Н. А. ЛЕЙКИНЪ
Мдные лбы.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., No 2
1880
СВЯТОЧНЫЙ ВЕЧЕРЪ.
Святочный вечер, Лейкин Николай Александрович, Год: 1880
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Второй день рождественскихъ праздниковъ. Время — къ девяти часамъ вечера. Пьяныхъ на улиц — видимо не видимо: ихъ ведутъ, несутъ, волочатъ. Нкоторыя сами проходятъ, какъ мухи, навшіяся мухомора, еле передвигая ноги, цпляются за стны, за прохожихъ, привязываются къ встрчнымъ. Дворники наблюдаютъ только, чтобъ у ихъ домовъ дебоширства не было и отгоняютъ прочь, а упавшихъ оттаскиваютъ къ чужому дому.
У воротъ на толстомъ полн сидитъ дворникъ въ тулуп и съ бляхой. Около него неизбжная компанія: кучеръ въ нанковой поддевк и съ трубкой, мастеровой-чистякъ, горничная въ байковомъ платк и съ корзинкой, изъ которой выглядываютъ булки. Вс стоятъ и смотрятъ на проходящій народъ. Изъ воротъ выскакиваетъ на улицу молодая двушка въ шляпк и пальто, очевидно ‘мастеричка’.
— Машенька, Марья Семеновна! Куда изволите? Аль ряжеными куда съ подругами на огонекъ мотаться собрались? останавливаетъ ее дворникъ.
— Антиресный кавалеръ въ нмецкій клубъ пригласилъ, отвчаетъ она.
— Въ клубъ? Да что въ немъ хорошаго-то въ этомъ клуб?
— Извстно балъ и вс на деликатной ног. А пойти ряжеными — сейчасъ безобразничать начнутъ.
— Да чтожъ тебя убудетъ, что-ли? А вы будьте ласкове къ мужчинскому чину.
— Съ тобой говорить, все одно, что воду толочь. Валъ или мотаться ряжеными! Какое сравненіе!
Двушка нанимаетъ извощика.
— Нашъ хозяинъ Карла Ивановичъ тоже для насъ балъ длалъ въ сочельникъ,— проговорилъ мастеровой.
— Съ танціей? спросилъ кучеръ, затянувшись изъ трубки и сплюнувъ.
— Была и танція, только для хозяйскихъ дочерей. Приходимъ это вечеромъ изъ бани, вдругъ такой приказъ: ‘одньтесь почище и идите къ хозяину на елку’. Входимъ — ахъ въ бокъ т дышло — и въ самомъ дл елка горитъ. Барышни маленькія вокругъ елки хороводы водятъ, а нмцы сидятъ и пиво изъ кружекъ пьютъ. Боченокъ тутъ у нихъ съ краномъ стоитъ, словно въ портерной. Ну, и намъ по кружечк поднесли. Мальчишки наши, ученики, тутъ-же. Стоимъ и смотримъ, что дальше будетъ. Вдругъ хозяйка Берта Францовна начала подарки раздавать: спервоначала нмченятамъ, потомъ нашимъ мальчикамъ, потомъ крупнымъ нмцамъ, гляжу — и намъ мастеровымъ. Мн жестяную копилку. А Карлъ Иванычъ всталъ и говоритъ: ‘вотъ какъ русскій мастеровой долженъ свое рождество встрчать’. Сказалъ и подмигнулъ другому нмцу въ бломъ галстук. Тотъ сейчасъ вскочилъ съ мста, сложилъ руки на груди и словно, братецъ ты мой, изъ него что полилось, до того словесность пустилъ. И все на насъ напираетъ.
— Ругаться началъ? спросилъ дворникъ.
— Нтъ, на манеръ какъ-бы проповдь въ церкви. А по-русски говоритъ еле, еле. ‘Хотя я, говоритъ, и не вашъ русскій попъ, а поученіе вамъ сказать могу’, да и пошелъ садить какъ мастеровой человкъ соблюдать себя въ праздникъ долженъ.
— Что жъ это попъ нмецкій былъ, что-ли?
— Еще того чище. Говорятъ, что архимандритъ ихній.
— Ахъ, Боже мой! Скажи на милость! всплеснула горничная.— Да вдь православному-то человку, кажись, грхъ отъ нмецкаго попа поученіе слушать!..
— Ну, ужъ тамъ грхъ или не грхъ, а только слушали. Потомъ вдругъ про пьянство… И ужъ тутъ на манеръ фонтала изъ него… До пьянства все стоялъ смирно и руки на груди держалъ, а тутъ какъ замахаетъ руками! Да на насъ съ кулаками. Лицо зврское сдлалось. Мы пятимся назадъ. И смшно намъ и засмяться боимся, а нмки — въ слезы да такъ въ платки и сморкаются. Кончилъ, сказалъ ‘аминь’ и далъ намъ каждому по священной книжиц.
— По нмецкой?
— Нтъ, по русской. Мн псалтырь попался. ‘Это, говоритъ, отъ меня, какъ отъ духовнаго пастуха, на елку’.
— Ну, братъ, Кирилка, замтилъ мастеровому кучеръ:— пойдешь въ великомъ посту къ попу на духъ — покайся ему, что тебя нмецъ отчитывалъ.
— Да неужто грхъ? спросилъ мастеровой.
— А почемъ ты знаешь: можетъ быть такой великій грхъ, что и замолить трудно.
— Ну, и чтожъ, съ его нмецкаго поученія такъ вы вчера и не пьянствовали? задалъ вопросъ дворникъ.
— Чудакъ-человкъ, какъ не пьянствовать! Нешто это возможно? Я вонъ пришелъ къ брату въ гости, а у него шесть младенцевъ. Ту,— за его здоровье, эту — за невсткино, да за шестерыхъ-младенцевъ по стаканчику… Нешто можно въ такой праздникъ родственныя чувства бросить? Кром того, дома ужъ былъ хвативши. Ну, и насусалился.
— Значитъ и книжка не помогла?
— Да вдь книжка — псалтырь. Тамъ чтобы не пьянствовать — ни единаго слова.
— А мн такъ вотъ тоска, родненькіе, сказала горничная.— Хозяйка сегодня такое слово: ‘раньше, говоритъ, четвертаго дня праздника со двора тебя не пущу’. Въ деревн теперь весело. Бывало катаемся, рядимся, гадаемъ, имена спрашиваемъ. Послушайте, какъ васъ зовутъ? обращается она къ прохожему.
Прохожій оказался пьянымъ и сказалъ такое слово, что горничная бросилась бжать подъ ворота. Мужская компанія захохотала.
— Что, нарвалась!— крикнулъ ей въ слдъ дворникъ.
Къ воротамъ подошли двое. Одинъ держалъ узелъ, изъ котораго выглядывала красная шляпа съ перомъ и рукавъ кафтана съ позументомъ.
— Господамъ поварамъ!— привтствовалъ ихъ дворникъ.— Рядиться задумали, что-ли?
— Да, надо почудить малость, а то какъ будто и святки не въ святки, отвчалъ держащій узелъ.— Вотъ взялъ себ въ табачной шпанца.
— А я въ самодльщину думаю вырядиться, сказалъ второй поваръ.
— Врно въ свой природный поварской нарядъ?
— То мундиръ. Въ немъ каждый день щеголяемъ, такъ какой-же вкусъ рядиться! А я сначала думалъ чортомъ вырядиться, а теперь ршилъ скубентомъ. Лицо вымажу сажей и клюквой, прицплю бороду изъ мха, на носъ очки изъ проволоки, шляпа у меня есть такая скубентская, а на плечи платокъ у нашей судомойки возьму.
— Да вдь это, кажись, костюмъ пьянаго нмца называется…
— Ну, ужъ тамъ за что хошь считай, а только мать родная не узнаетъ — во какъ выряжусь. И дешево и сердито! закончилъ поваръ, взялъ изъ рукъ кучера трубку, затянулся изъ нея и пошелъ въ ворота.