Настоящий номер нашего журнала — это последний номер, составленный и отпечатанный еще при прежней драконовской цензуре павшего правительства — да будет ему вечное проклятие!
Составление этого номера было особенно тяжело… Скрюченные посиневшие когти старых опытных гасителей живой мысли особенно крепко сжали наше горло, будто предчувствуя близкую агонию и кончину свою — неправедную, немирную и глубоко постыдную.
Об усопших говорят: ‘земля им пухом’.
— Осиновый кол им в спину! — благоговейно пожелаем мы.
Теперь — когда вся эта свора шакалов вместе со своим предводителем, мелким, злобным и трусливым ‘венценосным’ деспотом канула в Лету — наше сдавленное страшной цензурной веревкой горло свободно — и читатель вместо хриплого нечленораздельного бормотания услышит смелое, громкое, свободное слово. Всякий мерзавец смело будет назван мерзавцем, и всякому полезному для России гражданину смело и без оглядки воздадим честь и славу.
Да здравствует Святая Русская Революция, да здравствует великая русская армия, товарищи-рабочие и Государственная Дума — эта беззаветно мужественная троица, подарившая нас свободой! Да здравствует Республика!
Целый полноводный океан свободного слова затопил всю Россию, но этот скромный полураздавленный пятой цензуры номер ‘Нового Сатирикона’ ты сохрани на память, Гражданин-читатель! Пусть он своей резкой контрастностью с последующими номерами напоминает тебе о том, в каких муках рождалось и влачило свое существование жалкое, до-свободное печатное слово и как липкий страшный цензурный спрут старался переломать своими щупальцами наши кости и выпивал нашу кровь и мозг.
До следующего номера!
‘Новый Сатирикон’
КОММЕНТАРИИ
Впервые: Новый Сатирикон. 1917. No 10.
Листовка, наклеенная на обложку номера журнала от 2 марта 1917 г. Подписано: ‘Новый Сатирикон’, но авторство Аверченко сомнений не вызывает. Текст набран алым шрифтом и заключен в широкую алую рамку.