Стихи 30-х годов, Клычков Сергей Антонович, Год: 1934

 
 Сергей Клычков Стихи 30-х годов ---------------------------------------------------------------------------- Публикация Г. С. Клычкова и Н. В. Клычковой 'Наше наследие', 1989, No 5 ---------------------------------------------------------------------------- Тексты стихотворений публикуются по автографам поэта (или по авторской машинописи), находящимся на государственном хранении и в семейном архиве. В подготовке их к печати принимал участие С. И. Субботин. * * * До слез любя страну родную С ее простором зеленей, Я прожил жизнь свою, колдуя И плача песнею над ней. В сторожкой робости улыбок, В нахмуренности тяжких век, Я видел, как убог и хлибок, Как черен русский человек. С жестокой и суровой плотью, С душой, укрытой на запор, Сберег он от веков лохмотья Да синий взор свой, да топор. Уклад принес он из берлоги, В привычках перенял он рысь, И долго думал он о Боге, По вечеру нахмурясь в высь. В ночи ж, страшась болотных пугал, Засов приладив на двери, Повесил он икону в угол В напоминание зари. В напоминание и память О том, что изначальный свет Пролит был щедро над полями, Ему же и кончины нет. И пусть зовут меня каликой, Пусть высмеет меня юнец За складки пасмурного лика, За черный в копоти венец, И часто пусть теперь с божницы Свисает жидкий хвост узды, Не тот же ль синий свет ложится На половицы от звезды?! Не так же ль к избяному брусу Плывет, осиливши испуг, Как венчик, выброшенный в мусор, Луны печальный полукруг?! А разве луч, поникший с неба, Не древний колос из зерна?.. Черней, черней мужичьи хлебы, И ночь предвечная черна... И мир давно бы стал пустыней, Когда б невидимо для нас Не слит был этот сполох синий Глаз ночи и мужичьих глаз! И в этом сполохе зарницы, Быть может, облетая мир, На славу вызорят пшеницу Для всех, кто был убог и сир. И сядем мы в нетленных схимах, Все, кто от века наг и нищ, Вкусить щедрот неистощимых, Взошедших с древних пепелищ. Вот потому я Русь и славлю И в срок готов приять и снесть И глупый смех, и злую травлю, И гибели лихую весть! <1930> МЕТЕЛЬ По полям омертвелым, по долам, Не считая ни дней, ни недель, Словно ведьма широким подолом, Машет снегом лихая метель. Заметены деревни, поселки, И в подлобьи сугробов - огни!.. И мужик к мужику - словно волки От нехватки и пьяной ругни!.. В эти рытвины, рвы и ухабы Все уложишь: и силу, и сыть!.. Уж на что терпеливые бабы, А и то разучились носить!.. Ну, а если и выпадет доля И не вызволит плод спорынья, Что же делать: не грех, коль не воля!.. Да и чем не купель полынья?.. Где ж тебе, наше хмурое небо, Возрастить среди этой пурги На березах печеные хлебы, На оторках осин - пироги?! А неплохо б для девок обновок, А для баб понавешать сластей... Потеплей да побольше одевок Для безродных глухих волостей!.. Пироги, опреснухи да пышки!.. Подставляй, поворачивай рот!.. Нет, не годен к такой шаромыжке, Непривычен наш русский народ!.. Любит потом он землю окапать, Десять раз одно дело начать За голодный кусок да за лапоть, За сургучную в праздник печать!.. И когда вдруг нежданно над лесом, Где в сокрытьи стоят алтари, Облаков раздерутся завесы, - Не поверишь в сиянье зари!.. Не поверишь и в звездную кику На макушке с высокой луной И пред ликом небесным от крика Изойдешь над родной стороной!.. И покажется бабой-кликушей У деревни согбенная ель, Погубившей невинную душу В эту долгую злую метель... * * * Не знаю, друг, с тоски ли, лени Я о любви не говорю: Я лучше окна растворю - Так хорошо кусты сирени Чадят в дождливую зарю! Садись вот так: рука к руке, И на щеке, как на холстинке, Лежавшей долго в сундуке, Смешай с улыбкою морщинки: Ведь нет уж слова без заминки На позабытом языке! Да и о чем теперь нам спорить И говорить теперь о чем, Когда заискрилось в проборе?.. Мой милый друг, взгляни на зорю С ее торжественным лучом! Как хороши кусты сирени, Дорога, лес и пустыри В благословении зари!.. Положь мне руки на колени И ничего не говори Ни о любви, ни об измене! СЛЕЗЫ Горько плачет роза, в темень отряхая Липкие от слез ресницы лепестков... Что так горько, горько плачешь, золотая? Плачь же, плачь: я строго слезы сосчитаю, Разочтемся навсегда без дураков! Ни слезам я, ни словам давно не верю И навзрыд давно-давно не плакал сам, Хоть и знаю, что не плачут только звери, Что не плакать - это просто стыд и срам! Плачь же, друг мой, слез притворных не глотая, И не кутай шалью деланную дрожь... Как тебе я благодарен, золотая, За ребячество, дурачество... за ложь! Видишь: ведь и я хожу от двери к двери, И по правде: сам не знаю - как же быть? Ведь не плачут, ведь не плачут только звери... Как бы я хотел тебе, себе поверить И поверив слову, снова полюбить! <1930> * * * Не мечтай о светлом чуде: Воскресения не будет! Ночь пришла, погаснул свет... Мир исчезнул... мира нет... Только в поле из-за леса За белесой серой мглой То ли люди, то ли бесы На земле и над землей... Разве ты не слышишь воя: Слава Богу, что нас двое! В этот темный, страшный час, Слава Богу: двое нас! Слава Богу, слава Богу, Двое, двое нас с тобой: Я - с дубиной у порога, Ты - с лампадой голубой! Зима 1930-1931 * * * Я доволен судьбою земною И квартирой в четыре угла: Я живу в ней и вместе со мною Два веселых, счастливых щегла. За окном неуемная вьюга И метелица стелет хвостом. И ни брата со мной, и ни друга В обиходе домашнем простом. Стерегут меня злючие беды Без конца, без начала, числа... И целительна эта беседа Двух друзей моего ремесла. Сяду я - они сядут на спину И пойдет разговор-пересвист, Под который иду я в пустыню - В снеговой неисписанный лист. * * * Я с завистью гляжу, когда с лопатой, Вскочивши на ноги чуть свет, Ободранный, худой, лохматый У дома возится сосед. Он устали в труде не знает: То с топором, а то с пилой, Зато в избе его витает Дух обогретый и жилой. Какая это радость! Счастье Какое в этой хлопотне! Пускай угрюмое ненастье Висит дерюгой на плетне, Пусть вьюга пляшет, как цыганка, Со свистом обегая кров: И дров на печь и на лежанку И сена хватит на коров - Спокойно можно спать ложиться С проконопаченным двором! - Вот мне бы так с пером сдружиться, Как он сдружился с топором. <1931> * * * Варваре Клычковой Как не любить румянец свежий И губ едва заметный пух!.. Но с каждым новым днем все реже От них захватывает дух... Черней виденье с каждым годом И все безрадостнее явь... Как тяжело дорогу бродом Искать, где кинулся бы вплавь!.. А жизнь, столь полная терзанья, Так коротка, так коротка... И вот последнее признанье Срываю с кровью с языка! Пусть будет эта кровь залогом Судьбе с ее лихой игрой, Когда она в пути убогом Вновь брезжит розовой зарей... И пусть, как пахарь торопливый, Морщину тяжкую судьба Положит вперекос на ниву Глубоко вспаханного лба... Так старец, сгорбленные плечи Расправив и стуча клюкой, Виденью юности навстречу Спешит с протянутой рукой! И даже у ворот могилы, Скользя перстами по холсту, Как бы лаская образ милый, Хватает жадно пустоту. Декабрь 1931 * * * Лукавый на счастливого похож, И часто в простоте - погибель... Едва ль легко ответить мы могли бы, Что нам нужнее: правда или ложь?.. Пусть старый Бог живет на небеси, Как вечный мельник у плотины... Высь звездная - не та же ль ряска тины, А мы - не щуки ли и караси? Бегут года, как быстрая вода, И вертят мельничьи колеса, И рыба грудится к большому плесу, И жмемся мы в большие города... И каждый метит раньше, чем другой, Схватить кусок любви иль хлеба, А смерть с костром луны плывет по небу, Подобно рыболову с острогой. Лукавство, хитрость нам нужны во всем, Чтоб чаще праздновать победу, Пока и нас не подадут к обеду Поужинавшим глупым карасем! * * * Впереди одна тревога И тревога позади... Посиди со мной немного, Ради Бога, посиди! Сядь до мною, дай мне руку, Лоб не хмурь, глаза не щурь, Боже мой, какая мука! И всему виною: дурь! Ну и пусть: с чертой земною Где-то слиты звезды, синь... Сядь со мною, сядь со мною, Иль навек уйди и сгинь! Завтра, может быть, не вспыхнет Над землей зари костер, Сердце навсегда утихнет, Смерть придет - полночный вор. В торбу черную под ветошь С глаз упрячет медяки... Нет уж, лучше в прорубь! Нет уж, Лучше к черту в батраки! Черт сидит и рыбку удит В мутном омуте души... Оттого, знать, снятся груди - Счастья круглые ковши! Пьешь из них, как будто не пил У судьбы из добрых рук, Не ступал на горький пепел Одиночеств и разлук, - Будто сердца жернов тяжкий Никогда еще любовь Не вертела, под рубашкой Пеня бешеную кровь, - Словно на душе, на теле Нет еще ее помет! Нет тебя на самом деле, Друг мой, не было и нет! Но пускай ты привиденье, Тень твоя иль ты сама, Дай мне руку, сядь хоть тенью, Не своди меня с ума. 1934