Это былъ бракъ идеальный! Вс восторгались имъ и считали прекраснымъ окончаніемъ послдняго сезона. Оба главныхъ дйствующихъ лица свтской драмы имли множество друзей, и общая радость по поводу счастливаго событія была не только громка, но и глубока. Лэди Флора Гастингсъ была сирота, молода, прелестна, жива — быть можетъ слишкомъ жива — и въ добавокъ наслдница большаго состоянія. Сэръ Фредерикъ Блунтъ былъ также сирота, молодъ, красивъ и невозможно богатъ для человка, сердце котораго отдано наслдниц, Поэтому никто не сомнвался, что въ этомъ дл играли роль только сердца, и вс соглашались, что рдко видли двухъ людей, такъ всецло поглощенныхъ любовью. Это былъ восхитительный романъ. Общество было въ восторг. Все шло гладко, и сэръ Фредерикъ былъ такой милый, быть можетъ немножко своенравный, но это не бда: у каждаго найдется что-либо.
И такъ Бельгравія была въ восторг! Не привыкнувъ видть дерзкаго малютку — бога любви, выступающимъ побдоносно среди ея толпы, она встртила его съ распростертыми объятіями и устроила ему настоящую овацію. Вс благословляли сэра Фредерика и лэди Флору за то новое впечатлніе, которое они вызвали въ нихъ. Вс безусловно соглашались, что это превосходное нововведеніе. Находились, правда, злые молодые люди, которые восклицали вызывающе:— Если жертвовать всмъ для любви, то міръ скоро погибнетъ! Но ихъ никто не слушалъ. Тутъ было полное торжество: любовь и здравый смыслъ шли рука объ руку. Дйствительно, бракъ идеальный! Ничто тутъ не могло возбудить неудовольствія опекуновъ, или охладить горячія поздравленія друзей, или остановить сентиментальныя замчанія о красот и неувядаемой любви — чистой и искренней, не затронутой корыстолюбіемъ. Казалось, точно вяніе Аркадіи пронеслось надъ тщеславіемъ, сообщивъ всему свою свжесть.
Въ утро, назначенное для свадьбы, солнце ярко свтило. Иначе и быть не могло, кричали энтузіасты. Невста улыбалась сквозь слезы, женихъ былъ олицетвореніемъ исполненныхъ надеждъ. Зрлище восхитительное. И когда счастливая пара узжала, осыпаемая рисомъ, вс говорили, что на этотъ разъ можно поручиться, что ихъ ждутъ годы ничмъ ненарушимой радости.
И вс ошибались!
Не прошло со дня свадьбы и трехъ мсяцевъ, какъ общество было поражено извстіемъ, что сэръ Фредерикъ и лэди Блунтъ разошлись ‘съ общаго согласія’. Несходство характеровъ — говорили одни, обоюдная ревность — говорили другіе. И т и другіе были недалеки отъ истины.
Нужно сознаться, что сэръ Фредерикъ велъ въ ранней молодости жизнь не особенно воздержанную. Развлеченія его не всегда были безупречны, о чемъ нкоторые милые друзья намекали молодой женщин. Со времени свадьбы, даже со времени помолвки онъ велъ себя безукоризненно, но милые друзья забыли упомянуть объ этомъ. Вначал она возмутилась, затмъ оскорбилась, затмъ поступила немного легкомысленно. Она была такъ молода, что даже не подозрвала всего зла, скрывающагося въ мір. Она ршила отомстить, и въ результат оказалось, что мужъ обвинилъ ее въ кокетств съ человкомъ, котораго она втайн ненавидла. Это было началомъ разрыва. Она воспользовалась имъ, давъ волю и своей оскорбленной гордости, и своему разочарованію. Взаимнымъ упрекамъ не было конца. Что называли прежде живостью характера — превратилось въ настойчивость, и прежде чмъ кто-либо изъ честныхъ друзей усплъ вмшаться, влюбленная пара разошлась черезъ три мсяца посл свадьбы съ твердымъ ршеніемъ никогда не встрчаться другъ съ другомъ.
Прекрасный домъ въ Глучестершайр, Фирсъ, опустлъ. Сэръ Фредерикъ ухалъ въ одну сторону, лэди Флора — въ другую. И когда соболзнующіе родственники разспрашивали ихъ, оба они приходили въ такое волненіе, дотого неистовствовали, что въ конц никто не могъ понять, какъ могли возникнуть такія ужасныя отношенія изъ обыкновенной, повидимому, исторіи.
— Боле нелпой исторіи я не слыхала въ жизни, сказала мистрисъ Вильдъ лэди Маріи Вальтонъ, пожимая своими красивыми плечами. Об он пріятельницы Блунтовъ, но лэди Марія еще имъ ближе. Она двоюродная сестра сэра Фредерика со стороны его матери и четвероюродная сестрая лэди Флоры со стороны ея отца. Такъ какъ мущины обыкновенно всегда пользуются преимуществами, то вс ея симпатіи были на сторон сэра Фредерика, хотя она открыто восторгалась лэди Флорой, которая дйствительно могла быть очаровательной, если хотла.
Лэди Марія — это высокая, полная женщина безъ всякихъ чудачествъ и недостатковъ (за исключеніемъ ея необыкновенной доброты) и такихъ строгихъ правилъ, что наводитъ ужасъ на всхъ своихъ знакомыхъ. Если что нехорошо, она не стсняясь высказываетъ это, но никто не сомнвается, что она вполн честная и добрая по натур женщина.
— Да, нелпа до глупости, отвтила она съ оттнкомъ досады.
— Что же они думаютъ? Можно ли такъ шутить своимъ счастьемъ.
— Видите, она думаетъ одно, а онъ другое!
— Мы вс это знали, что оба они съ характеромъ. Но кто могъ предвидть, что они дойдутъ до такого положенія изъ-за пустяковъ. Не вритъ же она той исторіи!
— Она говоритъ, что вритъ, утверждаетъ, что вритъ, сказала лэди Марія, волнуясь.— Но кажется, все общество заинтересовано этой смшной басней.
— О, да!
— Намъ всмъ извстно, что Фредерикъ… вы знаете… поступалъ иногда легкомысленно и…
— Я знаю, вс они длаютъ то же, сказала мистрисъ Вильдъ съ чувствомъ, сдлавъ красивйй жестъ рукою.
— Совершенно то же, согласилась лэди Марія.— Вызнаете, изъ-за чего все вышло? Посл свадьбы Фредерику часто приходилось здить въ городъ безусловно по дламъ Альдерлейскаго помстья (хотя въ этомъ никто не убдитъ теперь Флору), и вотъ онъ встртилъ капитана Стеннарда. Вы его знаете…
— О, да! Ужасный человкъ.
— Тотъ уговорилъ его отправиться съ нимъ въ Ричмондъ на одинъ изъ тхъ интимныхъ обдовъ, вы знаете.
— Знаю, отвтила она съ возрастающимъ чувствомъ.
— На обд была актриса. Очень милая молодая особа, вполн порядочная, какъ я узнала впослдствіи. Хотя теперь не къ чему узнавать что-либо: люди врятъ только тому, что имъ нужно. но какъ бы то ни было, Фредерикъ, который по предположенію Флоры долженъ былъ находиться у повреннаго по дламъ, оказался на обд съ актрисой — ея фамилія Друри — и Флора узнала объ обд, объ актрис и обо всемъ.
— Но какимъ образомъ?
— Конечно, черезъ мистрисъ Фаннъ. Вы знаете Віолету: всегда надлаетъ бды. Она сочла обязанностью указать Флор, по какому пути идетъ ея мужъ, и разрушила счастье двухъ милыхъ молодыхъ людей. Право, это невозможная особа!
— И самая ужасная кокетка въ город, проговорила мистрисъ Вильдъ съ отвращеніемъ.— Пробовала свои силы на сэр Фредерик, я знаю это наврное, и потерпвъ неудачу, задумала вроятно отомстить. Это низко!
— Но она достигла цли, вздохнула лэди Марія.— И она не ограничилась этимъ, она разсказала бдной Флор о прежней жизни Фредерика и наговорила такихъ вещей, чего бы и не слдовало упоминать при такомъ молодомъ созданіи.
— Она всегда была опасной особой, несмотря на ангельское выраженіе лица, или, врне, вслдствіе этого. Она смотритъ ангеломъ, а поступаетъ какъ…
— Перестаньте, дорогая, поторопилась остановить ее лэди Марія, которая разсуждала очень свободно о земныхъ матеріяхъ, но боялась затрогивать другой міръ.— Не нужно такъ говорить. Флора обошлась съ Фредерикомъ очень рзко, прогнала его…
— И видимо очень счастлива теперь. Я видла ее на прошлой недл у Деспардовъ. Она была душою всего общества.
— И, несмотря на это, она все же несчастлива. Она только старается казаться веселой.
— И все изъ-за пустой причины. Какъ жаль, что никто не можетъ ее разубдить въ этой исторіи съ актрисой. Я уврена, что сэръ Фредерикъ никогда не здилъ въ Ричмондъ для встрчи съ нею или съ другою женщиною.
— Онъ похалъ потому, что у него было свободное время, а возвратиться домой онъ не могъ потому, что на слдующій день въ одиннадцать часовъ утра у него было назначено свиданіе съ повреннымъ. Но Флора вритъ только дурному. Она дошла до того, что зоветъ Фредерика ‘этотъ человкъ’. Какъ это не хорошо! Да, она была слишкомъ молода, чтобы выходить замужъ за молодаго человка съ ея идеями о независимости и ея характеромъ.
— Сэръ Фредерикъ также съ характеромъ.
— Да, да, но, по моему мннію, они точно созданы другъ для друга, и я очень опечалена всей этой исторіей. Что это? прибавила она, прислушиваясь.
— Звонятъ. Новый гость.
— Вроятно, Флора.
— Неужели? Тогда я бгу, сказала мистрисъ Вильдъ, вставая.— Вроятно, она захочетъ многое поразсказать вамъ, и я буду помхой. Прощайте.
Спустя минуту или дв, дверь открылась, и вошла прелестная молодая женщина, — небольшаго роста, красивое созданіе съ большими срыми глазами и массой темно-каштановыхъ волосъ. Носикъ ея чуточку вздернутъ, а хорошенькій ротикъ видимо уметъ складываться капризно, когда обладательница его не въ дух.
— О, Марія! воскликнула она, бросаясь въ объятія лэди Маріи,— какое счастье, что ты одна! Мн нужно такъ много разсказать теб!
— Неужели? Садись, милая, поближе. О Фредерик? спросила она съ пророческимъ инстинктомъ, который едва-ли можно назвать тонкимъ.
— Совершенно нтъ! отвтила молодая женщина съ негодованіемъ.
— О чемъ же? спросила лэди Марія съ притворнымъ любопытствомъ. Лэди Марія знаетъ прекрасно, что та пришла только затмъ, чтобы поговорить о Фредерик.
— Сними накидку и придвинься къ камину. А теперь я слушаю. Какія же у тебя новости?
— Погоди, я прежде погрюсь. И, помолчавъ немного, она начала:— Такъ много нужно разсказать, что не знаю… Кстати, если ты упомянула о ‘томъ человк’, ты можешь мн сказать, давно ты его видла?
— Очень недавно. Вчера.
— А! Краснорчивое молчаніе.— Какой у него видъ?
— Очень красивый. Немного блденъ, немного печаленъ: не думаю, что онъ счастливъ.
— Не думаешь, произнесла она сердито…— А я знаю, что онъ счастливъ. Ему возвращена его дорогая свобода, и это все, что нужно мущин.
— Быть можетъ, нкоторымъ мущинамъ. Ты также блдна, дорогая, продолжала она, не обращая вниманія на ея гнвъ.— Теб бы слдовало немного отдохнуть. Почему бы теб не пріхать ко мн на Рождество въ деревню? У меня такъ спокойно, не будетъ ни души. Я никого не звала въ Бичесъ.
— Я бы охотно пріхала, но ты живешь такъ близко отъ моего… отъ его дома, что… мн непріятно быть у тебя.
— Ты не встртишь его тамъ. Онъ узжаетъ заграницу прямо отсюда.
— Куда? спросила Флора, широко раскрывъ глаза.
— Заграницу!
— Но куда?
— Въ Италію.
— Въ Италію! Почему въ Италію? Что влечетъ его въ Италію? Она быстро вскакиваетъ и подходитъ къ окну, точно не въ состояніи сидть на мст.— Кто детъ съ нимъ? спрашиваетъ она наконецъ почти угрожающимъ тономъ.
— Я его не спрашивала, отвчаетъ холодно лэди Марія.
— Конечно, та женщина!
— Какая женщина? говоритъ лэди Марія ледянымъ тономъ.
— Ты знаешь сама! Актриса Друри.
— Послушай, Флора, прошу тебя не говорить со мною подобнымъ образомъ, вознегодовала лэди Марія.
— Почему? Надюсь, ты не глуха и не слпа. Ты человкъ умный и видишь сама, что происходитъ.
— Я не слпа, но за то ты слпа и въ добавокъ съ умысломъ. Та женщина, какъ ты называешь ее, особа очень порядочная и вскор выходитъ зажужъ за адвоката съ очень хорошей практикой. Я все разузнала и глубоко убждена, что Фредерикъ такъ же знаетъ ее, какъ и солнечную систему, а познанія его въ этомъ дл теб извстны! Профессоръ…
— Онъ знаетъ столько же, какъ и вс, перебиваетъ обидчиво лэди Флора.
— Не въ этомъ дло, дорогая. Я спрашивала его о миссъ Друри, и она вовсе ему не нравится. Онъ говоритъ, что у нея высокія плечи и ротъ отъ уха до уха.
— А ты и поврила. Да это старая уловка. Когда мужчина влюбляется тамъ, гд не слдуетъ, онъ всегда говоритъ своимъ друзьямъ, ‘тамъ не на что смотрть’ или что-нибудь подобное. Право, Марія, съ твоей опытностью, теб слдовало бы знать кое-что!
Этотъ намекъ на года естественно возмутилъ лэди Марію.
— А ты, со своею опытностью, сказала она съ раздраженіемъ,— дйствительно знаешь все. Дорогое дитя, будь я на твоемъ мст я…
— Что это? сказала лэди Флора, привставая и нервно глядя на дверь. Послышался сильный звонокъ.— Марія! Это онъ!
— Ну, и что же? Почему бы теб не повидать его, Флора? Я уврена, если вы встртитесь, вы…
— Встртитесь! Ты думаешь, что я останусь хотя на секунду въ одной комнат съ этимъ человкомъ! Нтъ! Я уйду туда и просижу тамъ, пока онъ не кончитъ своего визита. Мн еще нужно поговорить съ тобою. И, сказавъ это, она направилась къ двери въ другомъ конц комнаты.
— И ты не ошибся, отвтила она не совсмъ любезно, такъ какъ была не въ дух.
— А! Лэди Блунтъ?
— Да!
— Гм… Она тамъ? указалъ онъ напротивуположную дверь.
— Тамъ.— Короткая пауза.
— Какой у нея видъ? спрашиваетъ сэръ Фредерикъ посл замтной борьбы со своимъ достоинствомъ.
— Прекрасный, но, кажется, блдна. Почему ты не постараешься примириться съ нею, Фредерикъ?
— Съ нею? Но ты не въ своемъ ум, Марія! Примириться посл того, какъ она нарочно искала со мною ссоры и такъ ужасно оскорбила меня! Послушай: я любилъ ее больше жизни, а она спокойно разошлась со мною.
— Однако, она очень несчастна.
— Женщина безъ сердца никогда не бываетъ несчастной!
— Мн кажется, ты несправедливъ, Фредерикъ. Она…
— У меня все кончено съ нею. Не будемъ больше говорить объ этомъ. Она можетъ идти своей дорогой, а я своей.
— Но я не вижу, куда ей идти. Женщина въ ея двусмысленномъ положеніи всегда не права.
— Она этого добивалась. Вроятно, ей было скучно со мною, и вотъ она очень умно придумала выходъ.
— Все же ты долженъ объ ней заботиться.
— Ни мало! отвтилъ онъ съ сердцемъ.
— Я считала тебя лучше. Во всякомъ случа, скажу теб, что она прідетъ ко мн въ Глучестершайръ на Рождество. Тамъ она будетъ въ мил или въ двухъ отъ своего… вашего дома.
— Слдовательно, я не долженъ туда показываться, проговорилъ онъ съ горькимъ смхомъ.— Не безпокойся, я узжаю заграницу, какъ теб извстно.
— Мн это очень досадно. Я надялась…
— Не надйся ни на что, если дло касается насъ обоихъ. Между нами все кончено. Онъ замолчалъ, поглядлъ въ окошко и затмъ снова подошелъ къ лэди Маріи,— Во всякомъ случа есть у нея деньги? спросилъ онъ, нахмуривъ лицо, чтобы никто не могъ подумать, что подъ этимъ вопросомъ кроется безпокойство и вниманіе.
— О, да, въ избытк.
— Ты недовольна мною, Марія, началъ вдругъ молодой человкъ.— Ты хочешь, чтобы я объяснился съ нею и простилъ ея жестокій со мной поступокъ, но ты еще не знаешь всего. Послднее время она все кокетничала на балахъ съ невозможнымъ человкомъ, маленькимъ гусарикомъ и…
— Я знаю это. Она говоритъ, что хотла этимъ отомстить теб за твое поведеніе, закричала лэди Марія.— Вы оба дти: слдовало бы кому-нибудь взять васъ въ руки и заставить вести себя лучше.
— О, она дйствительно сказала это? воскликнулъ онъ и, мняя вдругъ тонъ, прибавилъ:— Впрочемъ, это до меня не касается. Однако не стану ее дольше держать въ заперти. Мн вроятно посчастливится застать тебя на этихъ дняхъ одну. И онъ раскланялся.
Довольная его уходомъ, лэди Марія любезно съ нимъ простилась и тотчасъ пошла отыскивать бглянку. Но гд же она, и откуда такъ дуетъ! Что-за непростительная небрежность прислуги оставлять открытыми окна въ эту пору года. Но, великій Боже! Неужели это ноги Флоры?
Отъ всей Флоры въ комнат остались только ея ножки. Сама она до такой степени высунулась въ форточку, что каждую минуту ей угрожало невольное самоубійство.
Лэди Марія, увидвъ ее въ такомъ замчательномъ положеніи, возликовала втайн. Все это Флора продлала для того, чтобы хоть издали взглянуть на мужа.
— Флора, Флора! закричала лэди Марія.— Что ты тамъ длаешь?
Слыша это, лэди Флора карабкается назадъ и раскраснвшаяся и сконфуженная смотритъ на лэди Марію.
— Дорогая моя, еслибы ты потрудилась, спуститься въ библіотеку, ты могла бы увидть его гораздо лучше и безъ всякой опасности для жизни, сказала лэди Марія не безъ коварства.— Малйшая неосторожность, и ты могла бы упасть изъ окна. Еслибы я знала, что ты такъ хочешь взглянуть на него, я бы устроила что-нибудь. Я…
— Вотъ вздоръ! Это было простое любопытство и больше ничего. Какая ты злая, Марія! И вдругъ раздражаясь спросила: Ну, что же онъ говорилъ? Конечно, ругалъ меня по обыкновенію.
— Конечно, онъ тебя не щадилъ, но, кажется, онъ былъ справедливъ.
— Теб такъ кажется. Онъ не только былъ справедливъ, какъ ты говоришь, но даже въ самомъ веселомъ расположеніи. Я слышала отсюда его голосъ, ненавистный голосъ. А… каковъ онъ теперь?
Лэди Марія насмшливо улыбнулась.
Флора сердито взглянула на нее.— Чему ты смешься? Чмъ я тебя насмтила?
— Ничмъ. Но это былъ также его первый вопросъ о теб?
— Что-за дерзость! сказала она, красня.
— Надюсь, ты сказала, что я никогда не чувствовала себя такъ хорошо.
— Да, я сказала, что ты совершенно здорова и ни мало не думаешь объ немъ.
— О, неужели? И милое личико подернулось грустью, а въ голос послышалась нотка разочарованія.
— Хорошо я сдлала? спросила лэди Марія.
— Очень хорошо. Скажите, хочетъ знать, какой у меня видъ! И къ чему ему это? Удивляюсь!
— Простое любопытство, моя дорогая. Безъ сомннія, онъ руководствовался тмъ же чувствомъ, какъ и ты, вылзая изъ окна и рискуя даже упасть, чтобы только увидть его ненавистный затылокъ.
— Ты мн не вришь? произнесла она заносчиво.
— Какъ это можно, дорогая?
— И онъ дйствительно детъ заграницу?
— Да. Онъ узжаетъ на той недл, такимъ образомъ ты безъ опасенія можешь пріхать ко мн на Рождество. Говоря правду, я постаралась, чтобы онъ не безпокоилъ тебя въ Глучестершайр. Я ему сказала, что ты будешь гостить у меня.
— И что же онъ?
— Сказалъ, что этого достаточно, чтобы онъ не появлялся въ графств.
— Вотъ что онъ сказалъ! Она выпрямилась и сильно поблднла. Однако она скоро оправилась.— Хорошо, что онъ не утратилъ еще чувства приличія, произнесла она высокомрно.
* * *
Прошло нсколько недль, наступили рождественскіе дни, настоящіе рождественскіе дни, со снгомъ и морозомъ, сковавшимъ поверхность рки, которая протекаетъ чрезъ красивое имнье лэди Маріи.
Она и лэди Флора были утромъ въ церкви, хорошо посл того позавтракали и теперь сидятъ передъ каминомъ, въ которомъ пылаетъ веселый огонь. Лэди Марія дотого пріятно вздремнула, что даже слегка всхрапываетъ, и лэди Флора, выведенная этимъ изъ своей задумчивости, выпрямляется и вдругъ слышитъ мужскіе шаги, которые быстро приближаются къ ихъ уютному уголку.
— Проснись, Марія! Проснись, ради Бога! Кто-то идетъ! О, ты мн сказала, что онъ въ Италіи и…
— Ну да, онъ тамъ, сказала лэди Марія, протирая глаза.
— Онъ тутъ. Онъ поднимается по лстниц. О, куда я днусь? Она вскочила и стала осматривать комнату.
— Да, это онъ, проговорила лэди Марія, совершенно проснувшись.— Боже, до чего мущины умютъ лгать! А онъ говорилъ…
— Ахъ, не думай объ этомъ, подумай обо мн, закричала лэди Флора, заламывая руки.— Я не могу уйти, потому что столкнусь съ нимъ. О, что-за глупая манера строить комнаты съ однимъ только выходомъ. Будь другая дверь, я бы могла… Ахъ, я погибла, Марія. Но, нтъ, вотъ ширмы, тутъ я могу спрятаться, но не держи его долго.
— Но, милая, бормочетъ въ замшательств лэди Марія,— онъ вроятно станетъ говорить, и ты будешь слышать. Великій Боже, это не хорошо! Это ужасно!
— Я заткну уши! Не выдавай меня ради спасенія души! говоритъ лэди Флора драматическимъ шопотомъ. Шлейфъ ея платья только-что скрылся за китайской ширмой, какъ доложили о сэр Фредерик Блунтъ.
И вотъ начались мученья бдной лэди Маріи.
— Представь себ… мн необходимо было побывать въ этихъ странахъ и захотлось повидать тебя, началъ лицемрно сэръ Фредерикъ, искоса осматривая комнату, точно отыскивая кого-нибудь.— Поднимаясь наверхъ, мн казалось, что… что я слышу голоса.
— А мн казалось, что ты давно въ Италіи, проговорила лэди Марія, въ отчаяніи отъ его прихода.
— Пришлось немного отложить поздку. Разныя дла съ управляющимъ. Ужасно непріятно, но длать нечего.
Послдовало неловкое молчаніе. Лэди Марія устремила глаза на ширму и волнуется невыразимо. Она вовсе не вритъ, что молодая женщина заткнула свои уши.
— Лэди Флора у васъ? спрашиваетъ вдругъ сэръ Фредерикъ.
— Право, Фредерикъ, въ виду твоихъ отношеній къ лэди Флор, я нахожу подобные допросы немного… немного неумстными, чтобы не сказать боле. Я не ожидала отъ тебя такой заботливости объ ея здоровьи.
— Заботливости? Отъ меня? Я не понимаю, что вы подразумваете, воскликнулъ сэръ Фредерикъ съ негодованіемъ. Онъ всталъ и перешагнулъ небольшой индйскій коврикъ, оперся о каминъ, смотря на лэди Марію съ высоты своего роста. Японская ширма касалась однимъ угломъ коврика и, если бы сэръ Фредерикъ наклонился немного въ сторону, онъ непремнно бы увидлъ спрятавшуюся Флору. Лэди Марія чувствовала, что ей длается дурно.
— Не стой тамъ, теб это вредно, произнесла она, не зная сама, что говоритъ, такъ какъ сэръ Фредерикъ стоялъ не у огня.
— Мн холодно, отвтилъ онъ разсянно и прибавилъ: — Безпокоиться объ ней… о женщин, которая меня бросила, которая…
— Разъ на всегда прошу тебя, Фредерикъ, не говорить со мной о твоей жен, сказала сердито лэди Марія.— Говори о налогахъ, объ образованіи низшихъ классовъ, говори о чемъ хочешь, но не о Флор.
— Не моя вина, проговорилъ сэръ Фредерикъ, упрямо качнувъ головою.— Ты же начала сама. Ты говоришь, что я безпокоюсь о Фл… лэди Флор, и я хочу доказать теб, почему…
— Я вполн тебя понимаю.
— Совершенно нтъ. Иначе ты не говорила бы такъ. Рдко можно встртить человка, съ которымъ обращались бы такъ варварски, какъ со мною, съ которымъ…
Но тутъ, видя, что ширма шатается, лэди Марія потеряла голову.
— Конечно, конечно. Вс мы знаемъ это, закричала она вн себя, Ширмы, казалось, испытывали землетрясеніе. Врь посл того молодымъ женщинамъ и ихъ общанію затыкать уши!— Мн нездоровится, Фредерикъ: я устала, у меня болитъ голова, ломитъ поясницу, ноги, у меня невральгія, астма, судороги — вс болзни! стонала лэди Марія.— Уходи Бога ради!
— Но видъ у тебя здоровый, отвтилъ сэръ Фредерикъ, скептически на нее посматривая.— Я понимаю, ты не хочешь слышать моихъ объясненій. И я не въ претензіи за это на тебя. Конечно, она уже успла выставить меня въ самыхъ черныхъ краскахъ, но я непремнно хочу оправдаться передъ тобою. Ты думаешь, что Флора права, но она вовсе не права. Правъ я! воскликнулъ онъ, драматически ударяя себя въ грудь.
Отчаянное ‘да, да’ готово сорваться съ дрожащихъ губъ лэди Маріи, но удерживается новымъ порывомъ землетрясенья, отразившимся на ширм. Милосердый Боже! Долго ли будутъ продолжаться мученья? И когда они прекратятся наконецъ, сколько людей останется въ живыхъ?
— Послушай, продолжалъ сэръ Фредерикъ запальчиво, — разъ навсегда ты должна узнать всю правду. Она вышла за меня замужъ, не зная своихъ чувствъ (которыя, видимо, не отличаются глубиною) и, наскучивъ мною, стала искать предлога, чтобы получить снова свободу. Она никогда не врила той исторіи обо мн, но воспользовалась ею для своихъ плановъ. Она преднамренно порвала со мною отношенія, зная прекрасно, что я не виноватъ въ томъ, въ чемъ она меня обвиняла. Она…
Ширма валится съ трескомъ, и на ея мст является прелестная, но взбшенная молодая женщина. Сцена мгновенно мняется. Лэди Марія падаетъ въ кресло почти въ обморок, сэръ Фредерикъ, отступая въ удивленіи и гнв, наступаетъ на пеструю кошечку, которая не падаетъ въ обморокъ, но поднимаетъ ужаснйшій визгъ. Общее смятеніе.
Прежде всхъ приходитъ въ себя кошка, затмъ оскорбленная богиня, которая, подступая къ мужу, смотритъ на него блестящими глазами.
— Какъ смете вы говорить это? спрашиваетъ она тихимъ, но наводящимъ ужасъ голосомъ. Затмъ обращается къ несчастной лэди Маріи.— Ты слушала его! ты соглашалась съ нимъ! Принимала его сторону! Говорила, что я поступила съ нимъ варварски! О, Марія!
Лэди Марія хочетъ объясниться, но языкъ ей не повинуется. Она застыла подъ взглядомъ сэра Фредерика, который подходитъ къ ней.
— И ты знала, что она тамъ и подслушиваетъ. (Тутъ онъ метнулъ злобный взглядъ на Флору, которая отплатила ему тмъ же).— Ты дала мн высказаться, даже не пытаясь остановить меня, ты…
Но тутъ терпніе лэди Маріи лопается. Подобная вопіющая несправедливость вернула ей самообладаніе, и она встала.
— Разъ на всегда, говорю вамъ,— начала она строго,— что вы мн надоли, да, надоли, оба. Вы неблагодарны, безсердечны! До сегодняшняго дня я принимала въ васъ участіе. Теперь же вы можете устраивать ваши дла безъ моей помощи. Можете пользоваться этой комнатой, цлымъ домомъ, всми моими вещами, но только не мною!
И она съ достоинствомъ выплыла изъ комнаты.
— Вотъ! сказалъ сэръ Фредерикъ, обращаясь къ своей жен.— Полюбуйтесь, что вы надлали.
— Что надлала? Я ничего не сдлала. Это вы виною всему! Вы недовольны тмъ, что оскорбили меня, вы еще приходите сюда и ругаете меня за моей спиною.
— Я говорилъ только правду. А съ вашей стороны красиво спрятаться за ширму и подслушивать то, чего не слдовало? Вы знаете, какъ это называется, проговорилъ онъ колко.
— Во-первыхъ, мн все равно, что вы обо мн думаете, и во-вторыхъ, я вовсе не подслушивала! Я заткнула уши пальцами и сидла такъ цлый часъ, но наконецъ у меня устали руки и…
— Цлый часъ! Вотъ это мило, прервалъ онъ ее, сардонически засмявшись.— Я не пробылъ здсь и четверти часа.
— О, вы можете сказать все, что вамъ угодно, проговорила лэди Блунтъ, прошла гордо мимо мужа, кинулась на кушетку и принялась за чтеніе журнала съ такимъ видомъ, который произвелъ бы впечатлніе на каждаго. Но сэръ Фредерикъ былъ ея мужемъ и умлъ читать между строкъ.
— И такъ вы не опровергаете, сказалъ онъ съ насмшкой.— Вы сознаетесь, что я говорилъ истинную правду, что вы искали предлога разстаться со мною, потому что разлюбили меня?
— Хотя опровергать это и неучтиво, но я должна сказать, что вы лгали и лжете. Однако посл всего, что случилось, едвали можно назвать это неучтивостью, что вамъ извстно и безъ моихъ словъ.
— Ничего мн не извстно. Если кто и лгалъ, то это та особа, которая наговорила вамъ, что я интересовался миссъ Друри.
— Я запрещаю вамъ упоминать объ этой особ при мн, и молодая женщина встала, окинувъ мужа сердитымъ взглядомъ.
— Не вижу для этого причины.
— А вс эти частыя поздки въ городъ, спустя мсяцъ посл свадьбы, он также были безъ причины?
— Напротивъ. Въ город у меня были дла.
— Почему вы не придумаете чего-нибудь новаго? Дла! А когда длъ не было, что влекло васъ туда?
— Не знаю, кто ваша наставница, проговорилъ онъ съ грустной улыбкой.— Во всякомъ случа она можетъ гордится вами.
— Не смйте смяться надо мною, воскликнула она, топнувъ своей хорошенькой ножкой.— Я пріхала сюда, полагая, что вы уже далеко, и… Она замолчала и затмъ проговорила вдругъ:
— Зачмъ вы пріхали сюда?
— Повидать васъ!
И вотъ, къ великому удивленію сэра Фредерика, лэди Флора начала рыдать.
— Фло! воскликнулъ онъ, бросаясь къ ней.
— Не смйте называть меня Фло, произнесла она сквозь слезы.— И не думайте, что я плачу изъ-за васъ. Нтъ, но я не могу простить себ, что было время, когда я васъ… Слезы не дали ей докончить.
— Вы любили меня? спросилъ онъ съ грустью.— Но изъ-за чего же мы страдаемъ? Фло, выслушай меня. Быть можетъ, до свадьбы я былъ тмъ, что люди зовутъ ‘необузданный’. Я велъ большую игру, много пилъ и длалъ то, чего лучше было бы избгать. Но со дня нашей помолвки, нтъ, со дня первой нашей встрчи, я ни о комъ не думалъ и ни на кого не смотрлъ кром тебя. Клянусь въ этомъ всмъ для меня святымъ. Больше я не могу ничего сказать.
— Ахъ, теперь уже поздно, проговорила она съ жестомъ отчаянья.— Есть столько, чего нельзя забыть.
— Есть много, да! но чтобы нельзя было этого забыть — хорошо! Напримръ, твое кокетничанье съ гусаромъ…
— Капитанъ Пьерпоэнъ. Вотъ ужь вздоръ. Тутъ не было ничего серьезнаго. Противное, глупое созданіе съ безцвтными глазами! Нтъ, если я сдлаю что-нибудь подобное, то выберу что-нибудь покрасиве.
— О, неужели ты такъ думаешь! воскликнулъ онъ. Но несообразность этого предположенія дотого поразила ихъ обоихъ, что они оба разсмялись смущеннымъ смхомъ, который однако очистилъ воздухъ.
— Уже поздно, вамъ пора уходить! проговорила она несовсмъ твердо…
— И не думаю уходить. Надюсь, что, несмотря ни на что, лэди Марія накормитъ меня обдомъ.
— Но я здсь!
— И прекрасно.
— Вы хотите, чтобы я осталась безъ обда?
— Ни мало, надюсь, что ты пообдаешь со мною. Въ виду всего, что я перенесъ отъ тебя, ты будешь очень желательнымъ прибавленіемъ къ обду — настоящимъ пикантнымъ соусомъ.
— Я не стану обдать.
— Почему нтъ, Фло? Неужели это такъ непоправимо? Подумай, мы были такъ счастливы и… О, милая, ты снова плачешь. Помиримся, Фло, и забудемъ все, что было.
— Но если это правда, что вы, что я… что все неправда, что говорили про ту женщину, вы никогда не простите мн, сказала она, удерживая его руки, которыя обнимали ее.
— Ну, испытай меня. Испытай, есть что-нибудь, чего я не простилъ бы теб! Но, Фло, какъ могла ты такъ думать обо мн?
— Я не хотла такъ думать, но… И вотъ молодая женщина вдругъ обняла мужа.— О, Фредди, Фредди! какъ хорошо, что можно опять поцловать тебя.
Они скоро уладили дло.
— Но теперь ты не можешь хать заграницу, сказала она.
— Почему нтъ?
— И ты оставишь меня? спросила она, немного отстраняясь.
— Конечно, нтъ. Очень просто, мы подемъ вмст. Я скажу той компаніи, съ которой собирался хать, что передумалъ. Мы подемъ съ тобою вдвоемъ, и это будетъ нашъ второй медовый мсяцъ.
— Хорошо. Мы начнемъ его снова.
Тутъ она начала тихонько плакать и крпче его обнимать.
— Чего же ты плачешь, милая?
— О, каждый вечеръ съ тхъ поръ, какъ мы разошлись, я просила Бога послать мн поскоре смерть, и теперь я боюсь, что молитва моя, можетъ, и исполнится.
— А я просилъ у Бога, чтобы намъ соединиться поскоре и долго прожить вмст. И такъ какъ мои молитвы были не мене искренни, чмъ твои, то я надюсь, что Богъ ихъ услышалъ, сказалъ онъ, и если онъ въ этомъ случа даже немного покривилъ душою, то нтъ сомннія, это простится ему.
— Будемъ надяться! проговорила она радостно и прибавила:— Сегодня Рождество, Фредди, этотъ день приноситъ счастье.
— Для меня это самый счастливый день.
— И для меня также. Ахъ, но Марія, какъ мы ей посмотримъ теперь въ глаза, проговорила молодая женщина въ волненіи.
Въ эту минуту открылась дверь, и лэди Марія, которая не могла сдерживать дольше своего любопытства, появилась на порог.
Оба они при ея внезапномъ появленіи отскочили другъ отъ друга, — это поясняетъ ей все.
— Вотъ и прекрасно! Я очень рада! воскликнула она.