Старые Боги.
Старые Боги.
‘Нива’, No 14, 1870
Старые Боги, Гейне Генрих, Год: 1856
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Въ посмертныхъ сочиненіяхъ Гейне, часть которыхъ теперь издана Штродтманомъ, есть между прочимъ слдующій разсказъ, назначавшійся въ его фантастическій сборникъ ‘Боги въ изгнаніи‘, но почему-то непопавшій въ него.
‘О томъ, что сталось съ богомъ войны, Марсомъ, не много могу сообщить. Я недалекъ отъ предположенія, что онъ въ феодальные вка пользовался кулачнымъ правомъ. Длинный Шиммельпфенингъ, племянникъ мюнстсрскаго палача, встртился съ нимъ въ Болонь, гд у нихъ происходилъ разговоръ, который я намренъ передать въ другомъ мст. Незадолго передъ тмъ, Марсъ служилъ ландскнехтомъ подъ начальствомъ Фрейндсберга, и былъ при взятіи Рима приступомъ, причемъ ему, вроятно, невесело было смотрть, какъ грабили его любимый городъ и ругались надъ храмами, въ которыхъ нкогда поклонялись ему и его роднымъ. Еще были слухи. будто онъ долго жилъ въ Паду и исполнялъ въ этомъ город должность палача. Сообщу вкратц преданіе, которое ходитъ но этому городу.
‘Одинъ молодой вестфалецъ, но имени Гансъ Вернеръ, пріхавшій въ Падую учиться, тотчасъ по прізд своемъ пропировалъ съ земляками до поздней ночи. Онъ возвращался въ свою гостинницу черезъ рыночную площадь, какъ вдругъ на него нашло такое удальство, что онъ выхватилъ шпагу, началъ ее точить о камни и громко крикнулъ: ‘кто хочетъ со мною драться — пускай прійдетъ!’ Безлюдная площадь тихо блла подъ лучами луны, съ церковной башни била полночь. Гансъ Вернеръ все точилъ шпагу, такъ что желзо бряцало на всю площадь, и повторилъ свой вызовъ. Когда онъ въ третій разъ повторилъ безумныя слова, къ нему приблизился человкъ высокаго роста — и вынувъ широкій, сверкающій мечъ изъ-подъ краснаго плаща, молча замахнулся имъ на дерзкаго вестфальца. Послдній тотчасъ же сталъ въ оборонительную позу и началъ выдлывать ловкія кварты и квинты — но напрасно: ему не удавалось ни ранить противника, ни выбить у него изъ рукъ оружія. Утомленный безтолковымъ боемъ, Гансъ Вернеръ наконецъ остановился и сказалъ: ‘ты не живой человкъ, потому что мать моя заговорила оружіе мое такимъ крпкимъ словомъ, что ни одинъ живой человкъ не въ силахъ противиться мн, стало-быть ты или мертвецъ, или чортъ’.— Ни то, ни другое’, отвчалъ тотъ: ‘я богъ Марсъ, и служу венеціанской республик въ качеств палача. Это вотъ — мечъ, которымъ я совершаю казни. Я совершенно доволенъ тмъ, что люди суеврно сторонятся отъ меня, и скучный дневной народъ оставляетъ меня въ поко. У меня впрочемъ нтъ недостатка въ обществ, и въ эту самую ночь я предсдательствую на банкет, который прелестнйшія дамы осчастливятъ своимъ присутствіемъ. Пойдемъ со мною, если не боишься’.— ‘Я не боюсь’, отвчалъ нмецъ: ‘и съ удовольствіемъ принимаю приглашеніе’.
‘Подъ руку прошли они безлюдными улицами за городскія ворота — и пройдя еще нкоторое разстояніе, очутились передъ освщеннымъ садомъ. Когда они вошли, Гансъ Вернеръ замтилъ группы нарядныхъ гостей, гулявшихъ подъ деревьями и шептавшихся между собой. У многихъ была очень странная походка, особенно у одного длиннаго господина ноги безпрестанно судорожно дрыгали какъ въ подагр, и голова все наклонялась на одинъ бокъ.— ‘Что это онъ — дурачится, или у него болзнь какая?’ спросилъ вестфалецъ товарища, указывая на этого чудака.— ‘Это отъ повшенія’, отвчалъ тотъ совершенно просто.— ‘А чмъ больны эти два господина’, продолжалъ Гансъ Вернеръ, ‘которые съ такимъ трудомъ волочатъ ноги, точно он у нихъ разбиты?’ — ‘Они ничмъ не больны’, услышалъ онъ въ отвтъ,— ‘только отъ колесованія и посл смерти остается какая-то развинченная походка’. Дамы тоже имли совсмъ особенный видъ. Он были богато выряжены, но тогдашнимъ дорогимъ модамъ, только черезъ-чуръ шикозно, преувеличенно, и вс пріемы ихъ дышали какой-то нгой. Нкоторыя изъ нихъ были необыкновенной красоты, но лица у всхъ были боле или мене сильно нарумянены. Не смотря на это, у многихъ проглядывала блдность, точно близна мла, а около губъ играла улыбка не то болзненная, не то насмшливая. Молодой вестфалецъ полюбовался этими красивыми женщинами — и когда садились за столъ, подалъ руку молодой блондинк, боле другихъ поправившейся ему. Ужинъ былъ поданъ на террас, или, врне, на четвероугольной высокой эстрад, убранной лампами и гирляндами цвтовъ, общество состояло человкъ изъ пятидесяти, и новый знакомый молодаго нмца занималъ хозяйское мсто у верхняго конца стола. Самъ онъ сидлъ рядомъ съ хорошенькой блондинкой, которая оказалась чрезвычайно остроумной и нисколько не суровой, несмотря на то, что ухаживаніе его было весьма смлаго свойства. Въ этой легенд опять-таки поражаетъ насъ знакомое зловщее обстоятельство — отсутствіе соли. Молодому нмцу должны были показаться странными и нкоторыя другія особенности: такъ, напримръ, надъ столомъ и кругомъ его летало множество черныхъ птицъ — вороновъ, галокъ и проч., а иногда птицы садились на головы гостямъ и трепали ихъ прическу, только съ большимъ трудомъ удавалось ихъ отгонять. У многихъ дамъ, у которыхъ рюшь, обхватывавшій шею, сдвинулся съ мста, онъ замтилъ на ше широкую, красную полосу.— ‘Что это такое?’ спросилъ онъ свою сосдку. Она же разстегнула верхніе крючки своего лифа, причемъ на ея ше оказалась такая же кроваваго цвта полоса, и отвчала, ‘Это отъ отсченія головы’…. Обхожу молчаніемъ кровавую шутку, которую языческій богъ подъ конецъ сыгралъ со своими гостями. Кончается исторія тмъ, что герой, на утро просыпается на лобномъ мст’.