СОЛЛОГУБ Владимир Александрович, граф [8(20).8.1813, Петербург — 5.6.1882, Гамбург, похоронен в Москве, в Донском мон.], прозаик, драматург, поэт, мемуарист, нек-рые произв. написаны на франц. яз. По рождению принадлежал к высшей аристократии, близкой ко двору.
Отец — потомок крупных литов. магнатов, гр. Ал-др Ив. Соллогуб (1787-1843), тайный сов., церемониймейстер, примечат. фигура светского Петербурга (упомянут в черновой строке 1-й гл. ‘Евгения Онегина’ — ‘Гуляет вечный Соллогуб’), мать — Софья Ив. (урожд. Архарова, 1791 — 1854) пользовалась благоволением имп. Александра I (‘Восп.’, с. 32—33, здесь и далее ссылка на изд. 1998), проявляла интерес к отеч. словесности, адресат ‘Письма графине С. И. С. о русских поэтах’ П. А. Плетнёва, бабка по матери Ек. Ал-др. Архарова (урожд. Римская-Корсакова, 1755—1836) — вдова легендарного моск. ген.-губернатора И. П. Архарова, хранительница старомоск. традиций (ее выразит, портрет см.: ‘Восп.’, по ук.). Благодаря свойству с семейством А. Н. Оленина, президента Акад. художеств (двоюродного брата Е. Архаровой), С. с детства бывал в его доме, где ‘начал уважать искусство’, видел, мн. писателей (И.А. Крылова, Н.И. Гнедича, А. С. Пушкина, А. С. Грибоедова — ‘Восп.’, с. 224).
С. получил первонач. дом. воспитание (учитель словесности — Плетнёв, законоучитель — протоиерей И. С. Кочетов). Зимой в Петербурге, летом в Павловске тесно общается со сверстниками придворно-аристократич. круга (см.: восп. А. Д. Блудовой — РА, 1872, кн. 2, стб. 1239), принимает участие в придворных спектаклях (‘Восп.’, с. 43-44), в 1819-20 был с родителями в Париже. Летом 1822 по пути в имение матери Никольское Симбирской губ. мальчику С. открывается новый ‘русско-коренной’ ‘простонародный’ мир рус. провинции (‘Воен.’, с. 65 и след., ср. маршрут путешествия в ‘Тарантасе’), управляющим Никольского был В. И. Григорович, отец Д. В. Григоровича, с к-рым С. контактирует в 1840—60-е гг.
В 1829-34 С. обучался в Дерпт. ун-те (филос. ф-т), готовясь к дипл. поприщу, в Дерите знакомится с В. А. Жуковским, семейством Карамзиных, в т.ч. с А. Н. Карамзиным, также студентом, П. А. Вяземским [см. его послание ‘К графу В. А. Соллогубу (В Дерпт)’, 1834, с намеками на увлечения адресата], будущими хирургами Н.И. Пироговым и Ф. И. Иноземцевым, будущими юристами П. Г. Редкиным и П.Д. Калмыковым, И.Ф. Золотарёвым (позднее собирателем автографов Пушкина и автором восп. о Н. В. Гоголе, прототип героя рассказа С. ‘Неоконченные повести’ — в сб.: ‘На сон грядущий’, ч. 2, 1843). Посещает литературно-муз. салоны ландрата К. Г. Липгардта, проф. В. М. Перевощикова, И.Ф. Мойера (см.: Арнольд Ю., Восп., в. 1, М., 1892, с. 146, Лыгун Е., Забытые страницы романтич. дружбы. — ‘Таллин’, 1987, No 1, с. 114-15). Дерптские впечатления отразились в пов. С. ‘Два студента’, ‘Аптекарша’ (а также в упомянутом выше рассказе) и способствовали его позднейшему сближению с H. M. Языковым [оставившим ун-т в 1829, ему поев. ‘Серенада’ (‘Закинув плащ, с гитарой под рукою…’), 1830-е гг., опубл.: ‘Москв.’, 1841, No 11, была популярна в студенч. кругах, к С. обращено послание Языкова ‘Тебя — ты мне родня по месту воспитанья…’, 1840]. Летние вакации проводит в Петербурге и Пашювске, где в 1831 знакомится с Н. В. Гоголем, в то время воспитателем двоюродного брата С. слабоумного гр. В. А. Васильчикова, и с Пушкиным (в др. фрагменте мемуаров С. относит знакомство с ним к рождественским каникулам 1831, см.: Восп., с. 98-100, ср.: там же, с. 224, 226-27, 319). Заканчивает ун-т лишь ‘действительным студентом’, объясняя этот факт неудачей на экзаменах и конфликтом с одним из профессоров (‘Восп.’, с. 103).
Получив чин губ. секретаря, в янв. 1835 поступает на службу чиновником особых поручений при Мин-ве внутр. дел, часто командируется в провинцию: Харьков, Смоленск, Витебск, Тверь (занимается в осн. описанием губерний, в Тверн производит разыскания о раскольниках, часто бывает в Симбирской губ., составил ее полное статистич. описание — РГИА, ф. с), но много времени проводит в Петербурге, участвуя в светской и лит. жизни.
Первые лит. опыты С, начавшего писать в 15 лет, выдержаны в духе салонного дилетантизма и откровенно подражательны: это стихотворения (на рус. и франц. яз.), куплеты для дом. и студенч. спектаклей, эпиграммы, прозаич. перевод ‘Stances for nmsic’ Дж. Байрона, наиб, крупный текст — романтич. поэма ‘Стан’ (РГБ, ф. 622, к. 1, No 31, описание тетради ‘Мои опыты’ см.: Немзер, дис, с. 191—214). Как стихотворец Сив дальнейшем культивировал светский дилетантизм — см. его сб. ‘Тридцать четыре альбомных стихотворения’ (Тифлис, 1855, вошли в его Соч., т. 4, одобрит. рец. <Е. А. Вердеревского> — ‘Кавказ’, 1855, 24 авг.) с программным оправданием перед читателями за печатание стихотв. ‘лоскутков’: ‘Стихи не в моде уж давно, / Стихи плохие — и подавно’ (с. 3), из множества комплиментарных посланий выделяются ‘Княгине Ю. С. Г…ной’ (‘Нет, не люблю я вас / Да и любить не стану…’) и стих. ‘Старая песня’ (‘Забыли вы и не сдержали слово…’, 1856, положено на муз. А. А. Алябьевым, о др. романсах на слова С. см.: Иванов, Песни рус. поэтов). Показательно свидетельство Я. П. Полонского (в письме Г. П. Данилевскому от 16 марта 1851): ‘Он … уверен, что лирическое стихотворение — вздор, потому что его легко писать…’ (Ежегодник РО ПД на 1978 г., Л., 1980, с. 155).
В первой пол. 1830-х гг., еще до своего лит. дебюта в ‘Современнике’ (рассказ ‘Три жениха’, 1837, т. 6), он обратил на себя внимание старших литераторов.
Жуковский, предлагая в 1832 проект нового журнала, среди возможных участников называет и С. (Гиллельсон М. И., Письма В. А. Жуковского о запрещении ‘Европейца’. — РЛ, 1965, No 4, с. 118-19), в 1836 он предполагался участником ‘Русского сборника’ А. А. Краевекого м В. Ф. Одоевского и альм. Вяземского ‘Старина и новизна’ (не состоялся: см.: Гиллельсон М. И., П. А. Вяземский. Жизнь и творчество. Л., 1969, с. 254-55). В 1835 С. пытался (велел за Жуковским) писать либретто для оперы М. И. Глинки ‘Жизнь за царя’, не удовлетворившее композитора (‘Восп.’, с. 251—52, 345-46).
Все эти контакты свидетельствуют, что общение С. с Пушкиным уже в эти годы не было чисто светским, а его будущее активное участие в ‘Отеч. записках’ — случайным. К янв. 1836 относится ссора с Пушкиным (по мнению поэта, С. бестактно беседовал с его женой), едва не приведшая к дуэли. В связи со служебными отлучками С. дуэль отодвинулась, а 5 мая в Москве противники примирились при посредничестве П. В. Нащокина (хронику конфликта см.: Пушкин. Летопись, т. 4, с. 388—89, 394, 405, 425, 435, 439). Осенью 1836 отношения С. с Пушкиным становятся близкими и доверительными (‘Он поощрял мои первые литературные опыты, давал мне советы, читал свои стихи и был чрезвычайно ко мне благосклонен…’ — ‘Восп.’, с. 142).
4 нояб. тетка С. А. И. Васильчнкова, в числе др. знакомых Пушкина получает по почте ‘Диплом ордена рогоносцев’. С. передает запечатанный конверт с дипломом Пушкину, а несколькими днями позднее предлагает себя в секунданты, Пушкин просит С. договориться об условиях дуэли с секундантом Дантеса Д’Аршиаком. 17 нояб. С. способствует отмене дуэли (Пушкин. Летопись, т. 4, с. 524, 530. 533-35).
В книжной лавке А. Ф. Смирлина Пушкин завершает экспромт С. ‘Коль ты к Смирдину войдешь…’ строкой ‘Иль в Булгарина наступишь’ (‘Восп.’, с. 145, о его генезисе и вероятном авторстве С. см.: Немзер. дис, с. 222—24). С. вообще ‘славился остротами, каламбурами, экспромтами’, еще в 1868 его саркастич. куплеты (с рефреном ‘Благодарю, не ожидал’) ходили по Москве и применялись к случаю (Бороздин, с. 695, 699, частично воспроизведены также в восп. кн. Д. Д. Оболенского — РА, 1895, кн. 1, с. 358-59).
После смерти Пушкина С. остается литератором ‘пушкинского круга’: его проза печатается в ‘Современнике’ (‘Два студента’ — 1838, т. 9), ‘Лит. прибавлениях к ‘Рус. инвалиду» (‘Сережа’ — 1838, No 15), обновленных ‘Отеч. записках’, он пост. посетитель салонов Карамзиных и В. Одоевского, воздействие как муз., так и светской прозы к-рого сказывается в пов. ‘История двух калош’ (ОЗ, 1839, No1), принесшей автору шумный успех (Панаев, с. 308-09). У Карамзиных, видимо в нач. 1839, происходит сближение С. с М. Ю. Лермонтовым: тогда же совместно с поэтом сочиняет стих. ‘О, как прохладно и весело нам…’, представляет стихи Лермонтова имп. Александре Фёдоровне. ‘Светское его значение я изобразил под именем Леонина в повести ‘Большой свег’, написанной по заказу вел. кн. Марии Николаевны’ (‘Восп.’, с. 152). В ‘Большом свете’ (ОЗ, 1840, No 3), по слову Вяземского, было вообще ‘много петербургских намеков и актуалитетов’ (см.: Гер штейн, с. 215): так, Сафьев наделен чертами С. А. Соболевского и А. А. Столыпина (Монго) (друга Лермонтова), в графине Воротынской узнается гр. А. К. Воронцова-Дашкова, в Армидиной — Е.А. Сушкова, в Щетинине (наиб, объемный персонаж) — сам С. Автор использовал лишь второстепенные черты портретного сходства, психол. узнавание прототипа, по-видимому, не входило в его задачу (психол. разработка образов вообще не удалась С. в этой повести, не ‘характеры’, а ‘профили’, см.: СП. Шевырёв — ‘Москв.’, 1841, No 5, с. 187-88).
В ординарном, безвольном, нуждающемся Леонине от Лермонтова — стремление попасть в ‘большой свет’, что было важно поэту в 1834, с 1838 ему не было нужды завоевывать аристократич. круги (см. в ст. М. Ю. Лермонтов, с. 334). О чертах сходства и отличиях лит. образа и прототипа, их сознат. смешении автором при создании типического ‘социального’ характера (Леонина) см. в ст.: Вацуро, с. 254-57.
Игра с прототипами была обычным приемом светской повести (ср., напр., неоконченные пов. Пушкина 1830-х гг. или лермонтовскую ‘Княгиню Литовскую’, 1836), на такой игре должен был строиться ром. Одоевского (условное назв. — ‘Мост’, нач. 1840-х гг.) о литераторах-аристократах, где С. послужил прототипом гр. Новинского, ср. его автохарактеристику (позднее использованную С. в мемуарах): ‘Я веду все прежний род жизни, литератора между светскими людьми и светского человека между литераторами’ (в кн.: Сакулин П. Н., Из истории рус. идеализма. Князь В. Ф. Одоевский, т. 1, ч. 2, М., 1913, с. 124).
Вопреки мнению нек-рых исследователей, ‘Большой свет’ не был антилермонтовским пасквилем: Лермонтов не прервал отношений с С., к-рому говорил, отправляясь в 1841 на Кавказ: ‘Вернусь … выйду в отставку, и тогда давай вместе издавать журнал’ (‘Восп.’, с. 152). В пов. отразилась история любви С. к будущей жене, Софье Мих. Виельгорской (1820-78, прототип Наденьки), дочери гр. М. Ю. Виельгорского, влият. вельможи, мецената, меломана, держателя изв. музыкально-артистич. салона (нек-рое время салоны С. и Виельгорского, находившиеся в доме последнего, пересекались), и Луизы Карл. Виельгорской (урожд. герцогини Бирон), б. фрейлины имп. Марии Фёдоровны.
В кон. сент. — нач. окт. 1839 С. и художник кн. Г. Г. Гагарин (см. о нем ст. А. Кантора в прил. к изд. ‘Тарантаса’, 1982) отправляются в Казань, в письме кн. И.С. Гагарина (кузена художника) Вяземскому от 30 сент. 1839 говорится о ‘союзе романиста и художника для использования couleur locale’ (цит. по кн.: Герштейн, с. 254), т.е. об изначальном замысле будущей книги (ср. мистифициров. версию в ‘автобиогр.’ письме С. к М.Ф. Де-Пуле от 31 дек. 1873 — ‘Восп.’, 1931, с. 648, ср. также: ‘Восп.’, с. 152). Зимой 1840 работа соавторов обсуждается в светско-лит. салонах Петербурга, у Одоевского и Карамзиных (см.: Летопись жизни и творчества Е.А. Боратынского, М., 1998, с. 359). Текст С. (в отличие от рисунков Гагарина) был оценен литераторами ‘пушкинского круга’ скептически. Семь глав из ‘Тарантаса’ появились в ‘Отеч. записках’ (1840, No 10) с ред. сноской, сообщающей о будущей книжной публикации.
В кон. 1839 С. был пожалован в камер-юнкеры, в апр. 1840 состоялась его помолвка с Виельгорской (входившей, как и ее сестры Аполлинария и Анна, в ближайшее окружение дочерей императора), а 13 нояб. — бракосочетание (венчал духовник имп. фамилии прот. В. Б. Баженов, посаженным отцом был Николай I).
Отец невесты писал Жуконскому 26 апр, 1839: ‘…важное происшествие и моем семействе … было так неожиданно, некоторым образом наперекор тайных моих желании и предположений, что первую минуту не знал (и не мог) радоваться или жалеть’ (РА, 1902, кн. 2, стб. 445).
Гипотеза о браке С. и Виельгорской как награде автору ‘антилермонтовского’ памфлета (Герштейн, с. 80-82) представляется неубедительной. Неуравновешенный характер С., любившего нарушать ‘китайский этикет в залах гордой его родни’ и особенно раздражать тещу (Арнольд Ю., Восп., в. 1, М., 1892, с. 146), и религ. отрешенность его жены, обладавшей муз. талантом и способностью к рисованию, не любившей света, а в замужестве сосредоточившейся на детях, вкупе с огромным почтением к властной и чадолюбивой матери (характерным для всего семейства) не способствовали семейному счастью [см. анализ этой коллизии в кн.: Лямина Е.Э., Самовер Н.В., ‘Бедный Жозеф’: Жизнь и смерть Иосифа Виельгорского. Опыт биографии человека 1830-х гг., М., 1999, с. 183-86, 191-93 и ук. (там же восп. С. М. Соллогуб, посв. преим. жизни до замужества, с. 48—73)]. У супругов было пятеро детей: София (1841—50), Аполлинария (1849-50), Матвей (1852-1894), Михаил (1854-88), Анна (1856-57).
В 1842 С. переходит в Гос. канцелярию столоначальником (коллеж. ас.), в том же году переименован экспедитором. Принимает участие в хлопотах об освобождении А. И. Герцена из новгород. ссылки. 1843—44 с семьей жены проводит в Европе (Германия, Париж, Ницца). В Баден-Бадене (июль — авг. 1843) и Ницце (осень 1843 — зима 1844) общается с А. О. Смирновой-Россет (см.: Смирнова-Россет, с. 56 — о размолвках С. М. Соллогуб со свекровью и легкомысл. поведении С) и с Гоголем, к-рый знакомится с незавершенным ‘Тарантасом’ и дает С. лит. советы (‘Восп.’, с. 153, 168). Общение с Гоголем, вероятно, сказалось на переработке ‘Тарантаса’. В 1841 С. выпускает сб. повестей ‘На сон грядущий. Отрывки из вседневной жизни’ (ч. 1,СПб., одобрит. отзывы, 1841: Белинский — ОЗ, No 4, Шевырёв — ‘Москв.’, No 5, Плетнёв — ‘Современник’, 1841, т. 22, вторая часть сб-ка выходит там же в 1843, переизд.: ч. 1 — в 1844, ч. 2 — в 1845, с добавлением ‘Неоконченных повестей’, обе — СПб.). Пов. ‘Аптекарша’ высоко оценена Белинским (‘само мастерство, характеры вес до одного прекрасно очерчены, верно выдержаны’ — ОЗ, 1842, No 1, то же — V, 582), через год Белинский называет С. ‘первым писателем в современной русской литературе’ (‘Рус. лит-ра в 1842 г.’ — ОЗ, 1843, No 1, то же — VI, 536). Статья С. ‘О литературной совестливости’ (‘Альм, в память двухсотлетнего юбилея имп. ун-та’, Гельсингфорс, 1842), содержащая выпады против ‘коммерческого’ направления в лит-ре (в первонач. варианте — более резкие, чем в печатном, см.: Грот и Плетнев, I, 164, 170), вызвала отповедь Ф. В. Булгарина (СП, 1842, 30 янв.), с этого времени ставшего противником С. (о конфликте и его предыстории см.: ‘Восп.’, с. 294-95).
На переиздание перкой части сб-ка ‘На сон грядущий’ Белинский откликнулся хвалебной рец. (ОЗ, 1844, No 12): И. В. Киреевский (‘Москв.’, 1845. No I) отмстил ‘вкус и неподдельное чувство’: повести С. ‘необыкновенно увлекательны, язык простой и верный, рассказ живой, чувства в самом деле чувствованные’ (Киреевский, с. 218-19).
Лит. деятельность С. делится на два периода: 1837—49 и 1850—1882. Осн. жанром первого является светская повесть с ключевым мотивом мезальянса — как испытания слабого героя. Бытописание и установка на создание типов, проявившиеся в ‘Трех женихах’ и ‘Двух студентах’, доминируют в повестях, посв. светскому обществу: ‘Большой свет’, ‘Сережа’, ‘История двух калош’ (отчасти более поздняя пов. ‘Старушка’). Тонкое понимание законов ‘света’, детальное знание его быта и нравов сделало светские повести С. одним из наиб, значит, достижений жанра. Несмотря на свой аристократизм, к-рым С. гордился, он обличает неподлинность (‘поддельность’) ‘света’, его опустошающие душу лицемерие и расчет, мелочность и ‘бесцветность’ светских разговоров, продиктованные многочисл. условностями — неписаным кодексом светского поведения (см., напр., советы Сафьева Леонину — Избр. проза, с. 108-109). Тщеславие составляет основную пружину ‘действия’ светского человека, светской жен-шины (прорисовке этого типа С. уделяет особое внимание). Боязнь злоречия, насмешки заставляет их утаивать лучшие свойства и скрывать душевные драмы. Лишь ‘лоск образованности’ и ‘непринужденность’, хороший тон составляют преимущества ‘большого света’ (там же, с. 117). В противовес ему С. с симпатией воспроизводит патриархальную жизнь провинц. дворян: образ бабушки Леонина, дет. дом Наденьки в ‘Большом свете’ (в ‘Сереже’ эта жизнь показана в юмористически-сатирич. тонах). В прозе С. последовательно дискредитируется романтическая традиция. В ‘Истории двух калош’ трансформирована романтическая ‘повесть о художнике’, мотивы противостояния ‘гения’ и ‘толпы’, обреченности чистой любви, одиночества художника, а также трагич. финал окрашены мягкой иронией, не отменяющей сочувствия героям, но указывающей на ‘естественную’ несправедливость миропорядка. В ‘Большом свете’ язвительный резонер Сафьев убеждает метившего в романтич. герои Леонина в его ненужности ни для др. персонажей, ‘ни для светских повестей, ни для чего более’ (Избр. проза, с. 159). Романтич. порывы ‘доброго малого’ из светского круга тщетны.
Гвард. щеголь, закрутивший роман с деревенской соседкой, внезапно оставивший се и приобретший т. о. право выделять (‘уважать’) себя как человека ‘некоторым образом преступного’, уверяется в благополучии ‘соблазненной’ девицы: ‘Одна минута жизни … была в моей жизни, и та была горькой глупостью!’ (‘Сережа’ — там же. с. 42). В ‘Аптекарше’ чувство барона не реализуется (адюльтер не состоялся) и все-таки губит сохранившую верность мужу и любящую барона героиню. Герой ‘Медведя’ (УЗ на 1843 г.) терпит фиаско в любви к княжне и, покинув свет, остается прежним одиноким ‘медведем’.
Светская пов. может соприкасаться с физиологич. очерком (‘Медведь’), водевилем (‘Лев’, ОЗ, 1841, No 4), лирич. исповедью (‘Приключение на железной дороге’ — УЗ на 1842 г.), но неизменными остаются слабый, неспособный на поступок (перерождение) герой, печальный, иногда с комич. обертонами, финал и глубокий скепсис автора, убежденного в фиктивности любых исключит, событий и их ‘роковых’ развязок, в жесткой подчиненности человека социальному положению — важной грани незыблемости бытия. Что бы ни случилось, все пойдет ‘по-старому’: ‘Все то же да то же: ноги устали, сердце пусто, мыслей мало, чувства нет’ (Избр. проза, с. 41). Позитивное разрешение конфликта возможно лишь в водевиле (ощутив на рубеже 1840—50-х гг. исчерпанность своего прозаич. потенциала, он логично обратился к этому легкому жанру), где С. почти пародирует, едва ли бессознательно, поэтику собств. прозы (‘Ямщик, или Шалость гусарского офицера’ — ОЗ, 1842, No 5).
Пов. С. демонстрируют незаурядную наблюдательность (пост. обыгрывание ‘модных’ примет современности), тшательный психол. анализ типа безвольного человека (иногда — симпатичного, иногда — смешного). Иронич. повествоват. манера, сочетание шутливости и лиризма точно соответствуют ‘ангисобытийному’ сюжетостроению. Лишенные печоринского ‘демонизма’, заурядные герои С. предсказывают ‘лишних ‘людей’ И. С. Тургенева, а неразрешимые коллизии его ‘простых’ повестей и двойственность авт. оценки — поэтику ‘Кто виноват?’ Герцена и ‘Обыкновенной истории’ И. А. Гончарова.
С осени 1844 до 1850 салон С. (возник, вероятно, в сер. или кон. 1830-х гг. — см.: Лит. кружки и салоны, с. 316) — один из центров лит. и муз. жизни Петербурга, по типу ориентирован на салон Одоевского, служил связующим звеном между ‘большим светом’ и демократизирующейся лит-рой.
Посетителями ‘зверинца’ (как С. называл свою комнату за кабинетом) были, помимо Одоевского и Вяземского. Ф. И. Тютчев, А. Я. Булгаков, Д. H. Блудов, И. И. Панаев. Н. А. Некрасов. В. Г. Бенедиктов. В. И. Даль. Д. Григорович, Е.П. Гребенка, А. Ф. Писемский. И. П. Сахаров. М. Глинка. Ф. Лист и пр. Сам С. кроме указанных выше салонов, посещал ‘субботы’ Панаева и Е. П. Ростопчиной, воскресные обеды М. С. Щепкина, ‘среды’ Н. В. Кукольника.
Мемуаристы, даже не расположенные к С, отмечавшие его аристократич. манерность, а порой и высокомерие (см.: Панаева, с. 92—93, Григорович, с. 104), указывают на его глубокую любовь к словесности, горячий интерес к новым талантам. Так, он с восторгом встречает ‘Бедных людей’ Ф. М. Достоевского (см.: Достоевский, XXVIII, кн. 1, с. 115) и ‘Свои люди — сочтемся’ А. Н. Островского (см.: Боборыкин, т. 1, с. 166, Панаев, с. 132, позднее отношение С. к Островскому стало неприязненным: см. письмо к гр. С. А. Толстой о г 19 февр. 1867 — ВЕ, 1908, No 1), высоко ценит Тургенева и А. К. Толстого, в мемуарах с неизменным уважением отзывается о всех крупных рус. писателях. (В 1850 знакомится с Л.Н. Толстым, в 1866 посещает Ясную Поляну — ЛН, т. 90, кн. 2, с. 279, 642.) В 1846 по инициативе С. основано благотворит. Об-во посещения бедных под попечительством герцога Максимилиана Лейхтенбергского (‘Восп.’, с. 291—94, Инсарский, с. 273, там же дана нелицеприятная характеристика С: отсутствие деловых качеств и ‘твердых правил’, игра в карты, долги — с. 297-98).
Осенью 1844 пишет для комп. А. Ф. Львова либретто оперы ‘Ундина’ по мотивам переложения Жуковского сказки Ф. де Ла МоттФукс [пост. 1848, возобновлена в 1860, опубл.: Соч. С, т. 4, другой, вероятно, более близкий сценич. вариант: ‘Ундина. Опера в 3-х д.’ (СПб., 1863, без указания автора), подробнее о либретто см.: Л анда Е. В., Ундина в пер. Жуковского и рус. культура. — В кн.: Ла Мотт Фукс Ф. де. Ундина. М., 1990, с. 511-16].
В кон. сент. 1844 С. сообщает Жуковскому: ‘Тарантас проехал цензуру, хотя и немного задел колесами’ (РА, 1902, кн. 2, стб. 456), однако в октябре А. В. Никитенко предлагает на рассмотрение ценз, к-та ряд ‘сомнительных мест’ повести (‘Восп.’, с. 326), после чего дает ценз. разрешение. Роскошное издание ‘Тарантас. Путевые впечатления’ (СПб., 1845) вышло тиражом 5000 экз., имело огромный успех у публики и породило полемику в критике, во многом обусловленную сложностью авт. позиции.
Начатый в пору размежевания славянофилов и западников, ‘Тарантас’ должен был выразить иронич. отношение С. к идеологич. увлечениям его сверстников (в частности, бр. Гагариных — см.: Гер штейн, с. 263). Европеизированному искателю идеальной рус. народности Ивану Васильевичу противопоставлен практич. патриархальный помещик Василий Иванович, скептически реагирующий на восторж. мечты и ‘головные’ идеи спутника, насмешливо наблюдающий за столкновениями идеалиста с грубой рос. действительностью и одновременно воплощающий ограниченность ‘здравого смысла’. Нарастающая обществ, озабоченность проблемами нац. самобытности, обострение споров славянофилов и западников, дискуссии вокруг гоголевских ‘Мертвых душ’ и ‘России в 1839 г.’ А. де Кюстина заставили С. серьезнее отнестись к идеологич. оснащению книги. Предметом обсуждения героев становятся: проблема сословий (купечество, чиновничество), роль дворянства в социальной и хоз. жизни гос-ва и проблема частной жизни рус. дворянина, история России, Россия и Европа, назначение лит-ры и др.
Тщательно изображаются картины провинц. жизни (дороги, станции, трактиры, цыган, табор, ярмарка, быт и нравы губ. городов, обиход крестьянства и купечества, сел. праздник и др.). Появляются вставные новеллы [‘Перстень’ — рассказ о любви простолюдина к барыне, основанный на фольк. источнике, ‘Простая и глупая история’, напоминавшая повести С. и, видимо, выросшая из оставленного писателем замысла романа ‘Жизнь сверх состояния’ (1841, наброски — РГБ. ф. 48, к. 65, No 11), о замысле см.: Немзер. дис. с. 84—88)] и главы, характеризующие героев-спутников.
И в мечтаниях Ивана Васильевича, и в скептич. суждениях Василия Ивановича С. заставляет увидеть деформиров. ‘добрые начала’. Всякий тезис или наблюдение оказываются неполными. За блестящими фасадами открывается неблагополучие, но нынешнее печальное состояние России скрывает ее великое предназначение. По мере движения путешественников с запада на восток (из Москвы в симбирское село Мордасы) критич. тональность слабеет, а утопич. -усиливается. Ее апофеозом становится финальная глава ‘Сон’, рисующая идеальное будущее, где и Россия, и ее сегодняшние жители обретают свою ‘истинную’ суть. С. ориентируется на ‘Мертвые души’, отсылая к их символике (превращение тарантаса в птицу), однако завершается ‘аристократическая утопия’ пробуждением Ивана Васильевича от крушения тарантаса: мечтательность и ‘жизненность’ (по сути, тоже ‘идеологическая’) одинаково беспомощны перед рос. бездорожьем, ‘сон’, навеянный Ивану Васильевичу ‘здравым смыслом’ Василия Ивановича, не имеет отношения к действительности. Реалистич. изображение рус. жизни, идеологич. проекты и их иронич. ‘снятие’ отрицают любой смысловой итог, что позволяло критикам вкладывать в текст полярные смыслы.
Крайние охранители (И. Н. Скобелев — ‘Илл.’. 1845. No 12, анонимный рецензент ‘Маяка’ — 1845, No 7, автор стихотв. реп. П. Шарш — там же, No хвалили ‘Тарантас’, трактуя его как удачное произв. в духе ‘официальной народности’. Булгарин (СП, 1845. 31 марта) оценивал повесть как милую безделку, выводя за пределы серьезной лит-ры (ср. резко негативный отзыв Я. В. Бранта — СП, 1845. 15 дек., подпись Я. Я.Я.).
Круг ‘Отеч. записок’ поддерживал книгу с оговорками: в первой реп. Белинского (ОЗ, 1845, No 4) отмечалась ее парадоксальность и был обещан спор с автором, в рец. Некрасова (ЛГ, 1845, 12 апр., б. п.) похвалы перемежались порицаниями, промахи автора объяснялись его отходом от принципов ‘натуральной школы’. Плетнев (‘Совр.’. 1845. No 5) характеризовал С. как неудачливого эпигона Гоголя и представителя партии ‘Отеч. зап.’ (см. также: Грот и Плетне в. II, 441, 449, 452, 466).
В статье 1845 в ‘Отеч. зап.’ (No 6) Белинский отказался от полемики с С, резко развел писателя и героя-идеолога, к-рого и подверг сокрушит, критике: обыгрывая соименность персонажа С. и Ив. Вас. Киреевского, критик подменил разбор книги яростным антиславянофильским памфлетом (см. его письмо В. П. Боткину от 28 февр. 1847 — XII), назвав ‘Тарантас’ книгой ‘умной, даровитой и — что всего важнее… — дельной’ (IX, 116), он между строк неск. раз чувствительно задел автора, что было замечено С. (о его реакции на ст. и объяснении с Белинским см.: Панаев, с. 343). В обзоре ‘Рус. лит-ра в 1845 г.’ (ОЗ, 1846, No 1) Белинский отвел ‘Тарантасу’ первое место среди вышедших в 1845 книг и указал на двойственный характер текста (‘одними был принят за искреннее profession de foi так называемого славянофильства, другими — за злую сатиру на него … Мы принадлежим к числу последних’ — IX, 389).
Резко отрицательно отозвался о книге Ю.Ф. Самарин (‘Моск. лит. и ученый сб-к’, М., 1846, подпись М…З…К….), полагавший, что воззрения Ивана Васильевича не тождественны славянофильским, а автор не отделяет себя от героя: идсологич. (игнорирующая худож. природу текста) критика С. за риторичность, легковесность, отсутствие четкой позиции, опрометчивые суждения о чиновничестве, аристократич. взгляды, ‘внешнее’ усвоение опыта Гоголя сопровождалась полемикой с неназываемым Белинским.
Статья Самарина была высоко оценена как славянофилами (Хомяков. V11I. 266). так и Белинским во ‘Взгляде на рус. лит-ру 1846 г.’ (см. также его письмо Герцену от 4 июля 1846: ‘Статья Самарина умна и зла, — лаже дельна… Как умно и зло казнил он аристократические замашки Соллогуба’ — Бел и не кий. XII. 296).
Позитивно о ‘Тарантасе’ отозвались Гоголь в письме С. от 3 янв. 1846 и Жуковский в недатиров. письме С. (вероятно, осень 1845), где отмечалась истинная любовь С. к России: книга противопоставлялась сочинениям иностр. писателей и ‘полуобразованных русаков’, а автор благословлялся на ‘русский роман’, в к-ром не должно быть места герою онегинско-печоринского типа (РА, 1896, кн. 1, стб. 460-62).
В ответ на ‘удивившее’ его письмо Жуковского Вяземский писал (17 нояб. 1845): в С. хоть и есть ‘остроумие и дарование’, ‘более всего подражания Гоголю’: в нем нет ничего ‘самородного’, ‘задушевного, и, зная его, нельзя и надеяться того и в будущем’: это ‘довольно ловкий … с некоторыми блестками французский фельетон … не делай из него Валтера Скотта’ (опубл.: Памятники культуры. 1979, Л., 1980, с. 53). Разноречивость суждений способствовала успеху книги и упрочению лит. авторитета С.
В 1845-46 выходит сост. С. ‘литературный сб.’ ‘Вчера и сегодня’ (кн. 1—2, СПб.), где публикуются произв. Лермонтова (в т. ч. (Штосе’, Жуковского, стих. Вяземского, Языкова, гр. Ростопчиной, Бенедиктова, А. Н. Майкова и др., прозаич. опыты гр. А. К. Толстого. Сам С. помещает в 1-йкн. пов. ‘Собачка’ с посвящением Щепкину, а во 2-й — ‘Воспитанницу‘ (посв. Гоголю), написанные по мотивам устных рассказов Щепкина и составившие цикл ‘Теменевская ярмарка’. Оба произв. удачно продолжают освоение С. провинц. ‘натуры’, в ‘Собачке’ колоритно воссозданы злоключения бродячей труппы, уклад и нравы уездного городка с круговым, по ранжиру, взяточничеством, произвол, откровенный обход закона.
О ‘Собачке’ Щепкин свидетельствовал: ‘Она писана из моего рассказа, и все было в действительности так. как описано, и автором даже еше много смягчено’ (цит. по: Записки актера Щепкина, М., 1988, с. 99 и ук.).
Обращение к провинц. быту не изменило сложившейся худож. системы С.: при всех различиях мир ‘Теменевской ярмарки’ так же стабилен, как ‘большой свет’, из ‘невероятных событий’ ничего не проистекает, они по-прежнему ‘фиктивны’ |в кон. ‘Собачки’ городничий и ‘жертва’ (реж. театра), оба ‘растроганные’, примиряются на званом ужине].
В сезон 1845/46 в Александрии, т-ре была поставлена ‘шутка’ С. ‘Букеты, или Петербургское цветобесие’ (СПб., 1845), имевшая успех, но вызвавшая недовольство цесаревича Александра Николаевича (‘Воен.’, с. 170). В рец. Белинского (ОЗ, 1845, No 12, см. также: БдЧ, 1845, т. 73) скептич. оценка пьесы сочеталась с признанием авт. таланта, наряду с его откликами на ‘Тарантас’ рец. свидетельствует: Белинский видит в С. тактич. союзника становящейся ‘натуральной школы’. В свою очередь С., ощущавший свою дистанцированность от круга Белинского, все же отдает в ‘Петербургский сборник’ Некрасова (СПб., 1846) стих. ‘Мой Autographe‘, что служило знаком солидарности едва ли не самого модного писателя с ‘натуральной школой’.
В программном письме Плетнёву ‘О Современнике’ (дек. 1846) Гоголь утверждал, что С. ‘бесспорно есть нынешний наш лучший повествователь’ (VIII,424).
‘Никто не щеголяет таким правильным, ловким и светским языком. Слог его точен и приличен во всех выраженьях и оборотах. Остроты, наблюдательности, познаний всего того, чем занято паше высшее модное общество, у него много. Один только недостаток: не набралась еще собственная душа автора содержанья более строгого, и не доведен он сше внутренними событиями к тому, чтобы строже и отчетливей взглянуть вообще на жизнь’ (там же).
Однако новые светские пов., в к-рых С. варьирует прежние мотивы (‘Две минуты’ — ОЗ, 1846, No 1, ‘Княгиня’ — там же, No 3, ‘Бал’ — ‘Новоселье’, ч. 3, СПб., 1846), успеха не имеют (ни одна даже не упомянута Белинским во ‘Взгляде на рус. лит-ру 1846 г.’). Незамеченными прошли последние пов. (одно из лучших произв. С. ‘Метель’ (‘Вед. моск. гор. полиции’, 1849, 9, 10 февр., ‘Старушка’ — ОЗ, 1850, No 4—5), где С. делает окончат, выбор: покой лучше любых бурь. В ‘Старушке’ получают выражение консерват. взгляды С. (гл. 5, 6): сожаления об утрате родств. связей, ‘семейственности’, нивелировании правил общежития, необходимость сохранения ведущей роли дворянства (‘Теперь, когда все убеждения исчезают в Европе, кому поддержать и спасти их, как не дворянскому сословию?’ — Избр. проза, с. 511).
На гребне успеха С. пытается работать в новых жанрах (нар. рассказ ‘Нечистая сила’ — ‘Сел. чтение’, кн. 3, СПб., 1845, фельетон ‘Записки петербургского жителя’ — ‘Илл.’, 1845, No 1, 5, 7, фельетоны и заметки о муз. жизни — СПбВед, 1847, 1, 9, 19 янв., 9 марта, 4, II, 18 мая, 15 июля, вошли в Соч., т. 3), но не слишком успешно. В 1848 по неизв. причине выходит в отставку и ок. года живет в с. Никольском (выезжая в Москву). Работает над трагедией ‘Местничество’ (‘Лит. сборник’, СПб., 1849, отклик М. П. Погодина —‘Москв.’, 1849, No 6) из эпохи царствования Феодора Алексеевича, на к-рую возлагает большие надежды (см. более поздний, 1867, ценз. отзыв Гончарова на ее запрещение театральной цензурой в связи с ‘картиной своеволия и буйства стрельцов’ — PC, 1911, No 3, с. 478-80).
Обсуждает пьесу с И. С. Аксаковым, встретившись с ним на Сергиевских серных водах в Оренбург, губ. (июнь 1848, в 1851 он посетит С. в Никольском), в февр. 1849 читает ее в Москве, в доме А. И. Кошелева [см.: Аксаков И. (1), с. 382-83, 475, Хомяков, VIII. 268]. Славянофилы, пренебрежительно оценивавшие прежние опыты С. [в ‘Трех критич. статьях г-на Имярек’ (‘Моск. лит. и ученый сб-к на 1847 г.’, М., 1847) К. Аксаков, рецензируя ‘Вчера и сегодня’, уделил ‘Собачке’ одну снисходит, фразу — Аксаков К. С. Эстетика и лит. критика. М., 1995, с. 124, см. также с. 137], в целом ‘Местничество’ не признали, однако отметили нек-рые достоинства пьесы. Симпатией к адресату окрашено послание И. Аксакова ‘Графу В. А. Соллогубу’ (1848), отсылающее, в частности, к его собств. драм, поэме ‘Зимняя дорога’, своеобразному отклику на ‘Тарантас’, воспроизводящему его типы и сюжетные мотивы (см., Аксаков И., Стих, и поэмы. Л., 1960, с. 239-40).
Второй период отмечен спадом творч. активности С.-прозаика (о ‘понижении’ его таланта см.: ‘Совр.’, 1851, No 3, с. 18-25, б.п., Барсуков, XI, 393), он продолжает писать водевили [‘Модные петербургские лечения’, 1847, ‘Мастерская русского живописца’, 1854 (оба опубл. в Соч., т. 4), ‘Меценат’ (М., 1865) и др., см.: ИРДТ), наиб, интересные — водевиль ‘Беда от нежного сердца’ (ОЗ, 1850, No 3, пост.: СПб., 1850, ставился также в 1860-70-е гг.) и ‘пословица и двух отделениях’ ‘Сотрудники, или Чужим добром не наживешься’ (СПбВед, 1851, 18-21 янв., отд. изд. — СПб., 1851). В ‘Сотрудниках’ иронически изображены типовые славянофил (Олегович) и западник (Ухарев), в к-рых распознавались К. Аксаков и И. Панаев.
Водевиль вызвал обиды прототипов и толки в славянофильском кругу, отклики А. А. Григорьева (‘Москв.’, [851, No 7—8), А. В. Дружинина (‘Совр.’, 1851, No 2 — ‘Письмо иногороднего подписчика’) (подробнее см.: Рус. драма эпохи А. Н. Островского, М.. 1984. с. 440). И. Аксаков, назвавший ‘Сотрудников’ ‘пресмешным’ и ‘глупым фарсом’, в целом отнесся к соч. С. благожелательно-примирительно: Олегович ‘все же весьма хороший человек и несравненно лучше петербургца’, СТ. Аксаков увидел в водевиле ‘пасквиль’ (Аксаков И. (I), с. 197-98, 552].
Во второй пол. 1850 С. поступает на службу по Мин-ву внутр. дел при наместнике кавказском и ген.-губернаторе новороссийском кн. М. С. Воронцове (к месту службы прибыл в февр. или марте 1851, о причинах, побудивших С. служить на Кавказе, и его деловой переписке с Воронцовым см.: ‘Восп.’, с. 344). В 1852 — стат. сов. В Тифлисе занимается орг-цией рус. театра, активно сотрудничает в газ. ‘Кавказ’, публикует этногр. очерки (позднее объединены в цикл ‘Салалакские досуги’, вошли в Соч., т. 5) и стихи (‘Тифлисская ночь’, ‘Дышит город негой ночи…’ и др. — 1854, 12, 26 мая), а также главы, видимо, неоконч. пов. ‘Иван Васильевич на Кавказе’ (1854, 21, 28 апр., 5 мая). Совм. с Е. А. Вердеревским издает ‘закавказский альманах’ ‘Зурна’ (Тифлис, 1855), где помещает пьесу ‘Ночь перед свадьбой, или Грузия через тысячу лет’, в ст. ‘Неск. слов о начале кавк. словесности’ (‘Кавказ’, 1855, 30 июля), посв. разбору ‘Зурны’, выступает за ‘настоящее просвещение края’, ‘этнографическую’ линию продолжает ‘Ночь в духане. Драм, очерк закавказских нравов’ (БдЧ, 1857, т. 145). Благодаря своему ‘умению расшевелить общественную жизнь’ сделался в Тифлисе ‘центральной личностью’ (Бороздин, с. 695).
По поручению Воронцова (и с посвящением ему) пишет ‘Биографию ген. (П. С.) Котляревского’ (1-я ч. публиковалась в газ. ‘Кавказ’, 1854, 17 февр. — 6 марта, отд. изд. — Тифлис, 1854, 2-е изд., СПб., 1856, 3-е — СПб., 1901), осн. на док-тах: воссоздаст ‘состояние Закавказья’ во время Перс, похода 1796, рус.-перс, войны 1804-13, в т.ч. Грузии накануне присоединения к России (1801) и в последующие годы (реакция на книгу Вяземского — X. 118).
Начало Крым, войны (1853-1856) приветствует патриотич. одой-симфонией ‘Россия перед врагами’ (‘Закавк. вест.’, 1854, No 14, в соавт. с Вердеревским), сочиняет солдатские песни, используемые как листовки. В 1854 в ‘L’Illustration, Journal universel’ (29 апр.) публикуется статья, в к-рой С.-патриот противопоставляется С.-прозаику, автору якобы ‘антирусских’ произв. С. отвечает ‘Письмом редактору ‘JournaldeSt—Petersbourg» (1854, 11 июня, на рус. яз. в том же году: ‘Кавказ’, 3 июля, СПбВед, 18 июля), где опровергает суждения франц. журналиста о своих повестях и рус. дворянстве и обосновывает патриотич. позицию, что вызывает отповедь в коллективном неподцензурном ‘Послании к (М. Н.) Лонгинову’ Дружинина, Некрасова и Тургенева (‘Европе возвестил известный Соллогуб, / Что стал он больше подл, хотя не меньше глуп’ — Некрасов, 1, 430, 692). Личные наблюдения отразились в циклах публиц. ст. ‘Кавказ в восточном вопросе, еще ответ парижским биографам Шамиля’ (на франц. яз. — ‘Caucase dans La Question d’orient…’, St-Ptersbourg, 1855, в рус. пер. — ‘Кавказ’, 1856, 8—22 янв.), ‘Год военныхдействий за Кавказом’ (БдЧ, 1857, т. 142-44).
В марте 1855 С., волей нерасположенного к нему нового наместника Н.Н. Муравьёва (Карского) (см. восп. А. П. Берже — PC, 1873, No 10, с. 603), оставляет службу на Кавказе и возвращается в столицу. С 1856 служит чиновником особых поручений при Мин-ве имп. двора, получает звание камергера и чин действит. стат. сов. (1856), ему доверено составить офиц. описание коронации Александра II(освобожден от этой миссии в связи со смертью тестя накануне коронации, 28 авг. 1856). В том же году пишет комедию ‘Чиновник’ (БдЧ, 1856, т. 136, пост.: Александрин. т-р, 1856), получившую сильный, но кратковрем. обществ, резонанс, она становится одной из первых ласточек ‘гласности’. Посмотрев любительский спектакль на дом. сцене вел. кн. Марии Николаевны, пьесу, в к-рой было ‘сказано очень много смелых вещей о безнравственности, то есть о воровстве наших властей’, одобрил Александр II, резюмировавший в разговоре с Плетнёвым: ‘Давно бы пора говорить это’ (Никитенко, I, 430—31, см. также: Тютчева А. Ф., Восп., М., 2004, с. 341, запись от 24 февр. 1856). Спектакль и публикация вызвали разноречивые отклики: резкой критике подверг фразерство гл. героя чиновника-аристократа Надимова (рупор авт. идей) H. M. Львов (‘Совр.’, 1856, No 6, подпись Чиновник), продолживший полемику пьесой ‘Свет не без добрых людей’ (1857). Еще жестче был ‘Разбор комедии … ‘Чиновник» Н.Ф. Павлова (PB, 1856, No 6—7), вызвавший одобрение Н. Г. Чернышевского (III,662-68), Тургенева (в пересказе Н. А. Мельгунова — РО, 1895, No 3, с. 397), Герцена (ст. Павлова его ‘сильно порадовала’ — XXVI, 43, ср.: Достоевский, XX, 92, 281). Фактически ст. Павлова вывела С. за пределы совр. высокой лит-ры. На изд. 5-томных ‘Сочинений’ С. (СПб., 1855—1856) откликнулся Н.А. Добролюбов, чья ст. ‘Соч. графа Соллогуба’ (‘Совр.’, 1857, No 7) развивала ряд тезисов Павлова и дискредитировала уже все творчество С.
Откликнувшись на предложение нового кавк. наместника кн. А. И. Барятинского (приятеля С. с отроческих лет), в надежде получить должность губернатора в к.-л. из подчиненных ему провинций, С. вновь оказывается на Кавказе, но, не желая ‘разыгрывать роль обер-гофмаршала его дворика’ (‘Восп.’, с. 217), покидает Тифлис (о службе при Барятинском и разрыве с ним см.: Инсарский, с. 303—05, Бороздин, с. 697).
По поручению мин. двора С. отправляется в Европу для ознакомления с постановкой театрального дела. В Париже знакомится с литераторами (А. Дюма, А. Мюрже, Э. Скриб и др.), композиторами (Дж. Россини, Дж. Мейербер), артистами. Пьеса на франц. яз. ‘Une prvue d’amit’ (‘Доказательство дружбы’) поставлена в париж. т-ре ‘Gymnase’ (1859). К. Мармье переводит повести С. на франц. яз. (вошли в кн.: Au bord de la Neva…, P., 1856, Les drames intimes…, P., 1857, En chemin de fer…, P., 1864), сам С. перевел на франц. яз. (совм. с А. де Колонна) ‘Дворянское гнездо’ Тургенева (изд. в 1861 в Париже — Тургенев И.С, ПССиП. Письма, т. 3, М.-Л., 1961, с. 304, 608). Откликаясь на парижские муз. дискуссии, публикует брошюру ‘Lesmusicienscontremusique‘ (St-Petersbourg, 1860). По возвращении (1859) С. подает докладную записку о реформировании имп. театров (о ней см.: Боборыкин, т. 1, с. 166, ср. также ст. ‘О русском театре’ — ‘Антракт’, 1868, No 20, где настаивает на открытии в России частных театров).
В 1859 обосновывается в Дерпте, служа при остзейских генерал-губернаторах, часто отбывая в Петербург, Москву и за границу (Германия, Париж). Во время службы в Риге написал ст. ‘О квасном патриотизме’ (1861), в к-рой хвалил остзейские строгие порядки в сравнении с русскими (предполагал напечатать в ‘Сев. пчеле’ вместе с полемич. ответом на нее), запрещена С.-Петерб. ценз, к-том и Гл. управлением цензуры из опасения испортить отношения с остзейскими немцами (РГИА, ф. 772, оп. 1, ч. 1, д. 5713, справка М.С. Левиной).
В 1861 принимает деятельное участие в подготовке празднования юбилея Вяземского (см. письмо Плетнёва Одоевскому от 21 февр. 1861 — РНБ, ф. 539, оп. 2, No 871, л. 14), 2 марта исполняет на торжестве приветств. куплеты (СП, 1861, 10 марта), публикует отчет о нем (СПбВед, 1861, 12 марта), выпускает брошюру ‘Юбилей 50-летней лит. деятельности акад. кн. П. А. Вяземского’ (СПб., 1861).
Юбилей и в особенности куплеты С. вызывают возмущение молодых радикальных литераторов, оскорбительно для адресата и автора пародируются в ‘Искре’ Вас. С. Курочкиным (‘Стансы на будущий юбилей русско-франц. водевильной и лит. деятельности Тараха Толерансова’, 1861: см.: Поэты ‘Искры’, т. I, с. 112-14. 34S), высмеиваются Д. Д. Минаевым (‘Праздная суета. Стихотворение великосветского поэта графа Чужеземцева’ с издевательским посвящением С. и пометой ‘перевод с франц.’, 1861: см.: там же. т. 2, с. 32-35. 375-76).
На скандал вокруг юбилея (подробнее см.: Гиллельсон М.И., П. А. Вяземский, Л., 1969, с. 344—45) Вяземский откликается стих. ‘Графу Соллогубу’ (‘Взревел наряженный в Ахилла / Демократический Фальстаф’, 1861). С. становится пост. объектом поношений в ‘Искре’ и др. радикальной прессе (см.: Ямпольский И. Г., Сатирич. журналистика 1860-х гг. Журнал рев. сатиры ‘Искра’, М., 1964, ук.).
В 1865 С. избран действит. членом ОЛРС при Моск. ун-те, где читает первый мемуарный опыт (‘Из воспоминаний о Пушкине и Гоголе’ — РА, 1865, кн. 2), вызвавший резко негативную реакцию в ‘левой’ прессе (стих. Минаева ‘В кругу друзей у камелька’, 1865, пародия ‘Лит. воспоминания Маслогуба’ — ‘Будильник’, 1865, No 72, 74, 75, и др.). Мемуарная линия была продолжена: ‘Воспоминание о кн. В.Ф. Одоевском’ (сб. ‘Впамять о кн. В. Ф. Одоевском’, М., 1869), ‘Пережитые дни, рассказы о себе по поводу других’ (‘Рус. мир’, 1874, 23 апр. … 12 сент.), ‘Воспоминания’ (посм.: ИВ, 1886, No 1-6, 11-12, отд. изд. — СПб., 1887), ср. также ст. ‘Пушкин в его сочинениях’, ‘О значении кн. П. А. Вяземского в рос. словесности’ (в кн.: Беседы в ОЛРС, в. 1, М., 1867). Мемуары С. содержат важные сведения о Пушкине, Гоголе, М. Глинке, Лермонтове, Тургеневе, мн. литераторах, музыкантах, полит, деятелях, выразительно и достоверно воссоздают литературно-бытовую атмосферу 1820-40-х гг., прошлое (иногда с элементами идеализации) здесь полемически противопоставлено современности, однако С. никогда не отрицает ни успехов новейшей лит-ры, ни благотворности социально-полит. реформ.
Устные рассказы С. о Пушкине записывались П. В. Анненковым (см.: Модзалевский Б. Л.. Пушкин, Л., 1929), о Лермонтове — П.А. Висковатым (использованы в кн.: Висковатый П. А.. М. Ю. Лермонтов. Жизнь и творчество. M., I89I. с. 330. 338). В 1860-е гг. С. пишет либретто по мотивам ‘Демона’ Лермонтова для оперы Б. А. Фитингофа-Шеля ‘Тамара’ (пост. в Мариинском т-ре, 1886).
Свое положение С. характеризует в письме Краевскому от 11 сент. 1865: ‘…в нашей журналистике давно вошло в моду отзываться обо мне как о каком-то безграмотном бариче, идиоте, доносчике и т.п. Потешилась молодежь. Пускай себе. В обществе для пособия бедным литераторам меня забаллотировали. Это меня огорчило, как всякое незаслуженное оскорбление. Я всегда помогал, где только мог, другим, и отнимать у меня этого права, всей моей жизнью заслуженного, не следовало бы по самой простой справедливости’ (впервые опубл.: ‘Восп.’, с. 16). Обращение к Краевскому, изд. газ. ‘Голос’ (‘…если вам нужен материал, я снова готов’ — там же), было тщетной попыткой примирения с новой лит. средой.
В сент. 1865 Погодин сообщает Вяземскому о намерении издавать вместе с С. ж. ‘Старовер’: ‘Ведь грустно смотреть на нынешнее состояние литературы. Надо восстановить предание’ (‘Старина и новизна’, 1901, кн. 4, с. 77). Начинание не состоялось, но в изд. Погодиным ‘лит. и полит. сб-ке’ ‘Утро’ (М., 1866) появилась поэма С. ‘Нигилист’ с ироническо-негативной оценкой ‘новых людей’, что послужило поводом для очередных нападок (пародийная поэма-продолжение Минаева ‘Нигилист’ с эпиграфом ‘Не в свой ‘тарантас’ не садись’ — ‘Искра’, 1866, No 9-11).
Антинигилистич. мотивы проявились в пьесе ‘Разочарованные’ (М., 1867). статье ‘Молодость и будуошость’ (‘Голос’, 1869, I апр.) и комедии (содержание и назв. неизв.), к-рую С. читан в окт. 1875 Тургеневу и М. Е. Салтыкову-Щедрину, вызвав у последнего резкое раздражение (XVIII, кн. 2. с. 214-15, 218-19, ср. также: Тургенев И. С. ПССиП. Письма, т. 11. М.-Л.. 1966. с. 139): ‘всероссийская молва’ объясняла размолвку писателей якобы написанным С. пасквилем на Щедрина (‘Восп.’. с. 104).
В окт. 1869 С. командирован в Египет для участия в церемонии открытия Суэцкого канала: путевые впечатления (в т.ч. от торжеств в Порт-Саиде) представлены в кн. ‘Новый Египет’ (СПб., 1871, отрицат. рец. — ОЗ, 1871, No 5: ‘ни нового, ни старого Египта в этой книжке совсем не имеется’, с. 70). В 1871 в последний раз посещает Кавказ, организует торжества в Кутаисе по случаю прибытия Александра IIи вел. князей (будущего Александра IIIи Владимира Александровича), пишет приветств. стихи (‘С времен, давным-давно отжитых…’)с рефреном ‘Аллаверды’ (опубл.: ‘Восп.’, с. 191—92, в сокр. версии стали популярной застольной песней). В 1877 в качестве офиц. историографа находился при имп. штаб-квартире действующей армии, составил ‘Дневник высочайшего пребывания за Дунаем имп. Александра II в 1877 г.’ (СПб., 1878), в обширном предисл. изложил причины рус.-тур. войны 1877-1878, ист. задачи России, затронул ‘слав. вопрос’.
С нач. 1860-х гг. С. много занимается пенитенциарными вопросами (‘тюрьмоведением’). В 1870 в качестве, пред. Комиссии для исследования недостатков тюремного заключения в России и изыскания способов к их устранению командируется для изучения европ. опыта, выпускает ‘закрытое’ иссл. ‘История и совр. положение ссылки’ (СПб., 1873, перепечат. для публики посм.: ‘Век’, 1883, No 1, 2). О работе комиссии С. по улучшению тюрем см.: ‘Восп.’, 1931, с. 504.
В 1878 С. женится на Варв. Конст. Аркудинской (ум. 1893, примерно на 25 лет моложе писателя), связь с к-рой длилась неск. лет еще при жизни С. М. Соллогуб. Брак с женщиной низкого социального происхождения и с репутацией авантюристки вызывает многочисл. сплетни и насмешки, что усиливает одиночество С. История последней любви и нек-рые др. автобиогр. мотивы отразились в ром. ‘Через край’ (поем.: ‘Новь’, 1885, No 7-12).
Изд.: Повести и рассказы, кн. 1-3. СПб., 1886 (3-е изд., СПб., 1902-03): Тарантас. Б., 1922 (факсимиле изд. 1845, послесл. A. H. Толстого), др. изд.: М.-П., 1923: М., 1955, М., 1982 (факсимиле изд. 1845. в прил. ст. А. Немзера и А. Кантора, 2-е изд., М., 1985), Понести и рассказы. М.-Л., 1962 (подг. изд. Е. И. Кийко), М., 1988 (подг. изд. Н. И. Якушина), Три повести, М., 1978 (подг. изд. А.Л. Осповата), Избр. проза. М., 1983 (вступ. ст. и прим. А. С. Немзера): Повести. Восп., Л., 1988 (подг. изд. И. С. Чистовой), Водевили, М., 1937, Сотрудники…, Чиновник. — В кн.: Рус. драма эпохи A. H. Островского, М., 1984 (вступ. ст. А. И. Журавлевой, о С. — с 14-21, прим. Немзера), Восп., М.-Л., 1931 (‘Acad.’: предисл. и прим. С. П. Шестериком, вступ. ст. П. К. Губера), Восп., М. 1998 (вступ. ст. Немзера, прим. Чистовой).
Биогр. мат-лы: Панаев, Панаева: Анненков, Боборыкин (все — ук.), Инсарский В. А., Записки, ч. 2, СПб., 1898. с. 297-305, Головин К., Мои воен., т. 1, СПб., 1908. с. 185-86, Соколов П. П., Восп. акал. — ИВ. 1910. No 8. с. 411-13, см.: там же, Nо 9-12 (упоминания о С. в гл. IX, XI. XIV, XVII-XV1II, XX), Соколова А. И., Встречи и знакомства. — ИВ, 1911. No 4. с. 116—21, Пушкин в письмах Карамзиных 1836-1837 гг., М.-Л., 1960 (ук.), Дружинин А. В., Повести. Дневник, М., 1986 (ЛП, ук.), Григорьев. Письма (ук.).
Лит.: Пушкин в восп., т. 2, Гоголь: Белинский, Некрасов: Герцен, Чернышевский, Добролюбов, Достоевский, Тургенев. Письма, Никитенко: Барсуков, Смирнова-Россет, Григорьев Ап., Соч., т. 2, М., 1990, Грот и Плетнев (все — ук.): Заборова Р. Б., Неизв. стих. Лермонтова и С. — ЛН. т. 58, ее же. Мат-лы о М. Ю. Лермонтове в фонде В.Ф. Одоевского. — Тр. ГПБ. т. 5, Л., 1958, Рейфман П. С, Стих. Лермонтова ‘Как часто пестрою толпою окружен’ и пов. С. ‘Большой свет’. — ‘Лит-ра в школе’, 1958. No 3, Герштейн Э. Г., Судьба Лермонтова. М., 1964. с. 212-84, Грех не в В. А., Творчество С. в рус. прозе кон. 30-х — первой пол. 40-х гг. XIX в., Г., 1967 (дис), его же, ‘Тарантас’ С. (жанр и композиции). — ‘Уч. зап. Горьков. ун-та’, в. 132. 1972, Рус. повесть XIX в. История и проблематика жанра. Л., 1973 (ук.), Гуминский В. М., К вопросу о жанре путешествий. — ВМУ, 1977, в. 5, Вацуро В. Э., Беллетристика С, [1977]. — В кн.: В. Э. Вацуро: Мат-лы к биографии, М., 2005, его же. Пушкин в сознании современников. — В кн.: Пушкин в восп., с. 27-29: его же, Один из источников ‘Огородника’. — ‘Некрасовский сб-к’. т. 7. Л., 1980, Манн Ю. В., Утверждение критич. реализма. Натуральная школа. — В кн.: Развитие реализма в рус. лит-ре. ч. 1, М., 1972, с. 257-59 и ук., Немзер А. С., Повести С. на фоне романтич. традиции. — ВМУ. 1982, в. 6, его же, ‘Развязка вчерашнего дня — нынешний…’. — ‘Лит. учеба’. 1983. No 2: его же. Лит. позиция С. (1830—40-е гг.), М., 1983 (дис.), Кошелев В. А., Эстетич. и лит. воззрения рус. славянофилов (1840—1850-е гг.). Л., 1984 (ук.): Поэты ‘Искры’, т. 1-2 (ук.): Песни рус. поэтов, т. I (ук.), Рус. эпиграмма. 1988. с. 312, 618: Лит. кружки и салоны, 2001 (ук.). * Сл. ОЛРС, РБС: Брокгауз, Языков, ЛЭ, КЛЭ, Иванов, в. 1, Боград. ‘Совр.’: Боград. ОЗ (I), Лсрм. энц. (и ст. о С. М. Соллогуб), Черсйский (и ст. о А. И., Л. А. Соллогубах, С. И. Соллогуб), ИРДТ, т. 3-6 (ук.), Рус. писатели, Муратова (I, в т. ч. письма), Масанов (не учтен криптоним гр. С).
Архипы: РНБ. ф. 716,ф. 539. он. 2. No 1009 (письма В. Ф. Одоевскому), РГАЛИ. ф. 453 (Соллогубов), см. также ф. Ф. Л. и H. M. Соллогубов, ИРЛИ. в составе Р. III. оп. 2. No 1707-16 (л.ф.), РГИА. ф. 1349, оп. 5, д. 3082 (ф.с. 1856 г.) [справка М. С. Левиной]: Личные фонды РО ПД. СПб., 1999 (ук., письма, альбомы со стих. С.).
А. С. Немзер.
Русские писатели. 1800—1917. Биографический словарь. Том 5. М., ‘Большая Российская энциклопедия’, 2007