Современное искусство, Ремезов Митрофан Нилович, Год: 1892 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 12 минут(ы)

СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО.

(Малый театръ: Сверные богатыри, драма въ 4-хъ дйств. Генриха Ибсена, перев. Н. Мировича, Теща, драма въ 5-ти дйств. Жоржа Онэ, перев. К. А. Тарновскаго и Э. Э. Матерна.— Театръ Корша: Кайсаровы, пьеса въ 4-хъ дйств. Влад. Александрова).

Въ январ московская сцена и московская публика чествовали двухъ знаменитыхъ нашихъ артистокъ — Г. Н. едотову и Н. А. Никулину, по случаю исполнившагося тридцатилтія ихъ служенія искусству. Въ бенефисъ г-жи едотовой шла въ первый разъ четырехъактная драма Генриха Ибсена Сверные богатыри, въ перевод Н. Мировича. Появленію впервые произведенія норвежскаго драматурга на казенной сцен въ Москв предшествовала громкая извстность автора, съ сочиненіями котораго русская публика весьма мало знакома, несмотря на то, что первая драма Ибсена, Катилина, написана боле сорока лтъ назадъ. Генрихъ Ибсенъ родился въ март 1828 года и съ 1866 года, на основаніи постановленія стортинга, получаетъ пенсію за литературныя заслуги. Изъ этого одного ясно, какимъ большимъ значеніемъ пользуется этотъ писатель въ своемъ отечеств. Мы недостаточно знакомы съ норвежскою литературой, ни даже со многими произведеніями Ибсена для того, чтобы высказывать какія-либо общія сужденія объ этомъ драматург. Пускаться же въ оцнку недостаточно знакомаго намъ писателя съ чужихъ словъ хотя бы и очень компетентныхъ въ дл лицъ — не въ нашихъ обычаяхъ. А потому мы оставляемъ въ сторон знаменитость Ибсена и вс его литературныя заслуги и ограничимся здсь пока лишь разборомъ его драмы, виднной нами на сцен московскаго Малаго театра. Выборъ этой пьесы для ознакомленія русской публики съ современною скандинавскою драматургіей кажется намъ не совсмъ удачнымъ и представляется совершенно случайнымъ. Надо полагать, что не драмою Сверные богатыри пріобрлъ Ибсенъ то значеніе и славу, которыми онъ пользуется въ своемъ отечеств и въ нмецкихъ земляхъ. Весьма вроятно даже, что эта пьеса не могла увеличить блеска славы, заслуженной другими произведеніями автора. Ибсена такъ превозносили въ послднее время, что московская публика ожидала увидть въ его пьес нчто чуть ли не ‘шекспировское’, и публика осталась совершенно разочарованною, посмотрвши Сверныхъ богатырей, — не вся публика, разумется, ибо всегда надо исключать тхъ немногочисленныхъ зрителей, которые не смютъ или не умютъ ‘своесужденіе имть’, когда дло идетъ о знаменитостяхъ. Независимая же въ своихъ мнніяхъ часть московскаго общества осталась въ большомъ недоумніи относительно того, за что столь прославленъ норвежскій драматургъ, не преувеличена ли его репутація. Театральное управленіе (въ него мы теперь включаемъ, конечно, и самое крупное изъ его звеньевъ — новый литературно-театральный комитетъ) поступило бы много лучше, если бы для ‘дебюта’ Ибсена на московской казенной сцн выбрало одну изъ лучшихъ его пьесъ, одну изъ пьесъ ‘идейныхъ’. Въ драм Сверные богатыри,— весьма кровопролитной, сказать къ слову, — нтъ никакой идеи. Передланное для сцены съ нкоторыми измненіями стародавнее скандинавское сказаніе, ‘Эдда’ о Брунегильд и Зигфрид, даетъ намъ картину изъ жизни ‘викинговъ’, то-есть норманскихъ морскихъ разбойниковъ, своеобразныхъ героевъ, жившихъ грабежомъ прибрежныхъ странъ и проникавшихъ иногда въ весьма отдаленныя отъ Норвегіи страны, въ Италію, въ Грецію и въ Византію, въ качеств предводителей наемныхъ дружинъ. Основаніемъ конфликта, развертывающагося въ драм Ибсена, служитъ то обстоятельство, что два викинга, связанные узами неразрывной дружбы, Сигурдъ (г. Южинъ) и Гуннаръ (г. Ленскій), похищаютъ у викинга исландскаго Орнульфа (г. Рыбаковъ) двухъ дочерей-Дагви (г-жа Ермолова), родную дочь, и Іордасъ (г-жа едотова), дочь пріемную, отца которой когда-то убилъ Орнульфъ въ бою. Похищеніе двицъ было геройскимъ подвигомъ, по отношенію же къ Іордисъ — такимъ необычайнымъ подвигомъ, что совершившій его стяжалъ славу перваго богатыря и храбрйшаго изъ всхъ воиновъ своей страны: онъ убилъ огромнаго медвдя, прикованнаго на цпи у спальни красавицы. Іордисъ на пиру, которымъ Орнульфъ чествовалъ зазжихъ витязей, объявила, что будетъ женою лишь того воина, который войдетъ въ ея опочивальню, убивши страшнаго ея сторожа. Оба викинга пылали нжною страстью къ этой сильной дв свера, но Гуннаръ первый сказалъ объ этомъ своему другу Сигурду и попросилъ Сигурда помочь ему овладть, недоступною двицей. Сигурдъ счелъ нужнымъ скрыть отъ друга свою любовь къ той же красавиц, темною ночью убилъ медвдя, проникъ въ покой Іордисъ, получилъ отъ нея въ залогъ любви золотой обручъ съ ея руки, а потомъ, ловко смнившись Гуннаромъ, предоставилъ другу унести на его корабль обманутую невсту. Самъ же Сигурдъ,— за компанію, вроятно,— захватилъ себ въ жены нжную и мягкосердечную Дагни. Все это мы узнаемъ изъ разсказовъ, такъ какъ до начала драмы съ тхъ поръ прошло пять лтъ. Викингъ Сигурдъ, прозваный Храбрымъ, все это время воевалъ и геройствовалъ. А Гуннаръ почилъ на лаврахъ и мирно проживаетъ ‘богатымъ владльцемъ’ на Гельголанд, въ сверной Норвегіи. Одаренная геройскою душой, Іордисъ недовольна такою спокойною жизнью мужа и старается утишить свой гордый нравъ тмъ, что ея мужъ, убивши медвдя, совершилъ такой дивный подвигъ, который на вкъ укрпилъ за нимъ славу никмъ непревзойденнаго богатыря. Одновременное прибытіе на Гельголандъ стараго Орнульфа изъ Исландіи и храбраго Сигурда изъ Англіи нарушаетъ покой Іордисъ. По обычаямъ скандинавскимъ, похищенная женщина не можетъ почитаться законною женой до тхъ поръ, пока мужемъ не внесенъ за нее выкупъ. Храбрый Сигурдъ, при встрч съ Орнульфомъ, обмнивается съ нимъ нсколькими ударами мечей, остается побдителемъ, потомъ соглашается внести выкупъ за Дагни. Происходитъ примиреніе и закрпленіе родственнаго союза. Совсмъ иной оборотъ принимаетъ дло, когда доходитъ очередь до Гуннара и Іордисъ. Поводы къ распр усиливаются еще тмъ обстоятельствомъ, что Орнульфъ принялъ подъ свою защиту крестьянина Корэ (г. Васильевъ), враждующаго съ Гуннаромъ и, въ особенности, съ его женой. Гуннаръ былъ бы радъ все уладить мирно, но Іордисъ вступаетъ въ рзкія пререканія съ Орнульфомъ, который наноситъ гордой женщин тяжкое оскорбленіе, назвавши ее не законною женой, а наложницей. Затаивши жажду мести, Іордисъ приглашаетъ всхъ на пиръ. Оставшійся наедин съ женою Сигурдъ проситъ Дагни бросить въ море золотой обручъ, который онъ подарилъ ей и который она носитъ на рук. Сигурдъ открываетъ жен опасную тайну, разсказываетъ, какъ онъ, а не Гуннаръ, убилъ медвдя и какъ получилъ обручъ отъ Іордисъ, съ которою провелъ часть ночи въ ея опочивальн. Вспышку ревности Дагни викингъ успокоиваетъ словами, что въ эту ночь ‘между нимъ и красавицей лежалъ его мечъ’. Дагни не хочетъ разстаться съ первымъ даромъ мужа и общаетъ сохранить тайну, спрятать обручъ. Между тмъ, крестьянинъ Корэ узналъ, что Гуннаръ отослалъ на югъ своего маленькаго сына Эгиля, и съ толпою недовольныхъ крестьянъ отправляется выместить свою злобу на родителей убійствомъ ребенка. Орнульфъ спшно пускается слдомъ за ними съ своими шестью сыновьями, оставивши младшаго сына Торольфа съ Сигурдомъ.

Таковъ первый актъ, въ этомъ завязка драмы. По-скандинавски, можетъ быть, все это достаточно естественно и стррино, а по-нашему это не совсмъ такъ. Намъ кажется, что викингъ Сигурдъ Храбрый слишкомъ легко отказался отъ любимой двушки, поступилъ не совсмъ по-рыцарски, обманувши ее, да за одно уже и другую красавицу, Дагни, которую похитилъ, не любя. Не мене странно, чтобы не сказать — водевильно, и то, что Іордисъ, проведя часть ночи съ однимъ витяземъ, не узнала, хотя бы по голосу, подмны мужей и, какъ несмышленое дитя, поддалась обману. Очень удивительно, какъ эта дама не полюбопытствовала и не спросила Гуннара, что сталось съ ея первымъ даромъ — золотымъ обручемъ. А этотъ обручъ занимаетъ важное мсто въ ход пьесы: имъ Дагни доказываетъ потомъ, что не Гуннаръ совершилъ ‘великій’ подвигъ, которымъ столь похваляется Іоррсъ, и что храбрйшій изъ богатырей — Сигурдъ, мужъ Дагни. Вызванная умышленно женою Гуннара ссора кончается тмъ, что Гуннаръ убиваетъ Торольфа, Орнульфова сына. Въ ту же минуту является Орнульфъ и приноситъ сына Гуннара и Іордисъ, маленькаго Эгиля, котораго онъ спасъ посл жестокаго боя съ Корэ и его товарищами. Въ этомъ бою пали вс шесть сыновей Орнульфа. Корэ возвращается съ своими единомышленниками, грозитъ напасть на Гуннара и сжечь его домъ. Гуннаръ обращается за помощью къ сосдямъ, т отказываютъ ему въ помощи. Мы опять удивлены тмъ, что дружины доблестныхъ богатырей Сигурда и Орнульфа не могутъ справиться съ толпою крестьянъ.[Положимъ, Гуннаръ и Іордисъ во вражд съ вождями, только это уже и по-скандинавски выходитъ не стройно, ибо оставленіе викингомъ, хотя бы и враждующаго съ нимъ, викинга безъ помощи при такихъ обстоятельствахъ, равносильно предатель ству. Сначала викинги должны расколотить врага викинговъ, а потомъ могутъ разсчитаться между собою. Представьте себ не викинговъ X вка, а современныхъ, не богатырствующихъ франтовъ, дущихъ стрляться, представьте, что на экипажъ одного изъ нихъ нападаетъ толпа оборванцевъ. Неужели противникъ останется спокойнымъ зрителемъ и не бросится гвыручать того,’ кого онъ позоветъ черезъ пять минутъ къ барьеру? Гд же дружины Сигурда Храбраго и доблестнаго Орнульфа, что Гуннаръ вынужденъ умолять сосдей о защит отъ оборванцевъ? Гд доблесть викинговъ, гд сила ихъ и богатырство, что ничтожной горсти крестьянъ удается сжечь и разграбить усадьбу ‘свернаго богатыря’ Гуннара, какъ мы видимъ въ послднемъ дйствіи? Въ промежутокъ среди этихъ событій Сигурдъ объясняется съ Іордисъ, изъ объясненія явствуетъ, что они всегда любили другъ друга и не перестали любить. Іордисъ страстно уговариваетъ Сигурда оставить слабую и нжную Дагни, недостойную богатыря супругу, и взять ее, сильную духомъ Валькирію,— не въ жены, а въ подруги его геройскихъ подвиговъ. Вдохновляемый ею, онъ совершитъ столь славныя дла, что память о нихъ не умретъ во вки, сами же они, Сигурдъ и Іордисъ, вознесутся въ Валгалу и займутъ первыя мста на пиру боговъ. Сигурдъ не соглашается покинуть законную жену. Тогда Іордисъ стрляетъ въ него изъ лука и ранитъ на смерть, себя она тоже убьетъ и, хотя этимъ способомъ, соединится съ нимъ въ Валгал. Сигурдъ, умирая, говоритъ, что и этого не можетъ быть, такъ какъ онъ христіанинъ, и на томъ свт пути ихъ расходятся въ разныя стороны. Іордисъ бросается со скалы въ море. Въ оркестр — ‘скачка тней въ Валгалу’. Дагни плачетъ надъ Сигурдомъ, Орнульфъ съ Гуннаромъ собираюся отплыть въ Исландію. Занавсъ и всей исторіи конецъ. Передъ нами остается вопросъ: для чего намъ показывали Сверныхъ богатырей? Для ознакомленія московскихъ обывателей съ образцомъ скандинавской драматической литературы. Іы уже сказали, что для этого слдовала выбрать что-нибудь пообразцове, такъ какъ Сверные богатыри — къ драма. Въ пьес есть мста поэтическія, героическія, эпическія, и есть положенія драматическія, а драмы, все-таки, нтъ. Изъ взятаго авторомъ матеріала можно было сдлать и драму, и трагедію. Ни того, ни другаго Генрихъ Ибсенъ не сдлалъ и далъ лишь рядъ картинъ весьма различнаго достоинства, отъ высоко-художественныхъ до ничтожныхъ, изъ скандинавскаго быта за девятьсотъ лтъ до нашего времени. Весь тонъ пьесы, за исключеніемъ немногихъ сценъ, очень приподнятъ, въ общемъ выходитъ неестественно и томительно скучно. Интересъ зрителей ни на минуту не завлеченъ ни чьею-либо личностью, какъ характеромъ, ни положеніемъ дйствующихъ лицъ, такъ какъ характеры сразу опредлены съ первыхъ сценъ, развязка же всхъ положеній извстна заране потому, что извстны лица, трафаретно написанныя, и тотъ прямолинейный кодексъ, на основаніи котораго они должны дйствовать, не уклоняясь ни на шагъ въ сторону при какихъ бы то ни было обстоятельствахъ. Крайне тягучее и мрачное развитіе пьесы ни на минуту не прерывается введеніемъ элемента смягчающаго или комическаго, что считалъ столь необходимымъ Шекспиръ. Нервы зрителей не потрясаются, не волнуются, а только утомляются безъ напряженія однообразіемъ непрестаннаго ‘богатырствованія’ людей, весьма мало подходящихъ къ нашимъ представленіямъ о заправскихъ ‘богатыряхъ’. Самое убійство крупнаго медвдя является въ нашихъ глазахъ совсмъ не такимъ геройскимъ подвигомъ, который могъ бы увнчать побдителя вчнонеувядаемыми лаврами славы. И въ томъ, что Валькиріи подобная дама такъ носится съ этимъ медвдемъ, такъ кичится геройствомъ своего супруга, убившаго медвдя, на нашъ теперешній взглядъ оказывается извстная доля комизма. Сама же неумренно похваляющаяся этимъ ‘богатырская жена’ производитъ на насъ впечатлніе особы завистливой и хвастливой не по разуму. Вс эти герои и героини не возбуждаютъ въ насъ ни искры сочувствія, не вызываютъ ни самомалйшаго душевнаго движенія. А это потому, что въ нихъ самихъ-то нтъ души и нтъ жизни, а въ томъ, что они разыгрываютъ, нтъ никакой общечеловческой идеи. Такое же, какъ и въ публик, отсутствіе интереса къ изображаемымъ лицамъ, врне — фигурамъ, отражается и на игр артистовъ. Разыгрываютъ они эту пьесу съ обычнымъ вниманіемъ и тщательностью, но безъ малйшаго увлеченія. Она ихъ настолько же не затрогиваетъ за душу, какъ и всхъ зрителей. О такомъ исполненіи говорить не стоитъ. Самую постановку пьесы въ декоративномъ и костюмномъ отношеніи нельзя назвать удовлетворительной. Въ первомъ дйствіи, неизвстно зачмъ, намъ показывали полутора-аршинное сверное сіяніе въ три керосиновыхъ лампы, потомъ — ‘палаты Гуннара’ безъ потолка и съ костромъ посередин, опять-таки изъ керосиновыхъ лампъ, что отнюдь не служитъ къ украшенію, въ четвертомъ дйствіи пускали зарево пожара на дв кулисы въ то время, какъ все остальное было, попрежнему, объято сумракомъ сверной ночи. Мы слышали нсколько разъ свистъ бури и актеры говорили о бур, море же оставалось невозмутимо спокойнымъ. Г-жа Ермолова въ голубой ротонд на бломъ мху и въ такомъ же капюшончик, изъ-подъ котораго виднются блокурыя кудряшки, похожа на англійскую миссъ, пріхавшую къ театръ и ошибкой попавшую на сцену. На г-ж едотовой былъ костюмъ астролога, только безъ традиціоннаго островерхаго колпака, въ послднемъ же дйствіи… нтъ, изъ уваженія къ высокоталантливой артистк мы не станемъ говорить о ея костюн и о производимомъ имъ впечатлніи, умолчимъ также и о крайне неудачномъ подмн г-жи едотовой куклой, брошенной со скалы…

24 января, въ бенефисъ Н. А. Никулиной, дана была пяти-актная драма Жоржа Онэ Теща, въ перевод К. А. Тарновскаго и Э. Э. Матерна. Г-жа Никулина начала свою блестящую артистическую карьеру одновременно съ Г. Н. едотовой тридцать лтъ назадъ. Между дебютами обихъ знаменитыхъ артистокъ прошло около мсяца времени, если намъ не измняетъ память, и юбилейное торжество г-жи Никулиной должно бы приходиться на декабрь прошедшаго года. Причиною отсрочки бенефиса было непринятіе комитетомъ представленной бенефиціанткою пьесы, почему заслуженная артистка была поставлена въ необходимость взять старую драму, уже игранную подъ разными названіями на московскихъ сценахъ. Эта пьеса передлана Жоржемъ Онэ изъ его романа Serge Рапше. Въ перевод на русскій языкъ почему-то имя героя переиначено, онъ называется: ‘князь Сержъ Панни’. Весьма возможно, что найдено было неудобнымъ выставлять въ столь несимпатичномъ вид русскаго князя среди французской буржуазіи. Въ этомъ промотавшемся княз нтъ, впрочемъ, ничего исключительно русскаго. Какъ бы его ни называли, Панни или Панинъ, онъ — аристократъ космополитическій, одинъ изъ тхъ нестсняющихся средствами прожигателей жизни, которые во всякомъ обществ людей, живущихъ трудомъ, являются ‘знатными иностранцами’ и очаровываютъ богатыхъ купеческихъ дочекъ въ Москв, какъ и въ Париж. Потому-то драма Онэ, несмотря на иностранныя имена, понятна московской публик и затрогиваетъ зрителей за сердце. Жизнь того сорта промотавшихся аристократовъ и того круга богатыхъ коммерсантовъ, которые выведены въ драм Теща, почти одинакова въ Россіи, во Франціи и въ любой столиц Европы, и разнится боле отъ жизни иныхъ классовъ общества того же народа, чмъ отъ жизни биржевиковъ и финансистовъ чужой страны. Изъ этого своеобразнаго и везд одинаковаго міра торговли и спекуляціи авторъ беретъ трехъ представителей: Анну Девареннъ (г-жа Никулина), крпкую купеческую вдову, ведущую огромную торговлю, Эрсогга (г. Рыбаковъ), отчаяннаго спекулянта, раздлывающаго грандіозныя, но дутыя дла, и Деларю (г. Горевъ), честнаго работника-инженера. Князь Папни (г. Южинъ), ‘знатный иностранецъ’ въ этомъ обществ, влюбляетъ въ себя невсту инженера, Мишлину (г-жа Панова), дочь милліонерши Девареннъ, и женится на ней, причемъ ловко устраняетъ ея гувернантку или компаньонку Жанну (г-жа Ермолова), соблазненную имъ и потомъ усватанную за влюбленнаго въ нее капиталиста Кайроля (г. Ленскій). Сержу Панни нужны милліоны, чтобы наслаждаться жизнью, какъ ему хочется, но ему нужны еще и вс хорошенькія женщины, такъ какъ въ программ его наслажденій он занимаютъ чуть ли не первое мсто. Князь Панни запутывается и въ денежныхъ длахъ, и въ женскихъ, попадаетъ въ лапы афериста Эрсогга и оказывается участникомъ его грандіознаго мошенничества. Кайроль застаетъ его на любовномъ свиданіи съ своею женой Жанной. Любящая князя Сержа Шишлина узнаетъ обо всхъ негодяйствахъ мужа, но разлюбить его не можетъ, онъ же тиранитъ ее и не выпускаетъ изъ рукъ, чтобы этимъ способомъ тащить деньги съ тещи. Князю Сержу грозитъ судъ и позоръ. Г-жа Девареннъ говоритъ, что они, купцы, плебеи, въ такихъ случаяхъ топятся, вшаются, стрляются, и ему, аристократу, указываетъ на пистолетъ. Князь Панни — негодяй, съ душонкой слишкомъ мелкой для этого. Онъ возражаетъ тещ: ‘Если вы не хотите позора, то подкупайте слдователей, судей, присяжныхъ, и выручайте’. Для него все дло въ ршеніи суда, а никакъ не въ томъ, что доброе имя уже опозорено участіемъ его, князя, въ мошенническихъ длахъ биржеваго спекулянта. За измученную дочь, за осрамленную Жанну, за убитаго несчастьемъ Кайроля, за свое доброе ‘купеческое’ имя г-жа Деваренъ хватаетъ пистолетъ и, съ словами: ‘Суди же меня Богъ!’ — убиваетъ зятя. Явившимся арестовать его властямъ инженеръ Деларю объявляетъ, что князь застрлился. Пьеса написана стройно и эффектно, какъ умютъ писать французы. Все въ ней идетъ гладко, послдовательно и логично, характеры обрисованы и отдланы до тонкости, можно сказать — съ большимъ изяществомъ. Нсколько устарвшее и немного наивное противупоставленіе промотавшагося аристократа добродтельнымъ буржуа-милліонерамъ покрывается жизненностью сюжета, больтою искренностью въ его развитіи и яркостью красокъ, которыми блещетъ вся картина, написанная смлою и опытною рукой. Разыграна была драма такъ, какъ не часто намъ приходится видть даже на сцен Малаго театра, и поистин мастерская постановка пьесы такъ увлекательно дйствуетъ на зрителя, что недостатки произведенія французскаго писателя проскальзываютъ незамченными и, въ общемъ, получается превосходнйшее впечатлніе. Г-жа Никулина сдлала, конечно, очень смлый шагъ, перейдя отъ своего вполн опредленнаго амплуа на сильную драматическую роль въ такой пьес, какъ Теща. Но ‘смлымъ Богъ владетъ’,— и высокоталантливая артистка вышла съ большою честью изъ этого труднаго испытанія. Въ исполненіи г. Южина Сержъ Панни вышелъ лучше, чмъ онъ долженъ быть въ дйствительности. При вншней ‘корректности’, это человкъ во всхъ отношеніяхъ мелкій и дрянной, это — аристократически-дрессированный прохвостъ въ душ. А у г. Южина князь Сержъ оказывается просто неустойчивымъ человкомъ, крайне избалованнымъ и слишкомъ жаднымъ на наслажденія. Объ игр г-жи Ермоловой можно сказать только, что доведена она до величайшаго совершенства, какъ въ общемъ воспроизведеніи личности Жанны, такъ и въ удивительной отдлк малйшихъ деталей. Съ особеннымъ удовольствіемъ мы отмтимъ большіе успхи, сдланные г-жею Пановой. Она была прелестна нжностью и выдержанною искренностью тона, безукоризненною правдивостью въ передач всхъ страданій юной, наивно-любящей души,— затаеннаго горя, взрыва отчаянія и глубокой, покорной безнадежности молодой женщины, которая ‘все отдала’ и у которой въ жизни ничего не осталось, такъ какъ все дорогое ей и святое для нея затоптано въ грязь и поругано. Гг. Ленскій и Рыбаковъ были, каждый въ своемъ род, типичными представителями того круга дльцовъ, которые претендуютъ возвести буржуазію на положеніе ‘перваго’ сословія подъ именемъ ‘финансовой’ или ‘денежной аристократіи’. Оба они — временъ новйшихъ ‘богатыри’, герои биржи и ея ‘кулисъ’, одинаково грубые въ душ, и все различіе между ними обусловливается единственно темпераментомъ каждаго изъ нихъ. Они оба убждены, и вс кругомъ нихъ врятъ этому, и прежде всхъ, кажется, самъ авторъ пьесы, что они ‘люди дла’ и ‘трудомъ’ пріобртаютъ богатства. Неправда это: они — люди наживы, а не дла’ и ‘трудъ’ ихъ ничто иное, какъ пиратство и грабежъ сильнымъ и ловкимъ слабаго и неумлаго. Только Кайроль — осторожный, терпливый и выдержанный счетчикъ у себя въ контор и въ жизни, а Врсоггъ — ‘герой’, пускающійся въ самыя отчаянныя предпріятія ради такой же наживы быстро, сразу. Это настоящій ‘богатырь’ спекуляціи — Перейра или боле намъ знакомый Струсбергъ. Оба типа какъ нельзя лучше воспроизведены гг. Ленскимъ и Рыбаковымъ. Добродтельный инженеръ, излюбленный Жоржемъ Онэ, носитель чести и благородства, въ нервномъ исполненіи г. Горева является настоящимъ живымъ лицомъ. Драма, видимо, понравилась публик, доведенной до тоскливаго угнетенія Сверными богатырями и всякою домодльщиной истекшаго сезона.

Еще одну изъ такихъ домодльщинъ мы видли въ театр Корша, въ бенефисъ г-жи Журавлевой: ‘пьесу’ г. Влад. Александрова Кайсаровы. За истекшій годъ г. Влад. Александровъ выдвинулъ на сцену четыре пьесы. Если бы установлена была премія за количество, этотъ драматургъ получилъ бы премію. Что же касается качества, то его производства оправдываетъ русскую пословицу: ‘скоро, да не споро’. Въ основу своихъ пьесъ г. Александровъ беретъ интересные и живые мотивы, но произведенія его выходятъ какими-то нескладными и доказывающими какъ разъ обратное тому, что требовалось доказать. Таковы его комедіи Въ неравной борьб и Уголокъ Москвы. То же самое получается и отъ послдней его ‘пьесы’, которую самъ авторъ назвалъ такъ, не ршившись наименовать ее ни комедіей, ни драмой, ибо и на самомъ дл это — ни то, ни сё. Мы ршительно недоумваемъ, что, собственно, хотлъ авторъ изобразить въ своей ‘пьес’. Извстны и нердки въ жизни случаи, когда неразумная любовь матери портитъ жизнь любимыхъ дтей, отравляетъ ихъ существованіе, разрушаетъ ихъ семейное счастье и губитъ ихъ самихъ… Если тавоіо темой задался г. Александровъ, то, надо отдать ему справедливость, взялся онъ за дло образцово неумло и неудачно. Въ его ‘пьес’ мамаша Кайсарова — безпутная негодница, которая никого не любитъ, не любила и неспособна любить. Этой молодящейся дам нтъ никакого дла до сына, ей нужны развлеченія, веселыя похожденія по заграничнымъ курортамъ и очень много денегъ на удовлетвореніе своей дикой блажи. Ея сынокъ, Пьеръ, крайне плохъ во всхъ статьяхъ. Дло же все въ томъ, что мамаша требуетъ денегъ, а сынъ не можетъ ихъ дать и не знаетъ, какъ добыть. Тогда маменька хочетъ развести его съ женой, воображая, что ей удастся женить его на милліонерш и всласть пожуировать на приданое его будущей супруги. Это не удается Кайсаровой, такъ какъ сынъ не соглашается разстаться съ любимою женой. На томъ и ‘пьес’ конецъ. Въ результат вышло: какая то дрянная барыня, и, притомъ, довольно глупая, длаетъ гадости изъ-за того, чтобы покутить на склон дней своихъ, но попытки ея оказываются ‘покушеніями съ негодными средствами’, и остается эта барыня дура-дурой, какою и всю жизнь пребывала. Впрочемъ, находится и публика, находятся и критики, которые и такою ‘пьесой’ много довольны.

Нашъ обзоръ былъ законченъ, когда возникло обстоятельство, вынуждающее насъ возвратиться къ драм Жоржа Онэ Теща. Драма эта шла въ бенефисъ г-жи Никулиной 24 января ‘въ первый разъ’, какъ значится на афиш. Этотъ ‘первый разъ’ оказался, къ величайшему удивленію всей Москвы, и послднимъ разомъ. По какимъ-то никому невдомымъ и непонятнымъ причинамъ и вопреки издавна установленнымъ обычаямъ, драма эта не была повторена, несмотря на то, что до конца сезона оставалось еще три недли слишкомъ. Мы уже сказали, что пьеса имла несомннный успхъ, мы знаемъ, что очень и очень многіе желали видть эту пьесу и съ нетерпніемъ ждали слдующихъ представленій, обыкновенно еще боле стройныхъ, чмъ ‘первыя’ и бенефисныя. Мы знаемъ, что уважаемыя артистки, ничего не щадящія для сцены, сдлали большія. затраты на туалеты, непригодные для другихъ пьесъ ныншняго сезона и долженствующіе оказаться устарвшими къ будущему сезону. Вс знаютъ, наконецъ, сколько тяжелаго труда пришлось затратить лучшимъ артистамъ нашей сцены на эту далеко не легкую пьесу. И все это — ради одного раза. Нужны солидныя и неотразимо-основательныя причины для того, чтобы посл перваго представленія снять съ репертуара очень крупную во всхъ отношеніяхъ пьесу. Въ высшей степени любопытно было бы знать, какими причинами обусловливался столь рдкостный казусъ, почти небывалый на казенной драматической сцен въ Москв.

Ан.

‘Русская Мысль’, кн.II, 1892

СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО.

Читайте также: