‘Отечественныя Записки’, No 1, 1884
Стихотворения А. Яхонтова. Спб. 1884, Яхонтов Александр Николаевич, Год: 1885
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Стихотворенія А. Яхонтова. Спб. 1884.
Предисловіе въ книг, замтилъ Лермонтовъ, есть первая и вмст съ тмъ послдняя вещь. Это замчаніе нетолько остроумно, но и справедливо. Предисловіе есть ‘первая вещь’, потому что въ немъ авторъ высказываетъ часто свой взглядъ на значеніе собственнаго произведенія,— а это чрезвычайно важно для характеристики его литературной физіономіи. Но предисловіе есть ‘послдняя вещь’, потому что объективнаго значенія книги оно, разумется, не можетъ выяснить: отнестись къ себ безпристрастно въ своемъ собственномъ дл также трудно какъ и ‘познать самаго себя’.
Книжк ‘стихотвореній’ г. Яхонтова также предшествуетъ нчто въ род стихотворнаго предисловія, въ которомъ авторъ выражаетъ взглядъ на поэзію вообще и, въ частности, на свои собственныя произведенія. Мы приведемъ здсь часть этого поэтическаго profession de foi.
Мн робко шепнетъ тайный голосъ:
Зачмъ по скользкому пути,
Свой тощій плодъ, невсхожій колосъ
На свтъ, на торжище нести?
Тамъ — свой кумиръ, своя забота,
Тамъ жизнь мятется и снуетъ
И силой злой водоворота
Охватитъ, смоетъ, унесетъ…
Умы тамъ преданы всецло
Тому, что всъ иметъ, тло,
Тамъ нтъ восторженныхъ дтей…
Пойми-жъ: кому какое дло
До псень, грезъ души твоей?
Ничего не можетъ быть несправедливе этой характеристики.. Основываясь на ней, читатель былъ бы въ прав причислить г. Яхонтова къ сонму гг. Фета, Полонскаго и прочихъ ‘восторженныхъ дтей’, для которыхъ, дйствительно, поэзія является не боле какъ ‘грезами души’. Это, однакоже, было бы большой ошибкой. Г Яхонтовъ хотя быть можетъ и уступаетъ нкоторымъ изъ ‘восторженныхъ дтей’ нашей поэзіи въ благозвучности стиха, въ яркости образовъ, въ сил эпитетовъ, однимъ словомъ, въ чисто художественномъ отношеніи, но у него есть нчто большее, лучшее и высшее. Г. Яхонтовъ по праву могъ сказать о себ:
Въ нашъ скорбный вкъ, полна самосознаньемъ,
Ложь наглая горда своимъ призваньемъ,
И прочное укоренилось зло!
Объята имъ, среди людского шума,
При блеск дня и въ тишин ночной,
Всегда, везд тревожная съ тобой
О родин властительная дума. (220)
Ботъ эта-то ‘властительная дума’, рдко покидающая г. Яхонтова, эта отзывчивость его на вс радости и, главнымъ образомъ, печали его ‘родины’ — это именно и сообщаетъ его поэзіи здоровый духъ и серьзный характеръ. Лучше быть не яркимъ, не выдающимся пвцомъ реальной жизни, нежели блестящимъ трубадуромъ гробовъ повапленныхъ. Главнымъ объектомъ поэзіи г. Яхонтова является народъ, къ которому онъ относится также какъ относился и самъ Некрасовъ, т. е. съ негодованіемъ или состраданіемъ но отношенію къ его прошлому и съ горячею врою по отношенію къ его будущему. Въ стихотвореніи ‘Народъ’ г. Яхонтовъ, напримръ, говоритъ:
Ты жертвой былъ ошибки роковой
И вкового преступленья,
Въ невжеств, въ грязи ты брошенъ былъ
На произволъ грабителей и барства,
Ты на цпи наслдственной изнылъ,
Безсмнный стражъ полунощнаго царства!
Не видли твоихъ кровавыхъ слезъ,
Въ теб не признавали человка!..
Все пережилъ и все ты перенесъ.
Безъ горечи, безъ злобы и упрека!
И этотъ гнетъ насилій и оковъ,
Въ которомъ гаснутъ духъ живой и сила,—
Всю повсть эту скорбную вковъ —
Толпа твоихъ худителей-враговъ,
Себялюбивая,— забыла!!
Не на своихъ плечахъ она несла
Повинность земства стараго покроя,
Всю тяготу крестьянскаго тягла,
Безправіе общественнаго строя.
Какъ не забыть?!. и сколько разъ и я —
Услышь, народъ, тяжелое признанье —
Неправеднаго гнва не тая,
Клеймилъ тебя словами порицанья!
Но предъ твоей безпомощной судьбой,
Хотъ тмъ же себялюбіемъ недуженъ,
Я умолкалъ, безропотной тоской,
Терпніемъ твоимъ обезоруженъ… (212—213).
Въ заключеніе поэтъ выражаетъ надежду, что ‘изъ тьмы непроходимой ночи пробьется лучъ и прозрятъ осмысленныя очи’ народа. Какъ видите, все это — чисто некрасовскіе мотивы. Не съ некрасовскою силою и блескомъ они выражены — на что г. Яхонтовъ, конечно, не претендуетъ — но характеръ ихъ тотъ же самый. Еслибы выраженія ‘гражданская скорбь’ не было такъ опошлено, мы сказали бы, что г. Яхонтовъ поэтъ этой скорби.
Нужно замтить, впрочемъ, что этотъ мотивъ — преобладающій, но далеко не исключительный въ поэзіи г. Яхонтова. Г. Яхонтовъ пишетъ боле тридцати лтъ и, не обладая талантомъ, _ который прокладываетъ себ собственные пути, онъ, естественно, подчинялся вліянію господствовавшихъ въ нашей поэзіи теченій и направленій. Заслуга, и заслуга серьзная г. Яхонтова состоитъ въ томъ, что онъ не отставалъ отъ жизни, росъ вмст съ обществомъ. Такимъ образомъ, въ начал пятидесятыхъ годовъ онъ, какъ водится, воспвалъ ‘ее’, ‘зарю’, ‘море’ и т. п., въ шестидесятыхъ годахъ переводилъ Гейне, а въ семидесятыхъ и въ восьмидесятыхъ — обратился къ народу, и муза его стала ‘музой мести и печали’. Это ростъ не таланта — тридцать лтъ назадъ г. Яхонтовъ писалъ не хуже, чмъ теперь — это ростъ идей и убжденій.
Но мы пожелали бы г. Яхонтову побольше вры, во-первыхъ, въ самого себя и въ свою миссію, во-вторыхъ — что гораздо важне — въ прогрессъ, въ лучшее будущее наше. Скромность, конечно, вещь хорошая, но, съ другой стороны, плохъ тотъ солдатъ, который не надется быть генераломъ. Не потому ли г. Яхонтовъ такъ мало написалъ, что считаетъ свою поэзію (см. выше цитату) ‘тощимъ плодомъ и невсхожимъ колосомъ’? Это, впрочемъ, пусть будетъ, какъ угодно г. Яхонтову. Гораздо важне, что его, временами, посщаютъ такія сомннія, которыхъ не слдовало бы допускать въ себ. Такъ, въ достопамятный 1881 годъ г. Яхонтовъ растерянно спрашивалъ:
Куда идти? Куда идти?
Назадъ?— тамъ мракъ и запустнье,
Впередъ ли?— немощь и сомннье
И страшный призракъ на пути.
О Боже силъ! Куда идти?
Услыши этотъ крикъ мученья,
Пошли хоть мигъ ясновиднья
И немощь нашу пости! (241).
Это — маловріе, можно сказать, даже малодушіе, которое объясняется только чрезмрною впечатлительностью, свойственною поэтамъ. Надо полагать, что въ настоящее время г. Яхонтовъ не задалъ бы уже подобнаго вопроса.