Дйствительнаго Статскаго Совтника, Ордена
Св. Анны Кавалера и Лейпцигскаго ученаго Собранія Члена,
Въ удовольствіе Любителей Россійской Учености
Вольнаго Россійскаго Собранія при Императорскомъ
Въ Университетской Типографіи у И. Новикова,
по первому изданію напечатанныя.
Тирсисъ
Ириса
Филиса
Аркасъ
Ликастъ
Дафнисъ
Климена
Дорисъ
Исмена
Тирсисъ.
Годъ цлый Тирсисъ былъ съ Ифизою въ разлук,
Годъ цлый онъ вздыхалъ, и жилъ въ несносной скук.
Въ деревн, жалостно воспоминалъ стада,
И о любовниц онъ плакалъ иногда,
Ифиза у овецъ своихъ въ лугахъ осталась,
И помнилось ему, какъ съ нимъ она прощалась…
Какъ въ щастливыя дни ихъ радости текли,
И какъ веселости спокойствіе влекли.
Ни что ихъ тамъ утхъ тогда не разрушало,
Что было надобно, все съ ними пребывало.
Кончаетъ солнце кругъ, весна въ луга идетъ
Увеселяетъ тварь, и обновляетъ свтъ.
Сокрылся снгъ, трава изъ плна выступаетъ,
Источники журчатъ, и жавронокъ вспваетъ.
Приближилися т дражайшія часы,
Чтобъ видть пастуху пастушкины красы.
Къ желанной многи дни стенящаго отрад,
Отецъ опять нарекъ быть Тирсису при стад.
Все паство на ум и милый взоръ очей,
Все мыслитъ, какъ опять увидится онъ съ ней.
День щастья настаетъ, и скуку скончеваетъ,
Отходитъ Тирсисъ въ лугъ, и къ паству поспшаетъ.
Но весь шелъ день, пришелъ, зритъ ясную луну,
Свтило дневное сошло во глубину.
Но ясныя ночи тоя ему начало,
Знакому разсмотрть пустыню не мшало,
Повсюду мечетъ взоръ, на все съ весельемъ зритъ,
И тропка Тирсиса тутъ много веселить.
Вотъ роща, гд моя любезная гуляеть,
Вотъ рчка, гд она свой образъ умываеть.
Подъ древомъ тамо съ ней я нкогда сидлъ,
Съ высокой сей горы въ долины съ ней глядлъ.
Въ пещер сей она въ полудни отдыхала,
И часто и меня съ собой туда зывала,
Гд лежа на ея колняхъ я лежалъ,
И руки мягкія въ рукахъ своихъ держалъ.
Сей мыслію свой духъ въ пустын онъ питаетъ,
И сердце нжное надеждой напаяетъ.
Приходитъ на конецъ ко стаду онъ тому,
Которо отъ отца поручено ему.
Собаки прежняго хозяина узнали,
И ластяся къ нему вокругъ его играли.
Исполнилося то хотніе ево,
Что быть ему въ мстахъ желанья своево,
Но Тирсисова мысль и тутъ еще мутилась:
Ну естьли, мыслитъ онъ, Ифиза отмнилась,
И новы радости имя въ сей стран,
Въ неврности своей не помнитъ обо мн!
Я знаю, что меня она не ненавидитъ,
Но чая, что уже здсь больше не увидитъ,
Ахъ! Можетъ быть она другова избрала,
И для того уже мн суетно мила.
Съ нетерпливостью узрть ее желаетъ,
Но ночь, къ свиданію ево не допускаетъ,
Которая ему заснути не дала,
Ифиза во всю ночь въ ум ево была.
Какъ радостно ево надежда услаждала,
Такъ тяжко мысль при томъ сомнніемъ терзала.
Глаза не жмурятся, что длать, востаетъ,
Но солнце на луга изъ волнъ морскихъ нейдетъ.
Какъ ночи долгота ему ни досаждаетъ,
Оно обычнаго пути не премняетъ.
Восходитъ по горамъ Аврора на конецъ,
И гонятъ пастухи въ луга своихъ овецъ.
Всхъ Тирсисъ зритъ, не зритъ Ифизы онъ единой,
Не знаетъ, что ему причесть тому притчиной:
Гд длась, говоритъ Ифиза? Знать взята
Отсел ужь ея въ деревню красота!
Мы розныхъ деревень, и жить съ ней будемъ розно.
Почто на паство я пущенъ опять такъ позно!
Уже меня весна не станетъ услаждать,
Везд и завсегда я стану воздыхать.
Коль здсь Ифизы нтъ, уйду въ лса дремучи,
Исполню стономъ ихъ, слезъ горькихъ токи льючи,
Лишенъ людей съ зврьми я тамо буду жить,
И жалобы горамъ въ пустыняхъ приносить.
Но вскор и онъ овецъ препровождаетъ,
Идетъ послдняя, о Тирсис вздыхаеть.
Когда свою пастухъ любовницу узрлъ,
Съ веселья вымолвить ей снова не умлъ,
А ей чувствительняй еще та радость стала,
Она увидла, чево не ожидала.
Не вспомнилась она, и плача говоритъ:
Не въ сновидніиль здсь Тирсись предстоитъ?
Я зрю мечтаніе, и сердцу лицемрю,
Нтъ, вижу истинну, но ей почти не врю.
Я въ яв предъ тобой, любовникъ ей вщалъ,
И съ тою жь врностью, какъ духъ теб вручалъ.
Я мышлю, что и я не въ суетной надежд:
Таковъ ли милъ теперь теб, какъ быль я прежде?
Ифиза говоритъ: разставшися съ тобой,
Я думала, что я разсталася съ душой,
Тхъ мстъ, гд я часы съ тобою провождала,
Ни разу безъ тебя безъ слезъ не посщала:
Съ тоской встрчала день. Съ тоской встрчала ночь,
Мысль грустна ни на часъ не отступала прочь,
Въ разлучно время я ничемъ не утшалась,
Цвтами никогда съ тхь дней не украшалась.
И можетъ ли то быть чтобъ сталъ ты меньше милъ,
Тебя хоть не было, твой духъ со мною жилъ.
Ты въ сердц обиталъ моемъ неисходимо,
И было мной лицо твое повсюду зримо,
Но ахъ! Не къ щастію, но въ горести своей,
Въ то время я была любовницей твоей.
О радостны часы! О время дарагое!
Я буду жить опять въ сладчайшемь здсь поко!
Приди возлюбленный, скончавъ прелюты дни,
Къ симъ соснамъ, гд съ тобой бывали мы одни.
Тамъ рчь моя ни кмъ не будетъ разрушенна,
Здсь долго не могу я быть уединенна,
Приди ты на вечерь, какъ прежде приходиль.
Я мню, что ты сихъ мстъ еще не позабылъ.
Ты много въ ихъ имль Ифизина приятства:
Но будешъ ихъ имть и нын безъ препятства.
Съ какою радостью потомъ сердца ихъ ждутъ,
Вс грусти окончавъ дражайшихъ тхъ минутъ!
Ириса.
Въ день красный нкогда, какъ солнце уклонялось,
И море погрузить ево приготовлялось,
Когда краснлися и горы и лса,
Луна готовилась ийти на небеса,
Ириса при водхъ по камышамь бгущихъ,
Въ кустарник, гд гласъ былъ слышанъ нимфъ поющихъ,
Вщала таинство тутъ будучи одна,
И вотъ въ какихъ словахъ вщала то она:
Рябяческая жизнь моя ужъ миновалась,
Въ которую я здсь цвтами забавлялась:
Въ начал сей весны, лишь листъ облекъ лса,
И отрасли свои пустили древеса,
Природа. Безъ наукъ мн нову мысль вдохнула,
Лишъ я на пастуха прекраснаго взглянула,
Который въ прошлый годъ мн ягодъ приносилъ,
И всякой разъ тогда за трудъ себ просилъ,
Чтобъ я ево за то пять разъ поцаловала.
Я не противилась, и все то исполняла,
И думала о немъ, конечно онъ дуракъ,
Такой ли въ ягодахъ какъ въ поцалуяхъ смакъ.
Увидючи ево я въ перьвый разъ въ семъ год,
И смотря на нево въ послдніе въ свобод,
Лишъ только вспомнила о ягодахъ ево,
Отворотилася я тотчасъ отъ нево,
Куда рабятска жизнь одной зимою длась!
Я цалованье то воспомнивъ закраснлась.
И въ чувствіи познавъ, что сей пастухъ мн милъ,
Стыдилася всево, что онъ ни говорилъ.
Какъ видла ево, тогда я убгала,
Когда не видла, то зрть ево желала.
Съ утра до вечера и въ саму темну нощь,
Влачила зракъ ево съ собой въ средину рощь.
Лице ево по всмъ мстамъ очамъ мечталось,
Что я ни видла, мн все то имъ казалось.
Гд скрылась матерня изъ памяти гроза!
Пустила на нево я мысли и глаза.
Но кровь моя, но кровь во мн не умолкала,
А страсть моя еще жесточе бунтовала.
Теряется въ любви свобода и покой,
Я искусилася то видя надъ собой.
А воспротивиться не льзя любовной страсти
Какія бъ отъ нея ни ролились напасти.
Богиня паствъ и двъ гд ты въ т дни была?,
Какъ въ помощь я тебя на всякой чась звала?
Ты гласа моево конечно не внимала,
И сердца слабаго во мн не укрпляла.
Нть, ты страданія свидтелей моихь
Дражайшихъ мстъ тогда не посщала сихъ.
Источники сіи томясь тогда плескали,
И на брегахъ своихъ тебя не обртали.
По рощамъ, по лугамъ бродила я стеня,
Ни что ужъ не могло увеселять меня.
Я часто муравы журчащей етой рчки,
Кропила токомь слезъ. А васъ мои овечки,
Когда вы бгали вокругъ меня блея,
Трепещущей рукой не гладила ужъ я.
Крутилась я всегда о времени превратномъ.
Но нкогда пастухъ при вечер приятномъ,
Какъ нжно раздуваль власы мои зефиръ,
Принесъ въ подарокъ мн изъ стада свжій сыръ.
Я сыръ ево взяла и вмст съ нимъ пола,
Однако не о томъ я помыселъ имла.
По ужин онъ сталъ мн воздухъ похвалять,
И звалъ меня съ собой по рощамь погулять,
Я знала страсть свою и съ нимъ ийти боялась,
Но онъ уговорилъ, хоть я и не склонялась.
Пошла, но думала, когда пылала кровь,
Чтобъ всми мрами скрывать свою любовь,
Чтобъ силы собирать, какъ можно, притворяться,
И въ слабости ему ни чемъ не показаться,
Однако онъ не крылъ гулять съ собой взманя,
И уговаривалъ гуляючи меня:
Докол буду я всякъ часъ терзаться злосно,
И мучиться тобой и день и ночь несносно.
Преобращая все старанье въ суету?
И погублять свою напрасно красоту?
Съ начала сей весны меня ты ненавидишъ,
И ищетъ мстъ такихъ, гд ты меня не видишъ,
А я не видючи тебя мой свтъ грущу,
И бгая по всмъ тебя мстамъ ищу.
Левъ гонитъ волка волкъ стремится за козою,
А я по всякой день гоняюсь за тобою.
Кому что надобно, тово то и влечетъ.
Какъ я еще не такъ тебя любилъ мой свтъ,
Тогда дражайшая меня ты цаловала,
И многократняе мн образъ свой казала,
А нын на меня не хочешь и взглянуть,
Конечно насъ смутилъ съ тобою кто нибудь.
Что было отвчать, въ какую рчь впускаться?
Съ любовью, съ младостью мн надлежало драться,
Кто симъ похвалится, любовь въ нападкахъ зла,
И воспротивиться я ей не возмогла.
Не льстишъ ли только ты ево я вопрошала,
Онъ клялся, цаловалъ, а я уже молчала.
А посл зачала ему я говорить,
Любезный мой пастухъ! Боюся я любить,
Я слышала любовь желаньемъ возрастаетъ,
Надеждою живетъ, утхой умираетъ.
О естьли не минетъ меня сія напасть,
Къ чему ты приведешь Ирису бдну страсть!
Для вчнаго ль стыда я долгъ свой позабуду!
Я въ лютой горести, въ несносной мук буду!
И тотъ приятный взоръ, который былъ ужъ мой,
Увижу обращенъ къ красавиц другой.
Онъ мн отвтствоваль: я всмъ теб клянуся
Что я докол живъ, къ теб не премнюся:
Когда я премнюсь, пусть мой засохнетъ садъ.
И огородъ не дастъ плодовъ съ своихъ мн грядъ
Мой скотъ питается пускай хоть бленою,
И вмсто водъ рчныхъ болотною водою:
Пускай въ моемъ саду не будеть цвтниковъ,
Не будеть ни піонъ, ни маковыхь цвтовъ.
