СУДЬБА РЕДКОСТЕЙ
СУДЬБА РЕДКОСТЕЙ
‘МАСОН БЕЗ МАСКИ’
[20 декабря 1932 г.]
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Судьба редкостей, Осоргин Михаил Андреевич, Год: 1932
Время на прочтение: 6 минут(ы)
М. А. Осоргин. Заметки старого книгоеда
Любителям старой книги, не оставляющим мысли о ней и в тяжкие дни, под любыми широтами и долготами, задам загадку:
— Делается ли от течения времени редкая книга еще более редкой, или же случается и наоборот?
Для всего мира ответ прост, для нашей страны — весьма спорен и сложен.
Кажется — о чем говорить? По-настоящему редкой книжицы все экземпляры на счету, а время — самый страшный книжный червь. Иная погибнет в пожаре, другую уничтожит наводнение, третью — случай, четвертую — злая воля, а еще иная просто истлеет от времени, хотя бы и в наилучшем шкапу.
Переиздание ценной книги, хотя бы самое любовное и фотолитографическое, как преискусно было переиздано ‘Остромирово евангелие’ спустя восемь с половиной веков,— ничего не убавляет в ценности и редкости оригинала.
Но вот что случается и что случилось у нас.
В бурные российские дни погибло много редких и драгоценных книг. Сам слыхал и видал, как плавали такие книги в затопленных погребах и как по былым помещичьим деревням мальчики играли в бабки, взяв вместо битка гладкий кожаный томик осьмнадцатого века. И было еще такое учреждение ‘Правбум’, которое перемалывало что угодно на бумагу, будь то макулатура или будь то великая книжная драгоценность. Синодик погибших славных библиотек, начатый С. Р. Минцловым1, продолженный Ленинградским обществом библиофилов2, и по сю пору не закончен.
И в то же самое время выплыло на свет божий и на рынок, сначала на вольный, потом — на казенный, столько чудес, покоившихся по городам и весям, неописанных и неописуемых, что убыль покрылась с избытком. Все прежние подсчеты книголюбов и книгоедов оказались неверными. Потянулись книги с чердаков и с полочек, из усадеб и домов, из городов и весей, в солидной коже и в трепаном виде, с невиданным раньше экслибрисом и рыжей чернильной пометкой, кому ‘сея книга принадлежит’.
И случилось, что иная редкость, сущий уникум, отыскала своего братца, а то и целую семейку близнецов. Часть пошла в большие книгохранилища, другая часть поступила на предмет нового разбазаривания. И теперь, в превосходных каталогах ‘Международной книги’, выходящих еженедельно, мы находим то, о чем раньше и не мечтали. Теперь это все идет для продажи за границу, но книге все равно где быть, только бы не теряться в забвенье, не гнить от незнанья и небреженья. Долетает и сюда к нам иная бывшая великая редкость, ищет любителя, слоняется из рук в руки, заглядывает на публичные продажи и успокаивается на полочках истинных книголюбов. Может быть, здесь и останется, а может быть, со временем вернется домой.
Как на самый яркий пример, укажу на книги мистические и масонские времен Екатерины и Александра Первого. Казалось раньше, что все они были на счету и редкостны вне сомненья. Редкими они остались и теперь, но счет их сильно изменился. Сейчас любитель, при достаточных средствах, может за один год собрать их столько, сколько раньше не собрал бы и за двадцать лет.
Укажу для примера на книгу ‘Магазин свободно-каменщической, содержащий в себе: Речи, говоренные в собраниях, песни, письма, разговоры и другие разные краткие писания, стихами и прозою3‘. Изданная всего в 600 экземплярах, она в продаже никогда не была: раздавалась только вступившим в братство в некоторых ложах. Роздано было немного, а все остатки были конфискованы и сожжены. Больше ста лет тому назад славной памяти Василий Сопиков, наших библиографов отец и дядька, называл ее книгой редкой, позднейшие исследования в один голос называли редчайшей.
Стоя около книги пять лет уже в советские времена, пропустив мимо себя десятки, а то и сотни тысяч книг всякого рода, ни разу этой книги я не видал, хотя хорошо знал ее по описаниям и Губерти, и Геннади, и Лонгинова4, и Бурцева, и Березина-Ширяева.
И вот года два тому назад увидал я эту книгу в каталоге одного европейского торговца, воспылал, подсчитал в кармане — и выписал. А в ответ получил: ‘Книга продана, постараюсь найти другой экземпляр’. Поплакал: где же другой достанешь! А месяца через два книгу действительно получил, за цену весьма почтенную, и подумал: ‘Ту же самую, разбойник, перекупил и продал мне втридорога!’ А с той поры ту же книгу, из редких редкую, уже дважды вновь видел в разных каталогах. Вот тебе и великая редкость!
Менее редка книга ‘Апология’5, однако радовался, купив ее за пятнадцать долларов наличной монетой. Ныне частенько вижу в советских каталогах, и цена ей в десять раз меньше, опять — обида!.. Правда, моя печатана в типографии Н. Рассказова, а не в опухинской, как у других, но ведь мы-то, старые волки, знаем, как это делалось, все же горжусь хоть этим.
За пять рублей, конечно валютой, идут ‘Братские увещания’6 Седдага, за грош — ‘Хризомандер’7. До чего же это дойдет, товарищи! А почем у вас мыло? Пареная репа почем на базаре? Ведь этак, пожалуй, отыщется и книга ‘Магикон’, кой-кем серьезно отмеченная, но никогда печати не видавшая, отыщется — и пойдет за полпары башмаков в лучшем случае.
Смотрю на свои малые полочки, считаю сдачу на прачкином счете и думаю: если бы да я не курил, да если бы не ел досыта, да если бы не мировой кризис, да если бы не термы, да еще бы разные ‘если бы’,— полок бы не хватило, и стен бы не было видно, и пришел бы казенный инженер и сказал: ‘Господин, освободите квартиру, а то пол провалится’.
Среди книг мистических, масонских и противумасонских, имевших столь много любителей и собирателей, редкими считались и остались, между прочими, две, на которые имею счастье дома у себя любоваться.
Одна — нынешнему читателю малоинтересная: ‘Святого отца нашего Иоанна Златоуста архиепископа константинопольского книга о девстве’, купленная мною в Париже по случаю по цене бросовой — два месяца подписки на ‘Возрождение’, ежели, конечно, кому хочется подписываться. В сей книге показывается, что не всякая дева есть дева. Так, например, ‘еретических дев я никогда девами именовати не могу, во-первых, яко оне не суть чисти, второе, яко оне, гнушаяся супружеством, удаляются от брака: почему беззаконным оное поставляя быти делом, упредительно сами себе девства мзду отъемлют. Ибо от злых дел уклоняющимся не достойно есть увенчеваемым быти, но точию от казни освободится могут таковые’.
Как попала такая книга в Париж — уму непостижимо. Издана она в 1783 году Н. Новиковым, а в 1816 году ее купил неизвестный мне Марк Морозов, -тут же и подписавший чернилами, что книге возраст 33 года! Очевидно, это мистическое число его очень поразило.
Другая же прелюбопытная книжечка противумасонская называется ‘Масон без маски, или Подлинные таинства масонские, изданные со многими подробностями, точно и беспристрастно. Спб., 1784’.
О ней только и известно, что перевел ее с английского некий Иван Иванович Соц8, но английского такого издания мы пока не знаем. Она издана в самую пору расцвета просветительной деятельности той общественной группы, которую неправильно называли ‘мартинистами’. Екатерина их недолюбливала, писала против них книжки и комедии и другим то же поручала. Возможно, что и книга ‘Масон без маски’ была издана с ее благословения, хотя любопытно, что предатель масонских тайн выставляет себя в этой книжке в весьма невыгодном свете, а самые ‘тайны’ излагает старательно и без особого вздора, так что книга могла не только вызвать интерес к масонству, но и служить некоторым пособием для прозелитов9.
А вот и его предисловие:
‘Господа масоны! Я беглец, оставивший братство ваше и вашу работу, дабы быть по-прежнему профаном. Свет, коим вы меня озарили, не должен быть всегда под спудом и в рассуждении прочих ближних наших, но время уже просветить оным и их очи. Позвольте мне, государи мои, разогнать ныне густой их мрак и представить им в ясности ваши таинства. Не взропщите на меня за сие и одобрите сами мое намерение, ибо я хочу оказать услугу многим благонамеренным сочленам вашего общества и тем, кои оному не причастны. Добродетели ваши, государи мои, должны быть известны всем, и вы не имеете никакого на оные исключительного права. Пороки же, произведенные злоупотреблением странных таинств ваших, могут навсегда остаться в сердцах ревностных членов вашего вольнокаменщичьего общества. Многие из вас станут, может быть, порицать меня в вероломстве, несоблюдении торжественного обета своего и нарушении священной клятвы своей, но в том и совесть моя и все добродушные люди совершенно меня оправдают. Обязательство свободное есть поистине священное, но учиненное при обнаженных мечах и посреди храма ужаса есть не что иное, как поругание клятвы и жертва единого только коварства и легковерия. Я есмь, государи мои, усердный таинств ваших предатель H. H.’
Однако в дальнейшем ‘предатель тайны’ обстоятельно описывает ритуал принятия его ‘аппрантивом’, называя его шуткой и пустяками, это не помешало ему пройти три степени масонства с полной серьезностью, а уйдя, он жалел больше всего о десяти гинеях, взятых с него в благотворительный фонд. Всего он пробыл в братстве четырнадцать лет (во Франции, Англии и Голландии), причем ничего дурного видеть не удосужился, в чем и признается: ‘Больше ничего не видел, как то, что тут описал, естьли бы видел больше, то бы также объявил’.
То, что он описал, ныне общеизвестно и можно найти в общей литературе, да и раньше никакой особой тайны не представляло. Что же касается самого масонского учения, то ‘предатель тайны’ откровенно признается:
‘Ничего нет лучше масонской системы, и основатель оной заслуживает бессмертную славу. Я думаю, что он был англичанин, по крайней мере, он должен быть англичанин для того, что никому так не свойственно, как сему народу, поставлять человека в равенстве с человеком и отдавать человечеству достодолжное почтение…’ ‘Он усмотрел, что все люди равны и что ничего недостает к их благополучию, как токмо чтобы они сами хотели оного достигнуть чрез взаимную и искреннюю любовь’. ‘Сей человек, коему должно приписывать по справедливости бессмертие, имел просвещенный разум и чистое сердце’.
Таким образом, ‘предатель тайны’ протестует только против того, что братство вольных каменщиков остается тайным, в то время как нет в этом никакой надобности ‘…в земле, какова есть Англия и почти вся северная часть Европы, где представлена всем полная и совершенная свобода ко изъяснению мыслей своих и где давно уже не страждет никто за произвольную игру слов, устами его произнесенных’.
А спустя два года по выходе в Москве сей книжечки, волею императрицы, издание ее благословившей, христианнейшие писания русских ‘мартинистов’ были сожжены и Новиков заключен в Шлиссельбурге кую крепость. Так что автор ‘Масона без маски’ мог почесать затылок и сообразить:
— Это тебе, брат, не Англия!
ПН, 1932, No 4290, 20 дек.
1 Имеется в виду работа писателя и библиофила С. Р. Минцлова (1870—1933) ‘Синодик библиотек, архивов и коллекций, погибших во время великой войны и революции’. Она опубликована во ‘Временнике общества друзей русской книги’ (Париж, 1925, вып. 1, с. 43—51) и издана тогда же отдельным оттиском (тир. 100 экз.). Указатель грешит неточностью.
2 В ‘Альманахе библиофила’ (Л., 1929, с. 165—200) помещен труд Ф. Г. Шилова (1879—1962) ‘Судьбы некоторых книжных собраний за последние 10 лет (опыт обзора)’.
3 Книга издана в Москве в 1784 г.
4 Лонгинов M. H. (1823—1875) — историк, библиограф.
5 ‘Апология, или Защищение Ордена вольных каменщиков…’ (М., 1784).
6 Книга Станислава Эли (‘Брат Седдаг’ — его псевдоним) ‘Братские увещания к некоторым братиям свободным каменщикам’ вышла в Москве в 1784 г.
7 ‘Хризомандер, аллегорическая и сатирическая повесть различного, весьма важного содержания’ (М., 1783).
8 Автором книги ‘Масон без маски’ является Томас Уилсон, правильное имя переводчика — Соц Иван Васильевич.
9 Прозелит — новый горячий приверженец чего-либо.