Перейти к контенту
Время на прочтение: 5 минут(ы)
‘Я в хламе выискал заржавленные латы…’
‘Я исходил весь мир, все земли, все моря…’
‘Едва мелькнула мысль о чуде…’
Египет
Возвращение
На реке
Осень
Одному из спутников
В дождь
Триолеты
‘Осенних тёмных ив вечернее убранство…’
Мелодия
Я в хламе выискал заржавленные латы,
Да старый щит с поломанным мечом,
Да медный шлем изрубленный, измятый,
С большим отрёпанным, надломленным пером.
И вот, как рыцари, надев свои доспехи,
Я в город выехал на старом скакуне,
Дивясь, прохожие теснились в диком смехе,
Прижавшись к низенькой, бревенчатой стене.
Я выехал окраиной за город,
Плетусь вперёд в изменчивой мете,
И давит грудь тяжёлый медный ворот,
И свет дрожит на латах и щите.
Встречайте путь мой руганью и смехом,
Мне дела нет до ваших мёртвых слов.
Мне вторит лес своим стогласым эхом,
Мне вторит даль игрой колоколов!
Не знаю спутников в дни тёмной непогоды,
И в дождь и в снег всегда один… забыт.
И день за днём проходят алчно годы
Под мерный стук подкованных копыт.
Всю жизнь плетусь вперёд по бездорожью,
Мне каждый день — неведом, дик и нов…
И пусть весь путь был только яркой ложью:
Я не хочу иных путей и снов.
Я исходил весь мир, все земли, все моря,
Я выпил всю до дна чужбины дальней участь,
Я ждал, вот наконец в лицо блеснёт заря,
Вот встречу радостно я утреннюю жгучесть.
Но всюду тот же сон, но всюду тот же бред,
Тяжёлым призраком везде глядит знакомка,
За ней кровавый след, за ней кровавый след,
И смех её звучит неумолимо громко.
И если здесь до туч воздвигнуты дома,
И если здесь глядят царапатели неба,
То там мертвит тела безумная чума,
И жалок крик раба под мягкой шиной кэба.
Скрывают тёмный грех могилы-рудники,
Чтоб веселей плясать вам было в старом замке.
Гремят восторженно визгливые смычки,
Под их звенящий плеск кричат самцы и самки.
Они поют стихи и шепчут о любви,
Им весел шум и блеск: они танцуют нынче.
Но руки их в крови, но руки их в крови,
Не вы ль вчера раба венчали лентой Линча?
Я исходил весь мир, я видел все огни,
Но где бы я ни шёл, но где бы я ни плавал,
Я слышал тот же крик: ‘Распни его, распни!
Будь проклят белый дьявол!’
1907, Нью-Йорк
Едва мелькнула мысль о чуде,
Как стало вновь вокруг темней,
И я лежу на алчной груде
Дождём обрызганных камней.
Где прежний блеск тяжёлых копий?
Бессильно падает рука.
По небу рядом снежных хлопий
Плывут седые облака.
О, если б снова плыть без цели,
Подняв глухие якоря,
И вторить окликам метели
Свободной песнью дикаря!
Так день за днём по бездорожью
В мгновенной смене стран и лиц,
И пасть к последнему подножью,
Встречая блеск ночных зарниц!
Неумолимый блеск полуденного солнца,
Бросает отсвет огненный песок,
Приветствую тебя, как старого знакомца,
Давно желанный мне Восток!
Так мне близка безмерная пустыня,
Так ясен мне твой взгляд, Абу-эль-Холь.
И в памяти встаёт и призрак властелина,
И годы тяжкие неволь.
И как хранители былых воспоминаний,
Глядят задумчиво от пламенных границ
Безмолвные ряды гранитных зданий,
Как стая вещих птиц.
Но дети-варвары разбили стены храма,
Песок засыпал падшие гроба,
Но слово мёртвое, родясь в дому Харкама,
Не стало истиной раба.
Да, вот они, святыни бога Солнца,
Всё, что влекло, что жило лишь вчера.
Приветствую тебя, как старого знакомца,
Могила бога Ра!
Огненный отблеск заката
Глянул сквозь черень стволов,
Снова ищу я возврата,
Цепи мелькающих слов.
Помню я час предзакатный,
Красные волны вдали,
На море чёрные пятна,
Контуры дальней земли.
Вечер последний, прощальный,
Завтра родная земля!
Словно напев погребальный,
Всплески о борт корабля.
В быстромелькающей смене
Мысли, слова — как кошмар.
На море чёрные тени
Гасят закатный пожар.
Тёмный берег волною опенит,
Разобьётся о камни стекло,
Но привычной руке не изменит
Кормовое весло.
Промелькнут густолесные горки,
Промелькнёт частокол деревень.
Вдоль села протянулись задворки,
Полусгнивший плетень.
Миг прожитый осмеян, исшучен,
Вся минувшая жизнь вдалеке.
Под скрипенье кленовых уключин
Я плыву по реке.
Вольной песнью я вторю метели,
Вольной песнью встречаю закат.
Загорелись пушистые ели,
Золотой листопад.
Посв. Муни и Ходасевичу
Большая комната. Осенний сад в окне.
Шуршат старинные, потёртые обои,
И каждый вечер здесь в заснувшей тишине
Мы сходимся нерадостные трое.
Мы каждый вечер здесь в заснувшей тишине
Знакомые слова твердим, до утра споря.
Большая комната. Осенний сад в окне.
И дождь стучит в окно, осенней вьюге вторя.
Осенний дождь стучит в дрожащее стекло.
И мысли и слова нерадостны и грубы.
А череп со стола насмешливо и зло
Оскалил мёртвые, отточенные зубы.
Но славлю жизнь за то, что я не стар
И не герой в театре марионеток.
В.Х.
Мы шли по неровным ступеням
В глубины тюремного свода,
Мы знали, что клятве изменим,
Что нет нам отсюда исхода.
Восторженно в глуби провала
Ты бросился с факелом дымным
И звал меня в блеск карнавала
Молитвенно радостным гимном.
Но смотрят в забытую просинь
Былые мечтанные клятвы,
А мысли, что в позднюю осень
Колосья несобранной жатвы.
Я бросил далёко оковы,
Отторгнул невластные чары.
Свободен! И снова, и снова
Я с вами, о волны Сансары.
Как в море открытом, не знаю,
Куда и откуда плыву я.
Я вольные волны встречаю,
Со встречным безумцем ликуя.
Я вышел из тьмы подземелья,
Из цепи танцующих масок.
Да здравствует пьяность веселья
И блески предутренних красок.
Посвящ. Л.Г.С.
Ряд фонарей убегает в пространство,
Глухо бесшумно скользим мы вперёд.
Улицы людной и шумной убранство
Отсвет особый толпе придаёт.
Даль исчезает в лучистом тумане,
В нём расплываются пятна огней.
Страшны фасады задумчивых зданий,
Длинные, скользкие цепи камней.
Камни и камни! Холодные камни,
Узко замкнутый дождём кругозор.
Сквозь пелену, словно издалека, мне
Взглядом ответил доверчивый взор.
Нет, не ищи во мне прежних желаний!
Сразу мне стала ты как-то чужда.
В тёмном стремленьи невольных исканий
Новых мечтаний ползёт череда.
Камни и камни. Холодные камни,
Узко замкнутый дождём кругозор.
Сквозь пелену, словно издалека, мне
Светит забытый, отторгнутый взор.
