Стихотворения, Леопарди Джакомо, Год: 1892

Время на прочтение: 10 минут(ы)

Из Леопарди

Последняя песнь Сафо
К Италии
Сильвии
На свадьбу сестры Паолины
К Анжело Маи

Последняя песнь Сафо

Ночь тихая, луны стыдливый луч,
Блестящий томно в час ее заката,
И ты, сквозь молчаливый сумрак ночи
Сияющий над дальнею горой,
О, вестник утра, — взору моему
Как дороги и милы были вы,
Пока судьбы и горя я не знала!
Отчаянной любви не утешает
Ваш кроткий вид. Восторгом наше сердце
Горит, когда несется по эфиру
И по полям дрожащим пыльным током
Дыханье Нота, и когда, гремя,
Колеса тяжкой колесницы Зевса
Над нами темный воздух рассекают.
Нам любо по скалам и по долинам
Среди дождей шумящих плыть, и любо
Смотреть на бег испуганного стада,
И слушать шум реки, когда она
Кипит неукротима и гневна.
Прекрасно ты, божественное небо,
И ты, земля, но вашей бесконечной,
Бессмертной красоты несчастной Сафо
Участницей не сделал лютый рок
И боги. О природа, в гордом царстве
Твоем влачусь я лишь презренной гостьей,
Любовница отверженная — тщетно
К твоим прелестным формам простираю
Глаза и сердце! Мне не улыбнется
Одетый блеском солнечных лучей
Цветущий берег, ни сиянье утра
В лазурных небесах, приветом мне
Не раздадутся песни птиц и шорох
Зеленых вязов. Там, где тенью ив
Склонившихся покрыт ручей зеркальный,
Порою погружаюсь в волны я:
Но из-под ног моих, презренья полны,
Журча, далеко убегают волны.
Какое преступленье запятнало
Меня в утробе матери моей,
Что так жестоки были для меня
Судьба и небо? В чем я провинилась
Ребенком, о грехе еще не зная,
Что быстро и сурово так свила
Нить юности моей печальной Парка?
Безумный ропот: жребии людей
Таинственно судьба распределяет.
Все — тайна, кроме горя. Род презренный,
Для слез родимся мы, а почему —
То знает небо. Сладкие надежды,
Заботы юных лет?.. Одна наружность,
Блестящая наружность, над людьми
Имеет власть, а без нее, увы!
Ни подвиги высокие, ни лира
Не привлекут очей холодных мира…
Умру: земля возьмет покров презренный,
А дух мой снизойдет к Аиду. Смерть
Исправит тяжкую ошибку рока.
А ты, кого так долго и напрасно
Любила я, к кому неутолимо
Меня влекли желания мои,
Будь счастлив, если можно на земле
Счастливым быть! Скупой сосуд Зевеса
Не проливал мне нектара с тех пор,
Как для меня погибли невозвратно
Младенчества обманчивые сны.
Да, первыми проносятся для нас
Дни счастия, за ними настают
Болезни, старость, тень холодной смерти…
О, где они, роскошные мечты,
Где лавры? Близок Тартар, и меня
Тенара ждет, печальная богиня,
Глубокий мрак, безмолвная пустыня…

К Италии

Италия! Передо мной стоят
Колонны гордые, гробницы, башни, своды,
Твоих дворцов пустынных ряд,
Но славы нет и нет, увы, свободы!
Твой меч разбит, твой лавр увял давно,
Прекрасное чело обнажено,
Из страшных ран струится кровь ручьями…
Как ты слаба, красавица моя,
О, небеса, и ты, о, мать земля, —
Окована позорными цепями,
Рассыпав волны пышные кудрей,
Скрывая лик, бледна, без покрывала
Она поникла головой усталой
И слезы льет из гаснущих очей…
Напрасный плач, бессильные рыданья!
Италия, о край родимый мой,
Ты рождена и в счастье, и в страданьи
Пленять сердца всесильной красотой!..
Прекрасная, когда б глаза твои
Вдруг превратились в два живых потока,
Они б, увы, оплакать не могли
Твою тоску и твой позор глубокий,
Страшна твоя печальная судьба, —
Царица прежде, ты теперь — раба!
О кто, твой блеск минувший вспоминая,
Не спросит: где величье прежних дней,
Твои орлы и сила боевая,
Кто отнял меч из рук твоих детей,
Предав тебя? Кто хитростью коварной,
Иль силою с державного чела
Сорвал, глумясь, венец твой лучезарный?
Как с высоты ты в бездну пасть могла?
Ужель никто могучею рукою
Не защитит, прекрасная, тебя?
Оружье здесь: на бой с врагами я
Стремлюсь один с бестрепетной душою,
Но пусть моя недаром льется кровь:
Услышь, о небо, жаркие моленья,
Чтоб в итальянцах к родине любовь
Зажгла она и грозный пламень мщенья!
Оружья звон и клики слышу я,
И шум колес, и трубы раздаются…
Отчизна бедная моя,
Твои сыны в чужбине дальней бьются!
Но подожди: я вижу лошадей
Широкий строй и пеших войск громады,
Сквозь дым и пыль сверкает сталь мечей,
Как сквозь туман горящие лампады.
О, подними свой утомленный взор!
Ты чувствуешь надежду, утешенье?
Блеснул огонь, раздался гром сраженья…
Не за тебя ль? О горе, о позор!
За чуждый край струится кровь святая
Твоих детей… Несчастлив, кто угас
Среди борьбы, не милых защищая,
Не родину, и кто в последний час
Не мог сказать с отрадой: ‘Умираю
Я за тебя, о край родимый мой,
И жизнь мою, мне данную тобой,
Тебе же я с любовью возвращаю!’
Благословенье древности святой, —
Когда сердца огнем любви горели,
На смерть с веселою душой
За родину толпы граждан летели.
Бессмертны вы, ущелья Фермопил,
Где Персия и рок враждебный был
Слабей бойцов бестрепетных свободы.
И путнику немолчно с этих пор
Леса, поля, долины, камни, воды
И цепи гордых Фессалийских гор
О славе тех звучат не умолкая,
Кто в битве пал на этих берегах,
Эллады честь и вольность защищая,
В те дни, когда тирана обнял страх,
И он бежал, в отчаяньи глубоком,
За Геллеспонт, бесславием покрыт.
Умолкла брань и на холме высоком
Антелы встал печальный Симонид
И бросил взор на море, на вершины,
Где умерли бессмертные дружины.
В слезах певец кругом себя глядел
И, наконец, дрожащею рукою
Он лиру взял и трепетно запел:
‘Блаженны смелые душою!
Навстречу копьям и мечам,
Любовью к Греции пылая,
Вы шли — весь мир дивится вам —
И чтит вас сторона родная.
Преодолеть любви не мог
Ни гром оружия, ни рок,
Ни ужас смерти беспощадной,
Кончины грозный, мрачный час,
Для всех живущих безотрадный,
Был полон радостью для вас.
Казалось, будто вы бежали
На праздник, в шумный хоровод. —
Увы! Героев ожидали
Немые волны мертвых вод.
Предсмертных роковых страданий
Утешить жены не пришли,
Во мрак могилы вы легли
Без поцелуев и рыданий, —
Но не без ужаса врагов.
Как в стадо тесное быков
Стремится лев, сверкая гневом,
Когтями мощными их рвет,
И страшной гривою трясет,
И наполняет воздух ревом —
Вы ворвались в толпы врагов:
Я вижу, вижу их смятенье,
Ряд опрокинутых шатров,
Коней и всадников паденье, —
Они мешают бегству их,
И впереди дружин своих
Бежит тиран, стыдом покрытый.
Вы кровью вражеской облиты,
Но раны вас превозмогли:
Склонясь победной головою,
Вы друг за другом чередою
На трупы варваров легли.
Хвала!.. Покуда слово будет
На языке людей звучать,
Вас голос мира не забудет
И станет славой величать.
Скорей дыханьем урагана,
С лазурных сорванный высот,
Созвездий яркий хоровод
Угаснет в бездне океана,
Чем память ваших дел умрет.
Ваш гроб — алтарь. Придут с любовью
Гречанки поклониться вам,
И дерн, облитый вашей кровью,
Своим укажут сыновьям.
Теперь, коленопреклоненный,
Склоняюсь трепетными челом
И в умилении немом
Целую трижды прах священный
Земли бессмертных Фермопил.
О, если рок мне не судил
Среди мечей на поле битвы,
В ущельях Фессалийских гор,
Сомкнуть мой утомленный взор —
К богам я ныне шлю молитвы,
Чтоб слава вашего певца,
Героев праведные тени,
В сердцах грядущих поколений
Жила, как ваша, без конца!’

Сильвии

О, Сильвия, ты помнишь ли то время
Земного бытия, когда
Волшебной красотой сияла
Улыбка глаз твоих веселых,
И ты, мечтательно-прекрасна,
Для юной жизни расцветала?
Немолчным пением твоим
Звучали комнаты и сада
Аллеи тихие, когда
Сидела за работой ты, мечтая
О счастливом грядущем, а кругом
Благоухал душистый воздух мая, —
Так проходили дни твои.
Оставив скучные уроки
И книги, над которыми тогда
Я проводил все время, с галереи
Отцовского жилища слушал я
Твой нежный голос, видел руку,
Бегущую по полотну.
Сияло небо надо мной,
Передо мной вились аллеи,
Цвели сады, а там далеко
Виднелось море и синели
Вершины гор. Язык людей
Не выразит того, чем было
Полно мое ликующее сердце…
Какие грезы, упованья
И думы, Сильвия моя!
В каком пленительном сияньи
Судьба и жизнь являлись нам!
Прекрасные погибшие надежды,
Когда я вспоминаю вас, душа
Пылает страстью безотрадной
И мукой. Жизнь, зачем ты не сдержала
Своих обетов? Для чего
Нас обманула так нещадно?
О милая, в дыхании зимы
Еще трава завянуть не успела,
Как ты, сраженная недугом,
Погибла навсегда и не видала
Расцвета юности твоей,
Тебе не радовали сердца
Ни похвалы кудрям твоим роскошным,
Ни взглядам, полным страстной неги, —
На праздниках с тобой подруги
Не говорили о любви.
Увы! Как рано отцвели
Мои святые упованья,
Как рано молодость мою
Покрыл тяжелый мрак страданья,
Как скоро ты оставила меня,
Прекрасная подруга первых дней,
Моя надежда золотая.
Любовь и жизнь, которые так сильно,
Так жарко волновали сердце нам?
Так вот она, судьба людей:
Лишь только истина явилась,
Ты, бедная, погибла и рукой
Мне указала издалека
Немую смерть и камень гробовой…

На свадьбу сестры Паолины

Оставила ты тихий дом отцов,
Младенчества святые заблужденья,
И детский смех, и светлые виденья,
Прелестный мир пустынных берегов,
Где жизнь твоя так сладко протекала.
Коварная судьба тебя умчала,
В шумящий вихрь житейской суеты.
В ничтожный век позора и мученья,
Сестра моя, отчизне грустной ты
Несчастное даруешь поколенье.
Своих детей примерами любви
И гордого геройства вдохнови:
Слабеет дух от сладостного пенья
И нежных ласк. Нам рок их запретил, —
В больной груди нет мужества и сил.
Да, выбор наш — иль рабство, иль страданье, —
Так научи ж детей твоих страдать!
Фортуны блеск, не славные деянья,
Развратный век привыкнул уважать,
И поздно нам даруется познанье
Прямой любви и истины святой.
Твоих детей заботливой рукой
От суеты обманчивой и ложной,
От праздного тщеславья охрани,
Чтоб не были игрушкою они
Пустых надежд иль робости ничтожной, —
И имя их в потомство перейдет…
Сестра моя, наш развращенный род
Живую добродетель унижает,
Умершей же хваленья воздает
И славою героев гроб венчает.
О женщины! Великих дел от вас
Печальная отчизна ожидает:
Волшебный луч прелестных ваших глаз
Недаром меч и пламень укрощает.
Когда огонь денницы золотой
Смеркается в лазури неба ясной,
На вашу грудь вития и герой
Склоняются в дремоте сладострастной.
О, для чего ж беспечною рукой
Вы гасите в нас молодые силы,
Смущаете орлиных дум полет,
Зачем, увы, красавиц голос милый
Бессилья яд герою в душу льет?
Вы волю в нас и разум усыпили
И гордый дух Италии сломили.
Любовь, любовь, зажечь могла бы ты
В сердцах людей к великому стремленье,
Волшебный блеск всесильной красоты
Нам мог бы дать святое вдохновенье,
Душа того любовию бедна,
Чья грудь огнем восторга не пылает,
Когда кипит сердитая волна
И тучи ветр шумящий собирает,
Когда гроза, прекрасна и вольна,
Дремучий бор и горы потрясает.
О, женщины, о девы! Если тот,
Кто внемлет вопль отечества бесстрастно
И кто дрожит перед борьбой опасной,
На лоно к вам, ласкаясь, упадет, —
С презрением его вы оттолкните,
Гоните прочь бездушного с очей,
Когда любовь не для больных детей,
А для мужей бесстрашных вы храните.
Вы матери бессильных и рабов,
Страшнее нет для женщин обвиненья.
Ваш долг — нести страдальцами утешенье,
Клеймить толпу холопов и льстецов
Холодною насмешкою презренья
И юное готовить поколенье
Для славных дел примерами отцов.
Так в Греции, среди святых преданий
О славных днях отеческой земли,
Спартанцев дети смелые росли.
Красавица в годину страшной брани
Бестрепетно прелестною рукой
Любимому герою меч вручала,
И с гордостью на труп его немой
Сверкающие кудри рассыпала,
Когда он бездыханный в отчий дом
Являлся с битвы на щите своем.
Виргиния, волшебной красотою
Блистала ты в кругу прелестных дев,
Властитель Рима был пленен тобою,
И забавлял его твой пылкий гнев
И гордое, холодное презренье.
Пленительно цвела твоя весна,
Даря тебе волшебные виденья,
Когда рукой отца поражена,
Исполнена решимостью свободной,
Во мрак Эреба ты сошла холодный.
‘О мой отец, — сказала гордо ты, —
Пусть, старостью изнурена печальной,
Лишусь скорей цветущей красоты,
Скорей сокроюсь в урне погребальной,
Чем деспоту отдам мою любовь.
Без жалости срази меня, и вновь
Уснувший Рим из девственной могилы
Вдохнет в себя и мужество, и силы’.
Прекрасная, денницы золотой
Тебе лучи приветные сияли
Светлей, чем нам. На гроб священный твой,
Как на алтарь, приносит край родной
Святую дань рыданий и печали.
Погибла ты, и смерть твоя в сердцах
Граждан зажгла могучий пламень гнева,
И злой тиран, как жертва, пал во прах
Перед твоей могилою, о дева!
Свободы блеск отчизну озарил,
И Римский Марс, престолы низвергая,
Свои шатры победные разбил
По всей земле от края и до края.
Так, погруженный рабства в тяжкий сон,
Два раза Рим был женщиной спасен…

К Анжело Маи

Когда он нашел книги Цицерона ‘О республике’

О, для чего из тьмы гробов
Ты наших предков вызываешь
И говорить их заставляешь
Немому веку мертвецов,
Одетому печальной мглою?
Зачем, сквозь даль времен седых,
Так часто, с силою такою,
К нам долетает голос их,
Немолчный вестник пробужденья?
К чему все эти воскресенья?..
Страницы хартий вековых
Открылись нам и одно мгновенье,
В своей готической пыли
Монахов келии немые
Глаголы праотцев святые
Для нас таинственно спасли!
Какою силой непреклонной
Тебя, Анджело, одарил
Могучий рок? Иль побежденный,
Он человеку уступил?
Наверное решил высокий
Совет богов, чтоб в мрачный час,
Когда так тяжко и жестоко
Отчаянье сдавило нас, —
Не умолкая на мгновенье,
Звучал нам голос громовой
Великих предков… Провиденье
Еще хранит наш край родной,
Еще к нам небо благосклонно:
Чтоб дух наш, рабством истомленный,
От жалкой лени пробудить
И наши дремлющие силы
Для дел великих укрепить,
Подъемлют громкий крик могилы…
Когда, Италия моя,
Своих героев ты забыла, —
Сама разверзлась вдруг земля
И их глазам твоим открыла!
Итак, бессмертные, о нас
Еще надежду вы храните?
Мы не погибли? О, скажите:
Быть может, будущность для вас
Завесой тайны не закрыта?
Тоской душа моя убита:
В грядущем черный мрак лежит,
Кругом — унынье и мученье…
Все, что я вижу, говорит:
Вам нет надежды на спасенье!
Бессилья жалкого полно,
Ничтожно наше поколенье, —
К великим подвигам оно
Хранит постыдное презренье,
Бессмертный блеск веков былых
В нем слабый дух не возбуждает,
Святые памятники их
Немая праздность окружает…
Увы! Мы будем навсегда
Примером рабства и стыда.
Когда толпой рабов холодной
Забыты праотцев дела,
О, итальянец благородный!
Рука судьбы тебе дала
Нам воскресить те дни святые,
Когда воскреснули впервые
Из недра вековых гробов,
Из мрака тяжкого забвенья,
Творенья древних мудрецов,
Угасших с веком просвещенья…
Природа говорила им,
Не поднимая покрывала,
И их глаголам золотым
И Рим, и Греция внимала.
О, незабвенные века,
Давно сокрыла вас в могиле
Седого времени рука!
Италии руины были
Тогда свежи, и ветерок,
Над ними тихо пролетая,
Найти священный пламень мог
В твоей груди, земля родная!
Тогда твой пепел не остыл,
О, враг судьбы непобедимый,
К кому геенны сумрак был
Нежнее родины любимой!
Геенна!.. Жребий наш страшней
Ее негаснущих огней
И лютых мук. Тогда звучали
И струны нежные твои,
Несчастный мученик любви!
Да, песнь Италии в печали
И тяжкой скорби родилась,
Но сердца жгущее мученье
Сносней немого усыпленья, —
Счастлив, кто слезы льет! А нас
Тоска холодная сжимает,
У колыбели нас встречает
Ничтожество и, в смертный час,
В могильный сумрак провожает.
В беседе звезд, среди морей,
Ты проводило жизнь в то время,
Бесстрашных Лигурийцев племя!
Там, где глубокий шум зыбей,
В часы вечернего молчанья,
Из бездны льется голубой,
Встречало сумрак ты ночной
И утра первое сиянье.
Тебе за путь отважный твой,
Природы дивами богатый,
Неоцененною наградой
Был новый свет. Известный мир,
Наукой в строгой рамке сжатый,
Стал меньше. Пламенный эфир,
Блестящий в царственном просторе,
Земля и голубое море,
Отныне тесные для нас,
Детей лишь удивляют глаз!
О, где обманов мир прелестный,
Где светлых грез роскошный рой, —
О жителях страны безвестной,
О сне Авроры молодой,
Жилище звезд, ночлеге Феба?..
Исчезло все, — земля и небо
Легли на карту. Все для нас
Открыто сделалось и ясно,
И луч фантазии прекрасный
При свете истины погас…
Прости навек, воображенье!
Окончен твой блестящий пир,
И не утешат снова мир
Твои волшебные виденья!
Для снов поэзии святой,
Певец войны и неги страстной,
Родился ты, и над тобой,
В лазури неба голубой,
Сиял рассвета пламень ясный!
Твой век был лучше наших дней:
Лучи надежды вам сияли,
И сердце пылкое людей
Красой обманчивой своей
Любовь и слава волновали.
Громады замков и дворцов,
Доспехи рыцарей железных,
Сень поэтических садов,
Турниры, очи дам прелестных, —
Когда о вас мечтаю я,
Невольно тонет мысль моя
В чаду пленительных видений!..
Пусть из тщеславных заблуждений,
Из странных прихотей мечты
В то время жизнь людей слагалась…
Мы их изгнали… Что ж осталось
Нам вместо милой суеты?..
Одно печальное сознанье,
Что вечны слезы и страданье!
Когда, Торквато, гений твой
Готовит дивное творенье,
Судьба сбирала над тобой
Грозу печалей и гоненья…
Октавы нежные твои
Тебя утешить не могли…
Напрасно песнь твоя звучала:
Она не растопила льда,
В который дух твой заковала
Тиранов гордая вражда…
Любовь, последний отблеск рая,
Обман пленительный сердец,
Тебя оставила, певец!
Видений роковая стая
Кружилась грозно над тобой
И мир пустынею немой
Тебе казался… Утомленный,
Ты не возвел своих очей
К триумфу. Смерть душе твоей
Была отрадой. Не короны,
А смерти, смерти просит тот,
Кто наше горе познает!
О, возвратись к живущим снова,
Сосуд печалей и скорбей!
Взгляни на муку наших дней:
Она страшней судьбы суровой
И грусти пламенной твоей.
О, кто теперь бы состраданье,
Певец, почувствовал к тебе,
Когда лишь каждый о себе
Заботится? Твои страданья
Безумьем кто б ни назвал вновь,
Когда и гений, и любовь
Болезни бредом мы считаем?
Они не удивляют свет
И их не злобою, — о, нет!
Презреньем жалким мы встречаем…
О, кто б, скажи, в наш век внимал
Созвучиям твоей октавы
И кто венцом лавровым славы
Тебя бы снова увенчал?
Увы! Со дня твоей кончины,
Певец, в отечестве твоем
Явился только муж единый,
Святым исполненный огнем.
Но не Италией бесплодной
Он для борьбы воспитан был, —
Его отвагой благородной
Холодный север одарил.
Один, бесстрашный и суровый,
С тиранством вышел он на бой,
Чтоб ненавистные оковы
Разбить свободною рукой.
Блестящий подвиг, но напрасный,
Бесплодный мужества порыв, —
Заглох в толпе рабов бесстрастной
Героя гордого призыв…
Увы! Объяты ленью праздной,
Коснея в рабстве вековом,
Мы не посмели в путь опасный
Идти за пламенным бойцом…
Он шел, гремя и проклиная,
Чиста и праведна была
Вся жизнь его, и смерть благая
От худших дней его спасла.
Нет, этот век и это племя
Не для тебя, о Виктор мой!
Великим нужен край иной
И нужно им иное время, —
Нам дорог жалкий наш покой!
Лишь только гения не стало —
И нас ничтожество сравняло,
И все опять покрылось мглой.
Анджело! если спят живые,
Буди усопших… Мертвецов
Вооружи уста немые,
Чтоб этот грязный век рабов
Для славных подвигов проснулся,
Иль, наконец, своих оков,
Своей неволи ужаснулся!..
Оригинал здесь.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека