Разсказываютъ, что одинъ русскій поэтъ писалъ стихи, особенно захватывавшіе за душу и рисовалъ страданія народа съ особенной силой, когда проигрывался въ карты и чувствовалъ себя несчастнымъ.
Это не частный фактъ, а общій, психологическій. Личное несчастіе — сильнйшій двигатель для возбужденія мысли въ прогрессивномъ направленіи. Люди, даже съ небольшой энергіей, способны въ такихъ случаяхъ озлобляться, а нтъ лучшей прогрессивной силы, какъ злоба.
Вотъ вы несчастны. Отчего вы несчастны? Вы размышляете и находите, что лучшія ваши желанія не исполняются, лучшія ваши стремленія не удаются. Васъ беретъ злость на человческую глупость. Вы видите, что всему причиной только она, что она стоитъ предъ вами стною. Такъ бы и надлъ на эту глупость ослиный колпакъ и провелъ бы ее напоказъ людямъ! Но кому напоказъ? Вы думаете, что вашъ колпакъ на одномъ Иван, но всмотритесь и увидите, что повсюду торчатъ головы, изобличаемыя нечеловческими ушами. Кого вести, кому надвать колпакъ? Вы прямой въ стран хромыхъ. Бороться? Но личная отдльная борьба съ длинными ушами напоминаетъ разсказъ Сисмонди. Одинъ крестьянинъ, пріютивши у себя волшебника, видлъ, что тотъ бралъ каждое утро вникъ, произносилъ надъ нимъ какія-то магическія слова и вникъ, превратившись въ водоноса, отправлялся на рку за водою. Крестьянинъ спрятался, подслушалъ слова, которыми волшебникъ превращалъ вникъ въ водоноса, но словъ, которыми волшебникъ превращалъ водоноса въ вникъ, подслушать ему не удалось. Какъ только волшебникъ вышелъ изъ дому, крестьянинъ взялъ вникъ и произнесъ надъ нимъ магическія слова. Вникъ превратился немедленно въ водоноса, который и отправился за водой. Водоносъ принесъ воды разъ, два, три, четыре, кадки крестьянина были уже полны, но водоносъ опять отправился на рку и напрасно крестьянинъ кричалъ ему: довольно, довольно!— водоносъ все ходилъ на рку и, казалось, хотлъ залить весь домъ водою. Крестьянинъ взялъ топоръ и сталъ рубить водоноса, но отъ него только падали прутья, какъ отъ вника, и каждый прутикъ превращался въ новаго водоноса и вс они бжали на рку за водою. Чмъ больше крестьянинъ рубилъ и чмъ неистове нападалъ на водоносовъ, тмъ становилось ихъ больше и больше, и казалось, что они вольютъ въ домъ всю рку. Къ счастію, явился волшебникъ и, проговоривъ магическія слова, превратилъ водоносовъ въ вникъ. Тоже самое случается и въ личной борьб съ неразумными людьми. Въ такой борьб, вмсто одного водоноса, вы возбудите противъ себя тысячи, вы раскидаетесь, измельчаете, обезсилите и, наконецъ, у васъ опустятся руки и сами вы окажетесь Иваномъ, достойнымъ колпака.
Есть борьба выше этой мелочной личной борьбы отдльныхъ лицъ между собою,— борьбы, въ которой упражняются, напр., провинціальные корреспонденты, вооружающіеся противъ отдльныхъ фактовъ, отдльныхъ личныхъ случаевъ, составляющихъ лишь результатъ другихъ боле широкихъ общихъ причинъ. Эта высшая борьба есть борьба съ принципомъ, борьба противъ коллективной неразумности, выгораживающая отдльныхъ лицъ, борьба, которую ведетъ публицистъ. Публицистъ, обобщая и группируя факты, пользуется отдльными случаями, какъ матеріаломъ. Кругозоръ публициста шире, дятельность его плодотворне, но за то она требуетъ большихъ внутреннихъ силъ и знаній и подвергаетъ большей опасности. Корреспонденты и фельетонисты, подобно поэтамъ, отдаются преимущественно чувству, они могутъ ограничить всю свою дятельность однимъ выраженіемъ негодованія, преданіемъ гласности глупости и пошлости. Но публицистъ долженъ отдавать перевсъ мысли надъ чувствомъ, онъ долженъ убждать, расширять кругозоръ читателя и указывать ему отдаленные идеалы. Такимъ образомъ публицистъ является пророкомъ своего народа.
Но чтобы пророкъ могъ приносить пользу своему народу, нужно условіе — чтобы были желающіе его слушать. Нтъ публицистики, если не находится желающихъ слушать. Ошибочно мнніе, будто желаніе слушать зависитъ отъ силы и таланта публициста. Конечно, талантъ — сила великая. Но если бы Демосфенъ вздумалъ говорить свои рчи каменнымъ стнамъ или стаду коровъ, то его краснорчіе пропало бы безслдно. Бываютъ и въ жизни обществъ моменты, когда люди уподобляются каменной стн и никакой Демосфенъ не прошибетъ ее.
Но жизнь идетъ своимъ порядкомъ и соціально-экономическое движеніе въ народ продолжается. Онъ думаетъ свою думу, онъ трудится и работаетъ, онъ создаетъ новыя комбинаціи, требуемыя новыми обстоятельствами. Однимъ словомъ, жизнь идетъ впередъ, съ нею идетъ впередъ и наука.
Движеніе назадъ никогда не было движеніемъ постояннымъ. За отливомъ всегда слдуетъ приливъ, за остановкой новое поступательное движеніе. И потому я строю силлогизмъ и говорю: слдовательно наша публицистика и публика должны подчиниться общему ходу исторіи, ибо не они создаютъ исторію, а исторія творитъ ихъ — большее увлекаетъ меньшее.
Конечно, мы еще не вступили въ моментъ сознанія. Даже такой фактъ,, какъ минувшій голодъ, не пробудилъ наше общество. Что же значитъ голосъ одного или двухъ публицистовъ? Не слдуетъ ли изъ этого, что и послднимъ публицистамъ нужно замолчать, какъ будто бы все вокругъ нихъ вымерло и исторія человчества остановилась? Нтъ. Будемъ говорить и говорить. Послушаетъ насъ сначала одинъ человкъ, потомъ два, потомъ четыре, восемь и т. д. въ геометрической прогрессіи. И наведется общество на полезныя размышленія и пойдетъ вмст съ жизнью, а не противъ нея.
Въ чемъ же ходъ влекущей насъ народной жизни и исторіи человчества? Движеніе ихъ только въ одномъ направленіи — соціально-экономическомъ, оно заключается въ стремленіи людей построить свое благосостояніе по среднему уровню большинства. Кто не знаетъ этого, кто хочетъ идти инымъ путемъ, тотъ не человкъ современно-исторической эпохи, тотъ не человкъ своего времени.
Что таковъ именно ходъ исторіи, что волей и неволей всякое общество и публицистика должны ему подчиниться, даже и при отсутствіи сознанія, я хочу попытаться доказать настоящею статьею. Или иначе я хочу доказать, что если мы опустили руки и думаемъ, ужь не ошиблись ли наши публицисты и мы сами, говоря прежде о соціально-экономическихъ вопросахъ и не поступаемъ ли мы теперь умне не говоря ни о чемъ — я хочу доказать, что наше настоящее размышленіе ошибочно и что намъ нтъ другого выхода, какъ думать въ прогрессивномъ направленіи. Не станемъ мы дйствовать и думать сознательно, уведетъ насъ впередъ соціально-экономическій фатализмъ и не устоимъ мы на мст, какъ бы мы сильно ни упирались. Соціально-экономическій фатализмъ есть сила роковая, ничто не можетъ устоять противъ нея: какъ она вела человчество до сихъ поръ, такъ поведетъ она его впередъ и въ будущемъ.
II.
Потребности, удовлетвореніе ихъ и слдовательно экономически производительный трудъ — вотъ основная форма соціально-экономической дятельности человка. Читатель скажетъ мн, что я говорю ему азбучную истину. Да, но знаетъ ли читатель, что прошла тысяча вковъ прежде чмъ люди выработали эту азбучную истину? Все древнее человчество погибло только оттого, что не знало ея и конечно негодующій на меня читатель самъ бы не додумался до нея, если бы не помогъ ему Адамъ Смитъ. Слдовательно напомнить азбучную истину не только полезно, но и необходимо, ибо только ею разршаются вс соціально-экономическіе вопросы, уясняются вс самыя сложныя и запутанныя экономическія комбинаціи въ отношеніяхъ труда къ капиталу.
Еще въ древнйшихъ письменныхъ памятникахъ мы встрчаемъ изрченія, что человкъ только трудомъ можетъ добыть хлбъ свой. Такимъ образомъ уже въ древности передовые мыслители признавали трудъ основой всей дятельности человка. Но только спустя многое множество вковъ явилось сознательное представленіе о выгодномъ направленіи труда. Мало ли какой можетъ быть трудъ, наприм., трудъ переливать изъ пустого въ порожнее. Первое человчество считало трудомъ только войну, ршало вс вопросы силой и раздлило общество на рабовъ и господъ. Такое дленіе общества и эксплуатація однихъ другими въ постепенно-умягчающейся форм существовала, какъ безсознательная сила, долгое время. Но соціально-экономическій фатализмъ, помимо воли отдльныхъ людей и сословій, обнаруживалъ свою силу въ явленіяхъ повидимому вовсе не экономическаго характера. Сила этого фатализма именно въ томъ, что онъ обращаетъ все на пользу соціально-экономическаго прогресса. Очень можетъ быть, что желзныя дороги и телеграфы послужили прежде всего для разрушительныхъ цлей. Очень можетъ быть, что по желзнымъ дорогамъ прохало прежде всего больше воиновъ, чмъ мирныхъ экономическихъ производителей. Очень можетъ быть, что телеграфныя проволоки передали вначал боле военныхъ распоряженій, чмъ коммерческихъ депешъ. Но въ конц концовъ полезный результатъ будетъ чисто соціально-экономическаго характера. Такъ изобртатели пороха и огнестрльнаго оружія думали только о войн и разрушеніи, какъ продолжаютъ думать еще и до нын военные изобртатели. Но посмотрите ближе на результатъ изобртенія пороха. Вотъ онъ: какъ только порохъ оказался дломъ пригоднымъ для войны, измнилась и теорія войны и способъ ея веденія. Прежде каждый гражданинъ отбывалъ военную повинность натурой, каждый былъ воиномъ и обязанъ былъ защищать свою страну. Когда каждый превращается такимъ образомъ въ воина и является представителемъ военной силы, то неизбжнымъ результатомъ этого — общая грубость нравовъ и перевсъ военныхъ занятій надъ всми остальными. И мы видимъ въ дйствительности, что старая Европа распадалась на два сословія: одно военное, другое духовное, что даже духовные были заражены духомъ воинственности и какой нибудь Петръ пустынникъ, обнаживъ мечъ, велъ крестоносцевъ на гибель и разрушеніе вмсто того, чтобы умиротворять ихъ словомъ любви къ ближнему. Бокль справедливо говоритъ, что было много военныхъ и священниковъ, битвъ и проповдей, но не было ни промысловъ, ни торговли, ни фабрикъ, не было ни наукъ, ни литературы, полезныя ремесла были неизвстны и даже интеллектуальные представители общества были незнакомы не только съ обыкновеннымъ комфортомъ, но даже съ простйшими приличіями цивилизованной жизни. Изобртеніе пороха и огнестрльнаго оружія круто повернуло жизнь на новый путь. Правда, войны стали губительне и явились спеціалисты военнаго дла, но за то вмсто прежнихъ двухъ слоевъ, общество выдлило изъ себя третій — мирныхъ / экономическихъ производителей. Теперь прежнюю грубую милицію смнила постоянная армія, а вмст съ тмъ огромная масса людей, оказавшись безполезной для военныхъ цлей, могла употребить свой трудъ для экономической производительности и отвыкла постепенно отъ своихъ прежнихъ воинственныхъ привычекъ. Этимъ путемъ европейскій интеллектъ, устремлявшій прежде вс свои силы на войну или теологію, началъ думать въ новомъ направленіи, создались новыя знанія, положилось начало привычки думать экономически полезнымъ образомъ, смягчились нравы и европейское общество приняло небывалую до того физіономію:— начали развиваться промышленные города, ремесленный трудъ, большій досугъ дозволилъ людямъ устремить свои мысли въ направленіи экономически выгодномъ и явился рядъ новыхъ изобртеній, приведшихъ къ тому же соціально-экономическому результату.
Въ числ изобртеній этого рода, можетъ быть, боле плодотворное по своимъ результатамъ, есть книгопечатаніе. Когда Гуттенбергъ выдумалъ свои деревянныя подвижныя буквы, то онъ задался только мыслію облегчить трудъ какой нибудь сотни переписчиковъ. Гуттенбергу и въ голову не приходило, что его простая мысль можетъ имть такія громадныя соціально-экономическія послдствія. Въ благочестивомъ душевномъ настроеніи, онъ плнялся только тмъ, что библія сдлается гораздо дешевле и доступне и что, можетъ быть, большее число людей усвоятъ себ ея спасительныя истины. Но вотъ прошло четыре вка и тысячи типографій покрыли землю, миріады книгъ, далеко уже не библейскаго содержанія, наполнили общественныя библіотеки и частныя книгохранилища, дорогой пергаментъ смнялся дешевой бумагой изъ тряпки и повидимому простая мысль изобртателя создала громадную массу людей, посвятившихъ свои силы новому невдомому прежде длу, журналисты, публицисты, романисты, ученые, занятые кабинетнымъ трудомъ, типографщики, наборщики, словолитчики составляютъ милліоны, явилась, невдомая до того книжная торговля, привлекшая огромные капиталы и потребовавшая, въ свою очередь, огромную массу людей. И все это благодаря только простой мысли Гуттенберга: облегчить трудъ сотни переписчиковъ. Рыцарство, утратившее свое значеніе съ изобртеніемъ пороха, еще долго жило въ нравахъ европейскаго населенія. Служеніе дамамъ своего сердца прекратилось и авантюризмъ пробилъ новую дорогу. Прежде рыцари странствовали для того, чтобы истреблять неврныхъ и, воодушевляясь любовью къ дам своего сердца, убивали людей и сяли повсюду смерть и разрушеніе. Съ изобртеніемъ пороха, безпокойные люди, принужденные отказаться отъ прежнихъ рыцарскихъ привычекъ, кинулись въ авантюризмъ и стали мечтать въ экономическомъ направленіи. Хотя это нсколько и странно, но совершенно справедливо. Издревле жило преданіе о громадномъ остров, поглощенномъ моремъ. Издревле жило преданіе объ обтованныхъ уголкахъ, лежащихъ гд-то тамъ, очень далеко. И вотъ люди, неимвшіе постоянныхъ мирныхъ занятій, предпріимчивые, смлые, неустрашимые, рыцари въ полномъ смысл слова, задумали отыскивать изчезнувшую Атлантиду, обтованные уголки, золотоносное Эльдорадо. Люди не могли употреблять уже прежнихъ рыцарскихъ пріемовъ для удовлетворенія своихъ потребностей или, попросту говоря, не могли уже разбойничать, чтобы жить трудомъ ближняго, и такимъ образомъ боле мирное общественное настроеніе побудило отважныхъ людей отыскивать иныхъ средствъ для существованія и превратиться изъ разбойниковъ въ изобртателей и открывателей новыхъ міровъ. Это новое направленіе создалось тоже изобртеніемъ пороха.
Мы видимъ цлый рядъ людей, выступившихъ на этотъ новый путь: Васко-де-Гама, Кабраля, Франциско д’Альмейду, Альбукерке, Магеллана, Кабота, Кортеса, Веласкеса, Пизарро, Альмагро, Христофора Колумба. Благодаря направленію, овладвшему этими замчательными людьми, физіономія цивилизованнаго міра совершенно измнилась и явились такія послдствія, о которыхъ меньше всего они сами мечтали. А между тмъ, что двигало этими людьми? Простая ненасытность передвиженія, возбуждаемая къ лучшему удовлетворенію своихъ личныхъ потребностей. Мореплаватель, пускавшійся въ отдаленный путь, думалъ только о томъ, какъ бы ему найдти гд нибудь золотую гору или яму съ драгоцнными. каменьями. И Колумбъ воодушевлялся только этою мыслью, только этимъ однимъ ему удалось убдить Изабеллу Кастильскую дать ему три корабля. Испанская королева не меньше Колумба мечтала о золот и, снарядивъ для Колумба флотъ, великодушно выговорила себ девять десятыхъ изъ доходовъ новооткрытыхъ странъ и острововъ. Экипажъ сформировался тоже изъ людей, жаждавшихъ богатства, и только надежда на удовлетвореніе этой жадности поддерживала отважныхъ моряковъ въ ихъ плаваніи. Не вс надежды исполнились: золота нашлось меньше чмъ думали, но новый свтъ былъ открытъ, а вмст съ новымъ свтомъ перестроилась и вся европейская жизнь. Европейскій бытъ былъ прежде простъ и немногосложенъ, потребности удовлетворялись тмъ, что давала скудная европейская почва. Но вотъ Америка познакомила европейцовъ съ новыми невдомыми имъ предметами, создала такъ называемые колоніальные товары: кофе, сахаръ, табакъ, хлопчатую бумагу. Если читатель обратитъ вниманіе на то, что Америка въ теченіи трехъ съ половиною столтій дала 10 милліардовъ золота и серебра, въ то время какъ во вс средніе вка европейскій запасъ серебра и золота составлялъ всего 280 милліоновъ талеровъ, если читатель обратитъ вниманіе на то, что изъ Америки привозится въ Европу около 1,500,000 тоннъ сахара, Около 8 милліоновъ центнеровъ кофе, около 4 1/2 милліоновъ тюковъ хлопка, около 150 милліоновъ фунтовъ табаку, если читатель обратитъ вниманіе наконецъ на то, что хлопчато-бумажная производительность измнила совершенно характеръ прежней одежды и создала новыя небывалыя до того матеріи, что благодаря хлопку явились нетолько новыя матеріи, но и Аркрайтова машина и милліоны людей нашли себ новое невдомое занятіе, то читатель и самъ собой сообразитъ то громадное значеніе, какое имлъ новый свтъ для старой Европы. Европа стала пить и сть не то, что она пила и ла прежде. Она познакомилась съ красильными веществами, которыхъ у нея не было, и вмсто прежней бдной по вншности жизни усвоила новую блестящую обстановку и новыя боле удобныя привычки.
Но не одно только матеріальное вліяніе обнаружилъ новый свтъ на Европу. Америка, хотя и привлекла къ себ всякихъ авантюристовъ и пройдохъ, думавшихъ только о золот, но вмст съ ними явились и хорошіе трудолюбивые люди, имвшіе боле мирныя и высокія стремленія. Эти хорошіе люди шли въ Америку не на время, чтобы только разбогатть и за тмъ возвратиться въ Европу,— проживать добытое богатство,— но они явились колонизаторами новой страны и піонерами цивилизаціи. Явившись въ стран, изобильной всми естественными богатствами и землей, колонисты не имли причинъ придерживаться сословныхъ и родовыхъ предразсудковъ старой Европы. Каждый колонистъ получалъ въ свое распоряженіе столько земли, сколько могъ обработать и, при передач своихъ владній своимъ наслдникамъ, не имлъ нужды придерживаться англійскаго майората. Изъ этого вытекало непосредственно иное чмъ въ Англіи имущественное отношеніе, экономическое равенство всхъ дтей одного отца и выработался тотъ демократическій принципъ, который въ своемъ окончательномъ развитіи создалъ изъ Америки вполн демократическое государство. Въ тоже время экономическая независимость каждаго колониста, работавшаго лично на себя, а не на владльца земли, какъ въ Англіи, дозволила каждому пользоваться всми результатами своего труда. А непосредственнымъ слдствіемъ этого явилось скорое обогащеніе колоній. Итакъ, потому что каждый колонистъ явился собственникомъ, создалась въ Америк имущественная равноправность и выработались демократическія учрежденія, а потому что каждый работалъ лично на себя — общее экономическое благосостояніе.
Эти два обстоятельства вызвали скоро послдствія, весьма важныя по своимъ результатамъ для всего цивилизованнаго міра. Англія, смотрвшая на американцевъ, какъ на своихъ дтей, хотла пользоваться ихъ силами и эксплуатировать въ свою пользу ихъ трудъ. Англія хотла заставить Америку работать на себя и богатть, загребая жаръ чужими руками. Съ этою цлью англичане издали цлый рядъ стснительныхъ для американцевъ постановленій и пытались забрать въ свои руки ихъ торговлю. Такая безцеремонность англичанъ непонравилась американцамъ по двумъ причинамъ: считая себя взрослыми, они не желали, чтобы ими распоряжался кто нибудь другой кром ихъ самихъ, и во-вторыхъ для нихъ было совершенно очевидно, что стсненіе ихъ торговли и промышленности отразится чувствительнымъ образомъ на ихъ карманахъ. Поэтому, при первыхъ же попыткахъ Англіи распоряжаться экономическою судьбою американцевъ, послдніе обнаружили противодйствіе, и начались немедленно ссоры между метрополіей и ея колоніями.
Въ т времена экономическія воззрнія не были еще выработаны въ строгую теорію и потому для самихъ американцевъ было не совсмъ ясно значеніе и важность экономическихъ причинъ, лежавшихъ въ основ ихъ противодйствія. Большинство образованныхъ людей и представители американскаго интеллекта были юристы и потому весь споръ съ метрополіей былъ поставленъ юридическимъ образомъ. Американцы затяли споръ о правахъ, говорили зажигательныя рчи, толковали о достоинств человка и тому подобныхъ отвлеченностяхъ и какъ будто бы совершенно не понимали, что сущность обоюдныхъ столкновеній есть чисто экономическая и что юридическая постановка вопроса есть только вншняя сторона дла. Тмъ не мене даже и при такой постановк вопроса получились полезные результаты, ибо народъ, задтый въ самыхъ ближайшихъ своихъ интересахъ, пользовался всякимъ предлогомъ и всякимъ средствомъ для ихъ огражденія, если они вели къ цли. А какъ юриспруденція была орудіемъ достаточно пригоднымъ, то юристы сдлались представителями народа и его революціонными предводителями. Дло кончилось тмъ, что юристы сочинили декларацію правъ, а народъ взялся за оружіе и началась война съ Англіей, окончившаяся торжествомъ колонистовъ. Освободившаяся Америка создала республику небывалаго размра. И такимъ образомъ простое авантюристское желаніе Колумба найдти кусокъ золота привело къ результату громадной міровой важности, котораго Колумбъ, конечно, никакъ не ожидалъ.
Но не этимъ однимъ кончилось открытіе Колумбомъ Америки. Американское движеніе обнаружило непосредственное вліяніе на старую Европу и американскія идеи нашли въ ней весьма плодородную почву. Первой страной, воспользовавшейся этими идеями была Франція, революціонное движеніе которой въ конц прошедшаго столтія находилось въ непосредственной связи съ американской войной за независимость. Но и во Франціи, какъ въ Америк, передовыми дятелями явились юристы и вс толковали о правахъ въ то время, какъ сущность заключалась въ соціально-экономическомъ вопрос. Поэтому французская революція получила характеръ юридически-политическій и изъ всхъ революціонныхъ предводителей Франціи только одинъ Робеспьеръ, и то какъ бы случайно, сказалъ рчь, что посл переворота во Франціи не будетъ бдныхъ. Въ этомъ причина, что французская революція, вышла только половиною дла и исключительно политическимъ явленіемъ, не смотря на свою экономическую сущность. Но даже и при этой неполнот она дала экономическимъ силамъ Франціи возможность вступить въ новыя экономическія комбинаціи, она дала возможность проявиться личному труду боле совершенно и успшно, чмъ это было прежде, и въ этомъ причина почему, несмотря на страшныя внутреннія потрясенія и огромныя вншнія войны, Франція вынесла легко не только революцію и царствованіе Наполеона, но и явилась въ десять разъ богаче, чмъ была прежде.
Если читатель обратитъ вниманіе на связь причинъ и послдствій, то онъ усмотритъ въ нихъ легко тотъ законъ соціально-экономическаго фатализма, который рядомъ постепенно увеличивающихся причинъ создаетъ рядъ постепенно увеличивающихся послдствій, имющихъ своимъ окончательнымъ результатомъ большее благополучіе постепенно большей массы людей. Такъ скромный монахъ изобртаетъ порохъ, нисколько не думая о военныхъ преобразованіяхъ, а между тмъ огнестрльное оружіе освобождаетъ огромную массу людей отъ необходимости непроизводительнаго труда и устремляетъ ея силы на мирныя экономическія занятія. Этимъ развивается ремесленность, является привычка къ полезному труду и мысль большаго числа людей получаетъ направленіе чисто экономическое. Такое новое направленіе мысли заставляетъ людей думать объ облегченіи труда и объ взысканіи средствъ для возможно легчайшаго пользованія результатами своей экономической дятельности. Но европейская природа скудна, дйствительность не удовлетворяетъ человка и вотъ воображеніе создаетъ идеалъ земнаго рая и возбуждаетъ дятельность человка къ отысканію этого рая. Являются предпріимчивые люди, способные переносить всякія лишенія и трудности, и одному изъ нихъ удается дйствительно открыть подобный земной рай. Разсказы моряковъ о чудесахъ новооткрытыхъ земель возбуждаютъ жадность и любопытство людей, подобно имъ предпріимчивыхъ или недовольныхъ своимъ настоящимъ. Людямъ, гонимымъ за свои убжденія, является мысль искать спасенія въ этой отдаленной стран. Т и другіе переплываютъ океанъ, созидаютъ колоніи и мечтаютъ объ организаціи спокойной жизни, чуждой европейскихъ треволненій. Не преслдуемые своими гонителями, переселенцы быстро достигаютъ экономическаго благосостоянія, возможнаго только при отсутствіи всякихъ вншнихъ помхъ. Они создаютъ новую небывалую промышленность и новые незнакомые европейцамъ предметы потребленія и потребности. Завязываются небывалыя торговыя сношенія между старымъ и новымъ свтомъ, а ввозъ американскихъ произведеній въ Европу создаетъ небывалую до того массу новыхъ экономическихъ производителей, въ образ новыхъ ремесленниковъ, купцовъ и торговцевъ. Но экономическое развитіе требуетъ отсутствія вмшательствъ и помхъ, а между тмъ старая Европа не даетъ покоя Америк. И вотъ американцы вырабатываютъ принципъ экономическаго невмшательства и свободы, берутся за оружіе, потому что словами убдить старую Европу не въ состояніи, торжествуютъ надъ своимъ врагомъ и преподаютъ Европ урокъ политико-экономической мудрости. Міръ совершенно измняетъ свою физіономію. Вмсто прежняго исключительнаго военнаго населенія, является населеніе мирныхъ тружениковъ, нежелающихъ убыточной для нихъ войны, вмсто небольшаго числа ремесленниковъ, переработывавшихъ скудные дары европейской природы, является масса новыхъ производителей, переработывающихъ американское сырье. Хлопчатая бумага привлекаетъ огромную массу рукъ и даетъ дятельности европейскаго населенія совершенно новое направленіе. Повидимому такой ничтожный предметъ измняетъ совершенно вс экономическія отношенія и весь порядокъ экономической жизни Европы. Не боясь преувеличенія, можно сказать, что именно хлопчатая бумага создала т чудеса цивилизаціи и изобртенія, которыми пользуется Европа въ настоящій моментъ. Теперь вы не найдете ни одной женщины и ни одного мужчины, ни старца, ни ребенка, который бы не одвался въ матеріи изъ хлопчатой бумаги взамнъ прежнихъ холстинъ и подобныхъ имъ безобразныхъ и грубыхъ матерій изъ грубаго европейскаго сырья. А если мы примемъ европейское населеніе среднимъ числомъ только въ 250 милліоновъ, то читатель и самъ сообразитъ, какъ велика должна быть масса потребленія и какое множество рукъ занято хлопчато-бумажнымъ производствомъ.
Хлопчато-бумажное производство создало совершенно новую промышленность, самую громадную по размру числа лицъ, занятыхъ ею, и по размру потребленія. Причину этого нужно искать въ свойствахъ хлопчатника, легко выдлывающагося въ прочную тонкую нитку, какой нельзя произвести съ тми же усиліями изъ льна, пеньки, и вообще изъ европейскихъ волокнистыхъ растеній. Легкость разработки хлопка и приготовленія изъ него ткани привлекла къ новому производству огромную массу людей, а вмст съ тмъ заставила подумать объ облегченіи труда. Прежде хлопокъ пряли или веретеномъ или самопрялкой. Самопрялка была уже значительнымъ шагомъ впередъ и изображала изъ себя, хотя несовершенную машину, а все-таки машину, облегчавшую трудъ. Теперь же, когда — и по преимуществу въ Англіи — почти въ каждомъ деревенскомъ дом завелось пряденіе, люди боле способные начали думать о томъ, какъ бы замнить самопрялку машиной, еще боле выгодной. Этому стремленію удовлетворили очень скоро Гергравъ, Аркрайтъ и Кромтонъ, придумавшіе совершенно новые снаряды для пряденія бумаги и для тканья. Новое изобртеніе привлекло немедленно огромную массу новыхъ силъ, потому что трудъ оплачивался вдвое и втрое выгодне прежняго. Старымъ системамъ съ старыми двигателями оказалось совершенно невозможнымъ существовать, особенно когда явилась паровая машина Уатта. Ломка стараго порядка совершилась съ быстротой необычайной и съ рзкостью революцій. Прежде тканьемъ и пряжей занимались сельскіе жители у себя на дому, теперь же явились громадныя фабрики и сельскій житель, покинувъ свою деревню, потянулся къ мануфактурамъ и создалъ новые небывалые громадные города и промышленные центры. Прежнія патріархальныя отношенія порвались, прежній скромный деревенскій ткачъ исчезъ и смнился новымъ фабричнымъ рабочимъ, чуждымъ прежней деревенской простоты и способнымъ къ боле широкой общественной и политической дятельности. Промышленные города начали рости въ Англіи съ изумительною быстротою. Вновь построенная фабрика оттягивала немедленно населеніе изъ сельскихъ мстностей. Съ наплывомъ рабочихъ на фабрику являлись и новыя потребности, а для удовлетворенія ихъ являлись и новые люди. И вотъ рядомъ съ фабрикой строились дома для рабочихъ, возводились лавки и магазины для удовлетворенія ихъ потребностей, созидалась полиція и судъ, поселялись адвокаты и маклера, являлись рабочіе для построекъ и изготовленія предметовъ домашней жизни и такимъ образомъ вслдъ за фабрикой, построенной въ какой либо глухой мстности, выростахъ подл нея, какъ бы волшебствомъ, небывалый городъ. Если мстность оказывалась выгодной, то подл первой фабрики строилась другая, къ этой бывало подобное же городское населеніе, за второй фабрикой являлась третья и въ какіе нибудь пять, шесть лтъ маленькій городокъ превращался въ громадный городъ съ населеніемъ въ нсколько сотъ тысячъ человкъ.
Громадные города, явившіеся этимъ способомъ И усилившаяся промышленность и торговля быстро создали огромные капиталы, которые пошли частью на развитіе той же хлопчато-бумажной промышленности, а частью начали искать себ другихъ, не мене выгодныхъ помщеній. Духъ промышленной предпріимчивости обхватывалъ все большую и большую массу людей и заставлялъ ихъ способности работать въ экономическомъ направленіи. Мысль людская, направленная въ старину исключительно на военныя размышленія, избрала теперь для себя экономическую дорогу. Ближайшимъ послдствіемъ этого было то, что потребовалось облегчить торговыя и коммерческія сношенія и придумать что нибудь боле удобное прежняго паруснаго плаванія. И вотъ Фультонъ изобртаетъ пароходъ, который далъ возможность переплывать изъ Европы въ Америку вмсто прежнихъ трехъ мсяцевъ въ три недли, и наконецъ Георгій Стефенсонъ примнилъ машину Уатта къ движенію на сухомъ пути. Судьба этихъ изобртеній, не смотря на всю ихъ громадную важность, конечно, не была бы такъ блистательна, если бы въ Европ не имлось достаточно капиталовъ для широкаго практическаго ихъ примненія. Такъ какъ силы отдльныхъ людей, какъ бы ни были велики отдльные капиталы, были все-таки. недостаточны, чтобы за постройки желзныхъ дорогъ принимались отдльныя лица, то у европейскихъ капиталистовъ явилась мысль соединять свои капиталы для одного общаго предпріятія. Создались акціонерныя компаніи и Европа покрылась быстро стью желзныхъ дорогъ.
Желзныя дороги больше всхъ другихъ изобртеній и открытій способствовали прогрессу и развитію европейскаго интеллекта. Ничто такъ неспособствуетъ спячк мысли какъ мирное патріархальное сидніе на одномъ мст и, напротивъ, ничто такъ не развиваетъ человка какъ общеніе съ людьми. Общеніе же тмъ больше и вліяніе его тмъ плодотворне, чмъ легче возможность передвиженія и чмъ чаще видятся люди съ новыми людьми и усвоиваютъ отъ нихъ новыя понятія. Ничто не способствовало въ такой мр подобному сближенію, какъ желзныя дороги. Ихъ воспитательное значеніе не только въ томъ, что они переносятъ быстро огромныя массы людей въ новыя мстности и знакомятъ съ новыми обычаями, дороги важны еще и потому, что уничтожаютъ сословные предразсудки и пріучаютъ людей къ сближенію, при прежнихъ условіяхъ невозможному. На станціяхъ и въ вагонахъ желзныхъ дорогъ знатная барыня по необходимости садится съ простолюдинкою, а баринъ рядомъ съ мужикомъ и такимъ образомъ отвыкаютъ постепенно отъ своей сословной исключительности. Борьба съ предразсудками теоретическими средствами, т. е. при посредств книгъ и журнальныхъ статей, могла бы тянуться безплодно цлые вка, а между тмъ желзныя дороги сломили нкоторые изъ нихъ сразу и въ какіе нибудь полстолтія измнили вншнія привычки европейскаго общества. Аристократу, нежелающему мшаться съ толпой, остается только одно средство: путешествовать на лошадяхъ, но вдь глупо и невыгодно здить на лошадяхъ, когда есть желзныя дороги. Общественно-воспитательное значеніе желзныхъ дорогъ заключается не только въ томъ, что он нанесли ударъ аристократической спси, но еще и въ томъ, что он уничтожили индивидуальную замкнутость отдльныхъ людей. Наприм., мы русскіе и до сихъ поръ держимъ себя съ олимпійскимъ величіемъ, очутившись въ обществ людей намъ незнакомыхъ и думаемъ заявлять свою порядочность тмъ презрительнымъ молчаніемъ, съ какимъ относимся къ своему сосду. Русскіе джентльмены и не подозрваютъ, какъ они глупы и смшны своимъ олимпійскимъ величіемъ и въ своемъ неудачномъ подражаніи англійскимъ джентльменамъ. Въ Германіи и во Франціи желзныя дороги давно уже выкурили эту чепуху и каждый нмецъ или французъ, садясь въ вагонъ, безбоязненно завязываетъ общій разговоръ, съ увренностью, что найдетъ въ своихъ сосдяхъ людей, а не медвдей. Правда, что у нмцевъ и французовъ есть предметы для общаго разговора, правда, что у насъ такихъ предметовъ очень мало или вовсе нтъ, но правда также и то, что сословная рознь, индивидуализмъ и общественное разномысліе не имютъ ни въ одномъ народ такихъ глубокихъ корней, какъ у насъ.
Сводя все, что я говорилъ въ этой глав въ одно, я попрошу читателя нарисовать въ своемъ воображеніи дв картины: картина первая — пустынная печальная мстность, болота и лса, кое-гд раскинутыя бдныя печальныя деревни, народъ, живущій патріархальнымъ бытомъ, незнающій никакихъ удобствъ жизни, одвающійся скверно, въ грубыя ткани, питающійся простой, грубой нищей и услаждающій вс свои досуги пьянствомъ и грубыми потхами. Проще, посмотрите на сельскія мстности Сибири и затмъ перенеситесь внезапно въ любой оживленный центръ англійской жизни. Вы видите тамъ блестящій городъ съ громадными каменными зданіями, вы видите ряды блестящихъ магазиновъ со всми возможными предметами, созданными промышленностью всхъ странъ міра, вы видите читальни, книжные магазины, театры, кофейни, рестораны, гостинницы, какъ царскіе дворцы, васъ поражаетъ энергія и движеніе населенія, васъ поражаетъ его промышленная экономическая дятельность. И этотъ поразительный контрастъ между мертвою сибирскою деревнею и жизнію англійскаго города создалъ соціально-экономическій фатализмъ. Какая сила могла бы остановить это развитіе? Какая сила могла помшать устройству желзныхъ дорогъ, изобртенію Аркрайта, Уатта, открытію Америки, книгопечатанію? Одно движеніе мысли вызывало другое, за изобртеніемъ слдовало изобртеніе, за развитіемъ — развитіе. И жизнь европейскаго человчества катилась, какъ комъ снга, постепенно увеличиваясь и человческій интеллектъ по закону инерціи, стремясь впередъ, долженъ былъ придти къ тмъ результатамъ, къ которымъ онъ пришелъ и такъ же неизбжно придетъ онъ къ тому, что на земл не будетъ ни голодныхъ ни недовольныхъ и никакія помхи не удержатъ человчество въ его постепенномъ прогрессивномъ шествіи.
Но не нужно забывать еще и того, что рядомъ съ поразительнымъ богатствомъ стоитъ поразительная бдность, рядомъ съ развитіемъ — тупость, рядомъ съ умомъ — безуміе, что если человчество двигается въ прогрессивномъ направленіи, то въ тоже время дйствуютъ въ немъ и силы ретроградныя, парализующія соціально-экономическій прогрессъ.
III.
На земномъ шар есть и до сихъ поръ еще уголки, въ которыхъ можно наблюдать жизнь человчества въ такомъ вид, какой она имла въ каменный періодъ. Въ этихъ уголкахъ земли удовлетвореніе потребностей и экономическихъ побужденій совершается путемъ насилія. Человкъ не знаетъ другого средства пріобртенія, какъ отнять силой отъ другого человка то, что ему нужно. Трудъ считается занятіемъ позорнымъ и унижающимъ человка и по мннію людей гораздо почетне убить своего ближняго, завладть силой его имуществомъ, чмъ создать своимъ трудомъ необходимое. Дикое общество, организованное на принцип насилія, распадается очень скоро на угнетенныхъ и угнетателей. Первые являются работниками и рабами вторыхъ и по мр развитія такого общества является очень скоро имущественное неравенство и скопленіе богатствъ въ рукахъ людей боле сильныхъ.
Совершенно тоже начало лежало и въ основ европейскаго общества, наслдовавшаго отъ Рима принципъ насилія и военной расправы. Порядокъ жизни какого нибудь Лукулла, подавшаго съ своими пріятелями въ одинъ день то, чмъ могли бы существовать тысячи въ теченіи года, имлъ слишкомъ много привлекательности, чтобы не вызвать подражателей. И вотъ сильные люди Европы ухватились за этотъ выгодный для нихъ принципъ и организовали у себя такой порядокъ, при которомъ общество раздлилось на дв неравныя части: одни наслаждались, пользуясь мускульнымъ трудомъ другихъ, другіе несли на себ вс тяжести жизни.
Изобртеніе пороха, хотя и способствовало увеличенію массы экономическихъ производителей, но было безсильно предъ принципомъ насилія и скоре даже помогло ему. Явившаяся большая масса экономическихъ производителей облегчила скопленіе богатствъ въ однихъ рукахъ и способствовала развитію роскоши, а съ тмъ вмст и всмъ ея печальнымъ послдствіямъ. Не устранили зла и послдующія изобртенія и поворотъ, созданный въ экономической дятельности человка открытіемъ Америки. Конечно, индустріальное развитіе, создавъ огромную массу людей, для дятельности которыхъ былъ необходимъ миръ, способствовало ослабленію ‘военныхъ наклонностей. Но, съ другой стороны, промышленная революція вызвала цлый рядъ новыхъ явленій и создала еще большія крайности нищеты и богатства. Если успхи цивилизаціи, если промышленные города, поражающіе своимъ величіемъ и развитой жизнью, если сти желзныхъ дорогъ и телеграфовъ, покрывающіе поверхность Европы, одолжены своимъ появленіемъ именно скопленію капиталовъ въ рукахъ немногихъ, то съ другой стороны тоже скопленіе произошло насчетъ труда рабочихъ людей и въ результат его явились крайности нищеты и богатства, которыхъ не знала прежняя патріархальная Европа.
Чтобы показать читателю наглядне, какимъ образомъ, вмст съ изумительнымъ экономическимъ прогрессомъ, росла бдность, я разскажу ему коротко исторію промышленнаго развитія Англіи.
Англія есть классическая страна бдности и богатства, крайности образованія и невжества, крайности довольства и лишеній. Ни въ одной стран вы не найдете, чтобы люди умирали съ голоду въ такомъ количеств какъ въ Англіи. И все это именно создано въ Англіи ея изобртеніями, ея мануфактурными городами, ея эксплуатаціей богатымъ бднаго.
Изобртеніе паровой машины и введеніе машинной обработки хлопчатой бумаги дало толчекъ промышленной революціи, революціи, измнившей вс гражданскія отношенія страны. Англія первая создала пролетаріатъ, котораго не знала Европа. Правда, бдные были въ Европ и прежде, и прежде люди умирали съ голоду, но при всемъ тонъ Европа пролетаріата не знала. Поэтому знакомство съ промышленною Англіею является поучительнымъ для всхъ тхъ странъ и народовъ, которые не желаютъ пройти ея путемъ, которые хотятъ отстранить отъ себя то экономическое бдствіе, которое высасываетъ изъ Англіи лучшіе ея соки и покрываетъ струпьями ея общественный организмъ.
До изобртенія машинъ пряденіе производилось рабочими на дому. Женщины пряли, а мужчины или продавали изготовленную ими пряжу или ткали у себя на дому. Ткачи жили обыкновенно семействами по деревнямъ, близь городовъ и заработывали столько, что могли жить безбдно. По мр увеличенія запроса росло и число ткачей, но число ихъ обыкновенно держалось въ такой пропорціи, что сильной конкуренціи не бывало. Отъ этого, во-первыхъ, плата рабочему была довольно высока, а во-вторыхъ, онъ пользовался всми результатами своего труда. Такимъ образомъ рабочій могъ откладывать кое-что не только на черный день, но и для веденія своего сельскаго хозяйства. Конечно, ткачъ не являлся при этомъ особенно замчательнымъ агрономомъ, можно сказать даже, что онъ былъ плохимъ земледльцемъ, тмъ не мене онъ обработывалъ свой участокъ, имлъ отъ него доходъ и не былъ пролетаріемъ. Онъ имлъ корни въ своей земл.
Сельскіе ткачи вели скромную патріархальную жизнь, чуждую волненій, посщали прилежно храмъ божій, не знали пьянства и разврата, охотно занимались тканьемъ, не обременяя и не истощая своихъ силъ, имли здоровое занятіе въ полевомъ труд и въ садоводств, по праздникамъ проводили время въ мирныхъ бесдахъ съ сосдями въ своемъ деревенскомъ кабачк, содержимомъ такимъ же почтеннымъ, но только боле богатымъ односельцемъ и вообще вели жизнь мирную, патріархальную, здоровую. Въ т времена рабочее населеніе Англіи отличалось крпкимъ сложеніемъ и ткачи по своему здоровому виду не отличались ничмъ отъ земледльцевъ. Дти ихъ росли на чистомъ воздух и если помогали своимъ родителямъ въ работ, то во всякомъ случа дтямъ былъ неизвстенъ двнадцати-часовой безостановочный, трудъ.
Что касается до характера и моральнаго развитія ткачей, то оно угадывается легко изъ этого образа жизни. Ткачи знали обыкновенно только свою деревню, изрдка посщали городъ, были чужды его соблазновъ, находились въ почтительныхъ отношеніяхъ къ своему землевладльцу и вообще вели мирную, нравственную, спокойную жизнь. Если хотите, жизнь эта была прозябаніемъ, но тмъ не мене англійскій ткачъ былъ ею доволенъ. Онъ имлъ кое-что на черный день, не зналъ ни голода, ни нищеты и не былъ экономически оторванной одиночкой.
Изобртеніе машинъ и особенно Дженни, придуманной ткачемъ Гергравомъ, нанесло первый ударъ патріархальному быту англійскаго ткача. Этой машиной можно было работать сразу на 16—18 веретенахъ и слдовательно приготовлять значительно большее количество пряжи. Прежде одинъ ткачъ, занимая трехъ прядильщицъ, сидлъ иногда безъ дла, теперь же его началъ подавлять избытокъ матеріала. Облегченный способъ пряжи понизилъ цну матерій, вызвалъ на нихъ большій запросъ и привлекъ большее число рабочихъ рукъ. Ремесло ткача сдлалось много выгодне и семейство изъ четырехъ взрослыхъ и двухъ дтей, при десятичасовой работ въ день, могло заработывать четыре фунта стерлинговъ въ недлю. Такая выгода заставила ткача оставить свое не. особенно выгодное сельское хозяйство и обратить вс свои силы на особое дло. Классъ ткачей-земледльцевъ началъ исчезать постепенно и сталъ превращаться въ чистыхъ ткачей, жившихъ исключительно задльной платой. Землевладніе исчезло, ткачи перестали арендовать земли и превратились въ чистыхъ Working men или попросту говоря въ пролетаріевъ. До изобртенія Дженни ткачи и прядильщицы жили подъ одной крышей. Теперь же, когда пряденіе требовало такихъ же сильныхъ рукъ, какъ и тканье, мужчины принялись за пряжу и явилось дленіе рабочаго населенія на ткачей и прядильщиковъ.
Вмст съ промышленнымъ пролетаріатомъ создался и пролетаріатъ земледльческій. Прежде было большое число мелкихъ землевладльцевъ или іоменовъ, прозябавшихъ также тихо и безмятежно, какъ и ткачи-земледльцы. Эти іомены обработывали кусочекъ земли стариннымъ праддовскимъ способомъ, упорно противились всмъ нововведеніямъ, передавали изъ рода въ родъ свою землю и поддерживали въ чистот старые нравы. Но когда явились машины, когда ткачи оставили свои участки, то постепенно явился новый классъ крупныхъ арендаторовъ, которые брали въ аренду цлую массу мелкихъ участковъ, имли возможность вводить земледльческія улучшенія, вести хозяйство въ большихъ размрахъ и выгодне, а земледльческіе продукты продавать дешевле. Цны на земли поднялись. оменамъ оставалось только одно: или, продавая свои произведенія дешевле, нести убытокъ, или же, продавъ свой участокъ, превратиться въ ткачей и прядильщиковъ, или же, наконецъ, наняться въ рабочіе къ богатымъ арендаторамъ. Такимъ образомъ прежній обезпеченный іоменъ превратился постепенно или въ фабричнаго пролетарія или въ пролетарія земледльческаго.
Быстрый переходъ прежнихъ земледльческихъ ткачей и земледльцовъ въ пролетаріевъ совершился потому, что введеніе полнаго комплекта машинъ бумагопрядильнаго и ткацкаго производства и примненіе паровой машины Уатта — произошло въ короткій промежутокъ времени — въ теченіи 19 лтъ (съ 1764 по 1785 г.). Этотъ промежутокъ времени былъ слишкомъ коротокъ для того, чтобы рабочій могъ бороться съ новой производительной силой, выступившей противъ него и онъ былъ оторванъ сразу отъ прежняго порядка вещей, не успвъ даже оглянуться на прошлое и не будучи въ состояніи понять это новое, его увлекшее. Машины вдругъ, сразу, убили ручную работу и такъ же мгновенно создали вс т поразительный слдствія, которыми Англія изъ прежней патріархальной страны превратилась въ новый промышленный міръ. Съ введеніемъ машинъ быстро упали цны мануфактурныхъ товаровъ, развилась торговля и промышленность, англійскія произведенія завалили вс свободные рынки, и капиталы и національныя богатства возросли до необычайной величины. Но въ тоже время и, можетъ быть, еще. скоре, создался пролетаріатъ, разрушилась прежняя собственность, исчезла всякая безопасность для рабочаго класса, явилась деморализація и начались въ стран политическія волненія. Въ какой мр росла въ Англіи мануфактурная промышленность, читатель увидитъ изъ слдующей таблицы. Съ 1771 до 1775 г. ввозилось въ Англію среднимъ числомъ въ годъ 5 милліоновъ фунтовъ хлопчатой бумаги, въ 1841 году 528 милліоновъ фунтовъ, а въ 1858 году, 923,519,800 фунтовъ. Въ тотъ же періодъ сила машинъ равнялась 33 тысячамъ лошадиныхъ силъ,а въ 1861 г. она дошла до 2,580,000 силъ. Въ 1858 году въ Англіи было 69.000 паровыхъ машинъ, а въ 1861 г.— 94,000.
Такое необычайное развитіе замчается не въ одной хлопчатобумажной промышленности. Съ подобной же быстротой развилось машинное чулочное производство, кружевное, шерстяное, шелковое, желзное, изготовленіе стальныхъ издлій, разработка каменнаго угля.
Машины, придуманныя и введенныя во вс эти отрасли промышленности, сразу привлекли огромное число рабочихъ рукъ, ибо первоначальная плата рабочему, вслдствіе запроса на него, поднялась очень быстро. И вотъ массы рабочихъ потянулись изъ земледльческихъ округовъ въ города. Населеніе увеличилось въ нихъ быстро и почти исключительно насчетъ пролетарія. Такъ, Братфордъ, имвшій въ 1801 году 13,264 человка жителей, въ 1831 году считалъ 77,000, а въ 1851 г. 103,000. Манчестеръ, имвшій въ 1801 году 94,000 жителей, въ 1851 г. считалъ 401,000, Бирмингемъ въ томъ же період изъ 70,670 выросъ до 232,800, Ливерпуль изъ 82,000 до 375,000. Все это громадное увеличеніе народонаселенія, какъ я уже сказалъ, создалось наплывомъ пролетаріевъ, составляющихъ въ этихъ городахъ по меньшей мр три четверти всего населенія. Машины производили переломъ въ жизни рабочихъ почти во всхъ отрасляхъ промышленности. Повсюду ручная работа смнялась машинной, повсюду средній классъ превращался въ рабочаго пролетарія, а бывшій въ то время крупный торговецъ въ фабриканта. Даже ремесленныя производства сложились на фабричный манеръ и прежнихъ мастеровъ съ ихъ учениками смнили капиталисты и рабочіе. Въ ремесленное производство введено было строгое раздленіе труда и мелкіе мастера, не будучи въ состояніи бороться съ большими заведеніями, превратились тоже въ пролетаріевъ. Въ тоже время, съ исчезновеніемъ мелкой буржуазіи, исчезла для рабочаго всякая возможность сдлаться со временемъ самому буржуа. Прежде каждый рабочій имлъ въ виду сдлаться со временемъ хозяиномъ и даже завести учениковъ и рабочихъ, теперь же, когда фабрикантъ сталъ грозить всякому мастеру и для самостоятельнаго существованія требовался большой капиталъ, общество должно было распасться на капиталистовъ и пролетаріевъ и послдніе составили особенный классъ населенія, а не такъ какъ прежде, переходную ступень къ буржуазіи. Теперь, кто родился въ Англіи рабочимъ, ему нтъ въ будущемъ никакихъ другихъ видовъ, какъ быть весь свой вкъ пролетаріемъ. Оторвавшись отъ прежней почвы, пролетаріи скопились огромными массами въ городахъ и составили то безпокойное населеніе, которое уже не разъ грозило и правительству и сословію англійскихъ богачей. Читатель пойметъ значеніе этой новой силы изъ слдующихъ цифръ: чисто промышленное населеніе Англіи составляетъ 14,100,000 человкъ или 48,8% всего населенія, земледльческое же только 9,700,000. Но и это населеніе тотъ же пролетаріатъ, только земледльческій, ибо землевладльцы составляютъ въ немъ лишь 239,000 человкъ и въ томъ числ крупные землевладльцы 33,000. Изъ этого видно, что въ Англіи число людей, обезпеченныхъ собственностью, составляетъ какіе нибудь жалкіе десятки тысячъ на нсколько милліоновъ голоднаго необезпеченнаго пролетаріата. Понятно, что вопросъ о рабочемъ класс является такимъ образомъ основнымъ вопросомъ страны и народа. Что выйдетъ изъ этихъ милліоновъ людей безъ собственности, продающихъ сегодня то, что они заработали вчера и все сильне и сильне заявляющихъ свое притязаніе на право находиться въ иномъ, лучшемъ положеніи и пользоваться общественными и житейскими выгодами. Для Англіи вопросъ о ея рабочемъ есть главный основной вопросъ, заслоняющій собой вс остальные. И вотъ почему въ парламентскихъ преніяхъ вопросъ этотъ никогда не сходитъ со сцены. Ропотъ рабочаго народа слышится въ Англіи повсюду безъ умолку и заставляетъ волей и неволей государственныхъ дятелей страны и даже капиталистовъ думать объ успокоеніи голодающаго безпомощнаго рабочаго населенія. Но Англія неспособна ршить этого вопроса съ той быстротой, послдовательностію и энергіей, съ какой она создала свой пролетаріатъ. Пролетарій явился въ ней почти мгновенно, въ столтіе возросъ до цифры 20 милліоновъ, а передовые и государственные люди Англіи успокоиваютъ эти голодающіе милліоны только красивыми словами и ничтожными палліативными средствами.
Такъ какъ въ этой соціальной войн капитала, составляющаго источникъ жизни и производительности, вся сила исключительно на его сторон, то, конечно, вс невыгоды падаютъ на бднаго. Никто не думаетъ о немъ, никто не старается дать рабочему производительныя средства и, предоставленный самъ себ, онъ долженъ бороться съ водоворотомъ жизни, какъ самъ знаетъ. Если онъ такъ счастливъ, что достанетъ себ работу или, говоря правильне, если буржуазія желаетъ воспользоваться пролетаріемъ, какъ орудіемъ, для своего собственнаго обогащенія, то онъ получаетъ задльную плату, едва достаточную для его существованія, но если работы нтъ, то онъ можетъ воровать или же умирать съ голоду. Въ первомъ случа полиція позаботится о томъ, чтобы отыскать негодяя, нанесшаго оскорбленіе праву собственности, а во-второмъ, она приметъ мры, чтобы бднякъ умеръ возможно благоприлично, не длая ни скандала, ни шума я не нарушая мирнаго покоя богачей. Любопытно, что въ Англіи умираютъ ежегодно десятки людей буквально съ голоду и въ судебныхъ или полицейскихъ актахъ, составляемыхъ по этому случаю, о причин ихъ смерти невысказывается никогда прямо. Въ этомъ случа Англія обнаруживаетъ легкомысліе, недостойное ея политической зрлости, и закрываетъ добровольно глаза отъ такихъ явленій, съ которыми, ради собственнаго спасенія, ей слдовало бы вступить въ прямой ршительный бой.
Конечно, голодаютъ или умираютъ съ голоду только отдльныя лица. Но какую иметъ гарантію любой изъ пролетаріевъ, что завтра не наступитъ его очередь? Что обезпечиваетъ его въ томъ, что желаніе работать достаточно для полученія работы, что честность, прилежаніе, бережливость, рекомендуемыя людьми обезпеченными, какъ высшія человческія добродтели, дйствительно пробьютъ ему дорогу къ счастью? Ничто. Пролетарій знаетъ только то, что онъ иметъ сегодня, но онъ ршительно не знаетъ, будетъ ли имть что нибудь завтра. Случайности, совершенно отъ него независящія: какая нибудь американская война, внезапно усилившаяся конкуренція, новый родъ спекуляціи, коммерческій или промышленный кризисъ могутъ выбить его изъ колеи и выбросить на улицу безъ всякаго дла, обрекая голодной смерти. Пролетарій знаетъ только свой сегодняшній день и ничего не знаетъ о завтрашнемъ. Его положеніе въ жизни хуже, чмъ положеніе солдата на войн, и смшно толковать о бережливости и другихъ подобныхъ добродтеляхъ человку, которому сберегать нечего, человку, неувренному въ своемъ завтрашнемъ существованіи. Не въ томъ главное зло Англіи, что въ ней умираетъ человкъ 20 съ голоду, а въ томъ, что за ними стоять милліоны людей голодающихъ, живущихъ въ нищет, болзняхъ,— и умирающихъ громадными массами преждевременно. Конечно, Англія сдлала много для уменьшенія смертности въ своихъ фабричныхъ городахъ. Явилось въ Англіи довольно и великодушныхъ фабрикантовъ, помстившихъ своихъ рабочихъ въ хорошихъ домахъ, но одного только не сдлала Англія, она не приняла никакихъ мръ противъ того, чтобы конкуренція между фабрикантами на рабочихъ была бы сильне конкуренціи между рабочими на работу. Отъ этого буржуазія устанавливаетъ между собою, какъ бы по согласію, минимумъ рабочей платы, являющейся для рабочаго максимумомъ вознагражденія. А все то, что составляетъ въ труд рабочаго избытокъ, буржуазія, откладываетъ въ свой карманъ, скапливаетъ громадные капиталы, обращаемые ею на новое производство,, и являющіеся, такимъ образомъ, новой враждебной силой для пролетарія.
Такимъ образомъ пролетарій не можетъ никогда выкрутиться изъ своего положенія. Чтобы сдлаться самостоятельнымъ, ему нужно имть орудія производства и средства существованія, которыя бы поддержали его во время работы, ибо всякій будущій экономическій продуктъ есть результатъ предъидущаго накопленія. Но какъ у пролетарія нтъ ничего отъ прошлаго и накопленіе для него невозможно, то онъ и не въ состояніи произвести ничего для будущаго. Конечно, есть средство, но и оно только для богатаго, а не для пролетарія: средство это кредитъ. Но кто дастъ пролетарію въ долгъ, когда онъ не въ состояніи ничмъ его обезпечить и не въ состояніи платить процентовъ. И вотъ пролетарій, лишенный возможности пользоваться не только безпроцентнымъ, но и всякимъ другимъ кредитомъ, лишается съ тмъ вмст главнаго основнаго орудія производства и долженъ оставаться вчнымъ пролетаріемъ. Чтобы выйдти изъ этого положенія, опираясь исключительно на свои собственныя силы, ему остается только одно средство, услужливо предлагаемое обезпеченной буржуазіей — копить. Но копить для пролетарія, значитъ не додать своего хлба, жить впроголодь и работать больше, чмъ позволяютъ силы. Это такой героизмъ, для котораго требуется быть, если не совершеннымъ титаномъ, то силой очень исключительной. Сколько же такихъ исключительныхъ личностей можно отыскать въ десяткахъ милліоновъ пролетаріевъ? Какихъ нибудь нсколько единицъ. И вотъ почему средства сбереженія оказываются совершенно непрактичными по отношенію, къ пролетарію, который долженъ отъ своего ломтя черстваго хлба недодать половины.
Англія есть спасительный примръ для всхъ, ибо спасительный опытъ ея купленъ милліонами жертвъ и незачмъ ему повторяться въ другихъ странахъ.
Но если экономическій переворотъ, созданный человческими изобртеніями, раздлилъ и долженъ раздлить повсюду людей на два враждебные лагеря, то разв не заключается въ этомъ та сила соціально-экономическаго фатализма, которая должна была привести человчество къ подобному состоянію. Нтъ, читатель. Это сила не прогресса, а регресса. Это сила ретроградная, и фатализмъ заключается не въ ней, а въ томъ свтломъ будущемъ, къ которому стремится человчество. Настоящее худшее есть только временное уклоненіе отъ прямого пути къ общему благосостоянію. Соціально-экономическій фатализмъ, создавшій чудеса цивилизаціи, которыми до сихъ поръ не воспользовался однако рабочій и пролетарій, дйствуетъ съ своею неуклонною силой и сдлаетъ всхъ довольными. Истинный прогрессивный источникъ и начало человческаго счастія заключается въ собственномъ ум человка. Давно оказано, что хлбъ человка не въ земл, а въ голов. И эту истину придется повторить еще разъ. Умомъ человчество достигло полной перемны быта каменнаго періода на бытъ современной цивилизаціи и тмъ же умомъ оно уничтожитъ современное зло.
Переломъ, созданный машинами и изобртеніями создалъ совершенно безсознательно и ныншнее дленіе общества на буржуа и рабочихъ. Противъ ломки нравовъ, по крайней мр съ ихъ вншней стороны, созданной желзными дорогами, не могъ бороться никакой человкъ, какъ бы онъ ни былъ могущественъ. Аристократы невольно усвоили нкоторыя демократическія привычки и утратили свою наружную спсь. Но это вншнее вліяніе машинъ и изобртеній далеко еще не совершило перелома въ мысляхъ, да и совершить его не въ состояніи. Человческое спасеніе заключается въ сознаніи необходимости внутренняго умственнаго перерожденія. И въ этомъ-то внутреннемъ перерожденіи главная сила соціально-экономическаго фатализма. Люди узнаютъ то, чего они не знали прежде, они поймутъ то, чего не понимали. А человкъ понявшій не можетъ поступать вредно Для себя и для другихъ. Онъ неизбжно оставитъ старый, темный путь и пойдетъ новой свтлой дорогой.
Бдствія пролетарія вызвали небывалое напряженіе европейскаго экономическаго интеллекта и подвинули пониманіе экономическихъ законовъ, которыхъ прежде никто не зналъ. Это-то пониманіе показало, что хотя современное экономическое бдствіе и велико, но въ немъ же самомъ заключается и его цлебная сила. Объ этихъ новыхъ законахъ я буду говорить въ слдующей глав.
IV.
Человческій умъ есть главный факторъ прогресса. Ему обязано человчество машинами, открытіемъ Америки со всми ея послдствіями, необычайному накопленію богатствъ и онъ же откроетъ путь спасенія.
Давно уже передовые мыслители старались понять и объяснить законъ экономическаго благосостоянія. Строились системы и теоріи, но до Адама Смита неудалось никому его открыть.
Адамъ Смитъ, не смотря на переворотъ, который онъ произвелъ своимъ ‘опытомъ о богатств народовъ’, далеко еще не сказалъ послдняго слова и, принеся громадную пользу уясненіемъ нкоторыхъ экономическихъ законовъ, въ тоже время принесъ и не малый вредъ. Смитъ прочиталъ только первую часть экономической книги жизни и только ея содержаніе повдалъ міру. Это произошло не отъ того, чтобы Адамъ Смитъ не могъ прочесть и второй части, а потому, что второй части въ такой полнот, какая требовалась для опредленія экономическихъ законовъ, тогда еще не было.
Смитъ занимался изслдованіемъ законовъ богатства въ то время, когда паровая машина не была примнена къ фабричному длу и когда только машины едва начинали прилагаться къ производствамъ. Поэтому Адамъ Смитъ не предвидлъ и не предугадывалъ пролетаріата со всми его печальными послдствіями, и, говоря о законахъ производства, очень легко коснулся законовъ распредленія. Адамъ Смитъ смотрлъ на экономическую дятельность не по отношенію къ вліянію ея на отдльныхъ людей, а, такъ сказать, по ея общему итогу. Онъ принималъ богатства всего народа за богатство отдльныхъ личностей и, изслдуя условія успшности труда, обошелъ т послдствія, которыя создаются этими самыми условіями въ быту отдльныхъ людей.
Мальтусъ и Рикардо разъяснили только кое-что въ ученіи Адама Смита, но, также какъ и онъ, не прочитали второй части. И вс вообще англійскіе экономисты оставались врны традиціи творца ‘Опыта о народномъ богатств’. Подводя экономическую науку подъ строгіе математическіе законы — что совершенно и врно — они въ тоже время какъ бы лишали ее соціальнаго момента.
По ученію англійскихъ экономистовъ экономическая наука занимается только изслдованіемъ производства и останавливается на томъ момент, когда начинается вліяніе экономическихъ законовъ на общественный бытъ человка. Заслуга изслдованія вліянія экономическихъ законовъ въ этомъ новомъ направленіи принадлежитъ писателямъ континентальнымъ и преимущественно экономистамъ французской школы. Только французскіе экономисты показали, что нельзя говорить объ экономическихъ законахъ безотносительно и что невозможно отдлять экономическій бытъ страны отъ ея соціальнаго быта. Такимъ образомъ по изслдованію французскихъ экономистовъ обнаруживается, что послдствія экономическихъ комбинацій проникаютъ такъ глубоко въ жизнь и въ весь соціальный бытъ народовъ, какъ можетъ быть того и не подозрвали экономисты англійскіе.
По ученію Адама Смита соперничество есть одинъ изъ главнйшихъ элементовъ успшности производства. Соперничество способствуетъ и боле усиленной экономической дятельности. Оно побуждаетъ человка къ экономическимъ изобртеніямъ и улучшеніямъ, оно же удешевляетъ производство и удешевляетъ рыночную цну товаровъ. Такъ какъ англійскіе экономисты только константировали и разъясняли факты современной имъ экономической жизни Англіи, то эта сторона усмотрннаго ими закона пожалуй и справедлива. Но если мы взглянемъ на тотъ же законъ во всхъ его соціальныхъ послдствіяхъ, то увидимъ, что принципъ соперничества есть основное зло соціально экономическаго быта человчества и что только онъ создалъ вс бдствія рабочаго и пролетарія. Ученіе о соперничеств есть ученіе о вражд, оно есть ученіе о войн каждаго противъ каждаго. Дйствительно, при существованіи соперничества производство удешевляется. Но отчего оно удешевляется?
Извстно, что число снискивающихъ работу гораздо многочисленне того, какое обусловливается размрами производящаго капитала. Поэтому при запрос на трудъ является гораздо большее предложеніе услугъ, чмъ какое нужно. Если, напр., требуется только десять рабочихъ, то ихъ можетъ явиться пятьнадцать, двадцать. Дйствуя подъ принципомъ соперничества и борясь за свое существованіе, рабочіе начнутъ немедленно понижать цну своему труду и собьютъ его до минимума. Это значитъ, что цну установитъ самый низшій уровень потребности рабочаго. Тотъ, кому нужны деньги, или тотъ, кто въ состояніи ограничить наибольше свои потребности, понизитъ плату до послдняго размра возможности. И такая пониженная плата послужить нормою для оцнки рабочаго труда. При этомъ можетъ случиться, что рабочій холостой или, можетъ быть, бездтный установить норму, которой долженъ будетъ подчиниться рабочій съ многочисленной семьей. Что же это значитъ? Это значитъ, что многосемейный рабочій долженъ будетъ удовольствоваться тмъ размромъ вознагражденія, которое далеко ниже потребностей его семьи. Конечно, если установившаяся цна будетъ для него недостаточна, то онъ можетъ отказаться отъ работы. Но въ этомъ случа рабочему грозитъ опасность остаться совершенно безъ дла и подвергнуть себя и всю свою семью риску голода. Рабочій соображаетъ, что хотя въ проголодь жить и скверно, но голодать еще хуже. И вотъ онъ соглашается на низкую плату, ибо низкая плата все-таки лучше чмъ ничего. Что же хорошаго въ такомъ порядк вещей?
Англійскіе экономисты утверждаютъ еще, что принципъ соперничества помогаетъ распространенію усовершенствованій и побуждаетъ производителей работать лучше и лучше. Но справедливо-ли это? Дйствительно, если существуетъ запросъ на предметы извстнаго довольно высокаго качества и если такого качества предметы могутъ производить только нкоторые мастера, то понятно, что и вс остальные, если они не хотятъ остаться безъ дла, должны будутъ работать также хорошо. Но вдь для мастера важно въ этомъ случа не только то, чтобы онъ самъ работалъ хорошо, но и то, чтобы другой работалъ хуже его. Понятно, что каждый хорошо работающій мастеръ будетъ стараться о томъ, чтобы не только сохранить въ секрет способы своего, боле совершеннаго производства, но чтобы вмст съ тмъ и уронить репутацію своего соперника. Каждый постарается сохранять въ секрет то, что онъ знаетъ и вмсто того чтобы распространять знанія, онъ будетъ ихъ задерживать. Такимъ образомъ принципъ соперничества, способствующій съ одной стороны усовершенствованію производства, съ другой стороны вредитъ ему.
Если же мы посмотримъ на этотъ принципъ во всемъ его соціальномъ развтвленіи, то увидимъ, что вредныя его послдствія составляютъ главнйшую помху прогрессу. Экономическая дятельность есть основа всей соціальной дятельности человка. Одинъ законъ управляетъ всмъ. Соперничество экономическое является вмст съ тмъ и соперничествомъ соціальнымъ. Если поэтому вы признаете соперничество закономъ въ экономической дятельности, то вмст съ тмъ вы должны его признать закономъ и для дятельности соціальной. Что же произойдетъ изъ этого? Произойдетъ то, что соперничество явится основнымъ принципомъ всхъ обоюдныхъ человческихъ отношеній, что на немъ воспитаются поколнія, что мы еще дтьми выучимся бороться одинъ съ другимъ и подставлять другъ другу ногу. Посмотрите на ребенка. Едва только онъ начнетъ ходить, почтенные наставники стараются уже возбудить въ немъ самолюбіе и поучаютъ его длать все лучше другихъ. Лицевая сторона развивается лучше внутренней. Ребенокъ долженъ быть непремнно умне, молодцовате, красиве, чмъ его товарищъ. Его пріучаютъ непремнно быть первымъ и брагь перевсъ надъ другими. Нравственное баловство является такимъ образомъ уже тогда, когда ребенокъ только началъ ходить. Въ школ его ведутъ тмъ же порядкомъ. И тамъ онъ долженъ быть лучше другихъ, и тамъ онъ долженъ быть первымъ. Чтобы быть первымъ въ познаніяхъ, ребенокъ старается скрывать отъ своихъ товарищей то, что онъ знаетъ. Чтобы быть лучше, ему нужно, чтобы другіе были хуже. Не внутреннее качество служитъ мриломъ достоинства, а сравненіе, хорошее хорошо не само по себ, а потому что есть худшее. Когда ученику не помогаютъ его познанія и не вывозятъ вверхъ его умственныя способности, тотъ же принципъ соперничества заставляетъ его прибгать къ окольнымъ средствамъ, портящимъ характеръ. Ребенокъ заискиваетъ, льститъ, подличаетъ. Онъ пріучается къ наушничеству, къ интриг и ко всякимъ гадостямъ, портящимъ и его лично и вс его школьныя отношенія. Воспитавъ въ себ стремленіе къ первенству такимъ похвальнымъ путемъ, школьникъ внесетъ свою систему и въ жизнь. Сдлавшись членомъ общества, онъ ‘точно также стремится къ первенству и точно также для достиженія его готовъ на вс средства, изученныя имъ практически и теоретически еще въ школ. Школьная порча вносится такимъ образомъ въ жизнь и портитъ вс общественныя отношенія. Откуда та затаенная и замаскированная вражда, которую мы замчаемъ въ обществ? Откуда вчное подкапываніе другъ подъ друга, сепаратизмъ и злорадство, возбуждаемое страданіями и бдствіями ближняго? Начало ихъ исключительно въ томъ принцип соперничества, который англійскіе экономисты провозгласили закономъ экономической дятельности. Но мы видли, что онъ вредитъ успху экономическихъ отношеній, ибо, во-первыхъ, если и способствуетъ экономическимъ усовершенствованіямъ, то въ тоже время можетъ быть еще больше ихъ задерживаетъ. Мы видли, что онъ дйствуетъ подавляющимъ образомъ на рабочую плату, мы видли, наконецъ, что онъ портитъ вс соціальныя отношенія и порождаетъ индивидуализмъ и такимъ образомъ является враждебнымъ началомъ той коллективности и сотрудничества, которыя сами англійскіе экономисты провозглашаютъ однимъ изъ непремнныхъ условій успшности труда. Слдовательно принципъ соперничества англійскихъ экономистовъ впадаетъ въ противорчіе самъ съ собою. Его выгоды лишь призрачныя. Сущность же его глубоко вредная. Онъ не помогаетъ прогрессу, а задерживаетъ его. И вотъ почему, заключая самъ въ себ разрушительное начало, онъ долженъ наконецъ будетъ смниться принципомъ сотрудничества, указаннымъ тми же англійскими экономистами к составляющимъ дйствительную основу и начало экономическаго благосостоянія. Чтобы принципъ сотрудничества выступилъ со всею силою, какъ новый соціальный двигатель, нужно чтобы люди повяли все зло принципа соперничества. Это пониманіе уже начинается. Кооперативный трудъ уже смняетъ трудъ индивидуальный и коллективности недостаетъ только всеобщности сознанія. Но роковая сила соціально-экономическаго фатализма, положившая уже начало кооперативности и ассоціація, дастъ окончательный перевсъ этому новому принципу въ соціально-экономическихъ отношеніяхъ. Какимъ путемъ принципъ сотрудничества обнаружитъ свою фаталистическую силу и подчинитъ себ соперничество — я скажу дальше. Теперь же перейду къ другому фактору успшности труда.
По ученію Адама Смита раздленіе труда способствуетъ больше всего его успшности, ибо сообщаетъ рабочему необычайную ловкость. Это совершенно справедливо. Человкъ, занимающійся постоянно однимъ и тмъ же несложнымъ дломъ, пріобртаетъ въ немъ большой навыкъ. Такъ, если вы заставите рабочаго пробивать въ иголкахъ ушки, то занимаясь весь свой вкъ, онъ, ко* нечно, достигнетъ великаго совершенства въ этомъ дл. Но станетъ ли рабочій отъ этого умне? Нтъ. Онъ положительно поглупетъ. Если, допустивъ всеобщность принципа раздленія труда, мы заставимъ каждаго человка заниматься только однимъ спеціальнымъ дломъ, то въ конц концовъ создадимъ самый крайній сепаратизмъ и человчество утратитъ всякій смыслъ коллективности. Предположите, что въ Англіи двадцать милліоновъ рабочаго населенія, воспитываясь подъ принципомъ раздленія труда, достигаютъ высокой степени спеціальности. Одинъ пріобртетъ необычайную способность вытягивать проволоку, другой проколачивать дырки, третій нарзать винты и т. д. Очевидно, что каждый спеціалистъ, превосходно изучившій свое дло, утратитъ способность понимать общій ходъ производства. Двадцать милліоновъ англійскихъ рабочихъ затупютъ и уподобятся стаду барановъ, неспособныхъ ни къ чему безъ пастуха. Очевидно, что для экономическаго и соціальнаго процвтанія страны потребуются пастухи, управляющіе этимъ стадомъ барановъ. Общество раздлится на силу интеллектуальную и мускульную, на управляющихъ и управляемыхъ. Съ пониженіемъ умственнаго уровня двухъ третей населенія, понизится и весь интеллектуальный уровень народа. Отсталые потянутъ назадъ передовыхъ и упадетъ не только уровень экономической, но и всей соціальной жизни. Вообразите себ общество въ тридцать милліоновъ людей, изъ которыхъ двадцать милліоновъ дураки? Что можно ожидать отъ такого общества? Какъ можно допустить въ немъ соціальный прогрессъ?
Принципъ раздленія труда, какъ принципъ экономическій, ляжетъ вмст съ тмъ въ основ и всей соціальной жизни народовъ. Строгое раздленіе труда, лежащее въ основ экономической дятельности, явится, по закону послдовательности, и въ основ всего соціальнаго быта. Иначе и быть неможетъ. Чтоже мы найдемъ въ обществ, построенномъ на такомъ начал? Мы найдемъ, что оно состоитъ изъ разнаго рода дятелей-спеціалистовъ. Каждый будетъ знать только свое частное дло: фабричный ли онъ рабочій, инженеръ ли, механикъ ли — это все равно. Общій взглядъ на соціальную жизнь утратится и каждый будетъ знать только свое насиженное мсто. Но какъ для общаго благосостоянія страны все-таки нужно гармоническое направленіе всхъ силъ къ одной общей цли, то очевидно, что эту обязанность возьмутъ на себя нкоторые, наиболе развитые люди или люди находящіеся въ боле благопріятныхъ для того обстоятельствахъ. Какія же послдствія отъ этого обнаружились бы въ соціальномъ быт страны или въ нашемъ примр — Англіи? Общество раздлилось бы на господъ и не господъ и уподобилось бы древней афинской республик, въ которой 20,000 гражданъ наслаждались жизнью на счетъ 200,000 рабовъ. Куда бы длось англійское самоуправленіе и стоило ли Европ изживать исторически послдніе десять вковъ, чтобы снова возвратиться къ соціальному быту древняго Рима и Греціи.
Слдовательно очевидно, что принципъ раздленія труда, взятый и въ экономическомъ и въ соціальномъ смысл, не долженъ быть ни проводимъ послдовательно въ жизнь, ни провозглашаемъ, какъ всеобщее начало соціально-экономическаго благополучія человчества. Онъ есть принципъ враждебный благосостоянію и долженъ быть замненъ другимъ принципомъ, не дйствующимъ такимъ подавляющимъ образомъ на человческія способности. И тутъ мы повторомъ, что спасителемъ человчества явится соціально-экономическій фатализмъ, который укажетъ иныя боле выгодныя условія сочетанія человческаго труда. Эти условія ясны и теоретически уже разъяснены даже самимъ Адамомъ Смитомъ. Онъ говоритъ, что качество труда зависитъ отъ качества работника. Прогрессъ улучшеній зависитъ отъ умственнаго развитія производителей. Но если строгое раздленіе труда иметъ тенденцію понижать умственныя качества рабочаго, то очевидно, что оно является враждебной силой экономическому прогрессу, къ которому стремится человчество. Такимъ образомъ, съ одной стороны стремясь, посредствомъ раздленія труда, къ экономическому прогрессу, съ другой, на основанія того же принципа, достигая пониженія умственнаго уровня производителей, мы впадаемъ въ противорчіе и создаемъ дв противоположныя, взаимно уничтожающія силы. Вотъ тутъ-то и является новый спасительный элементъ, дйствующій фаталистически и заставляющій людей принять для своей соціально-экономической дятельности т основанія, которыми бы обусловливался прогрессъ и устранялись вс его помхи.
Такъ какъ качество труда зависитъ отъ качества рабочаго, а производительныя качества рабочаго суть энергія и умственное развитіе, то очевидно, что для соціально-экономическаго благосостоянія общества необходимо, чтобы каждый рабочій находился именно въ этихъ благопріятныхъ условіяхъ. Мы видимъ, что основнымъ агентомъ экономической дятельности есть капиталъ, не тотъ капиталъ, который обыкновенные читатели представляютъ себ въ вид денегъ, но капиталъ въ смысл научно-экономическомъ.
Капиталъ, по самой своей внутренней сущности, иметъ тенденцію къ необычайно-быстрому возрастанію. Скопляясь въ однихъ рукахъ, онъ, при значительной прибыли, въ короткое число лтъ можетъ возрасти до необычайнаго размра. Въ быстрот увеличенія капитала читатель можетъ убдиться изъ ежедневныхъ фактовъ быстраго обогащенія купцовъ. Въ какіе нибудь десять лтъ фабрикантъ или торговецъ создаетъ себ милліоны. Причина этого заключается въ томъ, что увеличеніе капитала совершается по закону прогрессіи. А какъ такая математическая прогрессія способствуетъ быстрому увеличенію первоначальнаго капитала, читатель можетъ увидть изъ того примра, что 100 рублей, положенные на 100 лтъ изъ прибыли 40% возрастаютъ до суммы, которую пожалуй и не выговоришь — 41,000,950,000,000,000. Вотъ причина, что капиталы, сосредоточивающіеся въ однихъ рукахъ, возрастаютъ до такого подавляющаго размра и создаютъ Ротшильдовъ.
Но въ тоже время на основаніи того же экономическаго закона прибыль обнаруживаетъ тенденцію поглощать рабочую плату и по мр своего разростанія въ начал способствуетъ возвышенію рабочей платы, а потомъ начинаетъ ее захватывать и роняетъ до нуля. Въ Англіи, когда только явились машины, ткачъ-земледлецъ покинулъ свое сельское хозяйство, потому что находилъ для себя выгодне работать на фабрик. Но когда рабочій оторвался окончательно отъ своей родной почвы и число пролетаріевъ увеличилось, цна упала и настоящій рабочій стоитъ уже на минимум задльной платы.
Такимъ образомъ капиталъ, увеличиваясь на счетъ труда, скопляется наконецъ въ огромныхъ размрахъ въ рукахъ немногихъ. Постоянно накопляющійся капиталъ требуетъ или новаго помщенія или расширенія прежнихъ длъ. Изъ этого возникаютъ новыя обстоятельства и новыя комбинаціи, обнаруживающія на капиталъ свойство противоположное. Во-первыхъ прогрессивность увеличеній капитала не соотвтствуетъ прогрессивности его размра или, говоря ясне, малый капиталъ приноситъ большій процентъ, чмъ большой. Мелочной торговецъ, торгующій на какую нибудь тысячу рублей, не согласится брать на свой капиталъ меньше 30, 40, 50 процентовъ, тогда какъ человкъ длающій милліонные обороты, очень доволенъ двумя или тремя процентами. Въ этомъ лежитъ начало того, что тенденція къ накопленію постепенно ослабваетъ, а во-вторыхъ, что обширное дло не можетъ сосредоточиться въ однхъ рукахъ и требуетъ большаго числа лицъ для его управленія.
У англичанъ есть поговорка — если хочешь, чтобы твое дло, было испорчено, поручи его другому. Этой народной мудростью, созданной, можетъ быть, многовковымъ опытомъ и наблюденіемъ, объясняется, почему постепенно возрастающій капиталъ не можетъ поглотить окончательно рабочей платы и поставить рабочаго въ невозможность существованія. Такъ какъ для успха веденія длъ необходимо напряженіе дятельности въ возможно выгодномъ для дла направленіи, и такъ какъ только свое дло создаетъ это выгодное направленіе, то очевидно, что, по мр привлеченія къ длу людей, заинтересованныхъ имъ мене чмъ хозяинъ, являются именно т обстоятельства, которыя заставили англичанъ придумать свою поговорку. Исполнители ведутъ дло нетолько небрежне хозяина, но къ ихъ рукамъ прилипаетъ многое, недоходящее до его кармана. Читатель можетъ проврить правильность этой мысли, если обратитъ вниманіе на тотъ фактъ, что приказчики богатаго купца длаются всегда сами богатыми купцами.
Этимъ путемъ громадный капиталъ кладетъ самъ себ предлъ и создаетъ себ новые центры. Въ этихъ новыхъ центрахъ онъ подвергается тому же закону распаденія и образуетъ еще новые центры. Число людей со средствами увеличивается этимъ путемъ все больше и больше и распадающійся капиталъ отыскиваетъ себ всякій разъ новое дло, новое выгодное помщеніе, въ которомъ снова подвергается тому же процессу.
Наиболе выгодное помщеніе для капитала есть промышленное производство и торговля. Торговля есть одно изъ наимене сложныхъ занятій: требуются только деньги, а особенныхъ знаній не спрашивается. Отъ этого мы видимъ, что каждый человкъ, владющій даже капиталомъ ничтожнаго размра, желая получить на него наивозможно большую прибыль, принимается за торговлю. Тканой нибудь отставной солдатъ или безпомощная старуха, считающая въ своемъ кошельк не боле десяти рублей, уже покушаются заняться торговлей. Каждый, мечтающій о скоромъ обогащеніи, кидаетъ взоры, полные упованія, непремнно на торговлю. И вотъ причина почему число лицъ, занимающихся торговлей, растетъ все больше и больше и, наконецъ, достигаетъ такого размра, что, при принцип соперничества, дйствуетъ подавляющимъ образомъ на торговую прибыль и купеческій процентъ начинаетъ падать.
Другое выгодное помщеніе для капитала есть промышленность и преимущественно мануфактурная. Промышленность тоже дло не хитрое, нетребующее большихъ знаній и мало подвергающееся невыгоднымъ для производителей случайностямъ. Возьмемъ для примра хлопчато-бумажное производство. Ассортиментъ всхъ машинъ для этого дла придуманъ уже въ полномъ комплект. Процессъ производства не отличается особенной многосложностью и находится вн вліянія естественныхъ силъ природы. Поэтому для человка, владющаго свободнымъ капиталомъ и желающаго употребить его на хлопчато-бумажное производство, нужно только выстроить зданіе для фабрики, купить машины, пригласить механика и нанять рабочихъ. Выгоды явятся уже сами собой въ его карман.
Но по мр обращенія капиталовъ на торговлю и фабричную промышленность отвлекаются руки отъ земледлія, какъ это мы и видимъ на примр Англіи. Когда отвлеченіе достигнетъ такого размра, что уменьшится количество земледльческаго продукта и поднимется на него цна, а въ тоже время упадутъ цны мануфактурныхъ товаровъ, то начнется явленіе обратное. Капиталы и руки отъ мануфактурной и торговой промышленности начнутъ обращаться къ земледлію и недостатокъ пищи, явившейся вслдствіе усиленнаго фабричнаго производства и торговли, побудитъ, наконецъ, людей дать земледлію такое же значеніе, какое дается теперь фабричному производству.
Изъ этого возникаютъ новыя послдствія: частью экономическаго, частью соціальнаго характера. Изъ мальтусовой экономической теоремы извстно, что по мр увеличенія числа людей является усиленный запросъ на пищу, возвышается цна земледльческаго продукта сравнительно съ цнами мануфактурныхъ издлій, а количество земледльческаго продукта растетъ въ мене слабой прогрессіи, несоотвтственной увеличенію числа земледльцевъ. Это значитъ, что если съ даннаго пространства земли десять человкъ рабочихъ получали десять четвертей хлба, то двадцать человкъ получатъ съ того же пространства не двадцать четвертей, а меньше. Такимъ образомъ уменьшеніе количества пищи будетъ привлекать къ себ постепенно большее и большее количество людей и руки отъ непроизводительныхъ занятій обратятся къ производительнымъ. Необходимость въ большемъ производств земледльческихъ продуктовъ заставитъ всхъ тхъ, кто занимался ране тунеядствомъ, праздными забавами, производствомъ предметовъ роскоши, обратиться къ земледлію и производству предметовъ основной необходимости. Если у васъ было два лакея, то одинъ непремнно уйдетъ отъ васъ, чтобы сдлаться полезнымъ производителемъ. Если вы одвались въ кружева, то ихъ, наконецъ, придется вамъ лишиться, потому что руки кружевницъ потребуются для другого, боле существенно-необходимаго дла. Такимъ образомъ привычки роскоши смнятся постепенно привычками порядочными и человкъ, способствующій отвлеченію рукъ отъ труда полезнаго къ труду убыточному, сдлается невозможнымъ, ибо будетъ преслдоваться общественнымъ мнніемъ.
Но еще раньше, чмъ совершится такой поворотъ въ мысляхъ людей, капиталы, обратившіеся отъ мануфактурной промышленности къ земледльческой, подвергнутся распаденію, о которомъ я говорилъ выше. Богатый мануфактуристъ совершенно неспособенъ вести хозяйство выгоднымъ образомъ, онъ не соединяетъ въ себ условій успшности труда. Онъ можетъ вести свое дло только поручая его другимъ. А поручить его другимъ значитъ вврить его людямъ неэнергичнымъ, невнимательнымъ и недостаточно заботящимся объ интересахъ своего хозяина.
Общій результатъ этого поворота будетъ тотъ, что, вслдствіе пониженія прибыли крупныхъ капиталистовъ, уничтожится въ людяхъ стремленіе къ большимъ накопленіямъ, а вслдствіе необходимости завдыванія каждымъ своимъ дломъ явятся мелкіе собственники, а трудъ, достигшій наибольшей интенсивности, извлечетъ изъ силъ природы все то, что нужно для человка. Капиталъ перестанетъ увеличиваться. Народонаселеніе придетъ въ равновсіе съ количествомъ добываемой пищи и наступитъ, такъ называемое экономистами, неподвижное состояніе.
Повторю коротко, что я сказалъ о капитал, чтобы читатель не потерялъ нити. Въ экономической судьб капитала совершается круговоротъ. На какое бы употребленіе ни Йель капиталъ, онъ, по существу потребности человческаго организма, иметъ тенденцію устремляться отъ неполезнаго къ полезному, отъ ненужнаго къ существенно-необходимому. По мр своего возрастанія и скопленія въ однхъ рукахъ, капиталъ, по законамъ успшности труда, начинаетъ распадаться на постепенно большее число отдльныхъ производительныхъ единицъ и вмсто небольшаго числа крупныхъ капиталистовъ является масса мелкихъ. Трудъ, постепенно освобождающійся отъ зависимости капитала, достигаетъ высшей энергіи и каждый производитель является хозяиномъ своего производства.
Но подобное состояніе общества не есть идеалъ, на которомъ бы можно было успокоиться. Изъ изслдованія Адама Смита мы знаемъ, что подобное условіе не есть условіе успшности труда, ибо только большой размръ производства дастъ наиболе выгодный результатъ и наибольшее количество продуктовъ. Не индивидуализмъ есть производительная сила, а сочетаніе труда. Поэтому распавшееся общество неизбжно приходитъ къ мысли о сотрудничеств и сепаратизмъ смняется коллективностью. Уже и нынче идея сотрудничества очень сильна и выражается въ разнаго рода кооперативныхъ занятіяхъ и акціонерныхъ компаніяхъ. Но акціонерное сотрудничество тоже что монополь и крупный личный капиталъ. Оно невыгодно и для общества, невыгодно и само для себя. Акціонерныя предпріятія ведутся распорядителями по найму и потому ихъ неизбжно должна постигнуть судьба распаденія. Только есть одна прочная форма сотрудничества, слабый зародышъ которой появился уже на Запад,— ассоціація.
Указывая направленіе, въ какомъ пойдетъ соціально-экономическая жизнь человчества, мы должны указать вс прогрессивные элементы этого поступательнаго движенія. А потому, указывая на силу соціально-экономическаго фатализма, творящаго соціально-экономическій круговоротъ, мы не можемъ не обратиться еще разъ къ основному фактору прогресса — къ человческому уму. Только умъ есть двигающая сила, только интеллектъ двигаетъ человчество. Прочно не то, что создается фатализмомъ, а что создается сознаніемъ. Мы должны совершать сознательно свой путь и замнить фаталистическую силу силою собственнаго сознающаго ума. Тогда на помощь прогрессивнаго фатализма явится новый элементъ, который выразится въ руководящемъ принцип, и вотъ тотъ пунктъ, съ котораго совершится поворотъ умственной жизни человчества. Темная фаталистическая сила смнится сознаніемъ.
Признаки этой поворотной точки уже явились. Если мы обратимся даже къ нашему обществу, то увидимъ и въ немъ появленіе людей принципа, сознательно перестраивающихъ свою соціально-экономическую жизнь, ограничивающихъ свою дятельность полезно экономическимъ образомъ. Эти лучшіе люди суть истинно новые люди. Постепеннымъ увеличеніемъ ихъ числа облегчаются условія прогресса и расширяется вліяніе и размръ элементовъ, дйствующихъ въ направленіи общаго блага.