Стихотворения, Спиглазов Н., Год: 1880

Время на прочтение: 5 минут(ы)
Г-нъ H. Сп—овъ, авторъ двухъ прекрасныхъ стихотвореній: 1) ‘Я все еще стараюсь какъ нибудь’, 2) ‘Какъ птичка весь день распвая’, которыя мы напечатали въ прошломъ нумер нашего журнала (Смсь, стр. 46), прислалъ намъ еще два слдующихъ стихотворенія:
I.
ОТДЫХЪ.
На двор темно, и вьюга
Подымаетъ страшный вой,
Но у насъ, моя подруга,
На душ теперь покой.
Много злобы и печали,
Много горя и потерь
Въ жизни мы съ тобой встрчали:
Отдохнемъ же хоть теперь.
Въ тишин съ тобой помянемъ
Нашу прошлую печаль,
И печалиться не станемъ
Ни о чемъ, чего намъ жаль.
На двор бушуетъ вьюга,
Буря ломятъ нашу дверь,
Мы съ тобой, моя подруга,
Бурь не вдаемъ теперь.
Ты ужь дремлешь понемножку.
Къ моему склонясь плечу….
Не поставить ли къ окошку
Нашу тусклую свчу,
Чтобъ, застигнутый мятелью,
Путникъ, видя огонекъ.
Постилъ бы нашу келью.
Нашъ пустынный уголокъ?
У камина передъ жаромъ
Сядемъ мы тогда втроемъ,
Иль предъ свтлымъ самоваромъ
Скромно вечеръ проведемъ.
II.
ИЗЪ ГЕЙНЕ.
Во тм ночной, съ подругой милой,
Мы мчались волей ярыхъ волнъ,
И буря выла съ страшной силой,
Кидая бшено нашъ чолнъ.
И островокъ мы повстрчали,
Проглянулъ мсяцъ золотой,
Тамъ будто съ берега насъ звали
И голосъ слышался родной.
Душа рвалась туда…. Но вскор
Исчезъ изъ виду островокъ,
И буря насъ кружила въ мор,
И былъ ужь онъ далекъ, далекъ….
Н. Сп—ов.

‘Современникъ’, No 2, 1850

…Кстати, о стихахъ! Съ тхъ, какъ въ нашемъ журнал сказано было нсколько словъ о стихотвореніяхъ, присылаемыхъ въ редакцію ‘Современника’, и напечатаны нкоторыя изъ нихъ,— мы получила еще довольно много стихотворныхъ опытовъ. Лучшіе мн нихъ принадлежатъ знакомому уже читателемъ нашимъ г. Н. С—ву и другому поэту, кажется, также еще новому, именно г-ну Чер—ву, приславшему намъ стихотвореніе модъ названіемъ ‘Современному поэту’. Г. С—въ перевелъ стихотвореніе Байрона ‘Прости’, которое теперь особенно будетъ интересно нашимъ читателямъ: не дале, какъ въ прошломъ нумер ‘Современника’ (Байронъ, статья третья), разсказана была женитьба Байрона и разрывъ его съ женою, къ которой и написано это стихотвореніе. Вотъ оно:
ПРОСТИ.
(Изъ Байрона).
Прости, прости! И если дней беззбурныхъ
Кто молитъ другу своему,
И въ этотъ мигъ внимаетъ Богъ ему
Отъ высоты высотъ лазурныхъ.
И если сила есть въ моей мольб,—
То я молюсь не безполезно,
Я тамъ, вдали, въ сіяньи тверди звздной.
Звучитъ моя молитва о теб,—
Но для чего слова вс и рыданья?
Душа моя напрасно не грусти!
Кровавая слеза безсильнаго страданья
Не выскажетъ, что говорятъ: прости, прости!
Въ глазахъ нтъ слезъ, въ устахъ нтъ слова,
И разорваться грудь готова….
На прошлое, на муку дней моихъ,
Въ душ моей нтъ жалобъ, ни упрека,
Но есть страданья — корни ихъ
Такъ въ сердце врзались глубоко.
Что только съ жизнію он
Умрутъ, какъ все умретъ во мн.
Есть мысль одна… съ страданьями согласно
Живетъ она, какъ мозгъ въ кости….
И все, что знаю я: любили мы напрасно.
Все, что я чувствую: прости, прости!
Н. СПИГЛАЗОВЪ.

‘Современникъ’, No 5, 1850

Утесъ.
Словно отъ міра отверженный рокомъ,
Въ близкомъ сосдств рожденія грозъ,
Только, внимая громамъ и потокамъ,
Въ небо челомъ возносился утесъ:
Жгло его солнце въ открытое темя,
Бури его обвивали чело.
Бурей однажды случайное семя
Въ складку морщины его занесло.
Мчались вка и осколка
Время отбить отъ него не могло.
Стала рости на немъ скудная ёлка,
Бури и холодъ — ей сносное зло,
Было бы только корнямъ попросторнй.
Стала молиться утесу она:
Старче, я гибну! пусти мои корни
Глубже въ себя, — такъ я сгинуть должна!
Буду длить я съ тобой непогоды,
Станемъ ужъ вмст подъ бурями жить,
Дай лишь корнямъ моимъ больше свободы, —
Буду тебя я глубоко любить.
Тихимъ моленьямъ любви уступая,
Столько вковъ невредимый отъ грозъ,
Въ грудь свою корни ея принимая,
Съ стономъ глубокимъ раздался утесъ.
Николай Спиглазовъ.
Каменный проповдникъ.
Жилъ нкій человкъ одинъ,
Онъ множество прошелъ пучинъ
Добра и зла, и, съ жизнью споря,
Онъ въ жизни много видлъ горя —
И, посл многихъ странствій, бдъ,
Пришелъ къ такому заключенью:
Что въ цломъ мір правды нтъ,
Что міръ весь клонится къ паденью.
Возстановить онъ правды свтъ
Хотлъ, средь общаго разврата:
Чтобъ братъ не обижалъ бы брата,
Чтобъ ближній ближняго любилъ,
Чтобы въ судахъ везд, въ закон,
Въ убогой хижин, на трон
Чистйшей правды образъ жилъ —
И, много погубивши силъ
Въ борьб съ неправдами людскими,
На битву новую онъ съ ними
Хотлъ въ могуществ возстать.
Онъ на людей ожесточился
И жить въ пустыню удалился,
Чтобъ тамъ окрпнуть, возмужать,
Созрть для проповди міру,
И вновь передъ людьми предстать,
Неся имъ громовую лиру
И обличеніе въ грхахъ.
И онъ въ молитв подвизался,
Въ пустынножительскихъ трудахъ
И лишь кореньями питался.
Почти раздтъ, угрюмъ и босъ,
Онъ становился на утёсъ
И проповдывалъ пустын.
И, волей и собой гигантъ,
Онъ свой испытывалъ талантъ,
Желая послужить святын.
И рчь его, какъ водопадъ,
Лилась съ высокаго утёса,
Лишь эхо горъ ему неслося
Въ отвтъ отъ каменныхъ громадъ.
Онъ говорилъ, ему внимали:
Пустыня, камни и потокъ,
Онъ былъ въ словахъ своихъ жестокъ
И чуднымъ пламенемъ сверкали
Его глубокіе глаза,
Въ душ его шумло море
И гласъ его былъ съ бурей въ спор,
Когда вокругъ его гроза
Шумла, молніи носились
Вокругъ открытаго чела
И втромъ волосы клубились.
Такъ противъ всхъ грховъ и зла
На битву онъ приготовлялся
И за грхи людей терзался.
И камень камню, лсу лсъ,
Потокъ потоку разсказали
Про мощный гласъ его словесъ
И людямъ это передали.
И до царя достигла всть:
Что, тамъ, среди пустыни дикой,
Среди безлюдныхъ горъ — великій
И грозный проповдникъ есть.
И царь съ душою благородной
Его услышать пожелалъ,
Чтобъ онъ предъ нимъ и всенародно,
Какъ и въ пустын, тамъ, свободно
Свою бы проповдь сказалъ.
И вотъ гигантъ предъ нимъ явился,
Онъ былъ почти раздтъ и босъ,
Народъ на площади толпился,
И онъ, всхъ выше, какъ утёсъ,
Среди народа возвышался
И страннымъ онъ ужъ всмъ казался,
Обросшій, блдный и худой,
Съ челомъ морщинами изрытымъ
И съ непокрытой головой,
Но взоромъ онъ смотрлъ открытымъ?
На всхъ, на посохъ свой склонясь,
Своихъ лохмотьевъ не стыдясь,
Толпы сужденья презирая.
На пышномъ трон царь сидлъ
И съ нимъ царица молодая,
Вокругъ ихъ пышный дворъ блестлъ,
И рчь въ толп велась живая.
Царь подалъ знакъ шумъ прекратить
И передъ всми съ возвышенья
Сталъ проповдникъ говорить,
Взывая къ чувству вдохновенья:
— Въ пустын я далекой жилъ,
Съ одной природой говорилъ,
Внимали мн одни потоки,
Гора и молчаливый долъ….
Да содрогнутся вс пороки!
Не льстить я вамъ сюда пришелъ,
Но разбудить въ васъ вашу совсть
И въ преступленьяхъ уличить,
И отвратительную повсть
Всхъ вашихъ тайныхъ длъ раскрыть.
Онъ говорилъ, одушевлялся,
И руку въ небу поднималъ,
И грознымъ онъ тогда казался.
Онъ все громилъ, все порицалъ
И говорилъ: вс ваши чувства,
Вс ваши мысли, пляски, смхъ,
Картины, книги, вс искусства,
Вся ваша жизнь — одинъ лишь грхъ!
У всхъ у васъ сердца, какъ камень,
Во всемъ у васъ одинъ развратъ,
И всхъ пожретъ васъ адскій пламень,
И тсенъ сдлается адъ,
И вс вы страшныхъ мукъ достойны!
Болзни, смуты, голодъ, войны
И тысячи другихъ невзгодъ —
Всё это Богъ вамъ въ кару шлётъ-
Земля подъ вами вся ужъ въ стон-
Страшитесь: грозный день идётъ!
И ты, сидящій здсь на трон,
Среди величья, какъ въ Сіон,
Не лучше ты душою всхъ!
Ты первый самъ примръ негодный
Для всхъ и ты не стражъ народный:
Отвтишь ты за общій грхъ!
Подъ именемъ любви и братства
Кругомъ въ глазахъ твоихъ разбой-
Чудовищный желудокъ твой
Жрётъ цлыхъ областей богатства,
Межъ тмъ, какъ нищихъ легіонъ
Твой пышный окружаетъ тронъ
И бдный крова не иметъ,
Народъ въ невжеств коснетъ,
И твой, здсь предстоящій, дворъ
Есть твой же собственный позоръ,
И всякъ изъ нихъ душою мерзокъ!
Ого!— кричалъ народъ — какъ дерзокъ!
Онъ не страшится ничего!
Долой его! въ тюрьму его!
Но были также, что кричали:
Онъ праведникъ, въ немъ Божій духъ
Всмъ истину вщаетъ вслухъ,
Изъ женщинъ многія рыдали
Въ священномъ ужас души,
Но царь, склонясь главой въ тиши,
Сидлъ одинъ въ глубокой дум,
И кончилъ проповдь пришлецъ….
И молвилъ царь при общемъ шум:
Онъ съумасшедшій иль глупецъ!
Онъ преданъ истин, святын,
Но по безумью чушь несётъ,
Пусть съ миромъ онъ себ идётъ
И проповдуетъ въ пустын.
Пусть, тамъ, среди лсовъ и горъ,
Онъ говоритъ подобный вздоръ,
Своей пустын собесдникъ.
И, посреди шумящихъ словъ,
Насмшекъ, брани и плевковъ,
Ушелъ въ пустыню проповдникъ,
На сердц заглушая стонъ.
Съ тхъ поръ ужъ не являлся онъ
Въ народ громовымъ пророкомъ.
Покрытый рубищемъ и босъ,
Онъ становился на утёсъ
Въ своемъ отчаяньи глубокомъ,
Подъемля руку къ небесамъ
И проповдывалъ горамъ,
Пустын, камнямъ и потокамъ.
Идя всё ближе къ облакамъ,
Все выше поднимаясь въ гору,
Стремясь къ небесному простору,
Подальше, дальше отъ людей,
Отъ ихъ пороковъ и страстей,
Гд и потоки цпенютъ,
И только бури мощно вютъ —
И самъ окаменлъ. онъ тамъ.
Преданье есть, что и понын
Въ той дикой царственной пустын,
Съ рукой подъятой къ небесамъ,
Гд близокъ горъ ужъ вчный ледникъ,
Стоитъ онъ, на утёс, тамъ,
Окаменлый проповдникъ.
Н. Спиглазовъ.

‘Русская мысль’, No 7, 1880

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека