СТРАНСТВОВАНІЯ ПОЭЗІИ И ГАРМОНІИ.
СТРАНСТВОВАНІЯ ПОЭЗІИ И ГАРМОНІИ.
Аллегорическая сказка.
В. Бриммеръ.
‘Соревнователь просвещенія и благотворенія’, Ч. 7, 1819.
Странствования поэзии и гармонии, Бриммер Владимир Карлович, Год: 1819
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Въ первобытныя времяна міра, когда еще Геніи управляли землею, или, говоря другимъ образомъ, когда правители земли были еще Геніи, явилась цвтущая Поэзія. Никто не зналъ ея произхожденія. Одни полагали, что отцемъ ея былъ Аполлонъ, а матерью Мнемозина, другіе, напротивъ, утверждали, что Аполлонъ и Мнемозина были ея совремянники. По словамъ первыхъ, отецъ, какъ часто случается, совсмъ о ней не заботился, а мать, не въ состояніи будучи дать ей совершеннаго воспитанія, поручила ее Критик, пожилой, но остроумной и проницательной женщин. Критика воспитывала ее вмст съ прекрасной Гармоніей (произхожденіе которой также неизвстно) и требовала, чтобы он никогда неразлучались.
Первыя лта свои провели юныя красавицы въ совершенномъ согласіи и взаимныхъ угожденіяхъ. Он выходили на зеленые луга и въ тнистыя рощицы, рвали цвты на берегу прозрачныхъ источниковъ и мшались въ хороводы веселыхъ пастуховъ и пастушекъ. Когда Поэзія сочиняла псни (которыя совсмъ не походили на ныншнія), Гармонія учила ее находить звуки, согласные съ содержаніемъ. Простота и откровенность были душею ихъ тайныхъ разговоровъ, удовольствіе одной доставляло удовольствіе другой, суетность и тщеславіе, чуждыя ихъ сердцу, не смли къ нимъ приближиться, зависть и недоброжелательство скрывались отъ нихъ въ непроходимыхъ дебряхъ и глубокихъ пещерахъ.
Такъ протекли ихъ дтскія лта. Настало время ввести ихъ въ свтъ — и мудрая {Бдная Критика, что ты теперь?} Критика представила милыхъ своихъ воспитанницъ двору тогдашняго Государя. Но Государь и дворъ его, занимаясь длами важными, не имли времяни заниматься Поэзіей и Гармоніей. Они не удостоили ихъ своего вниманія — и огорченныя красавицы удалились.
Долго странствовали он изъ одной страны въ другую — и везд находили зврство и невжество. Наконецъ он пришли въ счастливую онію — счастливую по своему положенію и климату, а не по нравамъ жителей, еще необразованныхъ. Тамъ нашли он Омера, который казался имъ достойнымъ видть неувядаемыя ихъ прелести. Присутствіе безсмертныхъ воспламеняетъ онянина: онъ беретъ лиру — и поетъ съ неслыханною пріятностію Ахилла и страданія Одиссея. Изумленная онія и Эллада внемлютъ ему съ восхищеніемъ. Онъ поетъ — и нравы людей смягчаются: начинаютъ чувствовать плнительность согласныхъ звуковъ, красоту добродтели и безобразіе порока. Личность уступаетъ мсто любви къ отечеству, грубое владычество одного пола надъ другимъ нжному угожденію сильнйшаго слабйшему, своевольство и насиліе тонкой вжливости и снисхожденію. Человкъ перераждается!
Благодтельницы смертныхъ идутъ дале. Время летитъ — и по мановенію неутомимыхъ странницъ воздвигается на берегахъ Илисса великолпный храмъ. Является Эсхилъ — и слабый человкъ чувствуетъ въ себ силу бороться съ неизбжнымъ рокомъ! Софоклъ довершаетъ начатое его предшественникомъ. Эврипидъ, уступая Софоклу совершенств цлаго и мудромъ соблюденіи правилъ, превосходишь его въ живописи страстей. Раждается Витійство! Лизій и Исократъ услаждаютъ слухъ народа сладкозвучіемъ, стройностію и благородствомъ своей рчи, Димосеенъ, подобно бурному потоку, увлекаетъ за собой слушателей, подобно грому оглушаетъ, подобно молніи поражаетъ ихъ. Сократъ — сама мудрость и добродтель въ лиц человка — перелагаетъ Эзопа въ стихи. Платонъ просвщаетъ умъ, возвышаетъ душу и вмст плняетъ вкусъ искуствомъ и тонкостію своего выраженія.
Возстаетъ буря войны. Грубые побдители Аннибала заключаютъ прелестную Элладу въ узы постыднаго рабства — и робкія подруги оставляютъ на время несчастныхъ смертныхъ. Но буря утихаетъ. Подруги любопытствуютъ видть гордыхъ обладателей вселенной, являются — и кровожадные варвары здятъ въ Элладу заниматься Витійствомъ, посвящать себя Поэзіи. Цицеронъ гремитъ и Димосенъ перестаетъ быть единственнымъ, разсуждаетъ — и божественный {Такъ называли его Древніе.} Платонъ воскресаетъ въ его твореніяхъ. Энеида и псни Венузійскаго лебедя даютъ ученикамъ право равняться съ своими наставниками.
Протекаетъ нсколько столтій. Мужественные обитатели свера, подобно волнамъ моря, выступившаго изъ своихъ предловъ, наводняютъ благословенную Авзонію несчетными полчищами. Свирпствуютъ брань и опустошеніе! Забвенная поэзія вмст съ своею подругою ищетъ прибжища въ древней Византіи. Но отворяютъ врата страны востока — и подъ мечемъ дикихъ потомковъ Османа падаетъ великолпный Царь Градовъ! Гонимыя красавицы оставляютъ дотол цвтущія брега понта Эвксинскаго, переселяются въ возродившуюся Авзонію, и вскор посл ихъ прибытія Омеръ воскресаетъ — въ Аріост, Вирглій — въ Тасс.
Изъ Авзоніи перезжаютъ странницы на берега Сены. Эсхилъ, Софоклъ и Эврипидъ, нарядившись Французами, выходятъ на сцену — въ Корнел, Расин, Вольтер. Эзопъ забытъ — Лафантенъ торжествуетъ. Боссюетъ и Масильонъ, Бюффонъ и Руссо, только въ другомъ род словесности, спорятъ съ великими Ораторами древности о пальм краснорчія.
Почти въ тоже время посщаютъ подруги и Альбіонъ. Он одушевляютъ Мильтона, который поетъ сотвореніе и паденіе человческаго рода, Попа, который разршаетъ предъ человкомъ загадку человка, и Томсона, воспвшаго природу чувственную во всхъ ея измненіяхъ.
Оттуда пробираются он въ обитель Тевтоновъ и находятъ — народъ, не имющій и понятія о вкус, вельможъ и царей, подражающихъ чужеземцамъ. Но присутствіе ихъ, подобно, рос небесной, развиваетъ смя дарованій — и юноша Клопштокъ озаряется божественною мыслію воспть — Мессію! Обширное предначертаніе, богатство изображеній, смлость оборотовъ, ему только свойственныхъ, въ соединеніи съ кроткими, нжными, печальными — возвышенными, величественными, ужасными предметами и чувствами, возбуждаютъ, въ единоземцахъ удивленіе, въ чужестранцахъ зависть. Виландъ, соединивъ остроуміе Вольтера съ воображеніемъ Аріоста, получаетъ отъ Грацій внокъ неувядаемый. Рамлеръ, соперникъ Флакка, равняется съ Флаккомъ — восторгами, всегда согласными съ разумомъ, и звучнымъ стопосложеніемъ.
Настаетъ переворотъ почти во всемъ подлунномъ. Тамъ, гд восхищенные слушатели, подъ мирною снію отеческихъ Пенатовъ, наслаждались прелестію Поэзіи и Гармоніи, зазвучали цпи порабощенныхъ народовъ. Буйство возсло на престолъ царей, лицемріе осквернило храмы священные, корысти поселилась въ души, науки точныя изсушили сердце {Смотри прекрасную пьэсу Мальте-Брюна: ‘О мст наукъ и словесности въ порядк нравственномъ и проч.’} — и Странницы возвратились къ своей наставниц, которая въ объятіяхъ философіи готова была уже разстаться съ міромъ.
Выслушавъ повствованіе ихъ приключеній, Критика сказала: ‘какую причину имете вы жаловаться на ныншнее разположеніе смертныхъ? Разв вы не знаете, что нтъ подъ солнцемъ ничего постояннаго? Простодушные народы древности, плнялись сказками Омера, потому что — они имъ врили. Но можно ли требовать, чтобы просвщенное потомство врило сказк о безсильномъ и недальновидномъ Юпитер, раненомъ Марс, битой Венер? Еслибъ пвцы, вдохновенные тобою (обращаясь къ Поэзіи) всегда слдовали моимъ наставленіямъ, Омеръ не написалъ бы столько нелпостей, оскорбляющихъ умъ и столько длинныхъ рчей, утомляющихъ терпніе читателей, Виргиній не избралъ бы Героемъ своей поэмы человка, бжавшаго отъ Діомида, Аріостъ не представилъ бы Героя своего съумасшедшимъ, Тассъ не выписалъ бы цнныхъ сценъ изъ Энеиды, не заставилъ бы женщинъ говоришь языкомъ совсмъ не женскимъ и играть словами въ минуту страсти, Мильтонъ не произвелъ бы на неб пальбы изъ пушекъ, Корнелъ не сдлалъ бы изъ своихъ трагедій Героическихъ романовъ и политическихъ разсужденій, Расинъ Элегій, Клопштокъ не помстилъ бы въ піитическомъ твореніи столько молитвъ, Виландъ сократилъ бы нсколько свои періоды и разположилъ бы ихъ искусне. Но я не для того это говорю, чтобы васъ пристыдить или опечалить: хочу только, чтобы вы были осторожне и внушали Пвцамъ во время ихъ восторговъ совтоваться съ правилами, начертанными мною. Скажу еще боле: на свер занялась уже заря просвщенія и подъ скипетромъ мудраго, кроткаго Государя возникло уже нсколько цвтовъ, перелаженныхъ съ чужаго Парнасса. Слтите туда и познакомьте народъ съ истинной Поэзіей, но не забудьте правилъ, сообщнныхъ мн философіей, безъ которой поэзія можетъ только забавлять дтей или невждъ.’