СРАМЪ.
СРАМЪ.
(Дло Бейлиса).
——
——
——
——
—-
——
—-
——
——
——
С. Елпатьевскій.
‘Русское Богатство’, No 12, 1913
Срам, Елпатьевский Сергей Яковлевич, Год: 1913
Время на прочтение: 27 минут(ы)
Въ мою задачу не входитъ детальный разборъ дла Бейлиса,— за мсяцъ процесса все достаточно разобрано и освщено. Меня интересуетъ оно, какъ общественное явленіе, какъ симптомъ и показатель русской жизни, того историческаго момента, который мы переживаемъ. И притомъ съ двухъ сторонъ,— по отношенію къ тмъ, кто создавалъ и велъ дло Бейлиса, и по отношенію къ широкимъ слоямъ русскаго населенія, наблюдавшимъ за созданіемъ и веденіемъ дла Бейлиса.
Было вдь два суда — одинъ, происходившій въ зал кіевскаго окружнаго суда, надъ Бейлисомъ, надъ еврейскимъ народомъ, надъ еврейской религіей, и другой судъ — за предлами кіевскаго окружнаго суда, судъ Кіева, судъ Россіи, судъ всего міра, — судъ надъ тми, кто создавалъ и направлялъ дло Бейлиса, кто судилъ Бейлиса, еврейство, еврейскую религію…
Въ томъ процесс, который развертывался въ зал кіевскаго окружнаго суда, были, осторожно выражаясь, особенности,— особенности, насколько мн извстно, не встрчавшіяся въ практик русскихъ окружныхъ судовъ съ момента ихъ возникновенія.
Въ самой постановк обвиненія… Дло не въ томъ, что мало было или, врне, совсмъ не было обвинительнаго матеріала по отношенію къ Бейлису, что въ обыкновенномъ уголовномъ дл и слдователь, и прокуроръ постснялись бы выступить съ такимъ матеріаломъ,— а въ томъ, что рядомъ съ Бейлисомъ, хотя и не на скамь подсудимыхъ, въ томъ же зал суда сидло другое лицо, около котораго накопилось гораздо боле обвинительнаго матеріала,— Вра Чеберякъ.
Вра Чеберякъ до такой степени вклинилась въ процессъ, что изъ всей путаницы его одно встало, какъ непреложный фактъ,— что Вра Чеберякъ знала все относительно убійства Ющинскаго. Она до такой степени заслоняла собою Бейлиса, что обвинители, въ особенности прокуроръ, должны были уйти въ своей обвинительныхъ рчахъ отъ точной формулы Бейлисъ — Ющинскій и прокуроръ опредленно говорилъ объ участіи Вры Чеберякъ въ убійств Ющинскаго. Онъ ушелъ отъ версіи, на которой построенъ былъ весь обвинительный актъ,— ушелъ, очевидно, оглушенный и подавленный тмъ, что вскрылось на судебномъ слдствіи, ушелъ, очевидно, не соображая, что своимъ уходомъ онъ самъ рушитъ все зданіе по обвиненію евреевъ и еврейской религіи въ ритуальныхъ убійствахъ,— потому что — что же остается отъ ритуала и обвиненія еврейства, если допустить участіе въ убійств Ющинскаго Вры Чеберякъ и, очевидно, ея присныхъ,— тоже православныхъ людей?
Дло было, конечно, не въ Бейлис. Столь же мало въ Бейлис, какъ и въ раскрытіи убійства Андрея Ющинскаго.
И прокуроръ, и гражданскіе истцы все время при допрос свидтелей желали установить передъ присяжными засдателями, какой превосходный мальчикъ былъ Андрей Ющинскій, милый,* хорошій, котораго такъ любили вс. А ‘Двуглавый Орелъ’ при приглашеніи православныхъ кіевскихъ христіанъ на панихиду по Ющинскомъ въ день и даже часъ предполагавшагося вынесенія приговора, прямо говорилъ о причисленіи Андрюши Ющинскаго къ лику святыхъ.
И между тмъ чувствовалось и на предварительномъ слдствіи и во время слдствія на суд, что меньше всего интересовало обвинителей раскрытіе убійства, виновниковъ его. И мальчикъ интересовалъ ихъ лишь постольку, поскольку черезъ его трупъ можно было призвать къ отвту еврейскій народъ. Лукьяновка говорила, изъ всхъ показаній свидтелей всмъ присутствующимъ въ суд было ясно, что Вра Чеберякъ центральное лицо, что она, если и не принимала непосредственнаго участія въ убійств, то во всякомъ случа знала больше всхъ истинную, подлинную исторію убійства Ющинскаго. И тмъ не мене предварительное слдствіе ушло отъ Вры Чеберякъ именно въ тотъ моментъ, когда вс пити дла стянулись къ ней, къ ея квартир, къ ея близкимъ,— Латышеву, Снигаевскому, Рудзинскому. И на суд — и прокурору, и Шмакову, и Замысловскому,— пришлось именно оберегать и выгораживать Вру Чеберякъ и ея присныхъ. Несчастному прокурору приходилось говорить несчастныя фразы о ‘прилично одтыхъ ворахъ’, о томъ, что они не похожи на убійцъ,— пришлось выговорить, поистин, несчастную фразу: ‘неужели должны пострадать ни въ чемъ неповинные воры?’
И нтъ никакого сомннія, что, еслибы подтвердился одинъ изъ безчисленныхъ, ходившихъ по Кіеву слуховъ, будто Сингаевскій наканун вызова его въ судъ совсмъ было ршился признаться въ убійств Ющинскаго,— еслибы онъ дйствительно признался,— двуглавцы и обвинители не только не поднимали бы вопроса о причисленіи убитаго къ лику святыхъ, а, вроятно, сказали бы: ‘Стоило ли хлопотать о какомъ-то уличномъ мальчишк. ‘Домовомъ’ (уличное прозвище Ющинскаго).
Такъ и съ Бейлисомъ… Онъ былъ только досадная подробность процесса. Интересовалъ онъ обвинителей и судъ только постольку, поскольку черезъ него, какъ и черезъ Ющинскаго, можно было притянуть къ отвту еврейскій народъ. Досадная это была подробность, потому что все-таки, такъ сказать, изъ вжливости, изъ судебнаго приличія, нужно было удлять ему нкоторое, хотя бы и малое, вниманіе, обосновывать, хотя бы и хрупкое и явно нелпое, обвиненіе.
Дло было не въ Бейлис, а въ еврейскомъ народ, въ еврейской религіи. И на этомъ сосредоточилось все вниманіе суда, въ этомъ заключался весь узелъ дла, по ошибк озаглавленнаго: ‘Дло Бейлиса’.
Въ этомъ заключалась главная особенность дла Бейлиса, особенность, повторяю, не встрчавшаяся въ русскихъ окружныхъ судахъ съ момента ихъ возникновенія.
Двнадцати кіевскимъ присяжнымъ засдателямъ, ихъ совсти, ихъ разуму вврено было разобрать дло Бейлиса и старую тяжбу съ еврейскимъ народомъ. Строго говоря, не столько дло Бейлиса, сколько дло еврейскаго народа.
Мало было обвинительнаго матеріала по отношенію къ Бойлису и путалась въ ихъ сознаніи вездсущая и всевдущая Вра Чеберякъ, и не давали имъ возможности по совсти разобраться въ дл Бейлиса, такъ какъ постоянно уводили ихъ отъ дла Бейлиса въ пучину дла еврейскаго народа. И по существу не совсти требовали отъ нихъ, а ихъ разума.
Имъ, двнадцати кіевскимъ присяжнымъ засдателямъ, поручено было ршить, существовало ли и существуетъ ли въ еврейскомъ народ ритуальное жертвоприношеніе христіанскихъ дтей для пасхальныхъ обрядовъ. Имъ, двнадцати кіевскимъ присяжнымъ засдателямъ, предлагали, отъ нихъ требовали ршить этотъ міровой вопросъ, пересмотрть и критически разобрать всю громадную литературу по этому вопросу, преданія и легенды, сказанія о когда-то, много вковъ назадъ практиковавшихся аналогичныхъ судебныхъ процессахъ.
Да, они были срые люди. Ихъ разумъ не подготовленъ былъ разбираться во всемъ объем старой дремучей тяжбы. Но не въ этомъ дло. Пусть сидли бы на ихъ скамьяхъ культурные, боле образованные люди. Да,— они легче, можетъ быть, разобрались бы, но ихъ задача была бы не мене тяжка, если не сказать другого слова, — не мене нелпа. Рядомъ и на глазахъ этихъ присяжныхъ засдателей вскрылось круглое невжество людей, повидимому, образованныхъ. И вотъ эти, во всякомъ случа культурные люди, немощно стояли предъ всми, носившимися въ зал суда терминами: раввины, хасиды, цадики, Талмудъ, Зогаръ, Каббала. Манипулировалъ ими прокуроръ, какъ билліардными шарами, но чувствовалось, что для самого прокурора было столько же смысла въ нкоторыхъ изъ этихъ терминовъ, какъ въ билліардныхъ шарахъ… И если скудно и зыбко было обвиненіе противъ Бейлиса, то совсмъ необыкновенный обвинительный матеріалъ приведенъ былъ на суд противъ еврейскаго народа и еврейской религіи.
Серьезно, безъ улыбки цитировался Неофитъ, распредлявшій коросты и другія заболванія по еврейскимъ тламъ, въ связи со странами, въ которыхъ они живутъ, утверждавшій, что четыре раза въ годъ падаетъ изъ воздуха кровь на еврейскую пищу,— Неофитъ, по поводу котораго даже ‘Кіевлянинъ’ писалъ: ‘Можно-ли было думать десять лтъ назадъ, что въ русскомъ суд будутъ приводиться подобныя свидтельства, какъ судебный матеріалъ?’
И все было подъ Неофита… Показанія студента Голубева, что онъ въ географіи выучилъ про цадиковъ, и все прочее. Экспертиза Сикорскаго съ его антропологически-историческими умозаключеніями подъ Неофита. Семидесятилтій архимандритъ о. Антономъ, показывавшій, что, пока онъ былъ евреемъ, ничего не слыхалъ о ритуальныхъ убійствахъ, а узналъ о нихъ, когда обратился въ православіе. Все Неофитъ, Неофитъ…
Не было прецедентовъ, не было въ русскихъ окружныхъ судахъ процесса по ритуальнымъ убійствамъ, — нужно было идти назадъ, въ дореформенное время, къ саратовскому, вележскому дламъ. Нужно было идти дальше, въ глубь вковъ, въ средневковье, такъ какъ коренная Россія не знала кровавой легенды, а юго-западная Россія сравнительно поздно получила ее черезъ Польшу изъ католическаго міра.
И пошли… Повелъ Шмаковъ, повелъ съ своимъ мутнымъ, Притаеннымъ фонарикомъ въ дебри средневковья черезъ Каббалу Зогаръ, Талмудъ, къ первымъ вкамъ христіанства. Пошли и дальше, въ Библію, къ пророку Іезекіилю, къ книг Левитъ, добрели до жертвоприношенія Авраама и остановились. только потому, что дальше некуда было идти. А двнадцать кіевскихъ присяжныхъ засдателей тоже бродили по темнымъ лсамъ за Шмаковымъ и все слушали про Каббалу, Зогаръ, Талмудъ, слушали, какъ сосали обвинители фразу: ‘лучшаго изъ гоевъ убей…’ Профессоръ Троицкій добавилъ къ фраз слово: ‘на войн’, а обвинители все сосали и обсасывали фразу долго посл того, какъ ушелъ профессоръ Троицкій. А присяжные засдатели все слушали про тринадцатый стихъ тринадцатой главы, ‘про тринадцать уколовъ’, ‘тринадцать гд-то еврейскихъ школъ’.
И временами темное средневковье вставало явственно въ зал кіевскаго окружнаго суда… Да, вотъ такъ, должно быть, развертывался ритуальный процессъ въ средневковьи. Вотъ такой же Замы словскіи былъ тогда. Онъ не спеціально противъ евреевъ, ему все равно, кого хватать, лишь бы не потухали костры, не остывало раскаленное желзо, лишь бы работала дыба. И вотъ, представляешь себ Замысловскаго съ его открытымъ ртомъ, вчно двигающимися цпкими руками, хватающимъ и еврея, и вдьму, еретика, чернокнижника, собаку еретическую.
Убжденный человкъ изъ всхъ, бывшихъ въ суд, повидимому, только Шмаковъ. Для него существуютъ только міръ я евреи, и весь міръ для него заволокнутъ, погубленъ евреями. Кажется, нтъ для него солнца, луны, звздъ, цвтовъ, прекрасной земли, красоты міра, потому что евреи въ мір, потому что цвты евреями испорчены, звзды небесныя евреями потушены. И ему неинтересно непремнно жечь, или четвертовать, ему безразлично, какимъ образомъ, но нужно только непремнно стереть съ лица земли евреевъ, очистить землю отъ евреевъ. Но за то на этомъ пути нтъ преградъ для него,— нтъ законовъ, нтъ общечеловческой морали… Не преграда даже то, защитникомъ чего всегда выставляетъ себя націонализмъ,— православіе. Шмаковъ перешагнулъ черезъ православіе. Священная для христіанъ книга Библія, Ветхій Завтъ, для него еврейская книга, изуврская книга. Тамъ Шмаковъ искалъ изуврствъ, цлыми днями судился и осуждался Ветхій Завтъ, опорочивался, какъ злая книга, дурная книга… Только такъ можно понять злыя нападки обвинителей на Библію, вызвавшія, говорили мн въ Кіев, серьезную тревогу среди профессоровъ кіевской духовной академіи.
А рядомъ съ ними Пранайтисъ. Онъ не волнуется и не жестикулируетъ, и не злобствуетъ, не злится на непріятныя показанія, какъ Шмаковъ,— онъ спокойный и холодный, ему мсто у дыбы, у раскаленнаго желза, тамъ, при помощи ихъ добывать истину… И совсмъ не случайно заговорилъ онъ о пытк въ кіевскомъ суд. Оговариваясь, что она, конечно, не очень хорошая вещь, онъ съ видимымъ сожалніемъ вспомнилъ о хорошемъ прошломъ, удостоврялъ, что посредствомъ пытки все-таки добывалась истина и даже находились вещественныя доказательства. Не случайно это было, такъ какъ единственно, чего не доставало кіевскому процессу,— пытки, благодаря которой только открывалась истина и находились вещественныя доказательства въ тхъ двухстахъ съ чмъ-то процессахъ средневковья, которые упоминались на суд. Да, Бейлисъ, можетъ быть, сознался бы. И Шнеерсонъ, и Ландау, и Эттингеръ не такъ бы благополучно ушли съ процесса… Но, помимо Библіи, Талмуда, средневковыхъ процессовъ, какіе еще были уличающіе факты? Какія на суд встали кіевскія доказательства существованія ритуала?
О, да, они были. Приходилъ въ судъ старшій чиновникъ особыхъ порученіи при генералъ-губернатор и серьезнымъ голосомъ, съ серьезнымъ видомъ, какъ будто онъ вносилъ въ судъ нчто, имющее отношеніе къ ритуалу, къ Бейлису, и даже нчто чрезвычайно важное, показывалъ, какъ евреи, строя богадльню на усадьб Зайцева, возымли коварное намреніе,— проэктировавшуюся столовую обратить въ молельню. Даже планы принесъ… И-предсдатель суда, и прокуроръ, и гражданскіе истцы тоже съ серьезнымъ видомъ, какъ будто они врили, что это иметъ значеніе для ритуала и виновности Бейлиса, слушали показанія чиновника и съ дловымъ видомъ разсматривали планъ богадльни… Потомъ, — Бейлисъ не хасидъ, не очень правоврный еврей, даже субботы не соблюдаетъ, но онъ развозилъ изъ усадьбы старика Зайцева мацу по роднымъ и знакомымъ старика Зайцева. Что еще? Еще страшный Шнеерсонъ… Страшный тмъ, что происходитъ отъ Шнеерсоповъ и даже собственный его отецъ — Шнеерсонъ — рзникъ, а главное, по мннію прокурора, высказанному имъ присяжнымъ засдателямъ, Шнеерсонъ боле похожъ на убійцу, чмъ ‘прилично одтые, ни въ чемъ неповинные воры’. Кажется, это и все, что по кіевскимъ обвинительнымъ матеріаламъ имлось противъ еврейства и ритуала.
То былъ совсмъ особенный судъ…
Не преступленіе закона, не злая воля отдльнаго человка судились. Судился цлый народъ, судилась религія его. Политика вошла въ судъ, вошла въ дозахъ, необычныхъ даже для послдняго времени. Политика проникла даже въ экспертизу… Я говорю не о такъ называемой духовной экспертиз, — что спрашивать съ Пранайтиса, списавшаго съ Ролинга, на все отвчавшаго: ‘не знаю’, ‘не помню’, — не знавшаго даже, что значатъ заглавія еврейскихъ книгъ, которыя онъ приводилъ, какъ доказательства? Я говорю о настоящей, о научной, судебно-медицинской и психіатрической экспертиз профессоровъ, вызванныхъ обвиненіемъ. Не думаю, чтобы опять-таки съ возникновенія русскихъ окружныхъ судовъ слышалась тамъ экспертиза, похожая на экспертизу Сикорскаго.
Отрадно бывало выйти изъ насыщенной злобной политикой залы суда, посл средневковыхъ обвинительныхъ аргументовъ, посл экспертизы Сикорскаго, воздыханій Пранайтиса о пытк,— на кіевскую улицу къ электрическимъ фонарямъ, услышать звонки трамваевъ, увидть газетчика и въ первой попавшейся газет изъ его кошеля прочитать — только такія газеты продавались на кіевскихъ улицахъ,— какъ судитъ дло Бейлиса широкая Россія и еще боле широкій міръ…
И невольно является вопросъ, какъ могло возникнуть такое дло теперь вотъ въ Кіев, при трамваяхъ, при электрическомъ освщеніи, когда пытки уже не практикуются,— по крайней мр, въ самомъ зал суда,— когда проволока обвила весь міръ и всякое слово, выговоренное въ зал кіевскаго суда, тотчасъ же разносится по всмъ странамъ, по всмъ уголкамъ міра? Именно такое дло?.. Въ дл Бейлиса много злого, постыднаго, но, быть можетъ, еще ярче встаетъ другая сторона его,— необыкновенная необоснованность его, и въ обвиненіи Бейлиса, и въ утвержденіи ритуальнаго характера убійства, — удивительное легкомысліе, я бы сказалъ, даже какое-то мальчишество во всей постановк дла. Какъ юристы и даже просто взрослые, серьезные люди могли поднять такое огромное дло и обосновать его на такомъ ломкомъ, зыбкомъ фундамент?
Если смотрть изъ кіевскаго окошка, возникновеніе дла Бейлиса покажется очень простымъ и яснымъ. Возбудили и создали этотъ ‘міровой’ процессъ просто-на-просто мальчишки изъ Двуглаваго Орла… Имъ, юнцамъ-двуглавцамъ, принадлежитъ версія объ убійств Андрея Ющинскаго евреями, версія, распубликованная въ вид прокламацій, съ призывомъ бить евреевъ, уже на похоронахъ Андрея Ющинскаго. Почему-то Вра Чеберякъ, оказывается, разносила прокламаціи, двуглазецъ-Павловичъ привлекался за распространеніе этихъ прокламацій… Двуглавцы первые, раньше Бразуль-Брушковскихъ, въ лиц студента Голубева, пошли въ Лукьяповку для добровольческаго сыска, для установленія своей версіи. Они въ лиц того же студента Голубева здили въ Петербургъ освдомлять Петербургъ о положеніи длъ, они, двуглавцы, пригласили въ качеств гражданскихъ истцовъ Шмакова и Замысловскаго, что послдній и подтвердилъ на суд наканун вынесенія приговора, какъ совершенно точный фактъ.
‘ Спи вмшиваются въ слдствіе, направляютъ его, хлопочутъ о назначеніи и объ устраненіи слдователей. Студентъ Голубевъ заявляетъ, что ему полицеймейстеръ показывалъ прокламацію: студентъ Голубевъ — частное лицо — успваетъ даже во время судебнаго слдствія, во время перерыва, получить изъ офиціальнаго полицейскаго учрежденія нужную ему спразку и предъявить ее суду. Сдовласый двуглавецъ Розмитальскій, бывшій содержатель ссудной кассы и объявленный нестоятельнымъ должникомъ трактирщикъ, человкъ, по его словамъ, ‘чешскаго происхожденія’, работавшій въ компаніи съ Голубевымъ, въ своемъ показаніи даже съ нкоторымъ апломбомъ заявляетъ, что именно они хлопотали о назначеніи для разслдованія Красовскаго, что онъ, Розмитальскій,— безусловно частный человкъ — вызывалъ къ себ въ десять часовъ утра для дачи объясненій этого самаго офиціальнаго разслдователя Красовскаго, что онъ же, Розмитальскій, имлъ собесдованія съ высокопоставленными кіевскими людьми, доставлялъ имъ ‘Русское Знамя’ и ставилъ ихъ въ курсъ хода разслдованія. Изъ всего судебнаго слдствія вытекало, что ими же, двуглавцами, и устраненъ былъ отъ разслдованія Красовскій, какъ только покинулъ предначертанную ими версію и отъ усадьбы Зайцева вплотную подошелъ къ квартир Вры Чеберякъ.
Было дико и нелпо наблюдать, какъ откровенно вскрывались во время судебнаго слдствія эти особенности кіевскаго судебнаго процесса, слушать, какъ, не смущаясь и никого не удивляя изъ суда, говорили мальчишки о своей роли въ предварительномъ слдствіи. Временами казалось, что и обвинительный актъ составленъ ими, мальчишками,— такъ непохожъ онъ на то, чмъ долженъ быть обвинительный актъ,— что они, мальчишки, цликомъ руководили всмъ слдствіемъ,— такъ странно, необычно велось оно.
Со стороны казалось, что это они, мальчишки, инспирировали всхъ этихъ взрослыхъ людей — Виппера, Шмакова, Замысловскаго, а эти взрослые люди поврили мальчишкамъ на слово, что у нихъ есть стоющій обвинительный матеріалъ, достаточный для обвиненія не только Бейлиса, но и всего еврейскаго народа. И, повривши, пришли въ судъ обвинять и нельзя уже было имъ отступить, когда они увидли все нищенство обвинительнаго матеріала, и потому такъ не только жалко, но и легкомысленно вышло обвиненіе въ дл Бейлиса.
Дло было, конечно, не такъ просто. Въ кіевское окно постоянно смотрло петербургское око и, наоборотъ, кіевскіе люди неотрывно смотрли на т сигналы, которые подавались Кіеву изъ петербургскаго окошка. И не больно мудреная вещь,— самое возникновеніе всхъ этихъ организацій подъ затйливыми названіями: Двуглавый Орелъ, Палата Михаила Архангела, Союзъ русскаго народа и пр… и проч. Сами же они за эти десять лтъ успли разсказать другъ про друга достаточно о темныхъ деньгахъ, на которыя возникали, которыми пропитывали свое бренное существованіе…
И за два съ половиною года достаточно вскрылись потустороннія вліянія, которыя созидали и направляли дло Бейлиса. Газеты многократно сообщали, въ особенности за послдніе полтора года, о непрерывныхъ сношеніяхъ Петербурга съ Кіевомъ по длу Бейлиса. Писались обвинительные акты и отмнялись, писались новые, здили спеціальные люди изъ Петербурга въ Кіевъ, вызывались кіевскіе люди въ Петербургъ. Упоминались доклады, Просмотры, внушенія и направленія и снова доклады, просмотры…
Давно уже раздались обвинительныя слова съ трибуны Государственной Думы, работали въ этомъ направленіи ‘Русское Знамя и ‘Земщина’, усердствовало по мр силъ и разума ‘Новое Время’… И, наоборотъ, дло все дальше уходило изъ Кіева, все расширялся кругъ людей и цлыхъ группъ, втянутыхъ въ дло Бейлиса, съ опредленнымъ намреніемъ, съ точнымъ заданіемъ. И какъ заключительный аккордъ,— объединенное дворянство, нашло премудраго Пранайтиса, имющаго, казалось бы, такое малое отношеніе и къ дворянскому длу, и къ компетенціи дворянства.
Когда-нибудь все тайное станетъ явнымъ и станутъ явными и лица, и группы, и интересы, втянутые въ дло Бейлиса, но и теперь уже дозволительно сдлать нкоторыя заключенія и установить общую точку зрнія на возникновеніе и развертываніе дла Бейлиса.
Дозволительно установить, что дло Бейлиса вынесла на своемъ гребн націоналистическая волна, такъ разлившаяся въ послднее время по верхамъ русскаго общества, что длатели дла Бейлиса такъ называемые націоналисты. Да, конечно, наиболе активную роль сыграли правые, но, я думаю, не найдется въ Россіи такого мудраго человка, который сумлъ бы провести разграничительную ливію между тми и другими. Правые — непремнно и націоналисты, націоналисты — по существу т же правые, и раздляетъ ихъ не программа, а, такъ сказать, темпераментность лицъ, входящихъ въ ту и другую партію. Во всякомъ случа они строго объединены въ одномъ пункт — въ своемъ отношеніи къ еврейскому вопросу. И мы видимъ, что и газеты, обслуживающія націоналистическіе круги, если часто и грызутся между собой, оказались солидарны во отношенію къ длу Бейлиса,— и ‘Русское Знамя’, и ‘Земщина’, и ‘Новое Время’.
Этимъ не устраняется недоумнный вопросъ,— какъ могло возникнуть дло Бейлиса?— а, наоборотъ, становится еще недоумнне. Если не мальчишки созидали процессъ Бейлиса, если въ немъ были заинтересованы широкіе націоналистическіе круги, то какъ эти, не только прикосновенные къ власти, но и прежде всего взрослые люди допустили дло Бейлиса до разбирательства въ суд? Какъ имъ не стыдно было предъ Европой, предъ всмъ міромъ выступать съ такимъ постыднымъ дломъ, выставлять на позорище всему міру нашу убогую гражданственность, ихъ собственную дикость, некультурность, ихъ внутреннюю политику? И потомъ: за два съ половиной года достаточно вскрылось отношеніе не еврейскихъ, а западно-европейскихъ и русскихъ широкихъ общественныхъ слоевъ къ длу Бейлиса,— какъ не предусмотрли созидатели этого несчастнаго дла того огромнаго возбужденія, великаго негодованія, которыя обнаружились во время процесса, какъ не учли они заблаговременно всхъ послдствій, вредныхъ прежде всего для правительства, гибельныхъ для самаго націоналистическаго курса? Какъ, наконецъ, та власть, отъ которой зависло направленіе дла Бейлиса, не усмотрла за два съ половиной года всей нищеты, всей немощи обвинительнаго матеріала и не обратила дло къ дослдованію, не прекратила, наконецъ, за несостоятельностью, врне, за отсутствіемъ, уликъ?
Есть одинъ отвтъ, почти одновременно прозвучавшій въ разныхъ кругахъ, въ разныхъ органахъ печати: ‘зарвались’… Не полный отвтъ. Да, это было непланомрное дйствіе: начиная, не думали о конц, а старались только начать. Здсь нельзя говорить о логик, тутъ была одна психологія, взрывъ злобы. Все это такъ, но на дло Бейлиса нельзя смотрть, какъ на изолированный фактъ, его можно понять только въ цпи другихъ смежныхъ фактовъ, установивши, чмъ сталъ за послднее десятилтіе для націоналистическихъ верховъ инородческій вопросъ вообще и еврейскій въ частности и въ особенности.
Люди должны были зарваться, должны были докатиться до конца, до предльной черты, до дла Бейлиса или чего-нибудь похожаго на дло Бейлиса.
Мн не хочется повторять того, что я писалъ въ октябрьской книжк ‘Русскаго Богатства’ о еврейскомъ вопрос, и я отмчу здсь лишь своеобразную, хотя и не формулированную, концепцію мысли, сложившуюся въ націоналистическихъ верхахъ за послднее время. Россія страдаетъ отъ инородческаго, въ особенности еврейскаго, засилья. Это засилье мшаетъ русскимъ людямъ жить въ Россіи и мирно, потихонечку заниматься устройствомъ своихъ русскихъ длъ. Это внутренній и вншній врагъ. Врод Батыева нашествія… Конечно, нельзя заниматься устроеніемъ и улучшеніемъ своей гражданственности, пока галлы у воротъ Рима, пока татары владютъ Россіей. Тутъ все дозволительно, тутъ.некогда заниматься внутренними длами, тутъ допустима пріостановка всхъ дйствующихъ въ мирное время законовъ, нарушеніе всего порядка жизни. Для извстныхъ круговъ, испугавшихся революціи, это было отвлеченіе народныхъ массъ отъ острыхъ вопросовъ русской дйствительности и оправданіе себя, своей дятельности оправданіе произвола и беззаконія.
Со стороны націоналистическій курсъ, въ связи съ разрушеніемъ общины, могъ производить впечатлніе довольно стройнаго плана. Съ одной стороны — разбить русскихъ гражданъ на дв враждебныя стны — инородцевъ и русскихъ, выдвинувши впередъ, какъ наиболе страшныхъ враговъ, евреевъ, а съ другой стороны — расколоть срединную, коренную деревенскую Россію, не знающую инородческаго вопроса и не вдающую объ еврейскомъ засиль, на два враждебныхъ лагеря,— общинниковъ и отрубниковъ, съ идеальной перспективой увидть въ будущемъ въ крестьянской Россіи только раздленныхъ и отдленныхъ, отрубленныхъ другъ отъ друга крестьянъ. И тмъ не мене и то, и другое не было планомрнымъ дйствіемъ, такъ какъ и въ томъ, и другомъ случа люди, начиная, не предусматривали конца и не учитывали всхъ послдствій. Тутъ также было мало логики и много психологіи,— впереди всего было стремленіе разбить, распылить массу русскихъ гражданъ, отвлечь ихъ вниманіе въ какую бы то ни было сторону отъ ршенія настойчивыхъ внутреннихъ вопросовъ, укрыться отъ смертельно напугавшей революціи.
А когда концепція сложилась и данъ былъ лозунгъ — утсняй евреевъ!— движеніе приняло стихійный характеръ. Тутъ безполезно разыскивать, кто кого инспирировалъ. Тутъ было взаимное внушеніе, тутъ были индивидуальныя карьеры большихъ и малыхъ людей, нчто врод спорта, кто кого перебжитъ, кто забжитъ дальше въ утсненіи евреевъ. Дло покатилось по инерціи, какъ катится снжный комъ, брошенный съ высокой горы, о которомъ не знаютъ бросившіе его, куда онъ докатится… И люди докатились до дла Бейлиса…
Отвтъ: ‘зарвались’,— неполный отвтъ, такъ какъ нужно добавить: не могли не зарваться, не могли не докатиться до чего-нибудь похожаго на дло Бейлиса, до конца, до предла, дальше чего некуда катиться.
Уже много было возведено обвиненій на евреевъ. Они создали русскую революцію, они захватили печать, банки, торговлю и промышленность, они создаютъ оппозиціонное настроеніе въ Россіи, они портятъ отношенія Россіи съ другими странами, они создаютъ непріятныя для Россіи международныя осложненія, они, наконецъ, соблазняютъ русскихъ интендантовъ брать взятки… Но всего этого мало было. Не вс слова были выговорены и договорены. Нужно было глубоко задть народное чувство, нужно было показать и доказать, что существованіе евреевъ въ Россія грозитъ страшными опасностями для русскихъ, что оно невозможно, недопустимо.
Нужно было выговорить послднее, предльное слово: евреи Употребляютъ христіанскую кровь…
И слово было выговорено. Не въ газет и не въ газетк, а выговорено на суд, офиціально, на всю Россію, на весь міръ.
Нужно ли перечислять вс мропріятія послдняго времени по утсненію евреевъ, по вытсненію ихъ изъ различныхъ областей русской жизни? Но всего этого было мало. Нужно было посадить на скамью подсудимыхъ весь еврейскій народъ, судить саму еврейскую религію. И это сдлали въ Кіев на процесс Бейлиса.
Такъ возникло дло Бейлиса. Конечно, сыграла извстную роль бшеная націоналистическая злоба, которая потушила разумъ людей, сыграла роль увренность націоналистовъ въ ихъ сил, во вліяніи на администрацію и судебное вдомство, увренность, что ихъ воля и желаніе гораздо важне и внушительне, чмъ обвинительный матеріалъ, какъ бы слабъ онъ ни былъ. Не даромъ меня увряли въ Кіев даже наканун вынесенія приговора, что въ кіевскихъ судебныхъ сферахъ непоколебимо уврены въ обвинительномъ приговор…
А за стнами кіевскаго окружного суда происходилъ другой великій судъ,— въ томъ же Кіев, во всей Россіи, въ западной Европ, во всемъ мір. Такой же детальный, такой же напряженный, только боле объективный, только боле справедливый судъ… Обвинительный актъ, развертывавшееся судебное слдствіе, показанія отдльныхъ свидтелей, въ особенности появленіе въ самой зал суда Вры Чеберякъ, Сингаевсклго и Рудзппекаго передавалось немедленно тысячами словъ во вс углы Россіи, во вс концы міра.
Тамъ судъ иначе шелъ, чмъ въ зал кіевскаго окружного суда. Тамъ скоро, уже по одному обвинительному акту оправдали Бейлиса, отвергли ритуалъ, освободили отъ скамьи подсудимыхъ еврейскій народъ и еврейскую религію и очень рано начали судить создателей и вдохновителей дла Бейлиса, предварительное слдствіе, въ особенности его машкевичевскую стадію, судить казенныхъ экспертовъ, судить все обвиненіе.
Если въ суд, происходившемъ въ кіевскомъ зал, были особенности, не встрчавшіяся въ русскихъ окружныхъ судахъ, то были особенности, быть можетъ, еще боле знаменательныя, и въ тхъ отзвукахъ, которые возбудило дло Бейлиса за предлами суда. Я по буду говорить о заграничныхъ отзвукахъ,— тамъ иначе преломлялось дло Бейлиса, не совсмъ т же будило чувства и мысли,— я хочу говорить только о тхъ отзвукахъ, которые нашло дло Бейлиса въ широкой Россіи, И думаю, не ошибусь, сказавши, что не было за время существованія гласнаго суда другого дла которое въ.такой степени сконцентрировало бы, приковало бы къ себ вниманіе широкихъ слоевъ,— можно сказать безъ преувеличенья, всей Россіи.
Страшно выросъ тиражъ газетъ. На юг,— мн лично извстны случаи,— мстами онъ увеличился втрое противъ обычнаго. Конечно, это можно объяснить огромной заинтересованностью еврейскаго населенія, но онъ, насколько мн извстно, на 12—15 процентовъ выросъ и въ коренной Россіи. Достаточно взглянуть номера газетъ, обслуживавшихъ коренное великорусское населеніе,— огромные столбцы телеграммъ, статей и всякихъ сообщеній и заявленіи, чтобы видть, какъ захвачена была дломъ Бейлиса коренная Россія, гд смшно говорить объ ‘еврейской агитаціи’. ‘Отдлъ Бейлиса’ раздвинулъ вс обычные отдлы газетъ, занялъ доминирующее положеніе, измнилъ самый видъ газеты. Дло Бейлиса отодвинуло вс внутреннія и вншнія дла Россіи.
А вдь за мсяцъ процесса Бейлиса русская дйствительность развертывалась обычнымъ темпомъ, ставшимъ сенсаціоннымъ за весь послдній годъ,— не останавливались произволъ и насиліе, все развертывалъ Кассо свою дятельность попасти разрушенія народнаго просвщенія, вспыхивали широко стачки рабочихъ, закрывались собранія и союзы, распускались създы. Были за это время катастрофическіе факты,— давно небывалыя желзнодорожныя крушенія, которыя въ другое время надолго и широко привлекли бы къ себ вниманіе общества. Наконецъ, все дымились Балканы, все грозныя всти неслись оттуда, на волоск висла война Турціи съ Греціей.— дло Бейлиса отодвинуло вс злободневные вопросы, обыватель, развертывая газету, искалъ глазами не извстій о новыхъ требованіяхъ Турціи и о новыхъ ковахъ Австріи, не новыхъ подробностей желзнодорожной катастрофы, а прежде всего извстій о дл Бейлиса, что говорятъ Пр.тпайтисъ и Сикорскій, Вра Чеберякъ и Сингаевскій и Рудзинскій, что показываютъ свидтели, какъ развертывается судебное слдствіе. Повторяю, я не знаю еще. не могу вспомнить другого процесса, который до такой степени захватилъ бы широкую Россію, держалъ бы цлый мсяцъ русскихъ гражданъ въ такомъ напряженномъ волненіи.
Чмъ объяснить это? Жалостью къ Бейлису, невинно просидвшему 2 1/2 года, которому, неизвстно за что угрожала каторга? Да, была жалость… Но вдь русскіе граждане за восемь лтъ, протекшихъ съ революціи, успли насмотрться на безконечно боле жестокія ‘сидніи’, они видли и знали, какъ и за что присуждались къ каторг русскіе граждане,— даже депутаты 2-й Государственной Думы. Жалостью къ еврейскому народу въ цломъ, къ неправд, которую чинятъ надъ нимъ? Но вдь эта неправда началась не со вчерашняго дня, и, кто хотлъ, долженъ былъ раньше жалть еврейскій народъ,— чего-чего, какихъ мучительствъ и издвательствъ надъ еврейскимъ народомъ не насмотрлись и не наслушались за эти же восемь лтъ русскіе граждане? Можетъ быть, подйствовали ’20-й вкъ, прогрессъ и цивилизація’, что обыкновенно приводится въ подобныхъ дикихъ случаяхъ? Но въ 20-мъ вк мы, русскіе, имемъ военный судъ, продолжающійся восемь лтъ, успвшій казнить (кажется) 3 тысячи человкъ, въ 20-мъ вк у насъ были многочисленныя газетныя извстія о пыткахъ, настоящихъ пыткахъ въ тюрьмахъ, извстія о режим для политическихъ преступниковъ въ каторжныхъ тюрьмахъ, въ 20-мъ вк мы насмотрлись у насъ въ Россіи на многое, что такъ же мало согласуется съ 20-мъ вкомъ, какъ и обвиненіе цлаго народа въ ритуальныхъ убійствахъ.
Не этимъ… по крайней мр, не однимъ этимъ объясняется необычайный интересъ къ длу Бейлиса. А тмъ, что націонализмъ выговорилъ и договорилъ въ этомъ дл свои послднія, заключительныя слова, что онъ вскрылся, обнажился весь и вскрылось, что несетъ онъ Россіи.
Лозунгъ, съ какимъ онъ вошелъ въ русскую жизнь шесть-семь лтъ назадъ,— ‘Россія для русскихъ’ — былъ довольно равнодушно встрченъ русской публикой. Это насъ не касается… Это имъ, а не намъ будетъ вредно… А, можетъ быть, были и благожелательные люди, недурные люди, которые въ тайникахъ души думали: — И вообще не вредно… Просторне жить будетъ!
А теперь вотъ вскрылось, что націонализмъ песетъ намъ, русскимъ, на что посягаетъ онъ… Русскіе люди никогда не врили правд, добываемой военными судами, никогда не звучали авторитетно въ его сознаніи приговоры судебной палаты съ сословными представителями,— теперь русскіе люди увидли, что націонализмъ подошелъ къ основному устою русской жизни, къ суду присяжныхъ,— подошелъ, чтобы подчинить его своимъ партійнымъ, классовымъ, врне, сословнымъ интересамъ, чтобы сдлать его рабомъ своего обороненія и обереженія, орудіемъ своей злобы.
Тутъ дло шло уже не о борьб съ революціей, не о такъ называемомъ успокоеніи, даже не о мести личнымъ врагамъ, — шло дло объ установленіи нормы жизни, о приспособленіи русскаго суда къ повседневнымъ, къ обиходнымъ своимъ потребностямъ.
Повидимому, русскіе граждане поняли, наконецъ, что еврейскій вопросъ не только еврейскій, но и общерусскій, что неправда и зло, вскрывшіяся на процесс Бейлиса, есть общерусскія неправда и зло. Поняли, что нельзя быть равнодушными посторонними зрителями, поняли, что русскій націонализмъ есть угроза всей русской гражданственности, поняли, какую безсудную, дикую, темную Россію готовитъ націонализмъ для русскихъ.
Есть еще, конечно, весьма существенное объясненіе тмъ отзвукамъ, которые вызвало въ русской жизни дло Бейлиса уменьшилось равнодушіе въ русскомъ обществ, повысилась чуткость русскихъ гражданъ къ явленіямъ русской жизни, выросло ихъ пониманіе этихъ явленій,— но это такая огромная тема, что я не могу касаться ея въ настоящей стать.
Дло Бейлиса не только обнажило истинную сущность націоналистическаго знамени, но и учло количество и качество людей, собравшихся подъ этимъ знаменемъ.
Уже съ первыхъ дней процесса Бейлиса проявилась особая черта и въ отношеніи къ длу русскаго общества. Не только интересъ, но и извстная активность, оказательство своего отношенія къ нему. Люди стали отмежевываться отъ какой бы то ни было прикосновенности къ длу Бейлиса. Появились статьи извстныхъ профессоровъ, людей науки, до этого случая ничмъ не проявлявшихъ своихъ лвыхъ мнній и своей связанности съ политикой, а теперь протестовавшихъ противъ ненаучной, политической экспертизы кіевскихъ казенныхъ экспертовъ Оболонскаго, Труханова, Косоротова и Сикорскаго. Цлыя медицинскія общества выражали свое негодованіе противъ вторженія политики въ науку, противъ поношенія и поруганія русской медицинской науки. Отзывались съ протестомъ не только учащаяся молодежь и адвокатура, но и рабочіе кружки, и взрослые люди изъ общества разныхъ слоевъ, разныхъ профессій. Посылались привтствія защитникамъ изъ коренной Россіи, изъ Костромы, съ Волги, отъ русскихъ людей разныхъ слоевъ.
Процессъ Бейлиса былъ не только легкомысленнымъ, онъ былъ еще циниченъ… Тамъ все было голо, обнаженно, неприкровенно,— то, съ чмъ шелъ націонализмъ на дло Бейлиса. И, вроятно, только этимъ можно объяснить отмежеваніе отъ постановки дла Бейлиса не только либеральныхъ и радикальныхъ людей и не только среднихъ русскихъ обывателей, которые уже самымъ выступленіемъ противъ дла Бейлиса регистрируются правой печатью, какъ лвые и жидомасоны, но и несомннно правыхъ людей, или, по крайней, мр тхъ, кого русское общество имло основаніе причислять къ правымъ партіямъ.
Кто только не отмежевывался за мсяцъ процесса отъ моральнаго соучастія въ немъ! Кто только не считалъ постыднымъ быть ваподозрннымъ въ обвиненіи цлаго еврейскаго народа, въ признаніи дикой легенды объ употребленіи евреями христіанской крови! Семь или восемь епископовъ, много священниковъ, члены Государственнаго Совта въ той или иной мр высказывались за невиновность Бейлиса и противъ легенды объ употребленіи евреями христіанской крови. Кто же остался тамъ, на сторон ритуалистовъ? Да ‘Новое Время’, ‘Земщина’, ‘Русское Знамя’, ‘Двуглавый Орелъ’ и иже съ ними.
На ‘Двуглавомъ орл’ можно было въ особенности ярко наблюдать, кто и сколько народа стоитъ на версіи Ющинскій — Бейлисъ, Ющинскій — ритуалъ. Въ то время, въ самый разгаръ процесса, когда мстныя газеты расходились въ десяткахъ тысячъ экземпляровъ, ‘Двуглавый Орелъ’,— единственный органъ, проводившій неуклонно и систематически версію объ убійств Ющинскаго евреями,— выходилъ въ немногихъ сотняхъ экземпляровъ, выходилъ разъ въ два дня, разъ въ три дня, облзлый, жалкій, малограмотный, какъ бываютъ малограмотны гимназисты младшихъ классовъ. И было смшно и жалостно смотрть, какъ мальчишки наполняли первую страницу телеграммами провинціальныхъ монархическихъ обществъ, мудреныхъ обществъ, о которыхъ въ обычное время слыхомъ не слыхать, какъ они поднимались на носки, озаглавливали свои статьи огромными буквами: ‘Слышишь-ли Россія?’. Россія не слышала, а Кіевъ смялся.
Нужно думать, не больше было читателей и у ‘Русскаго Знамени’ и ‘Земщины’,— съ такими великими трудностями приходилось мн добывать ихъ въ Кіев.
Размежеваніе по націоналистическому признаку давно идетъ въ Россіи, по за мсяцъ процесса Бейлиса, это размежеваніе обозначилось ярче и рзче,— и скудны и убоги оказались рады націоналистовъ…
Въ настоящее время трудно даже приблизительно оцпить все значеніе, которое имло и будетъ имть дло Бейлиса для Россіи, не пришло еще время подводить итоги, по теперь уже, судя по тому возбужденію, которое оно вызвало во всей Россіи, можно сказать, что дло Бейлиса будетъ своего рода перевальнымъ пунктомъ,— по крайней мр, въ одной области русской жизни. Потерплъ крушеніе русскій націонализмъ… Именно тмъ, что онъ весь обнаружился, перешелъ грань разума, грань срама, что онъ договорилъ свои послднія слова. Та яма, которую онъ копалъ для евреевъ, будетъ ямой для него, въ которую онъ свалится. Слишкомъ осрамилъ онъ себя,— все поставилъ на карту и карта была бита. ‘Сорвалось’ не въ этотъ только разъ, по сорвалось и на будущее время.
Понесетъ ущербъ не одинъ націонализмъ… Да, размежеваніе происходило по націоналистическому признаку,— а есть, конечно, въ Россіи и другія разграничительныя линіи, напримръ, манифестъ 17-го октября,— по дло въ томъ, что эти дв главныхъ разграничительныхъ линіи почти совпадаютъ,— до такой степени, что по отношенію отдльнаго человка или цлой группы къ еврейскому вопросу вы можете уже заключить объ отношеніи даннаго лица или группы къ манифесту 17-го октября и наоборотъ. Націонализмъ до такой степени сплелся и переплелся со всей внутренней политикой, до такой степени пропиталъ ее, что ударъ по одному концу непремнно будетъ ударомъ и по другому концу. Убытокъ, понесенный націонализмомъ, будетъ убыткомъ и для всего курса теперешней внутренней политики, и отмежеваніе широкихъ слоенъ русскаго общества отъ дла Бейлиса и отъ русскаго націонализма будетъ уходомъ отъ всей реакціи, отъ правительственной политики,— мн нечего добавлять — уходомъ, начавшимся не со вчерашняго дня и не только по случаю дла Бейлиса.
Я не хочу сказать этимъ, что націоналистическая волна вотъ сейчасъ схлынетъ и исчезнетъ изъ поля зрнія. Случается, что люди не сразу чувствуютъ боль отъ удара, который получили, и кром того тмъ сферамъ и кругамъ, гд культивируется націонализмъ и антисемитизмъ, некуда больше дться, разъ они отрицаютъ манифестъ 17-го октября. Можно допустить даже, что націоналистическая волна вздуется временно выше и станетъ свирпе.
И отчасти мы наблюдаемъ это сейчасъ. Люди почувствовали боль, но еще не всю боль и даже стараются показать, что они не получили удара, а наоборотъ нанесли ударъ. И пунктъ объ изуврств, отнесенный во второй вопросъ,— какое несчастіе или какая ошибка!— и отвергнутый присяжными, они переносятъ въ первый вопросъ и хотятъ показать, что разъ доказало ‘въ усадьб Зайцева’, то доказало и все остальное,— и изуврство, и ритуалъ. И въ той аргументаціи, которой они стараются объяснить случившуюся съ ними непріятность, чувствуется еще не отчаяніе, а какая-то — какъ бы сказать — свирпая растерянность. Подкупъ. Евреи подкупили. Всхъ подкупили, офиціальныхъ разслдователей, защитниковъ, газеты, писателей, журналистовъ,— не евреевъ, конечно, — что ихъ подкупать!— а русскихъ писателей-журналистовъ, брошено обвиненіе въ подкуп и присяжнымъ засдателямъ. Пусть они и сами,— т, которые говорятъ о подкуп, не врятъ въ то, что говорятъ,— но что же имъ больше длать? Не сознаться же, что они получили ударъ, что правда, хотя и съ величайшими трудностями, восторжествовала въ дл Бейлиса! Можетъ быть, кто-нибудь и повритъ въ клевету?..
Да, тотчасъ же по окончаніи дла Бейлиса, въ газетахъ появились слухи о наградахъ и повышеніяхъ, предстоящихъ Чаплинскому, Випперу, Болдыреву — какъ же не наградить? Былъ, кажется, устроенъ обдъ Випперу, приносили поздравленія, какъ побдителямъ, Шмакову и Замысловскому, но, конечно, промежду себя можно имть побдительный видъ, а со стороны лица побдителей кажутся не столь ясными и неомраченными. За всми этими торжествами и награжденіями чувствуется несомннный провалъ націонализма именно въ ту яму, которую онъ копалъ еврейству.
И нужно думать, что фраза экспансивнаго Пуришкевича, если она врно передана въ газетахъ: ‘намъ наплевали въ лицо’, точне и врне передаетъ самочувствіе побдителей.
Я повторяю, что можно допустить временное судорожное вздутіе націоналистической волны, но начало конца ея чувствуется уже въ настоящее время. И больше того. Судя по тому, что націоналисты продолжаютъ зарываться, можно сказать, что они сами употребляютъ вс усилія для того, чтобы окончательно дискредитировать свою собственную идею, углубить провалъ.
Мы видли, какъ они съ легкимъ сердцемъ перешагнули черезъ Священное Писаніе, — теперь они собираются строить часовню надъ могилою Ющинскаго, сдлать изъ нея священное мсто. Сборъ, съ доклада Замысловскаго въ дворянскомъ собраніи поступитъ на устройство часовни. ‘Новое Время’ гостепріимно открыло свои двери для пріема пожертвованій… Вдаютъ ли они, что творятъ? Да, мысль понятна,— исправить и дополнить дефекты приговора присяжныхъ засдателей, установить отвергнутый ритуалъ, создать нчто, что и на будущее время указывало бы русскимъ лукьяновцамъ на евреевъ, на зайцевскія усадьбы.
Все это такъ… Но кто канонизируетъ новаго святого? Да опять-таки мальчишки изъ Двуглаваго Орла… Вдь они первые въ своемъ объявленіи о панихидахъ по Ющинскомъ въ день вынесенія приговора звали православныхъ христіанъ помолиться о причисленіи Ющинскаго къ лику святыхъ… Повидимому, иниціатива сооруженія часовни исходитъ отъ тхъ же двуглавцевъ, отъ того же неизбжнаго студента Голубева…
Но что, если Лукьяновна, гд будетъ воздвигнута часовня, кіевская Лукьяновна, знающая или думающая, что знаетъ, кто убійцы Ющинскаго, скажетъ: это Чеберячка съ Сингаевскимъ и Рудзинскимъ произвели Ющинскаго въ святые? Что, если въ широкихъ слояхъ православной Россіи, въ народ распространится слухъ о новомъ святомъ и узнаютъ люди, кто, кмъ и какъ произведенъ въ святые, если узнаютъ, что ложь и обманъзаложены, какъ фундаментъ, подъ эту часовню? Если лукьяновцы будутъ разъяснять всмъ свою версію объ убійств Ющинскаго,— какъ отразится это на отношеніи народа къ церкви православной, если она уступитъ и канонизируетъ новаго святого, новаго отрока Гавріила?
И слово ‘подкупъ’ нужно было бы осторожне, бережне употреблять. Въ особенности подкупъ присяжныхъ засдателей, подкупъ полиціи, разныхъ должностныхъ лицъ, какой бы то ни былъ подкупъ, чмъ бы то ни было подкупъ…
Конечно, легче и свободне говорить о подкуп печати и писателей, но и это нужно длать осторожне, оглядываючись. Вдругъ предъ читателемъ встанетъ общій вопросъ о томъ, когда и кмъ и какіе органы печати стали подкупаться въ Россіи, кто изъ писателей такъ или иначе купленъ, вдругъ читатели вспомнятъ о темныхъ деньгахъ, о явныхъ и тайныхъ субсидіяхъ, о связанности нкоторыхъ органовъ печати съ банками, съ торгово-промышленными предпріятіями, вдругъ читатели оглянутся, откуда раздаются націоналистическіе возгласы? Такъ называемой лвой печати и лвымъ писателямъ отъ этого ничего не сдлается, а себ — убытокъ и большая непріятность. Не слдовало…
Я говорилъ, что теперь трудно еще учитывать все значеніе дла Бейлиса для русской жизни. Быть можетъ, нужно сказать, что дло Бейлиса кончилось, а дло объ убійств Ющинскаго только начинается. Возможно, что его потушатъ, но, можетъ, оно сразу вспыхнетъ необыкновенно яркимъ свтомъ. Все время на процесс Бейлиса было ощущеніе, что вотъ произойдетъ сейчасъ катастрофа,— кто-то явится въ судъ и скажетъ: вотъ какъ было дло, вотъ гд правда. Это ощущеніе не кончилось и сейчасъ и катастрофа возможна всякую минуту. Вотъ уже скоро будетъ разбираться новое дло въ связи съ дломъ Бейлиса, обвиненіе Шульгина и ‘Кіевлянина’, если его во время такъ или иначе не потушатъ… Можетъ быть, встанутъ и другія дла и, можетъ быть, запутанный клубокъ будетъ развертываться и развернется.
Не слдуетъ націоналистамъ имть слишкомъ побдоносный видъ. Нужно побаиваться, быть осторожне…
Нкоторые результаты дла Бейлиса уже успли явственно вскрыться,— и прежде всего въ Кіев. То, что происходило въ Кіев за мсяцъ процесса, интересно и само до себ,— на мст все ясне, видне,— подкладка, детали, интимныя подробности, а кром того отношеніе кіевскаго населенія къ длу Бейлиса является схемой, отраженіемъ въ маломъ, но концентрированномъ вид того, что происходило и во всей Россіи. И именно въ Кіев приходилось наблюдать воочію размежеваніе общественныхъ группъ соотвтственно ихъ отношенію къ длу Бейлиса. И въ верхахъ, и въ низахъ.
Оно происходило, вроятно, и до начала процесса, но явственно и демонстративно встало тотчасъ же посл начала процесса. Появилась извстная статья ‘Кіевлянина’… Строго говоря, ‘Кіевлянинъ’ отмежевывался въ ней только отъ дла Бейлиса и, наоборотъ, подчеркивалъ свою націоналистическую, врне, антисемитскую линію,— и тмъ не мене въ Кіев статья произвела впечатлніе грома при ясномъ неб,— въ тхъ слояхъ, которые обслуживалъ ‘Кіевлянинъ’. И скоро прозвучало слово о подкуп Шульгина, скоро появилось въ газет извстіе, что правильные люди Кіева навсегда открещиваются отъ солидарности съ подкупленнымъ евреями ‘Кіевляниномъ’ и собираютъ деньги, чтобы съ новаго года начать въ Кіев свою большую правильную газету.
И я понимаю это… Въ указанной стать были совершенно неподходящія слова объ уваженіи къ закону, о береженіи Судебныхъ Уставовъ, о средствахъ, которыя дозволительны и которыя недозволительны. И правы съ своей точки зрнія т, которые сразу обрушились на Шульгина.
Русскій націонализмъ или, врне, то, что теперь разумется подъ этимъ словомъ въ Россіи, нужно принимать или весь, въ его голомъ, обнаженномъ вид, съ его презрніемъ къ законности, къ порядочности, къ обыкновенному приличію,— и въ особенности съ его послднимъ договореннымъ словомъ о ритуал, объ употребленіи евреями христіанской крови,— или не принимать вовсе. Шульгинъ не принялъ только послдняго договореннаго слова и потому вчерашній другъ и союзникъ — врагъ, подкупленный евреями.
Я не знаю, создастся-ли въ Кіев новый ‘Кіевлянинъ’ или просто ‘Двуглавый Орелъ’, какъ онъ недавно объявилъ, будетъ выходить съ новаго года ежедневно, но смута въ націоналистическихъ верхахъ кіевской области несомннна и мн думается, что и самъ Шульгинъ не предусматривалъ размровъ смуты, которую онъ внесъ. Но собраннымъ мною свдніямъ,— собраннымъ не въ либеральныхъ, а въ консервативныхъ кругахъ,— не смотря на яростныя нападки ‘Земщины’ и ‘Двуглаваго Орла’, значительная часть постоянныхъ подписчиковъ и читателей ‘Кіевлянина’ въ общемъ одобрили выступленіе ‘Кіевлянина’ и не уйдутъ отъ него въ новую газету.
Еще интересне и характерне было то, что развертывалось въ низахъ. Правда, и съ начала процесса, къ моему искреннему удивленію, я не встртилъ въ низахъ, случайныхъ низахъ, съ которыми мн приходилось сталкиваться, и не почувствовалъ въ лукьяновскихъ людяхъ, являвшихся на судъ въ качеств свидтелей,— того, что я ожидалъ встртить,— ни озлобленія и ненависти къ Бейлису, ни прямой убжденности въ ритуальномъ характер убійства Ющинскаго. Но было неопредленное, сумрачное отношеніе къ длу. Это отношеніе быстро опредлилось. По мр того, какъ развертывалось судебное слдствіе, стали больше жалть Бейлиса, стали боле опредленно говорить о Чеберячк, а потомъ смяться начали, по-настоящему смяться,— и надъ ритуаломъ, и надъ обвинителями, и надъ всей постройкой дла Бейлиса. Скоро выяснилось, что Лукьяновна въ цломъ давно, до суда, отмежевалась отъ версіи: Ющинскій — Бейлисъ — ритуалъ и совершенно опредленно приняла другую версію. Опредленно выяснилось отношеніе къ Бейлису во время перваго осмотра мстности судомъ, когда Лукьяновка встртила Бейлиса демонстративно ласково и благожелательно, какъ добраго сосда, какъ желаннаго и жданнаго гостя, и окончательно вскрылось, когда былъ вынесенъ оправдательный приговоръ.
Люди, пережившіе этотъ вечеръ въ Кіев, вроятно, долго не забудутъ его. Кіевъ словно вздохнулъ огромнымъ вздохомъ, какъ вздыхаютъ люди, освободившіеся отъ страшной тяжести. Была великая радость въ Кіев,— радовались не только евреи, радовался русскій Кіевъ, православный Кіевъ,— обнимались на улиц русскіе съ русскими и русскіе съ евреями,— была ‘пасхальная ночь’, какъ бросилъ кто-то вщее слово.
А потомъ началось паломничество къ Бейлису. Являлись не только газетные люди и всякіе интервьюеры, не только сосди по Лукьяновк, приходившіе поздравить Бейлиса,— приходили незнакомые люди, русскіе люди, какъ сообщаютъ кіевскія газеты. Пришла базарная торговка съ корзиной яблокъ, очевидно, съ работы и долго сидла въ углу, все неотрывно смотрла на Бейлиса, и все вздыхала, и молча пожертвовала Бейлису два яблока изъ своей корзины. Пришелъ русскій рабочій, тоже незнакомый, и сталъ говорить неуклюжія застнчивыя слова о своей радости, о жалости къ нему, Бейлису,— пришелъ, чтобы обняться и расцловаться съ Бейлисомъ. Пришелъ православный батюшка, чтобы сказать, что Онъ и семья его все время молились за него, Бейлиса…
Результаты получились, думаю, неожиданные для тхъ, кто создавалъ дло Бейлиса. Смута пошла по кіевской области, но не та и но въ томъ направленіи, какого желали и ждали устроители дла. Происходило тамъ, въ кіевскихъ низахъ, отмежеваніе не только отъ офиціальной версіи убійства Ющинскаго, не только отъ злобныхъ людей, нашептывающихъ низамъ злыя слова объ евреяхъ, по происходило и отмежеваніе отъ самой легенды объ употребленіи евреями христіанской крови. Вмсто того, чтобы оживить, влить новую кровь въ старую, дремучую, умиравшую легенду,— люди, если не разрушили ее, то надолго потушили.
Не слдуетъ будить, вскрывать при свт благо дня старыя, мрачныя легенды… Было бы умне для тхъ, кто желаетъ сохранить темную сказку,— оставить ее въ туман древнихъ сказаній и не выносить въ залъ окружнаго суда, хотя бы и кіевскаго. Мирно спала бы она, время отъ времени грезилась бы людямъ и можно было бы при подходящемъ случа разбудить ее, нашептать о ней людямъ потихоньку, шопотомъ,— а теперь легенда обнажилась, сказана громко и самое страшное оружіе встало противъ нея. Смяться стали люди.
Психологія толпы дло мудреное и простое. Она падка до темныхъ слуховъ, до всякихъ ужасовъ, до мрачныхъ легендъ, до сенсаціонныхъ извстій и она же сама первая отшатывается и смется, когда чортъ, производившій дебоши въ необитаемомъ дом, окажется подзаборнымъ мальчишкой,— смется надъ собой, надъ тми, кто первый поврилъ, кто распространилъ слухъ о чорт.
Легенда объ употребленіи евреями христіанской крови чужда Великороссіи, коренной Россіи, но она не чужда кіевской области. Изъ западной Европы, изъ католическаго міра чрезъ Польшу проникла она въ Украину. Проникла поздно и не успла ни создать традицій, ни вызвать средневковыхъ процессовъ, по жила тамъ, какъ темный слухъ, какъ неразбуженный сонъ. И низы городовъ и деревень кіевской области не то, чтобы врили въ легенду, но у нихъ не было увренности въ ея неправд. Они знали только, что ежегодно бываетъ Пасха у евреевъ, живущихъ среди нихъ, русскихъ, бокъ о бокъ съ ними, и не встрчались случаи, чтобы погибали русскіе мальчики передъ Пасхой еврейской. Они знали только, какъ объяснялъ одинъ изъ присяжныхъ засдателей по длу Бейлиса своему вагонному спутнику {‘Русскія Вдомости’, No 262.}, что наши евреи этого не длаютъ и не длали. Мы вдь ихъ хорошо знаемъ, съ ними живемъ отъ ддовъ и праддовъ. Но не было у нихъ основаній говорить и думать, что вообще этого не бываетъ, что легенда лживая…
Строго говоря, такое же отношеніе къ легенд было — мн лично извстно — и у нкоторыхъ культурныхъ, интеллигентныхъ людей, ненасыщенныхъ націонализмомъ и присущей ему злобностью. Они останавливались въ недоумніи передъ легендой и раздумчиво говорили,— у насъ же, русскихъ, есть хлысты и скопцы, случалось же, что вытапливали свчи изъ жира мертвыхъ людей, писали, что есть красная смерть у бгуновъ,— почему же и не быть какой-нибудь изуврской сект у нихъ, у евреевъ, у всхъ этихъ какихъ-то цадиковъ, хасидовъ? Почему не быть основанію для изуврскихъ проявленій во всхъ этихъ темныхъ Талмудахъ, Зогарахъ, Каббалахъ?..
И вотъ легенда въ первый разъ судилась въ Россіи въ гласномъ суд, при открытыхъ дверяхъ, съ обвинителями и защитниками, съ перекрестными допросами свидтелей, съ журналистами, которые жадно слдятъ, которые отмчаютъ каждое слово и разносятъ вс слова, прозвучавшія въ суд, по телеграфнымъ проволокамъ во вс уголки кіевской области, во вс концы Россіи… Хасиды оказались просто благочестивыми людьми, большими молитвенниками, чмъ другіе евреи, разъяснены цадики,— не опереточные, а вообще цадики, прочитаны на суд и Талмудъ, и Зогаръ, и Каббала, и не оказалось тамъ изуврскихъ мыслей и не утвердилась ими кровавая легенда.
А присяжные засдатели все слушали и хоть не вс ‘паньскія’ слова понимали, но, очевидно, поняли одно, что ничего врнаго о легенд ‘паны’ имъ не дали, не укрпили ее на суд. И присяжные отмтили прежде всего, какъ и можно было ожидать заране и что подтвердилъ тотъ же присяжный засдатель въ бесд со своимъ спутникомъ, что не пришелъ въ судъ утверждать легенду свой батюшка, ни одинъ православный священникъ, а привели откуда то-чужого священника, какого-то Пранайтиса, изъ чужой вры, католической. И несомннно окажется гибельнымъ для націоналистовъ и для легенды тотъ фактъ, который многими считался благопріятнымъ для обвиненія, что приговоръ по длу Бейлиса, оправдавшій Бейлиса и отвергнувшій изуврство, былъ вынесенъ не интеллигентными людьми, а людьми изъ низовъ Кіева и окрестныхъ мстъ.
Зарвались люди… Но ихъ ошибка, провалъ не въ томъ, что они плохо оборудовали дло, что присяжные засдатели оправдали Бейлиса и отвергли ритуалъ,— а въ самомъ факт вынесенія дремучей, заржаввшей легенды, съ Волкивной, какъ свидтельницей, на публичное обсужденіе. Существуютъ нкоторыя, чисто техническія условія, которыя длаютъ невозможнымъ публичное сужденіе по старымъ, темнымъ легендамъ. Нельзя сейчасъ въ Кіев при электричеств и трамваяхъ привлекать на судъ кіевскихъ дамъ по обвиненію въ летаніи на помел надъ Лысой Горой въ ночное время. Оправдаютъ присяжные,— всякій составъ,— а, главное, ритуалъ отвергнутъ. И Кіевъ смяться будетъ, какъ смялся онъ по поводу цадиковъ, пріхавшихъ изъ-за границы вытачивать кровь изъ Андрея Ющинскаго. Пусть иниціаторы дла Бейлиса попробуютъ сейчасъ или въ ближайшемъ будущемъ поднять въ Кіев новое дло объ употребленіи евреями христіанской крови — смхъ одинъ выйдетъ: а!— скажетъ ^Кіевъ,— опять дло Бейлиса!
Не слдовало поднимать дла… Въ ихъ собственныхъ интересахъ не слдовало.
Срамъ… Можно не соглашаться съ тмъ кіевскимъ человкомъ, который тысячу лтъ назадъ сказалъ: ‘Мертвые срама не имутъ…’ Но живые-то люди срамъ, несомннно, имутъ. И вотъ люди напустили сраму на всю Россію и сами подучили срама полной мрой. Можно думать, что теперешній русскій націонализмъ, и когда будетъ мертвый, не очистится отъ срама, которымъ покрылъ себя. А онъ будетъ мертвый…