Саломея, Уайльд Оскар, Год: 1904

Время на прочтение: 31 минут(ы)
Оскар Уайльд

Саломея

Драма

Перевод Леонида Андрусона и Владимира Андрусона

(под редакцией К. Бальмонта и Ек. Андреевой)

Источник: Оскар Уайльд. Саломея. Драма. Перевод В. и Л. Андрусон. Под редакцией К. Бальмонта. Книгоиздательство ‘Гриф’. Москва 1904.
Оригинал здесь: Викитека.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
_______

Ирод, тетрарх Иудеи.
Иоканаан, пророк.
Молодой сириец, начальник телохранителей.
Тигеллин, молодой римлянин.
Каппадокиец.
Нубиец.
Первый солдат.
Второй солдат.
Паж Иродиады.
Иудеи, назареяне, и другие.
Раб.
Нааман, палач.
Иродиада, жена тетрарха.
Саломея, дочь Иродиады.
Рабыни Саломеи.

Большая терраса во дворце Ирода, примыкающая к парадному залу. Несколько солдат стоят, облокотясь на балюстраду. Направо величественная лестница, налево в глубине старый водоем, с краями из зеленой бронзы. Лунный свет.

_______

Молодой сириец. Как прекрасна царевна Саломея сегодня вечером!
Паж Иродиады. Взгляните на луну — страшный вид у луны. Она точно мертвая женщина, встающая из могилы. Она похожа на мертвую женщину. Можно подумать, что она ищет умершее.
Молодой сириец. Странный вид у нее. Она похожа на маленькую царевну с серебряными ногами, закутанную в желтое покрывало. Она похожа на царевну, у которой ноги как две белые голубки. Можно подумать, что она танцует.
Паж Иродиады. Она похожа на мертвую женщину. Она медленно подвигается вперед.

(Шум в парадном зале).

Первый солдат. Что за шум! Какие там звери воют?
Второй солдат. Иудеи, они всегда так. Они опять спорят о своей религии.
Первый солдат. Почему они спорят о своей религии?
Второй солдат. Не знаю. Они всегда спорят…. Фарисеи, например, утверждают, что есть ангелы, а саддукеи говорят, что ангелов нет.
Первый солдат. По-моему смешно спорить о таких вещах.
Молодой сириец. Как красива царевна Саломея сегодня вечером!
Паж Иродиады. Ты постоянно смотришь на нее. Ты слишком много смотришь на нее. Не следует так смотреть на людей, может случиться что-нибудь страшное.
Молодой сириец. Она очень красива сегодня вечером.
Первый солдат. У тетрарха мрачный вид.
Второй солдат. Да, у него мрачный вид.
Первый солдат. Он смотрит на что-то.
Второй солдат. Он смотрит на кого-то.
Первый солдат. На кого он смотрит?
Второй солдат. Не знаю.
Молодой сириец. Как бледна царевна! Никогда не видел я ее такою бледной. Она похожа на отраженье белой розы в серебряном зеркале.
Паж Иродиады. Не смей смотреть на нее. Ты слишком много смотришь на нее.
Первый солдат. Иродиада наполнила кубок тетрарха.
Каппадокиец. Это та царица Иродиада, у которой на голове украшенный жемчугами черный убор, и волосы напудрены голубой пудрой?
Первый солдат. Да, это Иродиада, супруга тетрарха.
Второй солдат. Тетрарх очень любит вино. У него есть три сорта вина, одно с острова Самоса, пурпурного цвета, как мантия Цезаря.
Каппадокиец. Я никогда не видел Цезаря.
Второй солдат. Второе из города Кипра, желтое, как золото.
Каппадокиец. Я очень люблю золото.
Второй солдат. И третье вино из Сицилии. Это вино — красное, как кровь.
Нубиец. Боги моей страны очень любят кровь. Два раза в год мы приносим им в жертву юношей и девушек: пятьдесят юношей и сто девушек. Только должно быть мы никогда не даем им достаточно: они очень суровы к нам.
Каппадокиец. В моей стране больше нет богов. Римляне их прогнали. Некоторые говорят, что они бежали в горы, только я этому не верю. Я три ночи провел в горах и искал их — я их не нашел. Напоследок я стал кричать их по именам, но они не показались. Я думаю, они умерли.
Первый солдат. Вот иудеи так молятся такому Богу, которого нельзя видеть.
Каппадокиец. Это я не могу понять.
Первый солдат. Они вообще верят только в такие вещи, которых нельзя видеть.
Каппадокиец. По-моему это совсем уж смешно.
Голос Иоканаана. После меня придет другой, который могущественнее, чем я есмь. Я не достоин развязать ремни сандалий Его. Когда Он придет, пустыни возликуют: они расцветут, как лилии. Глаза слепых увидят день, и уши глухих откроются… Вновь рожденный возложит руку свою на логовище дракона и поведет львов за гривы их.
Второй солдат. Заставь его замолчать! Он постоянно говорит вздор.
Первый солдат. Не скажи. Он святой человек. Он также и очень кроткий. Каждый день, когда я ему даю поесть, он всегда благодарит.
Каппадокиец. А кто он?
Первый солдат. Он пророк.
Каппадокиец. Как его зовут?
Первый солдат. Иоканаан.
Каппадокиец. Откуда он?
{{razr|Первый солдат. Из пустыни, где он питался акридами и диким медом. На нем была одежда из верблюжьей шерсти, и подпоясан он был ремнем из кожи. Вид у него был весьма дикий. Большая толпа народу шла за ним, у него были даже ученики.
Каппадокиец. О чем он говорить?
Первый солдат. Мы этого не знаем. Иногда он говорит такие вещи, которые нас пугают, но только понять их невозможно.
Каппадокиец. А его можно видеть?
Первый солдат. Нет. Тетрарх этого не позволяет.
Молодой сириец. Царевна прячет свое лицо за веером. Ее маленькие белые руки порхают как голуби, летящие к своим голубятням. Они похожи на белых бабочек. Они совершенно как белые бабочки.
Паж Иродиады. Что тебе до этого? Зачем смотришь ты на нее? Тебе не следует смотреть на нее…. Может случиться что-нибудь страшное.
Каппадокиец (указывая на водоем). Какая странная тюрьма!
Второй солдат. Это старый водоем.
Каппадокиец. Старый водоем! Там ведь, должно быть, очень нездорово!
Второй солдат. О, нет! Брат тетрарха, например, его старший брат, первый муж царицы Иродиады, просидел там в заключении двенадцать лет. Не помер. Пришлось, в конце концов, придушить его.
Каппадокиец. Придушить его? Да кто же посмел?
Второй солдат (указывая на палача, огромного негра). А вот этот — Нааман.
Каппадокиец. И он не побоялся?
Второй солдат. О, нет. Тетрарх прислал ему кольцо.
Каппадокиец. Какое кольцо?
Второй солдат. Кольцо смерти. Поэтому он и не боялся.
Каппадокиец. Все-таки это ужасно — задушить царя. Мне было бы страшно.
Молодой сириец. Царевна встала! Она отходит от стола! Ей должно быть очень скучно! А! она идет сюда! Да, она идет прямо к нам. Как она бледна! — Никогда я не видел ее такою бледной…
Паж Иродиады. Не смотри на нее. Я прошу тебя, не смотри на нее!
Молодой сириец. Она как голубка, которая потерялась… Она как нарцисс, колеблемый ветром… Она похожа на серебряный цветок.

(Входит Саломея).

Саломея. Я не останусь, я не могу оставаться там. Зачем смотрит все время на меня тетрарх своими кротовьими глазами из-под мигающих век?.. Странно, что муж моей матери смотрит на меня так. Я знаю, что это значит… ведь это — да, я это хорошо знаю.
Молодой сириец. Ты ушла с пира, царевна?
Саломея. Как свеж здесь воздух! Здесь я могу дышать. Там эти иудеи из Иерусалима, готовые разорвать друг друга на части из-за своих глупых обрядов, и эти варвары, которые все время пьют и проливают вино на пол, и греки из Смирны с подведенными глазами и накрашенными щеками, с расчесанными волосами, завитыми в кольца, и молчаливые хитрые египтяне с длинными ногтями из нефрита, и со своими коричневыми плащами, и римляне, зверские и грубые, со своими ругательствами. Все это самый последний сброд, а ведут себя так, как будто принадлежат к высшей знати.
Молодой сириец. Не хочешь ли ты сесть, царевна?
Паж Иродиады. Зачем говоришь ты с ней? Зачем ты смотришь на нее? — О, случится что-то страшное.
Саломея. Как хорошо смотреть на луну! Она похожа на маленькую монету. Можно было бы сказать, что она — маленький серебряный цветок. Она холодная и целомудренная — луна… наверно целомудренная — у нее красота непорочности. Да, она непорочна. Она незапятнанна. К ней никто никогда не прикасался, не то, что к другим божествам.
Голос Иоканаана. Пришел Господь! Сын Человеческий пришел! Центавры спрятались в реках, а сирены оставили реки и прячутся в лесах среди листьев.
Саломея. Кто это прокричал там?
Второй солдат. Это пророк, царевна.
Саломея. А! Пророк! Тот, которого боится тетрарх?
Второй солдат. Об этом мы ничего не знаем. Это пророк Иоканаан.
Молодой сириец. Угодно тебе, чтобы я приказал принести тебе твои носилки, царевна? Теперь очень хорошо в саду.
Саломея. Он говорит ужасные вещи о моей матери, неправда ли?
Второй солдат. Мы никогда не понимаем того, что он говорит, царевна.
Саломея. Да, он говорит ужасные вещи о ней.
Первый раб (входя). Царевна, тетрарх просит тебя вернуться на пир.
Саломея. Я не вернусь.
Молодой сириец. Прости, царевна, если ты не вернешься, это может повести к беде.
Саломея. Этот пророк уже старый?
Молодой сириец. Царевна, было бы лучше вернуться. Позволь мне проводить тебя.
Саломея. Пророк… он уже старый?
Первый солдат. Нет, царевна, это еще совсем молодой человек.
Второй солдат. Это неизвестно. Некоторые говорят, что это Илия.
Саломея. Кто это Илия?
Второй солдат. Один из прежних пророков этой страны, царевна.
Первый раб. Какой ответ мне передать тетрарху от царевны?
Голос Иоканаана. Не ликуй, ты, страна Палестина, что бич Того, Кто тебя бичевал, сломан. Ибо, зачатый от семени змей, народится василиск, исчадие которого пожрет птиц.
Саломея. Какой странный голос! Мне бы очень хотелось поговорить с ним.
Первый солдат. Это невозможно, царевна.
Саломея. Я хочу.
Молодой сириец. Право, тебе было бы лучше вернуться на пир, царевна.
Саломея. Выпустите пророка.
Первый солдат. Мы не смеем, царевна.
Саломея (подходя к водоему и глядя в него). Как темно там внизу! Это, должно быть, ужасно, сидеть в такой черной яме! Она похожа на могилу… (К солдатам). Разве вы меня не поняли? Выпустите пророка. Я хочу его видеть.
Второй солдат. Прошу тебя, царевна, не требуй от нас этого.
Саломея. Вы заставляете меня ждать!
Первый солдат. Царевна, наша жизнь принадлежит тебе, но мы не можем сделать того, что ты требуешь… И не к нам тебе нужно обращаться за этим.
Саломея (рассматривая молодого сирийца). А!
Паж Иродиады. О! Что теперь случится? Я уверен, что случится что-нибудь страшное.
Саломея (приближаясь к молодому сирийцу). Ты это сделаешь для меня, Нарработ, не правда ли? Ты сделаешь это для меня. Я всегда была расположена к тебе. Ты сделаешь это для меня. Я хочу только посмотреть на него, на этого необыкновенного пророка. О нем так много рассказывали. Я так часто слышала, как тетрарх говорил о нем. Я думаю, он боится его…. И ты, Нарработ, ты также боишься его?
Молодой сириец. Я не боюсь его, царевна, я никого не боюсь. Но только тетрарх раз навсегда запретил кому бы то ни было приподнимать крышку этого колодца.
Саломея. Ты это сделаешь для меня, Нарработ, и завтра, когда меня будут проносить в носилках под воротами мимо торговцев идолами, я уроню для тебя один маленький цветок, маленький зеленый цветок.
Молодой сириец. Царевна, я не могу, я не могу.
Саломея (улыбаясь). Ты сделаешь это для меня, Нарработ. Ты уже знаешь, что ты это сделаешь для меня. И завтра, когда меня будут проносить в носилках мимо торговцев идолами через мост, я буду смотреть на тебя сквозь кисейное покрывало, я буду смотреть на тебя, Нарработ, может быть, я улыбнусь даже. Посмотри на меня, Нарработ! Ах! Ты хорошо знаешь, что ты сделаешь то, что я от тебя требую. Ты это хорошо знаешь, неправда ли? — Я же это знаю.
Молодой сириец (делая знак третьему солдату). Выпустите пророка…. Царевна Саломея желает его видеть.
Саломея. А!
Паж Иродиады. О! Какой странный вид у луны. Можно подумать, что это рука покойницы, которая хочет натянуть на себя саван.
Молодой сириец. Да, у нее очень странный вид. Она точно царевна с глазами из янтаря. Сквозь облака кисеи она улыбается, как маленькая царевна.

(Пророк выходит из водоема. Саломея, увидев его, отступает).

Иоканаан. Где тот, чей кубок уже полон скверны? Где тот, который некогда умрет пред всем народом в серебряных длинных одеждах? Велите ему придти сюда, дабы он внял голосу того, чей глагол громко прозвучит и в пустынях, и в царских дворцах.
Саломея. О ком он говорит?
Молодой сириец. Этого никто никогда не знает, царевна.
Иоканаан. Где та, которая видела изображения мужчин на стене, изображения, нарисованные халдеями в красках, которая отдалась вожделению глаз своих и отправила в Халдею послов?
Саломея. О моей матери он говорит?
Молодой сириец. О, нет, царевна.
Саломея. Да, он говорит о моей матери.
Иоканаан. Где она, отдававшаяся ассирийским военачальникам, которые препоясывают чресла свои нарядными поясами и носят пестрые короны на голове? Где она, отдававшаяся молодым мужчинам из Египта, которые, в плащах из полотна, и украшенные гиацинтовыми камнями носят щиты из золота и шлемы из серебра и обладают гигантскими телами? Велите ей встать с ложа сладострастия ее, с ложа кровосмешения, дабы вняла она словам того, кто равняет путь Господа, и могла покаяться в грехах своих. Если же она и не почувствует раскаяния, но пребудет в грехах своих, все же заставьте придти ее, ибо держит уже Господь бич в руке.
Саломея. О, это ужасно, это ужасно.
Молодой сириец. Не оставайся здесь, царевна, прошу тебя.
Саломея. Всего ужаснее его глаза. Они точно два черные отверстия, выжженные факелами в тирском ковре. Они точно две черные пещеры, в которых живут драконы, черные пещеры Египта, где гнездятся драконы. Они точно черные озера, взволнованные неведомыми лунами… Как ты думаешь, будет он еще говорить?
Молодой сириец. Не оставайся здесь, царевна. Я умоляю тебя.
Саломея. Какой он исхудалый! Он похож на стройную статую из слоновой кости. Он точно изваяние из серебра. Я убеждена, что он так же целомудрен, как луна. Он и похож на лунный луч, на серебряный луч. Его тело должно быть такое же холодное, как слоновая кость….. Мне бы хотелось поближе взглянуть на него.
Молодой сириец. Нет, нет, царевна.
Саломея. Я хочу видеть его вблизи.
Молодой сириец. Царевна! Царевна!
Иоканаан. Кто эта женщина, которая смотрит на меня? Я не хочу, чтобы она на меня смотрела. Зачем смотрит она на меня своими золотыми глазами из-под блистающих вежд? Я не знаю, кто она такая. И не хочу знать. Велите ей уйти. С нею я не хочу говорить.
Саломея. Я — Саломея, дочь Иродиады, царевна Иудеи.
Иоканаан. Назад, ты, дщерь Вавилона! не приближайся к избраннику Господа! Мать твоя переполнила землю своими злодеяниями, и вопль грехов ее достиг ушей Господа.
Саломея. Говори еще, Иоканаан. Твой голос опьяняет меня.
Молодой сириец. Царевна! Царевна! Царевна!
Саломея. О, говори еще. Говори еще, Иоканаан, и скажи мне, что я должна делать.
Иоканаан. Не приближайся ко мне, ты, дочь Содома, но закрой покрывалом лицо свое и посыпь пеплом главу свою и беги в пустыню искать Сына Человеческого.
Саломея. Кто это — Сын Человеческий? Он так же красив как ты, Иоканаан?
Иоканаан. Прочь! Прочь! Я слышу взмахи крыльев Ангела смерти во дворце.
Молодой сириец. Царевна, умоляю тебя, уйди теперь.
Иоканаан. Ты, Ангел Бога, Господа моего, что надо здесь мечу твоему? Что ищешь ты здесь, в этом беспутном дворце?… День того, кто должен умереть в длинных серебряных одеждах, еще не пришел.
Саломея. Иоканаан!
Иоканаан. Кто говорит?
Саломея. Иоканаан! Я влюблена в твое тело. Твое тело белое, как полевая лилия, до которой еще не касался жнец. Оно белое, как снег, лежащий на горах Иудеи, и стекающий в долины. Розы в саду царицы аравийской не так белы, как тело твое. Ни розы в саду аравийской царицы, в благоухающем саду аравийской царицы, ни крылья сумерек, трепещущие среди листвы, ни грудь луны, когда она лежит в объятиях моря…. Нет ничего на свете белее твоего тела. Дай мне коснуться твоего тела.
Иоканаан. Назад, ты, дочь Вавилона! Через женщину пришло зло в мир! Не говори со мной. Я не хочу тебя слушать. Я слушаю только слова моего Бога, Господа моего.
Саломея. Твое тело омерзительно. Оно похоже на тело прокаженного. Оно походит на выбеленную известкой стену, где ютились ехидны, где строили свои гнезда скорпионы. Оно как выбеленная гробница, в которой лежит отвратительная гниль. Оно отвратительно, оно отвратительно — твое тело…. Это в твои волосы я влюблена, Иоканаан. Твои волосы как гроздья винограда, эти темные гроздья, свешивающиеся с лоз эдомских в земле эдомитов. Твои волосы как кедры Ливана, дарящие тень львам и разбойникам, когда они прячутся днем. Темные длинные ночи, когда не светит луна и звездам страшно, не так черны. Молчание, живущее в лесах, не чернее их. Ничто на свете не чернее волос твоих…. Дай мне коснуться твоих волос!
Иоканаан. Назад, ты, дочь Содома! Не прикасайся ко мне! Не позволено прикасаться к храму Бога моего, моего Господа.
Саломея. Твои волосы безобразны. Они топорщатся от грязи и пыли. Их можно принять за терновый венец, который натиснули тебе на голову. Их можно принять за клубок черных змей, обвитый вокруг твоей шеи. Я не люблю твои волосы…. Твой рот, Иоканаан, в твой рот я влюблена. Твой рот — это алая черта на башне из слоновой кости. Он как гранат, рассеченный ножом из слоновой кости. Цветы граната, растущие в садах Тира, краснее роз, но все же не так красны. Красные трубные звуки, возвещающие прибытие царей и нагоняющие ужас на врагов, не так красны. Твой рот краснее, чем ноги тех, которые в давильнях мнут виноград. Он краснее, чем ноги голубей, которые живут в храмах и которых кормят священники. Он краснее, чем ноги человека, выходящего из лесу, где он убил льва и видел тигров с золотистой шерстью. Твой рот это ветка коралла, которую рыбаки нашли в сумеречном свете морской глубины и предназначили царям!… Он как киноварь, которую моавитяне находят в рудниках Моавии, ее приобретают от них цари. Он точно лук персидского царя, выкрашенный киноварью, с рогами из кораллов. Нет в мире ничего краснее твоего рта…. дай мне поцеловать его, твой рот.
Иоканаан. Никогда! Ты, дочь Вавилона! Ты, дочь Содома! Никогда!
Саломея. Я поцелую твой рот, Иоканаан, я поцелую твой рот.
Молодой сириец. Царевна, царевна, ты — венок из мирт, ты голубка всех голубок, не смотри на этого человека, не смотри на него. Не говори ему таких слов. Я не могу перенести этого…. Царевна, царевна, не говори ему таких слов.
Саломея. Я поцелую твой рот, Иоканаан.
Молодой сириец. А!

(Он закалывается и падает между Саломеей и Иоканааном).

Паж Иродиады. Молодой сириец убил себя! Молодой начальник убил себя! Он был моим другом и убил себя! Я подарил ему маленькую баночку с благовониями и золотые сережки, и вот он убил себя! А, разве он не предсказывал, что случится ужасное?.. Я сам это предсказывал, и вот — случилось! Я знал хорошо, что луна искала мертвеца. Ах, зачем я не спрятал его от луны? Если бы я спрятал его в какой-нибудь пещере, луна не увидала бы его.
Первый солдат. Царевна, молодой начальник сейчас закололся.
Саломея. Дай мне поцеловать твой рот, Иоканаан.
Иоканаан. Ты не страшишься, дочь Иродиады? Не сказал ли я тебе, что во дворце я слышал взмахи крыльев Ангела смерти, и разве этот Ангел не явился?
Саломея. Дай мне поцеловать твой рот!
Иоканаан. Дочь прелюбодеяния, есть один только Человек, который еще может спасти тебя. Это Тот, о Котором я тебе говорил. Иди ищи Его. Он сидит в челноке на Галилейском море и говорит к своим ученикам. Стань на колени на берегу моря и позови Его по имени. Если Он придет к тебе, а Он приходит ко всем, кто призывает Его, стань на колени у ног Его и моли Его о снисхождении к грехам твоим.
Саломея. Дай мне поцеловать твой рот.
Иоканаан. Будь проклята! Дочь матери кровосмесительницы, будь проклята!
Саломея. Я поцелую твой рот, Иоканаан!
Иоканаан. Я не хочу смотреть на тебя. Я не буду смотреть на тебя. Ты проклята, Саломея. Ты проклята.

(Он спускается в водоем).

Саломея. Я поцелую твой рот, Иоканаан, я поцелую твой рот.
Первый солдат. Надо нам прибрать труп. Тетрарх не любит смотреть на мертвецов, кроме тех, которых он сам убил.
Паж Иродиады. Он был мой брат, он был мне ближе брата. Я дал ему маленькую баночку с благовониями и агатовое кольцо, он его всегда носил на пальце. По вечерам мы гуляли по берегу реки и под миндальными деревьями, и он рассказывал мне о своей родине. Он говорил всегда так тихо. Его голос звучал как флейта, на которой кто-то играет. Он также любил смотреться в реке — я часто упрекал его за это.
Второй солдат. Правда, нужно спрятать тело, тетрарх не должен его видеть.
Первый солдат. Тетрарх не придет сюда. Он никогда не приходит на террасу, он слишком боится пророка.

(Ирод, Иродиада и все придворные входят).

Ирод. Где Саломея? Где царевна? Отчего она не вернулась на пир, как я ей приказывал? А, вот она где!
Иродиада. Не смей смотреть на нее! Ты постоянно на нее смотришь.
Ирод. У луны сегодня вечером очень странный вид. Неправда ли, у луны очень странный вид? Она похожа на истерическую женщину, которая везде ищет себе любовника. И она нагая, совсем нагая. Облака хотят одеть ее, а она не хочет. Она явилась совсем нагая на небо. Она спотыкается среди облаков, как опьяненная женщина… Ну, конечно, она ищет любовника… Неправда ли, она спотыкается как опьяненная женщина? Она похожа на истерическую женщину, разве неправда?
Иродиада. Нет. Луна похожа только на луну и больше ни на что. Вернемся, тебе тут нечего искать.
Ирод. Я останусь здесь! Манасса, расстели там ковры. Зажгите факелы. Принесите сюда столы из слоновой кости, и столы из яшмы. Воздух здесь освежителен. Я буду продолжать здесь пить с моими гостями. Послам Цезаря должно оказать подобающие почести.
Иродиада. Не для них ты тут остаешься.
Ирод. Да, воздух здесь освежителен. Пойдем, Иродиада, наши гости ждут нас. А! я поскользнулся! Я поскользнулся в крови! Это дурная примета, это очень дурная примета. Почему здесь кровь?.. И этот труп? Зачем здесь этот труп? Вы думаете, что я как египетский царь, который всегда, когда дает пир, показывает своим гостям труп? Да и кто это, наконец? Я не хочу смотреть на него.
Первый солдат. Это наш начальник, государь. Это молодой сириец, которого ты три дня тому назад назначил нашим начальником.
Ирод. Я не давал приказа убивать его.
Второй солдат. Он сам убил себя, государь.
Ирод. Почему? Ведь я же сделал его начальником.
Второй солдат. Мы этого не знаем, государь. Но он сам закололся.
Ирод. Это кажется мне странным… Я думал, что только римские философы убивают себя. Не так ли, Тигеллин, философы в Риме убивают себя?
Тигеллин. Некоторые делают это, государь, это стоики. Это люди весьма неотесанные, прежде всего, это люди очень смешные. Я нахожу их очень смешными.
Ирод. Я также. Смешно убивать самого себя.
Тигеллин. В Риме над ними много смеются. Император сочинил на них сатиру. Ее повсюду читают.
Ирод. А! Он сочинил на них сатиру? Цезарь удивителен — он может все делать. Все же странно, что молодой сириец убил себя. Мне жаль его. Мне очень жаль его. Потому что он был красив, он был даже очень красив. У него были такие томные глаза. Я припоминаю, что он очень томно посматривал на Саломею. Поистине, я находил, что он несколько чересчур много смотрел на нее.
Иродиада. Есть и другие, которые слишком много на нее смотрят.
Ирод. Его отец был царь, я его прогнал из его царства. А его мать, которая была царицей, ты, Иродиада, сделала своей рабыней. Таким образом, он был тут в некотором роде как бы гость, и по этой-то причине я и сделал его начальником. Мне жаль, что он умер… Но почему вы оставили труп здесь? Его должно убрать. Я не хочу видеть его. Унесите его. (Труп уносят). Здесь холодно. Здесь веет ветер. Неправда ли, здесь веет ветер?
Иродиада. Нет, здесь нет ветра.
Ирод. Да, здесь веет ветер. И в воздухе я слышу как бы взмахи крыльев,— как будто взмахи гигантских крыльев. А ты не слышишь их?
Иродиада. Я ничего не слышу.
Ирод. Теперь я сам не слышу больше. Но я слышал. Это был, несомненно, ветер, теперь прошло. Но нет, теперь я опять слышу. А ты не слышишь? Совсем как взмахи крыльев.
Иродиада. Я говорю тебе, ничего нет. Ты болен, вернемся.
Ирод. Я не болен, а твоя дочь вот больна. Она кажется очень больной, твоя дочь. Никогда я не видел ее такой бледной.
Иродиада. Я тебе говорила, что ты не должен смотреть на нее.
Ирод. Налейте вина. (Приносят вино) — Саломея, подойди и выпей со мной вина. У меня тут есть вино — превосходнейшее вино. Сам Цезарь послал мне его. Омочи свои маленькие красные губки в нем, а я после тебя допью кубок.
Саломея. Я не хочу пить, тетрарх.
Ирод. Ты слышишь, как она мне отвечает, твоя дочь?
Иродиада. Я нахожу, что она вполне права. Зачем ты смотришь на нее все время?
Ирод. Принесите плоды. (Приносят плоды). Саломея, подойди и поешь со мною плодов. Я очень люблю смотреть, как ты кусаешь своими зубками плоды. Откуси немножко от этого плода, а я съем остальное.
Саломея. Я не хочу есть, тетрарх.
Ирод (к Иродиаде). Вот видишь, как ты воспитала ее, твою дочь.
Иродиада. Моя дочь и я — мы царского рода! Что же касается тебя, твой дед пас верблюдов! Кроме того, он был еще вор!
Ирод. Ты лжешь!
Иродиада. Ты хорошо знаешь, что это правда.
Ирод. Саломея, садись рядом со мной. Я дам тебе трон твоей матери.
Саломея. Я не устала, тетрарх.
Иродиада. Ты видишь, какого она о тебе мнения.
Ирод. Принесите — да — что же я хотел? Я не знаю. А! я вспомнил.
Голос Иоканаана. Время пришло! Что я предсказал — наступило, говорит Господь, наш Бог. День, о котором я говорил, пришел.
Иродиада. Вели ему замолчать. Я не хочу слышать его голос. Этот человек постоянно изрыгает ругательства на меня.
Ирод. Он ничего не сказал против тебя. Кроме того, он великий пророк.
Иродиада. Я не верю в пророков. Может ли кто сказать, что случится? Никто этого не знает. К тому же — он постоянно меня оскорбляет. Но я думаю, что ты боишься его… Да, я знаю, что ты боишься его.
Ирод. Я не боюсь его. Я никого не боюсь.
Иродиада. Нет, ты боишься его. Если ты его не боишься, отчего ты его не выдаешь иудеям, которые требуют его уже в течение шести месяцев?
Один из иудеев. В самом деле, государь, было бы лучше, если бы нам выдали его.
Ирод. Довольно об этом. Я уже дал вам свой ответ. Я вам не выдам его. Он святой человек: это человек, который видел Бога.
Один из иудеев. Это невозможно. Никто не видел Бога, кроме Илии, который был последним, узревшим Бога. В наши времена Бог не показывается более, поэтому-то так много горя в стране.
Другой иудей. В конце концов, неизвестно, видел ли пророк Илия на самом деле Бога. Может быть, то, что он видел, была только тень Бога.
Третий иудей. Бог никогда не скрывается. Он проявляет себя везде и во всем. Он проявляет себя как в дурном, так и в хорошем.
Четвертый иудей. Этого нельзя сказать, это очень опасная мысль. Эта мысль вышла из александрийской школы, где обучают греческой философии. А греки — язычники, они даже не обрезаны.
Пятый иудей. Нельзя знать, как поступает Бог, пути Господни неисповедимы. Может быть, то, что мы называем злом — есть добро, а то, что мы считаем добром — есть зло. Этого нельзя знать. Самое важное — это подчиняться всему. Бог очень силен. Он поражает и слабых и сильных одновременно. Для него все равны.
Первый иудей. Это правда. Бог страшен. Он поражает и слабых и сильных, как мы дробим в ступе зерно. Но тот человек никогда не видел Бога. После пророка Илии никто не видел Бога.
Иродиада. Вели им замолчать. Они мне надоели.
Ирод. Но я слышал, — говорят, что сам Иоканаан и есть ваш пророк Илия.
Иудей. Этого не может быть. Со времени пророка Илии прошло более трехсот лет.
Ирод. Однако есть такие, которые утверждают, что он пророк Илия.
Один из назареян. Я убежден, что он пророк Илия.
Иудей. Нет, он не пророк Илия.
Голос Иоканаана. День пришел, день Господень, и я слышу на горах шаги Его, Того, Кто будет Спаситель мира.
Ирод. Что это значит — спаситель мира?
Тигеллин. Это один из титулов Цезаря.
Ирод. Но Цезарь не придет в Иудею. Я получил вчера письма из Рима. Мне ничего об этом не сказали. А ты, Тигеллин, ты пробыл всю зиму в Риме, ведь ты же ничего об этом не слыхал?
Тигеллин. По истине, государь, я не слышал, чтобы об этом говорили. Я разъясняю только титул, это один из титулов Цезаря.
Ирод. Цезарь не может сюда приехать, он болен подагрою. Рассказывают, что у него ноги как у слона. Да и причины государственной важности тому помехой. Кто оставляет Рим, теряет Рим. Нет, он не приедет. Но, в конце концов: Цезарь государь, если ему будет угодно, он приедет. Но все же я не верю, что он приедет.
Первый назареянин. Это не Цезарь, государь, о ком говорил пророк.
Ирод. Не Цезарь…
Первый назареянин. Нет, государь.
Ирод. О ком же он говорил?
Первый назареянин. О Мессии, который пришел.
Один из иудеев. Мессия не пришел.
Первый назареянин. Он пришел и творит чудеса.
Иродиада. Ах! Ах! Чудеса! Я не верю в чудеса. Я их видела слишком много. (К пажу). Мой веер.
Первый назареянин. Этот человек творит истинные чудеса. Например, на одной маленькой свадьбе, которая праздновалась в одном маленьком городе Галилеи, довольно важном городе, он претворил воду в вино. Люди, которые при этом были, рассказывали мне. Затем он исцелил простым прикосновением двух прокаженных, сидевших у ворот Капернаума.
Второй назареянин. Нет, это двух слепых исцелил он в Капернауме.
Первый назареянин. Нет, это были прокаженные. Но он также исцелял и слепых, его видели беседующим с ангелами на одной горе.
Один из саддукеев. Ангелов не существует.
Один из фарисеев. Ангелы существуют, но я не верю, чтобы этот человек мог с ними беседовать.
Первый назареянин. Большая толпа народу видела, как он беседовал с ангелами.
Один из саддукеев. Не с ангелами.
Иродиада. Как эти люди выводят меня из терпения! Это шуты. Это совершеннейшие шуты. (К пажу). Ну! Мой веер? (Паж подает веер). Ты, кажется, замечтался — не смей мечтать. Кто мечтает, тот больной. (Ударяет пажа веером).
Второй назареянин. Затем свершилось еще чудо над дочерью Иаира.
Первый назареянин. Да, это уж несомненное чудо. Этого нельзя оспаривать.
Иродиада. Эти люди глупцы. Они слишком много смотрели на луну. Скажи им, чтобы они замолчали.
Ирод. В чем заключалось чудо над дочерью Иаира?
Первый назареянин. Дочь Иаира умерла. Он снова призвал ее к жизни.
Ирод. Он воскрешает мертвых?
Первый назареянин. Да, государь. Он воскрешает мертвых.
Ирод. Я не хочу, чтобы он это делал. Я запрещаю ему делать это. Я не позволю, чтобы воскрешали мертвых. Нужно отыскать этого человека и сказать ему, что я не позволяю воскрешать мертвых. Где теперь этот человек?
Второй назареянин. Государь, он повсюду, но очень трудно его найти.
Первый назареянин. Говорят, что он теперь в Самарии.
Один из иудеев. Из этого можно заключить, что он не Мессия, раз он в Самарии. К самаритянам никакой Мессия не придет. Самаритяне прокляты. Они никогда не приносят жертв в храме.
Второй назареянин. Несколько дней тому назад он ушел из Самарии. Я думаю, что он находится теперь в окрестностях Иерусалима.
Первый назареянин. О нет, там его нет. Я только что из Иерусалима. Вот уже два месяца как о нем ничего не слышно.
Ирод. Это безразлично, но его нужно найти и сказать ему от моего имени: я не позволяю, чтобы он воскрешал мертвых. — Превращать воду в вино, исцелять прокаженных и слепых — это он все может делать, если хочет. Поистине я нахожу, что исцеление прокаженных доброе дело. Но я ему не позволяю воскрешать мертвых… Это было бы ужасно, если бы мертвые возвращались.
Голос Иоканаана. А! Нечистая! Блудница! А! Дочь Вавилона с золотыми глазами и блистающими веждами, так говорит Господь, Бог наш — спустите на нее народ, пусть народ возьмет камни и побьет ее.
Иродиада. Прикажи ему, пусть он замолчит!
Голос Иоканаана. Пусть военачальники пронзят ее мечами, пусть они своими щитами раздавят ее.
Иродиада. Это же бесстыдство, наконец!
Голос Иоканаана. Так я искореню беззакония земли, чтобы все жены научились не подражать гнусностям этой женщины.
Иродиада. Ты слышишь, что он говорит обо мне? Ты позволяешь оскорблять твою супругу?
Ирод. Он же не называл твоего имени.
Иродиада. Что же из этого? Ты хорошо знаешь, что это именно меня он хочет опозорить. А я твоя супруга, или это не так?
Ирод. Да, дорогая и достойнейшая Иродиада. Ты моя супруга, а раньше была супругой моего брата.
Иродиада. Ты же вырвал меня из его рук.
Ирод. Верно, я был сильнее его, но не будем говорить об этом. Я не хочу говорить об этом. Оттого и говорил пророк эти ужасные слова. Быть может потому и произойдет беда. Не будем говорить об этом больше… Благородная Иродиада, мы забываем наших гостей. Налей мне вина, ты, многолюбимая! Наполните снова вином большие серебряные бокалы, и большие стеклянные бокалы. Я пью за здоровье Цезаря. Здесь есть римляне, будем пить за здоровье Цезаря.
Все. Цезарь! Цезарь!
Ирод. Ты не видишь, как бледна твоя дочь.
Иродиада. Что тебе за дело, бледна она или нет?
Ирод. Никогда я не видал ее такою бледной.
Иродиада. Не смей смотреть на нее.
Голос Иоканаана. В тот день солнце будет черное, как покаянная власяница, и луна будет как кровь, и звезды упадут на землю, как недозревшие плоды, падающие со смоковницы, и устрашатся цари земные.
Иродиада. А! А! Я бы хотела увидеть этот день, о котором он говорит, когда луна будет как кровь, и звезды упадут на землю, как недозревшие плоды смоковницы! Этот пророк говорит как пьяный… Но я не могу выносить звука его голоса, мне противен его голос. Прикажи, пусть он замолчит.
Ирод. Нет, зачем! Правда, я и не понимаю, что он говорит, но, может быть, это знамение.
Иродиада. Я не верю в знамения. Он говорит как пьяный.
Ирод. Может быть, он опьянен только вином Господним.
Иродиада. Что это за вино, — вино Господне? Из какого оно виноградника? В какой давильне можно его найти?
Ирод (с этого момента не отводя глаз от Саломеи). Тигеллин, когда ты был последний раз в Риме, говорил с тобой Цезарь о…
Тигеллин. О чем, государь?
Ирод. О чем? Я, кажется, спросил тебя о чем-то, да? Я забыл, что мне было нужно.
Иродиада. Ты опять смотришь на мою дочь. Ты не должен смотреть на нее. Я тебе уже раз сказала это.
Ирод. Ты ничего другого не говоришь.
Иродиада. Я говорю это еще раз.
Ирод. А восстановление храма, о чем так много говорили? Делают что-нибудь для этого? Неправда ли, говорят, что завеса от Святая Святых пропала?
Иродиада. Ты же сам ее взял. Ты говоришь, а сам не знаешь что. Я не хочу больше оставаться здесь. Вернемся.
Ирод. Танцуй для меня, Саломея.
Саломея. Я не хочу танцевать, тетрарх.
Ирод. Саломея, дочь Иродиады, танцуй для меня.
Иродиада. Оставь ее в покое.
Ирод. Я приказываю тебе танцевать, Саломея.
Саломея. Я не буду танцевать, тетрарх.
Иродиада (смеясь). Видно, как она тебя слушается!
Ирод. Что мне до того, будет ли она танцевать или нет? Мне это все равно, сегодня вечером я счастлив. Я очень счастлив. Я никогда еще не был так счастлив.
Первый солдат. У тетрарха мрачный вид. Неправда ли, у него мрачный вид?
Второй солдат. Да, у него мрачный вид.
Ирод. И почему мне не быть счастливым? Цезарь, а он владыка мира, владыка надо всем в мире, очень любит меня. Он только что прислал мне теперь драгоценные дары. Он также обещал мне отозвать в Рим Каппадокийского царя, моего врага. Может быть, он прикажет распять его в Риме. Он ведь может сделать все, что захочет, Цезарь. Ибо он владыка. Теперь вы видите, что я имею право быть счастливым, и, воистину, я счастлив. Никогда я еще не был так счастлив. Ничто в мире не может помрачить мою радость.
Голос Иоканаана. Он будет восседать на своем троне, он будет одет в пурпур и багрянец. В руке своей он будет держать золотой сосуд, полный поношений его. Но Ангел поразит его, и черви поедят его.
Иродиада. Ты слышишь, что он говорит о тебе. Он говорит, что черви поедят тебя.
Ирод. Он говорит не обо мне. Никогда не говорит он худого обо мне. Он говорит о Каппадокийском царе, который мне враг. Это его поедят черви. Пророк никогда не говорит обо мне ничего, кроме того, что я согрешил, взяв себе в жены супругу моего брата. Может быть, он и прав. Вот, ведь, в самом деле, ты бесплодна.
Иродиада. Я бесплодна, я? И ты это говоришь, ты, кто все время не сводит глаз с моей дочери, ты, кто уговаривал ее танцевать для твоего услаждения! Это бессмысленно говорить такие вещи. У меня уже был ребенок. Ты же никогда не зачал ни одного ребенка, даже ни с одной из твоих рабынь. Это ты бесплоден, а не я!
Ирод. Молчи, ты! Я говорю — ты бесплодна. Ты не подарила мне ни одного ребенка, и пророк говорит, что наш брак не есть истинный брак, он называет его кровосмесительным браком, браком, который принесет несчастье… Я боюсь, что он прав, я даже уверен, что он прав. Но теперь не время говорить об этом, сейчас я хочу быть счастлив. И я счастлив, я очень счастлив, нет ничего, чего бы мне не хватало.
Иродиада. Я очень рада, что ты так хорошо настроен сегодня вечером. Это не в твоих привычках. Однако уже поздно, вернемся. Не забывай, что мы все, с восходом солнца, собираемся на охоту. Послам Цезаря следует оказать подобающие почести, не так ли?
Второй солдат. Какой мрачный вид у тетрарха!
Первый солдат. Да, у него мрачный вид.
Ирод. Саломея, Саломея, танцуй для меня. Я прошу тебя, танцуй для меня. Мне грустно сегодня вечером. Да, мне очень грустно сегодня вечером. Когда я входил сюда, я поскользнулся в крови. Это худой знак, я также слышал — я уверен, что слышал — взмахи крыльев в воздухе, взмахи гигантских крыльев. Я не знаю, что это могло бы предвещать… Мне грустно сегодня вечером, поэтому танцуй для меня, Саломея, я прошу тебя. Если ты будешь танцевать для меня, можешь просить у меня все, что хочешь, я дам тебе. Да, танцуй для меня, : Саломея, и я дам тебе все, что хочешь, хотя бы это было половина моего царства.
Саломея (вставая). Ты дашь мне все, что я от тебя потребую, тетрарх?
Иродиада. Не танцуй, дочь моя.
Ирод. Все, хоть половину моего царства.
Саломея. Ты клянешься, тетрарх?
Ирод. Клянусь, Саломея.
Иродиада. Дочь моя, не танцуй.
Саломея. Чем ты клянешься, тетрарх?
Ирод. Клянусь моею жизнью, моей короной, моими богами! Все, что бы ты ни пожелала, дам я тебе, будь это даже половина моего царства, если ты только будешь танцевать для меня. Ах! Саломея, Саломея, танцуй для меня.
Саломея. Ты мне в этом поклялся, тетрарх.
Ирод. Я в этом поклялся, Саломея.
Саломея. Все, что ни потребую от тебя, будь это даже половина твоего царства?
Иродиада. Не танцуй, дочь моя.
Ирод. Будь это даже половина моего царства. Ты будешь очень красивою царицей, если тебе захочется потребовать от меня половину моего царства. Неправда ли, она будет очень красивою царицей?.. А! Здесь холодно! Здесь веет очень холодный ветер. Я слышу его! Почему я слышу в воздухе взмахи крыльев? А! можно подумать, что какая-то птица, большая черная птица пронеслась над террасой. Почему я не хочу ее видеть, эту птицу? Взмахи ее крыльев ужасны. Ветер от взмахов ее крыльев ужасен. Это холодный ветер… Но нет, он совсем не холодный, наоборот, он очень теплый. Он чересчур теплый. Я задыхаюсь. Полейте воды мне на руки: дайте мне поесть снегу. Расстегните мне плащ. Скорее, скорее, расстегните мне плащ… Нет, оставьте. Мой венок жжет меня, мой венок из роз. Цветы будто из огня. Они сожгли мне лоб. (Срывает с головы венок и бросает его на столь). А! Наконец я могу вздохнуть. Как красны эти лепестки! Их можно принять за пятна крови на скатерти. Это ничего. Нельзя во всем, что видишь, отыскивать знамения. Это сделает жизнь невозможной. Лучше сказать, что пятна крови так же красивы, как лепестки роз. Было бы лучше сказать так… Но не будем больше говорить об этом. Теперь я счастлив, я очень счастлив. Я имею также право быть счастливым, неправда ли? Твоя дочь будет танцевать для меня. Ты будешь танцевать для меня, Саломея? Ты обещала танцевать для меня.
Иродиада. Я не хочу, чтобы она танцевала.
Саломея. Я буду танцевать для тебя, тетрарх.
Ирод. Ты слышишь, что говорит твоя дочь. Она будет танцевать для меня. Это хорошо, что ты будешь танцевать для меня, Саломея. И после того, как ты кончишь, не забудь потребовать от меня все, что ты захочешь. Все, что ты захочешь, я дам тебе, будь это половина моего царства. Я поклялся в этом, неправда ли?
Саломея. Ты поклялся в этом, тетрарх.
Ирод. И я никогда не нарушал своего слова. Я не могу лгать, я раб своего слова, и мое слово — это слово царя. Каппадокийский царь, вот тот лжет постоянно, но он и не настоящий царь. Он трус. Он мне также должен, и не хочет платить. Он даже оскорбил моего посла, сказал ему очень обидные вещи. Но Цезарь прикажет его распять, когда он приедет в Рим — я твердо уверен, что Цезарь прикажет его распять. Если же нет, то он умрет, съеденный червями, пророк предсказал это. Ну, Саломея, ты ждешь?
Саломея. Я жду только, когда мои рабыни принесут мне благовония и семь покрывал, а также снимут с ног моих сандалии. (Рабыни приносят благовония и семь покрывал и снимают с ног Саломеи сандалии).
Ирод. А! Ты будешь танцевать с голыми ногами! Это хорошо! Это хорошо! Как белые голуби будут твои ножки, они будут походить на белые цветы, трепещущие на дереве… Ах, нет, она будет танцевать на крови, ибо на землю была пролита кровь! Я не хочу, чтобы она танцевала на крови. Это была бы очень дурная примета.
Иродиада. Что тебе заботиться о том, что она будет танцевать на крови? Ты по крови довольно ступал….
Ирод. Что мне об этом заботиться? А! Взгляни же на луну! Она стала красной. Она стала красной, как кровь. А! Пророк предсказал это, он предсказал, что луна будет красная, как кровь. Неправда ли, он это предсказывал? Ты это слышала? Луна стала красной, как кровь. Ты этого не видишь?
Иродиада. Я это прекрасно вижу, и звезды падают вниз, как недозревшие плоды смоковницы, неправда ли? И солнце почернело, как покаянная власяница, и цари земные устрашаются. Это, по крайней мере, заметно, хоть раз в жизни пророк оказался прав. Цари земные устрашаются. Однако вернемся, ты болен. В Риме будут рассказывать, что ты сошел с ума. Вернемся, говорю я тебе.
Голос Иоканаана. Кто тот, который идет из Эдома, идет из Босры, в пурпурных одеждах, который блистает роскошью одеял, который шествует во всемогуществе? Зачем одежды твои окрашены багрянцем?
Иродиада. Вернемся. Голос этого человека в высшей степени раздражает меня. Я не хочу, чтобы моя дочь танцевала, в то время как он будет врываться своими криками в танец. Я не хочу, чтобы она танцевала, когда ты так на нее смотришь. Словом, я не хочу, чтобы она танцевала.
Ирод. Не вставай, супруга, царица, это тебе нисколько не поможет. Я уйду не прежде, чем увижу ее танец. Танцуй, Саломея, танцуй для меня.
Иродиада. Не танцуй, дочь моя!
Саломея. Я готова, тетрарх.

(Саломея танцует танец семи покрывал).

Ирод. А! Это чудесно! Это чудесно! Посмотри, как она танцует для меня, твоя дочь. Поди ко мне, Саломея. Поди ко мне, чтобы я мог тебя наградить. А! Я хорошо плачу танцовщицам, я тебе также заплачу хорошо. Я дам тебе все, что ты хочешь. Что же ты хочешь, говори!
Саломея (становясь на колени). Я хочу, чтобы мне потом принесли на серебряном блюде…
Ирод (смеясь}? На серебряном блюде? Ну да, конечно, на серебряном блюде. Она восхитительна, а? Что же ты хочешь, чтобы тебе принесли на серебряном блюде, моя дорогая, моя прекрасная Саломея, ты, прекраснейшая из всех дев Иудеи? Что должно тебе принести на серебряном блюде? Скажи мне. Что бы это ни было, тебе это принесут. Мои сокровища принадлежать тебе. Так что же это, Саломея?
Саломея (вставая). Голову Иоканаана.
Иродиада. А! Это хорошо сказано, дочь моя.
Ирод. Нет, нет.
Иродиада. Это хорошо сказано, дочь моя.
Ирод. Нет, нет, Саломея! Этого ты не потребуешь — не слушай своей матери. Она всегда дает тебе дурные советы, ты не должна ее слушаться.
Саломея. Я и не слушаюсь своей матери. Для своего собственного удовольствия я требую голову Иоканаана на серебряном блюде. Ты поклялся, Ирод. Не забывай этого, ты поклялся!
Ирод. Я знаю, я поклялся моими богами, я это хорошо знаю. Но я прошу тебя, Саломея, потребуй чего-нибудь другого от меня, половину моего царства, и я дам его тебе. Но не требуй от меня того, что ты только что от меня потребовала.
Саломея. Я требую от тебя голову Иоканаана.
Ирод. Нет, нет, я не хочу.
Саломея. Ты поклялся, Ирод.
Иродиада. Да, ты поклялся. Все слышали тебя, ты перед всеми поклялся.
Ирод. Молчи! Я не с тобой говорю.
Иродиада. Моя дочь совершенно права, требуя голову этого человека. Он оскорблял меня, он говорил разные гнусности обо мне. Теперь видно, как сильно она любит свою мать. Не уступай, дочь моя. Он поклялся, он поклялся.
Ирод. Молчи! Не говори со мной… Послушай, Саломея, нужно же быть благоразумной, не так ли? Неправда ли, нужно быть благоразумной? Я никогда не был суров к тебе, я всегда любил тебя… Может быть, я больше, чем следует, любил тебя. Это невозможно, это ужасно требовать этого от меня. На самом деле я не верю, чтобы это было серьезно с твоей стороны. Голова обезглавленного омерзительная вещь, неправда ли? Молодая девушка не должна смотреть на такие вещи. Какое удовольствие может это тебе доставить? Никакого. Нет, нет, ты ведь не хочешь этого…. Ты послушай меня немного. У меня есть изумруд, большой круглый изумруд, его мне прислал любимец Цезаря. Если ты смотришь сквозь этот изумруд, ты можешь видеть то, что происходит очень далеко от тебя. Цезарь сам берет с собой такой изумруд, когда идет в цирк. А мой изумруд больше — я знаю, что он больше. Это величайший изумруд в мире. Ты захочешь его, неправда ли? Потребуй его от меня, и я дам тебе его.
Саломея. Я требую голову Иоканаана.
Ирод. Ты не слушаешь меня. Ты не слушаешь меня. Дай же мне, наконец, говорить с тобой, Саломея.
Саломея. Голову Иоканаана.
Ирод. Нет, нет, ты ведь не хочешь этого. Ты это говоришь только для того, чтобы помучить меня за то, что я весь вечер смотрел на тебя. Ну да, я смотрел на тебя весь вечер. Твоя красота мучила меня, твоя красота ужасно мучила меня, и я слишком много смотрел на тебя. Но я не буду больше. Не следует смотреть ни на вещи, ни на людей. Следует смотреть только в зеркало, так как зеркало показывает нам одни лишь маски… А! А! Вина! Я хочу пить… Саломея, Саломея, будем друзьями. Посмотри — что же я хотел сказать? Что это было? А! Я, вспомнил!… Саломея! Нет, подойди ближе ко мне. Я боюсь, что иначе ты не слышишь мои слова…. Саломея, ты знаешь моих белых павлинов, моих красивых белых павлинов, которые бродят в саду среди мирт и больших кипарисов. Клювы у них золотые, и зернышки, которые они клюют, тоже золотые, а ноги у них выкрашены пурпуром. Если они кричат, идет дождь, и если они развертывают свои хвосты, на небе показывается луна. Они бродят парами между кипарисами и темными миртами, и у каждого есть раб, который ходит за ним. Иногда они перелетают через деревья, а иногда отдыхают на лужайках и у пруда. На этой земле нет другого царя, у которого были бы такие чудесные птицы, даже у Цезаря нет таких чудесных птиц. Ну, я тебе дам пятьдесят из моих павлинов. Они всегда будут ходить за тобой, и среди них ты будешь как луна в большом белом облаке…. Я дам тебе всех. У меня их только сто, но во всем мире нет царя, у которого были бы такие павлины, как у меня, а я отдам тебе всех. Но только ты должна освободить меня от данного мною слова, и больше не требовать от меня того, что ты потребовала. (Он выпивает кубок вина).
Саломея. Дай мне голову Иоканаана.
Иродиада. Это хорошо сказано, дочь моя! А ты, смешон со своими павлинами.
Ирод. Молчи! Ты постоянно кричишь, ты кричишь, как хищная птица! Не следует так кричать, твой голос терзает меня. Молчи, говорю я тебе! Саломея, — подумай, что ты сделала. Может быть, этот человек послан Богом, я твердо верю, что он послан Богом, он святой человек. Перст Божий коснулся его. Бог говорить страшные вещи его устами. И во дворце и в пустыне, Бог постоянно с ним… Во всяком случае, это возможно. Мы этого не знаем, но возможно, что Бог за него и с ним. Если он умрет, возможно, что со мной случится несчастие. Ибо он сказал, что в тот день, как он умрет, с кем-то случится несчастие. Тут можно разуметь только меня. Вспомни, что я поскользнулся в крови, когда входил сюда. Затем я слышал взмахи крыльев в воздухе, взмахи гигантских крыльев. Это недобрые знамения. И наверно были еще и другие, которых я только не заметил. Что же, Саломея! Ты же не захочешь, чтобы меня постигло несчастье? Ты этого не захочешь? Слушай меня еще.
Саломея. Дай мне голову Иоканаана.
Ирод. Видишь, ты не слушаешь меня. Но успокойся, я, видишь, совсем спокоен. Слушай! У меня здесь спрятаны драгоценности, которых даже твоя мать никогда не видала, драгоценности удивительные. У меня есть ожерелье из четырех рядов жемчужин, и их можно счесть за луны, нанизанные на серебряные лучи. Их можно счесть за пятьдесят лун, нанизанных на одну тонкую золотую нить. Одна царица носила их на белизне слоновой кости, на белизне своей груди. Если ты оденешь их, ты будешь прекрасна, как царица. У меня есть два сорта аметистов, одни черные, как вино, другие — красные, как вино, смешанное с водой. У меня есть желтые топазы, как глаза тигров, и красные топазы, как глаза голубей, и зеленые топазы, как глаза кошек. У меня есть опалы, которые мерцают пламенем совсем холодным, опалы, которые делают души печальными и боятся ночи. У меня есть ониксы, похожие на глазные яблоки мертвой женщины. У меня есть лунные камни, меняющиеся, когда меняется луна, и бледнеющие, когда на них светит солнце. У меня есть сафиры, большие, как яйца, и такие синие, как синие цветы. В них волнуется море, и никогда луна не мутит синевы их волн. У меня есть хризолиты и бериллы, у меня есть хризопазы и рубины, и сардониковые, и гиацинтовые камни, и халцедониты, их все я отдам тебе, да, все, и куплю еще много других. Индийский царь только что прислал мне четыре веера из перьев попугая, и нубийский царь одежду из страусовых перьев. У меня есть кристалл, которого женщины не смеют видеть, молодые же мужчины могут только после того, как их отхлещут плетьми. В ящичке из перламутра у меня есть три великолепные бирюзы. Если их носить на лбу, можно видеть вещи, которые не существуют, а если их зажать в руке, можно сделать женщин бесплодными. Это все сокровища большой ценности, им нет цены. Но это еще не все. В ящике из черного дерева у меня есть два кубка из янтаря, похожие на золотые яблоки. Если врач нальет в эти кубки яд, они будут как серебряные яблоки. В другом ящике, выложенном янтарем, у меня есть сандалии, украшенные стеклом, у меня есть плащи, и браслеты, украшенные карбункулами и нефритами из города Ефрата… Итак, что ты хочешь, Саломея? Скажи мне, что ты пожелаешь, и я дам тебе это. Я дам тебе все, что ты потребуешь, только одного не дам. Я дам тебе все, чем я владею, за исключением одной жизни. Я дам тебе мантию первосвященника. Я дам тебе завесу от Святая Святых.
Иудеи. О! О!
Саломея. Дай мне голову Иоканаана.
Ирод (падая на свой стул). Кто даст ей то, что она требует? Поистине она дитя своей матери. (Первый солдат приближается. Иродиада снимает кольцо смерти с руки тетрарха и дает солдату, который тотчас относить его палачу. У палача пораженный вид). Кто взял мое кольцо? На правой руке у меня было кольцо. Кто выпил мое вино? В моем кубке было вино, — он был полон вином. Кто выпил его? О! я знаю верно, что с кем-нибудь случится несчастье (Палач спускается в водоем). Ах! зачем дал я свое слово? Цари никогда не должны давать слова. Если они его не держать, это ужасно, а держат они его, это также ужасно…
Иродиада. Мне думается, моя дочь поступила правильно.
Ирод. Я уверен, что случится несчастие.
Саломея (наклоняется над водоемом и прислушивается). Ни звука. Я ничего не слышу. Отчего этот человек не кричит? А, если бы кто пытался убить меня, я бы кричала, я бы защищалась, я бы не потерпела этого… Руби, руби, Нааман. Руби, говорю я тебе… Нет, я ничего не слышу, царит ужасное молчание. А! что-то упало, упало на землю. Я слышала, как что-то упало. Это был меч палача. Он трусит, раб! Он уронил свой меч. У него не хватает смелости убить его. Он старая баба, этот раб! Нужно послать солдат. (Она замечает пажа Иродиады и говорит ему). Поди сюда, ты был другом того мертвого, не так ли? Но еще не довольно мертвых. Скажи солдатам, чтобы они спустились вниз и принесли мне то, что я требовала, что мне тетрарх обещал, что принадлежит мне. (Паж отступает, она обращается к солдатам) . Подите сюда, солдаты. Спуститесь в этот водоем и принесите мне голову того человека. (Солдаты отступают). Тетрарх, тетрарх, прикажи твоим солдатам принести мне голову Иоканаана.

(Большая, черная, рука, рука палача, высовывается из водоема, она держит серебряное блюдо с головой Иоканаана. Саломея хватается за блюдо. Ирод закрывает свое лицо плащом. Иродиада улыбается и обмахивается веером. Назареяне становятся на колени и начинают молиться).

A! ты не хотел мне дать поцеловать твой рот, Иоканаан! Ну! я теперь его поцелую. Я укушу его моими зубами, как кусают созревший плод. Да, я теперь буду целовать твой рот, Иоканаан. Я тебе это сказала, не говорила я? Ну, теперь я тебя поцелую… Но отчего ты не смотришь на меня, Иоканаан? Твои глаза, которые были такие страшные, полные огня и презрения, закрыты теперь. Зачем они теперь закрыты? Открой свои глаза! Подними свои веки Иоканаан. Отчего ты не смотришь на меня? Ты боишься меня, Иоканаан, что не хочешь смотреть на меня?… И твой язык, который был как змея, брызжущая ядом, он не движется больше, он ничего не говорит, Иоканаан, эта красная змея, которая обливала меня своим ядом. Это странно, нет? Как это случилось, что мертвая змея больше не движется?.. Ты погнушался мной, Иоканаан, ты оттолкнул меня, ты говорил позорящие меня слова. Ты обращался со мной, как с блудницей, как с потаскушкой, со мной Саломеей, дочерью Иродиады, иудейской царевной! Ну, Иоканаан, я еще вижу, а ты мертв, и твоя голова принадлежит мне, я могу с ней делать, что хочу. Я могу ее бросить собакам и птицам небесным. Что оставят собаки, доклюют птицы… А, Иоканаан, Иоканаан, ты был единственным человеком, которого я любила. Все другие мужчины внушали мне отвращение. Но ты, ты прекрасен. Твое тело было как колонна из слоновой кости на серебряном пьедестале. Это был сад, полный гроздий и серебряных лилий. Это была серебряная башня, украшенная щитами из слоновой кости. Ничего на свете не было белее твоего тела, ничего на свете чернее твоих волос. Во всем мире не было ничего более красного, чем твой рот. Твой голос был сосудом с курениями, испарявшим редкие ароматы, и когда я посмотрела на тебя, я услышала странную музыку. А! Зачем ты не посмотрел на меня, Иоканаан! Своими руками и своими поношениями ты сокрыл лицо свое. Ты держал перед своими глазами повязку того, кто хочет видеть своего Бога. Ну, ты видел его, своего Бога, Иоканаан, но меня, меня… ты никогда не видел. Если бы ты меня увидел, ты бы меня полюбил. Я увидела тебя, и, Иоканаан — и — я полюбила тебя. Ах! Как я тебя любила. Я и теперь люблю тебя, Иоканаан, люблю тебя одного… Я жажду твоей красоты, я алчу твоей любви. И ни вино, ни плоды не могут утолить желания моего. Что мне теперь делать Иоканаан? Ни реки, ни обширные воды не могут потушить моей страсти. Я была царевной, ты погнушался мной, я была девушкой, ты отнял у меня мое девичество, я была целомудренна, ты влил огонь в мои жилы… А! А! Отчего ты не посмотрел на меня, Иоканаан? Если бы ты на меня посмотрел, ты бы меня полюбил. Я хорошо знаю, что ты полюбил бы меня, ибо тайна любви больше, чем тайна смерти. Только на любовь можно смотреть.
Ирод. Она отвратительна, твоя дочь, она в конец отвратительна. Поистине то, что она сделала, есть большое преступление. — Я уверен, что это преступление против какого-нибудь неведомого Бога.
Иродиада. Я одобряю то, что сделала моя дочь и теперь я хочу остаться здесь.
Ирод (поднимаясь). А! Это говорит кровосмесительница. Идем. Я не хочу здесь больше оставаться. Идем, говорю я тебе, я уверен, что разразится несчастие. Манасса, Иесахар, Осия, потушите факелы! Я не хочу ничего больше видеть, я не хочу, чтоб меня что-нибудь видело. Потушите факелы. Закройте луну! Закройте звезды! Скроемся мы сами в нашем дворце, Иродиада. Я начинаю чувствовать страх. (Рабы тушат факелы. Звезды исчезают. Большая туча надвигается на луну и совершенно закрывает ее. Сцена совсем темнеет. Тетрарх начинает подниматься по лестнице).
Голос Саломеи. А! Я поцеловала твой рот, Иоканаан, я поцеловала твой рот. Горечь была на губах твоих — был это вкус крови?…. или, быть может, это был вкус любви. Говорят, что у любви горький вкус…. Но, что же из этого? Что из этого? Я поцеловала твой рот, Иоканаан, я поцеловала твой рот!

(Луч лунного света падает на Саломею и освещает ее).

Ирод (оборачивается и видит Саломею). Убейте эту женщину!

(Солдаты сбегаются и раздавливают своими щитами Саломею, дочь Иродиады, царевну иудейскую.)

Конец

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека