Легко ли у насъ выдляться изъ общины? *)
Легко ли у насъ выдляться изъ общины? *)
I.
II.
III.
IV.
V.
VI.
VII.
VIII.
IX.
X.
Легко ли у нас выделяться из общины?, Семенов Сергей Терентьевич, Год: 1912
Время на прочтение: 99 минут(ы)
*) Охотно предоставляя на страницахъ ‘Современника’ мсто разсказу С. Т Семенова, содержащему, при всей его субъективности, много интереснаго и цннаго матеріала для характеристики отношенія къ закону 9 ноября различныхъ слоевъ крестьянскаго населенія, редакція конечно не можетъ принять на себя отвтственность за его моральную и соціально-политическую оцнку излагаемыхъ событій. Въ слдующей книжк, по напечатаніи второй части очерка С. Т. Семенова, редакція дастъ мсто стать Виктора Чернова, въ которой авторъ, примнительно къ тому же конкретному матеріалу, выяснитъ свою точку зрнія на затронутые авторомъ вопросы, существенно отличную отъ точки зрнія автора. Пользуясь случаемъ, редакція приглашаетъ людей, знающихъ деревню, высказываться по этимъ вопросамъ, лучше всего на основаніи конкретнаго матеріала, даваемаго мстной жизнью. Все, заслуживающее вниманіе по цнности фактическихъ данныхъ и наблюденій, будетъ печататься въ отдл ‘Голоса изъ деревни’ Редакція оставляетъ за собою право откликаться на печатаемые очерки и сообщенія, освщая ихъ съ точки зрнія своихъ соціально-политическихъ воззрній. Ред.
Я слишкомъ двадцать лтъ прожилъ сознательной жизнью на крестьянскомъ тягл. Наравн съ другими односельцами работалъ на своихъ полосахъ, ходилъ въ покосъ по мірскимъ лугамъ, примнялъ въ своей работ лучшіе пріемы, вводилъ рекомендуемое сельскохозяйственной наукой, насколько это было возможно, и посл такого продолжительнаго опыта пришелъ къ убжденію, что трудиться разумно и производительно на крестьянскомъ тягл будетъ возможно только тогда, когда въ крестьянскомъ землепользованіи произойдутъ существенные перемны.
Во-первыхъ, должна быть ослаблена опека міра надъ его членами въ хозяйственномъ отношеніи, во-вторыхъ, во что бы то ни стало, должно быть уничтожено то дробленіе крестьянской полевой земли на мелкія полосы, которое такъ распространено въ Россіи почти во всхъ общинныхъ хозяйствахъ.
Устранить опеку міра надъ отдльными крестьянами необходимо потому, что въ промышленной полос Россіи все боле умное, способное уходитъ на сторону и не иметъ никакого значенія въ хозяйственныхъ распорядкахъ, міръ управляется тмъ большинствомъ, которое остается въ деревн и составляется изъ малоспособныхъ, одиночекъ и престарлыхъ, которые естественно всегда консервативны, невжественны, суеврны и достаточно падки на все, что приноситъ какую-нибудь выгоду сейчасъ. А отъ нихъ зависитъ весь порядокъ пользованія землей. И отдльная личность, какъ ни будь она одарена, при такомъ большинств всегда будетъ безсильной и волей-неволей должна идти въ хвост у міра, а не въ голов, какъ бы слдовало.
Уничтоженіе же мелкополосицы нужно потому, что дробленіе такимъ порядкомъ земли, вошедшее у крестьянъ въ обычай, знаменуетъ собою не хозяйственное, а скоре хищническое къ ней отношеніе. Дробленіе земли на мелкія полосы установилось еще при крпостномъ прав и установилось на томъ основаніи, что въ мелкихъ кускахъ легче ровно и справедливо раздлить то, что заложено въ этихъ угодьяхъ природой. Т. е., раздлить уже бывшее готовымъ, накопленное не нами… Но если взглянуть на поле, какъ на мсто приложенія моего труда и когда нужно обезпеченіе большей его производительности въ дальнйшемъ, то такое бережное отношеніе къ кажущейся справедливости уже не иметъ никакой цны. Въ этомъ случа прежде всего нужно имть въ виду, чтобы куски земли, предоставленные для пользованія крестьянину, были удобны для примненія сознательнаго труда, использованія сельскохозяйственныхъ познаній, когда и небольшое количество земли способно гораздо благодарне оплатить трудъ. Въ послднее же время это стало тмъ боле необходимо, что наши земли большею частью тяжелыя, еще боле уплотняются введеннымъ у крестьянъ травосяніемъ. Тщательная разработка ихъ стала обязательной. Но какъ я могу проработать какъ слдуетъ полосу въ 4—5 аршинъ шириной, при плужной пахот, когда пахать возможно, только вдоль? Прежде всего на ней остаются не пропаханныя мста при запашк. Если я пашу въ скалъ, то непропаханная борозда остается въ середин полосы, а если въ развалъ, то по краямъ. Потомъ плугомъ длаются боле глубокія борозды и ихъ легко размываетъ дождевой водой и уноситъ плодородную землю долой съ полосы. На мст борозды получается канава. Чтобы заровнять эту канаву приходится валить въ нее со сторонъ опять плодородную землю, которую при первомъ паводк снова унесетъ. Для борьбы съ этимъ крестьяне часто практикуютъ такое средство, что пашутъ полосы только ‘въ свалъ’. Но отъ этого середина полосы становится горбомъ и вся полоса принимаетъ видъ грядки. На горбу обыкновенно сбирается лучшая земля, а по бокамъ остается тощая, мертвая. Посянный на такой полос хлбъ по средин всегда растетъ гуще, часто даже и не выстаиваетъ и полегаетъ, а по бокамъ рдко и жидко. Тощіе колосья вызрваютъ скорй, сильные — позже. И получается такая вещь: если жать полосу тогда, когда созрлъ боковой хлбъ, то на средин зерна получаются не дозрвшими, пустыми. Если же ждать, когда дозретъ середина — то боковой хлбъ перезретъ и обсыпится. При введеніи плуговъ и травосянія очень многіе разсчитывали на повышеніе урожаевъ на крестьянскихъ поляхъ, но этого повышенія не произошло и не можетъ произойти до тхъ поръ, пока не перестанетъ существовать мелкополосица.
Кром этого, узкія полосы непригодны для обработки ихъ боле производительными земледльческими орудіями. На нихъ нельзя въхать съ широколемешнымъ или многолемешнымъ плугомъ. Нельзя употребить конной сялки, косилки, жатки. Слдовательно, мелкополосица длаетъ физически недоступнымъ лучшій и дешевый способъ обработки земли и такимъ образомъ становитъ крестьянскія земли въ низшій разрядъ урожайности — что, конечно, ненормально и требуетъ скорйшаго уничтоженія.
Самый лучшій выходъ тутъ — это допущеніе при желаніи каждому домохозяину вырзать его надлъ къ одному мсту, потомъ поощреніе въ разбивк крестьянскихъ долей на крупныя полосы. Собранная въ одно мсто крестьянская земля, доступная лучшей обработк ея и уходу за нею, можетъ сравняться производительностью съ частновладльческими полями, и эта повышенная урожайность тхъ же земель заставитъ задуматься и непонимавшихъ вреда мелксполосицы, и уже боле серьезно отнестись къ земледльческому труду всхъ крестьянъ.
Въ начал 1906 года для практическаго осуществленія способовъ подъема крестьянскаго труда у насъ въ деревн было учреждено Сельскохозяйственное общество. Первою задачей этого общества было намчено содйствіе крестьянамъ къ выходу на отдльные участки и уничтоженіе мелкополосицы. Но такъ какъ это случилось посл объявленныхъ въ 1905 году ‘дйствительныхъ свободъ’, то собраніе нашего общества было объявлено за митингъ, меня, какъ главнаго иниціатора его, бывшаго у полиціи и властей на счету, посадили за желзную ршетку, а потомъ назначили къ высылк въ Олонецкую губернію, но вмсто того позволили выхать за границу.
За два года моей подневольной жизни за границей, мн пришлось побывать въ разныхъ уголкахъ Европы и приглядться, какъ живутъ и хозяйствуютъ земледльцы въ Швейцаріи, Италіи, Франціи и Англіи. Эти наблюденія укрпили во мн давнишнее убжденіе, что у насъ на земл вполн возможно человческое существованіе, такъ какъ у насъ и земли сравнительно съ заграницей больше, и цны ея сейчасъ вовсе не такъ высоки, и обрабатывать ее гораздо легче и дешевле, но опять-таки только при необходимомъ условіи освобожденія личности отъ хозяйственной опеки ‘міра’ и при уничтоженіи мелкополосицы.
И вотъ какъ разъ въ то время, когда я изучалъ за границей постановку мелкаго хозяйства,— у насъ былъ обнародованъ указъ 9 ноября. Указъ этотъ очень близко совпадалъ съ тмъ, что мн казалось необходимымъ для подъема у насъ мелкой сельскохозяйственной промышленности. И только одно меня смутило въ немъ, это необходимость прежде выдла земли — укрпленіе ея въ личную собственность. Не совсмъ было понятно, какое отношеніе иметъ это укрпленіе къ лучшему усвоенію боле культурныхъ пріемовъ въ мелкомъ хозяйств? Обратить участки въ неотъемлемые? Такъ неотъемлемость важна тамъ, гд культура уже примнена и дала извстные результаты, а если неотъемлемость будетъ установлена для нехозяйственныхъ крестьянъ, которые какъ собаки на сн и сами его не дятъ, и другимъ не даютъ, какой толкъ будетъ отъ этой неотъемлемости? Такіе участки могутъ быть мене производительны, чмъ въ мірскомъ хозяйств. Если же надяться поднять производительность такихъ земель путемъ продажи ихъ въ боле хозяйственныя руки,— то такимъ путемъ ни за что ни про что награждаются люди, ничего не сдлавшіе для этой земли, такъ какъ продаваться эти надлы будутъ за безцнокъ. А между тмъ этими дйствіями будетъ обиженъ міръ, привыкшій пользоваться землею на другихъ основаніяхъ и его обида выразится такъ, что онъ неминуемо станетъ упорствовать при введеніи новаго закона въ цломъ и долго не пойметъ благодтельности его. Въ другихъ странахъ, какъ я узналъ будучи за границей, земельная культура насаждается другимъ порядкомъ. Англичане въ своихъ колоніяхъ если и отводятъ землю, такъ они требуютъ, чтобы будущій хозяинъ земли дйствительно проявилъ хозяйственное къ ней отношеніе, раздлалъ бы установленную часть ея, застроилъ бы, вырылъ колодезь, и когда это будетъ сдлано, тогда земля и укрпляется за нимъ. Это длалось и длается въ Канад, Калифорніи, Аргентин. А у насъ выходило какъ разъ наоборотъ.
Невольно чувствовалось, что этимъ пунктомъ совершается какой-то политическій маневръ. Можетъ быть, дйствіе этого маневра и достигнетъ своей цли, но оно никакого отношенія къ укрпленію земельной культуры не имло.
Когда я вернулся въ Россію, первыя впечатлнія отъ окружающаго были далеко не радостныя. Три года передъ тмъ задались очень неблагопріятны въ хозяйственномъ отношеніи. По лтамъ стояла плохая погода, дожди и холода, отъ этого пропадалъ хлбъ, ничего не выходило въ огородахъ, сно клали въ сарай плохого качества, такъ какъ убиралось сырое. На бду посл забастовокъ въ 1905 году сократились заработки въ Москв, поднялись цны на покупные продукты, отчего въ деревню меньше попадало денегъ со стороны. Я полюбопытствовалъ, какъ шло общественное хозяйство за время моего отсутствія и то, что я узналъ на первыхъ порахъ, никакъ не могло порадовать моего сердца. Общественныя угодья на надльной земл оказались все въ томъ же вид, какъ и до моего отъзда. Никакихъ перемнъ въ ихъ состояніи не произошло. Кочки на лугахъ росли такъ же, такъ же торчали кусты, только въ промежутк узкихъ полосъ появилось больше канавъ, ихъ безпрепятственно размывало водой во время дождей. Это было съ надльной землей. Купленная земля, пріобртенная обществомъ лтъ 15 передъ этимъ, оказалась еще въ худшемъ положеніи. Когда купили эту землю, мн удалось провести порядокъ разбивки ея на крупныя полосы. Потомъ на земл было десятинъ 50 лсу и я очень надялся, что этотъ лсъ обезпечитъ насъ навсегда топливомъ. Если мы будемъ срубать въ годъ по одной десятин и опять оставлять на этихъ десятинахъ рости заросль, то пока мы добрались бы до послдней десятины, на первой опять стоялъ бы пятидесятилтній лсъ. Посл первыхъ вырубокъ нами, дйствительно, была запущена заросль и она шла буйно, по всмъ десятинамъ и общала къ своему времени богатую дровяницу. Но дальше по вырубленнымъ десятинамъ съ первой же весны стали пускать стадо. Сначала пастухъ пустилъ самовольно, потому что коровы жадно прилегаютъ къ молодымъ березовымъ побгамъ и спокойно ходятъ въ этихъ мстахъ, потому что въ свжихъ пняхъ и трава растетъ слаще. Когда же я съ нсколькими хозяевами заявилъ, что пасти по валк не нужно, то вс малоземельные, а также одиночки закричали, что растить лсъ не нужно, когда онъ выростеть, насъ не будетъ, а изъ-за этого намъ придется стснятъ стадо на пастбищ. Лсъ, коли пойдетъ, такъ и такъ выростеть. Эти соображенія взяли верхъ и намъ пришлось уступить и отказаться отъ надежды имть свой лсъ и дрова.
И такое хозяйство прочно установилось и вошло въ порядокъ. Скотъ пасли по всмъ угодьямъ. Лса валили уже не по десятин, а по дв и больше въ годъ, а на свалку съ первой же весны пускался скотъ. Въ мое отсутствіе добрались до одного молодого березнячка, который совсмъ не время было губить, и свалили его. Кром этого, нкоторыми изъ поселившихся за послднее время въ деревн москвичей стали длаться набги въ общественный лсъ по ночамъ. Они выбирали лучшія елки и увозили ихъ въ другія деревни, и общество глядло на это равнодушно, по крайней мр, ничего не предпринимало для борьбы съ этимъ.
Выбитая стадомъ валка все увеличивалась. На ней уже ничего не росло, а только подгнивали пни. Одно такое мсто общество ршило раздлить подъ распашку, но оно забыло, что прежде эти угодья у насъ длились широкими полосами, и опять накромсало мелкихъ и узкихъ. Это тоже не могло особенно радовать.
Старостой въ это время у насъ былъ избранъ до поразительности необщественный человкъ, старый восьмидесятилтній старикъ Ефимъ Степановъ. Онъ еще помнилъ крпостное право, ходилъ въ пореформенное время на фабрику. Ему какъ-то попали въ Москв отъ родственниковъ деньги, онъ тогда ушелъ изъ Москвы, поселился въ деревн и сталъ заниматься земледліемъ. Хозяйство у него было плохое, но онъ жилъ очень скупо, поэтому не видлъ нужды. Особенностью его характера было то, что онъ никого не уважалъ, ни къ кому никогда не относился благожелательно. Вс нововведенія, которыя заводились иногда въ хозяйственной жизни общества, встрчали въ немъ упорнаго противника. И такого человка выбрали на должность старосты. Этимъ какъ бы подчеркивалось беззаботное отношеніе общества ко всякой хозяйственности. Ему было — кто ни попъ, батька.
Ефимъ Степановъ, несмотря на свой преклонный возрастъ, принялъ эту должность, потому что она давала кое-какія выгоды. У него былъ сынъ уже за 40 лтъ. Въ молодости онъ былъ хорошимъ парнемъ — трезвымъ, работящимъ, услужливымъ. Но его взяли въ солдаты, и онъ тамъ испортился — научился пить, сталъ распутничать когда онъ вернулся въ деревню, то деревенская жизнь пришлась ему ужъ не по душ, онъ вскор ушелъ въ Москву и жилъ тамъ лтъ 15, въ Москв онъ окончательно спился и его не стали тамъ держать. Онъ переселился домой, и вотъ, чтобы сыну жить дома не задаромъ, Ефимъ Степановъ и принялъ эту должность.
То, что въ обществ пошла такая жизнь,— Ефиму Степанову было безразлично, онъ только заботился, какъ бы собрать подати, но подати платили плохо. Ефимъ Степановъ злился на неплательщиковъ, ругалъ, таскалъ ихъ въ волостную, и объ другомъ уже не заботился, и чтобы міръ ни длалъ, онъ одно твердилъ:
— Пускай, какъ хотятъ, моя хата съ края.
И міръ длалъ, что хотлъ.
Дянія міра нравственнаго характера за это время были равноцнны его хозяйственной заботливости. Онъ поддавался только на плутовство, водку, и другіе подходы людей, умющихъ ловить рыбу въ мутной вод, къ требованіямъ же справедливости, человчности оставался глухъ. Когда же эти требованія предъявлялись настойчиво,— онъ напряталъ всю свою силу, чтобы дать имъ отпоръ. Когда я сталъ спрашивать про извстныхъ своей сознательностью крестьянъ, то оказалось, что за послднее время имъ такъ тяжело стало въ деревн, что одни ушли изъ нея, другіе забились въ уголъ и сократились, третьи смшались въ общей масс. И это въ большинств случаевъ сдлалъ крестьянскій міръ, противъ одного онъ поднялъ полицію, требуя, чтобы она убрала его, у другого отнялъ имъ самимъ же данную землю, третій сгорлъ отъ неизвстной причины. И такія дла никого изъ мірянъ не возмущали, ихъ считали естественными, и при случа были готовы одобрить ихъ.
На совсти нашего міра тоже было одно дло. Посл отмны выкупныхъ платежей и объявленія указа 9 ноября не мало крестьянъ встрепенулось. О земл задумались такіе, у кого было къ ней боле легкое отношеніе. Одни захотли эту землю закрпить, а другіе возвратить. Вдова одного нашего односельца, Настасья, отказавшаяся во время тяжелой болзни отъ надла, захотла, изъ двухъ душъ, бывшихъ у нея раньше, вернуть хотя бы одну, но міръ во глав со старостой уперся. Правда, ея земля была уже опредлена въ другія руки, но въ обществ была одна душа свободной земли у другой вдовы. Міръ, однако, не пожелалъ возвращать землю Настась, а пригрозилъ, что если она будетъ добиваться земли, то выгонитъ ее совсмъ изъ деревни. Настасья перепугалась и отказалась отъ своей претензіи. Тогда отъ нея потребовали подписку, что она больше не будетъ безпокоить общество требованіемъ земли. Настасья согласилась и на это, и общество было очень довольно.
Еще у насъ былъ одинъ старикъ Семенъ Срый. Онъ уже лтъ 20 какъ бросилъ землю, жилъ въ другой деревн у дочери, но у него остался въ общественной магазе хлбъ. Въ эти года хлбъ очень поднялся въ цн и Семенъ захотлъ получить свой хлбъ. Но міръ уперся и не хотлъ отдавать,— и глухому старику пришлось идти на волостной судъ.
Испытала притсненіе отъ міра и моя семья. Лтъ шесть тому назадъ у насъ оказались тсны огороды. На нихъ нельзя стало строить овины. Чтобы помочь этому, было ршено сдлать прирзки отъ бывшихъ за овинами полосъ и превратить ихъ въ прибавку къ огородамъ. Дло было сдлано. На прирзкахъ нкоторые стали строить овины, другіе валить лсъ, дрова. У насъ овинъ стоялъ на усадьб, дрова мы сваливали у сарая, мсто было свободное и вотъ мои домашніе ршили распахать эту площадку подъ картофель. Не успли мои допахать, какъ является староста и говоритъ:
— Это мсто пахать не приказано.
— Почему?
— Міръ не велитъ. Это мсто прирзано для овиновъ.
— Да, вдь, прирзки-то сдланы отъ полосъ?
— Отъ полосъ.
— У всхъ поровну?
— Поровну.
— Стало-быть наша земля переведена изъ полосъ сюда — и причислена къ огороду, какъ же мы не можемъ ее пахать?
— Я этого не знаю,— заявилъ староста,— мн міръ веллъ запретить, вотъ я и запрещаю.
Земля, прирзанная къ огороду, превращалась въ усадебную землю, она уже поступала въ угодья, передляемые на особыхъ основаніяхъ. На ней можно было безпрепятственно строить холодныя постройки, ставить срубы, заваливать ее дровами, но посадить картофель я не могъ. Почему? Я до сихъ поръ такъ и не ршилъ этого вопроса.
И когда я разсказалъ объ этомъ случа въ другой деревн, мн сообщили:
— Это еще что, а вотъ въ Бухолов одинъ вычиталъ въ ‘Сельскомъ Встник’ о польз осенней вспашки подъ яровое и выхалъ осенью на свои полосы, увидали его другіе мужики, да пришли вмст со старостой къ нему на полосу, взяли лошадь подъ уздцы и повели съ полосы долой.— ‘Какъ ты смешь міръ баламутить? Это на тебя глядя, и другіе подутъ’… А въ Курьянов такого же чистяка за такое же дло притянули на волостной судъ и волостной судъ оштрафовалъ его на три рубля…
Но когда я осмотрлся посл отлучки изъ деревни и разобрался кое въ чемъ, то нашлось кое-что и пріятное моему хозяйскому сердцу.
Вскор посл моего прізда ко мн пришелъ за недоимкой сынъ старосты, почему-то прозванный въ деревн именемъ Куроки.
— Что это, братецъ мой, за дла. Подали мы заявленіе о томъ, что желаемъ передлить землю на семь полей, и намъ никакого отвта.
— Куда же вы подали?— спросилъ я, заинтересовавшись этимъ.
— Да въ контору отнесъ. Была, значитъ, такая бумага — кто желаетъ передлять, мы, значитъ, посовтовались, видимъ неудобно, четыре поля, овса негд сять, изъ-подъ клевера овесъ не родитъ — и поршили сдлать семь полей. Тогда посл клевера ленъ будетъ, а овесъ посл льна, по мякоти.
— Правильно и очень хорошо,— не могъ удержаться, чтобы не одобрить этого намренія, сказалъ я,— когда-жъ вы подали такое заявленіе?
— Еще въ август, кажись.
Меня это извстіе просто обрадовало. Передлъ земли на семь полей, да если бы большими полосами,— была моя мечта. Но до моего отъзда за границу вс разговоры объ этомъ кончались въ ничью и, вдругъ, теперь деревня сама пришла къ такому ршенію. Нужно было постараться поскорй осуществить это намреніе.
Предложеніе на передлъ крестьянскихъ земель, какъ оказалось, было у насъ со стороны землеустроительной комиссіи. Она разсылала объявленія по деревнямъ и предлагала свое содйствіе къ выходу на хутора, отруба, и передлъ полей на большія полосы. Какъ только у меня вышло свободное время, я отправился въ уздный городъ и сталъ разыскивать землеустроительную комиссію. Непремнный членъ землеустроительной комиссіи или ‘землеустроитель’, какъ мн его назвали, исполнявшій вс дла ея, былъ прежній земскій начальникъ, я съ нимъ раньше былъ немножко знакомъ. Когда я пришелъ къ нему и заявилъ, что мн нужна справка, получено ли отъ нашего общества заявленіе о разбивк земли на семь полей — землеустроитель сказалъ:
— Ничего подобнаго. Если-бъ было, мы бы сейчасъ на это отозвались. Мы очень охотно идемъ навстрчу всякому желанію крестьянъ по землеустройству.
Я почувствовалъ, что Куроки меня надулъ, но не упалъ духомъ и сталъ выспрашивать, въ какой степени землеустроительная комиссія помогла бы намъ, если бы мы вздумали передлить землю на семь полей. Землеустроитель сталъ мн объяснять, какъ у нихъ помогаютъ въ такихъ случаяхъ крестьянамъ, и указалъ, какъ на примръ, передлъ въ сел Тимашев, гд крестьяне сдлали въ пол всего по дв полосы и теперь очень довольны своимъ нововведеніемъ.
Я понималъ, что этимъ нельзя быть недовольнымъ и съ увренностью, что и у насъ это можетъ быть, вернулся домой.
Дома я сталъ подробно выслушивать Куроки, куда онъ направилъ заявленіе о передл, и было ли такое постановленіе общества?
— Ей-Богу, было,— сталъ уврять меня Куроки.— Я его въ волостную отнесъ, Федоръ Митричъ его отсылалъ, спросите хоть его.
Тогда я сталъ разспрашивать другихъ, какъ и когда составлялся приговоръ о передл на семь полей. Но никто этого не помнилъ. И только посл новаго разспроса Куроки мн удалось выяснить, какъ и куда послано заявленіе. У старосты былъ бланкъ отъ статистическаго отдла Губернскаго Земства, въ которомъ была графа съ вопросомъ, не переходятъ ли мстные крестьяне на новый способъ разверстки полей на четырехъ-полье, шести-полье, восьми-полье, или не стремятся ли къ выходу на хутора или отруба? Вотъ въ этомъ-то параграф Куроки и закатилъ желаніе общества перейти на семь полей, и удивлялся, что на это такъ долго нтъ никакого отвта.
Напервой же посл этого сходк, я обратился къ боле старымъ и хозяйственнымъ мужикамъ, серьезно ли они смотрятъ на сдланное заявленіе о передл земли на семь полей. Мужики заявили, что передлить не худо, только теперь, говорятъ, собственность пошла. Нужно прежде въ собственность закрпить. Я заявилъ, что укрпляться въ собственность безъ передла нтъ смысла, такъ какъ, если закрпить въ собственность всю землю, тогда передлъ будетъ невозможенъ, мы можемъ навсегда остаться на мелкихъ полосахъ.
— А если мы передлять будемъ, другіе къ намъ не ползутъ, у кого сейчасъ нтъ земли?— опасливо заявилъ Ефимъ Степановъ.
— Можно поровнять всхъ.
— Это что-жъ, тогда однодушникамъ земли прирзать?
— Отчего-жъ не прирзать? Ихъ у насъ немного. Оставить ихъ съ одной душой будетъ гршно, а изъ мірской прибавить ничего не стоитъ.
— Какъ не стоитъ?— Нтъ стоитъ,— горячо запротестовалъ владлецъ самой большой доли въ деревн Егоръ Власовъ.— Ты тогда у меня отржешь, а я на ней все время хребетъ гнулъ, выкупные платилъ, повинности отбывалъ, я ее потомъ и кровью окупалъ, а ты у меня ее отржешь?..
Я заявилъ, что мы душъ убавлять не будемъ, а сколько у кого было, столько и останется, а только приржемъ душъ шесть, сдлаемъ изъ 102-хъ 108.
— Это все равно. Душъ-то прибавишь изъ всей земли. Душъ не убавишь, полосы обржешь, сейчасъ восемь съ половиной осьмаковъ, тогда будетъ девять, а ярусъ-то все тотъ же будетъ.
Однодушники почти вс были на сход, но они стояли въ сторон и молчали. Имъ очевидно резоны стариковъ казались основательными и они не поднимали голоса.
Дло поравненія приходилось оставить. Я сталъ дальше объяснять, что закрпленіе въ собственность безъ передла не иметъ смысла, а переходъ къ семиполью можетъ быть сдланъ на старыхъ основаніяхъ, при этомъ только обратить полосы изъ мелкихъ въ крупныя, установить такой порядокъ землепользованія на опредленные сроки, ну хотя бы на 12 лтъ, а по истеченіи этого срока опять возобновить приговоръ, а если, паче чаянія, новый порядокъ пользованія землей окажется невыгоднымъ, тогда можно будетъ внести необходимыя измненія.
Мужики какъ будто бы стали соглашаться и попросили меня детально объяснить, какимъ порядкомъ это будетъ достигнуто. Мн казалось необходимымъ всю ближнюю землю у дворовъ выдлить особо и сдлать изъ нея по одной полос и взять ее безъ жребія, каждому въ томъ мст, гд она ближе къ его двору. А такъ какъ у насъ въ деревн два посада, то красный посадъ взялъ бы ее за овинами, а темный — за сараями. Этой землей стали бы пользоваться наравн съ усадебной: садили бы картофель, овощи, горохъ, которые всегда выгоднй имть подъ руками. Остальную же землю вымрять всю сразу, разбить ее на семь частей, равныхъ по разстоянію отъ деревни, отмтить полосы и сразу же кинуть жребій, чтобы у каждаго было по полос во всхъ этихъ частяхъ. Такимъ образомъ, у каждаго домохозяина стало-было одной самой ближней полос, по второй, по третьей и т.д. вплоть до самой дальней. Полосы же вырзать по мр, и отъ этой мры будутъ зависть ихъ расположеніе и форма.
Мужики, кажется, поняли и стали соглашаться, что это будетъ ладно, только одна баба Прасковья, жившая на красномъ посад, сказала:
— А у насъ ближнія полосы-то за овиномъ придутся?
— За овиномъ.
— А за сараями земля-то ближе?
Дйствительно усадьбы, отведенныя подъ сады, были нсколько короче, чмъ конопляпники, поэтому земля за сараями нсколькимъ дворамъ приходилась ближе, но всего нсколькимъ дворамъ и съ одного конца, въ другомъ конц деревни она такъ же, какъ и за овинами, удалялась отъ дворовъ прудомъ и болотомъ.
Но, вдь, это же пустяки, нсколько саженей всего.
— Нсколько саженей, а ближе,— многозначительно качнувъ головой, сказала Прасковья.
У другихъ явилось опасеніе, что если сдлать ближнія полосы по-посадно, то нкоторымъ хозяевамъ съ темнаго посада и имющимъ овины на красномъ, некуда будетъ омета положить.
— На усадьбу положить.
— На усадьбу-то жалко, подъ ометомъ земля плотнетъ и на этомъ мст всегда худо родится.
— Да, вдь, и на полос тоже земля-то такой длается.
— Да полоса-то не моя, а усадьба-то моя.
Другихъ возраженій не было. Я заявилъ, что если такой порядокъ чмъ неудобенъ, его можно измнить.
— Нтъ ужъ, мнять нечего, пиши приговоръ,— согласилось большинство, и вс стали расходиться со сходки.
Но расходились какъ-то не дружно, не какъ съ оконченнаго дла, уходили все больше пожимаясь. Старый девяносто лтній старикъ Астафьевъ, жившій на конц деревни, пошелъ прежде дома къ старост, своему свату, Степанъ Кузьминъ — къ Михайлу Платонову, а три брата Печниковы: Антонъ Плшаковъ, Петръ Дарьинъ и Иванъ Солдатъ, новыя для меня лица на сход, такъ какъ первые двое до моего отъзда за границу жили въ Москв и въ деревенскихъ сходахъ не участвовали,— отошли въ сторону и стали о чемъ-то совщаться.
— Что это имъ Богъ совтъ далъ,— замтилъ мой сосдъ Матвевъ.— До сего времени они старались другъ другу на слдъ не наступить, а то вдругъ вмст сошлись.
— Разв они не дружно жили?— спросилъ я, мало знавшій про ихъ отношенія.
— Какъ еще недружно-то,— сталъ разсказывать Матвевъ.— Озорные, злобные, въ Москв-то жили вольготно, а какъ въ деревню-то перебрались, каждаго вошка покусывать начала, вотъ они и начали между собой считаться.
Матвевъ со сходки подошелъ къ моему двору, съ нимъ подошли еще двое, Василій Андреевъ и Данило. Ихъ всхъ интересовало новое распредленіе земли.
— Такъ бы вышло очень хорошо,— говорилъ Матвевъ.— Что мы теперь полосы считаемъ. Только закидывай да откидывай борону, а когда за снопами дешь — сколько времени пропадаетъ: на одной воза не наклалъ, позжай на другую, а другая-то за болотомъ или ручьемъ.
— На что лучше,— согласился Василіи Андреевъ.— На большую полосу-то выдешь, разложишься и гуляй — никуда теб ни переходить, ни перезжать не нужно.
Василія Андреева поддержалъ Данило.
— Видимое дло. Ее и проработать лучше можно, разъ вдоль спахалъ, другой поперекъ, а на маленькой куда ты повернешься?
— А вотъ еще покосы подлить по дворамъ,— опять сказалъ Матвевъ.— Гд кому досталось, тамъ бы тотъ и пользовался. Тогда другой и кочки сравнялъ бы и кустики вырубилъ.
—Что-жъ, можно и покосы,— согласился Василій Андреевъ.— Вотъ поля передлимъ, примемся и за покосы.
Къ намъ подошелъ Михайло Пастухъ. Этотъ былъ однодушникъ, хозяйствомъ не занимался, а нанимался пасти скотину, землю же обрабатывала его жена. Для него было безразлично, какъ владть землей, но онъ что-то горячо относился къ предстоящему длу. Подойдя къ намъ, онъ помялся, поглядлъ на всхъ и таинственно проговорилъ:
— А приговоръ-то надо поскорй составлять, а то какъ бы заминки не вышло.
— Отчего такое?— рзко спросилъ Василій Андреевъ и въ тон его чувствовалось, что онъ и допустить не можетъ подобнаго оборота.
— Оттого, что тамъ Степанъ Астафьевъ голосъ противъ поднимаетъ, а онъ что ни затетъ, за нимъ весь конецъ пойдетъ, потому у него весь конецъ въ горсти.
Степанъ Астафьевъ, дйствительно, былъ богатый человкъ, у его внука былъ свой заводъ въ Москв, онъ жилъ въ каменномъ дом, имлъ полонъ дворъ скота — вс его сосди были бдняки, и онъ могъ заставить ихъ плясать по своей дудк.
— А чмъ же ему невыгодны большія полосы?— наивно спросилъ Василій Андреевъ.
— Ну, это-то понятно чмъ,— сталъ разъяснять Данило.— Перво-на-перво, онъ свои полосы считаетъ хорошими, и ему жалко съ ними разставаться. А потому, онъ какъ разбросился-то по мірской земл, эва у него однихъ сараевъ сколько, молотилка, лсъ въ костр, онъ, какъ помщикъ какой, живетъ, а все на мірскомъ выгон, а тогда волей неволей поджаться придется — вотъ ему и не нравится.
— Это и Михайлу Платонову не по нутру можетъ быть,— сказалъ Матвевъ.
— И Михайл и Василію,— подтвердилъ Василій Андреевъ,— всмъ міродамъ. Имъ тогда указать могутъ, у тебя, молъ, своя полоса,— подберись, а имъ посл такого раздолья это будетъ криво.
Въ этотъ же вечеръ я составилъ черновикъ приговора, распредлилъ по плану вс угодья, гд приблизительно должно занимать какое поле, и на другой день со всмъ этимъ пошелъ къ старост, чтобы ввести его въ курсъ предположеній. И какъ только я вошелъ въ избу старосты, поздоровался, я по отвту на мое привтствіе почувствовалъ, что мой приходъ мало пріятенъ всей семь. Самъ староста, блый, какъ лупъ, съ краснымъ носомъ, на конц котораго торчалъ пукъ сдыхъ волосъ, какъ-то подозрительно щурился, какъ бы боясь, чтобы я не прочиталъ въ его глазахъ его настоящихъ думъ. Куроки, взглянувъ на меня, закидалъ глаза въ разныя стороны, а Аксинья, жена Куроки, здоровенная, вчно сонная баба, съ постоянно пересдающимъ голосомъ, ткнулась за чмъ-то въ печку, сердито загремвъ заслонкой.
— Ну, вотъ, староста,— проговорилъ я,— я составилъ приговоръ, давай я вамъ его прочитаю.
Куроки отошелъ въ сторону, а староста придвинулся къ столу и, сложивъ руки на живот, проговорилъ:
— Все это такъ, только ладно ли это будетъ-то?
— А чмъ же не ладно-то?
— Зачмъ намъ такую баламутку длать, всю землю мшать?! У всякаго есть сосдъ. Пусть онъ со своимъ сосдомъ стакнется и сдлаетъ полосы побольше, одинъ въ одномъ мст возьметъ, другой — въ другомъ.
— Это дла не измнитъ. Ну, будетъ вдвое больше полоса, какой же изъ этого выйдетъ толкъ, все равно на ней поперекъ здить будетъ нельзя, ни съ плутомъ, ни съ бороной?
— И очень-то большія полосы, можетъ выдти нехорошо. Достанется неудобное мсто,— вотъ и покряхти тогда.
— Да разв мы не знаемъ, какія мста удобныя и какія неудобныя? Неудобныя мста мы и длить не будемъ.
— И удобныя не равны.
— Будемъ владть ими — вс сравняемъ. Ботъ у насъ усадьбы тоже изъ полевой земли вырзаны, а он, вдь, отмнны отъ полей-то.
— Усадьба каждый годъ пашется.
— И полосы можно каждый годъ пахать.
Куроки слъ къ уголку и сидлъ, не проронивъ ни слова. Аксинья вдругъ отвернулась отъ печи и, точно съ цпи сорвалась, закричала:
— Не надо намъ большихъ полосъ, намъ и эти хороши! Мы и на этихъ иной разъ сидимъ, конца не видимъ! Я когда замужъ вышла, у насъ тягольныя были, и то хлбъ родился, на маленькой полос и работа-то, милый, свтъ только зашелъ, а она ужъ и вся. Тамъ бывало все длать весело, а это будетъ не полоса, а могила!
— Веселиться нужно не на работ, а на гулянь, а на полос нужно, чтобы больше родилось,— замтилъ я.
— Богъ уродитъ, такъ и на маленькой уродитъ. Да еще лучше. Съ большой полосы всего хлба не сымешь.
—А у насъ говорятъ, что большому куску и сердце радуется,— попробовалъ я пустить въ ходъ шутку.
— Мало что у васъ-то говорятъ, да не про насъ,— уже совсмъ не сдержавшись, закричала Аксинья.— Что у васъ-то говорятъ, намъ не нужно. Жили мы безъ васъ, сыты были, а по-вашему-то очень просто безъ хлба насидишься.
Я поглядлъ на мужиковъ, оба они молчали, и ни у одного не было и тни неудовольствія на вмшательство въ дло бабы. Очевидно, она выражала то, что и у нихъ было на душ. Я понялъ, что при такихъ отношеніяхъ обсужденія приговора быть не можетъ, сложилъ бумагу и проговорилъ:
— Ну, тогда собирай сходку, на сходк все разберемъ.
Староста сталъ застегивать полушубокъ, а я, сложивъ свой приговоръ, направился къ двери.
— Жили тихо, спокойно, а онъ пріхалъ, баламутить началъ,— услышалъ я вслдъ отъ Аксиньи, и опять ее никто не оговорилъ. Такое положеніе не предвщало ничего хорошаго.
Хотя при моемъ выход староста и застегнулъ полушубокъ, но онъ долго не выходилъ на улицу. А когда онъ вышелъ и сталъ звонить въ доску, то въ работ его руки чувствовалось, что онъ длаетъ ненужное, не любезное ему дло.
На сходку собирались вяло и медленно, всхъ прежде пришли т, которые, видимо, заинтересовались передломъ. Стороиники же старосты не спшили. Подходившіе одинъ за другимъ снимали шапки и становились въ сторону. Наконецъ, мужиковъ собралось довольно много, пришли и бабы. Степанъ Астафьевъ, нахлобучивъ шапку на сморщенное лицо со слезящимися глазами и опираясь на палку, стоялъ, окруженный своими концовскими. Съ нашего конца тоже были вс. Три брата печниковъ стояли вмст и перекидывались кое-какими словами. Они старались не глядть въ мою сторону и этимъ выдавали свое намреніе — не соглашаться съ тмъ, что было ршено на вчерашнемъ сход.
Братья были похожи другъ на друга и, между тмъ, въ нихъ была огромная разница. Плшаковъ былъ гладкій, коренастый, съ сдой бородой, багровымъ лицомъ и срыми глазами. Обыкновенно онъ ходилъ въ пестромъ полушубк, перешитомъ изъ двухъ: одного черной дубки, другого блой, причемъ талія у него была черная, а полы блыя и этимъ онъ походилъ на пгую лошадь. Петръ, хотя и былъ старше его, но у него не было той сдины. У Петра отличительной чертой были глаза. Въ нихъ свтилось столько наглости, что непріятно было глядть въ нихъ. Иванъ былъ лохматый, неуклюжій, съ медленной походкой, во время которой онъ всегда глядлъ внизъ, говорилъ онъ громко, отрывисто. Послдніе два брата часто курили, передавая другъ другу цигарку и говорить старались шутками, при чемъ у Петра шутки были все больше сальныя, у Ивана шутки были скромне, но он рдко ему удавались.
Плшаковъ вдругъ взглянулъ на старосту и тонкимъ визгливымъ голосомъ, какимъ онъ обыкновенно говорилъ, сказалъ:
— Что-жъ, староста, говори, зачмъ собралъ міръ, да и судить будемъ.
— Мн говорить нечего,— сердито буркнулъ староста,— это вотъ С. Т-въ сказалъ, что нужно собрать сходъ, я и повстилъ.
Я почувствовалъ, что необходимо сдерживаться, и елико возможно спокойно проговорилъ:
— Я вотъ составилъ приговоръ о передл, какъ говорили вчера… Я хотлъ прочитать всмъ и со всми его обсудить.
— Ну, что-жъ, читай.
Я сталъ читать приговоръ, поясняя каждое отдльное мсто. Чтеніе прошло при общемъ молчаніи. Когда кончилось чтеніе, долго никто не заговаривалъ. Первымъ заговорилъ Степанъ Астафьевъ.
— А зачмъ это намъ длать передлъ? Жили мы безъ этого и впередъ жить будемъ.
— Ничего не мняя?
— Да зачмъ намъ што мнять-то?
— Да, вдь, вотъ отъ васъ писали заявленіе, что хотите перейти на семь полей.
— Мало что писали, писали, да не выписали. И теперь ничего подписывать не надо.
— Какъ такъ, не подписывать, велли писать, а потомъ и не подписывать,— выпалилъ вдругъ Василій Андреевъ,— коли ршили разбивать поля, такъ надо разбивать!
— Разобьемъ, когда время придетъ.
— Пришло, чего-жъ еще лучше.
— Теб не сейчасъ пахать-то, куда ты торопишься-то?— накинулся на него староста.
— А когда пахать, тогда объ этомъ думать некогда.
— Знамо дло, давай подписывать,— крикнулъ Матвевъ.
— Подписывать, подписывать,— слышались голоса, но голоса были жидкіе, неувренные. Многіе молчали. Я предложилъ кому-нибудь высказаться, въ чемъ заключается неудобство такого распорядка земли, чтобы принять это къ свднію, но мн на это никто ничего не сказалъ.
— Нужно подписывать, чего тутъ разсуждать,— продолжалъ кричать Матвевъ.
— Я подписывать не прочь,— заявилъ вдругъ Петръ Дарьинъ,— только почему по одной полос въ пол, а не по три?
— Затмъ, чтобы поменьше полосъ было.
— А если я не хочу поменьше?.. Давайте по три полосы, я согласенъ, а по одной не желаю.
Его обступили и стали ему доказывать, что если сдлать по три полосы въ пол, то въ семи поляхъ опять будетъ двадцать одна полоса, опять будетъ мелкополосица, а чтобы уничтожить мелкополосицу и затвается все дло. Но Петръ вошелъ въ ражъ, у него прыгали глаза и онъ пересвшимъ голосомъ кричалъ:
— Я согласенъ на три полосы и больше никакихъ.
Степанъ Астафьевъ поднялся съ мста и проговорилъ:
— Видимое дло, согласу нтъ. Нужно кончать сходку. Больше разговаривать нечего.
— Что-жъ, пойдемте домой,— поддержали старика его сосди и они вмст разошлись въ стороны и пошли въ тотъ конецъ. Стали расходиться и наши концовскіе.
Матвевъ, Василій Андреевъ, Данило были очень опечалены такимъ исходомъ и ругали Степана Астафьева, который, по ихъ мннію, подстроилъ такой оборотъ. Они называли его старой собакой, міродомъ и припоминали, какъ онъ всегда противился всякому нововведенію. Когда заводили травосяніе, онъ упирался больше всхъ и кричалъ, что мы останемся безъ хлба, если займемъ травой поле, потомъ, когда ршили вспахать одинъ запольный лужокъ, онъ говорилъ, что такъ мы перепашемъ вс луга и у насъ не будетъ лугового сна и намъ нечмъ будетъ кормить овецъ. Онъ протестовалъ противъ покупки дорогого быка, хотя у самого стояли на двор симентальскія коровы, присланныя изъ Москвы внукомъ. Выходку же Петра Дарьина считали просто озорствомъ. Иванъ же Солдатъ наравн со Степаномъ Астафьевымъ всегда держалъ зубъ противъ нововведеній. Послднее время онъ упорно твердилъ при всякомъ случа, что клеверъ изъ свооборота нужно вывести и передлить землю опять на три поля.
— Вдь, всмъ лучше было бы, а они не желаютъ,— негодовалъ Матвевъ,— сами не хотятъ и другимъ руки связываютъ.
— Все это оттого, что не отъ одной земли живутъ, поэтому къ земл-то холодно и относятся,— замтилъ Василій Андреевъ. У всхъ у нихъ есть помога со стороны.
Дйствительно, у большинства противниковъ перехода были прочные приходы помимо одной земли. Только староста и Иванъ Солдатъ кормились съ одного надла, но старосту поддерживали раньше прикопленныя деньги, а Солдатъ бдствовалъ всегда, какъ волкъ среди зимы.
— А если по дв полосы въ пол пустить?— задалъ вопросъ Данило.
— Въ самдл, если не хотятъ по одной, давай по дв, все будетъ лучше, чмъ сейчасъ.
По дв полосы въ пол было ужъ не то, но все-таки лучше, и я согласился. Мужики пошли къ старост и заявили, что желающіе передла согласны допустить въ пол по дв полосы, лишь бы покончить дло.
Пришлось передлать приговоръ на дв полосы и передать его старост, чтобы онъ со своей стороной обсудилъ его. Староста взялъ приговоръ, и опять у него собрались вс его сторонники: Степанъ Астафьевъ, Печниковы, Ефимъ большой, Егоръ Власовъ, который во всемъ шелъ за передовыми хозяевами, но тутъ примкнулъ къ задопятникамъ. Это можно было объяснить тмъ, что онъ никогда отъ мелкополосицы не страдалъ. У него была самая большая доля въ деревн — шесть душъ и полоса его занимала полъ-осьмака.
Посл совщнія староста ухалъ съ приговоромъ въ волостное правленіе и, вернувшись оттуда, объявилъ, что приговоръ перепишетъ писарь и когда онъ будетъ готовъ, онъ вернетъ его для подписи. Приговоръ былъ написанъ писаремъ черезъ недлю. Стали ждать сходки. Сходка собралась. Куроки вынулъ изъ запазухи переписанный приговоръ и подалъ его мн. Когда я прочиталъ его, то увидалъ, что приговоръ былъ далеко не того характера, что составилъ я. Въ немъ перечислялось, кто сколькими душами владлъ изъ общественнаго надла и эти души укрплялись въ личную собственность. Но ни о какомъ передл не говорилось.
— Да разв мы этого желали?— спросилъ я Куроки.— Въ нашемъ приговор говорилось, что мы желаемъ передлить поля.
—Писарь говоритъ,— сталъ объяснять Куроки, и глаза его опять забгали изъ стороны въ сторону,— что сперва нужно одно дло сдлать, а потомъ закрпить. Вотъ давай прежде подпишемъ этотъ, а тамъ будемъ составлять другой.
Ни мн, ни другимъ никому сразу и въ голову не пришло, что тутъ можетъ быть какая-нибудь каверза, и мы не стали спорить и подписали приговоръ. Когда подписанный приговоръ перешелъ въ руки Куроки, то глаза его замаслились отъ удовольствія, онъ переглянулся съ Печниковыми, т тоже были чмъ-то довольны. Я опять ршилъ поднять вопросъ:
— Такъ какъ же мы будемъ передлять поля? какъ прошлый разъ сговорились, или по-новому?
— Мы передлимъ, когда время придетъ,— заявилъ Астафьевъ, а теперь пока повременимъ, вишь какіе годы подошли, мы и такъ не спопашемся.
— Подождемъ, спшить некуда,— поддержалъ его Плшаковъ и въ тон его чувствовалась побдоносная увренность.
— Знамо, подождемъ, успемъ, зима-то еще наша, все сдлаемъ,— вслдъ за Плшаковымъ заявилъ Егоръ Власовъ.
Чувствовалось, что настойчивость будетъ безполезна, и мы на этотъ разъ ршили промолчать, съ тмъ и стали расходиться по домамъ.
Между другими крестьянами у насъ былъ одинъ Иванъ Павловъ. Самъ онъ крестьянствомъ не занимался, а жилъ въ одной Московской артели и здилъ по разнымъ угламъ Россіи въ командировки. Въ это время онъ былъ въ отпуску и жилъ дома. Его очень интересовалъ исходъ затяннаго нами дла, такъ какъ онъ тоже былъ врагомъ мелкополосицы. Когда послдняя сходка, не пришедшая къ желательному намъ ршенію, разошлась, то онъ, понимавшій упорство передъ земельнымъ передломъ Ефима Степанова, Власова и Астафьева, никакъ не могъ постигнуть, почему этому противятся Плшаковъ, Петръ Дарьинъ и Иванъ Солдатъ, у кого было всего по дв души земли, узкія полосы, и полосы которыхъ обрабатывались каждый годъ. Ему, какъ и мн, казалось, что для нихъ былъ прямой расчетъ перейти на крупнонолосицу. Они быстро бы привели новые участки въ надлежащій видъ, меньше бы тратили на нихъ времени, смянъ и больше бы собирали хлба. Ршившись съ ними поговорить, онъ остановилъ ихъ съ тмъ, чтобы хорошенько выспросить. Я тоже остановился. Любопытно было, что скажутъ на это Печниковы.
— Видишь-ли почему,— серьезно и внушительно сталъ объяснять Солдатъ:— раздлишь ты землю на большія полосы, достанется теб гд-нибудь вдали, задешь ты на нее и сиди тамъ…
— Но вдь и сейчасъ у всякаго есть полосы вдали,— замтилъ Иванъ Павловъ.
— Есть, да не въ одномъ мст.
— Такъ какая же въ томъ выгода, когда вмсто одной дальней, у тебя ихъ пять?
— Выгоды никакой,— а лучше.
— Чмъ лучше-то?
— Да лучше!..
— Будутъ дальнія полосы, будутъ и ближнія,— не удержался, чтобы не вмшаться въ разговоръ я.
— И ближнія нехорошо,— попрежнему внушительно проговорилъ Иванъ, и видно было, что и Плшаковъ, и другіе соглашаются съ нимъ.
— Какъ и ближнія нехорошо. Это почему-же?— удивился Иванъ Павловъ.
— А потому,— на бою. Вырвется скотина изъ деревни — прямо въ твой хлбъ. Убгутъ жеребята изъ ночного — тоже въ него, вытопчутъ, а у тебя и была-то всего одна полоса, вотъ и останешься ни съ чмъ.
— Это-то такъ,— согласился Иванъ Павловъ, только съ этимъ справиться можно, придется построже держать скотъ, потомъ огораживать. Что намъ, обществу, стоитъ обрыть поле канавой?
— Это нужно обрывать, да городить, а теперь и безъ того обходится.
— Теперь обходится потому, что мы хозяйствуемъ спустя рукава, а какъ слдуетъ взяться — необходимо придется. Вдь вотъ мы усадьбы-то обгораживаемъ?
— Усадьбы, совсмъ другое…
— Да чмъ же другое? Та же полоса, только ближе къ дому, и такъ какъ ее легче затолочить, вотъ мы ее и огораживаемъ.
— На усадьб ты получаешь въ пять разъ больше, чмъ съ полосы-то, теб и есть расчетъ ее выгородить.
— А полосу разв нельзя въ такую же усадьбу обратить? Тогда тоже будетъ расчетъ.
— Полоса въ пол.
— Сейчасъ она въ пол, а завтра будетъ возл дому. Теперь земля всякому стала собственность, на ней всякому можно будетъ строиться. Тогда все поле въ усадьбу перейдетъ.
— У насъ въ поле строиться не пойдутъ,— съ той-же увренностью, какъ и Солдатъ, сказалъ вдругъ Плшаковъ.
—Почему не пойдутъ, придетъ время,— пойдутъ?
— Какъ же они пойдутъ, а гд же скотину будутъ пасть?
— По своей земл.
— Что же, это тогда каждому по пастуху нанимать?
— И безъ пастуха обойдется.
— Какъ же это такъ обойдется?
— Очень просто, — сдлаешь загонъ да и пустишь, а загона не хочешь длать — поставишь на привязь.
— Наша корова на привязи ходить не будетъ,— замтилъ Плшаковъ.
Это утвержденіе не заслуживало возраженій, и никто не сталъ опровергать его, но Ивану Павлову, очевидно, хотлось узнать, насколько имъ понятно отрубное или хуторское пользованіе землей, и какъ они къ этому относятся, и онъ задалъ новый вопросъ.
— Ну, а если мы вотъ всю землю раздлимъ по дворамъ, лучше это будетъ или хуже?
— Хуже,— не задумываясь отвтилъ Солдатъ.
— А чмъ хуже?
— А вотъ чмъ: сейчасъ у насъ не вс равны, кто богаче, а кто бднй, у кого есть скотина, а у кого нтъ. У насъ съ братьями по дв души земли, а скотины-то у всякаго больше, чмъ у другого, въ міру-то она ходитъ и ходитъ, а тогда кто псбднй-то скажетъ: паси на своей, а мою не трогай. Али сарай поставить,— теперь я поставлю его на мірской, а тогда опять на своей. Одно мсто застроишь, другое затравишь, гд-жъ мн тогда пахать-то останется?
— Такъ, значитъ, ты пользуешься долей того, кто не можетъ съ тобой равняться?— поставилъ вопросъ ребромъ Иванъ Павловъ.
— Я пользуюсь мірской.
— Да въ міру-то она откуда взялась? Кто-нибудь не добралъ своего.
— А онъ добирай, кто-жъ ему не велитъ.
— Духу не хватаетъ.
— Міръ въ этомъ не виноватъ. Еще бы за него міръ подати платилъ, у всякаго — своя забота.
Выяснилось, что община была любезна имъ потому, что давала возможность при случа прохаться на чужой спин, пользуясь слабостью бдняка. Дальше этого ихъ вожделнія не шли.
— Нтъ, это вы не такъ понимаете,— заявилъ Иванъ Павловъ.— Это лучше выдлиться изъ міра, пусть всякъ пользуется своимъ, богатый-ли, бдный-ли.
— Теперь не выдлишься,— вырвалось вдругъ у Плшакова,— такъ сдлано, что ничего не попишешь.
— Какъ такъ?— изумленно спросилъ Иванъ Павловъ.
— Теперь приговоръ о собственности подписанъ, а когда собственность, тогда опчее согласіе на передлъ нужно, а никакъ-нибудь.
Мы этой новости не ожидали. Неужели мы въ самомъ дл связали себя этимъ приговоромъ и навсегда останемся на мелкихъ полосахъ?
Со сходки пошли ко мн. Я взялъ имвшуюся у меня книжку съ законами и сталъ разсматривать ее. Тамъ была статья, которая говорила, что домохозяева, перешедшіе къ подворно-наслдственному владнію землею, могутъ передлять свои земли только по единодушному соглашенію всхъ домохозяевъ. Если же такого согласія не будетъ, то никакого передла состояться не можетъ. Заявленіе Плшакова слдовательно имло основаніе и мы могли очутиться въ очень неловкомъ положеніи, мы рисковали остаться на всю жизнь на нашихъ мелкихъ полосахъ.
— Это чортъ знаетъ что такое,— возмущался Иванъ Павловъ,— какъ же это они до этого доперли?
Скоро разъяснилось, почему у насъ появился такой приговоръ. Матвевъ откуда-то узналъ, что это дло Степана Астафьева и старосты. Они будто бы здили въ волостное правленіе и просили помочь имъ такъ устроить, чтобы и поле не передлять и никого больше землей не надлять. Степанъ Астафьевъ заявилъ при этомъ, что онъ денегъ на это не пожалетъ. Тогда писарь взялся устроить по его желанію и составилъ такой приговоръ.
— Что-жъ, все можетъ быть,— сказалъ Иванъ Павловъ.
Дйствительно, это легко могло быть,— приговоръ краснорчиво подтверждалъ, что дло именно къ этому и велось.
— Надо не звать и узнать хорошенько, если въ правду есть такая опасность. Если есть — такъ нужно увильнуть отъ нея, лучше выдлиться къ одному мсту.
— Что-жъ мы вдвоемъ?
— А что-жъ, и вдвоемъ, это и для міра будетъ лучше. Мы за мстомъ не погонимся, а гд дадутъ, тамъ и дадутъ.
Посл казавшейся возможности перейти на лучшее всей деревней, такой исходъ былъ очень мелокъ, но приходилось выбирать изъ двухъ: или скакать всю жизнь по мелкимъ полосамъ, или остановиться на послднемъ.
Была надежда, что выдлимся не мы одни, пойдутъ и другіе, и тогда съ этими другими у насъ можетъ пойти новая крестьянская жизнь.
Мн пришло въ голову подсчитать, сколько человкъ изъ деревни выиграетъ отъ новаго способа землепользованія и сколько проиграетъ, я не хотлъ обманываться, я зналъ, что нкоторые работаютъ только потому, что работаютъ другіе. Запахали, такъ нужно хать пахать,— и онъ детъ, назначили возить навозъ, — и онъ напрягаетъ вс силы и везетъ, иначе полосы спашутъ и тогда по нимъ съ возомъ не продешь. За людьми онъ и на покосъ идетъ, потому что если онъ не выкоситъ свою долю, то ее затопчутъ и заздятъ,— предоставить такихъ хозяевъ самимъ себ было очень рискованно для нихъ, они ни спашутъ, ни скосятъ во время, и производительность ихъ работы несомннно понизится. Я раздлилъ деревню на три разряда хозяевъ. Въ первый разрядъ я причислилъ такихъ крестьянъ, которые при отрубахъ повысятъ производительность земли и труда не мене, какъ втрое, во второй разрядъ шли такіе, у которыхъ хотя и поднимется производительность, но не высоко, и въ третій пришлось отвести тхъ хозяевъ, которые шли на поводу у міра. Изъ 45 крестьянъ въ деревн,— 22 хозяина подходили къ -му разряду, 12 — ко второму и 11 къ третьему. Сдлавъ подсчетъ общей производительности земли при новомъ землепользованіи, я получилъ такіе плюсы, что у меня не осталось больше ни капли сомннія, что выходъ на отруба дло хорошее, и къ другому дню у меня уже было твердо созрвшее ршеніе, что съ переходомъ на отруба задумываться нечего.
На другой день мы съ Иваномъ Павловымъ отправились въ волостное правленіе. Мы пріхали туда ужъ передъ вечеромъ. Въ контор сидли только старшина и помощникъ писаря. Писаря не было, Онъ, какъ оказалось, всю ночь проигралъ въ карты, посл этого у нихъ была выпивка, онъ, по словамъ старшины, немножечко ‘подмокъ’ и теперь ‘просушивался’. Мы заявили, что хотимъ выходить на отруба и намъ нужно узнать форму, какъ описывать угодья передъ укрпленіемъ въ личную собственность.
— Что же, это значитъ, въ деревн жить надоло?— спросилъ старшина.
— Нисколько, мы остаемся въ деревн, а только земля у насъ будетъ въ отдльномъ углу.
— Этого, кажись, нельзя,— заявилъ старшина.
— Какъ нельзя?
— Да вотъ у насъ въ Курьянов было дло, Василій Тимофеевъ выдлился. Выдлили ему землю-то, а потомъ говорятъ, у тебя здсь нтъ земли, убирайся, такъ и переходитъ теперь въ поле, да еще въ какое мсто-го, въ болото.
— А разв онъ плана и усадьбы не оставилъ за собой?
— Да нельзя оставить.
— А какъ же землеустроитель говоритъ, что можно?
— Ну, что онъ знаетъ,— презрительно сказалъ старшина.— ему бы только народъ опутывать…
— А другихъ случаевъ выхода, кром Курьяновскаго, не было?