СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО.
СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО.
‘Большой театръ’: Волшебная флейта, опера Моцарта.— Предположенія на будущій сезонъ.— К. Ю. Давыдовъ +.
——
Н. К—инъ.
‘Русская Мысль’, кн.III, 1889
Современное искусство, Кашкин Николай Дмитриевич, Год: 1889
Время на прочтение: 11 минут(ы)
Оперный сезонъ Большаго театра окончился, хотя предстоитъ еще нсколько спектаклей весною, но спектакли эти посвящаются преимущественно дебатамъ, такъ что имютъ боле прямое отношеніе не къ прошедшему, а къ будущему сезону. Ныншній сезонъ выгодно отличается отъ нсколькихъ предшествовавшихъ вполн точнымъ выполненіемъ всхъ предположеній о постановк новыхъ оперъ. Въ поставленнымъ до января четыремъ операмъ прибавилась еще пятая, Волшебная флейта Моцарта, и гармонически-чистымъ созвучіемъ закончила сезонъ. Опера Моцарта принадлежитъ къ числу самыхъ послднихъ твореній, вышедшихъ изъ-подъ его пера: въ конц сентября 1791 г. она была дописана и поставлена на сцену, а 5 декабря того же года ея геніальный творецъ окончилъ свою многотрудную, тяжелую жизнь. Только передъ самою смертью для него начался ршительный поворотъ къ лучшему, но на самомъ порог этого счастливаго будущаго неумолимая смерть ждала свою жертву, и великому артисту пришлось умирать съ горестнымъ сознаніемъ этой послдней неудачи.
Сюжетъ Волшебной флейты представляетъ собою такую невроятную смсь картинъ и положеній самаго противуположнаго, противурчиваго характера, что едва ли найдется что-либо другое, могущее идти съ нимъ въ сравненіе. Въ этомъ сюжет спутаны безцеремоннйшимъ образомъ самые обыкновенные элементы волшебной сказки и серьезнйшее изображеніе масонства съ его таинствами и обрядами, эти два отдльныхъ сюжета связаны между собою чисто-механически и, притомъ, чрезвычайно слабо. Насильственность этой связи бросается въ глаза на всякомъ шагу и поневол приходится закрывать глаза на массу несообразностей, которыми дйствіе переполнено. Первоначальная тема сюжета резюмируется въ самыхъ простыхъ чертахъ: злой волшебникъ похищаетъ прекрасную принцессу у ея матери и держитъ ее въ своей власти, является принцъ, влюбленный въ похищенную красавицу, освобождаетъ ее изъ рукъ похитителя и вступаетъ съ нею въ бракъ. Этотъ первоначальный планъ подвергся, однако, самому радикальному измненію въ то время, когда значительная часть оперы была уже написана, дйствующія лица помнялись своими ролями: удрученная несчастіемъ мать стала представительницей темнаго, злаго начала, а злобный похититель — представителемъ добра и свта, исторгнувшимъ изъ рукъ злобной матери невинную дочь, чтобы предохранить ее отъ развращенія и устроить ея счастье соединеніемъ съ достойнымъ ея спутникомъ жизни, самъ влюбленный принцъ, ополчающійся на похитителя, при первой своей встрч съ нимъ совершенно подчиняется его вліянію и, вмсто вражды и борьбы, безпрекословно повинуется его велніямъ и проходитъ подъ его руководствомъ цлый рядъ испытаній, доказывающихъ его добродтель, мужество, постоянство, и въ награду получаетъ отъ Зарастро руку нжно любимой имъ принцессы, мать которой, несмотря на вс ея возни, остается побжденною и посрамленною.
При всхъ несообразностяхъ сюжета, Волшебная флейта представляетъ благодарный матеріалъ для сценическаго дйствія и для музыки. Быстрая смна картинъ самаго разнообразнаго содержанія даетъ поводъ къ роскошной монтировк, чмъ наша сцена Большаго театра воспользовалась въ полной мр, пожалуй, даже слишкомъ. Въ самомъ дл, постановка Волшебной флейты сдлана такъ богато, какъ до сей поры не ставилась ни одна опера, костюмы роскошны и блестящи, но большей ихъ части недостаетъ опредленнаго характера, а иногда они совсмъ просто неврны. Три дамы Царицы ночи одты въ свтлый, блестящій газъ, что не соотвтствуетъ традиціи,— ихъ платье должно быть совсмъ черное, вмсто трехъ геніевъ-мальчиковъ, у насъ выпускаютъ на сцену трехъ прекрасныхъ двицъ, что опять совершенно неврно. Три генія суть служебныя существа Зарастро и его посвященныхъ, т.-е. масодскаго союза, изображаемаго въ ихъ лиц, а масоны не допускали женщинъ ни къ какимъ оффиціальнымъ обязанностямъ въ ихъ обществ, женщина играла только пассивную роль подруги, руководимой мужчиной. Поэтому сама Памина окружена толпой мужчинъ-рабовъ, надзору которыхъ она поручена, а женщины около нея нтъ ни одной, такъ какъ женщин не могла быть поручена самостоятельная роль даже надзирательницы. Геніи должны быть непремнно одты юношами, чтобы составить полный контрастъ съ тремя дамами Царицы ночи и имть, въ противуположность къ ихъ темной одежд, платья свтлыя и блестящія. Вообще костюмы могли бы отличаться большимъ вкусомъ, а то въ нихъ преобладаетъ кукольное великолпіе, лишенное характера и значенія. Многія изъ декорацій очень хороши, но и между ними есть не вполн удачныя, наприм., павильонъ изъ розъ. Вообще между музыкой, составляющей главную сущность Волшебной флейты, и роскошью сценической постановки нтъ никакого соотвтствія. Музыка въ высшей степени проста, изящна и благородна, мстами она доходитъ до необыкновенной возвышенности настроенія, какъ, напримръ, въ аріи съ хоромъ ‘О, Изида, Озирисъ’, или въ хорал латниковъ, одномъ изъ совершеннйшихъ образцовъ техническаго и художественнаго мастерства, но во всхъ этихъ и другихъ мстахъ ея отличительными чертами остаются строгость и простота. Въ полномъ противорчіи съ этимъ основнымъ характеромъ музыки находится изысканная роскошь декорацій, костюмовъ, — роскошь, существующая сама по себ, ничмъ не мотивированная и ничего опредленнаго не выражающая. Эти декораціи и костюмы превращаютъ Волшебную флейту въ феерію, гд роскошь постановки находится на первомъ план, а все остальное, въ томъ числ и музыка, составляетъ второстепенное дополненіе. Намъ кажется, что все это могло бы быть иначе, быть можетъ, мене богато, роскошно, но боле характерно и выразительно. Вс обряды масонства, наприм., могли бы явиться въ боле опредленномъ, ясномъ вид, и интересъ представленія только возвысился бы, но отнюдь не пострадалъ.
Переходя къ исполненію Волшебной флейты, мы, прежде всего, должны отмтить т особенности ея музыки, которыя составляютъ главную трудность ея исполненія. Изъ числа всхъ партій оперы, одна, партія Царицы ночи, написана для совершенно исключительнаго голоса, рдко встрчающагося, другой столь же. высокой партіи сопрано, сколько намъ извстно, совсмъ нтъ,— пвиц приходится брать верхнее fa третьей октавы, такъ что обыкновенно эта партія транспонируется на тонъ и даже на полтора, но г-жа Клямжинская поетъ ее въ настоящемъ тон. Партія Зарастро требуетъ большаго, хорошаго голоса, а остальныя съ этой стороны особенно высокихъ требованій не представляютъ. За исключеніемъ партіи Царицы ночи, изысканная колоратура также отсутствуетъ. Вмст съ тмъ, опера очень трудна для исполненія, особенно для нашихъ теперешнихъ пвцовъ, главная трудность заключается въ необычайной ясности и прозрачности музыки, въ опредленности очертаній музыкальной фразы, требующей большой точности въ исполненіи. Эта точность и есть камень преткновенія, смущающій многихъ изъ нашихъ артистовъ и артистокъ, привыкшихъ въ погон за выразительною декламаціей мало стсняться тактомъ и ритмомъ и превращать всякую музыкальную мысль въ нчто неопредленно-расплывчатое, сильно и часто подчеркнутое,— словомъ, въ нчто напоминающее диллетантскую игру на фортепіано, преисполненную чувства, но лишенную ритма и музыкальнаго смысла. Подобный недостатокъ ритмическаго чувства, въ связи съ неустойчивостью интонаціи, вредилъ многимъ мстамъ Волшебной флейты. Три дамы въ этомъ отношеніи были наимене удовлетворительны, вслдствіе чего вс нумера съ ихъ участіемъ отличаются особенною шероховатостью исполненія, почти уничтожающею красоту самой музыки, особенно для слушателя, который не былъ знакомъ съ нею ране. Три генія были нсколько лучше, но средній голосъ нердко гршилъ въ ритм и въ интонаціи. Хоралъ латниковъ требуетъ совершенно инструментальной точности и полной безстрастности исполненія, но, несмотря на простоту представляемой имъ для пвцовъ задачи, благодаря не всегда врнымъ вступленіямъ г. Соколова, и этотъ нумеръ прошелъ невполн удовлетворительно. Эти дв группы дамъ и геніевъ, представляющія собою собирательныя единицы, могли бы служить однимъ изъ украшеній оперы по звуковому эффеккту ихъ партій, если бы въ этихъ единицахъ было больше согласія. Между исполнителями отдльныхъ партій первое мсто нужно отвести г. Тютюнину, проведшему партію Папагено совершенно безукоризненно и въ вокальномъ, и въ сценическомъ отношеніи. Этотъ молодой артистъ дйствительно уметъ пть и вдуматься въ свою роль такъ, что съ него могли бы брать примръ артисты боле его опытные на сцен. Главное его преимущество состоитъ въ томъ, что, будучи хорошимъ актеромъ, онъ ни на минуту не перестаетъ чувствовать себя музыкантомъ, такъ что музыкальная фраза и сценическое дйствіе составляютъ у него одно цлое, не только не мшающее одно другому, но, напротивъ, взаимно дополняющее. Г-за Климентова въ партіи Памины была хороша, но ей недоставало простоты и безыскусственности, требуемыхъ самою простотой музыки, впрочемъ, этотъ недостатокъ она легко можетъ исправить. Г-жа Каратаева была очень симпатична въ небольшой партіи Папагецы. Г-жа Клямжинская блистала своею колоратурой и рдкимъ высокимъ регистромъ голоса. Г. Усатовъ былъ вполн удовлетворителенъ въ партіи Тамино. Что касается г. Бутенко, то, несмотря на превосходныя качества его голоса, партія Зарастро ему не удалась, главнымъ образомъ, вслдствіе неумренныхъ portamenti, совсмъ не идущихъ къ музык Моцарта и къ характеру величаваго мудреца Зарастро. Оркестръ и хоры были очень хороши, но увертюра страдала чрезмрною быстротой темпа, повлекшей за собой неясность и грубость исполненія. Такая изіишняя быстрота едва ли можетъ быть оправдана какими-либо соображеніями. Берліозъ, правда, игралъ увертюру чрезвычайно быстро, онъ смотрлъ на нее какъ на нчто фантастическое, врод Эльфовъ Мендельсона или его собственнаго скерцо Царица, и потому требовалъ при быстрот темпа самаго легкаго pianissimo съ начала до конца,— Моцартъ, конечно, ни о чемъ подобномъ не думалъ.
Волшебная флейта имла самый выдающійся успхъ среди всхъ вновь поставленныхъ оперъ, многіе приписываютъ этотъ успхъ, главнымъ образомъ, богатству и блеску постановки, но едва ли это врно. Моцартовской опер скоро минетъ 100 лтъ и за все это время она была постоянною репертуарною пьесой наиболе значительныхъ сценъ Западной Европы и постановка ея далеко не всегда отличалась особеннымъ богатствомъ. Сверхъ того, въ наше время и у насъ этимъ удивить трудно, потому что вс вновь поставленныя въ послднее время оперы отличаются такою роскошною и картинною монтировкой, что Волшебная флейта не составляетъ въ этомъ отношеніи исключенія. Скоре ея успхъ можно объяснить другими обстоятельствами. Наши новыя русскія оперы, составляющія главную основу репертуара Большаго театра, въ большинств случаевъ, такъ тяжеловсны, такъ переполнены темными красками, дйствующими угнетающимъ образомъ на слушателя, что появленіе такого свтлаго, простаго, жизнерадостнаго сочиненія, какъ Волшебная флейта, производитъ освжающее впечатлніе. При составленіи репертуара будущаго сезона слдовало бы принять во вниманіе это обстоятельство и разнообразить его въ этомъ отношеніи. Говорятъ, что будетъ поставленъ Лоэнгринъ Вагнера съ г. Преображенскимъ въ заглавной роли, такую новость можно только привтствовать и посулить ей врный успхъ, потому что средства сцены Большаго театра вполн отвчаютъ этой огромной задач и могутъ проявиться въ полномъ блеск при ея выполненіи. Что же касается интереса публики къ операмъ Вагнера, то о немъ лучше всего свидтельствуетъ колоссальный успхъ подписки на представленія Кольца Нибелутовъ, несмотря на неслыханно высокія цны. Хотя Лоэнгринъ дйствительно представляетъ огромную художественную задачу для исполненія, но, при всей свой огромности, эта задача не такъ трудна, какъ Волшебная флейта, несмотря на ея кажущуюся простоту или, лучше сказать, именно въ силу этой простоты. Нашимъ артистамъ стиль Вагнера со всми его трудностями, наврное, окажется боле подходящимъ, нежели прозрачная естественность музыки Моцарта, отъ которой совсмъ отвыкли. Посл Лоэнгрина хорошо было бы поставить Нюренбергскихъ мейстерзингеровъ — эту лучшую, по нашему мннію, изъ оперъ Вагнера, но, конечно, въ ближайшемъ сезон это сдлать едва ли возможно. За послднее время замтна была система, въ силу которой оперы, сходящія со сцены въ Петербург, переносились въ Москву, хорошо было бы перенести въ Москву Майскую ночь г. Римскаго-Корсакова, кажется, не дающуюся боле въ Петербург. Это было бы желательно но многимъ отношеніямъ: во-первыхъ, по достоинствамъ самаго сочиненія, а, во-вторыхъ, слдовало бы, наконецъ, здшней дирекціи загладить свой грхъ относительно одного изъ самыхъ выдающихся русскихъ композиторовъ, сочиненія котораго до сихъ поръ игнорировались самымъ ршительнымъ образомъ. Если затмъ оправдаются предположенія о постановк у насъ новой оперы А. С. Аренскаго Сонъ на Волг, то сезонъ оказался бы довольно полнымъ. Съ послднею оперой намъ пришлось немного ознакомиться, и, насколько можно полагаться на свои личныя сужденія, мы бы готовы были предсказать ей несомннный успхъ, благодаря красот музыки, отсутствію длиннотъ въ ней, живости сценическаго дйствія и легкой, чуждой всякой тяжеловсности и грубости инструментовк.
14 февралямъ 9 ч. утра, внезапно скончался К. Ю. Давыдовъ. Покойный былъ нкоторое время боленъ, но опасность не казалась особенно большой, вс близкіе ему люди возлагали надежды на его относительно не старые годы и были уврены въ его выздоровленіи. 3 марта, въ день своего рожденія, покойный долженъ былъ дирижировать въ симфоническомъ собраніи музыкальнаго общества исполненіемъ своей сюиты, двумя днями позже, 5 марта, онъ долженъ былъ принять участіе въ концерт А. С. Аренскаго, но судьба судила иначе и безвременная могила похитила одно изъ драгоцннйшихъ и лучшихъ украшеній русскаго музыкальнаго искусства.
К. Ю. Давыдовъ родился 3 марта 1838 г. въ небольшомъ городк Курляндіи, Гольдинген. Вскор посл того родители его перехали въ Москву. Отецъ К. Ю., извстный въ свое время докторъ, былъ большимъ любителемъ музыки, отъ него не могли укрыться выдающіяся музыкальныя способности его младшаго сына и на нихъ было обращено должное вниманіе. К. Ю. началъ брать уроки на віолончели у г. Шмидта, прекраснаго віолончелиста, состоявшаго тогда на служб при театр,— занятія шли очень успшно и имя юнаго віолончелиста скоро сдлалось извстнымъ въ Москв. Между тмъ, рука объ руку съ музыкальнымъ шло и общее образованіе, К. Ю. 16 лтъ отъ роду поступилъ въ Московскій университетъ и окончилъ въ немъ курсъ по математическому факультету со степенью кандидата, — это было въ 1858 году. Двадцатилтнему юнош-кандидату пришлось избирать себ какую-либо дорогу въ жизни и онъ, конечно, повинуясь внутреннимъ побужденіямъ своей натуры, сдлался музыкантомъ. Хотя занятія по университету должны были брать не мало времени, тмъ не мене, музыкальная подготовка К. Ю. была настолько серьезна, что черезъ годъ по окончаніи курса въ университет мы видимъ его въ Лейпциг, гд онъ выступаетъ въ Гевандгауз съ концертомъ, для віолончели, собственнаго сочиненія. Этотъ дебютъ былъ настолько блистателенъ, что, начиная съ него, К. Ю. пріобртаетъ европейскую извстность. Вмст съ тмъ, молодому віолончелисту сдлано было лестное предложеніе сдлаться профессоромъ Лейпцигской консерваторіи на мсто покидавшаго ее извстнаго Грюцмахера и въ томъ же 1859 г. К. Ю. вступилъ профессоромъ въ учрежденіе, гд были еще свжи воспоминанія о Мендельсон и Шуман, гд въ состав преподавателей находились такія знаменитости, какъ М. Гауптманъ, Ф. Давидъ, И. Мошелесъ и другіе. Съ однимъ изъ своихъ новыхъ коллегъ, М. Гауптманомъ, молодой Давыдовъ началъ заниматься изученіемъ теоріи композиціи. Занятія эти были, вроятно, не особенно продолжительны, потому что все пребываніе К. Ю. въ Лейпциг длилось въ небольшимъ два года, во время которыхъ было совершено нсколько артистическихъ поздокъ въ различные города Германіи, укрпившихъ за молодымъ артистомъ славу не только первокласснаго, но даже, перваго віолончелиста своего времени. Къ этимъ годамъ молодости относятся уже многія сочиненія, какъ-то: фантазія на русскія темы и различныя другія пьесы для віолончели. Вс эти композиціи принадлежатъ къ лучшимъ произведеніямъ въ этомъ род музыкальной литературы.
Въ 1862 г. съ открытіемъ петербургской консерваторіи К. Ю. переселяется въ Петербургъ и поступаетъ въ нее сначала профессоромъ исторіи музыки, а черезъ нсколько мсяцевъ, вслдствіе смерти знаменитаго К. Шуберта, онъ занялъ его мсто профессора віолончели. Въ это же время К. Ю. состоялъ въ оркестр петербургской оперы и былъ назначенъ солистомъ Его Величества. Въ 1875 году К. Ю. сдлался директоромъ Петербургской консерваторіи и оставался въ этой должности до 1887 года. Выйдя въ январ этого года изъ консерваторіи, онъ поселился въ Москв и покидалъ ее только для артистическихъ поздокъ по Россіи и за границей. Между прочимъ, въ 1887 г. онъ вмст съ В. И. Сафоновымъ совершилъ большую поздку по Волг, на Кавказъ, во многіе города средней Россіи и въ остзейскія провинціи, ихъ концерты везд имли блестящій успхъ. По едва ли не большимъ еще успхомъ сопровождалась поздка К. Ю. въ начал 1888 г. въ Германію, гд онъ возбуждалъ чрезвычайный восторгъ своею игрой, по возвращеніи изъ Германіи Б. Ю. опять вмст съ В. И. Сафоновымъ далъ концертъ въ Москв, подавшій поводъ и московской публик выразить свои симпатіи знаменитому артисту и его достойному сотоварищу. Съ Петербургомъ К. Ю. простился въ концерт, данномъ имъ тамъ прошлою осенью. Концертъ этотъ былъ первымъ его появленіемъ передъ петербургскою публикой посл выхода изъ консерваторіи и подалъ поводъ къ такимъ оваціямъ, какихъ концертныя залы рдко бываютъ свидтелями, на этотъ разъ публика чествовала не только артиста, но и человка, заслуги котораго она знала и чувствовала. Возвратившись въ Москву, К. Ю. вмст съ В. И. Сафоновымъ устроили три вечера камерной музыки, имвшіе почти небывалый въ Москв успхъ. Казалось, для знаменитаго артиста начиналась счастливйшая эпоха жизни, когда ему оставалось пожинать посянное, жить, окруженному вполн заслуженными почетомъ и уваженіемъ, имть полную возможность посвятить себя своему искусству, стоя вдали отъ всякихъ дрязгъ и слишкомъ высоко, чтобы они могли его коснуться, но въ это время нежданно-негаданно явилась на сцену смерть и положила конецъ всему.
К. Ю. чувствовалъ себя несовсмъ хорошо уже давно, но никто не придавалъ особеннаго значенія этой болзни, по окончаніи серіи трехъ вечеровъ камерной музыки, оба ихъ иниціатора ршили дать еще безплатное утро для ученицъ и учениковъ учебныхъ заведеній, которое должно было состояться 29 января. К. Ю. чувствовалъ себя дурно еще наканун, такъ что не имй это утро особеннаго характера, оно, пожалуй, было бы отложено, но К. Ю. не хотлось обмануть ожиданій юной публики, которой билеты были уже разосланы, и онъ ршился, превозмогая себя, играть. Утро началось, но К. Ю. едва могъ доиграть первую изъ трехъ назначенныхъ въ исполненію сонатъ Бетховена и долженъ былъ отказаться отъ продолженія, жъ большому удовольствію покойнаго, случайно присутствовавшій въ зал В. Ф. Фитценгагенъ доигралъ остальныя дв сонаты, такъ что программа была выполнена. Вольнаго, между тмъ, увезли домой и съ того времени юнъ уже не выходилъ изъ квартиры. Хотя болзнь имла очень серьезный характеръ, но никто не ожидалъ близости печальной развязки,— бывали примры, что съ грудною жабой, которой страдалъ покойный, жили десятки лтъ. На этотъ разъ, однако, случилось иначе и 14 февраля, въ 9 ч. утра, великаго артиста не стало.
Какъ артистъ, К. Ю. принадлежитъ исторіи, которая отведетъ ему подобающее мсто среди группы русскихъ талантовъ, появившихся въ послднія десятилтія. Какъ виртуозъ на своемъ инструмент, Б. Ю. не имлъ себ равнаго, какъ композиторъ для него, онъ также занимаетъ одно изъ первыхъ мстъ. Имъ написаны четыре концерта и различныя другія пьесы для віолончели. Сверхъ того, покойный написалъ нсколько сочиненій для оркестра (Дары Терека, Сюита), нсколько пьесъ камерной музыки (квартетъ, секстетъ и фортепіанный квинтетъ) и довольно много романсовъ. Большое дидактическое значеніе иметъ его школа для віолончели, изъ которой появилась въ печати только первая часть, второю покойный былъ занятъ послднее время, но не усплъ ее кончить, также какъ не окончилъ и начатыхъ тріо и новаго концерта для віолончели, пятаго по счету. Покойный пробовалъ свои силы и въ опер. Еще во дни юности, до окончанія курса въ университет, имъ была написана небольшая опера Die Bergknappen, исполнявшаяся домашнимъ образомъ, поздне, уже въ Петербург, была написана значительная часть оперы на сюжетъ изъ Полтавы Пушкина, но она осталась неоконченной, а либретто перешло къ П. И. Чайковскому, написавшему на него Мазепу.
Важное значеніе иметъ и добрымъ словомъ будетъ помянута дятельность R. Ю. въ качеств директора консерваторіи, при немъ художественное значеніе этого учрежденія значительно поднялось, число учащихся возросло до огромной цифры, былъ почти вновь созданъ ученическій оркестръ, достигшій такого высокаго уровня, что съ нимъ можно было давать нсколько концертовъ въ сезонъ. Одною изъ самыхъ симпатичныхъ сторонъ покойнаго были его отношенія къ учащимся, которыми онъ напоминалъ друга и товарища своей молодости, Н. Г. Рубинштейна, къ нему вс обращались за нравственною и матеріальною поддержкой и онъ готовъ былъ помогать всякому, насколько могъ. Эта сторона дятельности покойнаго не только снискала ему привязанность учащихся, но и нашла сочувствіе въ обществ, выразившееся, между прочимъ, въ весьма крупномъ пожертвованіи С. П. Фонъ-Дервиза (230,000 р.), обезпечившемъ возможность оказывать помощь начинающимъ артистамъ не только самому К. Ю., но и преемникамъ его по должности директора консерваторіи на будущія времена. Какъ всякій выдающійся дятель, К. Ю. имлъ не только друзей, но и враговъ, нкоторая часть петербургской печати разразилась необыкновенно злобными выходками по поводу выхода его изъ консерваторіи два года тому назадъ, но эти выходки были оцнены читающей публикой по достоинству и не имли никакого вліянія на ея отношенія къ покойному. Оставляя въ сторон эти уже забытыя теперь инсинуаціи, нужно сказать, что вс обвиненія, взводившіяся на покойнаго, сводятся къ весьма немногому, а именно: къ недостатку энергіи, выражавшемуся въ слишкомъ большой мягкости и доброт, исключавшихъ возможность рзкихъ, крутыхъ мръ по отношенію къ кому-либо изъ лицъ, находившихся въ зависимости отъ него. Хотя въ общественномъ дятел подобная доброта и деликатность могутъ дйствительно имть свою вредную сторону, но, взглянувъ на дла съ чисто-человческой стороны, нельзя не сказать, что если бы большее число людей страдало такими недостатками, то на свт жилось бы всмъ свтле и тепле. Миръ праху усопшаго! Теперь, когда смерть заставить умолкнуть вс личные счеты, когда улягутся пыль и копоть жизни, неизбжно сопровождающія всякое земное существованіе, останется свтлый* прекрасный образъ великаго артиста, добраго, умнаго, просвщеннаго человка, воспоминаніе о которомъ не изгладится до конца жизни въ памяти всхъ знавшихъ его, не говоря уже о близкихъ ему лицахъ.