Стихотворения, Кольридж Самюэль Тейлор, Год: 1875

Время на прочтение: 12 минут(ы)

АНГЛІЙСКІЕ ПОЭТЫ
ВЪ БІОГРАФІЯХЪ И ОБРАЗЦАХЪ

Составилъ Ник. Вас. Гербель

САНКТПЕТЕРБУРГЪ

Типографія А. М. Потомина. У Обуховскаго моста, д. No 93
1875

Старый матросъ. — . Миллера
Изъ поэмы ‘Кристабель’.— И. Козлова.

КОЛЬРИДЖЪ.

Самуилъ Тэйлоръ Кольриджъ, поэтъ и мыслитель, обладалъ необыкновеннымъ богатствомъ фантазіи и пользовался, въ послдніе годы своей жизни, большой извстностью, благодаря своимъ метафизическимъ и критическимъ трудамъ, изъ которыхъ, впрочемъ, только на весьма не многіе можно указать въ настоящее время, какъ на заслуживающіе вниманія. Какъ поэтъ, онъ также далеко не оправдалъ тхъ надеждъ, которыя на него возлагали. Граціозные, нжные и величественные образы, казалось, постоянно витали передъ нимъ — и нкоторые изъ нихъ онъ воплотилъ въ прекрасныхъ стихахъ, но у него недоставало сосредоточенности и настойчивости, чтобы вполн воспользоваться своимъ умственнымъ богатствомъ. Можетъ-быть, ему недоставало и боле счастливой доли. Большую часть своей жизни Кольриджъ провёлъ въ бдности и зависимости, томимый разочарованіемъ и подавляемый болзнью, бывшею слдствіемъ неумреннаго употребленія опіума. Онъ родился 20-го октября 1772 года въ одномъ изъ приходовъ Девоншира, въ которомъ отецъ его былъ викаріемъ. Воспитывался Кольриджъ сначала въ Christ-Hospital, а потомъ въ Кембридж, куда онъ былъ помщёнъ, какъ лучшій ученикъ, на счётъ заведенія. Здсь пробылъ онъ съ 1791 по 1793 годъ и былъ награждёнъ золотой медалью за греческую оду, по, заподозрнный въ сочувствіи идеямъ французской революціи, принуждёнъ былъ выйдти изъ университета и отправиться въ Лондонъ, гд поступилъ солдатомъ въ 15-й драгунскій полкъ. Къ счастью, поэтъ оказался очень плохимъ солдатомъ, въ слдствіе чего занимался больше писаніемъ писемъ для своихъ товарищей, чмъ службой. Впрочемъ, это продолжалось не долго: родные поэта, узнавъ о его положеніи, выхлопотали ему увольненіе отъ службы. Снявъ мундиръ, онъ снова принялся за перо и началъ издавать, по подписк, свои ‘Юношескіе поэмы’, которыя свели и познакомили его съ Соути, искренію его полюбившимъ.
Поселившись въ Оксфорд, новые друзья, бывшіе въ то время ярыми республиканцами, задумали, вмст съ нкоторыми другими молодыми людьми, эмигрировать въ Америку, съ цлью основать тамъ ‘Пантизократію’, нчто въ род общества, въ которомъ каждый долженъ былъ имть спою долю труда, а часы досуга обязанъ былъ посвящать литературнымъ занятіямъ, жены же ихъ (холостыхъ членовъ въ обществ имть не предполагалось) должны были запинаться стряпнёй и домашнимъ хозяйствомъ. Для осуществленія этого предпріятія недоставало только денегъ, но ихъ-то именно и невозможно было добыть, не смотря на вс усилія Кольриджа и Соути. Тмъ не мене, друзья не унывали и продолжали упорно стремиться къ осуществленію своего плана, для чего прочли цлый рядъ публичныхъ лекцій и написали трагедію ‘Паденіе Робеспьера’, но отъздъ Соути въ Португалію, куда его увёзъ дядя, положилъ конецъ ихъ хлопотамъ и заставилъ ихъ отказаться отъ задуманнаго предпріятія.
Соути и Кольриджъ были женаты на двухъ сёстрахъ, по имени Фрикеръ, весьма достойныхъ, но бдныхъ двушкахъ. Около этого времени всё ещё неугомомившійся Кольриджъ написалъ политическій памфлетъ: ‘О необходимости говорить правду всегда, а тмъ боле тогда, когда это опасно’, а спустя нкоторое время началъ періодическое изданіе, подъ названіемъ ‘Сторожъ’, но, благодаря своей обычной неакуратности и философскимъ теоріямъ, скоро надовшимъ читателямъ, долженъ былъ прекратить его на девятомъ нумер. Покинувъ Оксфордъ, Кольриджъ поселился въ котэдж, близь Стоуея, гд написалъ нкоторыя изъ лучшихъ своихъ стихотвореній — въ томъ числ самое знаменитое ‘Старый Матросъ’ — и трагедію ‘Раскаяніе’. Три года, проведённые Кольриджемъ въ этомъ сельскомъ уединеніи, были самыми счастливыми годами въ его поэтической карьер. Здсь онъ развился вполн — и имя его, хотя не безъ труда и усилій, сдлалось, наконецъ, извстнымъ.
Въ 1798 году благородная щедрость братьевъ Веджвудъ дала ему возможность постить Германію, гд онъ прожилъ боле года и пріобрлъ основательныя познанія въ нмецкомъ язык и литератур, что ещё боле развило въ нёмъ пристрастіе къ метафизическимъ и философскимъ ученіямъ. По возвращеніи на родину, въ 1800 году, онъ поселился у Соути, въ Кезвик. Тутъ въ его убжденіяхъ произошла радикальная перемна: изъ яраго якобинца онъ превратился въ роялиста и врующаго. Въ это время онъ издалъ очень хорошій переводъ ‘Валленштейна’ Шиллера, и, чтобъ имть средства къ существованію, принялъ на себя, хотя очень неохотно, завдываніе политическимъ отдломъ ‘Morning Post’, въ которомъ поддерживалъ правительственныя мропріятія. Въ 1804 году онъ получилъ мсто секретаря при губернатор Мальты, но занималъ эту должность только въ теченіи девяти мсяцевъ, посл чего возвратился на родину, чтобы возобновить спою литературную дятельность. Но и вторая попытка Кольриджа сдлаться журналистомъ оказалась столь же безуспшной, какъ и первая — и его ‘Другъ’ скончался на 27-мъ нумер. Въ 1816 году, преимущественно по рекомендаціи Байрона, была издана его прекрасная фантастическая поэма ‘Кристабель’, первая часть которой была написана ещё въ 1797 году, а вторая — по возвращеніи изъ Германіи въ 1800 году. Поэма осталась неоконченной. Въ 1818 году Кольриджъ издалъ драму ‘Zapoyla’, чмъ и окончилъ свою поэтическую дятельность (если не считать нсколькихъ мелкихъ стихотвореній) и всё остальмое время писалъ только прозой. Послдніе девятнадцать лтъ своей жизни Кольриджъ провёлъ у друга своего, доктора Джильпина, въ Гайгэт, гд и умеръ 25-го іюля 1834 года.
I.
СТАРЫЙ МАТРОСЪ.
1.
На свадьбу разъ три гостя шли,
На встрчу имъ идётъ
Сдой морякъ и одного
Вдругъ за руку берётъ.
— Тамъ брачный пиръ женихъ даётъ,
Со мною онъ родня,
Промолвилъ гость: — меня онъ ждётъ.
Пусти, старикъ, меня.—
Но тотъ костлявою рукой
Его всё держитъ. ‘Былъ
Фрегатъ красивый и большой…’
— Ахъ, отвяжись, глупецъ сдой!
Пусти!— И онъ пустилъ,
Но взоръ пылающій въ него
Вперилъ — и недвижимъ
Стоитъ, какъ малое дитя,
Смущонный гость предъ нимъ.
Садится съ нимъ на камень гость,
Съ него не сводитъ глазъ…
И началъ такъ сдой морякъ
Чудесный свой разсказъ:
‘Вотъ якорь снятъ, летитъ фрегатъ
По влаг голубой,
И холмъ, и церковь, и маякъ
Оставивъ за собой.
‘Вотъ слва солнце изъ волны,
Пылая, возстаётъ,
И снова съ правой стороны
Уходитъ въ бездну водъ.
‘Что день, то выше, вотъ оно,
Какъ раскалённое ядро,
Надъ мачтою горитъ:
Мы на экватор.’ Но вотъ
Вдали послышался фаготъ —
И гостя звукъ манитъ.
Невста въ залъ идётъ на балъ,
Потупивъ скромно взоръ,
А передъ ней толпа гостей
И музыкантовъ хоръ.
И гость поспшно съ камня всталъ,
Но съ мста ни на шагъ…
И такъ разсказъ свой продолжалъ
Таинственный морякъ:
‘Завыла буря — и страшна
Тогда она была,
И далеко на югъ она
Фрегатъ нашъ погнала.
‘Ужасный видъ! Фрегатъ летитъ
Пернатою стрлой,
Летитъ, какъ-будто чуетъ онъ
Погоню за собой,
‘Летитъ всё дал, веё на югъ,
Сквозь бури мракъ и вой —
И мачты клонятся вперёдъ,
И бушпритъ подъ волной.
‘Кругомъ туманъ, весь океанъ
Подъ глыбами снговъ,
И тамъ и тутъ, какъ изумрудъ,
Громада вчныхъ льдовъ!
‘Лишь вдалек порою свтъ
Сквозь трещину блеснётъ,
Нигд ни слда жизни нтъ,
Повсюду снгъ и лёдъ.
‘Повсюду снгъ и лёдъ одинъ,
И страшно по волнамъ
Грохочетъ гулъ отъ треска льдинъ,
Подобнаго громамъ.
‘Но слушай: изъ тумана вдругъ
Слетлъ къ намъ альбатросъ.
Онъ нами встрченъ былъ, какъ другъ:
Онъ счастье намъ принёсъ.
‘Изъ нашихъ рукъ онъ пищу бралъ,
По палуб леталъ…
Вотъ треснулъ лёдъ — и намъ проходъ
Свободный въ море далъ.
‘И втеръ южвый насъ понёсъ,
А въ вышин паритъ
За нами врный альбатросъ
И къ намъ на зовъ летитъ.
‘И по ночамъ слеталъ онъ къ намъ.
На мачтахъ отдыхалъ,
И блдный мсяцъ сквозь туманъ
Привтно намъ сіялъ.’
— Но ты дрожишь? Господь съ тобой!
Скажи, сдой матросъ,
Что сдлалъ ты?— ‘Моей рукой
Убитъ былъ альбатросъ!’
2.
‘Вотъ солнце съ правой стороны
Изъ моря возстаётъ,
Въ туман свтитъ съ вышины
И снова въ глубь идётъ.
‘Но южный втеръ по волнамъ
По прежнему насъ мчитъ,
Лишь птицы нтъ — за нами вслдъ
Она ужь не летитъ.
‘Я дло злое совершилъ
И самъ добра не ждалъ.
Мн упрекали: ‘ты убилъ
‘Того, кто намъ привтенъ былъ,
‘Кто втеръ намъ послалъ!’
‘Какъ лучезарный ликъ Творца,
Взошло свтило дня —
И оживились вс сердца,
И ропотъ на меня
‘Умолкъ, и каждый говорилъ:
‘Ты правъ, что наказалъ
‘Того, кто намъ опасенъ былъ,
‘Кто намъ туманъ послалъ.’
‘Волна кипитъ, фрегатъ летитъ
На полныхъ парусахъ.
До насъ наврно не бывалъ
Никто на тхъ водахъ.
‘Вдругъ втеръ стихъ, и въ тогь же мигъ.
Повисли паруса.
И только слышались однихъ
Матросовъ голоса.
‘На мдноцвтныхъ небесахъ,
Полуденной порой,
Горитъ кровавый солнца шаръ
Съ луну величиной.
‘И такъ текутъ за днями дни,
Цлая тишь кругомъ…
А мы неё тутъ стоимъ одни,
И тщетно втра ждёмъ.
‘Везд вода, одна вода,
А зной такъ и палитъ,
Везд вода, одна вода,
А жажда насъ томитъ!
‘Зелёной тиной глубина
Покрылась, будто мхомъ,
И милліоны слизняковъ
Колышатся кругомъ.
‘А по ночамъ, то здсь, то тамъ,
Какъ-будто бсовъ строй,
Играетъ, скачетъ по водамъ
Огней блудящихъ рой.
‘И многимъ видлось во сн,
Что насъ караетъ адъ,
Что злобный духъ сидитъ на дн,
На стоаршинной глубин,
И держитъ нашъ фрегатъ.
‘Отъ жажды страшной говорить
Никто не могъ изъ насъ:
Въ устахъ языкъ одервенлъ
И пна запеклась.
‘Тогда, съ проклятіемъ въ очахъ,
И старъ, и младъ, толпой
Вс подошли ко мн, стеня,
И нацпили на меня
Трупъ птицы роковой…
3.
‘Проходятъ дни. У всхъ гортань
Засохла, запеклась,
Глаза, какъ-будто изъ стекла,
Глядятъ, остановясь.
‘Проходятъ дни. Но вдругъ вдали,
Гд слился океанъ
Со сводомъ неба, что-то мн
Мелькнуло сквозь туманъ.
‘Сперва — какъ блое пятно,
Всё ближе, всё растётъ,
Вотъ стало облакомъ оно
И прямо въ ламъ идётъ.
‘Въ лиц кровинки нтъ у насъ,
Нтъ голоса давно,
Въ душ надежды лучъ угасъ:
Отчаянье одно!
Какъ тни, бродимъ мы кругомъ,
И только смерти, смерти ждёмъ!
‘Хотлось мн ихъ ободрить,
Но не достало силъ:
Языкъ не могъ ужь говорить.
Я руку прокусилъ,
Напился крови — и тогда
Вскричилъ: ‘корабль идётъ сюда!’
‘И въ душу радость пролилась
Живительной струёй,
И слёзы брызнули изъ глазъ
Обильною росой.
‘Смотрите: тамъ — идётъ онъ къ намъ!
‘Онъ счастье намъ несётъ!
‘Но, Боже! врить ли глазамъ?
‘Безъ втра онъ плывётъ!’
‘И вмигъ надежды лучъ святой
Опять въ душ угасъ,
И смерти холодъ гробовой
Внезапно обнялъ насъ.
‘Вечернимъ заревомъ облитъ
Закатъ. Дымится паръ.
Спускаясь медленно, горитъ
Кровавый солнца шаръ.
‘Но, заградивъ его собой,
Средь неподвижныхъ водъ.
Фрегатъ, какъ привравъ роковой,
Темнетъ и ростётъ.
‘И мачты чорныя стоятъ,
Какъ-будто рядъ тней,
Багровымъ пламенемъ горятъ
Вс скважины снастей.
‘И ужасъ обуялъ меня:
По дремлющимъ водамъ —
Я вижу — остовъ корабля
Плывётъ всё ближе къ намъ,
‘Всё спитъ на нёмъ могильнымъ сномъ,
Среди ночной тиши,
Ни звука не слыхать на нёмъ,
Не видно ни души.
‘Но вотъ на палуб жена
Въ одежд гробовой —
Страшна, угрюма и блдна —
И съ ней ещё другой
‘Ужасный призракъ. Какъ во тьм
Глаза его горятъ —
И жжотъ и давитъ сердце мн
Его тяжолый взглядъ.
‘Кто жъ эта блдная жена?
Чей тотъ ужасный ликъ?
О, Боже! это смерть сама
И стнь — ея двойникъ!
‘Пришли и стали бортъ о бортъ,
И жеребій объ насъ
Кидаютъ молча межъ собой…
Мы ждёмъ. Ужасный часъ!
‘Мы ждёмъ. И вотъ я вижу вдругъ
Мой жеребій упалъ.
‘Ага! онъ мой!* воскликнулъ духъ
И страшно засвисталъ.
‘Вотъ солнце сло, день угасъ,
На море ночь легла,
И остовъ корабля отъ насъ
Умчался, какъ стрла.
‘Мы вс глядимъ во слдъ за нимъ,
А сердце жжотъ тоска.
Нашъ кормчій, блдный, какъ мертвецъ’
При снт ночника
‘Сидитъ уныло. Небеса
Горятъ огнями. Паруса
Увлажены росой,
Изъ тёмносиней глубины
Восходитъ красный шаръ луны
Съ блестящею звздой.
‘И вс, безмолвіе храня.
Какъ тни, при лун
Глядятъ съ упрёкомъ на меня:
Ихъ взоръ — проклятье мн!
‘И сколько набило ихъ тамъ —
Дв сотни человкъ —
Вс полегли къ моимъ ногамъ
И кончили свой вкъ.
‘И, сбросивъ свой покровъ земной,
Къ небесной сторон
Ихъ духъ летлъ, по свистомъ стрлъ
Звучалъ онъ въ уши мн,’
4.
— Ты страшенъ мн, морякъ сдой!
Мн не снести огня
Твоихъ очей: ты духъ ночной!
Твой мрачный видъ, твой станъ сухой
Ужасенъ для меня!—
‘Не бойся, другъ! не съ мертвецомъ
Бесда у тебя:
Я не погибъ на мор томъ!
О, нтъ — не умеръ я!
‘Одинъ, одинъ остался я
На мёртвой глади подъ.
Какой угодникъ за меня
Молитву вознесётъ?
‘Ахъ, сколько молодыхъ людей
Лежитъ безъ жизни тутъ!
А тамъ, въ вод, мильонъ слизней —
И вс, какъ я, живутъ!
‘Взгляну на море — тамъ кругомъ
Животныя кишатъ,
Взгляну на палубу потомъ —
Тутъ мертвецы лежатъ!
‘Взгляну на высь, хочу мольбой
Свой духъ занять въ тиши —
Нтъ силъ: грховный ропотъ мой
Смущаетъ миръ души.
‘Сомкну глаза, но и тогда
Всё вижу предъ собой
Равнину подъ и неба сводъ,
И труповъ рядъ нмой.
‘На посинломъ ихъ лиц
Блеститъ холодный потъ,
Отверстый, неподвижный взоръ
Меня ещё клянётъ.
‘Злодя низвергаетъ въ адъ
Проклятіе сиротъ,
Но тотъ страдаетъ во сто кратъ,
Кого мертвецъ клянётъ!
Семь дней я видлъ ихъ у ногъ…
Семь дней — а умереть не могъ.
‘И вотъ опять луна взошла,
И съ ней блестящій рой
Ночныхъ свтилъ — и потекла
По тверди голубой.
‘И свтъ ея осеребрилъ
И будто идеенъ покрылъ
Равнину сонныхъ водъ,
Но гд лежитъ фрегата тнь,
Тамъ красный пламень, ночь и день,
Блеснётъ и пропадётъ.
‘И тамъ, гд тнь отъ корабля
Легла на море, видлъ я
Огромныхъ змй морскихъ:
Играя весело, он
Сверкали кожей при лун
Въ отливахъ золотыхъ.
‘О, какъ тогда казалась мн
Завидна доля ихъ!
Какъ были счастливы он
Въ своей привольной глубин,
Въ струяхъ своихъ родныхъ!
‘Въ душ моей проснулись вновь
Благоговнье и любовь
Къ Тому, кто жизнь имъ далъ:
Я сталъ молиться наконецъ —
И остовъ птицы, какъ свинецъ,
На дно съ меня упалъ.
5.
‘Отрадный сонъ! цлебный сонъ!
О, какъ живителенъ былъ онъ
Душ моей больной!
Теб и слава и хвала,
Святая Два! Ты вняла
Мольб моей живой!
‘Я сладко спалъ, и снилось мн,
Что вёдеръ цлый строй
Стоитъ на палуб, и вс
Наполнены водой.
‘Проснулся — дождь! и всё на мн
Намокло отъ него…
Я пилъ наврное во сн:
Мн было такъ легко!
‘Не сбросила ль душа моя
Земныхъ своихъ оковъ?
Во сн не умеръ ли ужь я?
Не въ царств ль я духовъ?
‘И вотъ повялъ втерокъ
И воздухъ освжилъ:
Былъ тихъ и слабъ онъ, и далёкъ,
Но снасти оживилъ.
‘Заколебались паруса
И хлещутъ, и шумятъ,
И помрачились небеса —
И дрогнулъ нашъ фрегатъ.
‘Но втеръ крпнетъ каждый часъ,
Я, вотъ, за слоемъ тучъ,
Мгновенно скрылся и угасъ
Луны послдній лучъ.
‘Зубчатой, огненной браздой,
Разскши мрачный сводъ,
Упала молнія стрлой
Надъ чорной бездной водъ.
‘А море спитъ: его валовъ
И втеръ не мутитъ,
Не окриляетъ парусовъ,
Но, будто силою духовъ,
Фрегатъ вперёдъ летитъ.
‘Летитъ вперёдъ. Небесный сводъ
Отъ молній весь въ огн,
И слышу я — при блеск ихъ
Тла товарищей моихъ
Стенаютъ, какъ во сн.
‘Они встаютъ, они идутъ
Къ канатамъ, къ парусамъ,
Но не глядятъ, не говорятъ,
А у постовъ своихъ стоятъ,
Какъ прежде, по мстамъ.
‘Тутъ былъ племянникъ мой родной —
Отецъ его мн братъ —
Онъ молча объ руку со мной
Натягивалъ канатъ.’
— Ты страшенъ ма, морякъ сдой!—
‘Не бойся, другъ — со мной
Не сонмъ отверженныхъ духовъ —
Былъ душъ блаженныхъ рой-
‘Съ лучомъ денницы вс они
Вкругъ мачты собрались,
И звуковъ ангельскихъ струи
Изъ устъ ихъ полились.
‘Они летли къ небесамъ,
Къ источнику лучей,
И сладостно звучали тамъ,
То громче, то слабй.
‘То хоръ пернатыхъ въ вышин,
Межь небомъ и водой,
То псня жаворонка мн
Тамъ слышалась порой,
‘То будто цлый, стройный клиръ
Торжественно звучалъ,
То звукомъ флейты, сквозь эиръ
Несясь, онъ замиралъ.
‘Вотъ хоръ умолкъ. Безъ парусовъ
Фрегатъ по лону водъ,
Влекомый силою духовъ,
Несётся всё вперёдъ.
‘Тотъ грозный духъ полярныхъ странъ,
Гд насъ застигъ сдой туманъ,
Покорствуя иной
Могучей сил, вновь назадъ
Влечётъ стремительно фрегатъ
Незримою рукой.
‘И вотъ экваторъ!— и опять
Полуденной порой
Пылаетъ раскалённый шаръ
Надъ самой головой.
‘Но вдругъ я вижу, будто онъ
Запрыгалъ въ небесахъ,
И бьётся, какъ пугливый конь
На крпкихъ удилахъ.
‘Мн кровь ударила къ вискамъ,
По жиламъ пробжалъ
Огонь — и я не помню самъ,
Какъ замертво упалъ,
6.
‘Не знаю самъ, какъ долго тамъ
Безъ жизни я лежалъ,
Вдругъ надъ собой, въ тиши нмой,
Я голосъ услыхалъ.
‘Онъ говорилъ: ‘повдай мн,
‘Не это ли матросъ,
‘Которымъ въ снговой стран
‘Убитъ былъ альбатросъ?
‘Могучій духъ полярныхъ странъ
‘Ту птицу такъ любилъ —
‘И Страшной местью за неё
‘Убійц отомстилъ.’
Но онъ ещё не примирёнъ,
Въ отвтъ ему другой:
Несчастнаго всё гонитъ онъ
Карающей рукой.—
‘Но отчего жь, повдай, братъ,
‘Такъ непробудно спитъ
‘Волна, и почему фрегатъ
‘Всё къ сверу летитъ?’
‘— Какъ предъ владыкою своимъ.
Благоговя, недвижимъ
Покорный рабъ стоитъ,
Такъ точно ждётъ теперь вода
Отъ духа вчнаго — куда
Онъ течь ей повелитъ.—
‘Но какъ безъ втра и валовъ
‘Фрегатъ летитъ вперёдъ?’
‘— Летитъ онъ силою духовъ:
Она его несётъ.
‘— Но, милый братъ, пора и намъ:
Яснетъ небосклонъ,
Летимъ! скоре къ тмъ звздамъ!
Проснётся скоро онъ.—
‘И я проснулся. Мы плывёмъ,
Не шелохнётъ волна.
Покойники стоятъ кругомъ.
Съ небесъ глядитъ луна.
‘Они стоятъ вс на мстахъ:
Недвиженъ лисъ и взоръ,
Но въ ихъ чертахъ, но въ ихъ очахъ
Мн видится укоръ,
‘Среди безмолвной ихъ толпы
Бродилъ я, какъ шальной,
Какъ странникъ, сбившійся съ пути
Въ лсу ночной порой:
‘За нимъ погоня, онъ идётъ,
Куда глаза глядятъ,
Хоть страхъ берётъ идти вперёдъ,
Страшнй идти назадъ.
‘Но вотъ пахнуло мн въ лицо
Прохладнымъ втеркомъ:
Какъ-будто ангелъ вдругъ меня
Пріоснилъ крыломъ.
‘Легко и ровно мы плывёмъ,
Нигд намъ нтъ преградъ,
Скользя, какъ по льду на конькахъ.
Несётся нашъ фрегатъ.
‘О, сонъ отрадный! что со мной?
Куда я занесёнъ?
Опять я вижу предъ собой
Маякъ земли моей родной!
Вдали чернетъ онъ!
‘Вотъ храмъ знакомый, вотъ и холмъ…
Лечу къ родной стран!
О, Боже! если это сонъ.
Не дай проснуться мн!
‘Вотъ наша гавань! какъ она
Прозрачна и свтла!
Какъ ярко всю её луна
Лучами облила!
‘Сіяютъ скалы вс кругомъ,
Какъ-будто въ серебр,
И шпиль высокій съ птухомъ,
И церковь на гор.
‘Фрегатъ у пристани родной
Остановился самъ,
И вдругъ съ него воздушный рой
Тней, въ одежд голубой,
Поднялся къ небесамъ.
‘Гляжу на декъ — тла лежатъ,
И руки ихъ крестомъ.
Надъ ними ангелы стоятъ
Съ сіяющимъ челомъ.
‘О, видъ божественный! Я былъ
Какъ-будто въ небесахъ…
Онъ въ сердце мн отраду влилъ,
И вмигъ разсялъ страхъ.
‘Я будто ожилъ. Сладкихъ думъ
Полна душа моя.
Вдругъ слышу вёселъ лёгкій шумъ,
Гляжу — плывётъ ладья.
‘Плывётъ ко мн! Создатель мой!
Я вижу вновь людей,
Живыхъ людей! о мигъ святой!
Они плывутъ ко мн стрлой
По зеркалу зыбей.
‘Въ ладь сидитъ рыбакъ сдой,
Съ нимъ отрокъ — врно сынъ,
И третій тамъ — отецъ святой,
Пустынникъ тхъ долинъ.
‘Хвалу Создателю міровъ
Въ молитв онъ постъ:
Онъ птицы непорочной кровь
Съ руки моей сотрётъ!
7.
‘На взморь тихомъ, между горъ.
Въ лощин луговой,
Живётъ пустынникъ съ давнихъ поръ
Въ пещер подъ скалой.
‘На голомъ камн онъ покой
Вкушаетъ по ночамъ,
А день онъ посвящаетъ свой
Молитвамъ и трудамъ.
‘Но чу! слышне вёселъ плескъ.
И вотъ рыбакъ спросилъ:
‘Куда двался чудный блескъ,
‘Который насъ манилъ?’
Да, странно, другъ, дивлюсь и самъ,
Пустынникъ отвчалъ:
Вотъ и никто съ фрегата намъ
Отвта не послалъ-
Смотри, какъ паруса висятъ,
Какъ глухо всё на нёмъ!
Ужели вымеръ весь фрегатъ?
Иль вс объяты сномъ?—
‘Нтъ силъ грести, отецъ святой!
‘Отъ страха дрожь берётъ!’
Господь-Снаситель, надъ тобой!
Не бойся, другъ! вперёдъ!—
‘Вотъ приближается ладья,
Вотъ смолкъ и вёселъ плескъ.
Вдругъ подъ водою слышу я
Ужасный гулъ и трескъ,
‘Какъ-будто громовой раскатъ….
И бездна, наконецъ,
Разверзлась — и въ неё фрегатъ
Вдругъ канулъ, какъ свинецъ.
‘Но, оглушонный громомъ, я
Ношусь среди валовъ:
Когда жь потомъ пришолъ въ себя
Въ ладь у рыбаковъ,
‘Глаза открылъ, гляжу — ладью
Кружитъ водоворотъ
На мст томъ, гд вашъ фрегатъ
Сокрылся въ бездн водъ.
‘Поспшно вёсла я схватилъ
И сталъ грести, что было силъ —
И понеслась ладья.
Рыбакъ и сынъ его сидятъ,
Какъ истуканы, и глядятъ
Со страхомъ на меня.
‘Кто это? духъ или мертвецъ?
Отцу ребёнокъ наконецъ
Дрожа проговорилъ.
Межъ-тмъ пустынникъ у руля
Сидлъ, губами шевеля:
Молитву онъ творилъ.
‘Но вотъ и берегъ наконецъ.
Мы вышли изъ ладьи.
‘Остановись, святой отецъ!
‘Молю, не уходи!
‘Дай миръ душ моей больной,
‘Прощеніе грхамъ!’
Такъ я къ нему взывалъ съ тоской,
Припавъ къ его ногамъ.
Повдай, кто ты?— онъ спросилъ,
Благословивъ меня.
И съ тайнымъ трепетомъ открылъ
Ему всю душу я.
‘И точно гнётъ давилъ меня,
Захватывалъ мн духъ,
Когда жь разсказъ окончилъ я,
Мн стало легче вдругъ.
‘Съ-тхъ-поръ приходитъ часто день,
Когда тоска, какъ-будто стнь,
Гнетётъ меня опять,
Тогда брожу я, какъ шальной,
И всё ищу, кому бы свой
Разсказъ могъ передать,
И по лицу я узнаю,
Кто можетъ исповдь мою
Съ участіемъ внимать.
‘Чу! молодыхъ здоровье пьютъ!
Какой тамъ шумъ и гамъ!
Въ саду танцуютъ и поютъ,
И весело гостямъ,
А тамъ гудитъ вечерній звонъ:
Священный часъ молитвы онъ
Напоминаетъ намъ.
‘Пусть ихъ пируютъ! другъ, поврь,
Пріятнй пира мн теперь.
Отраднй во сто разъ,
Что я съ другими въ Божій храмъ
Могу идти и слушать тамъ
Молитвы сладкій гласъ.
‘Могу идти съ другими въ рядъ,
Какъ равный, въ Божій домъ,
Гд съ умиленьемъ старъ и младъ.
Богачъ и бдный — вс стоятъ
Передъ своимъ Отцомъ.
‘Прощай! пора къ молитв мн.
Запомни, другъ, одно:
Что тотъ лишь молится вполн,
Кто любитъ всхъ равно:
‘Людей, зврей и птицъ, и всё
Созданіе Творца.
Имъ дышитъ всё, Онъ любитъ всё
Любовію Отца’.
Тутъ съ камня всталъ морякъ сдой,
Но ясный взоръ блисталъ слезой:
Душа вкусила лиръ.
За нимъ, съ поникшей головой,
Пошолъ и гость къ себ домой,
Забывши брачный пиръ.
Пошолъ дорогою своей,
Въ раздумье погружонъ,
Но благодушнй я умнй
Проснулся утромъ онъ.
. Миллеръ.
II.
ИЗЪ ПОЭМЫ ‘КРИСТАБЕЛЬ’.
Была пора — они любили,
Но ихъ злоди разлучили,
А врность съ правдой не въ сердцахъ
Живутъ теперь, но въ небесахъ.
На вкъ для нихъ погибла радость,
Терниста жизнь, безъ цвта младость,
И мысль, что розно жизнь пройдётъ,
Безумства ядъ имъ въ душу льётъ.
Но въ жизни, имъ осиротлой,
Уже обоимъ не сыскать,
Чмъ можно бъ было опустлой
Души страданья услаждать.
Другъ съ другомъ розно, а тоскою
Сердечны язвы всё хранятъ:
Такъ два, расторгнутыхъ грозою,
Утёса мрачные стоятъ,
Ихъ бездна съ ревомъ разлучаетъ,
И громъ разитъ и потрясаетъ,
Но въ нихъ ни громъ, ни вихрь, ни градъ,
Ни лтній зной, ни зимній хладъ
Слдовъ того не истребили,
Чмъ нкогда другъ другу были.
И. Козловъ.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека