Агафья после свадьбы двух лет не прожила с мужем, как ей пришлось с ним разлучиться,- отдали его в солдаты, и осталась она ни девицей, ни вдовой. Давно ли, кажется, Агафья себе не верила, как она счастлива была, а теперь ей думалось, несчастней ее человека на свете нет. Егора своего она так любила, что только он ей на свете и дорог был. И нельзя его было не любить. Он — первый парень в деревне, умница, красивый, из зажиточного дома, а не побрезговал ее замуж взять.
Агафья была сирота, бобылкина дочь
Отец Агафьи умер, ей еще десяти лет не было. Ходила она всю жизнь по наймам: сперва в няньки мать ее отдавала, а потом в работницы, и что, бывало, ни заработает за лето, все за зиму с матерью проедят. Не было у девки ни справы настоящей, ни одежды хорошей, как у других крестьянских девок. И Егор ничуть на это не посмотрел, а полюбилась ему девка, и высватал он ее. Родители было его упирались, беднотой ее брезговали, но Егор переломил стариков.
И за это-то Агафья и любила Егора. Она на него наглядеться не могла, все она для него была готова сделать, все перенести.
II
А переносить Агафье кое-что пришлось в семье не мало. Семья свекров ее считалась порядочною. Кроме Егора, у них был еще старший сын, женатый, у него росло двое ребятишек, была еще дочь, девка лет шестнадцати. К нраву всех нужно было применяться. Всем угоди, всем услужи, на работу беги первой, а за стол последнею. Но это бы еще ничего, а плохо было то, что в такой семье настоящего порядка не велось, Старик был человек мягкий, большевать всем любила свекровь, а бабья большина известно какая. Агафью свекровь невзлюбила с первых дней за то, что добра мало принесла в приданое. Сначала под нос себе ворчала, потом поговаривать стала, прежде в людях, а потом и в семье.
Прошла зима после свадьбы, наступила весна, захотел Егор своей молодухе к пасхе кофту новую сшить. И сказал об этом отцу, согласился отец, обещал денег дать.
Услыхала свекровь, взбеленилась.
— Статочное ли дело,- говорит,- на первый год молодуху обряжать! Да вы с ума сошли, что ли? Где ж это видано?
— Что за беда! — говорит старик.- Ежели чего у ней недостает, так отчего же не справить?
— А мы чем виноваты, что у ней! нет ничего? 3аботилась бы о себе в девках! А то на-поди: без году неделю замужем пожила и справу с мужа спрашивает.
— Где ж ей в девках было что спрашивать? Сирота ведь!
— А за коим шутом такую брали голую? 3а нашего парня и достаточную дали бы …
— Ну, будет молоть-то,- сказал старик,- что сделано, то сделано, а что надо, то надо.
Не послушали старуху, справили кофту. Взъелась баба еще пуще прежнего на сноху, проходу ей не дает, все ругает да попрекает, хотелось ей Егора на нее натравить, да не слушает ее Егор. Это еще пуще разжигало бабу. И когда Егора приняли в солдаты, то она так стала обходиться с Агафьей, что та сразу почуяла, какая ей теперь жизнь будет. Провожая Егора совеем, Агафья спросила у него:
— Егорушка! Как же мне теперь е матушкой-то быть? Ведь заест она меня совсем без тебя-то.
— Не бойся, обойдется: как увидит, что некому в доме работать-то без нас, посмирнее будет.
— Хорошо, как так, а то она, пожалуй, ни на что не поглядит. Так что мне делать тогда, какой наказ от тебя будет?
— Что хочешь делай, только меня не забывай! Если меня забудешь, то плохо будет, сказал Егор.
III
Проводили Егора, приехали из города домой. Дня два ходили как потерянные, не знали, за что теперь взяться, потом понемногу начал и оправляться и приниматься за те дела, что у них не окончены были. Агафья была очень грустна, ни па что ей не хотелось глядеть, не видела она даже, какие взгляды на нее кидает свекровь, — не до того ей было. Прошло с неделю, дела все подобрались. Только был у них еще лен не смят, стали лен садить. Насадили лен, свезли воз дров к овину, стал старик собираться лен сушить.
— Овин-то больно сыр, — сказал он. — Пожалуй, и ночи захватишь.
— Эка беда! Впервой, что ли, тебе? — сказала старуха.
— Оно хоть не впервой, а жутко ночью одному-то.
— Ну, пришлю кого-нибудь для охоты.
Собрала Татьяна старику поужинать, поел тот и стал в теплышко собираться, взял лучины, спичек и пошел.
Остались дома одни бабы: старший сын с овсом в город уехал, жена его с маленьким нянчилась, девка к подругам па улицу ушла, а Агафья скотине корм готовила. Наносила корму Агафья, задала, корову подоила и вошла в избу.
И говорит свекровь:
— Давайте, бабы, ужинать! Да ты, молодуха, в овин пойдешь, а то свекру-то в ночь жутко одному.
— Ладно, — говорит Агафья.
Поужинали. Накинула Агафья перешивок и пошла в овин. Спустилась она в теплышко, видит — лежит свекор на земле, перед ним огонь горит. Остановилась Агафья, стоит, на огонь смотрит.
— Ну что, управилась? — спросил старин.
— Управилась.
— Поужинали?
— IIоужинали.
— Ну, садись, в ногах правды нет, чего стоять-то!
Опустилась Агафья на землю, вздохнула. Поговорили о том, о сем.
— Как-то теперь Егор устроился? — сказал старин.
— Бог его ведает.
— Поди, чай, скучает: о доме грустится.
Ничего не сказала Агафья.
— Ии тебе-то, чай, не весело? А?
— Что же делать!
— А ты не грусти, авось обтерпишься: нынче служба недолгая, всего четыре года, как-нибудь проживешь.
— Оно бы все ничего, да очень я матушки боюсь.
— Ну, что ее бояться? Взбалмошная она у меня, правду, ну да обойдется … Если что, так и приструнить можно …
А Татьяна у подлаза стояла и подслушивала, не подойдет ли чего, к чему придраться можно. Услыхала она последние слова, обрадовалась.
— Это меня-то,- кричит,- приструнить? Ай да ловко! Ах ты, старый хрыч, аль к снохе подбиваешься! Да я тебе все бельмы выдеру! ..
Вскочил на ноги старик, и Агафья испугалась: поняла она, чего взбеленилась старуха.
— Что ты там шумишь, беспардонная? — крикнул на бабу старик. — Чего это ты выдумываешь, аль не бита? Вот погоди, я сейчас к тебе вылезу.
— Поди, поди! Я тебе всю лысину поленом раскрою! .Я тебе покажу, как со снохою шуры-муры заводить.
Бросился старик из теплышка, увидала Татьяна, пустилась бежать со всех ног, бежит, а сама орет во все горло, старика ругает. Посмотрел ей вслед старик: бежать за ней силы не было, плюнул и полез опять в теплышко.
— Ну и дьявол баба! — сказал он.- Ведь вот что выдумает! ..
— Батюшка, что уж мне теперь делать-то! — сказала Агафья и заплакала.- Ведь она мне теперь житья не даст, заест теперь она меня совсем.
Ни слова не сказал старик, а только насупился. Кончили сушку, пошли домой. Агафья тряслась как виноватая, когда в избу входили. Однако все благополучно сошло. В избе все спали, разделась Агафья, помолилась богу и легла спать. И долго она заснуть не могла: тревожили ее нехорошие мысли, и горькие слезы лились из ее глаз.
IV
Утром собрались к ним бабы с деревни лен мять. Пришли бабы, принялись за работу. Работают, разговаривают, не говорит только одна Агафья, стоит у мялицы как пришибленная. Стали над нею бабы трунить.
— Вишь,- говорит одна,- запечалилась как! Чай, об муже грустит … Не горюй, и без мужа проживешь: в деревне пастухов много.
Пришло время завтракать. Пришла Татьяна звать баб.
— Бог в помощь! — говорит.
— Спасибо, тетка Татьяна!
— Хорошо ли лен высушен?
— Ничего, гоже.
— То-то! — говорит Татьяна, сама ехидно улыбается.ґ Грех, кажись было бы, если плохо высушить-то! Мой старик до петухов его сушил, да не один, а с солдаткой молодой. Так хорошо сушили, что любо посмотреть. Прихожу это я проведать их, а мой-то говорит: ‘Ты, молодуха, не робей, старуха ничего, а если что, так я ее приструню’.
Не удержались некоторые бабы, засмеялись.
— Что смеетесь? Правда, хоть самое спросите, нешто от стыда не скажет.
Да неужто правда? — спросила одна баба.
— Истинный бог! Это она тихоней-то притворяется. Подите-ка раскусите-ка ее, какая она! Недаром говорится: в тихом омуте черти водятся!
Некоторые бабы опять рассмеялись. А Агафья при речах свекрови и руки опустила, и работу забыла.
Озлобил ась она донельзя, подступила она к старухе, кажется, так и вцепилась бы в нее, озлобилась и Татьяна.
— Ты что это,- говорит,- очумела, что ль? Что ты подскочила-то ко мне? Аль драться хочешь? Попробуй, я те покажу, шлюха этакая, как на свекровь руки поднимать!
Повернулась Татьяна, позвала баб к завтраку и пошла из овина. Подкосились ноги у Агафьи, опустилась она на мялицу и заплакала. После завтрака не пошла баба на работу, а стала свои пожитки собирать. Заметил это свекор и спрашивает:
— Ты что затеяла? Аль уходить хочешь?
— К матушке пойду.
— Аль опять что вышло?
Рассказала Агафья. Вздохнул старик и говорит:
— Эх ты, головушка моя горькая! Что мне с ней делать?
Собралась Агафья, закинула узлы на спину и пошла в свою деревню к матери.
V
Удивилась мать Агафьи, как увидала дочь
— Что это ты, Агафьюшка, никак ко мне перебираешься?
— Пока к тебе, матушка.
— Что так?
— Не дает мне житья свекровушка. Заела совсем меня.
И рассказала Агафья про горе свое. Поплакали они вместе и стали обдумывать, что делать.
— Я, матушка, в Москву пойду,- сказала Агафья.
— В Москву? Да что же ты там будешь делать?
— Место какое-нибудь приищу, проживу кое-как.
— Ох, доченька, какое ты место-то искать будешь, ведь ты и порядков-то московских не знаешь?
— Что за беда, привыкну,- ведь не одни природные московские живут, а, чай, и деревенские есть. Эна, наша тетка Мавра тоже прямо из деревни, а сколько годов живет!
— Так-то так!
— А в деревне что мне делать? Ну, лето туда-сюда, в работницы можно наняться, а зиму? Что за лето наживешь, проживать?
Вздохнула старуха и говорит: — Гляди, как лучше, доченька.
Нашла Агафья грамотея, написала обо всем мужу, выправила паспорт и отправилась в путь. Приехала она в Москву и стала тетку Мавру разыскивать. Жила Агафьина тетка у господ. Отыскала ее Агафья и пришла к ней. Удивилась Мавра, как Агафью увидела, еле узнала ее.
— Агафьюшка,- говорит,- какими судьбами?
— Да жить в Москву приехала.
— А в деревне-то что ж?
Рассказала Агафья, почему она из деревни уехала. Потужила о ней тетка и говорит:
— Ну, что делать? Знать, твоя судьба такая! Не тужи, авось, бог милостив, найдем тебе местечко получше, и будешь жить да поживать, пока муж вернется, а муж вернется, — все дела разберет.
VI
Однако, не сразу вышло место Агафье, прожила она у тетки недели две, а о месте и слуху не было. Стало бабе скучно без дела. Сидят раз на кухне Мавра, кухарка и Агафья, чай пьют, и входит к ним прачка, что на господ белье стирала. Остановила ее Мавра и говорит:
— Анна Петровна, вы по разным господам-то ходите, не слыхали ли где местечка вот для племянницы моей?
— А какое местечко-то?
— Все равно, какое ни на есть, лишь бы пристроиться, она только из деревни.
Посмотрела прачка на Агафью, оглядела и говорит:
— Не знаю, не слыхала. Разве мне ее взять белье стирать?
— Все равно, Анна Петровна, возьмите, пожалуйста, она бабенка работящая, будете довольны ею.
— Хорошо, пусть приходит завтра утром.
Ушла прачка, и говорит Мавра племяннице:
— Ну, вот, Агафьюшка, и место тебе. Как скажешь, ничего?
— Ничего, тетушка, спасибо за хлопоты.
— Ну, слава богу, Устроишься и живи,- работай, не ленись, не балуйся, все по-хорошему и будет.
На другой день утром свела Мавра Агафью на место, определила ее.
Стала Агафья к новой жизни привыкать да присматриваться. Прачечная была в подвале, баб рабочих было семь: три — стирали, а остальные — гладили, стирали бабы деревенские, а гладили — городские. Сначала не нравилась Агафье новая жизнь: работа не тяжелая и харчи хорошие, да не по душе ей были порядки московские — прачки все молодые да бойкие, в разговорах такие слова говорят, что и мужчине за стыд сказать, весь день песни горланят, да и песни-то нехорошие, за обедом водку пьют, между делом папиросы курят.
‘ Экая срамота-то, прости господи! — думала Агафья.ґ На что похоже! И что это за народ отчаянный собран, где он берется?’
И в первый же праздник Агафья отправилась к тетке и написала там мужу письмо. Она писала, что вот она теперь живет в Москве и что тут нехорошо жить и как ей без него скучно. С каким нетерпением она будет ждать того времени, когда он вернется к ней! Отправила Агафья письмо и стала ждать ответа. Ответ недели через две пришел, но не такой, какой ждала Агафья.
Ей думалось, что Егор напишет ей ласковое письмо, станет утешать ее, увещевать подождать, как пройдет время,- а наместо этого пришло сердитое письмо. Писал Егор, что ему теперь ни до кого нет дела, а только самому до себя. Что он должен привыкать и к службе и к чужой стороне, думать о чем-нибудь ему теперь и времени нет.
Обиделась Агафья и ничего не написала на это письмо, стала она помаленьку втягиваться в свою жизнь, кое-как привыкать ко всему. К концу зимы Егор прислал другое письмо. В этом он уже ругал Агафью, зачем она из дому ушла. Видно, мать как-нибудь очернила перед ним Агафью, и он считал ее виноватой в уходе. Это письмо больше обидело молодуху, и она написала ему тоже не ласково и затаила обиду на мужа в сердце у себя. Прожила Агафья до весны, вела она себя по-хорошему. Товарки ее ‘степенной’ прозвали, потому, что она не якшалась с ними, те, бывало, как праздник, так либо по трактирам, либо по пивным шляются, а она, кроме тетки, никуда не ходила. Из всех прачек ей только одна и пришлась по сердцу, Аришей звали.
Девушка она была молоденькая, веселая, песенница и плясунья, но с товарками она не водилась, а держалась поодаль. Говорили, что у ней любовник был. Спала Агафья с ней на одной постели, а иногда вместе и прогуляться ходила. Пришла пасха. Собрались прачки на гулянье под Девичий, стали и наших подруг звать, Ариша согласилась, а Агафья отнекиваться стала.
— Ну, чего ты ломаешься, Агаша?- сказала ей Ариша.- Пойдем!
— Не к чему, кажется.
— Ну вот, не к чему! Дело праздничное, не все же в конуре сидеть! Пойдем!
Уломала она Агафью, согласилась та. Оделись и пошли.
Под Девичьим народу было видимо-невидимо. Были тут настроены балаганы и торговали сластями. У Агафьи глаза разбежались.
— Вот так славно! — говорила она.
— А ты упрямилась! Гляди, какое раздолье! — Сказала Ариша.
Проходили они весь , день, были в балаганах, смотрели Петрушку, как паяцы ломаются, песенников слушали, сластей покупали, у Агафьи даже голова закружилась. Было уже поздно, и устали-то они порядочно и проголодались, и пошли они домой вдвоем с Аришей, потому что товарки их отбились дорогой. И говорит Ариша:
— Зайдем, Агаша, чаю напиться да закусить, а то живот подвело.
— Куда же?
— А в трактир.
— Пойдем, пожалуй.
Забежала Ариша в булочную, взяла белых хлебов, и пошли они в трактир.
Агафье неловко стало: ей казалось, что все смотрят на нее. Забрались они в уголок и спросили себе чаю. Выпили по чашке, вдруг слышит Агафья, музыка заиграла. Удивилась баба, хорошо показалось.
— Ариша, чтой-то? — Спрашивает.
3асмеялась Ариша.
— Разве ты никогда,- говорит,- не слыхала?
— Нет.
— Это машина.
— Ловко как
— Поживи-ка подольше в Москве-то, еще не то увидишь.
VII
И стало с тех пор Агафью на гулянье потягивать. Понравилось ей веселье московское, стала она пореже к тетке ходить, за работой задумывается, ждет, как бы праздник поскорее. Стали они с Аришей по бульварам да по садам гулять. Случалось, что в праздники и одна Ариша уходила, а куда — Агафья не знала, и в такой день, бывало, скучно бабе было, насилу она дождется подруги своей.
— Где ты пропадала? — спросила Агафья, когда вернулась Ариша.
— Где была, там чай пила, баранки ела, а с кем,- не твое дело, — скажет Ариша.
Пришел май месяц. Открылось гулянье в Сокольниках.
Собрались раз подруги и пошли туда. Долго они ходили, все пересмотрели, музыку послушали и собрались домой только к вечеру. Идут они, а навстречу им два молодца, на вид ребята хорошие и одеты чисто, из мастеровых, видно. Подошел один из них к Арише и говорит:
— Здравствуйте, Арина Ивановна!
— Здравствуйте, Петр Васильевич! — сказала Ариша.- Как поживаете?
— Помаленьку. Как вы? Погулять вышли?
— Да, проветриться захотелось.
— Хорошее дело. А это подруга ваша?
— Подруга, Агафья Алексеевна.
— Очень приятно! Не угодно ли чайку вместе попить?
— Благодарим, нам домой пора.
— Вот пустяки-то! Домой-то успеете, это сюда опять не скоро попадете. Пойдемте, посидим, поболтаем, вот с товарищем моим познакомитесь, с Алексеем Павловичем.
— Нет, спасибо! Нам пора!
— Ну, будет ломаться-то! Изломаетесь, в дрова не будете годиться.
Не стала больше отнекиваться Ариша — согласилась. Согласилась и Агафья. Уселись они за стол под кустиком, спросили самовар, купили у разносчиков закусок. Петр за водкой послал. Принесли водки, стали угощаться, поднесли и Агафье, стала отказываться баба, да уломали ее ребята.
Выпила Агафья рюмку-другую и повеселела. Стал ей Петров товарищ слова разные закидывать, стала пересмеиваться с ним Агафья и не видала, как вечер прошел.
Распростились молодцы с прачками и пошли в свою сторону, а прачки в свою. Пришли домой, поужинали, легли спать, и спрашивает Агафья:
— Ариша, чьи это ребята?
— Али хороши? — сказала Ариша и засмеялась.
— Ничего. Откуда они?
— Мастеровые они: где картинки печатают, так они в машанистах живут.
— Разве только девки с любовниками живут? У нас в Москве и бабы не зевают, особливо солдатки!
— Ну тебя! Лучше не говори.
— Ну, черт с тобой! Как хочешь …
Помолчали немного подруги, потом Ариша и говорит:
— А мой Петруша хорош?
— Ничего, хорош.
— Ага! Вот какого подцепила, а ты зевай знай.
— Чудная ты, Ариша, у меня ведь муж есть.
— Где он у тебя, муж-то?
— Где? 3намо, в солдатах.
— Когда он из солдат-то придет, а ты и жди?
— Что ж делать-то? На то закон приняла.
— Закон… Где он у тебя служит-то?
— 3а Питером где-то, далеко.
— Вот он там закон соблюдает с чухонками, любо!
Ничего не сказала Агафья, закуталась в одеяло и отвернулась к стене.
VIII
И взяло раздумье Агафью: ‘Ну-ка и вправду? — думает она про мужа. — Парень он ловкий, нужды не видит, мужик не баба — скорей случай подойдет’. И при этой мысли защемило сердце у Агафьи. Что больше думает, то тяжелее становится. Пришли ей на ум письма мужнины, вспомнила она, как он писал ей в них, и не дорог ей уж и Егор таким стал.
‘Може, я ему и не мила уж стала’,- думает. И силится она отогнать от себя дурные мысли, а они все лезут непрошеные. Измучили они бабу. И больше месяца Агафья боролась с собой, в рот не брала капли водки и не выходила никуда, только разве к тетке сходит. Каждый день она ждала от мужа нового письма, но письма не было.
В один из весенних праздников одна прачка справляла именины, пригласила она и Агафью, на именинах выпила баба и повеселела. Ночью, когда полегли все спать, у Агафьи снова забродили дурные мысли в голове, заговорила кровь молодая.
— Что ты ерзаешь, спать не даешь! — заворчала на нее Ариша.
Повернулась Агафья к подруге и толкнула ее слегка.
— Ариша!
— Ну, что?
— А как бы его увидать-то?
— Кого?
— Алексея-то?
— Ну да! Сама знаешь, чего спрашиваешь?
3асмеялась Ариша.
— Когда хочешь, — говорит.
— Нет, вправду!
— Я вправду. Вот пойду на неделе к Петру, скажу ему,- в воскресенье и придут.
— Ты, Ариша, на меня-то не говори, а скажи как-нибудь по-другому.
— Да уж не учи: знаю как!
В среду вечером Ариша отпросилась у хозяйки со двора и спрашивает Агафью:
— Что ж, кланяться, что ли?
— Кланяйся.
Ушла Ариша и вернулась только утром. Пришла она рано, прачки еще не вставали. Подсела она к Агафье и говорит ей потихоньку:
— Ну, Агаша, засушила ты парня.
— Будет смеяться-то!
— Ей-богу, правда! Сам не свой стал. Как пришла я, узнал и бежит про тебя спрашивать. ‘Как,- говорит,- она поживает?’ — ‘Ничего’,- говорю. ‘Поклона не прислала?’ — ‘Нет’.- ‘Экая,- говорит,- бесчувственная-то, а я от нее поклона ждал. — ‘ На что он тебе? — говорю я и смеюсь.- Шубу, что ли, шить? — ‘Какое,- говорит,ґ шубу, тут и пиджак-то хотя скидавай: все сердце себе растравил, об ней думавши’. А я говорю: ‘Ты брось об ней думать-то, у ней муж в солдатах служит’.- ‘Мало что,ґ говорит, — И у меня жена в деревне’. Поговорили мы так, стал он выспрашивать, чья ты, откуда, давно ли в Москве, обещал прийти в воскресенье.
— Опять в Сокольники?
— Нет, в трактир наш, туда и вызовут.
Встала Агафья, принялась за работу. Не клеится у ней дело против прежнего, нет-нет да и задумается она об Алексее, не чаяла она, как и праздника дождаться.
IX
Пришло воскресенье. Сидят прачки и сговариваются, кому куда идти, вдруг входит мальчик из трактира и спрашивает Аришу.
— Велели,- говорит,- с подругой в трактир приходить.
Забилось сердце у Агафьи: поняла, кто их спрашивает. Трактир был с садом, в самом углу, в кустах, сидел Петр с Алексеем, на столе перед ними все было приготовлено: и водка, и закуска, и чай. Поздоровались прачки с приятелями, подсели к столу, стали угощать их молодцы. Агафья пила водку без отказа, и под конец в голове у ней зашумело, в глазах помутилось, слышала она только шум какой-то и не понимала, что говорили вокруг нее. Немного погодя Петр с Аришей поднялись идти. Агафья осталась с глазу на глаз с Алексеем. Алексей тоже был порядочно выпивши, пододвинулся к Агафье и обнял ее одной рукой.
— Знаешь, как я тебя люблю? — сказал он.
— Почем я знаю,- проговорила Агафья и улыбнулась.
X
На другой день проснулась Агафья рано. Товарки ее все спали, Ариши не было дома. Голова у Агафьи сильно болела, точно по ней молотком стучали, и тошнило.
Поднялась она было с постели да опять повалилась. Захотелось ой освежиться: кое-как добралась она до кадки с водой и напилась, стало ей немного полегче, вернулась она на постель, уткнулась в подушку, стала вспоминать про вчерашний день. Вспомнила, как, напилась пьяная, как Алексей повез к себе на квартиру, а что было после, она и вспомнить не могла: спуталось у ней в голове все, даже не могла она вспомнить, как домой попала. Чувствовала она только, что сделала что-то скверное.
Защемило сердце у Агафьи, точно камень на грудь навалился, хотелось ей плакать, да слез не было. ‘Господи, что я наделала-то! .. Ну, как, Егор узнает’, И разобрало ее зло и на себя за свою слабость, и на тех людей, по чьей милости в эту жизнь попала, стиснула она зубами подушку и долго так, лежала.
Пришла Ариша, у Агафьи и на нее глаза не глядят, увидала, что Агафья ничком лежит, подумала, что спит она. Толкнула, не шевельнется. Толкнула еще раз, подняла голову Агафья, вскинула покрасневшими глазами на Аришу и опять уткнулась в подушку.
— Аль голова трещит?
— Смерть моя … Мочи нет.
— Вставай, давай похмелимся, у меня тоже голова болит, вот я принесла.