О СТЕПЕНИ ИНТЕРЕСА
О СТЕПЕНИ ИНТЕРЕСА
ИСТОРИЯ БЛОХИ
ОПИСАНИЕ ВШИ
ОПИСАНИЕ КУРИЦЫ
О ПРИЛИЧЕСТВУЮЩЕМ СЛОГЕ
[4 декабря 1928 г.]
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
О степени интереса, Осоргин Михаил Андреевич, Год: 1928
Время на прочтение: 6 минут(ы)
М. А. Осоргин. Заметки старого книгоеда
Многие нас, книголюбов, считают за людей узкого интереса, каковы, например, собиратели марок или играющие в шахматы. Но это неправильно, потому что настоящего книголюба интересует всякая область, лишь бы была книга замечательна. И уж тогда нас от книжки не оторвешь: и читаем от доски до доски, и старую печать нюхаем, и обложку гладим любовно, и если что написано прежним ее читателем на полях, и какой экслибрис,— всё нам дорого и поистине умиляет. Иной раз даже осторожно вскроешь ножичком картон переплета, нет ли там чего, какой старой рукописи, пущенной на выделку корешка, и обязательно смотришь на свет водяные знаки.
Но конечно, не ищем в книжке политики или борьбы предрассудков, и самое направление нам безразлично, совершенно не в этом интерес. Главное — искусство печатания и редкостность. Тут уж смотришь, какая у книги была история и что в ней занимало современников. И потому никакой предмет нам не чужд и не низок, о чем бы в книжке не содержалось.
Так, например, расскажу содержание трех книжек великой редкости, а именно: ‘История блохи’, ‘Описание вши’, а также ‘Описание курицы, имеющей в профиле фигуру человека’, очень при том сожалея, что нельзя приложить воспроизведения любопытных рисунков.
Книжечка ‘История блохи, содержащая в себе весьма любопытные наблюдения над сим насекомым’1, написанная г. Бертолотто, знаменитым блох дрессировщиком, отличается исключительной редкостью и ненаходимостью в продаже и библиотеках, а, казалось бы, между тем необходимо переиздать, по близкой важности для всякого, главное для женщин и детей, особенно охотно кусаемых данным животным, о чем свидетельствует автор нашей книги, знаток несомненный.
Мы узнаём не только о талантливости блох, искусство которых, при правильном воспитании, передается из поколения в поколение, но и о своеобразной, присущей им красоте. В то время как самец черного цвета, с волосатыми ногами и в микроскоп довольно отвратителен,— самочки ихние, по свидетельству автора книги, ‘…цветом, красою форм и стройностью сложения по справедливости заслуживают названия прекрасного пола’. О чем дамам, полагаю, услыхать очень приятно <,…>,
Не без справедливого основания говорит автор этой книжечки, переведенной с французского на русский язык Ф. Каржавиным2 в 1789 году:
‘Люди, учением просвещенные, не довольствуются описанием слона или носорога, но, исследуя с помощью увеличительных стекол самые тайности естества, находят и в тех насекомых, которых мы гнусными почитаем, неоспоримые доказательства силы, премудрости и величества Создателя всего мира’.
И не без сожаления о грубости человеческой упоминает он далее, что ‘простой народ бьет беспощадно сие удивления нашего достойное творение, к которому император Иулиан был настолько милостив, что он впускал вошь себе в бороду из жалости, когда она сваливалась с его головы’.
Такое историческое напоминание лишний раз нам свидетельствует о грубости, происшедшей с тех пор в человеческих нравах, так как несомненно, что в наше время ни один из остающихся у дел императоров и даже президентов республик ничего подобного не сделает не только с вредным насекомым, но даже и с любым из подданных.
Узнаем мы из той же книжечки, что вошь, называемая по-латыни Педикулус, а по-французски Пу, отнюдь не всем внушает отвращение, у некоторых же, напротив, пробуждает аппетит. Так, например, ‘не только обезьяны, но и арапы, также и многие индейские и другие простые народы американские, которых я 12 лет видел, охотно вшей кладут на зуб и едят’. В каковом свидетельстве автору можно вполне довериться, раз многие кушают с удовольствием и с лимоном устриц и эскаргонов, животных значительно большего размера и очень склизких, запивая вином Анжу и даже похваливая за вкус.
В той же книжечке есть, между прочим, кошачий ус в разрезе и изображение под микроскопом волос человеческого тела, как мужских, так и женских, как у народов, просвещенных парламентом, так и у простых арапов.
Сама же описанная книжечка чрезвычайно редка и ценна, хоть в ней всего 20 страниц печати, а стоила она до революции от 100 до 300 рублей, и самим Сопиковым названа ‘прередкой’3.
И вот, наконец, позвольте любителям книжной редкости порекомендовать еще книжечку профессора Фишера, изданную им в 1815 году под названием ‘Описание курицы, имеющей в профиле фигуру человека, с присовокуплением некоторых наблюдений и ея изображения’.
Подлинная курица найдена была в Тульской губернии в Белевском округе и прислана в императорский Московский университет его превосходительством г-ном тульским гражданским губернатором, тайным советником, ордена святыя Анны 1-го класса и разных других кавалером Николаем Ивановичем Богдановым. Книга же о ней посвящена людям, ‘которые любят размышлять об уклонениях природы’, к каковым решаюсь причислить и читателей.
Скажу прямо: судя по рисунку — страшен и непонятен вид сей курицы, имевшей нос, подбородок с бородой, бакены, ушки и даже высунутый язык,— клюва же совсем не имевшей!
Больше всего эта курица любила есть белый хлеб со сливками, но не отказывалась и от сыра. ‘Будучи в комнате на окне,— говорит описатель,— и видя летящих ворон, при каждом их движении курица нагибается и от страха разевает рот’.
До изумительности курица походила на человеческую старуху и ‘сходство сие становилось тем поразительнее, чем пристальнее и в продолжение нескольких секунд смотришь на сию странную профиль, особливо когда курица жует’.
Описатель курицы, предчувствуя, что образованный человек может обидеться на такое сходство с ним курицы, предупреждает, что подобные явления часто случаются и обижаться не на что. Так, например, существует выражение ‘орлиный нос’, которое ‘означает сходство носа с клювом, чем никто не оскорбляется’. У данной же курицы нос, в сущности, даже и не настоящий нос, как у нас, сосцекормящих, а только протяжение головного гребня, хотя и с ноздрями, впрочем, ноздри поменьше, а правая как бы и совсем закрыта. Другие же от нас отличия заключаются у курицы в том, что на правой ноге у нее один палец без ногтя, а на левой совсем нет двух ногтей.
‘Особенная фигура этой курицы не предзнаменует ли чего-нибудь сверхъестественного?’ — спрашивает профессор Фишер. И отвечает справедливо: ‘Совсем ничего’. Ибо такие случаи бывали и раньше, как даже цыпленок о четырех лапах и с признаками четырех крыльев, доставленный его превосходительством Николаем Сергеевичем Всеволожским, другого такого же прислал его превосходительство Павел Иванович Голенищев-Кутузов.
Настоящие примеры, по-моему, достаточно убедительны, так как нельзя предположить участие сверхъестественной силы наряду с действиями тульского гражданского губернатора и других особ четвертого класса4 и кавалеров разных орденов…
При книжечке имеются приложения изображения курицы в профиль, в фас, а также зевающей, как бы при чтении газетной статьи, чем достигается полное сходство ее с интеллигентным читателем.
Книжка сия редка и любителям недоступна, поэтому и позволил себе с нею ознакомить любителей размышлять об уклонениях природы5.
Упомянутые книжечки никаким особым слогом не отличаются, будучи писаны почти нашим нынешним языком. Любителям же хорошего старинного стиля, а кстати и по поводу недавних литературных событий, приведу здесь найденные мною примеры, как изъявлять преданность и благодарность высоким особам по случаю оказанной ими милости. Читая же подобные изъявления чувств в местной газете, думал я, насколько забыта прежняя изысканность и не удается нынешнему писателю подняться на должную высоту. Пишут просто, что вы-де наш покровитель литературы и что цвета ленты пожалованных нам орденов нам вполне нравятся, между тем можно бы выразить это словами, более к случаю подходящими и отвечающими высокому положению адресата, как то и делали Василий Тредьяковский, в особенности же известный переводчик Сергей Волчков6, секретарь канцелярии Академии наук, стараниями которого увидали свет такие книги, как ‘Грациан придворный человек’ (редчайшая, обладанием которой горжусь), ‘Флоринова экономия’, ‘Житие и дела Марка Аврелия Антонина’7 и многие другие, времен императрицы Анны Иоанновны и последующего царствования.
Тоже и ему приходилось испытать одобрение особ высоких, и вот как писал он, отчасти принося благодарность, отчасти же уповая и на продолжение высочайших милостей, в предисловии к книге ‘Грациан…’:
‘С каким глубочайшим респектом сей убогой труд… мною нижайшим в прошлом 1735 году поднесен, с тем же самым и еще более преискреннейшим благоговением приемлю дерзновение и к Вашего Императорского Величества стопам во вседолжнейшем подобострастии оною нисположить, а ко оным и самого себя повергая, всенижайше прошу сие раболепнейшее мое приношение с природным Вашего Императорского Величества милосердием, всемилостивейше восприять, что за неизреченную радость и за крайнее благополучие своей жизни, со всеглубочайшим подобострастием почитать не перестану, Вашего Императорского Величества всеподданнейший последний раб Сергей Волчков’.
Ежели же писатель, не довольствуясь оказанными знаками высокого внимания, рассчитывает на милость и в дальнейшем, то прилично, послав полное собрание своих сочинений, в посвящении к нему прибавлять намек, что, дескать, ‘…всем усердием служащий, но в непрерывной нищете пресмыкающийся сирой дворянин, с семерыми детьми (из того числа трое сыновей все на службе), самого себя и с робятишки своими к монаршим Вашего Императорского Величества стопам всераболепно повергает всеподданнейший, всеуниженный раб’,— и дальше подпись и указание библиографии напечатанных трудов <,…>,
Настоящие же цитаты привожу лишь к примеру, на случай, что могут быть использованы в дальнейших статьях лиц, кавалерами разных орденов состоящих.
Ибо, как ни далеко зашел наш современный прогресс стиля и благородных чувств,— все же есть чему поучиться у авторов старых, опытных в приличествующем слоге! Я же, по книголюбию моему, всегда готов помочь нуждающимся примерами из книг скромной моей библиотеки, в чем прошу не стесняться и даже обращаться с прямым требованием, удовлетворить которое сочтет приятнейшим своим долгом всенижайший и всеуниженный раб читателя, преисполненный смирения и лучших чувств, вышестоящих строк написатель.
ПН, 1928, No 2813, 4 дек.
1 Книга Бертолотто (перевод с французского) вышла в Москве в 1839 г.
2 Каржавин Ф. В. (1745—1812) — литератор, ученый.
3 Полное название книги см.: Б[ерезин] Н.[И.] Русские книжные редкости: Опыт библиографического описания редких книг с указанием их ценности. М., 1902, [ч. I], с. 103, No 408.
4 Имеется в виду дореволюционная иерархическая ‘Табель о рангах’, в которой чины разделялись на 14 классов.
5 Эпизод с приобретением в книжной лавке ‘Описания курицы’ М. А. Осоргин включил в свой роман ‘Сивцев Вражек’ (Париж, 1929, 2-е изд., с. 206—209).
6 Волчков С. С. (1707—1773) — один из самых плодовитых переводчиков в XVIII в.
7 М. А. Осоргин упоминает здесь переведенные С. С. Волчковым книги (приводим данные о первых изданиях): Грасиан-и-Моралес Б. Грациан придворный человек (Спб., 1741), ‘Флоринова экономна’ (Спб., 1738), ‘Житие и дела Марка Аврелия Антонина, цесаря римского…’ (Спб., 1740).