‘Русская Мысль’, кн.VII, 1890
Сочинения М. Е. Салтыкова (Щедрина). Том девятый, Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович, Год: 1890
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Сочиненія М. Е. Салтыкова (Щедрина). Томъ девятый. Пошехонская старина, жизнь и приключенія Никанора Затрапезнаго. Матеріалы для біографіи М. Е. Салтыкова, съ портретомъ автора и его факсимиле. Спб., 1890 т. Этимъ, недавно вышедшимъ въ свтъ, девятымъ томомъ закончилось первое изданіе Сочиненій М. Е. Салтыкова, начатое при жизни автора, по плану, имъ самимъ составленному. Въ это изданіе не вошли его журнальныя и газетныя статьи публицистическаго, полемическаго и библіографическаго характера, печатавшіяся въ Современник, а потомъ въ Отечественныхъ Запискахъ ‘послдней редакціи’, и затмъ въ первый разъ появляются собранными вмст такіе очерки, которые при жизни автора отдльными изданіями не были напечатаны, а именно: Итоги, Культурные люди и Пошехонская старина. О Пошехонской старин мы уже не разъ говорили въ то время, когда эти разсказы появлялись въ Встник Европы, и тогда же указывали на нихъ, какъ на правдивое воспроизведеніе помщичьяго быта при крпостномъ прав. Уже и тогда было довольно ясно, что въ этихъ очеркахъ передается не только виднное и слышанное авторомъ, но и лично имъ пережитое, перечувствованное и передуманное. Такой, до нкоторой степени, автобіографическій характеръ этихъ очерковъ подтверждается статьею K. К. Арсеньева Матеріалы для біографіи М. Е. Салтыкова, вошедшею въ девятый томъ его Сочиненій. Не представляя собою законченной біографіи знаменитаго русскаго сатирика, статья г. Арсеньева полна интереса и даетъ читателю возможность познакомиться съ такими сторонами внутренней жизни покойнаго Михаила Евграфовича, которыя до сихъ поръ оставались совершенно неизвстными, — мало сказать — большинству русской публики, но и всей публик, не исключая даже людей, близко знавшихъ высокочтимаго писателя. Мы говоримъ не о подробностяхъ частной и семейной жизни Салтыкова, которыхъ весьма мало касается его біографъ, а исключительно о его общественной, врне, служебной дятельности и о томъ, что имъ написано не для печати, собственно, и, тмъ не мене, ради служенія той же самой иде, проведенію которой въ общественное сознаніе были посвящены вс его литературные труды,— мы говоримъ о ‘запискахъ’, составлявшихся Салтыковымъ во время его государственной службы, по порученію его начальниковъ, и касающихся различныхъ, весьма существенныхъ вопросовъ, разрабатывавшихся тогда въ высшихъ административныхъ сферахъ. Первое мсто, по времени, занимаетъ ‘донесеніе’ Салтыкова, представленное имъ вятскому губернатору въ 1852 г., по длу ‘о безпорядкахъ, возникшихъ между государственными крестьянами’ Трупшиковской волости, Слободскаго узда. Состоя совтникомъ губернскаго правленія, Салтыковъ былъ посланъ губернаторомъ, вмст съ жандармскимъ офицеромъ, для прекращенія крестьянскихъ ‘безпорядковъ’. На мст кое-какъ все было улажено посл того, какъ трбихъ крестьянъ взяли подъ стражу и отослали въ уздный городъ. ‘Дло,— говоритъ г. Арсеньевъ,— оканчивается, такимъ образомъ, миролюбиво, еще до прибытія вытребованной военной команды. Заурядный чиновникъ тогдашняго, — да и не только тогдашняго,— времени счелъ бы свою задачу исполненною и спокойно возвратился бы къ своимъ обычнымъ занятіямъ. Не такъ отнесся къ длу Салтыковъ. Онъ не только раскрылъ вс обстоятельства, вызвавшія ‘неповиновеніе’ крестьянъ, но подумалъ и о томъ, какъ предупредить повтореніе подобнымъ явленій’. Въ своемъ донесеніи Салтыковъ указываетъ ‘на многочисленныя упущенія’ въ дйствіяхъ управленія государственными имуществами, которыми ‘крестьянъ точно дразнятъ, то отнимая, то возвращая необходимую имъ землю’. Салтыковъ возлагаетъ при этомъ отвтственность не на чиновное только нерадніе или недобросовстность, но и на самую систему сдачи въ аренду оброчныхъ статей. Эта система, — замчаетъ г. Арсеньевъ,— ‘пережила систему реформъ и поколебалась лишь недавно, когда крестьянскимъ обществамъ предоставлено было преимущественное право на арендованіе казенныхъ земель’. Почти сорокъ лтъ назадъ Салтыковъ видлъ уже всю необходимость измнить всю систему въ томъ именно смысл, какъ это сдлано лишь теперь, и не побоялся предложить отдачу крестьянамъ той земли, изъ-за которой возникли ‘безпорядки’. ‘Ему могли сказать, что удовлетвореніе ‘бунтовщиковъ’ было бы равносильно поощренію ‘бунта’, а при его положеніи въ губерніи такое толкованіе его словъ было бы далеко не безопасно. Не останавливаясь передъ личными соображеніями, онъ выразилъ свое мнніе съ искренностью и силой, необычными въ дореформенномъ административномъ мір’. Впослдствіи Салтыковъ, съ такою же правдивостью и смлостью, и — прибавимъ отъ себя — съ такою же прозорливостью, высказывалъ, ‘свои мннія передъ высшими властями по многимъ вопросамъ, почитавшимся въ то время весьма щекотливыми.
Какъ историческій документъ, очень любопытна уцлвшая въ черновыхъ бумагахъ Салтыкова обширная записка о государственномъ ополченіи, составленная имъ въ 1856 г., когда онъ былъ командированъ министерствомъ внутреннихъ длъ для обревизованія на мст длопроизводства губернскихъ комитетовъ ополченій разныхъ губерній. Ревизія эта раскрыла множество поражающихъ злоупотребленій и послужила потомъ матеріаломъ для очерка Тяжелый годъ (Благонамренныя рчи), написаннаго во время послдней восточной войны, но относящагося къ эпох крымской кампаніи. Близкое знакомство съ тмъ, что длалось при формированіи ополченій въ губерніяхъ: Московской, Владимірской, Тверской, Калужской и Саратовской, дало полнйшее право Щедрину, основываясь на достоврныхъ данныхъ, написать горькія слова: ‘Неслыханнйшая оргія взволновала нашъ скромный городъ. Весь мало-мальски смышленый людъ заволновался. Всякій спшилъ какъ-нибудь поближе пріютиться около пирога, чтобъ нчто урвать, утаить, ушить, укроить и, вообще, по сил возможности, накласть въ загорбокъ любезному отечеству. Лица вытянулась, глаза помутились, уста оскалились. Нашъ тихій городъ словно ошаллъ. Безсознательно, но, тмъ не мене, безпощадно отечество продавалось всюду и за всякую цну. Продавалось и за грошъ, и за боле крупный кушъ, продавалось и за карточнымъ столомъ, и за пьяными тостами подписныхъ обдовъ, продавалось и въ домашнихъ кружкахъ, устроенныхъ съ цлью наилучшей организаціи ополченія, и при звон колоколовъ, при возгласахъ, призывавшихъ побду и одолніе’ (томъ V, стр. 603). ‘Я помню очень многое, — пишетъ Щедринъ въ другомъ мст,— и помню, между прочимъ, 1853—1855 гг. Помню ликующихъ жуликовъ, помню людей, одолваемыхъ простымъ долгоязычіемъ, и людей, пользовавшихся долгоязычіемъ, какъ подходящимъ средствомъ, чтобы запускать руку въ карманъ ближняго или казны. Мало того: я помню, что этихъ людей называли тогда благонамренными, несмотря на то, что ихъ лганье было шито блыми нитками. И, что всего ужасне, не только не представлялось возможности обличить ихъ, но даже устраниться, уйти отъ нихъ было нельзя’ (т. III, стр. 483).
Кром ревизіи комитетовъ ополченія и составленія свода правительственныхъ распоряженій по призыву государственнаго ополченія, въ послужномъ списк Салтыкова упоминается о составленіи имъ, по порученію министра, ‘предположенія объ улучшеніи устройства земскихъ повинностей’. Слдовъ этой работы въ черновыхъ бумагахъ М. Е. Салтыкова не оказалось, а было бы весьма любопытно извлечь изъ архивовъ какъ этотъ его служебный трудъ, такъ и другіе. Біографъ его, не безъ основанія, конечно, предполагаетъ, что существуютъ таковые, кром перечисляемыхъ въ Матеріалахъ для біографіи. Г. Арсеньевъ сообщаетъ о черновой записк, написанной отъ имени-министра внутреннихъ длъ, ‘объ устройств православныхъ церквей въ западныхъ губерніяхъ’, и подробно говоритъ про служебную записку Салтыкова, содержащую въ себ цлый проектъ устройства ‘градскихъ и земскихъ полицій’. ‘Въ Россіи, — такъ начинается эта записка,— благотворное дйствіе полиціи почти незамтно, что касается ея злоупотребленій и сопряженныхъ съ всеобщимъ ущербомъ вмшательствъ въ частные интересы, то они не только замтны, но оставляютъ по себ несомннно весьма вредное впечатлніе. Всякій, кто не праздно жилъ въ провинціи и всматривался въ окружающія явленія, безъ труда пойметъ справедливость этого замчанія. Въ провинціи существуетъ не дйствіе, а произволъ полицейской власти, совершенно убжденной, что не она существуетъ для народа, а народъ для нея’. По этому вступленію можно уже судить, что г. Арсеньевъ совершенно правъ, называя записку Салтыкова ‘замчательною’. Къ сожалнію, мсто не дозволяетъ намъ долго останавливаться на этой работ М. Е. Салтыкова, въ которой часто встрчается слово земство и развиваются мысли о возложеніи на земство многихъ такихъ обязанностей, которыя ему исполнить было бы удобне и пристойне, чмъ полиціи, причемъ и для населенія было бы легче исполнять требованія и контролировать дйствія земствъ. Салтыковъ подробно указываетъ на неудобства административной централизаціи, создающей ‘солидарность между высшимъправительствомъ и его агентами, тогда какъ на самомъ дл между министромъ внутреннихъ длъ и какимъ-нибудь становымъ приставомъ нтъ ничего общаго. Отсюда безпрестанныя жалобы на правительство, которое будто бы не иметъ надзора за своими агентами, будто бы не преслдуетъ злоупотребленій и не печется объ искорененіи ихъ централизаціей, по мннію автора записки, обусловливается ‘существованіе массы чиновниковъ, чуждыхъ населенію и по духу, и по стремленіямъ, не связанныхъ съ нимъ никакими общими интересами, безсильныхъ на добро, но въ области зла являющихся страшною, разъдающею силой’. Указывая на невозможность увеличеніемъ содержанія улучшить составъ чиновниковъ, Салтыковъ говоритъ: ‘Важно не содержаніе, — важенъ произволъ, который слдуетъ, но нельзя обуздать, пока въ государств существуетъ особый видъ пролетаріата, носящій оффиціальное имя чиновничества’. Очень существенное ‘зло, производимое централизаціей, есть то невдніе народныхъ нуждъ, въ которое она погружаетъ правительство. Рапорты о благополучіи — необходимая принадлежность чиновничества, чуждаго населенію и равнодушнаго къ его потребностямъ. Исключеніе длается только для тхъ предметовъ, которые, какъ извстно чиновникамъ, обращаютъ на себя вниманіе правительства. Въ отношеніи къ этимъ предметамъ все неблагополучно’. ‘Пишутся донесенія, — заключаетъ Салтыковъ, — отъ чтенія которыхъ становится страшно, подумаешь, что пробилъ послдній часъ для государства. А ларчикъ открывается весьма просто: чиновнику нужно отличиться — онъ описываетъ все, какъ ему хочется’. Салтыковъ, между прочимъ, сравниваетъ идею административной централизаціи съ идей учрежденія іезуитскаго ордена. ‘И тамъ, и тутъ,— говорится въ его записк,— царствуетъ общее недовріе и пастырей къ паств, и пастырей между собою. И тамъ, и тутъ все до такой степени искусственно, что не знаешь, чему боле удивляться: терпнію ли людей, которые придумали призрачную машину, не имющую никакихъ корней въ природ человческой, или долговчности этой машины, которая, несмотря на вск’ свою противу естественность, продолжаетъ и доднесь существовать и пользоваться правами гражданства’. Покончивши съ изложеніемъ этой записки, біографъ Салтыкова замчаетъ, что въ то время, когда составлена записка, ‘немного было должностныхъ лицъ, способныхъ и готовыхъ говорить, въ формальной служебной бумаг, такъ ршительнои такъ откровенно, какъ говоритъ авторъ записки. Безпощаднаго анализа системы, едва поколебленной и оффиціально еще не осужденной, всего трудне было ожидать отъ молодаго чиновника, только что вернувшагося изъ продолжительной ссылки и занимавшаго весьма скромное положеніе въ административномъ мір. Салтыковъ не остановился передъ соображеніями личной безопасности и личной выгоды, получивъ возможность высказаться, онъ воспользовался ею широко и смло’. Мы говорили уже выше, что, находясь еще въ ссылк, М. Е. Салтыковъ не побоялся раскрыть всю правду въ очень щекотливомъ дл о крестьянскихъ ‘безпорядкахъ’. Вотъ эта-то смлость Салтыкова Щедрина прямо взглянуть въ глаза правд и, не стсняясь никакими лукавыми соображеніями, открыто высказать всю правду и лежитъ въ основ всего, написаннаго М. Е. Салтыковымъ, эта неустрашимость его передъ правдой и создала ему безчисленныхъ почитателей и хотя немногочисленныхъ, но ожесточенныхъ враговъ, путающихся въ лабиринт благонамренной лжи. Салтыковъ всегда былъ убжденъ и всю жизнь свою доказывалъ, что одно свободное раскрытіе правды гласно поможетъ искоренить злоупотребленія неизмримо дйствительне и скоре, чмъ всякія мропріятія, въ особенности административныя, ‘экстренныя’ и произвольныя, выходящія изъ предловъ законности. Это, между прочимъ, ясно и опредленно выражено имъ въ извстной въ свое время (1861 г.) полемик съ Ржевскимъ по вопросу объ отвтственности мировыхъ посредниковъ. Вообще мы считаемъ весьма основательною мысль Салтыкова, высказанную имъ тогда же въ Московск. Вдомостяхъ, выходившихъ подъ редакціей В. . Корша, въ стать Объ истинномъ значеніи недоразумній по крестьянскому длу, въ которой авторъ держится того мннія, что всякій безпорядокъ можетъ быть предупрежденъ ‘своевременнымъ’ разъясненіемъ, увщаніемъ и соглашеніемъ. ‘Конечно, услдить за чуть примтными зачатками безпокойства довольно трудно, но власть не для того существуетъ, чтобы дйствовать спустя рукава. Отвтственности за безпорядки должны подлежать поэтому не только учинившіе ихъ, но и учрежденія или лица, допустившія развитіе безпорядковъ’. Тутъ же, мимоходомъ, авторъ касается и ‘зачинщиковъ’. ‘Одна дама,— говоритъ онъ,— спрашивала нкотораго глубокомысленнаго администратора, хвалившагося, что онъ въ такомъ-то случа взялъ столько-то зачинщиковъ и поступилъ съ ними по всей строгости (есть такія плоскодонныя головы, которыя и этимъ хвалятся!): ‘Скажите, пожалуйста, какимъ образомъ вы умете отличить зачинщиковъ?’ Администраторъ вытаращилъ глаза и, повидимому, изумился, какъ это ему никогда не приходилъ въ голову подобный вопросъ. ‘Вы, можетъ быть, отличаете ихъ по волосамъ: одинъ разъ зачинщики — блокурые, другой разъ — брюнеты?’ Администраторъ побагровлъ отъ злости, но удовлетворительнаго отвта не далъ. Увы! я и самъ до сихъ поръ не знаю, какіе отличительные признаки зачинщиковъ. Мн всегда сдается, что зачинщикъ — время, и что его-то именно и слдуетъ подвергнуть полицейскому взысканію. Очень можетъ быть, что я ошибаюсь’… Мы уже не разъ, по поводу разныхъ произведеній Щедрина, говорили, что, прежде всего, онъ требуетъ отъ всякихъ властей ‘законности’ дйствій и всемрно возстаетъ противъ всякаго произвола, въ чемъ бы онъ ни выражался, въ захватываніи ли зачинщиковъ ‘по усмотрнію’, въ распоряженіяхъ ли съ захваченными на основаніи знаменитаго ‘фю-ить’, въ уловленіи ли и истребленіи ‘духа’, или въ заподозриваніи злокозненности мирныхъ обывателей.
Не мене всего предъидущаго представляется интересною черновая рукопись, сохранившаяся въ бумагахъ Салтыкова и содержащая въ себ Замчанія на проектъ устава о книгопечатаніи, составленный въ то время особою коммиссіей при министерств народнаго просвщенія, подъ предсдательствомъ князя Д. А. Оболенскаго. Желающимъ познакомиться подробно съ взглядами М. Е. Салтыкова на регламентацію печатнаго дла мы вынуждены рекомендовать обратиться къ Матеріаламъ для біографіи, здсь же отмтимъ только мнніе, высказанное Салтыковымъ по поводу такъ называемыхъ ‘направленій’. Необходимость особенно строгихъ предупредительныхъ мръ по отношенію къ періодическимъ изданіямъ, коммиссія мотивировала, между прочимъ, тмъ, что эти изданія дйствуютъ непрерывно, систематически, образуя цлое направленіе, неуловимое для преслдованія. ‘Что это за направленіе,— спрашиваетъ Салтыковъ,— которое вс чувствуютъ, но уловить не могутъ? Положительно можно сказать, что такихъ направленій нтъ и быть не можетъ преимущественно въ журналахъ и газетахъ. Журналъ и газета имютъ дло съ фактомъ, съ подробностями общественной жизни, связанные этимъ, они волей или неволей должны высказываться опредленно, такъ какъ въ противномъ случа потеряютъ всякое значеніе для публики’. Дале Салтыковъ возражаетъ противъ статьи проекта, ставившей разршеніе или неразршеніе новыхъ періодическихъ изданій въ зависимость отъ усмотрнія администраціи. Онъ на себ испыталъ неудобство такого порядка вещей: въ апрл 1862 года ему было отказано въ разршеніи издавать въ Москв двухнедльный журналъ. ‘Почему же отказано Салтыкову, — пишетъ онъ,— который четырнадцать лтъ служилъ по министерству внутреннихъ длъ и изъ нихъ четыре года былъ вице-губернаторомъ?’ А черезъ два года э посл такого отказа занялъ мсто предсдателя казенной палаты сначала въ Пенз, потомъ переведенъ въ Тулу и впослдствіи въ Рязань и прослужилъ въ этой должности еще четыре года.
Изъ списка статей Салтыкова, помщенныхъ въ Современник за 1863—1864 годы, видно, что лишь немногое изъ напечатаннаго имъ за это время вошло въ отдльныя изданія и въ полное собраніе его сочиненій. Весьма жаль, что многочисленныя статьи М. Е. Салтыкова, разсянныя по разнымъ изданіямъ, остаются почти недоступными для публики и останутся совершенно неизвстными большинству русскихъ читателей до тхъ поръ, пока не будутъ собраны вмст и выпущены въ свтъ въ вид особаго дополнительнаго тома, въ него могли бы быть включены и т изъ черновыхъ его рукописей, которыя имютъ общественное значеніе, если только опубликованіе ихъ не противорчитъ при жизни выраженной вол ихъ автора. Изъ предисловія къ лежащему передъ нами изданію видно, что выборъ для него матеріала сдланъ самимъ М. Е. Салтыковымъ и, слдовательно, имъ же исключено все то, что въ это изданіе не вошло. Но дло въ томъ, что изданіе это предполагалось выпустить при жизни автора, а онъ могъ не желать при себ опубликовывать ненапечатанное или хотя и напечатанное, но, по его мннію, мало значительное. Иной взглядъ на значительность имъ написаннаго могутъ имть лица, получившія право распоряжаться его произведеніями посл его кончины. И правомъ этимъ они уже до нкоторой степени воспользовались, допустивши въ Матеріалахъ для біографіи пересказъ содержанія и выписки изъ напечатанныхъ статей, изъ черновыхъ бумагъ и изъ семейной переписки покойнаго. Мы считаемъ вполн законнымъ выражаемое нами желаніе, раздляемое, смемъ думать, всми почитателями громаднаго таланта Салтыкова, чтобы наслдіе, оставленное обществу знаменитымъ писателемъ, дошло до общества во всей его полнот, за исключеніемъ того только, что категорически запрещено опубликовывать самимъ авторомъ.
Не такой былъ писатель Салтыковъ-Щедринъ, чтобы мы могли претендовать въ Библіографическомъ отдл журнала дать оцнку его многолтней литературной дятельности. Что же касается значенія его произведеній для русскаго общества, то объ этомъ мы уже не разъ говорили и повторять сказанное считаемъ совершенно излишнимъ, особливо теперь, когда Сочиненія его, изданныя въ количеств 6,500 экземпляровъ, распроданы сполна даже прежде еще, чмъ вышелъ изъ печати послдній девятый томъ. Этимъ фактомъ само русское общество достаточно ясно выразило, какъ высоко оно ставитъ произведенія Н. Щедрина, и весьма опредленно отвтило тмъ, кто въ безсильной злоб пытался ихъ умалить и принизить. Фактъ этотъ, кром того, является въ высшей степени отраднымъ доказательствомъ того, насколько наше общество остается чуткимъ къ правд и гуманности, къ которымъ такъ страстно призываетъ его все, написанное Салтыковымъ-Щедринымъ.