СКОЛЬ МНОГО НЫНЕ ИЗДАЕТСЯ!
СКОЛЬ МНОГО НЫНЕ ИЗДАЕТСЯ!
ЧЕТЫРЕСТА И ТРИСТА ЛЕТ НАЗАД
ДВЕСТИ ЛЕТ НАЗАД
ПОЛТОРАСТА ЛЕТ НАЗАД
[3 марта 1930 г.]
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Сколь много ныне издается!, Осоргин Михаил Андреевич, Год: 1930
Время на прочтение: 6 минут(ы)
М. А. Осоргин. Заметки старого книгоеда
В неделю дважды, а то и более обхожу русские книжные лавки, любопытствуя пыльными полочками, на которые другой и не заглянет. Но только больше попусту, потому что настоящей старинной книжки, сердцу близкой, найти не удается. Нынче стали называть антиквариатом не только девятнадцатый, а и текущий век, особенно довоенное. ‘Вот,— говорит,— глазуновский Тургенев!1‘ — или же: ‘Пожалуйте — Грабаря пять томов, а один сгорел2‘,— так разве это антиквариат или какая редкость?
Конечно, у нас взгляд особый. Но иной раз, походя, заглянем и на стол с новыми произведениями. До чего много печатают в нынешнем году! И романы, и повести, и по вопросам, и даже журналы казачий и морской. Выдался год очень плодовитый, если судить по началу, и немало авторов и авторш совершенно новых.
Конечно, о дамских книжках пишут в газетах хорошо и вежливо, чтобы не обидеть и сделать приятное, ну, а с мужчинами, особенно молодыми, построже и с нужным внушением.
У нас же, говорю, взгляд особый: какова внешность, любовно издана книжка или только коммерчески? И наши впечатления, нужно сознаться, полны грусти и обиды. В Белграде, например, издают русских писателей в весьма неряшливых обложках, где синим по белому напутано шесть шрифтов, друг к другу не подошедших, верхнее поле зарезано, а букв заглавных, ни обложке, ни титулу не полагающихся, наставлено столько, что вся книга переваливается на левый бок. Или, например, в почтенном новом издательстве… ставят на обложке краску странной бледности, о которой через годик не останется и памяти, иной же раз, например на книжке молодой авторши Галины Кузнецовой3, не проставлены внизу обложки вторые кавычки. Нам, книголюбам, это весьма заметно и большой удар. А также нельзя с рисованным клише соединять непохожий шрифт набора, тем портя титул. Отчего бы не последить?
Да, в нынешнем году любителю нового есть что почитать!
И вот невольно мы задумываемся: а каково было сто лет назад? Или каково двести? Или же — триста? Переберешь в памяти юбилейные даты — и нарисуешь себе картину, к каковой и приступим.
По-нашему, сто лет для книги — давность незаметная, двести — уже много, а триста лет для русской книги — прямо седая древность или же, наоборот, невинное младенчество.
В лето по Христе 1630 вышло на русском, конечно церковном, языке ни мало ни много — семь книг: ‘Антидот’, ‘Имиология’, ‘Верше’, ‘Служебник’, ‘Апостол’ да два ‘Октоиха’,— в Киеве, во Львове и в Москве4. Из них истинным праздником было появление ‘Октоиха, сиречь осьмогласника’, потому что был он отпечатан в новой типографии, выстроенной во Львове, взамен типографии сгоревшей. Так и сказано: ‘Сподвигохомся на дело сие честное, дабы огнем падшуюся типографию паки воздвигнути, еже и со мнозем трудом и иждивением сосуд сей, яко многочестный возставихом’. Но книга была не нова, так как за тридцать пять лет перед этим был напечатан в Москве ‘Октоих’ Андроником Тимофеевым, сыном Невежею. Зато эта книга была ‘с фигурами’.
Не нова была и книга ‘Апостол’ с лицевыми фигурами, изданная в Москве в 1630 году. А вот первый ‘Апостол’, переведенный с вулгаты (с латинского языка) доктором Франциском Скориною из Полоцка, был действительно замечателен. Издан он был в Вильне четыреста пять лет тому назад (1525), и только два экземпляра его имеются на свете5.
Эта книга была прекрасна! Первый ее лист начат и закончен был червлеными буквами, и перед каждым деянием и посланием, перед каждой главой изложено содержание прекрасными словами. Тоже и в конце глав знаменитый переводчик, ‘в лекарстве и в науках вызволенных (свободных) доктор’, непременно от себя прибавлял, что книга эта ‘в славном месте Виленском выложена и вытиснена. Працею и великою пилъностью доктора Франциска Скорины, с Полоцка’. И читателю сделаны все указания: ‘Иметь пак всей книзе мой любимый приятелю, хтож будеши ея чести. Зачала каждаго послания черным вызнаменованы’, а также: ‘Ктому и светки по страницах, яко одно писмо на другое свидетельствует и воедино ся згожают, чорным исправлены роздельне узриши’.
Конечно, нынешний типограф (только никак не русский в Париже!) может издать книгу во сколько хочешь красок и любого размера, но той любви, как вкладывали ране в друкарное дело, более уже нет, и никогда та любовь не вернется, была она делом жизни и залогом вечного спасения и прощения человеческих грехов. И счастьем жизни самого друкар и радостью читателя!
Ровно двести лет тому назад, в апреле месяце 1730 года, получил усердный подписчик 36-ю книжку ‘Камерфурьерскаго журнала’, как …получил сегодня номер ‘Последних новостей’ с настоящими строчками. Этот номер ‘Камер-фурьерскаго журнала’ был в своем роде замечателен, так как было в нем не только 72 страницы описания коронации Анны Иоанновны, но и приложен был ценнейший альбом гравюр, исполненных отличными художниками и мастерами. Из всех номеров этот был, пожалуй, самый ценный, сейчас его не найти ни за какие деньги.
Вообще же в те годы литература была скучновата, на любителя. Еще можно было для развлечения читать ‘Календарь’, либо ‘исторический и генеалогический’, вышедший в том же году в Санкт-Петербурге, либо изданный Корвеном-Квасовским в Кенигсберге. Первый был, пожалуй, интереснее, в нем можно было прочитать, что, ‘когда воздух легок становится, тогда комары высоко летати не могут’, и ‘когда ластовицы купаются, тогда дождь или мрачная погода будут последовать’. Что же касается предсказаний политических, то от них тогдашний календарь, не в пример изданиям нынешним, прямо отказался, признав их невозможными. Стоил такой календарь в простом переплете 12 копеек, а с прокладной бумагой — 18. Были к нему приложены картинки: катанье по льду реки Невы на коньках и на санях с лошадью без дуги, а на второй — та же Нева, но только с кораблями.
Что касается других книг тех времен, то были они не по нашему серьезны. Например, ‘Флоринова экономия’ в девяти книгах, либо же приятная тогдашним вольным каменщикам книга — ‘Химическая псалтырь, или Философические правила о камне мудрых’6, написанная Фил. Авр. Феофрастом Парацельсом, чтобы ‘…показать не столько глупцам, сколько разумным любителям истинной природы основные правила, посредством которых они могли бы построить замки прочные и вернее воздушных’.
В те же годы вышел ‘Указ сената о волшебниках’ — книга прередкая.
Но вот прошло еще пятьдесят лет — и стала литература гораздо веселее. Вошел в моду господин Вольтер, и вышла его книга ‘Набат для разбужения королей’. Под стать скептическому времени оказалась и философия китайская, отраженная в юбилейной для нас книге (1780) ‘Описание жизни Конфуция, китайских философов начальника’. Из нее прилежный читатель почерпал, что ‘добродетель состоит в посредственности или средине употребления оной’ и что ‘подлый народ и женщины удобопреклонны к неистовству’. В те же годы распевали песенки из комических опер, в том числе из оперы ‘Февей’, лишь к этому времени напечатанной, где были строки:
Как взору ты предстала,
Ах, что я ощущал!
Ты сердцем обладала,
Я взор твой обожал,
Я в сладком упованьи
Любил и воздыхал
И страстные желанья
В надежду обращал.
Умились, согласись
И сама любить склонись!
Но шутки шутками, а тогда же (1780) вышла и книга, имевшая на долгие времена впредь весьма заметное влияние и укрепившая уважение к английской конституции, а именно: ‘Истолкования аглинских законов Г. Блакстона’, напечатанная в типографии Новикова. И было ее влияние настолько сильно, что даже ста годами позже пел Николай Александрович Добролюбов устами поэта Конрада Лилиеншвагера в журнале ‘Свисток’:
Я подумал о том, как в Британии
Уважаются свято законы,
И в груди закипели рыдания,
Раздались мои громкие стоны…
Да, что греха таить — и в наши дни немало есть правдомыслящих, кои, читая об аглинском парламенте, складывают ручки наподобие молящегося дитяти. Таково великое влияние вышеуказанной юбилейной книжки!
ПОБЛИЖЕ К НАМ — СТО ЛЕТ
Тут стало выходить книг столь много, а газетного пространства у меня осталось так мало, что не знаю что и упомянуть. Иные, конечно, назовут произведения А. Пушкина, мы же, ценя в книге редкость, упомянем писателя и поэта, мало кому ведомого, Николая Павлова, книжечка которого была сожжена и запрещена к обращению, а называлась она ‘Три повести’ 7. В одной повести (‘Ятаган’) было рассказано про офицера, нанесшего оскорбление действием своему начальнику,— чего потерпеть цензура никак не могла. И было той книжке предпослано посвятительное (Н. В. Чичерину) стихотворение в четыре строчки:
Тебе понятна лжи печать,
Тебе понятна правды краска.
Я не умел ни разу отгадать,
Что в жизни быль, что в жизни сказка.
Такой был странный писатель! Ну, вот его и научили, сжегши его книжку, отличать что от чего полагается.
Деточки же в то время могли читать новую книжку ‘Черная курица, или Подземные жители’8.
Настоящим заканчивая сей краткий юбилейный обзор, вновь повторим, что у нас, книголюбов, взгляд и подход особенный. Нам то и интересно, чего другие не замечают. Так, например, любовно и в предвкушении будущей великой библиографической ценности (в содержание, по совести, плохо вникая) поглаживаем мы страницы вышедшего за последние два месяца (номера 1—4) странного и таинственного издания ‘Математическая идеография’. И не в знак какого внутреннего сочувствия, а больше за то, что это издание — автобиографическое, издается же на французском языке в Париже русским автором Яковом Линцбахом. И много в нем значков и рисуночков таких, что приятно смотреть, читать же мудрено, потому что это — фигуральная алгебра и этюд философического языка. Другой и не подозревает,— а старый книгоед такого издания не пропустит, отметит в памяти, сохранит в целости все вышедшие листочки, в будущем же — не сам, так сын либо внук — преподнесет музею книжных редкостей.
Так-то вот собирали люди меню царских обедов и ростопчинские афиши. Дело — пустяк, а на нем построена книжная культура!
ПН, 1930, No 3267, 3 марта.
1 Имеются в виду посмертные издания собрания сочинений И. С. Тургенева, предпринятые в Петербурге И. И. Глазуновым (начиная с 1883 г.).
2 Изданная И. H. Кнебелем ‘История русского искусства’ (М., 1910—1916) вышла под редакцией И. Э. Грабаря.
3 Кузнецова Г. Н. (1900—1976) — писательница. С 1920 г. в эмиграции.
4 Более точные и полные сведения об этих и других изданиях того времени см.: У идольский В. М. Очерк славяно-русской библиографии с дополнениями А. Ф. Бычкова и А. Е. Викторова (М., 1871), Каратаев И. П. Описание славяно-русских книг, напечатанных кирилловскими буквами с 1491 по 1652 г. (Т. 1., Спб., 1883).
5 В настоящее время известно значительно больше экземпляров ‘Апостола’ (см.: Начало книгопечатания в Белоруссии и Литве. Жизнь и деятельность Франциска Скорины: Описание изданий и указатель литературы/Сост. Е. Л. Немировский. М., 1978, с. 19—20).
6 ‘Химическая псалтырь’ Фил. Авр. Феофраста Парацельса вышла в Москве в 1784 г.
7 ‘Три повести’ Н. Ф. Павлова (М., 1835) были не сожжены, а запрещены к переизданию.
8 Речь идет о ‘волшебной повести для детей’ Антония Погорельского (А. А. Перовского), изданной в 1829 г.