М. Л. Михайлов Стихотворения ---------------------------------------------------------------------------- Михайлов М. Л. Избранное / Подг. текста и примеч. Г. Г. Елизаветиной М., 'Художественная литература', 1979 ---------------------------------------------------------------------------- СТИХОТВОРЕНИЯ Дорога 'Бывают дни - и дней таких немало...' К стихам А. Шенье Надя Помещик 'Если б я вас снова встретил...' 'Еще в школе он был...' Груня Хорошая партия Кольцов На пути ('Предо мной лежит...') Кабак Современный гидальго Антологические стихотворения 1. Наяда 2. Жатва 3. 'В косы зачем заплела ты кудри густые, Дорида?..' 4. Мольба 'Мне жаль тебя... Семья жестоко...' 'Бывало, в беседке...' 'Я видел во сне человечка...' 'Когда ж минует испытанье?..' 'Как храм без жертв и без богов...' 'Спали, господь, своим огнем...' Перепутье На пути ('За туманами потух...') Апостол Андрей 'О сердце скорбное народа!..' Вадим Пятеро Беспокойство 'Если лет бесстрастный холод...' 'Горя, шуму и досады...' 'Как долгой ночью ждет утра...' Аррия 'Долиной пышной шли мы рядом...' 'Снова дней весенних...' 'Вышел срок тюремный...' 'Говорят, весна пришла...' 'Зарею обновленья...' Dies irae Деспоту 'Минуты горького сомненья...' 'Только помыслишь о воле порой...' 'Ведь только строчка лишь одна...' 'Всегда, везде ты, друг, со мной...' 'Идут года, но все сильней любовь...' 'Знаю, что ты память...' 'Вам смешно, что часто...' Послание узника 'И за стеной тюрьмы - тюремное молчанье...' 'Вечером душным, под черными тучами нас похоронят...' 'Зимние вьюги завыли...' 'Вечерний ветер встал и по ущельям стонет...' ЭПИГРАММЫ Бороды Конституционист Недоразумение Преданность Взыскание Дополнения Помещик 'Те же все унылые картины...' 'Смело, друзья! Не теряйте...' Гренадеры 'Крепко, дружно вас в объятья...' Памяти Добролюбова Могила Узник 'Весной перед пышною розой...' 'Порою мнится мне: на голове моей...' Путник Переводчик Троя Надежде Васильевне Самойловой <Из поэмы 'Досужество мужчины'> Новые голоса <Послание Герцену и Огареву> 'О, если б хоть в одной груди...' ДОРОГА Черными ветвями Машет мне сосна, Тусклыми лучами Светит мне луна, И как вихрь несется Тройка через лес... Сердце тихо бьется... Мрачен свод небес, Вторит отклик дальний Песне ямщика, - Будто вздох печальный Мне звучит она. Колокол унылый! Сон напел ты мне, И край, сердцу милый, Вижу я во сне. Вижу дом знакомый, Вижу круг родной, Вижу, будто дома Отдан мне покой, И в саду заветном Я опять брожу, Вновь в речах приветных Радость пахожу... Но недолго тешил Меня чудный сон, Скоро все умчалось, - И я пробужден... Темная дорога П_о_ лесу бежит, Под дугой уныло Колокол звенит, Мрачно ель кивает Мне издалека... Сердце замирает, Душу рвет тоска. <1845> * * * Бывают дни - и дней таких немало, - Когда душа печальна, холодна, Клянешь и жизнь, и все, чем сердце трепетало, И будущность так кажется темна. Бывают дни - но дней таких немного, - Когда в душе и ясно и тепло, Когда за жизнь свою благодаришь ты бога, И в будущем так кажется светло. <1847> К СТИХАМ А. ШЕНЬЕ Шенье! твоих стихов мелодия живая Влечет мои мечты в чудесный древний мир - Мир красоты и воли. Забывая Наш грустный век, я строю древних лир В твоих строфах пластических внимаю. Как наша жизнь бедна в сравненье с той, Которую тогда в мечтах переживаю: Как дышит эта жизнь свободой, красотой! НАДЯ По улице шел я... Мерцали В тумане кой-где фонари... Пуста была улица, встретил Я пары четыре иль три Прохожих. Но вдруг я увидел, Навстречу мне девушка шла, На ней была белая шляпка, И плечи ей шаль облегла. Когда я был близко к ней, ярко Фонарь подле нас засверкал, Знакомый я образ увидел, - И за руку бедную взял... И с тайною грустью взглянул я На вянущий этот цветок. Она крепко руку мне сжала, Сронив с своей шеи платок... Хоть много сказать мне хотелось, Молчали упорно уста, Она мне твердила: 'Что, разве Я хуже теперь, чем была?' И взором печальным я долго С тоскою глядел на нее... 'Нет, Надя! Тебя не узнал я: Лицо изменилось твое. В глазах твоих черных нет блеска, И бледность видна на щеках, Искусствен их яркий румянец, Притворна улыбка в устах!' Печально она улыбнулась... Я много во взоре прочел - И проповедь бросил - и с нею Вдоль улицы молча пошел. Ее до квартиры довел я И молча ей руку пожал.... Она мне сказала: 'Зайдите!' Но я отвечал: 'Я устал!' И грустно своею дорогой Побрел я... Туман все густел, И крупными каплями дождик По темным плитам зашумел... <1847> ПОМЕЩИК Когда-то и я в Петербурге живал, Писателей всех у себя принимал И с гордой улыбкой являлся на б_а_лах... Стихи мои очень хвалили в журналах: Я в них и свободу и истину пел, Но многих представить в ценсуру не смел. Эй, Ванька! Скорее собак собирай! Эй, Сенька! Живее мне лошадь седлай! Политикой также заняться любил, - - В кондитерских все я журналы следил... Читал и философов... Сам рассужденье Писал о народном у нас просвещенье... Потом за границей я долго блуждал, Палаты, Жорж Санда, Гизо посещал. Эй, Ванька! Скорее собак собирай! Эй, Сенька! Живее мне лошадь седлай! В чужбине о родине я сожалел, Скорей воротиться домой все хотел - H начал трактат (не окончил его я) О том, как нам дорого вчуже родное. Два года я рыскал по странам чужим: Все видел - Париж, Вену, Лондон и Рим. Эй, Ванька! Скорее собак собирай! Эй, Сенька! Живее мне лошадь седлай! Приехавши в Питер, соскучился я... Казна истощилась порядком моя. Поехал в деревню поправить делишки, Да все разорились мои мужичишки!.. Сначала в деревне я очень скучал - И все перебраться в столицу желал. Эй, Ванька! Скорее собак собирай! Эй, Сенька! Живее мне лошадь седлай! А нынче так, право, меня калачом Туда не заманишь. И славный здесь дом, И повар обед мне готовит прекрасный, Дуняшке наделал я платьев атласных. Пойдешь погулять - вкруг мальчишки бегут... (Пострелы! Они меня тятей зовут.) Эй, Ванька! Скорее собак собирай! Эй, Сенька! Живее мне лошадь седлай! С соседями езжу я зайцев травить, Сойдемся ль - за карты, а после попить... Прекрасные люди мои все соседи, - Хоть прежде твердил я с презреньем: 'Медведи!' Политику бросил - и только 'Пчелу' Читаю от скуки всегда поутру. Эй, Ванька! Скорее собак собирай! Эй, Сенька! Живее мне лошадь седлай! Однажды я как-то письмо получил: Писал мне приятель мой, славянофил, Чтоб ехал скорее к нему я в столицу - Тащить меня вздумал опять за границу... Но я отвечал ему: 'Милый мой друг! В себе воскресил я народный наш дух!' Эй, Ванька! Скорее собак собирай! Эй, Сенька! Живее мне лошадь седлай! 'Мне ладно в деревне: здесь сладко я сплю, Гоняться с собаками в поле люблю. С житьем не расстануся патриархальным, Дышу теперь духом я национальным!.. Ко мне, братец, лучше сюда приезжай: Народность в деревне моей изучай!' Что ж, Ванька-каналья! Чего же ты ждешь? Да скоро ль ты, Сенька, Гнедка приведешь? С тех пор мой приятель ко мне не писал... А слышал я, нынче известен он стал Своими трудами. Знакомцы другие - Все люди теперь тоже очень большие... А все отчего? - нет деревни своей: А то бы гонялись за зайцами в ней!! Мерзавцы! Уж сколько я вам говорю!.. Постойте! Ужо я вам спину вспорю. <1847> * * * Если б я вас снова встретил, Что бы было между нами? - Я бы вам одно заметил: Что умнеем мы с годами, Что во мгле туманно-бледный Лик луны, и листьев шепот, И ландшафт полночный бедный, И пруда немолчный ропот, - Много детской нашей страстью Управляли в стары годы, Что любовь теперь, к несчастью, Не зависит от погоды, - Ни от бледного мерцанья Звезд небесных, молчаливых, Ни от глупого мечтанья И стишков пустых, слезливых... Я сказал бы вам при встрече, Если вы умнее стали: 'Переменим эти речи, Чтобы нас не осмеяли!' <1847> * * * Еще в школе он был, А стишки уж кроил, - И частенько Книги в сторону клал, - Хоть уроков не знал Хорошенько... Запирали его, И секали его... Мало прока!.. Страсть была велика: Не касалась рука До урока. Школу бросив потом, Он сердитым пером Размахался... Не признал его свет, - И великий поэт Стушевался. Нынче, в мирной тиши, Он в уездной глуши Процветает: Служит - все о делах Да про восемь в червях Рассуждает... Завелся он женой, Есть пяточек-другой И ребяток... Средь семейных отрад Счастлив он... и богат... (Не от взяток!) <1847> ГРУНЯ Снег засыпает окошко. С треском лучина горит... Дремлет старик на полатях, С пряжей старуха сидит. Вяло жужжит у старухи Веретено под рукой... В теплой печурке свернувшись, Кот распевает седой. А у окна молодица Тихо, сгорюнясь, сидит, В белую вьюгу все смотрит... Слезка глаза ей мутит. Воле послушна отцовской Она, бедняжка, была - И за немилого замуж Не прекословя пошла... С Ваней ее разлучили: Ваню любила она... Вот и теперь все об милом Плачет она у окна. Жалко ей Ваню... Бедняжка, Как повезли под венец Грунюшку, больно крушился - Да и ушел наконец... С той поры в ихней деревне Нету вестей от него. 'Воля родимых, сгубила Милого ты моего'. ХОРОШАЯ ПАРТИЯ Она пред налоем стояла, Бледна и поникнув головкой, - Вдоль щек у ней следка сбегала И билася грудь под шнуровкой. Жених старичок был почтенный: Увешана грудь орденами... И с важностию неизменной Вокруг поводил он глазами. И вот обвенчалася пара... У них беспрестанно пируют, Средь бального часто разгара Жена и бледна и тоскует. ?a картами мужу не время Заметить, как чахнет супруга, Уж в грудь ей заброшено семя Ужасного, злого недуга. И скоро болезнь и несчастье Цветок этот нежный сломили... 'Как мало жила она в счастье!' - Так в свете об ней говорили, Супруг же по-прежнему любит Сытнее в обед нагрузиться, Здоровья страстями не губит... И чаще за карты садится. <1847> КОЛЬЦОВ Он с юных лет был угнетен судьбою, Своей семьей он не был оценен... Несытый ум томился, но борьбою С холодной жизнью не был сокрушен. Его душа любовию святою Любила все, чем был он окружен... И песнь его нам кажется родною: Весь мир души в ней завещал нам он. Степной разгул, крутую силу воли, Упорную борьбу с лихой судьбой, И эту долю, сумрачную долю, В которой жизнь он проклинал порой, И грусть свою, порою плач неволи - Все высказал он в песне огневой. <1847> НА ПУТИ Предо мной лежит Степь печальная. Все мне слышится Речь прощальная. Все мне видятся Взоры милые, Все твержу 'прости' Через силу я. И все та ж в ответ Речь прощальная... Но молчит кругом Степь печальная. <1848> КАБАК У двери скрыпучей Красуется елка... За дверью той речи Не знают умолка. Тяжелое ль горе На сердце заляжет, Аль лапушка слово Немилое скажет, Аль денег к оброку В мошне не хватает, Аль староста рыжий За леность ругает, - К той елке зеленой Своротит детина... Как выпита чарка - Пропала кручина! Да если и счастлив, Кипит ретивое, И с Машей шептался Всю ночь за рекою, Оброк весь заплачен, Сам староста любит... И радость, как горе, Кабак приголубит. Под елкой зеленой Лей чарку полнее!.. Там горькое горе Пройдет поскорее. Под елкой зеленой Лей чарку полнее... Коль весело, - будет Еще веселее!.. СОВРЕМЕННЫЙ ГИДАЛЬГО Юноша поджарый, Кудри по плечам... Сюртучишко старый Расползся по швам... Рыжая шляпенка, Стеклышко в глазу, Завит очень тонко, - Угорь на носу. Сморщен лоб широкий, Ямы вместо щек, И в гладах глубокий Светится упрек... Скверная сигара У него в зубах... Говорит он с жаром, Прогрессивно страх. Весь в дугу согнулся, Словно пуд несет... Слушайте! Надулся, - Речь он поведет: 'Манекены-люди, Вам ли нас понять? Камень - ваши груди... Вам ли мысль приять? - Избраны веками Для чреды иной, Высимся над вами Целой мы главой. Суета мирская Занимает вас, - Ноша мировая На плечах у нас'. Юноша умолкнул, Грозно брови сжал, Языком прищелкнул И сигару взял. Речи не внимая, Все шумит народ, И толпа пустая Мимо вдаль идет. <1848> Антологические стихотворения НАЯДА Когда на западе горит заря пожаром И грудь моя дрожит, пылая тайным жаром, - Иду на берег вод и, распростершись там, Устами теплыми к холодным льну волнам. И из зеленых вод наяда молодая, Устами влажными мои уста лобзая, В моей груди тогда желаний гасит жар, Как гасит мрак ночной на западе пожар. ЖАТВА Помона щедрая так пышно убрала Златою жатвою широкие поляны И в частые ряды колосьев заплела Лазурноглавые, прелестные пианы. Оделась ризою богатою земля: Как море злачное, волнуются поля, И спеет наливной, под лаской солнца, колос... Вечернею порой под кровлей поселян Звучнее песни: всяк, кто лишь имеет голос, Поет богине гимн за пышный вид полян. * * * В косы зачем заплела ты кудри густые, Дорида? Или хотела сердцам новые сети сплести? МОЛЬБА Что бы просил ты у Зевса, великого бога вселенной, Если б из урны судеб жребий выбрать ты мог? Дар сладких песен просил бы и сильно разящее слово: Словом порок поражать, песнью сердца умилять. <1848> ----- * * * Мне жаль тебя... Семья жестоко Тебя замучила, и ты Постыдно пала - и глубоко Погрязла в тине пустоты. Но мне не больно было б это, Когда б не знал я, что в тебе Была душа, и ум поэта, И сила - устоять в борьбе. <1845> Н. Новгород * * * Бывало, в беседке Зеленой и темной Читал я соседке, Плаксивой и томной, И плакал я с нею Над песнями Гейне, Звал милой своею (Du Holde, du Meine {*}). {* Ты милая, ты моя {нем.).} Немецкие грезы Давно мной забылись, И глупые слезы Давно истощились... Она ж вспоминает Меня на свободе И Гейне читает В моем переводе. <1848> * * * Я видел во сне человечка С косым и зеленым лицом. Он глупо смотрел, улыбался И тотчас же плакал потом. Ко мне подошел он, и руку Мне крепко и дружески сжал, И долго качал головою, И мне наконец прошептал: 'Меня вы не знаете, друг мой, Да я-то вас знаю давно. Ну что? исцелилось ли сердце, Иль так же болит все оно? Зачем вы в лицо мне глядите? Ну чт_о_ вы увидите тут? Хоть цвет его - краска надежды, Да нашей надежде - капут. Как вы, я надеялся долго, И зелен с надежды я стал, Как вы, я все плакал да грезил, Стишонки писал и вздыхал. Пора нам, ей-богу, оставить Так глупо страдать и любить, Пора нам от грез пробудиться И жизнью действительной жить'. Со мною он тут распрощался, Отвесив неловкий поклон, И все-то смеялся да плакал... Какой безалаберный сон! <1852> * * * Когда ж минует испытанье? Когда из лона черных туч, Тебя, колосс, осветит луч Животворящего сознанья? Ты гордо голову вознес, Дивя испуганное око, Но безглаголен ты, колосс! Когда же луч сойдет с востока И под святым его огнем Твоих речей раздастся гром? Ведь, говорят, во время оно И неподвижный столб Мемнона Гудел под солнечным лучом. 1853, 1858 (?) * * * Как храм без жертв и без богов, Душа угрюмо сиротеет, Над нею время тяготеет С суровым опытом годов. Кумиры старые во прахе, Погас бесплодный фимиам... Но близок миг - и, в вещем страхе, Иного бога чует храм! 1853 * * * Спал_и_, господь, своим огнем Того, кто в этот год печальный На общей тризне погребальной, Как жрец, упившийся вином, В толпе, рыдающей кругом, Поет с улыбкою нахальной Патриотический псалом. 1854 ПЕРЕПУТЬЕ Труден был путь мой. Холодная мгла Не расступалась кругом, С севера туча за тучею шла С крупным и частым дождем... Капал он с мокрых одежд и волос, Жутко мне было идти: Много суровых я вытерпел гроз, Больше их ждал впереди. Липкую грязь отряхнуть бы мне с ног И от ходьбы отдохнуть!.. Вдруг мне в сторонке блеснул огонек... Дрогнула радостью грудь... Боже, каким перепутьем меня, Странника, ты наградил! Боже, какого дождался я дня! Сколько прибавилось сил! 11 февраля 1856 СПб. НА ПУТИ За туманами потух Свет зари вечерней, Раздражительнее слух, Сердце суеверней. Мне грозит мой путь глухой Злою встречей, битвой... Но душа полна тобой, Как святой молитвой. Май 1856 АПОСТОЛ АНДРЕЙ Апостолы носят ученье Христа По свету стопой неустанной, Идет и в славянские наши места Апостол Андрей Первозванный. По северным дебрям, холмам и топям Забрел он к туманным ильменским водам. Пустынное озеро в сизых волнах, Ни паруса нет в отдаленье. Но люди тут есть: на его берегах Местами темнеют селенья. 'Каков-то, - подумал апостол, - народ, Что в этих убогих лачугах живет?' И шаг ускорил он, идя к берегам. Вот к первым избушкам подходит. Навстречу народ к нему выбежал сам, Кричит и руками разводит... Ни слова пришельцу сказать не дает И за руки к озеру прямо влечет. В их криках нельзя разобрать ничего: Привет ли то, или угрозы? Но вот притащили на берег его: Горой тут навалены лозы. 'Не казнь ли какая?' - подумал Андрей. Но мимо влекут его, с воплем: 'Скорей!' Стоит деревянная дальше изба. Обуглены срубы, - и паром Все щели дымятся, а сбоку труба Погибельным дышит угаром. В избе все клокочет, шипит и бурлит, И дымная туча над кровлей висит. Зияет, как пасть, почерневшая дверь, Вся мокрою сажей одета. Подумал апостол: 'Погибну теперь!' Но верой душа в нем согрета. 'Спасся Даниил и от хищных зверей. Изми меня, боже, из рук дикарей!' Все ближе толпа подступает к нему, С обоих боков нажимает, Теснит его к двери - ив грозную тьму Как жертву с собой увлекает. Зловонным и знойным туманом объят, Апостол подумал, что ввергнулся в ад. На миг у него помутилось в глазах, И дух захватило от жара. Хотел закричать он, - ни звука в устах! И видит сквозь облако пара: Стоит раскаленная печь, и при ней Хлопочет толпа обнаженных людей. Растрескались красные камни жерла, И искры дождем с него прыщут, В потемках угара два страшных котла Шипят и клокочут и свищут. Припомнил Андрей вавилонскую печь (В которой трех отроков думали сжечь) Он хочет спросить о вине их своей. Все разом кричат, не внимая. Опять обступили. 'Скорее, скорей!' Толпятся, его раздевая... По скользкому полу волочат к печи. - В жерло ей плеснули водой палачи. Пары над каменьями шумно встают Удушливой белою тучей. Андрей содрогнулся: его обдают Ушатами влаги кипучей. Едва удержаться он мог на ногах... И видит - у всех уже пруты в руках. Запрыгали лозы по мокрым спинам: Все сами себя они хлещут. Смеясь, и апостола бьют по бокам, Смеясь, в него щелоком плещут От скорби великой лишался сил, Отчаянным голосом он возопил: 'Скажите, пред кем я из вас виноват? За что мне такое мученье?' Те хлещут и плещут, хохочут, кричат: 'Какое мученье! мовенье'. Тут замертво на пол апостол упал И, как его вынесли вон, не слыхал. Но вот окатили студеной водой: Он ожил. Толпа суетится, Его одевая, - и снова с собой Зовет, но зовет подкрепиться. Хотел из них каждый его угостить, - И начал апостол по избам ходить. Отведав их хлеба и соли, Андрей На холм из села удалился, Прилег там и нравам славянских людей Смущенной душою дивился. И думал о том он, что в будущем ждет И сторону эту, и этот народ. 'Казалось бы, - молвил он, - славно им жить, У всех есть и хлеб и свобода. Откуда ж привычка самих себя бить Явилася здесь у народа. Никто их не мучит, никто их не бьет, Так сами придумали. Странный народ! Да, любит побои, пристрастен к битью! Пожалуй, народу такому Захочется спину подставить свою Под розги и палки другому'. Но, баней славянской вконец истомлен, Андрей погрузился в дремоту - ив сои. И снится ему, что его уж давно В Патрасе распяли как надо, Что мир обновился, и всюду одно Христово покорное стадо, Что там, где стояла в болотах вода, У русских воздвиглись везде города, Что вот миновал и семнадцатый век, Как умер он крестной кончиной, - Великий у русских парит человек, И ходит повсюду с дубиной, И орден апостолу в честь создает Для тех, кто народу с ним больше побьет. От ужаса вмиг пробудился Андрей, Немедля собрался в дорогу И дальше пошел от ильменских зыбей, Смиряя молитвой тревогу. 'О господи! всякого в жизни земной Избавь от невольных и вольных побои!' 1860 или 1861 (?) * * * О сердце скорбное народа! Среди твоих кромешных мук Не жди, чтоб счастье и свобода К тебе сошли из царских рук. Не эти ль руки заковали Тебя в неволю и позор? Они и плахи воздвигали, И двигали топор. Не царь ли век в твоей отчизне Губил повсюду жизнь сплеча? Иль ты забыл, что дара жизни Не ждут от палача? Не верь коварным обещаньям! Дар царский - подкуп и обман. Он, равный нищенским даяньям Их не введет в изъян. Оставь напрасные надежды, Само себе защитой будь! На их привет закрой ты вежды, Их злодеяний не забудь! Ты сильно! Дремлющие силы В глуби болящей воскреси! Тысячелетние могилы О гнете вековом спроси! И все, что прожито страданий, Что в настоящем горя есть, Весь трепет будущих желаний Соедини в святую месть. О, помни! чистый дар свободы Назначен смелым лишь сердцам. Ее берут себе народы, И царь не даст ее рабам. О, помни! не без боя злого Твердыню зла шатнет твой клик. Восстань из рабства векового, Восстань свободен и велик! 1861 (?) ВАДИМ I Темной ночью в двор Вадима Вече тайное сходилось. Тут голов не много было, Да зато голов всё вольных. Да, голов не много было, Но за каждой головою Рать сомкнулась и пошла бы Все равно в огонь и воду. 'Запирай, Вадим, ворота, Запирай избу и сени. Говори! Мы за советом', - Говорили новгородцы. И сказал, тряхнув кудрями, Им Вадим: 'Один лишь только У меня совет. Другого Я не знаю. Каждый слушай! Завтра к ночи наточите Вы ножи свои острее, Завтра к ночи соберите Каждый верную дружину. Завтра ночью с вражьей силой Нам сходиться на расправу. Если головы мы сложим, Так за волю и за славу. Завтра к ночи в княжий терем Все на пир они сберутся: Вея родня сберется княжья, Вся их чадь и вся дружина. Все на пир они сберутся, Станут пить и есть беспечно, А напьются, наедятся - Станут хвастаться, наверно. Многим хвастаться им можно, Как из жалких проходимцев Стали вдруг они князьями Над народом смелым, вольным. Кто то видел? кто то слышал? Чтоб в семье на ссору звали Рассудить чужих, соседей. Иль наскучила нам воля? А заморские бродяги Рады - тотчас прикатили, Навели с собою рати, Словно вороны на падаль. Не было у нас наряду! Заведут наряд тюремный. Видите теперь и сами, Есть ли где наряд без воли? Пировать недаром будут: Княжья сволочь разбирает Наши волости родные По рукам своим голодным. По селеньям нашим рыщут, Словно зверь какой, варяги, Грабят, дани собирают, Наших дочерей позорят. Грабежу их и насилью Нет суда и нет расправы. Не от княжных рук дождаться, - На расправу встанем сами! Как расхвастаются очень На пиру своем варяги, Тут-то пир другой с врагами Заварим мы, новгородцы! Тут-то мы князьям покажем, Что не все у нас холопы И что вольные остались В Новегороде граждане. Их дубовые столы мы Опрокинем, вместо меда Обольем их черной кровью Все их скатерти цветные. Завтра ночью пир нам будет! А не сломим эту силу, Сами ляжем головами, Но на воле, - не рабами. Пусть погибнем, - наше дело Не умрет и, рано ль, поздно, Отзовется, восстановим Новгородскую свободу'. II Но коварная измена В терем княжеский прокралась, И уже к двору Вадима Собиралась вражья сила. У ворот и у заборов, У плетней и у калиток, Утаясь во мраке ночи, Соглядатаи засели. И как вече расходилось, Безоружно, потаенно, В груди всех гостей Вадима Нож варяжский очутился. Что борьбы, сопротивленья Было, скрыла ночь во мраке, Под ее ж туманом Волхов Нес волнами десять трупов. И поутру двор Вадима Пуст стоял и заперт. К ночи В княжьем тереме варяги Пировали и хвалились. Но лилось не много меду, Похвальба была скромнее, И порою шепот страха Пробегал по всей палате. Старый княжеский приспешник Говорил: 'С таким народом Справиться не скоро можно, Нам не жить здесь безопасно. Ночью тайной и изменой Все они побиты нами, Нынче пали, завтра станут Помыкать, владеть князьями'. 1861 (?) ПЯТЕРО Над вашими телами наругавшись, В безвестную могилу их зарыли, И над могилой выровняли землю, Чтоб не было ни знака, ни отметы, Где тлеют ваши кости без гробов, - Чтоб самый след прекрасной жизни вашей Изгладился, чтоб ваши имена На смену вам идущим поколеньям С могильного креста не говорили, Как вы любили правду и свободу, Как из-за них боролись и страдали, Как шли на смерть с лицом спокойно-ясным И с упованьем, что пора придет - И вами смело начатое дело Великою победой завершится. Пора та близко. Пусть могила ваша Незнаема, пусть царственная зависть Старается стереть повсюду память О вашем деле, ваших именах, - В глуби живых сердец она живет! И с каждым днем таких сердец все больше: Самоотверженных, могучих, смелых И любящих. Близ места вашей казни Есть пышный храм. Там гордыми рядами Стоят великолепные гробницы, Блестя резьбой и золотом. Над ними Курится ладан, теплятся лампады, И каждый день священство в черных ризах Поет заупокойные обедни. Гробницы эти прочны, имена Их мертвецов угодливой рукою Глубоко в камень врезаны. Напрасно! От одного дыхания Свободы Потухнет ладан и елей в лампадах, Наемный клир навеки онемеет, И прахом распадется твердый мрамор, Последняя их память на земле. Пора близка. Уже на головах, Обремененных ложью, и коварством, И преступленьем, шевелится волосе Под первым дуновеньем близкой бури, - И слышатся, как дальний рокот грома, Врагам народа ваши имена, Рылеев, Пестель, Муравьев-Апостол, Бестужев и Каховский! Буря грянет. Под этой бурей дело ваших внуков Вам памятник создаст несокрушимый. Не золото стирающихся букв Предаст святые ваши имена. Далекому потомству - песнь народа Свободного, а песнь не умирает! Не хрупкие гробницы сохранят Святую вашу память, а сердца Грядущих просветленных поколений, - И в тех сердцах народная любовь Из рода в род вам будет неизменно Гореть неугасимою лампадой. 1861 или 1862 С?) БЕСПОКОЙСТВО (После чтения 'Северной пчелы' в июле 1862) Что за странным беспокойством Обуяло вдруг всю Русь? С этим новым нашим свойством Я никак не примирюсь. Сверху, снизу, слева, справа Беспокойны все и вся, Как хотите, эдак, право, Скоро будет жить нельзя! Беспокойство и в столице, Беспокойство и в глуши, Беспокойны царь с царицей, Беспокойны голыши. Беспокоен губернатор, Частный пристав, откупщик, Поп, фотограф, регистратор, Мещанин, купец, мужик, Сыщик, доктор, сочинитель, Типографщик, журналист, Архирей, студент, учитель, Академик, гимназист, Старый воин, юный воин, Новобранец, инвалид... Разве тот один спокоен, Кто уж в крепости сидит! Июль 1862 * * * Если лет бесстрастный холод Все в тебе оледенил И забыл ты, как любил, Как боролся, как был молод, - Если юной жизни гул Мирно спать тебе мешает, Что же гроб тебя пугает? В нем бы крепче ты заснул. Под землей уж не наскучат Дети шумом... Шуму нет, И бессонницы не мучат, И проходит злобный бред. 1862 (?) * * * Горя, шуму и досады Много день принес. Как хотел бы я отрады Сна без всяких грез! Ночь, и немо все и глухо, Скованное сном. Как ни вслушивайся ухо, Звука нет кругом. Я лежу, закрывши вежды, И в тиши немой Мне как будто весть надежды Шепчет голос твой. 1862 (?) * * * Как долгой ночью ждет утра Больной, томясь в бреду, Так в этой безрассветной тьме Я милой вести жду. День бесконечен... грудь полна Невыплаканных слез. Наступит ночь - ко мне бегут Рои зловещих грез. О, только б знать, что над тобой Без туч восходит день, Что, ясная, встречаешь ты Без слез ночную тень!. Как стало бы светло, тепло В холодной этой тьме! Пусть воли нет... Пока придет, Есть счастье и в тюрьме! Но дни и месяцы идут... Я жду, - напрасно жду... Так в ночь бессонную утра Не ждет больной в бреду. 1862 (?) АРРИЯ ...Перед ним лежал Уже наточенный кинжал, - И молвил он, вздохнув невольно: 'А расставаться с жизнью больно'. Горда, прекрасна и бледна, Стояла перед ним жена. Вдруг ярче, радостней, смелее Зажегся взор у ней. Она Одной рукой у белой шеи Застежку платья сорвала, - На мужа, на кинжал взглянула И верх туники распахнула: Свежа, полна, как снег бела, Раскрылась грудь... Еще мгновенье, И перед мужем со стола Она без страха, без волненья Другой рукой кинжал взяла. Как луч, блеснул удар кинжала... Кровь брызнула и струйкой алой По белой груди потекла. На ложе Аррия склонилась. Последней судорогой билось В ней сердце, взор оделся мглой... Жизнь уходила молодая. Но, холодеющей рукой Кинжал из раны вынимая, Она сказала, умирая: 'Не больно вовсе, милый мой!' 1862 (?) * * * Долиной пышной шли мы рядом, Блаженных дум полны. Кругом весь мир цветущим садом Сиял в лучах весны. Казалось, радостным полянам Из века в век цвести, И к ним ни бурям, ни туманам Не отыскать пути. Мы как во сне остановились У быстрого ручья. Как чудно в нем лучи дробились! Как искрилась струя! Ты пела мне: 'К угрюмой дали Журча бежит ручей, Там всё страданья да печали, Темна там жизнь людей. Пойдем - осушим Горю слезы Счастливою рукой, Снесем им радость, песни, розы, Свободу, свет, покой!' Мы шли, соединясь руками Над синей быстриной, Ручей играл, сверкал меж нами Веселою волной. Мы поцелуем обменяться Через него могли, Нам было любо петь, смеяться... Мы в чудных грезах шли. Но вдруг рассеял наши грезы Зловещий шум ручья: Вздымалась в нем, полна угрозы, Померкшая струя. Он шире стал, - и наши руки Невольно разлучил. Темнела даль, - и грома звуки К нам ветер доносил. Чрез миг завыла непогода... Ручей влился в поток. Искать мы стали перехода... Волна срывала с ног. Мы оглянулись... И за нами Разливы бурных вод Клубились по полям волнами... Поток шумел: 'Вперед!' И мы пошли... Катилась с ревом Меж нас уже река. Мы только обменяться словом Могли издалека. Нам не сомкнуть уста и руки... Река все шире, злей... И милых слов родные звуки Доносятся слабей. Их заглушают злобной силой И гром и вой реки. Лишь виден мне твой образ милый И знак твоей руки. Но волны выше, тьма густая Чернеет, свет губя... Мне не видать тебя, родная! Мне не видать тебя! Зову... Во мраке исчезает Бесследно крик тоски. Лишь ураган мне отвечает Один из-за реки. И вот передо мною море: В него влилась река... И я один... со мной лишь горе, Тревога и тоска. Напрасно вопли посылаю Я с темных берегов... Ни мой тебе, ни твой, я знаю, Мне не услышать зов. Вдали лишь молнии трепещут Среди зловещей мглы, Вблизи же злобно в берег хлещут Студеные валы. 1862 (?) * * * Снова дней весенних Дождалися мы: Ласточки щебечут Над окном тюрьмы. Между гор зеленых Темной полосой Вьется вдаль дорога К стороне родной. 1862 (?) * * * Вышел срок тюремный: По горам броди, Со штыком солдата Нет уж позади. Воли больше, что же Стены этих гор Пуще стен тюремных Мне теснят простор? Там под темным сводом Тяжело дышать: Сердце уставало Биться и желать. Здесь над головою Под лазурный свод Жаворонок вьется И поет, зовет. 1862 (?) * * * Говорят, весна пришла, Ярки дни, и ночь тепла, Луг зеленый весь в цветах, Соловьи поют в лесах. Я хожу среди лугов, Я ищу твоих следов, В чаще слушаю лесной, Не раздастся ль голос твой. Где ж весна, и где цветы? Их срывать не ходишь ты. Где же песня соловья? Не слышна мне речь твоя... Не пришла еще весна. День угрюм, ночь холодна. Поле иней куют, Птицы плачут, не поют. 1862 (?) * * * Зарею обновленья В моей ночи взошла любовь твоя, В ней стали ясны мне и мир, и жизнь моя, Их смысл, и сила, и значенье. В ней, как в сиянье дня, Я увидал, что истинно, что ложно, Что жизненно, что призрачно, ничтожно Во мне и вне меня. Когда я сердцем ощутил биенье, Которым сердце билося твое, В нем мира целого вместилось бытие, Все радости людей, тревоги и стремленья. О свет всевоскрешающей любви! Ты дал на дело мне и на страданье силы. Веди меня сквозь мрак моей живой могилы И к делу жизни вновь могучим призови! 1862 (?) DIES IRAE {*} {* День гнева, день Страшного суда (лат.).} Настает пора уплат кровавых, Настает день Страшного суда, Кара злым и торжество для правых - Лейся кровь, пылайте города! 1863 (?) ДЕСПОТУ Резец истории тебе, ханжа лукавый, Глубоко начертит на гробовой плите: 'Он знаменье креста творил рукою правой, А левой распинал народы на кресте'. 1863 (?) * * * Минуты горького сомненья, Когда слабел средь битвы я, Минуты скорби и паденья Не помяните мне, друзья. Все, в чем пред правдой я в ответе, За что я сам себя корил, Желайте, чтоб минуты эти Годами горя искупил. И если . . . . . . . . Дождаться нам святого дня, Пусть лучшим, скорбью обновленным Ваш круг приветствует меня. 1863 или 1864 (?) * * * Только помыслишь о воле порой, Словно повеет откуда весной. Сердце охватит могучая дрожь, Полною жизнью опять заживешь. Мир пред тобою широкий открыт, Солнце надежды над далью горит. Ждет тебя дело великое вновь, Счастье, тревога, борьба и любовь. Снова идешь на родные поля, Труд и надежды с народом деля. Пусть будет снова боренье со злом, Пусть и падешь ты, не сладив с врагом, Пусть будут гибель, страданья, беда, - Только б не эта глухая чреда. 1863 или 1864 (?) * * * Ведь только строчка лишь одна, Узнать, что ты жива, Что ты здорова и ясна, Всего лишь слова два, - И все вокруг меня светло, И счастлив я опять, И все, что бременем легло, Могу я презирать. 1863 или 1864 (?) * * * Всегда, везде ты, друг, со мной, Пока гляжу на свет. В моей душе любви к одной Тебе утраты нет! Все, чем живу, что есть в душе Святых и чистых грез, Не ты ли, светлый гений мой, Для жизни мне привад! 1863 или 1864 (?) * * * Идут года, но все сильней любовь, И думаешь - пора угомониться. Но сердце любит с прежней страстью И хочет воротить всю негу, Которая одним воспоминаньем Все сердце жжет. 1863 или 1864 (?) * * * Знаю, что ты память Ко мне сбережешь, Но с другим, быть может, Счастье ты найдешь. О, пришли ко другу Весть о счастье том. Эта весть мне будет Светлым дня лучом. От моих страданий, От тоски моей На твоем я счастье Отдохну скорей. 1863 или 1864 (?) * * * Вам смешно, что часто Так мечтаем мы: Что наш мир не создан Для беды и тьмы. Что и нам засветит Здесь из темных туч Счастья и довольства Для народа луч. Что мы все, как братья, Будем общий пир Праздновать, вкушая Беспредельный мир. Вам бы - чтобы вечно Был везде раздор, Чтоб с тюремной двери Не сходил запор. Чтобы ворон жадный Голубей клевал, Чтобы над землею Вечный мрак лежал. Наши грезы светлы, В них для бедняка Светит будто счастье - Хоть издалека. 1863 или 1864 (?) ПОСЛАНИЕ УЗНИКА На ваш приветливый и милый, Хотя и незнакомый, зов, Что скажет вам мой стих унылый Из-за решеток и замков?.. Под гнетом каменного свода Твердишь и думаешь одно: 'Свобода... скоро ли свобода?..' А впереди - темно, темно!.. Но верю я, что я вас встречу, Как выйду вновь на вольный свет, И вольной песнью вам отвечу На добрый, ласковый привет. А здесь - и стих мой не клеится, И в сердце - жалобы одне... Я не балованная птица, А не поется в клетке мне!.. 1863 или 1864 (?) * * * И за стеной тюрьмы - тюремное молчанье, И за стеной тюрьмы - тюремный звон цепей, Ни мысли движущей, ни смелого воззванья, Ни дела бодрого в родной стране моей! Идет за годом год. Порою весть приходит, А что несет та весть в глухие норы к нам? Все тот же произвол людей в оковах водит, Все тот же молот бьет по рабским головам. Иль все ты вымерло, о молодое племя? Иль немочь старчества осилила тебя? Иль на священный бой не призывает время? Иль в жалком рабстве сгнить - ты бережешь себя? А кажется, давно ль, о юноши, я видел В вас доблесть мужества и благородный пыл? Не каждый ли из вас глубоко ненавидел? Не каждый ли из вас боролся и любил? Что ж изменило вас? Иль напугали казни? Иль нет уж общего и давнего врага? Иль стал вам другом он, внушив вам дрожь боязни? Иль не скользит теперь в крови его нога? Давно ли он дрожал, - уступками, и лестью, И обещаньями вам отводил глаза? Иль вы поверили? Иль, правосудной местью Не разразясь над ним, рассеется гроза? Иль жизненный поток улегся в мирном ложе? Иль стало зло добром, надев его наряд? Иль позабыли вы: змея и в новой коже - Все прежняя змея и в ней все тот же яд? Иль длинный ряд веков не прояснил вам зренье? Иль можете, слепцы, надежду вы питать, Чтоб то, что было век орудьем угнетенья, Могло орудием любви и блага стать? Иль на одни слова у вас хватило силы? Иль крик ваш криком был бессильного раба? Не плюйте на отцов бесславные могилы! Чем лучше сами вы? где ж дело? где борьба? Иль истощились вы в своем словесном пренье И вместо смелых дел вам сладок жалкий сон? Иль рады, что на вас надели в утешенье Каких-то мнимых прав заплатанный хитон? О горе! о позор! Где ж, гордые любовью, Свидетельства любви вы показали нам? Опять у вас в глазах исходит Польша кровью... А вы? Поете гимн державным палачам? Иль в жертвах и крови геройского народа, В его святой борьбе понять вы не могли, Что из-за вечных прав ведет тот бой свобода, А не минутный спор из-за клочка земли? Иль ход истории достиг тоге предела, Где племя юное уж не несет с собой Ни свежих доблестей, ни свежих сил на дело И вслед тупым отцам идет тупой толпой? Иль тех, кто миру нес святое вдохновенье, Ведет одна корысть и мелочный расчет? Кто с песнью шел на смерть и возбуждал движенье, В мишурное ярмо покорно сам идет? И за стеной тюрьмы - тюремное молчанье, И за стеной тюрьмы - тюремный звон цепей, Ни мысли движущей, ни смелого воззванья, Ни дела бодрого в родной стране моей! Так часто думаю, в своей глуши тоскуя, И жду, настанет ли святой, великий миг, Когда ты, молодость, восстанешь, негодуя, И бросишь мне в лицо названье: клеветник! 1863 или 1864 (?) * * * Вечером душным, под черными тучами нас похоронят. Молния вспыхнет, заропщет река, и дубрава застонет. Ночь будет бурная. Необоримою властью могучи, Громом, огнем и дождем разразятся угрюмые тучи. И над могилами нашими, радостный день предвещая, Радугу утро раскинет но небу от края до края. 1864 или 1865 (?) * * * Зимние вьюги завыли В наших пустынях глухих, Саваном снега накрыли Мертвых они и живых. Гроб - моя темная келья, Крыша тяжелая - свод, Ветер полночный в ущелье Мне панихиду поет. 1864 или 1865 (?) * * * Вечерний ветер встал и по ущельям стонет, По скатам голых гор ложится гуще тень, Глухая ночь идет... Придет и похоронит Еще один пустой, бесплодный день. Ты просишь радости, любви, борьбы, свободы? Угомонись, засни и не гляди вперед! Что день? так провожать тебе придется годы И говорить: еще бесплодный год! А там и смерть придет, как эта ночь, - и канет Одним бесплодным днем вся жизнь во мрак немой... И разве лишь одна душа вдали помянет Бесплодный век бесплодною слезой. 1865 (?) ЭПИГРАММЫ БОРОДЫ Долго на бороды длилось гоненье, но сняли опалу. Всем теперь ясно, куда либерализм этот вел. Слышатся толки везде о земских соборах и думах. Как же, 'уставя брады', в них без бород заседать? КОНСТИТУЦИОНИСТ Тошно из уст его слышать и самое слово свобода. Точно как будто кастрат стал о любви рассуждать. НЕДОРАЗУМЕНИЕ Много у нас толковали в журналах о прессе свободной. Публика так поняла: гни нас свободно под пресс! ПРЕДАННОСТЬ Преданность вечно была в характере русского люда. Кто же не предан теперь? Ни одного не найдешь. Каждый, кто глуп или подл, наверное, предан престолу, Каждый, кто честен, умен, предан, наверно, суду. ВЗЫСКАНИЕ Каторгу даже и казнь именуют указы взысканьем: Взыскан (так понимай!) царскою милостью ты. Между 1862 и 1864 ПРИМЕЧАНИЯ Творческое наследие Михайлова включает в себя разные жанры. При этом Михайлов-прозаик, как нам представляется, не уступает Михайлову-поэту в своем значении и интересе для современного читателя. В настоящее издание вошли лучшие из оригинальных стихотворений Михайлова, его стихотворные переводы, повести и публицистические статьи. Тексты публикуются по изданиям: М. Л. Михайлов. Собрание стихотворений. Л., 'Советский писатель', 1969 ('Библиотека поэта'. Большая серия), М. Л. Михайлов. Сочинения в 3-х томах. М., Гослитиздат, 1958. В тех случаях, когда включались не вошедшие в названные издания произведения, они сверялись с последними прижизненными публикациями. Оригинальные стихотворения и прозаические произведения расположены в хронологическом порядке. При расположении переводных стихотворений сохранена композиция, выработанная самим Михайловым для издания: 'Стихотворения М. Л. Михайлова'. Берлин, 1862. Произведения и авторы, не вошедшие в это издание, даются в последовательности, определяемой историко-литературным процессом. В тех случаях, когда переводное стихотворение имело несколько редакций, под произведением указываются соответствующие даты. Американский поэт Г. Лонгфелло, в связи с традиционно сложившейся композицией, помещен среди английских поэтов. Время написания многих произведений Михайлова может быть установлено лишь приблизительно. Поэтому даты под стихотворениями иногда обозначены крайними годами периода, на протяжении которого стихотворение написано. Дата, определенная временем первой публикации произведения, заключается в угловые скобки. Даты написания, установленные предположительно, отмечаются вопросительным знаком. В примечаниях приняты следующие условные сокращения: БдЧ - 'Библиотека для чтения'. БП - М. Л. Михайлов. Собрание стихотворений. Л., 'Советский писатель', 1953 ('Библиотека поэта'. Большая серия). БС - М. Л. Михайлов. Собрание стихотворений. Л., 'Советский писатель', 1969 ('Библиотека поэта'. Большая серия). Воспоминания - Н. В. Шелгунов, Л. П. Шелгунова, М. Л. Mихайлов. Воспоминания в 2-х томах. <М.>, 'Художественная литература', 1967. Гейне - Песни Гейне в переводе М. Л. Михайлова. СПб., 1858. Гете - Собрание сочинений Гете в переводах русских писателей, изд. под ред. Н. В. Гербеля, т. I. СПб., 1878. Д - 'Дело'. ЖО -'Живописное обозрение'. И - 'Иллюстрация'. Изв. ОЛЯ - Известия Академии наук СССР. Отделение литературы и языка. ЛА - Литературный архив. Материалы по истории литературы и общественного движения, т. 6. М. - Л., 1961. ЛГ - 'Литературная газета'. M - 'Москвитянин'. H - 'Неделя'. ОЗ - 'Отечественные записки'. ПД - Институт русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР, г. Ленинград. ПССоч. - Полное собрание сочинений М. Л. Михайлова. Под ред. П. В. Быкова, т. I. Стихотворения оригинальные и переводные. СПб., <1913>. ПС Стих. - М. Л. Михайлов. Полное собрание стихотворений. М. - Л., 'Academia', 1934. PB - 'Русский вестник'. РМ - 'Русская мысль'. PC - 'Русское слово'. С - 'Современник'. Смирдин - Сборник литературных статей, посвященных русскими писателями памяти покойного книгопродавца-издателя Александра Филипповича Смирдина, т. 6. СПб., 1859. Соч. I, II, III - М. Л. Михайлов. Сочинения в 3-х томах. М., Гослитиздат, 1958. Соч. 1950 - М. И. Михайлов. Сочинения в 2-х томах. Чита, 1950. ССоч. - М. И. Михайлов. Собрание сочинений в 5-ти томах, т. I. Стихотворения. Чкалов, 1951. ССтих. - Собрание стихотворений М. Михайлова. СПб., 1890. ст. - стих. Стих. 1862 - Стихотворения М. Л. Михайлова. Берлин, 1862. Стих. 1866 - Стихотворения М. Л. Михайлова. СПб., 1866. Шиллер I, II - Лирические стихотворения Шиллера в переводах русских поэтов, изд. под ред. Н. В. Гербеля, тт. I, И. СПб., 1857. Шиллер IV - Драматические сочинения Шиллера в переводах русских писателей, изд. под ред. Н. В. Гербеля, т. IV. СПб., 1858. СТИХОТВОРЕНИЯ Дорога (стр. 33). - Впервые - И, 1845, No 30, с. 478, с опечаткой в. ст. 11 ('вздор печальный'). Тема дороги, странствия часто использовалась поэзией XIX века. Как и в этом стихотворении, обычно подразумевалась не просто дорога, а, по выражению Байрона, 'дорога жизни' (запись в дневнике Байрона от 21 января 1821 года). В русской поэзии образ дороги, странника нередок у Огарева, Плещеева, Пальма и других поэтов. 'Бывают дни - и дней таких немало...' (стр. 34). - Впервые - И, 1847, No 7, с. 111. К стихам А. Шенье (стр. 34). - Впервые - ЛГ, 1847, No 11, с. 164, с цензурным искажением в ст. 8: 'Как дышит эта жизнь нездешней красотой'. Андре-Мари Шенье (1762-1794) - французский поэт и публицист. Надя (стр. 35). - Впервые - ЛГ, 1847, No 18, с. 277. Образ падшей женщины как символ попранного человеческого достоинства проходит через всю демократическую литературу XIX века. В поэзии Некрасова, Огарева, Добролюбова она прежде всего жертва социальной несправедливости, взывающая к сочувствию и помощи. Помещик (стр. 36). - Впервые - ЛГ, 1847, No 19, с. 294, под заглавием 'Охотник' и с большими цензурными искажениями: Ст. 54 В себе воскресил я разгульный свой дух! Ст. 59-64 С житьем ни за что не расстанусь раздольным, Дышу теперь вдоволь я духом привольным!.. Ко мне, братец, лучше сюда приезжай: Изделья в деревне моей изучай!' Эй, Ванька! Скорее собак собирай! Эй, Сенька! Живее мне лошадь седлай! Ст. 71-72 Что ж, Ванька-каналья! Чего же ты ждешь? Да скоро ль ты, Сенька, Гнедка приведешь? Текст и заглавие полностью восстановлены в БП. В кондитерских все я журналы, следил... - Кондитерские того времени являлись своеобразным читальным залом, где имелись свежие газеты и журналы. Жорж Санд - псевдоним французской писательницы Авроры Дюдеван (1804-1876), ее популярность в демократических кругах России 40-х гг. XIX в. была очень велика. Франсуа Гизо (1787-1874) - французский историк и политический деятель. 'Пчела' - 'Северная пчела', реакционная газета, издававшаяся с 1825 г. Ф. В. Булгариным. ...приятель мой, славянофил... - Далее следует сатирический выпад Михайлова против славянофильства, краеугольным теоретическим положением которого было отстаивание независимого от Европы развития России. Будучи консервативным по своему характеру, славянофильство видело возможность этого в сохранении и укреплении православия и патриархально-общинных основ допетровской Руси. 'Если б я вас снова встретил...' (стр. 38). - Впервые - ЛТ, 1847, No 23, с. 356. 'Еще в школе он был...' (стр. 39). - Впервые - ЛТ, 1847, No 23, с. 356. Восемь в червях - термин карточной игры. Груня (стр. 40). - Впервые - И, 1847, No 27, с. 35. Хорошая партия (стр. 41). - Впервые - ЛТ, 1847, No 32, с. 501. Кольцов (стр. 41). - Впервые - ЛТ, 1847, No 49, с. 774, с заменой точками в ст. 5 слов 'любовию святою'. Алексей Васильевич Кольцов (1809-1842) принадлежал к числу наиболее любимых поэтов Михайлова. В прокламации 'К молодому поколению', написанной Н. В. Шелгуновым при участии Михайлова, Кольцов назван в числе 'лучших людей', которые вышли из недр русского народа (см.: Воспоминания, т. 1, с. 340). Имя Кольцова неоднократно встречается в произведениях Михайлова. В автобиографическом рассказе 'Уленька' Михайлов вспоминает о своем раннем знакомстве с произведениями Кольцова. В романах 'Стрижовые норы', 'Вместе' строки Кольцова используются в качестве эпиграфов. Возможно, что непосредственным поводом к написанию стихотворения послужил выход в 1846 г. 'Стихотворений' Кольцова со вступительной статьей Белинского. На пути (стр. 42). - Впервые - ЛТ, 1848, No 14, с. 211. Кабак (стр. 42). - Впервые - ЛТ, 1848, No 17, с. 266, с цензурными искажениями: без заглавия и пропуском строф 3 и 6. Впервые полностью, но без заглавия - ССоч., полностью с заглавием - БП. По теме и ее разработке чрезвычайно близко к стихотворению Н. П. Огарева 'Кабак' (1841). Современный гидальго (стр. 43). - Впервые ЛТ, 1848, No 17, с. 265, без последней строфы. Гидальго (точнее - идальго) - испанский дворянин. Принадлежа к низшему разряду испанского дворянства, идальго прославились тем не менее своей кичливостью. Антологические стихотворения Антологические стихотворения - то есть такие, которые написаны на темы и в манере античной литературы, - были очень популярны в середине XIX века. Их создавали многие крупные поэты той эпохи. Отмечая Это явление, В. П. Боткин писал в одной из статей 1856 года: 'В настоящее время, при распространившемся изучении греко-римской жизни и ее произведений, вошло в обыкновение писать пьесы античного или мифологического содержания' (В. П. Боткин. Соч., т. II, СПб., 1891, с. 379). Наяда (стр. 45). - Впервые - ЛГ, 1848, No 20, с. 307. Наяда - древнегреческой мифологии нимфа озер, рек и ключей. Жатва (стр. 45). - Впервые - ЛГ, 1848, No 20, с. 307. Помона - в римской мифологии богиня плодов. Цианы. - Здесы васильки. 'В косы зачем заплела ты кудри густые, Дорида?..' (стр. 46). - Впервые - ЛГ, 1848, No 20, с. 307. Мольба (стр. 46). - Впервые - ЛГ, 1848, No 20, с. 307. 'Мне жаль тебя... Семья жестоко...' (стр. 47). - Впервые - И, 1848, No 40, с. 247. 'Бывало, в беседке...' (стр. 47). - Впервые - И, 1848, No 42, с. 275. 'Я видел во сне человечка...' (стр. 48). - Впервые - С, 1852, No 8, с. 327, в составе романа 'Камелия' (см. вступительную статью). 'Когда ж минует испытанье?..' (стр. 49). - Впервые - 'Нива', 1910, No 15, с. 290 (другая редакция), со следующими разночтениями: ст. 1: 'Когда пройдут искуса годы?', ст. 4: 'Животворящий луч свободы?', ст. 8-9: 'Когда же тьма сойдет с востока? // Когда под заревым огнем'. В настоящей редакции впервые - сб. 'Шестидесятые годы', М.-Л., 1940, с. 448. Стихотворение обращено Михайловым к родной стране, в одном из списков оно носило название 'России'. Столб Мемнона - колоссальная статуя египетского фараона Аменофиса (Аменхотепа III), установленная недалеко от Фив, при восходе солнца статуя издавала странный звук, напоминающий звук лопающейся струны. 'Как храм без жертв и без богов...' (стр. 49). - Впервые 'Нива', 1910, No 15, с. 290. 'Спали, господь, своим огнем...' (стр. 50). - Впервые - БП, с. 112. Создано в период Крымской войны и направлено против казенного патриотизма части русских литераторов. Стихотворение, возможно, имеет конкретного адресата - поэта Ф. Н. Глинку, автора нескольких ультрапатриотических стихотворений, появившихся в это время (см., например: 'Северная пчела', 1854, No 2). Перепутье (стр. 50). - Впервые - в кн.: Л. П. Шелгунова. Из далекого прошлого. СПб., 1901, с. 58. Стихотворение было написано в альбом Шелгуновой. На пути (стр. 50). - Впервые - PC, 1859, No 12, с. 243. Стихотворение обращено к Л. П. Шелгуновой и было написано в ее альбом, с подзаголовком 'Май 1856' и датой: 'Лисино, 10 июня 1857 года' (см.: 'Литературный архив', изд. П. А. Картавовым. СПб., 1902, с. 89). П. В. Засодимский в своих воспоминаниях полностью приводит это стихотворение, как наиболее ярко характеризующее отношение Михайлова к Л. П. Шелгуновой (см.: П. В. Засодимский. Из воспоминаний. М., 1908, с. 432). Апостол Андрей (стр. 51). - Впервые - ПССтих., с. 605. Апостол Андрей Первозванный, согласно библейской легенде, один из двенадцати учеников Христа, первый, который был призван (Евангелие от Иоанна, гл. 1, ст. 41). По преданию, зафиксированному в русской летописи 'Повесть временных лет', Андрей проповедовал христианство в Древней Руси. В летописи же и находится эпизод, использованный Михайловым в стихотворении. Даниил - библейский пророк, был брошен в ров на растерзание львам, но звери не тронули его (Книга пророка Даниила, гл. 6). Вавилонская печь - огненная печь, в которую, как рассказывается в Библии, царь Вавилона Навуходоносор приказал бросить трех отроков за отказ поклониться золотому истукану. Отроки остались невредимы и, стоя в печи, пением славили бога (Книга пророка Даниила, гл. 3). Патрас - древнегреческий город, в котором, согласно христианской легенде, был распят апостол Андрей. ...Великий у русских царит чело* век... II И орден апостолу в честь создает... - Речь идет о Петре I. В 1698 г. им был учрежден орден Андрея Первозванного, высший орден Российской империи. 'О сердце скорбное народа!..' (стр. 56). - Впервые - ПССтих., с. 620. Стихотворение написано, по-видимому, вскоре после обнародования манифеста об 'освобождении крестьян'. Михайлов, по свидетельству П. Д. Боборыкина, считал манифест 'ловушкой и обманом и не предвидел для крестьян ничего, кроме новой формы закрепощения' (П. Д. Боборыкин. Воспоминания. За полвека, т. I. М., 1965, с. 234). Вадим (стр. 57). - Впервые - ПССтих., с. 610, с искажением в строфе 20 ('Пусть погибнет наше дело, // Не умрем...'). Исправлено в Соч. 1950. Герой стихотворения, Вадим Храбрый - лицо историческое. В Никоновской летописи содержится сообщение, что в 863 г. Вадим встал во главе восставших против власти Рюрика новгородцев и был убит. Русская литература конца XVIII - начала XIX в. нередко обращалась к этому событию древней русской истории. Образ Вадима - тираноборца, защитника прав вольного Новгорода - был создан уже Я. Б. Княжниным в трагедии 'Вадим Новгородский' (1789). Подвиг Вадима становится темой многих произведений поэтов-декабристов: о нем пишут В. Ф. Раевский, В. К. Кюхельбекер, К. Ф. Рылеев. Пушкин вынашивал замыслы трагедии и поэмы о Вадиме, поэму 'Последний сын вольности', посвященную Вадиму, создал Лермонтов. Стихотворение Михайлова продолжает, таким образом, традиции передовой русской литературы в разработке этого образа. Пятеро (стр. 61). - Впервые - ПССтих., с. 614, с пропуском непрочтенных слов в ст. 25. Стихотворение посвящено памяти пятерых казненных декабристов: К. Ф. Рылеева, П. И. Пестеля, С. И. Муравьева-Апостола, М. П. Бестужева-Рюмина и П. Г. Каховского. Михайлов считал себя и своих единомышленников наследниками дела декабристов. Прокламация 'К молодому поколению' завершалась словами: '...да ведут ...на великое дело, а если нужно, то и на славную смерть за спасение отчизны, тени мучеников 14 декабря!' (Воспоминания, т. 1, с. 350). ...В безвестную могилу их зарыли... - Тела казненных декабристов, по преданию, были зарыты на острове Голодае (теперь Остров декабристов). Близ места вашей казни // Есть пышный храм... - Декабристы были повешены 13(25) июля 1826 г. на валу Петропавловской крепости. В соборе Петропавловской крепости находятся гробницы русских царей, начиная с Петра I и кончая Александром III. Беспокойство (стр. 63). - Впервые - ПССтих., с. 622. После чтения 'Сев. пчелы'... - Летом 1862 г. 'Северная пчела' поместила на своих страницах материалы, свидетельствующие о 'возбуждении умов' в России. 'Если лет бесстрастный холод...' (стр. 63). - Впервые - ОЗ, 1870, No 1, с. 168, с подписью: 'Мих. M-в'. 'Горя, шуму и досады...' (стр. 64). - Впервые - ПССтих., с. 633. Обращено к Л. П. Шелгуновой. 'Как долгой ночью ждет утра...' (стр. 64). - Впервые - ОЗ, 1870, No 4, с. 436, с подписью: 'М. М.'. Обращено к Л. П. Шелгуновой. Аррия (стр. 65). - Впервые - ОЗ, 1870, No 1, с. 264, с подписью: 'Мих. M-в'. В ПССтих., с. 540, отнесено к переводным стихотворениям. Аррия - римлянка, жена консула Ценины Пэта, приговоренного к смерти за участие в заговоре против императора Клавдия в 42 г. Пэт решил кончить жизнь самоубийством, но заколебался. Тогда Аррия первой вонзила себе в грудь кинжал и, выдернув его, передала мужу со словами: 'Пэт, не больно' (см.: Плиний Младший. Письма, III, 16, а также: Тацит. Анналы, XVI, 34). Этот пример необычайного мужества часто использовался в европейской литературе (особенно подробно пересказан М. Монтенем в его 'Опытах'). Жизнь уходила молодая. - В действительности Аррия к моменту смерти имела уже взрослую дочь. Говоря о молодости Аррии, Михайлов хочет подчеркнуть ее мужество. 'Долиной пышной шли мы рядом...' (стр. 66). - Впервые - Д, 1866, No 2, с. 33, с пропуском ст. 57-60 и 73-76 и подписью: 'Л. Шелгунова', полностью - ПССтих., с. 600, с искажением ст. 1, 35, 53. Искажения устранены в БП. Обращено к Шелгуновой. Имя Михайлова было под запретом, поэтому ряд его произведений печатался с подписью Шелгуновой. 'Снова дней весенних...' (стр. 68). - Впервые - ПССтих., с. 634. Написано на Казаковском прииске. 'С томительным нетерпением, - писал Михайлов в 'Записках', - ждал я весны, следил каждый день за этими горами, за этим лугом, которые начинали зеленеть так туго... Теперь так хорошо все кругом моего жилища, зеленая падь полна цветов, горы тоже позеленели и стоят уже не сплошной темной грудой... Из-за этих гор идут несколько дорог к самому почти дому, но как редко, какими урывками приходят по этим дорогам дорогие вести!' (Соч. III, с. 613-614). 'Вышел срок тюремный...' (стр. 69). - Впервые - ОЗ, 1870, No 1, с. 98, с подписью: 'Мих. M-в'. В начале марта 1862 года Михайлов, с разрешения начальника Нерчинского горного округа О. А. Дейхмана, поселился на Казаковском золотом прииске у своего брата, Петра Ларионовича, горного инженера, и был неофициально освобожден от каторжных работ. '...Я мог бы воскликнуть: 'Берег!', - писал Михайлов в 'Записках', - если бы и этот берег, несмотря на все свои внешние удобства, не был все-таки если не тюрьмой, так землею изгнания' (Соч. III, с. 613). 'Говорят, весна пришла...' (стр. 69). - Впервые - Н, 1874, No 1, стлб. 14, под заглавием: 'Из посмертных стихотворений М. Л. M-ва'. Обращено к Л. П. Шелгуновой. Предположение, что стихотворение написано Михайловым во время его пребывания на Казаковском прииске, впервые сделано в БП, с. 147, см. также: БС, с. 107 и 528. В других изданиях стихотворение отнесено к 1857 или 1858 годам. 'Зарею обновленья...' (стр. 70). - Впервые - Д, 1866, No 2, с. 64, с подписью: 'Л. Шелгунова'. Обращено к Шелгуновой. Dies irae (стр. 70). - Впервые - ПССтих., с. 623. Dies irae - начальные слова католического церковного гимна. Михайлов имеет в виду под 'днем гнева' народное восстание, которое с нетерпением ожидалось революционными демократами сначала в 1861 г., а затем весной 1863 г., когда заканчивался срок временно-обязанного состояния крестьян и подписания уставных грамот. Деспоту (стр. 70). - Впервые - ПССтих., с. 615. Обращено к Александру II. 'Минуты горького сомненья...' (стр. 71). - Впервые - ПССтих., с. 630. 'Только помыслишь о воле порой...' (стр. 71). - Впервые - Н, 1874, No 1, с. 14, под рубрикой 'Из посмертных стихотворений М. Л. M-ва'. 'Ведь только строчка лишь одн а...' (стр.. 72). - Впервые - ПССтих., с. 628. Обращено к Шелгуновой. 'Всегда, везде ты, друг, со мной...' (стр. 72). - Впервые -' ПССтих., с. 628. Обращено к Шелгуновой. 'Идут года, но все сильней любовь...' (стр. 72). - Впервые - ПССтих., с. 634. Обращено к Шелгуновой. 'Знаю, что ты память...' (стр. 73). - Впервые - ПССтих., с. 633. После смерти Михайлова Шелгунова издала многие его произведения: стихотворения, очерки, рассказы. В своих записках 'Из далекого прошлого' она тепло вспоминает Михайлова и пишет о впечатлении, которое произвел он на нее в начале их знакомства: '...остроумнее, привлекательнее и интереснее Михайлова ничего быть не могло' (Воспоминания, т. 2, с. 60). 'Вам смешно, что часто...' (стр. 73). - Впервые - ПССтих., с. 634. Послание узника (стр. 74). - Впервые - Н, 1876, No 1, стлб. 25, с подписью: 'М-в', и с подзаголовком: 'Из посмертных стихотворений M-ва'. Существует предположение, что стихотворение представляет собой либо ответ на 'Послание Мих. Ил. Михайлову' П. Л. Лаврова, либо на недошедшее до нас послание Михайлову студентов (см.: Соч. 1, с. 551). 'И за стеной тюрьмы - тюремное молчанье...' (стр. 74). - Впервые - ПССтих., с. 631. Стихотворение написано под впечатлением мрачных известий, доходивших до Михайлова: кровавое подавление восстания в Польше (1863), усиление реакционных настроений в России. 'Вечером душным, под черными тучами нас похоронят...' (стр. 77). - Впервые - Д, 1867, No 3, с. 76, с подписью: 'Л. Шелгунова'. 'Зимние вьюги завыли...' (стр. 77). - Впервые- Д, 1867, No 3, с. 136, с подписью: 'Л. Шелгунова'. 'Вечерний ветер встал и по ущельям стонет...' (стр. 77). - Впервые - ПССтих., с. 628. ЭПИГРАММЫ Бороды (стр. 78). - Впервые - ПССтих., с. 621. ...сняли опалу. - Александр II отменил запрещение Николая I носить бороды чиновникам, дворянам, служившим по выборам, и военным. Слышатся толки везде...В среде либерального дворянства большой популярностью в это время пользовалась идея о созыве царем Земской думы или Земского собора. ...'уставя брады'... - выражение из сочинения Г. К. Котошихина 'О России в царствование Алексия Михайловича' (1666). Конституционист (стр. 78). - Впервые - ПССтих., с. 622. Недоразумение (стр. 78). - Впервые - ПССтих., с. 622. Преданность (стр. 79). - Впервые - ПССтих., с. 622. Взыскание (стр. 79). - Впервые - ПССтих., с. 621. М. Л. Михайлов Стихотворения ----------------------------------------------------------------------------- И будет вечен вольный труд...: Стихи русских поэтов о родине / Сост. Л. Асанова М., 'Правда', 1988 Дополнение 1 по: Русские песни и романсы. 'Классики и современники' М.: Художественная литература, 1989 Дополнение 2 по: Н. А. Добролюбов в воспоминаниях современников. М.: Худож. лит., 1986. (Лит. мемуары.) OCR Бычков М. Н. mailto: bmn@lib.ru ----------------------------------------------------------------------------- СОДЕРЖАНИЕ Помещик 'Те же все унылые картины...' 'Смело, друзья! Не теряйте...' Дополнение 1 Гренадеры 'Крепко, дружно вас в объятья...' Дополнение 2 Памяти Добролюбова ПОМЕЩИК Когда-то и я в Петербурге живал, Писателей всех у себя принимал И с гордой улыбкой являлся на балах... Стихи мои очень хвалили в журналах: Я в них и свободу и истину пел, Но многих представить в ценсуру не смел. Эй, Ванька! скорее собак собирай! Эй, Сенька! живее мне лошадь седлай! Политикой также заняться любил - В кондитерских все я журналы следил... Читал я философов... Сам рассужденье Писал о народном у нас просвещеньи... Потом за границей я долго блуждал, Палаты, Жорж Санда, Гизо посещал. Эй, Ванька! скорее собак собирай! Эй, Сенька! живее мне лошадь седлай! В чужбине о родине я сожалел, Скорей воротиться домой все хотел - И начал трактат (не окончил его я) О том, как нам дорого вчуже родное. Два года я рыскал по странам чужим: Все видел - Париж,, Вену, Лондон и Рим. Эй, Ванька! скорее собак собирай! Эй, Сенька! живее мне лошадь седлай! Приехавши в Питер, соскучился я... Казна истощилась порядком моя. Поехал в деревню поправить делишки, Да все разорились мои мужичишки!.. Сначала в деревне я очень скучал И все перебраться в столицу желал. Эй, Ванька! скорее собак собирай! Эй, Сенька! живее мне лошадь седлай! А нынче так, право, меня калачом Туда не заманишь. И славный здесь дом, И повар обед мне готовит прекрасный, Дуняшке наделал я платьев атласных. Пойдешь погулять - вкруг мальчишки бегут... (Пострелы! они меня тятей зовут.) Эй, Ванька! скорее собак собирай! Эй, Сенька! живее мне лошадь седлай! С соседями езжу я зайцев травить, Сойдемся ль - за карты, а после попить... Прекрасные люди мои все соседи, Хоть прежде твердил я с презреньем: 'Медведи!' Политику бросил - и только 'Пчелу' Читаю от скуки всегда поутру. Эй, Ванька! скорее собак собирай! Эй, Сенька! живее мне лошадь седлай! Однажды я как-то письмо получил: Писал мне приятель мой, славянофил, Чтоб ехал скорее к нему я в столицу - Тащить меня вздумал опять за границу... Но я отвечал ему: 'Милый мой друг! В себе воскресил я народный наш дух!' Эй, Ванька! скорее собак собирай! Эй, Сенька! живее мне лошадь седлай! 'Мне ладно в деревне: здесь сладко я сплю, Гоняться с собаками в поле люблю. С житьем не расстануся патриархальным, Дышу теперь духом я национальным!.. Ко мне, братец, лучше сюда приезжай: Народность в деревне моей изучай!' Что ж, Ванька-каналья! чего лее ты ждешь? Да скоро ль ты, Сенька, Гнедка приведешь? С тех пор мой приятель ко мне не писал... И слышал я, нынче известен он стал Своими трудами. Знакомцы другие - Все люди теперь тоже очень большие... А все отчего? Нет деревни своей: А то бы гонялись за зайцами в ней!! Мерзавцы! уж сколько я вам говорю!.. Постойте! ужо я вам спину вспорю. 1847 * * * Те же все унылые картины, Те же все унылые места: Черный лес да белые равнины, По селеньям голь и нищета. А кругом все будто стоном стонет... И вопрос тоскливый сердце жмет: Лес ли то со стоном сосны клонит, Или вьюга твой мне стон несет, Изнемогший в вековом томленьи, Искушенный в вековом терпеньи, Мой родной, несчастный мой народ? 1861 * * * Смело, друзья! Не теряйте Бодрость в неравном бою, Родину-мать защищайте, Честь и свободу свою! Пусть нас по тюрьмам сажают, Пусть нас пытают огнем, Пусть в рудники посылают, Пусть мы все казни пройдем! Если погибнуть придется В тюрьмах и шахтах сырых, - Дело, друзья, отзовется На поколеньях живых. Стонет и тяжко вздыхает Бедный забитый народ, Руки он к нам простирает, Нас он на помощь зовет. Час обновленья настанет - Воли добьется народ, Добрым нас словом помянет, К нам на могилу придет. Если погибнуть придется В тюрьмах и шахтах сырых, - Дело, друзья, отзовется На поколеньях живых. 1861 ДОПОЛНЕНИЕ 1 ГРЕНАДЕРЫ Во Францию два гренадера Из русского плена брели, И оба душой приуныли, Дойдя до немецкой земли. Придется им - слышат - увидеть В позоре родную страну... И храброе войско разбито, И сам император в плену! Печальные слушая вести, Один из них вымолвил: 'Брат! Болит мое скорбное сердце, И старые раны горят!' Другой отвечает: 'Товарищ! И мне умереть бы пора, Но дома жена, малолетки: У них ни кола ни двора. Да что мне? просить христа-ради Пущу и детей и жену... Иная на сердце забота: В плену император! в плену! Исполни завет мой: коль здесь я Окончу солдатские дни, Возьми мое тело, товарищ, Во Францию! там схорони! Ты орден на ленточке красной Положишь на сердце мое, И шпагой меня опояшешь, И в руки мне вложишь ружье. И смирно и чутко я буду Лежать, как на страже, в гробу... Заслышу я конское ржанье, И пушечный гром, и трубу. То Он над могилою едет! Знамена победно шумят... Тут выйдет к тебе, император, Из гроба твой верный солдат!' <1846> * * * Крепко, дружно вас в объятья Всех бы, братья, заключил И надежды и проклятья С вами, братья, разделил. Но тупая сила злобы Вон из братского кружка Гонит в снежные сугробы, В тьму и холод рудника. Но и там, назло гоненью, Веру лучшую мою В молодое поколенье Свято в сердце сохраню. В безотрадной мгле изгнанья Твердо буду света ждать И души одно желанье, Как молитву, повторять: Будь борьба успешней ваша, Встреть в бою победа вас, И минуй вас эта чаша, Отравляющая нас. 1861 ДОПОЛНЕНИЕ 2 ПАМЯТИ ДОБРОЛЮБОВА Вечный враг всего живого, Тупоумен, дик и зол, Нашу жизнь за мысль и слово Топчет произвол. И чем жизнь честней и чище, Тем нещаднее судьба, Раздвигайся ты, кладбище, - Принимай гроба! Гроб вчера и гроб сегодня, Завтра гроб... А мы стоим Средь могил и... 'власть господня', Как рабы, твердим. Вот и твой смолк голос честный, И смежился честный взгляд, И уложен в гроб ты тесный, Отстрадавший брат. Жаждой правды изнывая, В темном царстве лжи и зла Жизнь зачахла молодая, Гнета не снесла. Ты умолк, но нам из гроба Скорбный лик твой говорит: 'Что ж молчит в вас, братья, злоба? Что любовь молчит? Иль в любви у вас лишь слезы Есть для ваших кровных бед? Или сил и для угрозы В вашей злобе нет? Братья, пусть любовь вас тесно Сдвинет в дружный ратный строй, Пусть ведет вас злоба в честный И открытый бой!' Мы стоим, не слыша зова, - И ликуя, зверски зол, Тризну мысли, тризну слова Правит произвол. 20 ноября 1861 г. М. Л. Михайлов М. Л. Михайлов. Сочинения в трех томах Сочинения. Том первый. Стихотворения М., Государственное издательство художественной литературы, 1968 СОДЕРЖАНИЕ 'Ее он безмолвно, но страстно любил...' Муза Эллада К стихам А. Шенье Горный поток 'Помню я рощу зеленую...' Соседка 'Акация цветы душистые роняет...' Анакреон Зима Встреча Смех Облака 'Опять в ночной тиши напрасно сон зову я...' Песня пловца 'В молчанье грустном мы стояли...' Простая история Странник Новые голоса 'Праздник весны. Наше небо холодное...' 'Грусть ко мне в сердце назойливей просится...' САТИРИЧЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЕ Эпиграмма 'Опять налетают роями...' 'Месяц в тумане вставал...' 'О мой призрак далекий...' 'Мой нежный друг, мой чистый гений...' 'Друг мой! мне довольно полуслова...' Искушение Экспромт арестованного лондонского мазурика Гипербореи Полицейская гуманность Христианское законодательство ШУТОЧНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ <Я. П. Полонскому> <Н. В. Шелгунову> * * * Ее он безмолвно, но страстно любил: И редко и холодно с ней говорил, А в сердце его все была лишь она, И ум занимала об ней мысль одна... Но детской и резвой своею душой Любви не постигла она той святой.- Он вечно был мрачен, в печаль погружен, А взор ее ясный к другим обращен... Но вот уж расстались они, - и далеко Живет он, но любит ее, одинокой, А те, что встречали взор девы живой, Об ней позабыли холодной душой... МУЗА Рано в тенистой дубраве являлась мне чудная дева, Рано учила ребенка играть на свирели. Сломивши Гибкий тростник у потока, в стволе я отверстия делал - И, приложивши к устам, играл нестройные песни. Муза, довольная мною, меня целовала в награду,- И с младенчества я полюбил ее поцелуи. Часто я играю с тех пор на звонкой свирели, Часто на жарких устах моих веет дыханье богини. ЭЛЛАДА Как часто я тоскующей душою Безумно рвусь в твой чудный древний мир, Святая Греция! Как часто я мечтаю, Молюсь тебе, низвергнутый кумир!.. Ты снишься мне с свободою святою, Я вижу твой роскошно вольный пир, Твоих богов и женщин светлооких С смолой кудрей на их грудях высоких... Твоих певцов я слышу песнопенья: Звучит как гром свободная их речь, Мне видятся твоих сынов сраженья, Я зрю в мечтах их всеразящий меч. Виденьями сменяются виденья... Передо мной, средь мира и средь сеч, Несется жизнь пирующей Эллады. . . . . . . . . . . . . . . . . . . ГОРНЫЙ ПОТОК О юноша вечный! ты мчишься Из мрака ущелий... Не зрело смертного око Твоей колыбели, могучий! И ухо ничье не внимало Великого детскому лепету В шумном потоке. О, как ты прекрасен в кудрях серебристых! Как страшен в громе отзывном Окрестных скал! Трепещет сосна пред тобою,- И сосну ты повергаешь С главой и корнями. Боятся утесы тебя, - Ты рушишь утесы - И с смехом, как легкие камни, их катишь. Солнце тебя одевает Славы лучами,- Оно покрывает красками радуги Волны твои. Зачем ты спешишь к зеленому озеру?.. Разве не любо тебе Вблизи у небес? Не любо в отзывных скалах? Не любо в висячих дубовых кустах? О, не спеши так к злачному озеру!.. Юноша! еще как бог ты могуч, - Свободен как бог! Тебе улыбается там тишина И зыбь молчаливая струй - То серебристых при лунном мерцанье, То золотых и пурпурных В лучах заката!.. О юноша! что в шелковом покое, В улыбке доброго месяца,- В золоте, в пурпуре солнца вечернего - Тому, кто в рабских цепях. По зову сердца Ты вольно стремишься теперь, А там часто царствует ветер изменчивый Или смертная тишь... О, не спеши так к злачному озеру!.. Юноша! еще как бог ты могуч,- Свободен как бог! * * * Помню я рощу зеленую, Помню я пруд голубой, Помню я речи свободные - Речи вечерней порой, Помню я взгляды любимые, Щечку с румянцем живым, Помню уста твои влажные С их поцелуем немым, Помню я трепет руки твоей - Детской, прекрасной руки... Помню... но сердцу не жалко их - Дней этой глупой тоски! СОСЕДКА Тому давно... Я был почти ребенок, Она была прекрасна, молода, Ее волнистый волос был так тонок, А голосок так серебрист и звонок... Прошли давно те ясные года. В большом саду плющовую беседку Как будто вижу я перед собой... Раздвинувши ветвей густую сетку, Бывало жду красавицу соседку И рву листок дрожащею рукой. Придет она... Глаза горят так ярко, И пышут щеки нежные огнем... И с ней вдвоем (Лаура и Петрарка!) Мы говорим так долго и так жарко... О чем?.. Да так! Бог ведает о чем! Рука моя так радостно сжимала Ее ручонку детскую. Меня Она порой тихонько целовала И, наклонясь, мне на ухо шептала... А что?.. Все это позабыл уж я. И уж давно я с нею не видался... Я слышал, замужем теперь она... А я с тех пор все по свету скитался,- И чувством что-то очень издержался, И стала мне смешна та старина. А все иной порою, и нередко, Случается, придет на память мне: Цела ли та плющовая беседка? Меня забыла ль милая соседка? Иль так, как я, смеется старине? * * * Акация цветы душистые роняет, И роза аромат с листов мне посылает... По тихим берегам хожу в раздумье я, В водах спит лебедей пугливая семья,- И тихо все кругом... Лишь редко пронесется Зефир по тростникам, и нежно раздается В них песня дивная, - и лебедь, пробудясь, Взмахнет крылом и вновь уснет, в волну глядясь. АНАКРЕОН Он любил плющом ползучим Кудри белые венчать И при звоне чаш глубоких В час полночный пировать... Наполняя светлый кубок, Пел он негу и вино, И, при звуках флейты звонкой, Осушалось в чашах дно. Незакрытая амфора Аромат вокруг лила,- И вакханка к ложу неги Старца юного влекла... Как ее пылали щеки, Кровью жертв не смочены! Как уста полуоткрыты Были трепета полны! И когда вкруг шеи старца Ручка нежная вилась, Громко струны трепетали, Песня чудная лилась... Нам оставил он кифару С этой песнию живой... Над далекою могилой Долго вился плющ густой, Долго Грации на камень Приносили по венку,- Девы, юноши ходили На могилу к старику.- И теперь, когда порою Веселится тесный круг,- В песне старой, вечно юной Песнопевца веет дух... ЗИМА I Что нам весна с соловьями, с цветущею рощей! На что нам Пышный венок из цветов и горячее солнце полудня? Если со мной ты, дитя, й зима мне милее весенней Теплой поры. Разложивши огонь, сижу я с тобою Так же, как в солнечный день. Твоя резвая песня мне тот же Звонкий напев соловья. А цветущая роща... Зачем мне Рощу!.. И здесь, в мягком кресле, я счастлив, как в чаще дубовой На душистой траве.- Вместо ярких долины цветов Есть незабудки в глазах у тебя, на щеках твоих розы, Шея и грудь твоя - те же лилеи, а светлые волны Русых кудрей благовонней, чем воздух расцветшего сада. II Сивка по полю бежит, Снег под санками скрипит, Солнце светит высоко... Так отрадно и легко! Щечки свежие в мороз Расцвели алее роз... Не озябла ль ты, дитя? Дома сядем у огня. Сивка по полю бежит, Снег под санками скрипит... Поседели в злой мороз Кудри шелковых волос! Вьется дым невдалеке... В нашем теплом уголке Печка весело горит, Кресло мягкое стоит. Там согреешься шутя, Мое доброе дитя... Будут греть уста мои Ручки мерзлые твои. Солнце ярко в небесах, Поле все горит в звездах. Сивка, ну!.. лети стрелой... Стой! приехали домой!.. III Ярко и с треском огонь разгорелся... Уж поздно!.. Надо ли свечи зажечь?.. Для чего! В полумраке Будем сидеть и болтать... да о чем же? - О всем мы Переболтали с тобою вечерней порой. Что говорить... Поцелуй меня лучше, малютка! Лучше всех толков моих поцелуй твой один. IV Вечером поздно уляжешься ты на кушетке. Сижу я, Лампа горит на столе, быстро вожу я пером. Только задумаюсь, только перо отведу от бумаги, Тотчас ты мне говоришь: 'Рифмы не можешь найти? Что за слово? скажи!.. Я найду тебе тотчас отзвучье... Разве не знаешь, что я рифмы люблю прибирать?' Знаю, дитя: ты прекрасный поэт, и уста твои звучно К каждой ласке моей в рифму целуют меня! ВСТРЕЧА Давно тебя знал я: ребенок Была ты веселый, живой, Был голос твой детский так звонок, Так ярок твой глаз голубой. Мы часто с тобою играли... (Я сам был ребенок тогда!) Мы вместе резвились. Умчали И детство и юность года. И встретил тебя я печально, Мне горько тебя узнавать... Я вспомнил и угол мой дальний, Отца и покойницу мать, Я вспомнил про игры с тобою, Я вспомнил о давних годах... Все ожило вдруг предо мною В роскошных и светлых мечтах. Да! многого вовсе не стало, Другое же стало не тем, Чего мое сердце желало, Во что уповало... Зачем Тебя еще раз я встречаю На жизненном темном пути? Мне было легко, уповая, По грустной дороге идти... Неужто и всем упованьям Такая ж судьба суждена? Убитая тяжким страданьем, И ты не была спасена. Как много я думал, бывало, О счастье грядущем твоем... Все светлую жизнь обещало, Сияло приветливым днем. Душа твоя, полная силы, И в трудной житейской борьбе, Казалось, до самой могилы, Всю жизнь - не уступит судьбе. Удары ль ее беспощадно Сгубили всю силу твою, Иль только мечтою отрадной Лелеяла душу мою Надежда... не знаю, но встрече С тобою теперь я не рад... Так пусты короткие речи, Так грустен мой сумрачный взгляд. И ты избегаешь со мною Свиданий тяжелых, и я... - Я встреч избегаю с тобою... Душа изнывает моя! Тебя не узнаешь... Ты стала Бледна и худа и больна, Ты рано и скоро увяла, . . . . . . . . . . . . . И только одним сожаленьем Могу я тебя подарить, Я беден и сам, я с терпеньем Обязан мой путь проходить... Но образ твой грустный и бледный Все будет мечта представлять, И буду я - счастием бедный - Молиться, терпеть, уповать!.. СМЕХ Она смеется,- но когда б случайно Взглянул кто в глубь души ее больной, Увидев все, что там сокрыто тайно От глупости людей, от их насмешки злой, Как слышались тогда ему бы внятно В веселом смехе слезы!.. Все, что есть Страданий, горя в жизни, так понятно В ее улыбке мог бы он прочесть. ОБЛАКА Волнистой чертой отделились От поздней зари облака И грозно, как горы, столпились... И светит заря, как река. С тоской безотчетною взоры Глядят на разлив той реки, На эти воздушные горы... И мысли мои далеки. И снится река мне иная, Угрюмые горы над ней, На береге роща большая С роскошною тенью ветвей, Деревья за рощею темной, Там церковь с крестом золотым И дом одинокий, огромный, Закутанный садом густым. По-прежнему церковь белеет И бедные избы стоят, Но дом опустелый дряхлеет - И глохнет заброшенный сад. В том доме, где людно так было, Теперь, как в гробу, тишина... В разбитые окна уныло Вечерняя светит луна! В саду заросла та дорожка, Где часто, как спрячется день, Бродила прекрасная ножка И белая виделась тень. * * * Опять в ночной тиши напрасно сон зову я: Мне не дает заснуть бессонная мечта. С безумной негою и страстью поцелуя Мерещатся твои мне бледные уста. Передо мной во тьме горят и светят глазки, И кудри мягкие льют нежный аромат, Блаженством жгут меня твои живые ласки, И тихие слова любовно мне звучат... Но мертвый сон кругом и мертвое молчанье, Все спит, не спит одна бессонная мечта... В глубокой тишине любимое названье Лепечут лишь мои горячие уста! ПЕСНЯ ПЛОВЦА Небо в тучах, страшно море... Как мне хочется быть дома! Волны воют на просторе, Небо в тучах, страшно море... Сам пытал беду и горе!.. Даль темна и незнакома, Небо в тучах, страшно море... Как мне хочется быть дома! * * * В молчанье грустном мы стояли Над погасающей рекой. Две тучки по небу бежали Жемчужно-белою чертой... Разливом берег затопляя, Неслась широкая река,- И где-то, тихо замирая, Звучала песня рыбака. В тоскливой думе, головою Поникла ты, и две струи Горячих слез текли рекою На щеки бледные твои... Но молчаливыми устами К твоим щекам я не припал, Ни поцелуем, ни словами Я дум твоих не возмущал. И ты сказала мне, рыдая: 'Далек наш путь, река шумна... Но наша воля молодая Тут не натешится сполна. Дорога наша раздвоится,- И по неведомым волнам Всё розно будем мы носиться, Не приставая к берегам!' ПРОСТАЯ ИСТОРИЯ Мы встречались часто, говорили Много всякой безотрадной гили, А о том, как сердце наше ныло, Как рвалось, как бешено любило, Никогда словца не проронили. Мы прощались тихо, без рыданий, Без излишних нежных излияний, При пожатье не дрожали руки... А меж тем душа рвалась от муки, Сердце замирало от страданий. СТРАННИК I Темнеет... Влажные туманы Над сонным озером встают, И бледных тучек караваны Лениво по небу идут. Не запылится путь пустынный... Ни зверь по нем не пробежит, Ни стая птиц чертою длинной Над ним, шумя, не пролетит. Как тяжкий гнет над ровной степью Лежит глубокий, смертный сон. Тоскою смутной, словно цепью, Окован путник... Ищет он В тумане дали непроглядной Приветной искры огонька, Но тот же мрак всё безотрадный, Дорога так же далека! II Был темен путь мой, бесприютен, глух. Я шел один, бездомный странник. Сзади Я не оставил ни родного крова, Ни сердца матери: давно разрушен Был дом отцовский, любящее сердце Моей родной давно в могиле тлело. Я шел вперед, но силы молодые Все больше, больше иссякали, тяжкий Смертельный сон крылами бил мне в очи. Передо мной седой туман клубился И застилал унылую дорогу. Глухая тишь была кругом меня, - И голос мой, бесплодно замирая, Ждал отклика напрасно. Долго так Тянулся этот безотрадный путь,- И не хватало сил влачиться дальше. Но вдруг, среди могильной тишины, Раздался голос сладкий и певучий: Меня он назвал именем моим... И разглядел я среди мрака образ Прекрасный. Много было в нем родного Моей душе. Казалось, так же мрачно И перед ним шел бесконечный путь, Туманом затканный, казалось, так же Искал и он ночлега или сердца Знакомого - и так же, как и я, Не находил ни отклика, ни крова. Мы протянули друг ко другу руки, Готовы были оба на распутье Остановиться... Но опять туманом Все заволок угрюмый мрак, и дикий Нас вихрь помчал вперед, своей дорогой Отдельно каждого... Зачем же посох Из слабых рук моих тогда не выпал? Не оковал последний сон очей? III Сердцу трудно, оку больно... Тяжко мне идти. Где же отдых ждет привольный? Где конец пути? Шаг за шагом... Да куда же? Где же мой приют? 'Близок он... Твой путь туда же, Куда все идут'. НОВЫЕ ГОЛОСА Еще обилен мир бедами, Невежеством, корыстью, злом, Печалью, горькими слезами И неоплаченным трудом. Еще немало уцелело Порядку старому опор. Еще не кончен тьмы и света, Добра и зла давнишний спор. Но с каждым днем все крепнут боле Добро и свет, Им уступают поневоле И тьма и зло. Свой свет разносит в массах знанье, Свое добро любовь несет, И всюду упованье В сердцах проснувшихся растет. Счастливых более, чем было, И счастье стало их прочней. Но новую ему даст силу Благополучье всех людей. * * * I Праздник весны. Наше небо холодное Хмурится меньше, с темнеющих гор Катятся с шумом струи многоводные, Рвется река из оков на простор. Не напрасно ли ранней надеждою, Радостью жизни себя обольщать? Может быть, зимней холодной одеждою Вьюга закутает все здесь опять? Горы опять побелеют, под холодом Снова застынут ручьи, Небо грозить станет снова лишь голодом Бедному жителю грустной земли. Все здесь обманчиво - дни безненастные, Небо, замерзшая почва, весна. Вы же, надежды отрадные, ясные, Изменчивость вам здесь больше всего суждена. II Праздник весны, воскресения, Братства, сверженья цепей, Всех воскресения, всех обновления Грустно мне встретить в глуши своей. Пусть к тебе мыслью я полон неверия. Знаю, что все в тебе ложь, Знаю, что в маске одной лицемерия Ты нам обман лишь несёшь. Знаю я, ложны все эти объятия Слабого с сильным, с богачом бедняка, Знаю, что ты не снимаешь проклятия С жизни и цепь ее так же тяжка. Знаю, но памятью детства далекого Часто мне твой отраден обман. День лишь забвенья средь горя глубокого - Ладно и то, - и он в тебе дан. Бедный поет, забывая страдания, Темного завтра как будто и нет. Нет ожидания, воспоминания, Только и виден, что праздничный свет. Помню, мне в детстве казались так радостны Эти веселые, ясные дни. Звон раздавался, широкий и благостный, Были мне видны улыбки одни. В доме у нас будто все обновленное: Тьма исчезала с лица. Светлело у матери лицо огорченное, Были похожи на ласки - ласки отца. Бедные люди казались счастливыми, Все улыбалось кругом, Веяло всюду лишь жизни призывами, Все было полно неведомым звом. * * * Грусть ко мне в сердце назойливей просится... Будто я к доле своей не привык. Громкие песни в мой угол доносятся - Будто бы ожил рудник. Пусть сегодня трущобы бездонные, Где при мерцанье свечей Видны лишь лица одни истомленные, Слышно бряцанье цепей. Песни доносятся в мрачное здание, Где за решеткой за строем штыков Собрано нации целой страдание. Братья поляки! ваш праздник каков! Над головою проносится каждого Воспоминание радостных дней. Воли опять ненасытною жаждою Сердце налилось полней, Там, на далекой отчизне подавленной, - Праздник весны там праздником слез. Много на почве их там окровавленной. Много на почве, спаленной от гроз. Плачет там мать, и жена, и милая Плачет сестра, не осушая глаз. Плачет и вся отчизна унылая, Плачет по вас Плачь, о страдалица, плачь над могилами Мертвых своих и живых сыновей. Каждая слезка там новыми силами Отродится на почве кровавой твоей. Снова сошла ты во гроб искупления, Но не смерть же тебе суждена. Праздник воскресения, праздник обновления Всем принесет иная весна. Сатирические стихотворения ЭПИГРАММА Мне твой стих надоедает, Ты писал его с трудом... Сальной свечкой он воняет, Сильно пахнет табаком. * * * Опять налетают роями Знакомые сердцу виденья,- И снова объят я мечтами И полон любви и томленья... То милый доносится шепот, То видятся светлые очи, То слышен немолкнущий ропот Далекого моря, то ночи Темнеют туманом осенним, То дни лучезарные блещут, То в тихом мерцанье весеннем Знакомые руки трепещут, То поле, - широкое поле, Белеет, как саваном, снегом, То лодка гуляет на воле, То быстрым проносятся бегом Родные, любимые лица,- И все мне поют про былое... Вот вся пронеслась вереница - И смотрит лицо молодое... Далекая! светлая! ты ли? Тебя ли мой глаз различает? Твоей ли обманчивой были Опять мое ухо внимает?.. Широко волшебною тканью Чарующих снов я окутан... Я весь поддался обаянью, Я негой и страстью опутан. То ласки, то песни, то слезы... Во мне и тоска и отрада! Безумные, дикие грезы, Чего же от сердца вам надо? * * * Месяц в тумане вставал, Стлался туман по земле... Кто-то манил меня, звал, Чей-то мне голос звучал, Чей-то мне образ мелькал, Смутно теряясь во мгле... Месяц в тумане вставал, Стлался туман по земле. * * * О мой призрак далекий, Неземной, светлоокий! Мрак безмесячной ночи Застилает мне очи. О! пошли мне луч света! Золотого привета Сердце ждет не дождется, Оно ноет и рвется, Мрак безмесячной ночи Ослепит мои очи. Где ты, призрак далекий, Неземной, светлоокий? * * * Мой нежный друг, мой чистый гений, Я одинок, я одинок... Ни песен нет, ни вдохновений!.. Мой свет далек, мой свет далек. Мой нежный друг, мой чистый гений, Я одного себе молю: Молю я слез, молю мучений... Зачем так грустно я люблю? * * * Друг мой! мне довольно полуслова. Друг мой! мне довольно полувзгляда. Верить и любить душа готова, И любви она и вере рада. Друг мой! уверений мне не надо: Это счастье так свежо и ново! Друг мой! мне довольно полувзгляда Друг мой! мне довольно полуслова. ИСКУШЕНИЕ (См. 'Путешествие по святым местам русским' А. Н. Муравьева) Некий гость на Валааме, Поклонясь мощам во храме, В келью к иноку зашел. Постной пищи там вкушая, Молвил: 'Жизнь у вас святая: Труд, молитва, скудный стол! Говорят - игумен новый Не велит вам и коровой Заводиться...' - 'Враг силен - Искушал на шалость братии!' - Досказал отец Савватий, Как бы некий антифон. 'Я читал у Муравьева (Боголюбец начал снова), Что оленя к вам весной Занесло сюда на льдине - И у вас он жил в пустыне... Скоро стал совсем ручной, Полюбил вас круторогий, Но ворчал игумен строгий - И олень был выгнан вон...' - 'Искусивши грешных братии', - Досказал отец Савватий, Как бы некий антифон. ЭКСПРОМТ АРЕСТОВАННОГО ЛОНДОНСКОГО МАЗУРИКА (pocket-boy {*}) {* Карманный воришка (англ.).} С полисменом, поневоле, Должен я хлеб-соль вести, Иль они со мною в доле, Или я у них в части. ГИПЕРБОРЕИ 'За фракийскими горами,- Говорил элидский грек,- Над безвестными морями Не прошел астреин век. Есть счастливое там племя: Дольше жизнь его идет, В сладкой неге мчится время, Все невинностью цветет. Не несет крыло Борея Вздоха к нам из той страны: Не мрачат гиперборея Ни вражда, ни зло войны. Выпив чашу наслажденья, Чашу смерти он берет у - Равнодушно, без волненья, - И друзей на пир зовет. И когда сойдутся братья К берегам в единый круг, К морю синему в объятья Сам кидается их друг. Хоть еще никто на свете Не видал тех чудных стран, Но твердят: счастливцы эти Будут предки россиян'. Орхоменский гость почтенный Так элидцу отвечал: 'В этот край благословенный С кораблем я раз попал. Да, в блаженстве и покое Там для всех катятся дни! Есть и племя там такое - Под названьем 'тюлени'. ПОЛИЦЕЙСКАЯ ГУМАННОСТЬ Дайте мне слово не думать о кознях подземных и вредных, Хоть за вами следить будут шпионы везде. ХРИСТИАНСКОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО 'Меньше пекись о земном - и в царствии будешь небесном!' Новый земский устав прямо нас в рай приведет. Шуточные стихотворения <Я. П. ПОЛОНСКОМУ> В стихах тебе посланье шлю, О друг Полонский, издалека. Вот видишь - болен я жестоко, Бульоны ем, микстуры пью И огорчен притом глубоко: Сгубил я молодость свою Среди пиров и буйных оргий И за безумные восторги Страданья чашу ныне пью. Тебе хотел бы я поведать О всем случившемся со мной: Сегодня враг желудок мой Не мог и супом пообедать. Но нет! я нынче страшно глуп, И телом вял и мыслью туп, И потому в Женеве дальней При шелесте женевских струй Прими от друга хоть печальный, Но братски нежный поцелуй. <Н. В. ШЕЛГУНОВУ> Встала младая из мрака с перстами пурпурными Зое. Мирный покинула сон Николаева сила святая. Встал он и видит: в ковчеге лежат драгоценном (подносом Этот ковчег в просторечье зовется) подарки от милых Сердцу его домочадцев: два чудной работы чугунных Тяжких сосуда, чтоб пепел с сигар отряхать в кабинете,- В виде корзины один, другой же дракону подобный, Восемь пар превосходных носков, и самой Пенелопой Лучше б не связанных, и папиросница темныя кожи С внутренним малым карманом, к хранению денег удобным, Если они не поют петухами, просяся на волю. О Шелгунов, лесоводственный муж, Николай благородный! Сам на эти дары напросился ты хитростной речью, Так же, как древле в гостях у святой Алкиноевой силы Выклянчил много подарков себе Одиссей хитроумный. ПРИМЕЧАНИЯ СПИСОК ПРИНЯТЫХ СОКРАЩЕНИЙ БДЧ - журнал 'Библиотека для чтения'. Белинский, ПСС - В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, АН СССР, М. 1953- Гете - Собрание сочинений Гете в переводах русских писателей, изданных под редакцией Н. В. Гербеля, том I, лирические стихотворения и поэмы, СПБ 1878. ГПБ - Отдел рукописей Государственной публичной библиотеки имени M. E. Салтыкова-Щедрина, Ленинград. Д - журнал 'Дело'. Добролюбов, ПСС - Н. А. Добролюбов, Полное собрание сочинений в 6 томах, М. 1934-1941. ЖО - журнал 'Живописное обозрение'. И - газета 'Иллюстрация'. Изд. 1858 г.- Песни Гейне в переводе М. Л. Михайлова, СПБ 1858. Изд. 1862 г.- Стихотворения М. Л. Михайлова. Подражания восточному. Из английских поэтов. Из немецких поэтов. С венгерского. С малороссийского. С польского. Народные песни. Берлин, 1862. Изд. 1866 г.- Стихотворения М. Л. Михайлова. Редакция издания Н. В. Гербеля, СПБ 1866. Изд. 1890 г.- Собрание стихотворений М. Л. Михайлова, СПБ 1890. Изд. 1914 г.- Полное собрание сочинений М. Л. Михайлова, под редакцией П. В. Быкова, том I, стихотворения оригинальные и переводные, СПБ [1914]. Изд. 1934 г.- М. Л. Михайлов, Полное собрание стихотворений. Редакция, биографический очерк и комментарий Н. С. Ашукина, Academia, M.-Л. 1934. Изд. 1951 г.- М. И. Михайлов, Собрание сочинений в пяти томах, под общей редакцией М. В. Нечкиной, подготовка текста и комментарии П. С. Фатеева. Том I, Чкаловское издательство, 1951. Изд. 1953 г.- M. Михайлов, Собрание стихотворений. Подготовка текста и примечания Ю. Д. Левина. Большая серия 'Библиотеки поэта', Л. 1953. ИРЛИ - Отдел рукописей Института русской литературы (Пушкинского дома) АН СССР, Ленинград. ЛБ - Отдел рукописей Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина, Москва. ЛГ - 'Литературная газета'. М - журнал 'Москвитянин'. Н - газета 'Неделя'. ОЗ - журнал 'Отечественные. записки'. Р - журнал 'Развлечение'. РВ - журнал 'Русский вестник'. РМ - журнал 'Русская мысль'. РС - журнал 'Русское слово'. С - журнал 'Современник'. Смирдин - Сборник литературных статей, посвященных русскими писателями памяти покойного книгопродавца-издателя А. Ф. Смирдина, том VI, СПБ 1859. СО - журнал 'Сын отечества'. ЦГАЛИ - Центральный Государственный архив литературы и искусства СССР, Москва. ЦГИА - Центральный Государственный исторический архив, Москва. ЦГИА, д. No 274 - Центральный Государственный исторический архив в Москве, дело No 274 'О разыскании виновных в распространении между народом и войском возмутительного воззвания под названием 'К молодому поколению'. ЦГИАЛ - Центральный Государственный исторический архив, Ленинград. Чернышевский, ПСС - Н. Г. Чернышевский, Полное собрание сочинений в 15 томах, М. 1939-1950. Шелгунов - Н. В. Шелгунов, Воспоминания, М.-П. 1923. Шиллер I, II - Лирические стихотворения Шиллера в переводе русских поэтов, под редакцией Н. В. Гербеля, томы I, II, СПБ 1857. Шиллер IV - Драматические сочинения Шиллера в переводах русских писателей, под редакцией Н. В. Гербеля, том IV, СПБ 1858. ОТ СОСТАВИТЕЛЯ Поэзия Михайлова представляет наиболее ценную часть его литературного наследия. 'Стихи мои едва ли не лучшее из всего, что мною написано',- писал М. Л. Михайлов из Петропавловской крепости Шелгуновым (С, 1912, No 9, стр. 209). Не все поэтическое наследие Михайлова дошло до нас. До сих пор не разысканы многие стихотворения 1840-х гг. (см. письмо редактору ЛГ В. Р. Зотову от 25 июня 1848 г. в изд. 1953 г., стр. 654). Из стихотворений 1850-х гг. сохранилось лишь несколько (см. письмо Я. П. Полонскому от 5 апреля 1856 г. в сб. 'Шестидесятые годы', М.-Л. 1940, стр. 455). Большая часть стихотворений, созданных Михайловым в ссылке (1862-1865), по свидетельству П. Ф. Якубовича-Мельшина, была уничтожена 'из трусости' купцом Глазковым, у которого хранился ящик с рукописями поэта ('Степной край', 1896, No 54). Многие стихотворения и переводы Михайлова печатались в различных периодических изданиях в искаженном цензурою виде. После ареста поэта (1861), когда имя его стало запретным в России, стихотворения и переводы его распространялись в списках, печатались в русских эмигрантских сборниках и периодических изданиях. Из стихов, написанных в ссылке, лишь немногие, под псевдонимами ('Мих. Илецкий', 'Л. Мелихов', 'М.-Л.-M.', 'M. M-ов' и др.) и за подписями его друзей, появились в русских журналах. Издать собрания своих стихотворений Михайлову не удалось. В 1848 г. он сообщал В. Р. Зотову: 'Стал приводить в порядок свои стихи, думаю издать их отдельно...' (письмо от 11 июля, ИРЛИ, ф. 357, оп. 3, No 51). Лишь в 1858 г. вышло только издание его переводов из Гейне. В 1860-1861 гг. поэт начал готовить к печати сборник переводов и подражаний, но был арестован, и составление сборника по рукописи поэта (полностью до нас не дошла) и журнальным и газетным публикациям текстов завершили друзья поэта (см. подробно письма Михайлова в С, 1912, No 9). Главное управление цензуры по указанию Третьего отделения запретило это издание (см. изд. 1934 г., стр. 647-648). Оно было осуществлено Н. Серно-Соловьевичем в Берлине в 1862 г. и сразу же как издание произведений 'государственного преступника' решением Петербургского цензурного комитета было занесено в список книг, 'не дозволенных к обращению' в России (ЦГИАЛ, ф. 777, оп. 2, No 23). Уже после смерти поэта, в 1866 г., издание его стихотворений было предпринято Н. В. Гербелем, близким другом Михайлова. Возможно, что Гербель хотел издать собрание сочинений Михайлова в нескольких томах: сохранилась (в собрании проф. В. А. Десницкого) корректура подготовленного Гербелем сборника переводов и подражаний, на титульном листе которой значится: 'Собрание сочинений М. Л. Михайлова, том первый, стихотворения'. Но затем, видимо по цензурным соображениям, Гербель отказался от этого намерения и подготовил к печати сборник переводов и подражаний Михайлова. Он был издан, возможно при содействии Н. А. Некрасова, издателем Звонаревым, с которым Некрасов имел права 'половинщика по книжной торговле' (см. Н. А. Некрасов, Полн. собр. соч. и писем, т. XII, М. 1953, стр. 86-87). 2500 экз. было отпечатано без предварительной цензуры и представлено для разрешения на выпуск в Петербургский цензурный комитет. Комитет нашел, что книга имеет 'важное неудобство' - 'она носит имя государственного преступника... появление ее в свете совпадает с обнаружением преступных замыслов (имеется в виду дело Каракозова. - Г. К.), однородных с теми, в которых обвинялся переводчик' (изд. 1934 г., стр. 650). Возражения цензуры вызвал и подготовленный Гербелем для этого издания первый библиографический указатель произведений Михайлова, где имелись сведения о произведениях, написанных поэтом в ссылке и печатавшихся в 1862-1866 гг. в русских журналах под псевдонимами или за подписью Н. В. Гербеля и Л. П. Шелгуновой. Дальнейшее печатание книги было приостановлено. Некрасов обратился с письмом к цензору, в котором сообщал, что многие из переводов уже были опубликованы, и выражал готовность исключить из книги все, 'на что будет указано', и не помещать полного имени переводчика (см. письмо Н. А. Некрасова цензору Фуксу от 12 января 1867 г. в: Н. А. Некрасов, Полн. собр. соч. и писем, т. XI, М. 1952, стр. 82-83). Но и это не спасло издание. Главное управление по делам печати, куда вопрос был передан для окончательного решения (см. подробно изд. 1934 г., стр. 649-652), постановило все отпечатанные экземпляры книги сжечь. Уцелело лишь несколько экземпляров этого издания. Только в 1890 г. по ходатайству Л. П. Шелгуновой было 'дозволено' в России издание стихотворений Михайлова. В сборник, подготовленный ею, вошли стихотворения, публиковавшиеся как при жизни поэта, так и после его смерти, впервые были опубликованы также стихотворения, хранившиеся у нее в рукописях. Большая работа по собиранию стихотворений поэта и составлению подробной библиографии его сочинений была проделана П. В. Быковым. Но и в подготовленное им издание (первый том - 1914) все еще не могли быть включены по цензурным условиям многие оригинальные и переводные стихотворения. Лишь в советское время было осуществлено издание полного собрания стихотворений Михайлова (1934) и вышел ряд сборников его стихотворений, при подготовке которых была проделана большая работа по комментированию текстов и освобождению их от цензурных искажений. В настоящее издание включены известные нам оригинальные стихотворения поэта, за исключением отдельных юношеских подражательных и стихотворений, ошибочно ему приписывавшихся {До сих пор Михайлову ошибочно приписывались стихотворения 'Желание' и 'Малютка'. Однако он не является их автором: 'Желание' впервые было опубликовано в И, 1847, No 4, 23 января, без подписи. Под стихотворением стояло: 'С. (село.- Г. К.) Грачевка. 1846 г., декабря 7-го'. Приписка 'С. Грачевка' встречается несколько раз под опубликованными на страницах И стихотворениями, подписанными Ардалионом Зименко. Под стихотворениями, публиковавшимися в И с подписью Михайлова, встречается только приписка 'Н. Новгород'. Стихотворение 'Малютка' появилось на страницах И с подписью 'М'. Как указывает В. Р. Зотов, в его изданиях 40-х гг. (ЛГ и И) буквой 'М' подписывались стихотворения М. И. Попова ('Исторический вестник', 1890, т. X, стр. 314). Стихотворения Михайлова, появлявшиеся на страницах ЛГ и Я, всегда подписывались полностью.}, и большинство его переводов и подражаний. В виду того, что произведения Михайлова часто запрещались цензурой, не всегда печатались при непосредственном его участии, а многие из них при жизни поэта опубликованы не были, основным источником текстов для настоящего издания явились прижизненное издание 'Песен Гейне' (1858), которое было подготовлено самим поэтом и осуществлялось под его непосредственным наблюдением, и автографы. В остальных случаях источником текста служат последние прижизненные публикации, копии Л. П. Шелгуновой, Н. В. Гербеля, неизвестного {Эти тексты названы в описании рукописей ИРЛИ списками (см. 'Бюллетени рукописного отдела Пушкинского дома', V, АН СССР, 1955). Однако эти стихотворения не появлялись в печати при жизни поэта, неизвестны были и в списках, почти все были созданы в ссылке и потому могли быть переписаны двумя не известными нам лицами (они записаны двумя группами, двумя разными почерками, каждая из групп имеет свою пагинацию листов) только с рукописи Михайлова, а может быть записаны под диктовку поэта.} и списки. В случаях отсутствия и этих источников текста произведения печатаются по наиболее авторитетным посмертным публикациям. Источники текста указываются в примечаниях. (Если источник текста является в то же время первой публикацией, она особо не оговаривается.) Том состоит из двух отделов. В первом помещены оригинальные стихотворения, во втором - переводы и подражания. Такое деление сам Михайлов считал целесообразным в тех случаях, когда переводческая деятельность поэта имеет самостоятельное значение (рец. на 'Стихотворения Ф. Миллера', PC, 1859, No 12). Нам неизвестны какие-либо пожелания Михайлова относительно порядка расположения и группировки по разделам его оригинальных стихотворений. В настоящем издании они располагаются в хронологическом порядке, если же точное время их создания неизвестно,- в порядке расположения их в рукописях поэта (большая часть их, хранящаяся в ИРЛИ, имеет авторскую пагинацию). Однако, учитывая совет Михайлова в рецензии на 'Стихотворения Ф. Миллера' 'группировать стихотворения по родам, не мешать эпиграммы с идиллиями, романтические песни с классическими элегиями' (PC, 1859, No 12, стр. 39), мы выделили в особые разделы сатирические и шуточные стихотворения. В раздел сатирических стихотворений вошли также пародии и эпиграммы. Второй отдел тома в основном повторяет композицию изд. 1862 г., в котором стихотворения были расположены в соответствии с волей Михайлова: содержание изд. 1862 г. совпадает с хранящимся в ЦГИА (д. No 274) 'Оглавлением' не разрешенного к печати Петербургским цензурным комитетом сборника переводов и подражаний (см. подробно выше). Кроме разделов изд. 1862 г., в настоящем, как и во многих предшествующих изданиях стихотворений Михайлова, создано еще три раздела: 'Из поэтов древней Греции', 'Из французских поэтов', 'Из поэтов новой Греции',- куда вошли лучшие из переводов, печатавшихся в газетах и журналах 40-50-х гг. и переводы, созданные в заключении и ссылке. За счет включения переводов этих лет расширены также многие разделы, имевшиеся в изд. 1862 г. Составитель счел возможным также, в соответствии с практикой самого Михайлова, включить в том стихотворений Михайлова его переводы из трагедии Гейне 'Альманзор' и из 'Илиады' Гомера, входившие в прозаический перевод Михайлова статьи Гейне 'Идеи. Книга Ле Гран', но представляющие ценность и как самостоятельные поэтические произведения (напр. в раздел 'На Гарце' им были включены в изд. 1858 г. и изд. 1862 г. переводы стихотворений, содержавшиеся ранее в тексте его прозаического перевода 'Путешествия по Гарцу' Гейне). 'Песни Мирзы Шаффи', переведенные Михайловым с немецкого, помещены среди 'Подражаний восточному', а не в разделе 'Из немецких поэтов', куда они входили в изд. 1862 г., в связи с выяснением их подлинного авторства - ранее их автором считался немецкий поэт и переводчик Боденштедт. Включенные дополнительно к изд. 1862 г. переводы из Гейне распределены по циклам, которые были созданы в этом издании по указаниям Михайлова (см. письмо Шелгуновым, 1861, С, 1912, No 9, стр. 205). Переводы из Гейне, о включении которых в какой-либо цикл никаких указаний не сохранилось, сгруппированы под рубрикой 'Разные стихотворения'. Перевод 'Северного моря' помещен последним, так как поэт просил в письме к Шелгуновым дать его в конце переводов из Гейне (там же). Переводы 'Венецианских эпиграмм' и 'Четырех времен года' Гете, большей частью созданные Михайловым в ссылке, печатаются под этими же заглавиями, что соответствует переводческой практике поэта, сохранявшего при переводе большого числа стихотворений из какого-либо поэтического цикла его авторское название (напр. пять книг песен Беранже, 'На Гарце' и 'Северное море' Гейне). Внутри разделов вначале помещены переводы из изд. 1862 г. За ними в хронологической последовательности следуют переводы, не вошедшие в это издание. Даты написания стихотворений указываются в примечаниях. Если произведение не датировано автором и не публиковалось при его жизни, время написания устанавливается комментатором на основе изучения содержания стихотворения, биографии поэта, других его произведений, эпистолярного и мемуарного наследия его эпохи, а также архивных материалов. Большинство таких произведений имеет широкую дату и располагается в том порядке, в каком находится в имеющих авторскую пагинацию рукописях поэта. Если автографы произведений, имеющих широкую дату, до нас не дошли, произведения располагаются в порядке, соответствующем последовательности их первых публикаций. СТИХОТВОРЕНИЯ 'Ее он безмолвно, но страстно любил...' Первое опубликованное стихотворение Михайлова. Печатается по И, 1845, No 11, 16 июня. Стихотворение написано под влиянием Гейне, появилось в печати вместе с переводом Михайлова из Гейне 'Сосна и пальма'. Муза, Эллада. Печатаются по БДЧ, 1847, No 1, стр. 11-12. К стихам А. Шенье. Печатается по автографу (ИРЛИ). Впервые - ЛГ, 1847, No 11, 13 марта, с изменениями, внесенными, по-видимому, редактором ЛГ В. Р. Зотовым. В ЛГ в первой строке вместо 'Андре' было 'Шенье', во второй вместо 'Несет' - 'Влечет', в восьмой, вероятно по цензурным соображениям, вместо 'свободой' - 'нездешней'. Андре Шенье (1762-1794) - французский поэт и публицист, сочувственно встретивший революцию 1789 г. Однако, напуганный массовыми выступлениями парижской бедноты, Шенье вскоре выступил против якобинцев и был казнен. Перевод Михайлова из А. Шенье см. на стр. 408. Горный поток. Печатается по автографу (ИРЛИ). Впервые - изд. 1953 г., стр. 58-59. Было послано в ЛГ одновременно со стихотворениями: 'К стихам А. Шенье', 'Помню я рощу зеленую...', 'Тяжелый вечер (из Ленау)' - но осталось неопубликованным (автограф перечеркнут красным карандашом). В ИРЛИ хранится еще одно неопубликованное стихотворение, близкое по теме к 'Горному потоку', - 'Горцы', присланное Михайловым литератору Ф. Д. Кони, сотрудничавшему в то время в журнале 'Репертуар и Пантеон русского и всех европейских театров'. ГОРЦЫ Далеко отсюда, где лентой Кубань Играет и вьется среди берегов, Живет народ сильный, не платит он дань, Жилище его - ряд гор и холмов. Могуч он, и славен, и страшен в боях. Булат его крепкий - защита, Его покровитель - великий аллах И горы седого гранита. Не любит он роскошь, именье его: Кинжал, пистолеты, кольчуга, Конь верный ему драгоценней всего,- И шашка в наездах подруга. В одежде красивой видна красота, Оружье зато драгоценно! Рука его в битвах страшна и грозна. Удар всегда меткий и верный. И ловкость и силу природа ему, И храбрость она подарила, Презрение к страху и даже к всему И твердый характер вселила. Один недостаток в народе лишь том: Он груб и необразован. В наездах и битвах - огне боевом - Он с детства к разбоям прикован. Но время все это изгладит потом - И будет сам горец смеяться Предков набегам,- даже кругом, Где горы седые ложатся На длинном пространстве широкой грядой, Исчезнут рвы, холмы и скалы, Лес кедров даст место торговле живой,- И в граждан народ сей удалый Совсем превратится, преданье одно Доскажет былое, как сказку, Представит вам смутно и даже темно Печальной Кавказа развязкой {*}. {* Так в автографе.} 5-го июля 1845 года С. Петербург М. Михайлов 'Помню я рощу зеленую...' Печатается по автографу (ИРЛИ). Впервые - ЛГ, 1847, No Ц, 13 марта. Соседка. Печатается по автографу (ИРЛИ). Впервые - ЛГ, 1847, No 32, 7 августа. 'Акация цветы душистые роняет...', Путник. Печатаются по ЛГ, 1847, No 42, 16 октября. Анакреон. Печатается по ЛГ, 1847, No 45, 6 ноября. Анакреон (VI-V в. до н. э.) - древнегреческий поэт, названный Энгельсом 'древним классическим певцом любви' (К. Mapкс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. I, 1937, стр. 58). Михайлов переводил Анакреона еще в юности (см. стр. 135-136) - Позднее, в 60-х гг., он писал: 'Мы не умеем петь о любви таких веселых, светлых песен, какие пел Анакреон. Поэзия наша - красавица, улыбающаяся сквозь слезы... Источник вдохновения современного поэта - это негодование на дикие судьбы нашего общества...' (т. III наст. изд.). Михайлов внимательно следил за переводами Анакреона в России, его перу принадлежит рецензия на 'Песни Анакреона' в переводе Баженова (С, 1861, No 8). Он написал для энциклопедического словаря (ред. П. Л. Лавров) статью 'Анакреон', но в печати она не появилась, так как сотрудником Третьего отделения была признана 'предосудительной' (см. ЦГИА, д. No 274). Кифара - струнный щипковый музыкальный инструмент древних греков, служивший певцам для аккомпанемента. Зима. Печатается по ЛГ, 1848, No 1, 1 января. Встреча. Смех. Печатаются по ЛГ, 1848, No 19, 13 мая. Облака. Печатается по автографу (Л Б), как и следующие пять стихотворений. Впервые - М, 1849, сентябрь, кн. 1, стр. 79. 'Опять в ночной тиши напрасно сон зову я...' Впервые - M, 1849, ноябрь, кн. 2, стр. 148. Песня пловца. Написано, вероятно, в 1849-1851 гг. и прислано тогда же М. П. Погодину из Нижнего-Новгорода. Впервые - 'Известия АН СССР', Отд. лит. и языка, 1953, т. XII, вып. 5, стр. 437. 'В молчанье грустном мы стояли...' Было прислано М. П. Погодину одновременно со стихотворениями: 'Облака', 'Опять в ночной тиши напрасно сон зову я...' (см. выше). Находится на одном листе с 'Простой историей' и 'Странником' (см. ниже). Написано, очевидно, в 1849-1851 гг. Впервые - 'Известия АН СССР', Отд. лит. и языка, 1953, т. XII, вып. 5, стр. 437. Простая история. Впервые - М, 1851, ноябрь, кн. 2, стр. 218. Написано, вероятно, в 1849-1851 гг. Гиль - чепуха. Странник. I часть впервые - 'Известия АН СССР', Отд. лит. и языка, 1953, т. XII, вып. 5, стр. 437. Части II и III впервые - С, 1852, No 8, отд. VI, стр. 320, как стихотворение Лиодора, героя пародийного романа Михайлова 'Камелия', направленного против реакционного романтизма, сентиментальных бульварных романов и оторванной от действительности 'туманной' поэзии. Роман 'Камелия' входил в обзор Михайлова 'Хроника петербургских новостей и увеселений'. Стихотворение написано, вероятно, в 1849-1851 гг., было прислано в M одновременно со стихотворением 'Простая история' (см. выше). Новые голоса. Печатается по черновому автографу (ИРЛИ). Впервые - изд. 1934 г., стр. 625. Сохранился еще один черновой автограф (ИРЛИ), являющийся первоначальной редакцией, где стихотворение состоит из двух частей, обозначенных римскими цифрами: I и II. Во второй части этого наброска говорится о том, что из 'темных глубин' 'скованной земли' идет уже 'весть' о близости весны, что все в природе полно предчувствия 'бурного дыхания обновленья'. Набросок кончается словами: Все говорит в согласном хоре: Близка весна, близка весна. Все это позволяет предположить, что стихотворение 'Новые голоса' написано в 1862-1863 гг., когда в среде революционной демократии надежды на революцию были особенно сильны (см. прим. к стих. 'Послание узника'). 'Праздник весны. Наше небо холодное...' Печатается, как и следующее стихотворение, по черновому незаконченному автографу (ИРЛИ). Впервые - изд. 1934 г., стр. 625-627. Написано, вероятно, в 1863-1865 гг. 'Грусть ко мне в сердце назойливей просится...' Впервые - изд. 1934 г., стр. 629, 749-750. Написано, по-видимому, в 1864-1865 гг., когда вместе с Михайловым в Кадае жили в ссылке участники польского восстания. Тогда же Михайлов перевел популярное среди польских революционеров стихотворение Мицкевича 'К польке-матери' (см. стр. 505 и 618). Сатирические стихотворения Эпиграмма. Печатается по ЛГ, 1847, No 45, 6 ноября. 'Опять налетают роями...', 'Месяц в тумане вставал...', 'Омой призрак далекий...', 'Мой нежный друг, мой чистый гений...', 'Друг мой! мне довольно полуслова...' Три первых печатаются по С, 1852, No 7, отд. VI, стр. 125-126, 129, 130, два последних - по С, 1852, No 8, отд. VI, стр. 325, 326. Опубликованы в пародийном романе Михайлова 'Камелия' (см. прим. к стих. 'Странник'), Пародируют стихи Фета. 'Опять налетают роями...', 'О мой призрак далекий...' Михайлов в 1849-1851 гг. присылал в М, но они опубликованы не были. Автографы сохранились в архиве М. П. Погодина (ЛБ). Для публикации в 'Камелии' Михайлов во втором стихотворении изменил первые строки (в автографе: 'О мой ангел далекий, // О мой друг светлоокий!'). Искушение. Печатается по автографу (ЛБ). Впервые - изд. 1951 г., стр. 184. Текст, опубликованный там, не совпадает ни с беловым автографом (ИРЛИ), ни с черновым (ЦГИА). Черновой автограф (?) стихотворения находится среди бумаг, отобранных у приказчика книжного магазина Лаврецова, арестованного в 1858 г. за хранение запрещенных книг. Михайлов был знаком с Лаврецовым (см. 'Записки', т. III наст. изд.). В черновом автографе имеется приписка Михайлова: 'Материалы для сего достоверного сказания почерпнуты из сочинения А. Н. Муравьева 'Путешествие по святым местам русским'. Михайлов пародирует следующие его строки: 'Домашний скот запрещен на Валааме, и там нет другого зверя, кроме оленей, забежавших по льду с финского берега. Один из них, в бедственном положении, был прибит бурею на льдине и гостеприимно принят иноками, но игумен, опасаясь слишком развлечь их сею невинною забавою, велел пустить его в лес, где скоро одичал' (А. Н. Муравьев, Путешествие по святым местам русским, СПБ 1836, стр. 143). В 1857 г. 'Северная пчела' провозгласила Муравьева, обер-прокурора Синода и директора тюремного комитета, 'важным деятелем отечественной литературы', доставляющим читателям 'высокие духовные наслаждения' ('Северная пчела', 1857, No 76, 5 апреля). Н. А. Добролюбов высмеял в 1858 г. на страницах С общественную деятельность и писания Муравьева ('Русская цивилизация, сочиненная г. Жеребцовым', Добролюбов, ПСС, т. III, стр. 258). Все это дает основание предположить, что пародия написана в 1857-1858 гг. Валаам - Валаамский Преображенский мужской монастырь в Выборгской губернии. Антифон - пение в церкви двух хоров, из которых один вторит другому. Экспромт арестованного лондонского мазурика. Печатается по 'Искре', 1860, No 30, 5 августа. Подпись: Джон Карманников. Написано в Лондоне в 1859 г. По свидетельству П. В. Быкова, стихотворение было получено редактором 'Искры' В. Курочкиным от знакомого, которому было прислано Михайловым в письме, и напечатано без ведома автора (изд. 1914 г., стр. XXV). Экспромт получил большую популярность в связи с нашумевшей командировкой в Псков известного бытописателя Н. И. Якушкина с заданием редакции журнала 'Русская беседа' собрать материал о 'народной жизни'. Переодевшегося для этой цели в крестьянское платье писателя псковская полиция приняла за шпиона и арестовала, требуя от него признания в истинной цели 'предосудительного' переодевания и путешествия. 'Русская беседа' напечатала возмущенное письмо Якушкина о нравах провинциальной полиции. 'Искра' по этому поводу иронизировала, что благодаря аресту Якушкина наконец-то появилось в 'Русской беседе' истинно художественное произведение, рисующее без всяких прикрас самые обыкновенные явления русской действительности (см. М. Лемке, Очерки из истории русской цензуры и журналистики XIX столетия, СПБ 1904, стр. 77). Гипербореи. Печатается по автографу (ИРЛИ), где над заглавием имеется римское I. На том же листе находится стихотворение 'Апостол Андрей', имеющее над заглавием римское II. Впервые - изд. 1934 г., стр. 609-610. Направлено против славянофилов, написано, вероятно, в 1859-1861 гг., когда Михайлов едко высмеивал славянофильские теории в рецензиях и статьях: в рец. 'От Москвы до Лейпцига. И. Бабста' он характеризовал славянофилов как 'избалованных дикостью и произволом баричей' (PC, 1859, No 9, стр. 49), а в статье 'Страх врагам' (С, 1861, No 8) он прямо назвал путешествующих по Европе славянофилов 'разочарованными гиперборейцами'. Гипербореи - люди, живущие 'по ту сторону Борея', северного ветра, в счастливой изобильной стране (грея. миф.). Фракия - древнее название части Балканского полуострова от Эгейского моря до Дуная. Элида - древнее название северо-западной части Греции. Астрея - богиня справедливости (греч. миф.). Орхомен - древний богатый город в средней части Греции. Полицейская гуманность. Печатается по копии неизвестного (ИРЛИ). Впервые - изд. 1934 г., стр. 622. Написано, вероятно, в 1862-1863 гг., в связи с усилением преследований революционно настроенных элементов. Христианское законодательство. Печатается по автографу (ИРЛИ). Впервые - изд. 1934 г., стр. 621. Написано, повидимому, в 1864 г.: Новый земский устав - возможно, земская реформа 1 января 1864 г. Шуточные стихотворения <Я. П. Полонскому> Печатается по автографу письма Л. П. Шелгуновой к Полонскому (ИРЛИ). Впервые - Т. А. Богданович, Любовь людей шестидесятых годов, Л. 1929, стр. 326-327. Было создано Михайловым во время болезни в августе 1857 г., в Лисине, у Шелгуновых, где он тогда находился, и послано Л. П. Шелгуновой Полонскому в Женеву. <Н. В. Шелгунову> Печатается по: Н. В. Шелгунов. Из прошлого и настоящего, Соч., т. II, СПБ 1891, стлб. 704-705. Написано в ноябре 1859 г. ко дню рождения Н. В. Шелгунова. Первая строка в стихотворении Михайлова - первая строка второй песни 'Одиссеи' Гомера в переводе В. А. Жуковского. Эос - богиня утренней зари (греч. миф.). ...носков, и самой Пенелопой // Лучше б не связанных...- Пенелопа, жена царя острова Итака Одиссея, мифы о странствиях которого изложены в 'Одиссее' Гомера, была искусной ткачихой (греч. миф.). Алкиноева сила - Алкиной, царь феакийцев, во время пребывания у которого Одиссей получил множество подарков (греч. миф.). ---------------------------------------------------------------------------- М. Л. Михайлов. Собрание стихотворений 'Библиотека поэта'. Большая серия. Второе издание Л., 'Советский писатель', 1969 ---------------------------------------------------------------------------- СОДЕРЖАНИЕ ОРИГИНАЛЬНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ 3. Могила 7. Узник 12. 'Весной перед пышною розой...' 13. 'Порою мнится мне: на голове моей...' 21. Путник 22. Переводчик 39. Троя 47. Надежде Васильевне Самойловой 54. <Из поэмы 'Досужество мужчины'> Незавершенные стихотворения 104. Новые голоса 105. <Послание Герцену и Огареву> 106. 'О, если б хоть в одной груди...' 3. МОГИЛА Из бездны далекого моря Глядит одинокий гранит, И стонут вкруг бурные волны, И море печально шумит. На острове том есть долина: Две ивы там мирно растут, И редко залетные птицы В долине безмолвной поют. Полночного тихой порою, Когда загорится луна, На ивах тех искрятся слезы, И жалобно шепчет одна: 'Давно ли под нашею тенью Здесь витязь могучий лежал И камень плитою тяжелой Могилу его покрывал? Пред ним вся земля трепетала,- И где ж лег в могилу герой?.. Изгнанник из края родного Схоронен под чуждой землей. И странники часто бывали На здешних крутых берегах: Звала их немая могила И витязя страшного прах. Но помню... вдруг с шумной толпою Сюда принеслись корабли, И люди разрыли могилу И витязя прочь унесли. В родимой земле схоронили Его успокоенный прах, Но мы без него сиротеем, И грустно на наших скалах'. Тут ива, склонясь, замолчала... Вдали забелел уж восток... А с листьев катилися слезы На желтый холодный песок. <1846> 7. УЗНИК Гляжу я в окошко Темницы моей, И будто немножко В душе поясней... Там синее море Приветно шумит, Печальные взоры Там лодка манит, Вдали, над струями Как снег паруса, И с морем краями Слились небеса, И луг зеленеет Под самым окном, И ласточка реет Над пестрым кустом, Приветно главою Кивает сосна... С моею душою Опять тишина! Но сердце недолго Так сладостно спит... Чу! шаг часового За дверью звучит. <1847> 12 Весной перед пышною розой Я тихо с малюткой стоял, Так весело на сердце было, Я сладко ее целовал. Один на то место пустое Я осенью поздней пришел... И что же? Ни розы, ни друга Я более там не нашел. <1847> 13 Порою мнится мне: на голове моей Сверкает светлый луч бессмертия и славы, С груди больной скатился груз скорбей, И нет в очах горючих слез отравы. Весь мир передо мной любовью обновлен, В объятья братские певца он принимает... И всем священ любви и истины закон, И правда, как звезда, во всей красе сверкает. Но этот миг прошел, и голову мою Опять, как прежде, жмет певца венец колючий, И слезы вновь по-прежнему, я лью, И скорби давят грудь, как пасмурные тучи, А люди старою дорогою веков, Не отряхая прах страстей отцов, Как прежде лживые, идут передо мною, Любви и истины нуждался душою... И голос мой молчит - болезненно молчит... <1847> 21. ПУТНИК Ночной туман покрыл мой путь... Пора мне дома отдохнуть!.. Меня он ждет, мой кров родной. Там будет путнику покой. Приятно страннику заснуть, Когда он кончил длинный путь... Мне виден дуб в дали немой: Под ним приют родимый мой. <1847> 22. ПЕРЕВОДЧИК Шиллер и Гете!.. Но я их не вижу в твоем переводе... Вместо обоих поэтов - вижу тебя одного! <1847> 39. ТРОЯ Снится мне твой берег дальний, Древний, славный Илион! Вижу я твой дол печальный, Слышу моря вещий стон. Вьется в прахе повилика По руинам гробовым, И не слышно битвы клика... Всё объято сном немым. Не шумят уже ветрила У пологих берегов, И безмолвен, как могила, Спит Скамандр среди лугов. Лишь один бежит с роптаньем Шумноводный Симоис, И с глухим его журчаньем Плески волн морских слились. Зеленеет холм священный, С другом где Ахилл зарыт, А вдали, как отчужденный, Гектор спит под грудой плит. Над грядой холмов печальных Плющ и терны разрослись, И под кровом погребальным Все герои улеглись. Увенчанная грозою, Ида мрачная стоит, И, как серою чалмою, Гаргар тучами повит. Не идут переговоры На вершинах их крутых, И богов не слышны споры О боях сынов земных. Над пустынными брегами Веют сон и тишина, И одна, слиясь с волнами, Песня древности слышна. <1849> 47. НАДЕЖДЕ ВАСИЛЬЕВНЕ САМОЙЛОВОЙ От Нижегородца Полон свежих вдохновений, Полон грации и сил, Ваш прекрасный, светлый гений Много радостных мгновений, Много чистых наслаждений Сердцу подарил! Каждый выход ваш встречала Тайным трепетом душа... Переполненная зала То крича рукоплескала, То с любовью вам внимала, Молча, чуть дыша. Дан вам славой неизменной, Свеж и полон ваш венок. Пусть же мой листок мгновенный, Безыскусственный, смиренный, Ляжет, вами вдохновенный, Хоть у ваших ног! 1851 54. <ИЗ ПОЭМЫ 'ДОСУЖЕСТВО МУЖЧИНЫ'> Люблю я Палкина селянки, Стихов нелепых пустоту, Камин, валдайские баранки, Шампанское, Жорж Санда, санки, Шекспира, кошку на лежанке И подражания тщету! Люблю я блеск и лоск паркета, Галоп, гризеток, море, мглу И нежный трепет полусвета Луны полночной на полу! Люблю я кейфа безмятежность, Безбрежность злачную степей, Медведя сонную медвежность И сказки родины моей. Люблю свою я статуэтку В окошке Бегтрова, кальян, Дюма, весной Неву-кокетку, Бореля, с трюфлями котлетку И аравийский ураган. Мой идеал - любовь, Камена, Пассаж, французские духи, Мотивы нежные Шопена, Статейки Шарля Сен-Жюльена И Данилевского стихи. 1853 58. К ПОРТРЕТУ ГР. ДАНИЛЕВСКОГО Булгарин, зря сего детину И радость в сердце не тая, Вскричал: 'Не скоро мир покину! Какое сходство! - это я!' 1854 59. СТАРЧЕВСКИЙ Орлом с Подьяческой на Невский Летит безмозглый польский грач, Альберт Викентьев сын Старчевский, Купца Печаткина палач. Беги, Печаткин, от злодея, Беги домой, беги в подвал, Старчевский смотрит оком змея На твой убогий капитал. Но поздно, поздно - нет надежды! Уже в дверях искариот... Печаткин, рви свои одежды! Ты не издатель, а банкрот! 1854 НЕЗАВЕРШЕННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ 104. НОВЫЕ ГОЛОСА Еще обилен мир бедами, Невежеством, корыстью, злом, Печалью, горькими слезами И неоплаченным трудом. Еще немало уцелело Порядку старому опор. Еще не кончен тьмы и света, Добра и зла давнишний спор. Но с каждым днем всё крепнут боле Добро и свет, Им уступают поневоле И тьма и зло. Свой свет разносит в массах знанье, Свое добро любовь несет, И всюду упованье В сердцах проснувшихся растет. Счастливых более, чем было, И счастье стало их прочней, И новую ему даст силу Благополучье всех людей. 1862 (?) 105. <ПОСЛАНИЕ ГЕРЦЕНУ И ОГАРЕВУ> [Ко мне] в трущобу ссылки, Во мрак и холод изгнанья Донесся [чрез моря и горы] братский твой привет, Сердечный привет твой, брат. Слова твоего благословенья, Слова твоих надежд и веры Согласно слились с теми голосами, Что слышны в моей душе, Что звучат и во мраке моей тюрьмы. Это те голоса, что показали мне правду, Что внушили мне ненависть ко лжи, Что заставили забыть о себе, Пожертвовать всем И все мои слабые силы направить На дело будущего. Порой мне горько, что в начале Пресечено мое служение делу. Но не пресечена и не погасла мысль. Она жива, она сильна, Мне жизнь и силу даст она. Я бодро цель свою пронес В стр<ану> страдания и слез, И у позорного столба Мой смех видела толпа. Своб<оды> вер<ные> друзья, Верна вам жизнь моя. Пусть зло грозится и Оно меня не покорит. Я гляжу на св<ою> тюрьму, Как на честь себе, позор ему. И полон веры [гов<орю>]... 1862 или 1863 106 О, если б хоть в одной груди При вести о чреде моей Забилось сердце горячей И свет, горящий впереди, Показался ясней, Я б счастлив был, и если б мне Пришлось здесь умереть, В могилу б светел я сошел И знал, что всё, чем я грешил В бесплодной юности моей, Мне прощено И всё искуплено. 1862 или 1863 (?) ПРИМЕЧАНИЯ ОРИГИНАЛЬНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ 3. И, 1846, No 8, с. 126. Тема стихотворения - перенесение в 1840 г. праха Наполеона с острова св. Елены в Париж. В стихотворении ощутимо влияние 'Воздушного корабля' Лермонтова. 7. И, 1847, No 7, с. 111 12. ЛГ, 1847, No 18, с. 277. Положено на музыку А. Е. Варламовым. 13. ЛГ, 1847, No 18, с. 278, с примеч. редакции к подписи автора: 'Читатели наши, вероятно, обратили внимание на весьма замечательные стихотворения, под которыми встречается эта фамилия. Не зная лично поэта, мы считаем долгом благодарить его за нас и за многих из наших читателей за доставление его прекрасных стихотворений'. 21. ЛГ, 1847, No 42, с. 661. Тема путника, странника, проходящая через всю лирику Михайлова (ср. NoNo 2, 29, 44-46, 60, 61, 78), - одна из характерных тем поэзии петрашевцев 40-х годов. Ср.: 'Странник' С. Ф. Дурова (1847), ''Песня странника'. Из Рюккерта' (1844), 'Странник' (1845) Плещеева и др. 22. ЛГ, 1847, No 42, с. 661, подпись: <альфабетагамма>. О принадлежности псевдонима Михайлову см.: ЛА, с. 200. 39. ЛГ, 1849, No 1, с. 7. Троя (или Илион) - древний город в малоазийской области Троаде, был осажден и взят греками, войне греков и троянцев посвящена 'Илиада' Гомера. Скамандр - река близ Трои. Симоис - приток Скамандра. С другом, где Ахилл зарыт. Патрокл, друг греческого героя Ахилла, был убит троянским героем Гектором, который после этого пал от руки Ахилла. Ида - горная цепь в Троаде. Гаргар - одна из двух главных вершин Иды. 47. 'Нижегородские губ. ведомости', 1851, 14 июля, часть неофициальная, с. 110, вместо подписи: ***. Примеч. редакции после статьи 'Н. В. Самойлова в Нижнем': 'Заключим наши слова стихотворением одного молодого любителя изящного, г. М. Михайлова, вдохновленным превосходною игрой нашей дорогой гостьи'. Самойлова Надежда Васильевна (1818-1899) - известная петербургская комедийная актриса. Михайлов в пору пребывания в Нижнем Новгороде (1848-1852) увлекался нижегородским театром, переживавшим тогда пору расцвета. Близкое знакомство с театром дало писателю материал для романа 'Перелетные птицы' (1854). 54. 'СПб. ведомости', 1853, 26 апреля, в фельетоне 'Русская журналистика', без подписи. О принадлежности фельетона Михайлову см.: ЛА, с. 199, 201. Стихотворение представляет собою пародию на 'Эпизод из поэмы 'Адвокатство женщины'' Евгении Сарафановой ('Пантеон', 1853, кн. 4). Под псевдонимом 'Сарафанова' скрывался Григорий Петрович Данилевский (1829-1890), впоследствии реакционный исторический романист, который в начале 1850-х годов стяжал печальную славу беспринципного литератора, сплетника и враля. Михайлов, видимо, знал истинного автора поэмы, так как указывал в фельетоне, что Евгения Сарафанова 'есть не более как псевдоним какого-нибудь охотника строить стихи', а в конце пародии упомянул Данилевского. Непосредственным объектом пародии является приведенный в фельетоне отрывок из поэмы, в котором, по словам Михайлова, автор 'рисует свой идеал житейского комфорта': Люблю портреты я Зарянки, Высоких комнат теплоту, И _пух_ ковров, и оттоманки, И _камелечек у лежанки_, (?) И блеск, и всюду чистоту! Люблю я _кресла кабинета_, Рабочий стол, рояль в углу, И нежный трепет полусвета, И мех медвежий на полу... Люблю я милую небрежность Домашних _платий_ и речей, _Работ_ обдуманных _прилежность_ И грезы пылкие ночей... Мой идеал мотив Шопена, Семейный мир мой идеал, В часы _волшебной грезы плена_ С друзьями выпитый бокал, Библиотека, статуэтки Львов журналистики родной, И _лавра славы модной ветки_ Над вдохновенной головой. (курсив Михайлова). 'Не будем распространяться о герое г-жи Сарафановой... - писал далее Михайлов, - приведем лучше одно место из поэмы 'Досужество мужчины', которую, вдохновясь г-жею Евгенией Сарафановой, мы сами задумали написать и в которой будет много сходного с приведенными выше стихами'. Палкин, Борель - владельцы ресторанов в Петербурге. Жорж Санд - см. примеч. 14. Шекспир. Данилевский опубликовал в 1850-1851 гг. свои переводы: 'Жизнь и смерть короля Ричарда Третьего' и 'Цимбелин'. Кейф - приятное безделье. В окошке Беггрова. Имеется в виду петербургский магазин художественных изделий, принадлежавший И. П. Беггрову. Камена (римск. миф.) - муза. Пассаж. Имеется в виду петербургский Пассаж - крытая торговая галерея, соединяющая две улицы. Шарль Сен-Жюльен - преподаватель Петербургского университета, выступал во французской печати со статьями о русской литературе. В том же фельетоне 'Русская журналистика' Михайлов возмущался заявлением Сен-Жюльена в 'Journal de St. Peiersbourg' о том, что он готовит этюд для 'Revue de deux mondes' 'о г-не Григорье Данилевском (!), ученике Гоголя (!!), поэте, стоящем во главе современной русской поэзии (!!!)... Воля ваша, c'est trop fort! {Это уж слишком! (франц.)}'. 58. Изв. ОЛЯ. 1962, т. 21, вып. 4, с. 344, по списку ЦГАЛИ (сборник П. А. Ефремова). Печ. по списку Н. В. Гербеля (ПД). Данилевский Г. П. - см. примеч. 54. Булгарин Ф. В. (1789-1859) - официозный журналист, крайний реакционер. 59. Изв. ОЛЯ, 1962, т. 21, вып. 4, с. 344, по списку ЦГАЛИ (сборник П. А. Ефремова). Печ. по списку И. В. Гербеля (ПД). Старчевский Альберт (Адальберт)-Войтех Викентьевич (1818-1901) - поляк по происхождению, историк и журналист, с 1848 по 1856 г. редактор БдЧ. Печаткин В. П. (18191898) - издатель БдЧ с 1848 г. Беспринципный журналист-делец, привлеченный Печаткиным к сотрудничеству в БдЧ в качестве второго редактора, Старчевский постепенно оттеснил первого редактора О. И. Сенковского от руководства журналом и начал посягать на права издателя. В 1854-1855 гг. Михайлов сотрудничал в БдЧ. Он писал об этом в 1856 г. А. В. Дружинину, сменившему Старчевского на посту редактора: 'Что я до сих пор был не совсем аккуратен относительно 'Библиотеки', это происходило от ее управления Старчевский и Печатанным. Первый меня недолюбливал и не раз заставлял работать понапрасну (были статьи неоконченные в печати по его милости), а второй постоянно торговался со мною донельзя, зная, что мне нужны деньги' ('Письма к А. В. Дружинину', М., 1948, с. 215, о сотрудничестве Михайлова в БдЧ см.: ЛА, с. 164-180). НЕЗАВЕРШЕННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ 104. ПССтих., с. 625, с ошибкой в ст. 19. Исправлено по черновому автографу ПД. Сохранились первоначальные черновые наброски (ПД), состоящие из двух частей. Первая опубликована в ПССтих., с. 748. Вторая приводится ниже: Еще покрыто всё снегами, Холодный ветер пашет с гор, Поля мертвы, и над лесами Не слышен птиц веселый хор. И лес стоит суровый голый, На небе облака висят И на реке еще веселой Стада на льду скользят. Но в вое ветра, в стоне леса И в земных глубинах Как будто разорвать завесу На небесах, Всё говорит в согласном хоре: Близка весна, близка весна. 105. ПССтих., с. 747, в примеч. к 'Посланию узника' (No 99), с неточностями. Печ. по черновому автографу ПД, с восстановлением некоторых зачеркнутых и дополнением недописанных слов. Стихотворение представляет собою ответ на помещенные в 'Колоколе' под общим загл. 'Михайлов и студентское дело' (см. примеч. 68) обращения Н. П. Огарева (стих. 'Михайлову' - см. No 423) и А. И. Герцена (заметка 'Годовщина четырнадцатого декабря в С.-Петербурге'). Михайлов познакомился с Герценом и Огаревым в феврале 1859 г., когда специально для этого приехал с Шелгуновыми в Лондон. Затем он неоднократно встречался с издателями 'Колокола' летом 1861 г. во время печатания в лондонской Вольной русской типографии прокламации 'К молодому поколению'. Помимо революционной деятельности, Герцена и Михайлова связывали взаимное дружеское расположение и глубокая симпатия (см.: Воспоминания, т. 1, с. 122-127, 165, т. 2, с. 97-98, 261-262, Н. А. Тучкова-Огарева, Воспоминания, М., 1959, с. 160). Возможно, что номер 'Колокола' с обращениями Герцена и Огарева был передан Михайлову Шелгуновыми, приехавшими к нему на Казаковский прииск осенью 1862 г. Слова твоего благословенья, Слова твоих надежд и веры. Имеется в виду заключение заметки Герцена 'Годовщина четырнадцатого декабря в С.-Петербурге': 'Иди же с упованьем, молодой страдалец, в могилу рудников, в подземной ночи их между ударами молота и скрипом тачки ты еще ближе услышишь стон народа русского, а иной раз долетят до тебя и голоса твоих друзей - их благословенье, их слезы, их любовь, их гордость тобою. А там... мало ли что может быть в шесть лет!' (Собр. соч. т. 16, М., 1959, с. 23). 106. ПССтих., с. 748. в примеч. к 'Посланию узника' (No 99). Черновой автограф - ПД.
Стихотворения, Михайлов Михаил Ларионович, Год: 1864
Время на прочтение: 69 минут(ы)