Святая блудница, или Женщина, покрытая драгоценностями, Уайльд Оскар, Год: 1908

Время на прочтение: 7 минут(ы)

Оскаръ Уайльдъ

Святая блудница, или Женщина, покрытая драгоцнностями.

(Черновой набросокъ).

Перев. З. Журавской.

Сцена представляетъ уголокъ долины въ иваид. Направо пещера.

Передъ пещерой большое распятіе. Налво песчаныя дюны.

Небо синее, какъ внутренность чаши изъ лаписъ-лазури. Песокъ на дюнахъ красный. Тамъ и сямъ, на холмахъ, виденъ колючій кустарникъ.

Первый человкъ. Кто это? Я боюсь ея. На ней пурпурный плащъ, а волосы ея — точно золотыя нити. Я думаю, она — царская дочь. Я слыхалъ отъ лодочниковъ, что у императора есть дочь, которая ходитъ въ плащ изъ багряницы.
Второй человкъ. У нея птичьи крылья на сандаліяхъ, а ея туника цвта несплой пшеницы. И сама она, когда стоитъ неподвижно, напоминаетъ колосъ. Весною, когда движется,— тотъ же колосъ, колеблемый воздухомъ при полет сокола. Жемчуга на туник ея сіяютъ, какъ луны.
Первый человкъ. Какъ луны, которыя видишь въ вод, когда втеръ дуетъ съ холмовъ.
Второй человкъ. Я думаю, что она — богиня. Я думаю, что она изъ Нубіи.
Первый человкъ. Я увренъ, что она царская дочь. Ногти ея окрашены сокомъ лавзоніи. Они похожи на лепестки розъ. Она пришла сюда оплакивать Адониса.
Второй человкъ. Это, несомннно, богиня. Не знаю, почему она покинула свой храмъ. Богинямъ не слдовало бы покидать свои храмы. Если она заговоритъ съ нами, не будемъ ей отвчать, и она пройдетъ мимо.
Первый человкъ. Не станетъ она говорить съ нами. Это — царевна.
Миррина. Не здсь ли живетъ онъ, юный и прекрасный отшельникъ, тотъ самый, что не хочетъ видть женскаго лица?
Первый человкъ. Дйствительно, отшельникъ обитаетъ здсь.
Миррина. Почему не хочетъ онъ смотрть налицо женщины?
Второй человкъ. Этого мы не знаемъ.
Миррина. Почему же сами вы не глядите на меня?
Первый человкъ. Ты вся въ самоцвтныхъ каменьяхъ. Они слпятъ намъ глаза.
Второй человкъ. На солнышко не гляди — ослпнешь. Ты слишкомъ блистательна для нашихъ взглядовъ. Неблагоразумно смотрть на то, что слишкомъ блеститъ. Многіе жрецы въ храмахъ слпнутъ и не могутъ потомъ ходить безъ раба-поводыря.
Миррина. Гд же обитаетъ онъ, юный и прекрасный отшельникъ, который не хочетъ видть женскаго лица? Ютится ли онъ въ тростникахъ, или въ глиняной мазанк, или же просто спитъ на склон холма или въ кустахъ?
Первый человкъ. Онъ живетъ вонъ въ той пещер.
Миррина. Какое странное мсто для жилья!
Первый человкъ. Прежде тамъ жилъ центавръ. Когда пришелъ отшельникъ, центавръ испустилъ пронзительный крикъ и съ плачемъ и воплями ускакалъ далеко.
Второй человкъ. Нтъ, не центавръ обиталъ въ этой пещер, а блый единорогъ. Когда пришелъ отшельникъ, единорогъ палъ на колни и поклонился ему. Многіе видли его на колняхъ.
Первый человкъ. Мн доводилось говорить съ людьми, которые видли это.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Второй человкъ. Иные говорятъ, что это былъ дровоскъ, ходившій работать поденно.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Миррина. Какимъ же вы-то сами поклоняетесь богамъ? Или, можетъ-быть, никакимъ? Есть люди, которые вовсе не имютъ боговъ. Философы съ длинными бородами и въ темныхъ плащахъ не признаютъ боговъ. Они спорятъ между собою подъ портикомъ… смются надъ ними.
Первый человкъ. Мы поклоняемся семи богамъ. Мы не можемъ назвать ихъ именъ. Это очень опасно. Никогда не слдуетъ называть имени бога, которому служишь. Даже жрецы, которые съ утра до ночи восхваляютъ боговъ и длятъ съ ними ихъ трапезу, не зовутъ ихъ настоящими именами.
Миррина. Гд же эти боги, которымъ вы служите?
Первый человкъ. Мы прячемъ ихъ въ складкахъ нашихъ одеждъ. Мы не показываемъ ихъ никому. Если бъ мы кому-нибудь показали ихъ, они, чего добраго, ушли бы отъ насъ.
Миррина. Гд вы нашли ихъ?
Первый человкъ. Намъ далъ ихъ одинъ человкъ, который бальзамируетъ умершихъ. Онъ нашелъ ихъ въ могил. Мы поклоняемся имъ уже семь лтъ.
Миррина. Мертвые страшны, я боюсь смерти. Первый человкъ. Смерть не богиня. Она лишь служительница боговъ.
Миррина. Она — единственная богиня, которая страшна мн. Многихъ ли боговъ вы видали воочію?
Первый человкъ. Многихъ. Особенно ночью. Они проходятъ совсмъ близко отъ насъ, такою неслышной стопой. Одинъ разъ мы видли боговъ на разсвт. Они шли по равнин., Миррина. Однажды, проходя по рыночной площади, я слышала, какъ софистъ изъ Сициліи говорилъ, что Богъ только одинъ. Онъ говорилъ это публично.
Первый человкъ. Это не можетъ быть правдой. Мы сами своими глазами видли многихъ боговъ, хотя мы и простые, не знатные. При вид ихъ я спрятался за кустомъ. Они не причинили мн никакого зла.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Миррина. Разскажите мн еще что-нибудь о юномъ и прекрасномъ отшельник. О юномъ и прекрасномъ отшельник, который не хочетъ видть лица женщины. Какова повсть дней его? Какую жизнь онъ ведетъ?
Первый человкъ. Мы не понимаемъ тебя.
Миррина. Что онъ длаетъ, юный и прекрасный отшельникъ? Сетъ или жнетъ? Работаетъ ли въ саду или ловитъ рыбу стями? Ленъ ли ткетъ на станк или же идетъ за быками, направляя деревянный плугъ?
Второй человкъ. Онъ человкъ великой святости и потому ничего не длаетъ. Мы же простые, скромные люди. Мы день-денской работаемъ, палимые солнцемъ. Иной разъ работать на солнц очень тягостно.
Миррина. Кто же питаетъ его,— птицы небесныя? Или шакалы длятъ съ нимъ свою добычу?
Первый человкъ. Мы каждый вечеръ приносимъ ему пищу. Мы не думаемъ, чтобы птицы небесныя питали его.
Миррина. Зачмъ же вы-то кормите его? Какая вамъ отъ этого выгода?
Второй человкъ. Это человкъ большой святости. Одинъ изъ боговъ, оскорбленный имъ, лишилъ его разума. Мы предполагаемъ, что онъ оскорбилъ луну.
Миррина. Подите, скажите ему, что нкто изъ Александріи желаетъ говорить съ нимъ.
Первый человкъ. Мы не смемъ безпокоить его. Въ этотъ часъ онъ молится своему богу. Просимъ тебя, прости насъ, что мы не исполняемъ твоего приказанія.
Миррина. Вы боитесь его?
Первый человкъ. Мы боимся его.
Миррина. Почему вы боитесь его?
Первый человкъ. Мы сами не знаемъ.
Миррина. Какъ его зовутъ?
Первый человкъ. Голосъ, который говоритъ съ нимъ ночью въ пещер, зоветъ его именемъ Гонорія. Гоноріемъ же называли его и трое прокаженныхъ, проходившихъ здсь однажды. Мы полагаемъ, что имя его — Гонорій.
Миррина, Зачмъ же звали его прокаженные?
Первый человкъ. Чтобы онъ исцлилъ ихъ.
Миррина. Что же онъ — исцлилъ ихъ?
Второй человкъ. Нтъ. Они согршили и за это были поражены проказой. Руки и лица ихъ были словно покрыты солью. На одномъ была полотняная маска. Это былъ царскій сынъ.
Миррина. Какой же голосъ говоритъ съ нимъ ночью въ пещер?
Первый человкъ. Мы не знаемъ. Мыдумаемъ, что это голосъ его бога. Ибо ни разу еще не видали мы, чтобы какой-либо человкъ вошелъ въ пещеру или вышелъ изъ нея.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Миррина. Гонорій!
Гонорій (изъ пещери). Кто звалъ Гонорія? .
Миррині Приди сюда, Гонорій.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Моя горница благоухаетъ миррой. Въ ней потолокъ изъ кедроваго дерева, а стны обиты пурпуромъ. Изъ кедра же столбы у кровати, а кровать усыпана пурпуромъ, и ступени, ведущія къ ней, серебряныя и натерты шафраномъ и миррой. Мои любовники украшаютъ столбы моего дома гирляндами. Ночью они приходятъ ко мн въ сопровожденіи флейтистовъ и арфистовъ. И приносятъ мн яблоки въ даръ и на порог моего виноградника пишутъ мое имя виномъ.
Изъ самыхъ дальнихъ странъ свта спшатъ ко мн мои возлюбленные. Цари земные приходятъ ко мн и несутъ мн дары.
Когда императоръ Византіи услыхалъ обо мн, онъ покинулъ свою порфировую опочивальню и веллъ на своихъ галерахъ поднять паруса. Рабы его не взяли съ собою факеловъ, чтобы никто не узналъ о его прибытіи. Когда кипрскій царь услыхалъ обо мн, онъ прислалъ ко мн пословъ. Два брата — цари ливійскіе — принесли мн въ даръ янтарей.
Я отняла у кесаря его любимца и сдлала его своимъ товарищемъ игръ. Его принесли ко мн на носилкахъ. Онъ былъ блденъ, Нарциссъ, и тло его было слаще меда.
Сынъ префекта убилъ себя въ честь мою, а тетрархъ сицилійскій приказалъ бичевать себя ради моей забавы, въ присутствіи моихъ рабовъ.
Царь Гіерополиса, жрецъ и разбойникъ, разстилаетъ ковры на пути моемъ.
Иногда я сижу въ цирк, а внизу, предо мною, борются гладіаторы. Однажды мой любовникъ-ракіецъ былъ пойманъ стью. Я дала знакъ, чтобъ его прикончили, и весь театръ рукоплескалъ. Иногда я прохожу черезъ гимназіумъ и смотрю, какъ молодые люди борются или состязаются въ бг. Умащенныя тла ихъ блестятъ, головы ихъ увнчаны втвями ивы и мирта. Бо время борьбы они притопываютъ ногой о песокъ, а когда бгутъ, песокъ, какъ облачко, летитъ за ними. Тотъ, кому я улыбнусь, покидаетъ своихъ товарищей и слдуетъ за мной. Иногда я спускаюсь къ гавани и смотрю, какъ купцы выгружаютъ свои корабли. У тхъ, кто прибылъ изъ Тира, шелковые плащи и изумрудныя серьги въ ушахъ. У прибывшихъ изъ Массиліи плащи тонкой шерсти, а серьги мдныя. Завидвъ меня, они спшатъ на корму и зовутъ меня, но я не откликаюсь. Я иду въ кабачки, гд цлыми днями лежатъ матросы, упиваясь чернымъ виномъ и играя въ кости, и сажусь возл нихъ.
Принца я сдлала своимъ рабомъ, а его раба, тирійца,— своимъ господиномъ на протяженіи цлой луны.
Шутки ради я обручилась съ нимъ и ввела его въ домъ свой’ Въ дом у меня есть дивныя вещи…
Волосы твои покрыты пылью пустыни, ноги въ кровь изодраны терніями, тло покраснло отъ солнца. Пойдемъ со мною, Гонорій, и я одну тебя въ шелковую тунику. Я умащу тло твое миррою и волосы твои благоуханнымъ нардомъ. Я украшу тебя яхонтами и дамъ вкусить теб меду. Любовь…
Гонорій. Нтъ иной любви, кром любви къ Богу.
Миррина. Кто же Онъ, чья любовь выше любви смертныхъ?
Гонорій. Онъ — Тотъ, Кого ты видишь на крест, Миррина. Онъ — Сынъ Божій, родившійся отъ Двы. Трое царей-волхвовъ принесли Ему дары, и пастухи, спавшіе на холм, были разбужены небывалой яркости свтомъ.
Сибиллы узнали приходъ Его. Рощи и оракулы говорили о Немъ. Давидъ и пророки возвщали Его пришествіе. Нтъ иной любви, кром божественной, и никакая другая не можетъ сравниться съ ней.
Плоть мерзостна, Миррина! Господь воскреситъ тебя въ новой плоти, которая не будетъ знать грха, ты будешь обитать въ селеніяхъ праведныхъ и узришь Того, чьи власы какъ тонкая шерсть, а ноги изъ мди.
Миррина. Красота…
Гонорій. Красота души растетъ, чтобъ обрсти даръ видть Бога. И потому, Миррина, раскайся въ грхахъ твоихъ. Онъ раскрылъ двери рая передъ разбойникомъ, который былъ распятъ съ Нимъ рядомъ.
Миррина. Какъ странно онъ говоритъ со мной!.. Съ какимъ презрніемъ онъ смотритъ на меня! Почему онъ такъ странно говоритъ со мной?..

(Уходитъ.)

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Гонорій. Миррина, чешуя спала съ очей моихъ, и отнын я вижу ясно, чего не видлъ прежде. Веди меня въ Александрію, дай мн вкусить семи смертныхъ грховъ.
Миррина. Не смйся надо мной, Гонорій, не веди со мной такихъ обидныхъ рчей. Ибо я раскаялась въ грхахъ своихъ и нын ищу пещеры въ пустын, гд бы и я могла жить, для того, чтобы душа моя стала достойной узрть Бога.
Гонорій. Солнце близится къ закату, Миррина. Идемъ со мной въ Александрію.
Миррина. Я не пойду въ Александрію.
Гонорій. Прощай, Миррина.
Миррина. Гонорій, прощай. Нтъ, нтъ, не уходи!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я прокляла свою красоту за все, что творилось ради нея, прокляла роскошь тла моего за то зло, которое оно теб причинило.
Господи, человкъ этотъ привелъ меня къ Твоимъ стопамъ. Онъ говорилъ мн о Твоемъ пришествіи, о чуд Твоего рожденія и о великомъ чуд смерти Твоей. Черезъ него, Господи, Ты открылся мн.
Гонорій. Ты говоришь, какъ ребенокъ, Миррима, не зная, что говоришь. Не складывай молитвенно рукъ. Зачмъ ты пришла во всей крас своей въ эту долину?
Миррина. Богъ, которому ты молишься, привелъ меня сюда, чтобы я могла раскаяться въ своихъ беззаконіяхъ и признать Его нашимъ Господомъ.
Гонорій. Зачмъ же ты соблазняла меня рчами своими?
Миррина. Затмъ, чтобы ты видлъ грхъ подъ его расписною личиной и смерть въ одежд безславія…
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека