Стихотворения, Бриммер Владимир Карлович, Год: 1819

Время на прочтение: 6 минут(ы)

ВЫБОРЪ ФЛОРЫ,

Примръ Экзаметровъ и Пентаметровъ Русскихъ.

ПОДРАЖАНЕ ГЕРДЕРУ.

Дій, въ Начал, ршась устроить сей міръ велелпный,
Въ видахъ Эфирныхъ ему прежде предстать повеллъ.
Миріады существъ, одно совершеннй другаго,
Вкуп явились на гласъ Дія, зиждителя. Вдругъ
Все приходитъ въ восторгъ: вчно юная нжная Флора
Въ сонм эфирныхъ красотъ всхъ помрачаетъ собой.
‘Зри! здсь боги, рекъ Дій, здсь Геніи: естьли желаетъ,
‘Флора? Ты можешь избрать другомъ изъ нихъ одного,
‘Но страшись ошибиться. Ошибки сей ввкъ не поправишь,
Парки вщаютъ, — и такъ слдуйте вол судебъ!’
Флора взираетъ на всхъ и кто бы возмогъ то подумать?
Тутъ же плняется, — кмъ? легкимъ Зефиромъ. Ни Вакхъ,
Ни легконогій Эрмій, ни даже самъ Фебъ златовласый,
Сердце къ себ преклонить юной красы не могли,
‘Безразсудная! рекъ ей Дій, твой полъ и въ эфирномъ
‘Вид тщеславенъ и слабъ, любитъ забавы одн,
‘Естьлибъ выбрала ты сего, (указуя на Феба):
‘Ты и вмст твой ролъ былибъ безсмертны.’ — Зефиръ
Обнялъ Флору — и вдругъ легкомысленной, бол не стало:
Пылью цвточной она взорамъ явилась боговъ.
Часъ творенья насталъ: родились пространство и время,
Солнце зажглось въ небесахъ, ндра согрлись, земли,
Воды стснились въ брега, и поля покрылися злакомь,
Съ Свера дунулъ Борей, съ Юга повялъ Зефиръ,
Борятся тщетно. Зефиръ побжденъ, и уснулъ, изнемогши,
Но взоръ долу простая, тако воззвалъ его Дій.
‘Юноша слабый воспрянь! легкомысленный! или забылъ ты
Прежней страсти своей нжно любимый предметъ,
‘Флору? представь мн ее!’ онъ рекъ,— и Зефиръ ултаетъ:
Съ пылью цвточной потомъ вскор является онъ.
Пыль по лицу земли разсвается. Фебъ пламня
Также какъ прежде спшитъ милую къ жизни возвать,
Нимфы протоковъ ее напояютъ, Зефиръ обнимаетъ,
И — въ различныхъ цвтахъ Флора является вновь,
Какъ веселится она, нашедши любезнаго друга,
О! какъ нжная страсть въ миломъ плняетъ ее,
Краткая радость! Едва Прелестная съ нимъ съединилась,
Какъ пресыщенный Зефиръ прочь уже быстро летитъ.
Флора, презрнная имъ, увядаетъ — и, Фебъ изъ любви къ ней,
Сильно палящимъ лучемъ смерть ускоряетъ драгой,
Естьли всною когда, красавицы! выдете въ поле,
Вспомните Флору: и вы также цвтете! Иванъ
Нравятся часто Зефиру подобные юноши, Чувства, —
Истинной страсти къ нихъ нтъ. Суетность, хладность одна.
&nbsp, В. Бриммеръ.

‘Соревнователь просвещенія и благотворенія’, Ч. 1, 1818.

БУРЯ.

Идиллія.

(Подраженіе Геснеру.)

Тамъ, гд игривый Тифернъ сквозь камышь пробирается въ море,
Баттъ сидлъ и Лаконъ, два пастыря. Страшная буря
Грозно всходила вдали, и предвстница бурь, тишина, вдругъ
Всюду простерлась: одн Альціоны надъ моремъ летали.

Лаконъ.

Солнце заходитъ, но ахъ! облака помрачаютъ ликъ солнца,
Въ вид ужасныхъ громадъ на краю возвышался моря!

Баттъ.

Тихо на немъ, но сей часъ тишина превратится въ шумъ ярый.
Слышишь? какіе-то гулы несутся къ намъ издали, слабымъ
Стонамъ подобно.

Лаконъ.

Смотри, облака возрастаютъ горами
Медленно, плечи чернй и чернй изъ-за моря подъемля.

Баттъ.

Бол и боле къ намъ приближайся, гулы вдругъ слились
Скоро глубокая нощь надъ морями простерлась, не видно
Даже вблизи острововъ Діомидовыхъ, только тамъ съ мыса
Свтитъ маякъ, указуя безпечному кормчему мли.
Вотъ ужъ и втеръ завывъ, разорвалъ облака и погналъ ихъ
Вверхъ, закрутился надъ моремъ и море запнилось —

Лаконъ.

Страшно
Видть. здсь бурю вблизи, но останемся: хижины наши
Тамъ за горой, мы по этой тропинк дойдемъ до нихъ скоро.

Баттъ.

Правда — останемся. Вотъ уже буря свирпствуетъ, волны
Въ брегъ ударяютъ къ намъ, втры свистятъ, и деревья со скрыпомъ
Гнутся.—

Лаконъ.

Смотри, какъ, подобно скал, возвышаясь волна — вмигъ
Съ шумомъ обрушилась. Молньи блестятъ, освщая всю бездну!

Баттъ.

Боги! взгляни: тамъ корабль! какъ орелъ на склонившемся къ морю
Грозномъ утес, сидитъ на хребт онъ волны. Гд волна та?
Въ бездн уже, и корабль поглощенъ разъяренною бездной.

Лаконъ.

Нтъ, показался опять. Милосердые Боги! спасите
Бдныхъ, несчастныхъ пловцевъ. О ужасное зрлище! видишь
Эту волну?— Къ кораблю она издали прямо несется.
Вотъ ужъ достигла его, и обрушилась — онъ сокрушился!
Ахъ! чего вы искали, пловцы? и за чмъ разлучились
Съ родиной?— разв и въ ней не могли вы быть счастливы?— Злата,
Рдкихъ сокровищъ искали вы и — погрузились въ пучину.

Баттъ.

Жены, родители, дти, знакомые, можетъ быть, часто,
Часто вздыхаютъ по васъ и, пришедши ко брегу, печально
Смотрятъ на синюю даль, ожидая сердечныхъ друзей.— Вдругъ
Видятъ, что воины несутъ что-то черное — ближе и ближе
И, наконецъ, прибиваютъ ко брегу — тла ихъ любезныхъ….
Боги!— какъ счастливы мы, что умренны! Малое стадо,
Поле, да садикъ все наше добро.

Лаконъ.

Накажите насъ, Боги!
Если мы будемъ когда не довольны симъ жребіемъ. Тихо,
Мирно проходитъ нашъ вкъ, какъ ручей межь цвтовъ протекаетъ.

Баттъ.

Знаешь ли что?— Не пойти ль намъ вдоль берега! можетъ, быть волны
И принесутъ къ намъ несчастныхъ, живыми иль мертвыми: мертвыхъ
Мы погребемъ, а живыхъ успокоимъ.

Лаконъ согласился.

Идутъ они — и находятъ прекраснаго юношу, спяща
Сномъ непробуднымъ, оплакавъ, земл предаютъ его тло.
Тутъ же находятъ ларецъ и открывъ его видятъ въ немъ груды
Злата, сребра, жемчуговъ и безцнныхъ алмазовъ. На что намъ
Эти сокровища, Баттъ? произноситъ Лаконъ.

Лаконъ.

Сохранимъ ихъ,
Только не съ тмъ, чтобъ богатымъ намъ быть, а отдать ихъ немедля.
Если найдется когда обладатель сихъ рдкостей. Долго
Кладъ сберегали они, но никто не являлся: тогда Баттъ
Вмст съ Лакономъ веллъ на брегу храмъ Пану воздвигнуть.

Владиміръ Бриммеръ.

‘Соревнователь просвещенія и благотворенія’, Ч. 2, 1818.

ПИГМАЛОНЪ.

иміамъ торжественно курится,
Сонмъ жрецовъ протяжно Гимнъ поетъ,
Весь народъ по стогнамъ въ храмъ стремится
И Киприд въ даръ цвты несетъ,
Двы, съ умащенными власами,
На челахъ со свжими внками,
Призываютъ, предъ олтарь представъ,
Божество утхъ, забавъ.
Роскошь дышетъ межь деревъ втвистыхъ,
Гд, вдали отъ шума, суеты,
Подъ концертомъ птичекъ голосистыхъ
Счастливыхъ любящихся четы
Сладостно томятся сердцемъ, таютъ,
Руки и уста соединяютъ,
Нову жизнь изъ милыхъ взоровъ пьютъ
И въ восторг слезы льютъ.
Но одинъ въ безмолвіи глубокой’,
Сильно важной думой возмущнъ
И на все взирая мрачнымъ окомъ,
Въ сторон стоитъ Пигмаліонъ,
Или бы, о юноша несчастной!
Не возмогъ любви вдохнуть прекрасной
И любезной дв? Или ты
Мертвъ уже для красоты?
Ахъ! онъ видлъ двъ въ него влюбленныхъ,
Часто нжны взоры ихъ встрчалъ,
И въ волненьи чувствъ неизреченныхъ
Самъ себя не рдко забывалъ.—
Тщетно все! врагъ мнимаго блаженства,
Вознесясь до вчна совершенства,
Онъ творитъ въ душ своей обтъ
Убгать мірскихъ суетъ.
Свтъ его ничтожный непрельщаетъ!
Вренъ чувству истины святой,
Смертныхъ онъ Сиренъ пренебрегаетъ
И плненъ — нетлнной красотой.
Мотылекъ надъ розою кружится,
Но орелъ — пернатыхъ царь — стремится,
Сводъ небесъ проникнувъ, ближе зрть
Феба ликъ — и умереть.
Такъ и онъ, душею воскриленный,
Радъ Олимпомъ мыслію паритъ,
Озирая сонмъ богинь священный,
Изо всхъ одну боготворитъ.
Въ глубин души благоговя,
И чистйшей страстью пламеня,
Почетъ пасть къ стопамъ ея… но, ахъ!
Свтъ померкъ въ его очахъ….
Призракъ скрылся!— юноша унылый
Снова взоръ возводитъ къ небесамъ:
‘Только искру творческія силы!
‘Да могу датъ видъ стоимъ мечтамъ.
‘Или я живу для заблужденіи?
‘Иль на вчно усыпленъ мой Геній?
‘Вчно, вчно долженъ я страдать,
‘И за что? увы! не знать?
‘Гд ты, гд, предметъ моихъ желаніи?
‘О богиня сердца моего!
‘Тамъ ли, гд, среди благоуханій,
‘Роскошь ждетъ любимца своего:
‘Подъ златымъ шатромъ его встрчаетъ
‘И, обнявъ, улыбкой приглашаетъ
‘Дань любви принесть ея устамъ?—
‘Нтъ, Богиня! ты не тамъ!
‘Цитерея! Анадіомена!
‘Ты, которая надъ лономъ водъ
‘Вознеслась, когда сребриста пна
‘Превратилась въ сонмъ твоихъ красотъ:
‘Эри, какъ я въ священномъ изступленьи
‘Тнь твою, (въ восторг, въ упоеньи,
‘Созерцаю, и въ душ моей
‘Покланяюсь только ей.
‘Еслибъ взору смертныхъ ты явилась
Таковой, какъ зритъ Олимпъ тебя,
‘Вся бы ихъ природа измнилась,
‘И они — исчезли бы любя.
‘Но даруй, о Божество благое!’
‘Да твое подобіе живое
‘Обрту въ одной изъ юныхъ женъ*’
‘И отдамся ей во плнъ.’
Такъ Киприду втайн умоляя,
Ждетъ отвта — и отвта нтъ.
Горьки, горки слезы проливая,
Блденъ, слабь, въ обратный путь идеяхъ.
Ободрись! умъ, мыслями обильный,
Есть твой другъ, твой кровъ, твой Геній сильный,
Не отринь, что скажетъ онъ — и ты
Оживишь свои мечты.
Нкій гласъ, въ печали утшитель,
Симъ совтомъ духъ его крпитъ:
И нашъ путникъ вдругъ въ свою обитель,
Ободрясь, скорй придти спшитъ
Вс душевны силы напрягаетъ,
Тотъ счастливый мигъ воображаетъ,
Какъ красотъ Венеры нжный цвтъ
Въ первый разъ увидлъ свтъ.
Не творецъ ли статуи, чудесной (*):
Самъ ему свой Геній сообщилъ?
Съ помощью фантазіи небесной
Жизнь вливать и въ камень научилъ?
Чтобъ рзецъ, рукой его водимый,
Произвелъ дла непостижимы
И художникъ, полный божества,
Былъ поборникъ естества.
*) Дедалъ, наводящія статую, которая ходила.
Какъ изъ персти древле первыхъ смертныхъ
Хитрый Промеей образовалъ,
Такъ самихъ Пигмаліонъ. безсмертныхъ
Смло и искустно изваялъ.
Грознаго величія лишенны,
Представляли ликъ они почтенный,
Тихой, скромной важностью своей
Иль Героевъ, иль Царей.
Но едва къ незримому влеченье
Возмутило дней его покой,
Тайное въ груди благоговнье
Предъ непостижимою мечтой
Геній въ немъ творящій усыпило,
Помрачился умъ — души свтило —
Выпалъ изъ руки его рзецъ
И трудамъ насталъ конецъ.
А теперь, когда онъ созерцаетъ
Не мечту безвстной красоты,
Нтъ! себ Богиню представляетъ,
Ту, которой нжныя черты,
Радость, восхищенье всей природы,
Прежде всхъ увидли народы,
Жившіе въ прекраснйшихъ садахъ
На Карійскихъ берегахъ.—
О! теперь, вступая съ новымъ рвеньемъ
Въ свой досель забытый Пантеонъ,
Зритъ съ неизреченнымъ изумленьемъ
Предъ собой Олимпъ Пигмаліонъ,
Кажется: Лмирозіей питаясь,
(Такъ онъ мнитъ восторгу предаваясь)
Боги вс сокроются сей часъ
Отъ его смущенныхъ глазъ.
На чел Зевеса самодержца
Безпредльна власть его блеститъ,
Строгій взоръ супруги громовержца
Вс сердца какъ молніей разитъ,
Гордый видъ воинственной Паллады
Говоритъ: ‘не ожидай пощады!’
Вакхъ веселый, вчноюный богъ
Скучну важность пренебргъ.
Аполлонъ, держа златую лиру
И съ внкомъ лавровымъ на чел,
Возвщаетъ изумленну міру
О вкахъ Сатурна на земл,
Съ милою улыбкой Діонея,
Поясомъ всхъ прелестей владя,
Услаждаетъ жизнь рабовъ своихъ
Воцаривъ любовь межъ нихъ.
И уснувшій Геніи пробудился!
Часъ творенья новаго насталъ!
И художникъ въ думу углубился,
И опять рзецъ забытый взялъ.
Млечноблый мраморъ избираетъ,
Смлою рукою пробгаетъ
По его поверхности — и зритъ:
Мраморъ принялъ жизни видъ.
Жаръ усиля прежняго старанья
Онъ не медлитъ довершить свой трудъ,
Полный на Киприду упованья
Ей готовъ предать себя на судъ,
И рзецъ, водимый врнымъ чувствомъ,
Съ безпримрнымъ творческимъ искусствомъ
Сообщаетъ стату черты
Олимпійской красоты.
Пораженъ, безмолвенъ, восхищенный,
Предъ собой художникъ чудо зритъ,
И уже, фантазіей прельщенный,
Къ стату любовію горитъ.
Но увы! когда уста прекрасны
Возвратятъ ему лобзанья страстны,
Коими, въ восторг каждый мигъ,
Осыпать онъ ихъ привыкъ?
Взоръ однажды сбои низведши долу
И любуясь властію своей,
Внемлетъ возходящія къ престолу
Отъ земли моленія людей
Божество любви небесной, вчной (*),
И восхитясь нжностью сердечной
Юнаго художника, речетъ:
Мраморъ сей да оживетъ!’
(*) Венера Уранія.
И онъ дышитъ!— заблистали взоры,
Разцвли ланиты и уста,
(Какъ цвтутъ он у милой флоры.)
‘Боги! Боги! это не мечта!
‘О восторгъ! о Чувствъ моихъ блаженство!
‘Я обрлъ земное совершенство,
‘О любовь! какъ сладокъ твой законъ!’
Произнесъ Пигмаліонъ.
Произнесъ — и смлою рукою
Обнялъ станъ красавицы младой.
На глазахъ съ дрожащею слезою,
Скромный взглядъ потупя въ землю свой,
Къ милому прелестная прижалась,
На вопросъ любви въ любви призналась —
И ихъ души (нжность! торжествуй!)
Слились вмст — въ поцлуй.
В. Бриммеръ.

‘Соревнователь просвещенія и благотворенія’, Ч. 7, 1819.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека