‘Русская Мысль’, кн.IV, 1888
Среди отверженных. Очерки и рассказы из тюремного быта. Д. А. Линева. Москва, 1888 г, Линев Дмитрий Александрович, Год: 1888
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Среди отверженныхъ. Очерки и разсказы изъ тюремнаго быта. Д. А. Линева. Москва, 1888 г. Цна 1 р. 50 к. Главное достоинство разсказовъ г. Линева заключается въ ихъ правдивости. Это — настоящіе ‘документы’, не т придуманные, какими угощаютъ публику Э. Золя и его послдователи. ‘Документы’ г. Линева — подлинные, не сочиненные, не имющіе характера сухихъ ‘протоколовъ’, какіе нердко встрчаются въ наше время оскуднія сочинительской ‘выдумки’. Въ лежащихъ передъ нами Очеркахъ и разсказахъ тюремная жизнь кипитъ и бьетъ своеобразнымъ ключомъ. Картины, виднныя авторомъ въ тюремныхъ стнахъ, такъ глубоко поразили его, что въ его передач он производятъ необыкновенно сильное впечатлніе на читателя, который самъ какъ бы видитъ потрясающія сцены Подъ молотомъ и бритвой, напримръ, или тяжелыя сцены прощанія ссылаемыхъ съ родными, или еще ту сцену, гд ссылаемый въ каторгу цыганъ умоляетъ красавицу-жену добровольно слдовать за нимъ въ неволю. Лица, изображаемыя авторомъ, въ большинств случаевъ, оригинальны, иногда даже типичны и всегда очерчены ярко. Это, такъ сказать, художественная сторона новаго произведенія г. Линева, но есть въ немъ и другая, не мене важная, дловая сторона, которая раскрываетъ многія тюремныя безобразія, плоды злоупотребленій однихъ и нераднія другихъ. Весьма полезно было бы, если бы общество, наши филантропы и, въ особенности, т, кому ‘вдать надлежитъ’, обратили бы серьезное вниманіе какъ на эту книгу, такъ на другую того же автора По этапу (Бронзовое дло), о которой мы въ свое время дали отзывъ (Библ. отд. 1886 г., кн. III, стр. 163). Для общества поучительны указанія автора на причины, вызывающія повторенія преступленій и приводящія людей опять въ тюрьму. Въ ‘приложеніи’ къ книг, подъ заглавіемъ: Трижды клейменая (‘Да помогите же!…’) разсказанъ очень горячо, хотя исключительный и почти невроятный, но, тмъ не мене, дйствительный случай, переданъ ‘подлинный документъ’ съ настоящими именами, повидимому. Посл смерти симбирскаго помщика, Василія Андр. Головинскаго, осталась его незаконная дочь, 16-ти лтняя двушка Александра Васильевна, воспитанная въ барской нг и не подозрвавшая незаконности своего рожденія, по несчастной случайности, оказалось, что никуда она не приписана и даже не занесена въ метрическія книги. И вотъ она — не только незаконнорожденная, но и совсмъ — ‘нтъ ничего’, безпаспортная, неизвстная, по нашимъ законамъ — бродяга, и, какъ таковая, подлежитъ заключенію въ тюрьм и ссылк на поселеніе за то, что ребенкомъ ее забыли записать и ‘оформить’. Только благодаря участію добрыхъ людей и снисходительности властей ее не посадили въ тюрьму, начали производить дознанія, собирать справки и ‘временно’ выдали бумагу, похожую на паспортъ, съ которою, однако же, двицу Головинскую никуда не принимаютъ и опять-таки не сажаютъ въ острогъ по снисходительности. Кое-какъ попала она въ провинціальную труппу, полюбила товарища-артиста, полюбилъ и онъ ее, и они ршили вступить въ бракъ. Священники, къ которымъ они обращались, отказались повнчать ихъ потому, что г двушки нтъ метрическаго свидтельства и, стало быть, неизвстно, крещена ли она. Головинская проситъ окрестить ее и повнчать. Нельзя: быть можетъ, она крещена, а таинство это дважды не совершается, пусть она докажетъ, что не была крещена. Доказать это, разумется, немыслимо. Законный бракъ невозможенъ, поневол является незаконное сожительство, и двушка становится незаконною матерью незаконнорожденнаго ребенка. Къ ней, къ артисту, называющему ее женою, придирается всякій полицейскій чинъ и грозитъ острогомъ на точномъ основаніи закона. Принимаетъ въ нихъ живое участіе черниговскій (нын эстляндскій) губернаторъ, князь С. В. Шаховской, и ничего сдлать для нихъ не можетъ. ‘Смерть горячо любимаго, хотя и незаконнаго мужа совсмъ доканала талантливую артистку’,— говоритъ авторъ.— ‘Она умоляетъ всхъ и каждаго сжалиться, если не надъ нею, то надъ бднымъ ребенкомъ, котораго она должна ростить и воспитывать’.— ‘Не сегодня, такъ завтра, не здсь, такъ въ другомъ город, но меня, въ конц-концовъ, вдь, бросятъ въ тюрьму’… ‘О, если бы не ребенокъ! Да помогите же!— какимъ-то надорваннымъ голосомъ обратилась она къ намъ недавно.— Да научите же! Посовтуйте!’ — Посовтуйте, помогите!’ — взываетъ авторъ ко всмъ, ‘кто только можетъ что-нибудь посовтовать и помочь’.
Это уже не повсть, не романъ, а сама ужасающая дйствительность! Въ свое время, для совершенія законнаго брака, священникъ могъ удовлетвориться выписью изъ ‘исповдныхъ росписей’, какъ документомъ, удостовряющимъ принадлежность двицы Головинской къ православной церкви. Но едва ли такой документъ можетъ быть пригоденъ для приписки къ какому-либо сословію. Въ данномъ случа очевиденъ недостатокъ въ закон, который смшиваетъ въ одну категорію ‘бродягъ’ съ людьми, неимющими паспорта по какой-нибудь случайности. Только жертвамъ-то такого недоразумнія отъ того не легче, и тутъ дло не въ томъ только, чтобы помочь несчастной Головинской, а въ томъ, чтобы устранить навсегда возможность подобныхъ несчастій ‘по недоразумнію ‘.