онъ полетлъ?! Да, къ своей новой возлюбленной!!
Вдьма произнесла эти послдніе слова голосомъ, пронизывающимъ до мозга костей.
— Старую любовь замнила новая, прибавила она смясь.
При этихъ послднихъ словахъ сердце молодой женщины надорвалось, слезы, которые она съ трудомъ удерживала, брызнули изъ ея глазъ, на съ отчаяніемъ сжала руку старухи.
— Сжался надо мной — Марфуша! Не мучь меня боле темными словами! Вотъ бери все — что на мн, Марфуша, но скажи мн правду! Я хочу знать всю правду! Самая ужасая правда лучше того страшнаго сомннія, которое меня мучитъ.
Въ это время она бросила на столъ свой туго набитый кошелекъ, браслеты, брошку, и готовилась уже снимать серги, когда Марфуша остановивъ ее руку, съ презрніемъ оттолкнула деньги и драгоцнности.
Бери назадъ свои сокровища, сказала она гробовымъ голосомъ.— Цыганк, которая черезъ часъ умретъ, ненужны деньги.
Незнакомка казалось не понимала. Горе и томлніе неизвстности лишили ее разума.
— И такъ ты хочешь знать гд твой милый? Вдь для этого ты пришла ко мн? Ты видишь, я много знаю, я все знаю. Видишь, продолжала она боле ласковымъ голосомъ, умирающимъ дано предугадывать будущее, тмъ не мене они знаютъ настоящее и прошедшее.— Любовь къ теб бывшая въ сердце твоего мужа, замнила другая любовь, боле сильная! Да онъ теб измнилъ!
Несчастная молодая женщина чувствовала, что ея колни подкачиваются, она сла на лавку противъ цыганки, устрмивъ на нее взглядъ полный безнадежной грусти.
— Успокойся, дитя мое, продолжала Марфуша, и тонъ ея голоса становился все нжне, не женщина заступила твое мсто въ сердце мужа.
— Кто же такой? прошептала молодая женщина умолящимъ голосомъ.
— Это возлюбленная такова, что предаетъ смерти всхъ, кто ею увлекается! Ради нее и умретъ твой мужъ, прибавила она хладнокровно.
— Кто-жь это такой? вскрикнула въ испуг незнакомка.
— Родина! грустно отвтила старая колдунья, вытирая невольно навернувшіяся слезы.
Вдругъ послышался шумъ за окномъ и точно шагъ лошади, шлепающей по грязи.
Цыганка вскочила съ своего мста и схватила незнакомку, чтобы поднять со скамьи съ такой силой, какую нельзя было ожидать въ слабой старой женщин.
— Скорй въ этотъ чуланъ! Онъ не долженъ тебя видть, ради тебя и спасенія жизни твоего мужа! Скорй, скорй, повторяю теб — это онъ!
При этихъ словахъ она втолкнула молодую женщину въ темный чуланъ.
— Кто это?… спросила незнакомка.
— Кто? повторила цыганка, кто?
Ты къ твоему горю, это слишкомъ скоро узнаешь! Но повторяю теб, если ты только покажешься, ты погубишь и себя и своего мужа.
Говоря эти слова она заперла дверь чулана на задвижку.
Длая видъ, что не замчаетъ вновь прибывшаго гостя, вдьма вернулась къ очагу, подкинула щепокъ, насыпала кофе въ кострюлю, налила воды и стала спокойно его кипятить. Пока она всмъ этимъ занималась, человкъ высокаго роста, закутанный въ старую военную шинель {Николай постоянно носилъ старую шинель покойнаго брата, которую Александръ надвалъ во время войны съ французами.}, вошелъ въ комнату. Очевидно старуха замтила его приходъ, но она и не подавала виду и продолжала свои занятія.
Офицеръ смотрлъ на нее нсколько времени, но видно было, что онъ не привыкъ ждать, и топнувъ ногой, съ нетерпніемъ крикнулъ:
— Ну что же, старая вдьма, оглохла и ослпла что ли?
Марфуша медленно обернувшись стала взглядываться въ новаго постителя, но лицо ея не выразило ни страху ни удивленія.
— Ты пришелъ узнать сколько теб осталось жить? Ну такъ слушай:
Прежде чмъ явиться весна, настанетъ твой послдній часъ. Сперва я, а ты потомъ, мы оба найдемъ покой въ могил.
— Да, ядъ, ядъ! А вдь неправда ли, это чудная вещь! Вдь не въ вин, а въ яд находишь утшеніе и забвеніе!
Офицеръ пристально взuлянулъ на цыганку, но ни одинъ мускулъ его лица не дрогнулъ.
Произнесла ли она эти слова на удачу, или проникла въ глубину его думъ?
Онъ не возражалъ на ея слова и старуха продолжала:
— Хочешь ли голубчикъ-батюшка, подождать, пока мой кофе поспетъ, не ради того, чтобъ выпить чашечку, отъ которой ты пожалуй и не отказался бы, въ особенности еслибъ зналъ что онъ отравленъ… А можемъ пока разложить карты?
Услышавши слово ‘ядъ’ офицеръ невольно вздрогнулъ, но когда старуха упомянула объ картахъ, онъ утвердительно кивнулъ головой.
Старуха сняла со свчки, сла къ столу и предложила къ офицеру ссть противъ нее.
— Садись, сказала она, не смущайся, хоть лавка эта не тронъ, за то на ней безопасне и спокойне.
Офицеръ опустился на скамью и задумчиво облокотился головой на руку, пока старуха съ угрюмымъ видомъ тасовала карты. Цыганка разложила карты по всмъ правиламъ искусства и вскрикнула:
— Слышишь ли, труба прогремла! Она довольствуется своими прежними побдами, такъ какъ доказала Востоку свое могущество! Твои враги поступятъ также если…
Она замолчала. Долго ждалъ незнакомецъ, чтобы цыганка заговорила, но такъ какъ она продолжала молчать, офицеръ съ нетерпніемъ спросилъ:
— Если!…. Говори же, старуха, что значитъ это ‘если’?…
Старуха продолжала хранить молчаніе, разсматривая карты. Наконецъ она сказала:
— Карты ничего мн не открываютъ объ будущемъ, он только говорятъ о прошломъ, которое ты, пожалуй, уже забылъ. Пока кофе поспетъ и дастъ мн возможность угадать твое будущее, я теб разскажу по картамъ прошлое.
Она снова принялась разсматривать карты и сказала:
— Эта пятерка пикъ говоритъ мн объ пяти жертвахъ, которыхъ ты повсилъ…
— Старуха!…. крикнулъ офицеръ.
Казалось, что цыганка не слышала его возгласа и спокойно продолжала:
— У одного, изъ пяти мучениковъ, была дочка, хорошенькая блондинка.
Однажды утромъ она проснулась отъ необычнаго шума — это полиція опечатывала послднее имущество вдовы и сироты, такъ какъ судъ приговаривая отца къ повшенію, отдавалъ все его имущество царю и оставлялъ семейство нищими…
— Старуха! вторично прервалъ ее офицеръ, но она по прежнему не обратила на это вниманія и продолжала:
— Съ этого дня мать и дочь влачили свое существованіе въ страшной нужд. Но этого было мало, ихъ выслали изъ Петербурга, будто они кому нибудь мшали, и заключили по высочайшему повелнію въ монастырь…
— Старуха, замолчи! крикнулъ офицеръ.
Но не обращая вниманія на его возгласъ, снова цыганка продолжала:
— Да они страдали по высочайшему повелнію, перенося всевозможные упреки и униженія. Жена и дочь, подобно отцу, умершему за свободу, предпочитали умереть, чмъ переноситъ такое унизительное рабство. Он об бжали, и монастырь боясь отвтственности за недосмотръ, объявилъ въ рапорт, посланномъ въ Петербургъ, объ ихъ смерти.
Смерть и забвніе въ нашей блаженной Россіи одно и тоже, и такъ о двухъ бглянкахъ перестали и думать. Мать едва была въ состояніи зарабатывать рукодліемъ пропитаніе и об жили въ страшной бдности, почти въ нищет, но бодро переносили невзгоды,— он были свободны. Къ несчастью эта свобода не долго продолжалась.
Однажды мать вернулась въ свою комнатку и не застала своей Анюты. Напрасно она звала и искала, ее дома не оказалось. Гедеоновъ, достигшій высшаго почета, сдлался тайнымъ поставщикомъ своего монарха…
Офицеръ нахмурилъ брови, вны на его лбу сильно надулись, онъ сжалъ кулаки и хотлъ ужь броситься на цыганку, но старуха продолжала не сводя глазъ съ картъ:
— Гедеоновъ увидлъ Анюту на улиц, оцнилъ своимъ опытнымъ глазомъ ея красоту, и догадался, что она съуметъ ему доставить новыя милости царя. Для него было безразлично, кто бы она ни была. Онъ скоро узналъ черезъ полицію объ мст ея жительства. Въ отсутствіи матери, по его распоряженію, дочь была похищена и онъ ее помстилъ въ театральное училище, привилегированный гаремъ, служащій для удовлетворенія прихотей монарха.
Офицеръ устрмилъ грозный взглядъ на цыганку, но она его по прежнему не замчала и продолжала спокойно:
— Двочка, хотя ей было всего только шестнадцать лтъ, было настолько горда, что скрыла свое настоящее имя. Когда eе спросили, какъ ее зовутъ, она отвчала:
Марія Ассенькова.
— Какъ? Марія Ассенькова? невольно спросилъ офицеръ.
— Да, была дочь погибшаго Нилева, отвчала старуха спокойнымъ но слегка дрожащимъ голосомъ.
— Марія Ассенькова, въ скоромъ времени стала лучшимъ украшеніемъ театральнаго училища не только по своей красот, но и по своему таланту. Но красота не принесла ей счастья, скоро она была вынуждена отдаться тому, кто подписалъ приговоръ надъ отцемъ, вдь фрейлины ученицы театральнаго училища были игрушками прихоти монарха. Послдствіемъ этой насильственной любви было рожденіе сына…
— Гд сынъ? вскрикнулъ офицеръ.
Старуха, казалось и не слышала его возгласа.
— Этого сына, въ день его рожденія, похитила мать молодой двушки, продолжала цыганка все глядя на карты. Ей же удалось проникнуть къ Астафьевой подъ видомъ акушерки. Этого ребенка она похитила, чтобы онъ могъ служить орудіемъ ея мсти. Этотъ ребенокъ живъ и до сихъ поръ.
— Гд же онъ? Скажи, а не то!…. рявкнулъ офицеръ, показывая кулакъ, голосомъ передъ которомъ все трепетало, но который не могъ устрашить цыганку.
— Ребенокъ живъ еще, но мать умерла, она умерла, проклиная того, который ее опозорилъ — отца своего ребенка.
Толпа, провожавшая ее бренныя остатки, съ великимъ княземъ Михаиломъ Павловичемъ во глав, и не подозрвала, что одна и таже рука убила отца и дочь, и что ея сыну суждено отомстить…
— Вдьма, ты слишкомъ много знаешь! Скажи мн все!
— Ты все должна мн сказать!… заревлъ государь, схвативъ старуху своей желзной рукой, но она точно вьюнъ выскользнула изъ его рукъ и холодно отвчала: я говорю только то, что мн подсказали карты, а теперь посмотримъ будущее въ кофейной гущ.
Она слила кофе, стала внимательно взглядываться въ гущу и сказала:
— Гуща предсказываетъ счастливые дни для Россіи, но не при теперешнемъ цар. Въ крови взошла его звзда, въ крови же она и закатится. Царствованіе Николая займетъ въ исторіи мрачную и залитую кровью страницу. Николая не будутъ благословлять, но напротивъ…
Между тмъ офицеръ всталъ. Смертельная блдность покрывала его мраморныя черты, выражавшія бшенство тигра, не щадящаго своей добычи. Онъ схватилъ старуху за плечо и началъ ее трясти:
— Ты слишкомъ много знаешь о прошломъ, а твои предсказанія о будущемъ слишкомъ не ясны: я не попадусь на твое шарлатанство. Тайна, которой ты владешь, тебя погубитъ. Ты говорила объ сын Ассеньковой! какъ его зовутъ и гд онъ? говори, а не то!!…
— Спроси орла въ неб, какъ его зовутъ, спроси, волка, въ чистомъ пол откуда онъ взялся, засмялась старуха.
Въ послдній разъ тебя спрашиваю! крикнулъ офицеръ.
Ни боюсь я ни твоей власти, ни вислицы! не смй касаться того, надъ кмъ небо ужь простерло свою руку!… зашипла старуха.
— Посмотримъ, заговоритъ ли адъ или небо, но пока мы узнаемъ гд сынъ Ассеньковой, за стнокъ {III отдленіе.} въ Петропавловской крпости съуметь тебя заставить признаться, кто ты сама?
— Кто я?!! воскликнула цыганка вырываясь изъ рукъ офицера. Разв ты не узнаешь женщину, которая валялась у тебя въ ногахъ, умоляя объ помилованіи своего мужа?! Разв ты не узнаешь во мн женщину: которую обманули милостивыми словами, чтобы сдлать изъ нее орудіе для погибели ея мужа?! Никогда бы ни онъ ни его товарищи ни въ чемъ не признались, еслибъ черезъ меня не было имъ общано помилованіе въ случа полнаго признанія. Да они во всемъ признались! и что же? вмсто прощенія они были повшены!… Само небо видно возмутилось подобному убійству, такъ какъ у троихъ веревки оборвались. Во всякой другой стран это послужило бы къ ихъ помилованію, а тутъ — послужило только къ продолженію ихъ муки. Тогда я поклялась отомстить палачамъ, и всему человчеству, и до сихъ поръ я сдержала свою клятву. А, ты меня не узнаешь? Дйствительно. Я ужь не та красавица, какъ въ былые годы! Года, горе и безсильная злоба заставили посдть мои волосы и изрыли лицо морщинами! Салонная дама превратилась въ цыганку! Вдова Нилева…
— А? ты жена казненнаго Нилева? прервалъ ее офицеръ.
— Да и мать Ассеньковой!
Государь вздрогнулъ, такъ какъ сильно любилъ Ассенькову, бывшую звздой русскаго театра въ тридцатыхъ годахъ. Николай въ своихъ любовныхъ похожденіяхъ превзошелъ Лудовика XIV. У того былъ только ‘Оль-де-Бефъ’ для удовлетворенія своихъ животныхъ инстинктовъ, а у русскаго царя кром фрейлинъ государыни, которыхъ онъ потомъ выдавалъ замужъ за своихъ царедворцевъ или генераловъ, длавшихъ такимъ образомъ себ карьеру, у него было еще и театральное училище, во глав котораго стоялъ Гедеоновъ, главный поставщикъ государя, достигшій до высшей степени служебной іерархіи, такъ какъ былъ пожалованъ въ дйствительные тайные совтники перваго класса.
Несчастная мать, вдова казненнаго, руководимая безграничной любовью къ дочери, скоро съумла разыскать и даже проникнуть сквозь двери театральнаго училища, оберегавшаго не хуже любого сераля.
Она жаднымъ окомъ слдила за судьбой Анюты. Анюта долго сопротивлялась требованіямъ государя, любовь котораго только разжигалась ея холодностью: потомъ когда она стала носить подъ сердцемъ залогъ насильственной любви, государь страстно къ ней привязался. Если бы она родила ему сына, то пожалуй, что заступила бы мсто въ послдствіи занятое Нелидовой. Наконецъ она родила столь желаннаго сына, но въ день рожденія этотъ ребенокъ исчезъ. Его похитила акушерка, и едино-временно появилась въ ‘Болот’ цыганка Марфуша. Вс розыски тайной полиціи, чтобы отыскать акушерку оказались тщетны. Ассенькова была страстно влюблена въ актера Степанова, платившаго взаимностью, но ревность государя была препятствіемъ ихъ браку. Это такъ подйствовало на несчастную, что она зачахла съ горя.— И вотъ судьба натолкнула Николая на слдъ! Прежняя любовь снова разгорлась въ его жилахъ. Онъ схватилъ старуху за плечо и сжалъ съ страшной силой, но вдьма не дрогнула, только на ея лиц снова появилось то демоническое выраженіе о которомъ было сказано, и на вопросъ государя, гд сынъ, она съ насмшкой отвчала:
— Ты хочешь знать гд твой сынъ? Такъ знай же, что онъ былъ тамъ, куда ты посылаешь всхъ лучшихъ и благороднйшихъ сыновъ Россіи! Да онъ былъ сосланъ тобой въ Сибирь! Тобой нжнымъ отцемъ, чтобы добывать золото изъ Нерчинскихъ рудниковъ для твоихъ прихотей! Но по милости Божьей онъ вернулся, чтобы отомстить своему отцу за дда, за бабку, и за самого себя.
— Невозможно!.. сказалъ строго государь.
— Невозможно? Да разв ты думаешь, что Сибирь не возвращаетъ своихъ жертвъ? Не забудь, что даже мертвые иногда встаютъ изъ могилъ, чтобы наказать своихъ убійцъ?— Ну все равно….
Ты сказала, что онъ вернулся, скажи же гд онъ?
— Никогда! я хочу, чтобъ онъ отомстилъ за своихъ и только на смертномъ орд, онъ узнаетъ кто былъ его отцемъ:
— Ты забываешь, старая карга, что я могу велть съ тебя живьемъ шкуру содрать и заставить сказать правду!