Стихотворения, Сырокомля Владислав, Год: 1871

Переводы
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Скачать в PDF

ПОЭЗЯ СЛАВЯНЪ

СБОРНИКЪ
ЛУЧШИХЪ ПОЭТИЧЕСКИХЪ ПРОИЗВЕДЕНЙ
СЛАВЯНСКИХЪ НАРОДОВЪ

ВЪ ПЕРЕВОДАХЪ РУССКИХЪ ПИСАТЕЛЕЙ

ИЗДАННЫЙ ПОДЪ РЕДАКЦЕЮ
НИК. ВАС. ГЕРБЕЛЯ

САНКТПЕТЕРБУРГЪ

1871

ПОЛЬСКЕ ПОЭТЫ.

Кукла. — А. С.
Прежде было лучше. — Л. Мея
Капралъ Терефера и капитанъ Шерпетына. — Л. Мея

Л. КОНДРАТОВИЧЪ (СЫРОКОМЛЯ).

Людвигъ Владиславъ Кондратовичъ, извстный боле подъ своимъ псевдонимомъ Владислава Сырокомли, родился въ 1824 году, въ деревн, арендуемой его отцомъ и лежащей недалеко отъ Минска. Сынъ бднаго шляхтича, Кондратовичъ прошолъ вс пять классовъ гимназіи и на семнадцатомъ году уже поступилъ на службу въ канцелярію администраціи радзивиловскихъ имній. Страсть къ стихотворству развилась въ нмъ очень рано: будучи пятнадцатилтнимъ мальчикомъ, онъ уже пользовался извстностью между своими товарищами, какъ поэтъ. И дйствительно, даже въ тогдашнихъ стихотвореніяхъ Кондратовича проглядывала его талантливая натура, которая впослдствіи высказалась такъ блистательно въ цломъ ряд произведеній, исполненныхъ неподдльнаго чувства, добродушнаго юмора и истинной поэзіи.
Первымъ серьознымъ трудомъ Кондратовича, явившимся въ печати, и обратившимъ на себя общее вниманіе, были переводы старыхъ польскихъ поэтовъ, писавшихъ по-латыни. Переводы отличались точностью, мастерствомъ отдлки и часто далко оставляли за собою подлинникъ. Вслдъ за тмъ дятельность Кондратовича приняла широкіе размры и сдлалась весьма разнообразною. Изъ-подъ Минска перехалъ онъ въ маленькое имніе, взятое на аренду его отцомъ, и лежащее въ верстахъ пятнадцати отъ Вильно. Вліяніе бывшей литовской столицы, центра умственной и общественной жизни всей Литвы, было плодотворно для развитія богато-одарнной личности Кондратовича. Здсь-то началъ онъ издавать рядъ своихъ поэмъ и легкихъ стихотвореній, поставившихъ его имя на ряду съ первыми поэтами Польши и обратившихъ на него общее вниманіе всхъ истинныхъ цнителей поэзіи. Лучшими изъ поэмъ Кондратовича, написанныхъ имъ въ это время, можно назвать: ‘Маргера’, ‘Яна Демборога’, ‘Каноника Перемышльскаго’ и ‘Уласа’, а изъ драматическихъ произведеній: ‘Избу въ лсу’, ‘Деревенскаго политика’ и ‘Каспара Карлинскаго’. Несмотря на огромный успхъ его большихъ поэмъ и нкоторыхъ драматическихъ произведеній — вс это блднетъ передъ его мелкими разсказами, основанными большею частью на старыхъ литовскихъ преданіяхъ, или взятыми изъ быта бдной шляхты и простого народа, и поражающія читателя не глубиною идей, а благородствомъ направленія, сердечностью, простотою и изяществомъ формы. Въ этихъ разсказахъ Кондратовичъ достигъ высокаго совершенства. Къ этому слдуетъ прибавить, что онъ обладалъ необыкновенно-звучнымъ стихомъ, и вс согласны въ томъ, что по красот стиха Кондратовичъ, за исключеніемъ Мицкевича, не имлъ соперника въ польской литератур. Въ произведеніяхъ Кондратовича выдаются всего боле дв характеристическія черты, отличающія его своеобразное творчество, это — полная искренность выражаемыхъ имъ чувствъ, производящая обаятельное впечатлніе, и тонкая, добродушная сатира, которою проникнуты многія изъ его мелкихъ стихотвореній. Во всхъ его сочиненіяхъ видно живое пониманіе прошлаго, основанное на глубокомъ, серьозномъ изученіи старины, что кладтъ на его произведенія печать своеобразности. Изъ мелкихъ стихотвореній Кондратовича многія сдлались народными. Большая часть изъ нихъ положена на музыку извстнымъ польскимъ композиторомъ Монюшко.
Не смотря на недостаточность своего школьнаго образованія, Кондратовичъ обладалъ обширною начитанностью, зналъ прекрасно латинскій языкъ, а также языки русскій, французскій и нмецкій, съ которыхъ много переводилъ. Работалъ онъ чрезвычайно быстро, такъ-что иногда цлую поэму оканчивалъ въ два, три дня. Въ эти дни онъ бывалъ всегда болзненно разстроенъ. Посл труда нервное раздраженіе, которымъ онъ постоянно страдалъ, доходило въ нмъ до крайней степени. Можно сказать положительно, что каждому новому поэтическому произведенію онъ отдавалъ часть самого себя, въ буквальномъ значеніи этого слова. Въ образ своей жизни онъ отличался чисто-поэтической безпечностью, вслдствіе чего постоянно нуждался, не смотря на высокій гонорарій, платимый ему издателями. Неумренный въ наслажденіяхъ, онъ рано растратилъ свои жизненныя силы и безвременно сошолъ въ могилу, едва переживъ свой сороковой годъ.
КУКЛА.
Не плачь, моя кукла, не будь своенравной:
Умненько сиди, не мотай головой!
Послушай — о чмъ говорили недавно
Папа и мамаша со мной.
Мн къ празднику платье сошьютъ — загляднье!
Я къ этому времени буду ужь звать
Молитвы французскія: мы въ воскресенье
Подемъ въ обдн опять.
А наши крестьяне — вотъ будутъ дивиться
И, слыша молитву, качать головой!
А мн не прилично по-польски молиться,
Какъ-будто мужичк простой.
Но тихо — по-польски просить буду Бога,
Чтобъ мн хорошть и рости поскорй,
Чтобъ далъ онъ папаш такъ много, такъ много
И блыхъ, и жолтыхъ грошей.
Ужь какъ же папаша мой любитъ монеты!
И служитъ молебны, и въ церковь даритъ:
‘Господь — говоритъ онъ — заплатитъ за это,
И больше въ сто разъ возвратитъ.’
Такъ вотъ онъ и молитъ усердно у Бога —
И Богъ ему больше и больше датъ,
И скоро накопится денегъ такъ много,
Что мы потеряемъ и счотъ.
Ахъ, кукла! какая ты, право, смшная!
Ты думаешь: Богъ къ намъ появится Самъ,
Иль спустится съ деньгами ангелъ изъ рая
И деньги отдастъ эти намъ?
Нтъ! явится жидъ въ длиннополомъ кафтан,
И будетъ онъ деньги папаш носить,
За деньги мы купимъ крестьянъ, а крестьяне
Намъ будутъ и жать, и косить.
Ты знаешь ли кто мы? Мы — паны, я — панна,
А это — холопы, рабочій народъ,
Самъ Богъ имъ веллъ, чтобъ они постоянно
Трудились для насъ, для господъ.
Фи, какъ они грубы, нечисты и пьяны,
Въ дырявыхъ сермягахъ, всегда безъ сапогъ…
Да кто жь виноватъ въ томъ! Не слушаютъ пана:
За-то и караетъ ихъ Богъ.
Папа любитъ лошадь, мамаша — собачку,
Холоповъ же всякій ругаетъ и бьтъ.
Хоть жаль, а нельзя же давать имъ потачку:
Такой ужь упрямый народъ#
Вчера вотъ: папа отдыхалъ въ кабинет,
Они же — ну, право, ихъ мало бранятъ —
Вошли, натоптали слдовъ на паркет:
‘сть нчего, баринъ!’ кричатъ.
За-то были выгнаны вонъ и прибиты…
Ну, право, когда я начну управлять —
Пока эти люди не будутъ вс сыты,
До-тхъ-поръ не лягу я спать!
Усншь ли спокойно, когда тутъ толпится
Голодный народъ у окна, у воротъ!
Пожалуй, какой-нибудь нищій приснится
И въ сумк съ собой унестъ.
А пуще боюсь — не узналъ бы на неб
Господь, а Онъ добръ, говорятъ, къ бднякамъ…
Помолимся жь, кукла, о деньгахъ, о хлб —
Чтобъ далъ ихъ крестьянамъ и намъ!
А. С.
ПРЕЖДЕ БЫЛО ЛУЧШЕ.
Нтъ! село у насъ стояло
Краше въ старину!
Да не быть нор бывалой:
Что ни двка — цвтикъ алый,
Что ни парень — ну!
Васъ привлъ Богъ умудриться,
А посмотришь — не спорится
Ничего-то вамъ:
На лугу цвты — крапива,
И чахоточная нива,
И народъ-то — срамъ!
Намъ, бывало, не помха —
Снгъ и градъ съ дождмъ:
Коль работаемъ — утха,
А гуляемъ — такъ застрха
Ходитъ ходенмъ.
Нынче люди не такіе:
За работой — что больные,
Съ чарки — подъ столомъ,
А могучихъ ддовъ кости
Почиваютъ на погост
Вковчнымъ сномъ!
Къ нимъ бреду въ морозъ и слякоть —
Выпить жбанъ медку:
По покойникамъ поплавать
И съ могилкой покалякать
Любо старику!
Л. Мей.
КАПРАЛЪ ТЕРЕФЕРА И КАПИТАНЪ ШЕРПЕТЫНА.
Хлбъ солдатскій — не пшеница,
А припомнишь — сердце стиснетъ:
Горько… что твоя горчица —
И слеза въ глазахъ повиснетъ.
Панъ подумаетъ: такая
Наша молодость бывала,
Какъ теперь у васъ, шальная,
Что съ пелнъ старухой стала?
Нтъ! похоже, да не то же:
Гд въ васъ сила? гд въ васъ вра?
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Вотъ теперь-то мы въ невзгод
Старики совсмъ ослабли,
А въ двнадцатомъ-то год,
Какъ пришла пора до сабли…
Эхъ! Вотъ видишь, панъ, петличку
Съ алой лентою? А нутка,
Какъ я эту взялъ отличку —
Поспроси, такъ скажешь — жутко!
Да! бывало намъ негоже:
Голодъ, холодъ, лсъ — квартера…
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Ну, Смоленская дорожка!
Что ни шагъ, то перестрлки…
Въ ранцахъ хлба хоть бы крошка,
А ужь гд тутъ до горлки!
Подъ усадебкой одною
Дали роздыхъ. Чуть свтаетъ,
А козаки за спиною,
А морозъ такъ и кусаетъ.
Крестъ зажгли съ могилы: что же?
Не могилы сваты — вра!
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Вс къ огню: хоть у лучины,
Да согрть бы только пальцы,
Вс — гасконцы и жмудины,
И кравусы, и вестфальцы.
Вспыхнулъ крестъ, огонь раздули,
Хворостинокъ подложили,
Не добромъ морозъ ругнули,
Съ псней трубки закурили,
А иной лгъ спать — да тоже
Вдь и сну бываетъ мра…
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Лгъ на снжной-то постел,
Да вотъ встать — не всталъ по-нын,
Разв встанетъ, въ-самомъ-дл,
Въ Есофатовой долин.
Ну, бывало, палашами
Мы и выроемъ могилу,
И съ молитвой, со слезами
Сложимъ въ снгъ былую силу.
Про другихъ болтать не гоже,
А нашъ полкъ крпила вра…
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Да, нашъ полкъ былъ въ капитана:
Что по битв, что до битвы,
Каждый день онъ, ранымъ-рано,
Намъ велитъ читать молитвы,
Если жь постъ когда настанетъ —
Nolens, volens, а постися.
Офицеръ его помянетъ,
А солдаты имъ нлялися.
Человкъ былъ въ лтахъ тоже,
Рчь — по маслу, взгляду мра…
Ахъ Ты, Господи мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Хоть была похмура мина,
Да живьмъ его изжарте —
Камень… Звали Шерпетына,
Потому — рубился arte.
Для солдатъ весь на распашку,
Есть нужда, такъ вс къ нему же:
Дастъ послднюю рубашку,
Передъ фронтомъ — чорта хуже!
Голосъ — нешто трубы строже:
Оглушитъ и офицера.
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Со Смоленска — примчаю —
Старый слъ на об ноги:
Можетъ, раненъ по случаю,
Можетъ, такъ усталъ съ дороги?
Богъ же вдаетъ! Примрно
Такъ былъ крпко вренъ роли,
Что умри онъ съ боли — врно
Не узнали бы, что съ боли.
По колна снгъ, а вс же
Пртъ въ нмъ лучше гренадера.
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Чуть мы были на готов,
‘Стройся!’ крикнулъ онъ порядно:
‘На плечо!’ Я вижу — брови
Такъ и сходятся. Не ладно!
По шеренгамъ всхъ оправилъ.
‘Прямо, маршъ!’ Такой-то бравый,
Только смотримъ, анъ оставилъ
На снгу онъ слдъ кровавый…
И шатается онъ, тоже
Словно веселъ, для примра…
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Вотъ прислъ онъ на дорогу,
Обвязалъ платочкомъ рану,
Я и вышелъ на подмогу,
Чмъ прійдтся, капитану.
А старикъ какъ крикнетъ: ‘Что ты!
На чужую кровь глазешь,
Терефера? Маршъ до роты!’
Тереферой, разумешь,
По полку прозвали тоже
Хоть меня бы, для примра…
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Эко зелье было злое!
Эвой норовъ непреклонный!
Всталъ съ земли бодре вдвое,
Зашагалъ передъ колонной.
Ладно! думаемъ мы: сказки!
Невтерпжъ ему, бохвалитъ…
Кровь сочится сквозь повязки,
Усталь съ ногъ сдого валитъ,
А шагаетъ… И вдь что же?
Оху нтъ!… Не та манера…
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Ну, сломила мука хвата:
Застоналъ — и брякъ, что плаха.
Подскочили тутъ ребята —
Кто съ усердья, кто со страха,
Цлый взводъ поднять собрался:
Самъ не можетъ встать отъ боли,
А обозъ-то нашъ остался
Позади, въ Смоленск, что ли.
Съ плечъ долой плащи мы: вс же
Хоть на нихъ снесть командера…
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Огрызнулся жь онъ тогда-то
Такъ, что разв волку въ пору:
‘Это что? изъ-за меня-то
Опоздать полку къ отпору!
Прочь! я съ вами не попутчикъ,
Я ужь въ спискахъ стртый нумеръ.
Заготовьте, панъ-поручикъ,
Рапортичку, что я умеръ.
Гробъ не нуженъ мн… да тоже
Не трубить! Одна химера!’
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Панъ-поручикъ — что жь? по чину
Долженъ былъ его покинуть…
‘Нтъ же!’ думаю: ‘хоть сгину,
А ему не дамъ загинуть!’
Подхожу къ нему — не трушу,
Говорю: ‘по вольной вол,
Панъ сгубить задумалъ душу,
Али любы снгъ, да поле?’
—‘Боль идти не въ мочь, такъ что же?’
—‘Мы доставимъ командера…’
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
— ‘Отойди ты прочь съ совтомъ,
Не болтай мн ничего ты!
Мн приказъ: проститься съ свтомъ,
А теб свои заботы.
У тебя вонъ поослабли
Рекрута, да и балуютъ:
Ружья держатъ, словно грабли,
И, гляди, какъ маршируютъ —
Ни на что вдь не похоже!
Гд ровненье, ловкость, мра?’
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Говоритъ онъ: ‘крпко раненъ…
Изошолъ въ конецъ я кровью…
Какъ верншься ты сохраненъ
Къ намъ на родину, къ домовью,
(Вдь село теб извстно,
Гд живтъ моя родная)
Ты скажи ей: ‘умеръ честно,
Съ шеи крестъ снялъ, умирая:
Да хранитъ тебя, а тоже
Хату съ парой ульевъ, вра!’
Ахъ ты, Господи мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
‘Вся казна моя хранится
Здсь въ лядунк: ты за душку
За мою, гд прилунится,
На поминъ церковный, въ кружку
Опусти вс деньги… Надо
И ребятамъ помолиться
За меня… Прощай! Отряда
Не видать ужь… А отбиться
Отъ отряда непритоже:
Домъ и честь солдату — вра!’
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
— ‘Ладно, ладно, молъ! проходитъ
Всмъ людямъ одна дорога,
А куда она приводитъ?
Ну, да это въ руцхъ Бога!
Я вотъ такъ смекаю: взять бы
Капитана ма на плечи,
Да вдвомъ и дошагать бы
До больницы: недалече…
А въ снгу-то для чего же
Ночевать? что за квартера?’
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Обозлился лютымъ бсомъ,
Искры сыплются отъ взгляда.
— ‘Дурень! полкъ подъ самымъ лсомъ:
Ты отстанешь отъ отряда…
Догоняй живе! знаешь:
За побгъ — арестъ и пули!’
— ‘Ну’, мерекаю: ‘пугаешь,
А не хочешь чорта въ стул?’
Взялъ его на плечи — что же?
Какъ эхидва, для примра…
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Гвтся, бьтся и бранится…
— ‘Пусть же’, думаю: ‘знать, нужно!’
Только по снгу тащиться
Было съ нимъ, ей-ей, притужно.
Отдохншь себ немножко —
И впердъ, ажь лобъ потетъ.
Мили съ три я той дорожкой
Промололъ… Старикъ слабетъ,
Жмтъ мн шею… Да чего же?
Вдь на вс про вс есть мра…
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Вслдъ за войскомъ кой-гд тлютъ
Огоньки, кой-гд потухли,
Трупы грудой коченютъ,
Посинли и опухли,
Кой-гд виднъ слдъ обоза…
У меня сухарь остался:
Подлились мы — съ мороза
Мой старикъ проголодался,
Пропустилъ горлки тоже,
Молодцомъ сталъ, для примра…
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Глядь, подъ вечеръ: насъ густая
Туча войска накрываетъ,
Знать, что конница какая…
Шерпетына укоряетъ:
‘Видишь, дурень, самъ на дл,
Какъ не слушаться приказу?
То козаки налетли —
Пропадшь задаромъ съ-разу,
Своевольникъ! Для чего же
Не послушалъ командера?’
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
‘Жаль тебя! Такія ль лта
Чтобъ пропасть со всей семью?
Да, постой, не наши ль это?
Я жь расправлюся съ тобою!’
Вижу — валятъ къ намъ рядами,
Словно по степи бураны,
Одаль — пушки, передами
Мамелюки и уланы…
Снгъ — что вихорь, воздухъ тоже
Стономъ стонетъ, для примра…
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Глядь, какой-то всадникъ близко
На кон на бломъ скачетъ:
Въ сертучишк, шляпу низко,
До бровей, надвинулъ, значитъ.
Тутъ я крпко струсилъ что-то,
Словно жизнь была на карт.
‘На-краулъ!’ мн крикнулъ мой-то:
‘Это кесарь Бонапарте!’
Самъ долой мн съ ллечь, вотъ тоже,
Что змя, али випера…
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Подскакалъ къ намъ кесарь, грозно
Насъ обвлъ орлинымъ взглядомъ:
‘Кто такіе? что такъ поздно?
Отчего вы не съ отрядомъ?’
Я подумалъ: ‘будь что будетъ,
Правду молвить хватитъ духу!’
Я тогда — панъ не забудетъ —
По-французски зналъ по слуху.
Собрался я съ силой тоже,
Начинаю, для примра…
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Разсказалъ ему съ почина,
Что случилося въ дорог,
Какъ упалъ нашъ Шерпетына,
Какъ отбился отъ подмоги,
Какъ команду я нарушилъ:
Разсказалъ вс дло — право.
Онъ вс молча слушалъ, слушалъ:
‘Ну, капралъ’, промолвилъ, ‘браво!’
А глаза зажглися тоже,
Что горючая вотъ сра…
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Разспросилъ у Шерпетыны,
Кто я, какъ служилъ, бывало?
Тотъ ему — свои причины:
Про мои заслуги, стадо…
Вижу я: теперь мн льгота,
Нтъ въ нмъ злости сатанинской…
А вдь вс бормочитъ что-то
Обь ослушности воинской,
Да ужь, знать, что словомъ тоже
Не хотлъ срамить мундера…
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Обнялъ самъ меня, скоре
Далъ мн крестъ своей рукою…
Это — лента, крестъ на ше,
А умру я — въ гробъ со мною
Положить отлички об:
Не пропасть же имъ задаромъ:
Пусть красуются во гроб
На момъ мундер старомъ…
Вдь, достались отъ кого же,
Отъ какого командера!…
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Ну! тряхнулъ я головою,
Крикнулъ, словно затрубили:
‘Vivat, кесарь!’ а за мною
Вс гвардейцы подхватили.
Насъ — въ фургоны, и въ дорогу,
Довезли въ больницу рано
На зар, тамъ, слава Богу,
Излечили капитана.
Онъ теперь живтъ здсь тоже…
Мыза… знатная квартера…
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Но мн было не до шутокъ:
Только съ койки — для примру,
Подъ арестъ на трое сутокъ,
За ослушность, Тереферу…
‘Кесарь далъ теб награду’,
Говоритъ: ‘и дло свято!
Только я-то вамъ поваду
Ужь не дамъ: шалишь, ребята!
Ты и спасъ мн жизнь, а вс же
Надо слушать командера.’
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Да и правда! Недоуки
Т, кому люба безчинность:
Далъ Господь команду въ руки,
Такъ справляй свою повинность!
Такъ гуторилъ Терефера
На порог низкой хаты,
Вытеръ слзы, для примра,
И на посохъ суковатый
Оперся — и стала строже
Бровь сдая кавалера…
Ахъ Ты, Господи, мой Боже!
Ахъ ты, старче Терефера!
Л. Мей.
Сырокомля Владислав
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Стихотворения, Сырокомля Владислав, Год: 1860
  2. Стихотворения, Сырокомля Владислав, Год: 1893
  3. Стихотворения, Сырокомля Владислав, Год: 1881
  4. Стихотворения, Сырокомля Владислав, Год: 1877
  5. Избранные поэтические переводы, Антипов Константин Михайлович, Год: 1919
  6. Из ‘Ирландских мелодий’, Мур Томас, Год: 1807
  7. Стихотворения, Поуп Александр, Год: 1717
  8. Стихотворения, Гейне Генрих, Год: 1856
Электронная библиотека