Стихотворения, Бинкис Казис, Год: 1928

Время на прочтение: 3 минут(ы)

Казис Бинкис

Из литовских поэтов

Перевел Евгений Шкляр

‘Persiskyrimo daina’
K. Binkys

I.

Я спал, когда, открывши келью,
Передо мною ты предстала,
И снега чистаго белее
Мне еле слышно прошептала:
‘О, милый, встань! Ведь я шутила,
И, уходя, была готова
Такой же любящей, мой милый,
Остаться для тебя, родного!
Вот твой цветочек легкокрылый, —
Ты приголубь его сердечно,
И знай, что будет все, как было,
А все, что было, — будет вечно.
Я дни и ночи выжидала,
Твое лишь имя призывая,
Тебя любила и страдала.
Ах, есть еще любовь такая?..
Все ближе, ближе миг безценный.
И сад, и месяц. Милый, встань-же!..
Там запах вянущего сена:
Все… Все, как раньше!
Евгений Шкляр. Из литовских поэтов // Эхо. 1922. No 85, 9 апреля. С. 3.
Kazys Binkis. Persiskyrimo daina, строфа V: ‘A maiau tave bemiegs…’

Из Казиса Бинкиса

(С литовскаго)

‘Ko ia taip ilgu…’
‘Отчего здесь так грустно, отчего так печально?’
Пожелтевшие листья со стоном шептали,
И молились ветрам удивленныя дали:
‘Отчего здесь так грустно, отчего так печально?’
И, как будто боясь непонятной угрозы,
Небо на земь глядело в тоске и печали,
И молились ветрам удивленныя дали,
И клонилась к земле золотая береза:
‘Отчего здесь так грустно, отчего так печально?..’
Ничего не ответил ей ветер холодный,
Но примчавшись к дубраве густой, но безплодной,
Он ударил крылом, как мечом погребальны.
И поникла, опала, листва молодая,
И на сердце так больно и пасмурно стало
Под рыдание бури и рощи усталой,
Под кружение листьев желтеющей стаей.
И заплакало небо, а от слез вдруг запали
Черно-влажныя щеки земли поминальной.
‘Отчего здесь так грустно, отчего так печально?..’
Так шептали ветрам удивленныя дали.
Евгений Шкляр. Из Казиса Бинкиса // Эхо Литвы. 1922 No 5, 11 июня.
Kazys Binkis. Ko a taip ilgu…

С 40 o

(Из книги ‘Сто весен’)

Надоело: — все в хате да в хате —
Потолок, и углы и стены.
Если в окно не видать полей — благодати
То хоть бы жердь — на сцену.
Господин врач, подгулять-то здоровью кем-то велено, —
А нельзя было б здоровьица у вас подзанять?
Мне хотелось бы, чтобы вокруг было сине да зелено,
И, оглянувшись, чтоб глазом обнять
И луга, и траву полевую,
И чистое облако,
И синеву по краям его, радостную…
Встать, когда ветерок подует,
И греть солнце цельсиями сорокоградусными…
Банки?
Какия банки…
Неужто насильно хотите меня в них запрячь?
Знаете что, госоподин врач, —
Пропишите-ка мне сегодня воздуха,
Да только более свежаго и сноснаго.
Такой аппетит — что, кажись, все б закусывал соснами!
А пульс не нужен.
Коль жив —
Сердце служит:
Не сердце: заправский локомотив.
С опаской вздохнул, незавидно.
Думает: агония.
Весь, пропахший лекарством, насупленный.
Хорошо, что усы еще, — рта не видно,
А не то вся изба озарилась бы иронией,
Правда ли, господин врач, —
Что бациллами моими вы подкуплены?
С литовскаго Евгений Шкляр.

Салем Алейкюм

(Из книги ‘Сто весен’)

— Салем алейкюм.
Юность — на улицы,
В аллеи воль!
Мы путь плакатами выклеим,
А за плакатами, в жилах
Кровь заклокочет.
А на плакатах —
— Салем алейкюм.
Довольно подслаживать сердце,
И на болящее место
Класть компромиссов разных
Компрессы…
В ком сердце, как тесто,
И душа чья невесела, —
В грудь того захоти —
Хотя бочку бы спирта вкатить,
Все равно не поможется!
И не так, чтобы поодиночке
Головой колотиться о бочку,
И пытаться омолодить тело тетки толстущей, —
Но всем, всем вместе, гурьбою, —
Двум с половиной миллионам
Гаркнуть как можно яснее,
Ну примерно, как труба Иерихона:
— Салем алейкюм.
С литовскаго Евгений Шкляр.
Эхо. 1928. No 77, 1 апреля.

Из Казиса Бинкиса

(С литовского)

Васильки

Одна лишь синева в глазах,
И в небесах, и в поле.
Не видишь ничего в приволье, —
Лишь синева в глазах.
Зажмуришь их, и дашь им волю,
И вдруг — улыбка на устах:
Одна лишь синева в глазах,
И в небесах, и в поле!
Караван. С. 14.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека