Стихотворения, Афанасьев Леонид Николаевич, Год: 1918

Время на прочтение: 3 минут(ы)

Крещенскій Сочельникъ

Крещенскій Сочельникъ, пушистый и блый.
Глядитъ сквозь промерзшія стекла окна.
Сгущается въ комнат сумракъ несмлый,
И дремлетъ беззвучно кругомъ тишина.
Мерцаетъ лампада въ углу у Распятья,
И тни недвижно лежать на полу…
А тамъ, за стною, народъ съ водосвяты
Идетъ торопливо отъ стужи къ теплу…
На сердц спокойно и тихо, какъ прежде,
Въ мечтательномъ дтств, исчезнувшемъ сномъ.
Вотъ скрипнули двери, и въ темной одежд
Прислуга вошла, осняясь крестомъ.
Въ рук пузырекъ со святою водою,
Лицо отъ мороза, какъ въ яркомъ огн,
И, съ улицы холодъ внося, предо мною
Проходитъ и брызжетъ водой по стн…
А двери и окна вс въ крестикахъ мломъ,
Въ защиту отъ бдъ, навожденья и зла.
И кажется: тайно въ ум охладломъ
Колышутся снова приливы тепла…
Смотрю, умиляясь забытой картиной,
И трогаютъ сердце прошедшіе сны.
И снова плывутъ вереницею длинной
Преданья далекой родной старины…
И снова мн чудится: тайны и тни
Меня обступаютъ, какъ въ дтскіе дни.
И хочется врить въ приходъ привидній,
Въ могущество чаръ и гаданій огни.
О, сколько красы и поэзіи въ этомъ!
Но время умчало былые года,
Какъ милые сны съ обаятельнымъ свтомъ.
Чтобъ ихъ не вернуть, не вернуть никогда!
Леонидъ Афанасьевъ.

‘Нива’, No 1, 1918

I.

Свтлое счастіе пташкой кочующей
Въ сердце порой залетитъ,
Радостный звонъ ея псни ликующей
Сладость восторговъ даритъ..
Долго-ль, коротко-ль его ликованіе,
Легче сносить намъ потомъ
Тяжкое горе и бремя страданія
Въ нашемъ скитаньи земномъ.

II.

Гремло торжество на праздник природы,
Неслись дружины птицъ изъ дальняго кочевья,
Все жизни жаждало, все жаждало свободы,
И пышною листвою гордилися деревья.
И было хорошо, когда, тепло вливая,
Въ раскрытое окно струился воздухъ вешній,
И садъ благоухалъ ,и, лепестки роняя,
Мой осыпали столъ цвтущія черешни.
Мечталъ-ли я тогда, стремился ли въ былому
Въ грядущее-ль глядлъ — во мн душа кипла!
Я жилъ, я чувствовалъ и къ счастью золотому
Взывалъ, какъ въ юности, восторженно и смло!
Леонидъ Афанасьевъ.

‘Живописное Обозрніе’, No 27, 1899

Пробужденіе.

Сердцемъ простодущные.
Пробудились мы:
Стали цпи душныя
Намъ тснй тюрьмы.
Шелохнули крыльями
Мысля для борьбы,
Общими усильями
Мы ужъ не рабы!
Для полета страстнаго
Къ цлямъ дорогимъ
Нтъ пути опаснаго
Грезамъ молодымъ!
Что намъ дни невзгодные?
Близокъ ихъ исходъ!
Вольные, свободные.
Мы спшимъ впередъ.
Ширятся желанія.
Рвутся на просторъ,
Снять кошмаръ, страданія,
Пытки и позоръ.—
Все, что властью дикою
Убивало въ насъ
Мощь души великую
Каждый день и часъ!
Леонидъ Афанасьевъ.

‘Буреломъ’, No 2, 1905

ЗАБЫТЫЙ МЕЧЪ.
(Баллада).

Многіе годы безъ дла вислъ онъ въ старинныхъ покояхъ
Древняго замка, забытый средь рыцарскихъ пыльныхъ доспховъ.
Думой томясь о кровавыхъ бояхъ и отважныхъ герояхъ,
Выдержавъ въ схваткахъ съ врагами не мало счастливыхъ успховъ.
Время текло… Паутина на яркихъ цвтныхъ гобеленахъ
Срымъ узоромъ ползла, и годъ отъ году ткань все ветшала…
Въ мрачныхъ пустынныхъ покояхъ отъ сырости дкой на стнахъ
Ржавчина сыпью багровой на стали клинка выступала…
Замокъ, прекрасный когда-то, какъ ткань приходилъ въ разрушенье,
Всми забытый давно и лишенный заботъ и призора.
Рыцарь-владлецъ угасъ, и по смерти его во владнье
Замокъ съ убранствомъ стариннымъ достался наслдникамъ скоро.
Но равнодушье не чтитъ образцовъ старины драгоцнной!
Время не много прошло, и изъ замка, какъ роскоши храма,
Рыцаря доблестный мечъ, его спутникъ въ бояхъ неизмнный,
Скупщику ветоши проданъ съ ненужною рухлядью хлама.
Ржавчины сыпь сведена и клинокъ притупленный отточенъ,
Блещутъ ножны новизной, и въ лавчонк еврея убогой
Мечъ себ мсто нашелъ, на невзрачной стн приколоченъ,
Рзко бросаясь въ глаза среди рухляди, ветоши многой.
И армяниномъ однажды, красой его рдкой плненнымъ
Купленъ для схватокъ въ бояхъ, и для нихъ, какъ и встарь, на готов,
Вынутый вдругъ изъ ноженъ и трепеща клинкомъ заостреннымъ,
Такъ засверкалъ, словно крикнуть пытался: ‘возмездія! крови!’
Леонидъ Аанасьевъ.

‘Живописное обозрніе’, No 28, 1899

——

Л. Н. АФАНАСЬЕВЬ.

БАГРЯНЫЙ КЛЕНЪ.

‘Тушите, я въ пламени весь, я горю!’ —
Кленъ стонетъ, одтый багряной листвою,
Встрчая сентябрьскаго утра зарю,
Блеснувшую въ неб лучистой игрою.
‘Тушите!… Вс листья пылаютъ на мн!—
Залейте скорй огненосное пламя!..’
А солнце встаетъ въ голубой вышин
И блый туманъ подымаетъ, какъ знамя.
По лсу проносится шорохъ и хрустъ:
То втки падломанной слышно паденье,
То листъ осыпаетъ поблекнувшій кустъ.
То блки пугливой но сучьямъ движенье.
Холодное солнце смняетъ зарю,
Чуждаясь тепла, какъ скупецъ — безкорыстья,
А кленъ все лепечетъ: ‘Спасите, горю!’
И сыплетъ, какъ пламя, багряные листья…

* * *

Запуганнымъ зврькомъ казалась ты всегда
Въ кругу родной семьи, веселой постоянно,
И радости живой лучистаго слда
На личик твоемъ не видть было странно.
Но дтскіе года поспшно протекли
И птичкой изъ гнзда ты выпорхнула скоро…
Въ груди пылала страсть, волненья сердце жгли
А счастье не пришло, не прояснило взора.
И, чуждая для всхъ, ты скоро умерла,
Ища не на земл забвенья и пріюта…
Спокоенъ мраморъ былъ холоднаго чела,
Но блдный, кроткій ликъ улыбку слалъ кому-то…

Пушкинскій сборникъ. (Въ память столтія дня рожденія поэта) С.-Петербургъ, 1899

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека