Св. ВАСИЛІЙ ВЕЛИКІЙ,
Св. ВАСИЛІЙ ВЕЛИКІЙ,
Архіепископъ Кесаріи Каппадокійскія.
‘Картины русской живописи’, СПб, 1846
Св. Василий Великий, Муравьев Андрей Николаевич, Год: 1846
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Посреди сильныхъ гоненій Аріанскихъ, которымъ въ теченіи полувка противоборствовалъ великій архіепископъ Александріи, Аанасій, явились два новые подвижника, столпы Церкви и сокрушители Аріанства, Василій и Григорій, оба изъ Каппадокіи, связанные узами нжной дружбы. Григорій, сынъ добродтельнаго старца Григорія, избраннаго въ послдствіи епископомъ Назіанза, былъ одаренъ отъ природы чрезвычайными способностями къ наукамъ словеснымъ, и получивъ начальное образованіе въ обихъ Кесаріяхъ и Александріи, отплылъ въ Аины, и основался временно въ столиц просвщенія Греческаго. Тамъ засталъ въ числ учащихся будущаго своего противника и гонителя Іуліана, скоро измнившаго мантію философовъ за порфиру, когда Константій, испуганный смятеніями Галліи, нарекъ его Кесаремъ, чтобы управлять Западомъ. Видя его отвратительную наружность и явное отступленіе отъ Христіанства, Григорій предчувствовалъ въ немъ будущаго врага Церкви, и часто восклицалъ: ‘какое зло питаетъ въ ндрахъ своихъ имперія Римская!— о если бы а былъ ложнымъ пророкомъ!’
Не много спустя посл друга, приплылъ въ Аины и Василій, начавшій свое образованіе въ родственной ему Кесаріи и потомъ въ Царьград.— Онъ происходилъ отъ благородныхъ родителей, области Кесарійской, бывшихъ исповдниками во дни гоненій, благочестивая бабка его Макрина, воспитавшая отрока при себ, сама научилась истинной вр отъ учениковъ чудотворца Неокесарійскаго Григорія, и передала во всей чистот вру сію внукамъ: Василію, Григорію, Петру, которые вс заняли каедры епископскія, и Макрин, старшей сестр ихъ, посвятившей двство свое Богу.— Степенный умъ Василія, который казался старцемъ въ годахъ юношескихъ, направлялъ вс его занятія къ предметамъ боле важнымъ, нежели суетныя распри софистовъ Аинскихъ, и онъ скоро бы оставилъ сей городъ, для него непріязненный, если бы не удерживала его искренняя дружба Григорія, до окончанія положеннаго круга наукъ.
Василій возвратился однако въ Кесарію прежде друга, и тяжъ, отъ философіи человческой, перешелъ къ Божественной, отвергнувъ почести мірскія обративъ вс силы духа на усовершенствованіе внутреннее, въ тихомъ уединеніи и вольной нищет. Первою наставницею служила ему старшая сестра, потомъ великіе отшельники Египетскіе и Палестинскіе, которыхъ постилъ съ жаждою внутренняго образованія, когда пробудился отъ сна житейскаго къ свту Евангельскому, я боле постигъ всю суету временнаго. Отъ нихъ научился онъ побждать свою природу воздержаніемъ, бдніемъ и молитвою, пренебрегать тло для освобожденія духа, и жить какъ бы въ чуждой плоти, являя міру, что значитъ быть здсь истиннымъ странникомъ и гражданиномъ неба. Возвратясь изъ Египта, онъ искалъ въ своемъ краю ближайшихъ руководителей, и прилпился сперва къ Евстаію, епископу Севастійскому, не подозрвая въ немъ заблужденій Аріанскихъ, потому что видлъ только строгое житіе сего мужа и учениковъ его. Потомъ избралъ себ скромное уединеніе на берегахъ рки Ириса, въ области Понтійской, куда удалялась сестра его Макрина, по смерти бабки, чтобы успокоить старость матеря своей Эммеліи, и основала у себя въ дом жалую женскую обитель, по сосдству церкви сорока мучениковъ.
И Григорій поспшилъ оставить Аины, чтобы насладиться въ отечеств обществомъ своего друга, и оставилъ вмст съ тьмою язычества, блага житейскія, для занятій духовныхъ. Изъ пріобртенныхъ имъ наукъ, онъ цнилъ только одно краснорчіе, обращая оное къ назиданію Церкви, и жаждалъ, подобно Василію, посвятить себя житію иноческому: но дряхлость родителей принудила его оставаться еще въ мір, чтобы облегчать имъ заботы домашнія. Однако же, изъ глубины уединенія, непрестанно призывалъ его къ себ Василій, и ихъ дружеская переписка, исполненная веселія душевнаго, осталась врнымъ изображеніемъ ихъ образа мыслей и жизни.— Очаровательно описаніе пустыни Василіевой.
‘Богъ открылъ мн жилище по сердцу, писалъ онъ, такое, о какомъ мы нкогда мечтали на свобод: это высокая гора’ покрытая темнымъ, густымъ лвомъ, орошаемая, съ сверной сторожи, свтлымъ потокомъ, у подошвы ея пространная долина, изобильная ручьями, лсъ ограждаетъ ее отовсюду, какъ крпость, и длаетъ изъ нее почти островъ, два глубокіе оврага раздляютъ ее на дв части, съ одного края низвергается водопадомъ рка, съ другой непроходимая гора заграждаетъ путь, одинъ только есть исходъ, и мы имъ владемъ. Обитель наша на высот, такъ, что вся долина и рка, по ней текущая,— предъ глазами, и отраденъ видъ сей, какъ видъ береговъ Стримона, я не встрчалъ нечего прекрасне, рка питаетъ въ себ множество рыбъ, и благодатныя ея испаренія освжаютъ воздухъ сего очаровательнаго мста. Иной, можетъ быть, восхищался бы разнообразіемъ цвтовъ и пніемъ птицъ, мн же нкогда увлекаться сими временными наслажденіями. Счастливое положеніе края длаетъ его обильнымъ всякими плодами, а для меня самые сладостные — миръ и тишина, по совершенному отдаленію отъ городскаго шума: здсь не встртишь даже путника, разв иногда какой либо ловчій заглянетъ въ нашу пустыню, но намъ не страшны хищные зври, одни только зайцы, козы и олени рзвятся по нашей долин.— Могу ли предпочесть иное мсто сему очаровательному жилищу? Прости мн желаніе мое здсь основаться.’
Но въ другомъ письм, боле важномъ по своему предмету, Василій описывалъ другу ползу уединенія, для усмиренія страстей и утвержденія помысловъ: ‘выдти изъ міра, писалъ онъ, не то значитъ, чтобы удалиться отъ него тломъ, но освободить душу отъ рабства, не имть ни дома, ни семьи, ни близкихъ, ни заботъ, ни имній, забыть все, чему научился отъ человковъ, чтобы приготовить себя къ принятію познаній божественныхъ. Занятіе отшельника есть подражаніе Ангеламъ, въ непрестанной молитв и славословіи: восходитъ ли солнце, и онъ встаетъ для труда, не прерывая умственной молитву, онъ размышляетъ надъ чтеніемъ святыхъ писаній, чтобы пріобрсть добродтель и направить жизнь свою по примру святыхъ, потомъ молитва слдуетъ за чтеніемъ, чтобы сдлать оное дйствительне. Разговоры инока должны быта чужды всякаго суесловія, и спора, скромны, тыхи и привтливы, смиреніе же обнаруживается въ осанк, поступи, потупленномъ взор, самой простой одежд, едва достаточной, чтобы прикрыться отъ холода и, жара, въ пищ надлежитъ искать только удовлетвореніе голода: довольно: хлба и воды съ немногими овощами, но и вкушая ее безъ жадности, надобно размышлять духовно, начиная и оканчивая трапезу молитвою. Изъ двадцати четырехъ часовъ дня, одинъ, только пустъ опредлится, для заботъ тлесныхъ, сонъ же, да будетъ кротокъ, легокъ, и полночь отшельнику должна быть какъ утро для прочихъ, чтобы въ безмолвіи природы, съ большимъ вниманіемъ, размышлялъ онъ, о средствахъ къ очищенію грховъ своихъ и усовершенствованію въ добродтели.’
Письмо сіе служитъ какъ бы сокращеніемъ всхъ правилъ иноческихъ, которыя самъ Василій соблюдалъ въ точности, изнуряя тло постомъ и бдніемъ до такой степени, что въ немъ, казалось, не оставалось боле жизни, онъ спалъ на голой земл, не варилъ себ пищи, употреблялъ сухой хлбъ и овощи, и отъ чрезвычайнаго воздержанія разстроилъ свое слабое здоровье. Наконецъ присоединился къ нему и другъ его Григорій, тамъ наслаждались они непрестанными лишеніями, молились вмст, читали св. писаніе, работали, садили деревья, изскали камни, удобряли землю, и слды ихъ тяжкихъ работъ оставались за ихъ нжныхъ рукахъ. Домъ ихъ не имлъ крыши и дверей, и никогда не подымался изъ него дымъ, оставивъ вс свтскія книги, какими утшались въ молодости, они занялись исключительно истолкователями св. писанія и сами составили книгу подъ именемъ добротолюбія. Жители Неокесарійскіе просили Василія заняться воспитаніемъ ихъ дтей, но онъ отказался и не похвалилъ младшаго своего брата Григорія, за то, что принялъ за себя обязанность, отвлекающую отъ созерцанія въ пустын.— Такъ протекла, въ духовныхъ наслажденіяхъ возвышенной дружбы, жизнь великихъ отшельниковъ.
Скоро собралось къ нимъ множество учениковъ, и Василій написалъ для нихъ многія нравоученія о благочестіи, называемыя аскетическими, которыя и донын служатъ зерцаломъ житія иноческаго, для всего Востока, онъ составилъ ихъ, большею частію, изъ назидательныхъ отрывковъ священнаго писанія. Потомъ Изложилъ еще, въ такъ называемыхъ пространныхъ и краткихъ правилахъ, по вопросамъ и отвтамъ, полный уставъ иноческій, который, по своему совершенству духовному, можетъ быть приспособленъ къ жизни каждаго благочестиваго Христіанина.
Іуліанъ отступникъ, преслдуя Христіанъ въ двухлтнее правленіе, не смлъ однако коснуться бывшихъ своихъ товарищей, помня ихъ обличенія. Оба уже были, противъ своей воли, посвящены въ пресвитеры, но Григорій оставался при дряхломъ отц, а Василій, избгая молвы житейской и зависти своего епископа, укрывался въ своей любимой пустын. Ему предстояло просіять во дни новыхъ Аріанскихъ гоненій Валента, и заступить мсто великаго Аанасія. Григорій, Другъ его и собесдникъ въ пустын, услышавъ о приближеніи Валента къ Кесаріи, вызвалъ отшельника изъ лсовъ Понтійскихъ, примирили съ нимъ епископа Евсевія, прямодушнаго, хотя слабаго сердцемъ, и о твердый оплотъ вры Василіевой, разбились вс льстивыя покушенія Валента, искавшаго склонить именитаго мужа на свою сторону. Аріане бжали изъ Кесаріи, пресвитеръ Василій сдлался правою рукою и единственнымъ совтникомъ своего архипастыря и, подобно Іову, окомъ слпыхъ, ногою хромыхъ, ибо вс странные и убогіе притекали къ его покрову, и въ тяжкую годину голода онъ самъ разносилъ пищу по стогнамъ и устроилъ богадльни для призрнія болящихъ. Отецъ иночествующихъ, которыхъ назидалъ своими правилами, онъ сдлался свтильникомъ и для всего клира, изложивъ на хартіи чинъ божественной литургіи, изустно передаваемый отъ временъ Апостольскихъ, потому что чинъ сей не могъ боле оставаться въ одномъ преданіи устномъ, ради крайняго умноженія пресвитеровъ и для соблюденія онаго отъ неправильныхъ приложеній. Такимъ образомъ, Іерусалимская литургія Іакова, брата Господня, съ нкоторыми сокращеніями и съ изложеніемъ молитвъ, въ боле догматическомъ дух, по нуждамъ времени, сохранилась въ чин богослуженія великаго Василія, который донын неизмнно совершается во всхъ православныхъ церквахъ Востока.
Григорій дружески раздлялъ благочестивыя заботы сотрудника своей юности и служилъ ему утшеніемъ въ скорьби, когда кончина нжно любимой матери повергла Василія на одръ болзни, хотя и самъ Григорій посщенъ былъ смертію брата Кесарія и сестры Горгоніи, онъ оплакалъ ихъ въ надгробныхъ словахъ, которыя сохранили потомству домашнія добродтели его семейства. Но, укрпляя Василія, ревностно содйствовалъ Григорій и престарлому отцу, примиривъ его съ иноками, озлобленными противъ своего пастыря за то, что нкогда подписалъ съ прочими исповданіе Риминійское. Провидніе соблюдало святаго старца, удрученнаго годами и болзнію, за великій подвигъ, и въ самый день Пасхи чудесно возставило съ смертнаго одра, когда вс отчаивались въ его жизни. Внезапно поднялся онъ и совершилъ молитвы въ своей ложниц, сообщаясь духомъ съ паствою, которая торжествовала въ храм свтлое Воскресеніе, а на другой день и самъ уже могъ служить литургію, къ утшенію врныхъ, — подвигомъ же, для котораго призывался свыше, было избраніе Василія на престолъ Кесарійскій.
Евсевій епископъ умеръ, и въ великой митрополіи возобновляйся смуты, бывшія при его насильственномъ постановленіи: областные епископы не могли согласиться между собою въ избраніи ему преемника, въ такую минуту, когда одинъ неудачный выборъ могъ поколебать все православіе Востока, ибо отъ первенствующаго престола Кесарійскаго зависла или принимала примръ большая часть церквей Малой Азіи. Григорій чувствовалъ важность мгновенія, и старецъ ожилъ духомъ, дйствуя какъ юноша. Посланія его, то увщательныя, то укорительныя, ходили по всей области, онъ указывалъ всмъ на Василія, какъ на единственную опору православія, и когда нкоторые епископы отзывались о его тлесной немощи, Григорій обличалъ изъ, что не борецъ, а святитель нуженъ Церкви, и убдилъ благочестиваго Евсевія Самосатскаго придти на соборъ Кесарійскій, чтобы дйствовать въ пользу Василія. Видя, что еще не достаетъ одного голоса для правильнаго избранія, Григорій самъ поднялся съ одра болзненнаго, веллъ нести себя въ городъ, чтобы испустить дыханіе для блага Церкви, взошелъ въ собраніе епископовъ, къ общему ихъ изумленію, повелвалъ, молилъ, наконецъ рукоположилъ Василія и водворивъ его на кафедр, какъ бы обновленный самъ своимъ подвитомъ, возвратился, съ торжествомъ въ Назіанзъ. И тамъ еще онъ одоллъ, кротостію и терпніемъ, недовольныхъ епископовъ, которые возстали противъ него и Василія, на избраніе великаго мужа, докол наконецъ общее удивленіе къ добродтелямъ избраннаго не заглушило частной зависти. При самомъ начал краткаго, осмилтняго своего святительства, Василій показалъ уже, чего могла ожидать отъ него вселенская Церковь.
Скорбя духомъ о упадк и раздорахъ церквей Востока, посл долгихъ гоненій Аріанскихъ, онъ ршился, съ помощію Божіею, водворять въ нихъ миръ, и прежде всего обратился къ великому старцу Аанасію, какъ единственной, никогда не колебавшейся опор православія. ‘Теб, достоуважаемый отецъ, писалъ онъ, подобаетъ оставить по себ памятникъ, тебя достойный, и увнчать послднимъ подвигомъ труды, подъятые за благочестіе, самъ я, неопытный, сокрушаюсь о бдствіяхъ Церкви, какова же должна быть печаль твоя, ибо ты нкогда видлъ союзъ и усердіе врныхъ! Мн кажется, одно намъ средство спасенія съ епископами Запада, если только они примутъ въ насъ участіе, съ тою же ревностію, какую явили у себя, но кто подвигнетъ ихъ на великое дло? Пошли на Западъ избранныхъ мужей твоей Церкви, чтобы изобразить епископамъ ваши страданія и научить ихъ какъ помогать Намъ, будь Самуиломъ всхъ церквей, вникни въ скорбь плачущаго народа, принеси Господу умиротворительныя молитвы и водвори опять тишину, изцли болзнь церкви Антіохійской, какъ врачъ искусный, устроивъ въ ней согласіе врныхъ, и отъ сей главы Востока проліется здравіе по всему тлу.’ Въ такихъ же почтительныхъ выраженіяхъ писалъ Василій и къ епископу Римскому Дамазу.
Возбуждая къ миру епископовъ сосднихъ областей, чтобы дйствовали съ нимъ общими силами, великій Василій трогательно изображалъ свое тяжкое положеніе: вы знаете, что я выставленъ злоб еретиковъ, какъ высокіе утесы ярости волнъ, я удерживаю ихъ бурю и не даю потопитъ того, что за мною. Не къ себ отношу такую твердость, но милости Бога, являющаго силу свою въ немощи человческой, какъ самъ Онъ выразился устами своего Пророка: ‘меня ли не убоитесь, оградившаго пескомъ море?’ — Ничего нтъ слабе и ничтожне песка, однакоже Господь удерживаетъ и смиряетъ имъ неизмримость пучинъ морскихъ. И поелику я слабе песка, вы бы должны были, возлюбленные братія, постить меня въ моей печали и укрпить въ начинаніяхъ, или исправить въ погршностяхъ чтобы въ чемъ не заблудился, какъ свойственно слабости человческій.’
Съ такимъ непритворнымъ смиреніемъ выражался о себ Василій, котораго великій Аанасій называлъ славою Церкви, Григорій же, другъ его, лучшею искрою въ ней горвшею, когда завистники святаго мужа упрекали его за то, что не съ такою будто бы ясностію излагалъ ученіе о Божеств Духа Святаго, съ какою гремлъ о Божеств Сына. Но Василій твердый защитникъ догмата Св. Троицы, подвергся сему нареканію, за снисхожденіе къ послдователямъ Македонія, отъ которыхъ требовалъ только пріятія Никейскаго символа, чтобы не возбуждать новой бури посреди распрей Аріанскихъ. Поощряя друга, пресвитера Григорія, богословствовать о Дух Святомъ, на кафедрахъ своей области, самъ онъ, какъ епископъ старшей митрополіи, боле дйствовалъ, чтобы соединять разрозненныхъ и многочисленное собраніе назидательныхъ его писемъ, ко всмъ Церквамъ и святителямъ Запада и Востока, свидтельствуетъ о его неусыпной ревности.
Когда гоненіе повсюду свирпствовало, не избжалъ онаго, и на святитльскомъ престол, Василій, ибо онъ служилъ опорою и врнымъ представителемъ Церкви вселенской, въ одномъ лиц его слились, своими добродтелями, инокъ, учитель и епископъ, и гонитель Валентъ не могъ оставаться равнодушнымъ докол сіялъ еще такой свтильникъ. Самъ онъ постилъ Кесарію, и великаго мужа потребовали сперва на испытаніе къ епарху царскому Модесту, суровому Аріанину, но Василій отвтствовалъ на вс его угрозы и ласки: ‘общеніе съ Богомъ честне, нежели общеніе съ тобою по мр разстоянія Творца отъ твари, и такова вра Христіанъ, угрозы твои до меня не касаются: ибо что мн и теб?— имніе ли мое возьмешь, — не обогатишь себя и я не обнищаю, да и мало теб пользы въ сихъ ветхихъ одеждахъ и въ нсколькихъ книгахъ, а въ нихъ все мое богатство. Изгнанія не боюсь, ибо земля сія не моя, а Божія, и отечество мое повсюду, о мукахъ не забочусь, — он только приведутъ меня къ желанной цли, ты видишь, на мн почти нтъ тла, одинъ первый ударъ все окончить, и смерть только ускоритъ отшествіе мое къ Богу.’ Изумленный епархъ невольно сознался, что никто еще съ такою смлостію съ нимъ не бесдовалъ: ‘можетъ быть, возразилъ Василій, теб не случалось никогда говорить съ епископомъ: мы во всемъ являемъ кротость и смиреніе, но если кто хочетъ лишить насъ Бога и правды Божіей, мы ради ея все пренебрегаемъ.’ Видя такую твердость, смягчился епархъ и спросилъ: ‘пріятно ли будетъ ему видть Кесаря въ своей церкви?— надлежитъ только для сего выкинуть одно слово, единосущный, изъ символа?’ — ‘Радуюсь видть Кесаря въ церкви ибо радю о спасеніи всякой души, но не позволю измнить ни одной іоты въ символ’ отвчалъ мужественный святитель. ‘Размысли до завтра’, было послднимъ еловомъ Модеста, ‘нын, какъ и завтра, я тотъ же!’ — послднимъ словомъ Василія.
На праздникъ Богоявленія, Кесарь, окруженный стражами, взошелъ въ церковь, гд совершалъ литургію Василій, и сталъ въ толп народа. Когда же услышалъ сладкое пніе ликовъ и увидлъ стройный чинъ божественной службы, священнослужителей боле подобныхъ Ангеламъ, нежели человкамъ, самаго же Василія неподвижнаго предъ алтаремъ, вперившаго умъ свой гор, и со страхомъ обстоявшихъ его пресвитеровъ, — ужаснулся Валентъ, хотлъ подойти къ жертвеннику, во пошатнулся и былъ поддержанъ однимъ изъ діаконовъ. Никто однако не смлъ принять его простору, не зная, желаетъ ли вступить съ нимъ въ общеніе епископъ. Самъ Василій, сострадая къ немощи человческой, принялъ изъ рукъ его принесенный даръ. Въ другой разъ Кесарь пришелъ опять участвовать въ молитв врныхъ, и въ самомъ алтар бесдовалъ долго съ Василіемъ, при друг его Григорі, который не мене Кесаря услажденъ былъ его небесною бесдою.
Съ тхъ поръ смягчилось повсемстно гоненіе, хотя самъ Василій еще дважды ему подвергался. Уже, по проискамъ Аріанъ, испуганныхъ его благимъ вліяніемъ, запряжена была колесница, чтобы везти въ изгнавіе великаго мужа, когда внезапная болзнь, постигшая въ ту же ночь младенца царскаго, заставила Валента прибгнуть къ мольбамъ осужденнаго. Василій сталъ за молитву и исцлилъ, но съ условіемъ, чтобы младенецъ былъ отданъ въ наученіе православнымъ, Кесарь измнилъ слову, и сынъ его, окрещенный Аріанами, опять занемогъ и скончался.— Огорченный отецъ хотлъ снова подписать приговоръ изгнанія, но перо сокрушилось въ рукахъ его, онъ оставилъ въ мир Василія и удалился изъ Кесаріи. Бывшій гонитель Модестъ самъ получилъ также исцленіе молитвами Святителя, и сдлался оттол его искреннимъ другомъ. О другаго епарха, дерзнувшаго возстать противъ святаго, за то что укрылъ благородную вдовицу отъ его насилія, смирилъ кротостію своею Василій. Мучитель веллъ снять съ него мантію для большаго безчестія, Василій же предложилъ ему я хитонъ свой и, грозившему разтерзать его желзными когтьми, спокойно сказалъ: ‘много мн сдлаешь добра, если вырвешь печень мою, которая часто меня безпокоитъ.)’ Между тмъ граждане, узнавъ объ опасности своего пастыря, вооруженною силою пришли спасти его, тогда въ свою чреду принужденъ былъ смириться епархъ, и Василій спасъ его отъ ярости народной.
Другое, тяжкое огорченіе, постигло великаго Святителя: по зависти подчиненныхъ ему епископовъ и особенно Анима Тіанскаго, отняли у него половину анархіи, когда указомъ царскимъ область Каппадокійская раздлилась, и Тіана сравнена была съ Кесаріею. Анимъ утверждалъ, что управленіе духовное должно соображаться съ гражданскимъ, и сталъ мшаться въ дла церковныя, присвоивая себ права архіепископскія и созывая самовольно на областные соборы обольщенныхъ имъ епископовъ, съ своей стороны Василій, чувствуя какое зло можетъ произвести такое неумстное раздленіе, посреди общаго колебанія въ вр, старался всми мрами оградиться отъ притязаній Анеима, выборомъ и умноженіемъ епископовъ своей области. Уже младшій братъ его, Св. Григорій, святительствовалъ въ Нисс Каппадокійской, Василію желательно было рукоположить и знаменитаго друга Григорія въ малый городокъ Сазимы, на рубеж новой церковной области Анима, и съ трудомъ могъ онъ убдить его принять епископскій санъ, Григорій отговаривался жаждою уединенія и непріятностію мста, спорнаго между двумя епархіями, воля Василія, предпочитавшаго благо общественное частной дружб, и воля престарлаго отца превозмогли, но Григорій не могъ вступить въ управленіе своей паствы, по сопротивленію Анеима. Тогда опять, возвратившись въ Назіанзъ, раздлилъ онъ бремя правленія съ столтнимъ родителемъ до его скорой кончины, которую оплакалъ въ присутствіи друга, краснорчиво изобразивъ вс пастырскія и домашнія добродтели благочестиваго старца, въ надгробномъ слов. Утшивъ нсколько своимъ пребываніемъ церковь Назіанзскую, до избранія новаго пастыря, онъ удалился въ пустыню Изаврійскую, искать въ безмолвіи того душевнаго мира, которымъ не давали ему насладиться люди и заботы, но его отшельничество не продолжилось, ибо ему надлежало возсіять скоро на свщник Царяграда.
Расположеніе къ иночеству не оставляло Василія и на каедр епископской, онъ собралъ вокругъ себя монашествующихъ, въ Кесаріи и въ окрестностяхъ, чтобы ихъ примромъ могла назидаться паства, и строго наблюдалъ за исполненіемъ даннаго имъ устава, предупреждавшаго грхопаденія самыми подробностями келейной жизни. Столько же радлъ онъ и о клирикахъ обширной эпархіи, и требовалъ отъ хорепископовъ врнаго списка всхъ низшихъ служителей церкви, иподіаконовъ, чтецовъ, заклинателей, привратниковъ, запрещая принимать ихъ безъ своего согласія, потому, что священники и діаконы иногда позволяли себ избирать ихъ самовольно и тмъ вводили въ клиръ людей недостойныхъ. Такая внимательность пастыря очистила нравы его духовенства, и многіе изъ сосднихъ епископовъ прибгали къ нему просить себ пресвитеровъ и даже преемниковъ на свои каедры, а нищіе и странные стекались со всхъ окрестностей въ обширную богадльню, устроенную имъ на подобіе города, въ предмстіяхъ Кесаріи, долго посл него славилась она подъ именемъ Василіады, гд всякаго рода немощи находили врачеваніе.
Подвизаясь дятельно, не оставлялъ Василій назидать и словомъ, не только свою паству, но и сосднихъ епископовъ, особенно Св. Амфилохія Иконійскаго, связаннаго съ нимъ и съ Григоріемъ узами дружбы, и противъ собственнаго желанія избраннаго народомъ на каедру Иконіи. По его просьб написалъ онъ книгу о Дух Святомъ, въ коей ясно излагалъ исхожденіе божественное отъ Отца и прославленіе съ Сыномъ, и говорилъ о важности преданій, противъ тхъ, которые полагали, что можно основываться въ догматахъ на одномъ священномъ писаніи.
Для Амфилохія изложилъ онъ также, въ трехъ посланіяхъ, признанныхъ каноническими всею Церковію, многія правила покаянія и разршенія падшихъ въ различные грхи, съ опредленіемъ срока эпитиміи, судя по степени вины и раскаянія, и заботился о церквахъ, которыя осиротли во время гоненій. Услышавъ, что Св. Евсевій сосланъ, онъ написалъ утшительное посланіе гражданамъ Самосатскимъ, которые показали столько участія своему пастырю.
Жалуясь на равнодушіе западныхъ, и намекая на неумстное превозношеніе Папы Дамаза, великій святитель упрекалъ и восточныхъ за недостатокъ взаимной любви, или за потворство ереси. Обличительныя письма его къ епископамъ поморскимъ и къ церкви Неокесарійской, вмст съ собственною апологіею противъ Евстаоія, странствовали съ діаконами его по всей малой Азіи, сохраняя общеніе между православными, надъ нимъ сбывались слова псалма: ‘падетъ отъ страны твоя тысяча и тма одесную теб, къ теб же не приближится.’ Казалось Провидніе хранило его только для того, чтобы подъ снію великаго мужа Церкви, дать прейти бур Аріанской, вмст съ ея виновникомъ Валентомъ, которому опредлена была преждевременная кончина.
Мужественный защитникъ Церкви преставился вскор посл Валента, претерпвъ до конца тяжкую бурю и управивъ кормило церковное въ тихую пристань. Когда исповдники стали возвращаться на свои каедры, Василій отошелъ въ небесную родину посреди общаго о немъ плача. Народъ тснился къ его останкамъ, больныя искали исцлиться прикосновеніемъ къ его одежд, какъ нкогда къ Апостольской, рыданія заглушали псни церковныя, язычники и Евреи смшались съ врными. Приближенные его утшались тмъ, что были въ числ его присныхъ, нкоторые старались подражать ему въ одежд, пищ и поступи, въ самой блдности его лица и медленномъ произношеніи. Творенія его читались въ домахъ, и церквахъ, къ назиданію духовныхъ и мірянъ, имъ удивлялись и самые язычники.— Три похвальныя слова произнесены были, въ различное время, въ честь великаго Святителя, знаменитыми мужами Церкви: Ефремомъ Сиряниномъ и двумя близкими его сердцу Григоріями, братомъ и другомъ, безутшными о его преждевременной кончин. Благодарная же Церковь скоро причла Василія къ лику святыхъ своихъ заступниковъ и стала совершать память его блаженной кончины, ибо онъ былъ и при жизни вселенскимъ учителемъ и залогомъ ея мира.