‘Міръ Божій’, No 9, 1898
Сочинения Эркмана-Шатриана в двух томах. Изд. Павленкова. Спб. 1898, Эркман-Шатриан, Год: 1898
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Сочиненія Эркмана-Шатріана въ двухъ томахъ. Изд. Павленкова. Спб. 1898. Повсти и романы Эркмана Шатріана принадлежатъ къ тмъ знаменитымъ книгамъ, которыми увлекаются одно или два поколнія и которыя переходятъ затмъ изъ разряда читаемыхъ въ разрядъ только чтимыхъ книгъ, извстныхъ лишь по заглавіямъ и по имени авторовъ. Относительно Эркмана-Шатріана такое забвеніе наступило слишкомъ скоро и несправедливо. Успхъ двухъ эльзасскихъ писателей, слившихся въ одно нераздльное литературное имя, былъ вначал очень великъ, благодаря, главнымъ образомъ, постороннимъ обстоятельствамъ, интересу Франціи къ потерянной провинціи, возбужденному патріотическому чувству и политической тенденціи повстей. Когда прошла обостренность эльзасскаго вопроса, прошелъ и живой интересъ къ произведеніямъ Эркмана-Шатріана, несмотря на ихъ несомннныя чисто художественныя достоинства. А между тмъ, именно теперь возможна справедливая оцнка этихъ писателей. Политическая ихъ окраска поблекла я представляетъ лишь историческій интересъ, тмъ ярче выступаютъ поэтому положительныя стороны идиллическаго спокойно-созерцательнаго таланта писателей, воплотившихъ духъ своей родины съ подкупающей искренностью и простотой. Русскіе читатели имютъ случай составить себ врное понятіе объ Эркман-Шатріан по ихъ произведеніямъ, вышедшимъ въ изданіи Ф. Павленкова. Новый русскій переводъ эльзасскихъ повстей не является отголоскомъ литературной моды. Во Франція самый жанръ Эркмана-Шатріана кажется устарлымъ сравнительно съ измышленіями сложныхъ психологическихъ романовъ послдняго десятилтія. Въ Россіи повсти Эркмана-Шатріана нравились прежде своей демократической окраской и уже давно перестали читаться. Тмъ интересне возобновить ихъ теперь въ памяти и оцнить ихъ чисто литературно, помимо проповдуемыхъ въ нихъ политическихъ истинъ, ставшихъ уже большей частью общимъ мстомъ. По собраннымъ въ изданіи Ф. Павленкова повстямъ можно составить себ представленіе о творчеств Эркмана-Шатріана, хотя и не вс произведенія вошли въ изданіе. Переведены лучшіе изъ такъ-называемыхъ ‘національныхъ романовъ’ Эркмана-Шатріана: ‘Исторія рекрута 1813 г.’, ‘Ватерлоо’, ‘Тереза’, ‘Исторія крестьянина’, а также эпизоды изъ новйшей исторіи ‘Исторія плебисцита’, ‘Воспоминанія пролетарія’ (несовсмъ точно ‘soutenir d’un homme du peuple’ названы ‘воспоминаніями пролетарія’) и др. Но изъ хорошихъ повстей въ томъ же національно-демократическомъ дух не переведены ни ‘La guerre’, ни ‘Blocus’, дополняющіе исторію политической жизни Франціи текущаго вка и связанныхъ съ политикой переживаній народныхъ массъ. Еще боле пробловъ среди бытописательныхъ повстей, быть можетъ, наиболе привлекательныхъ изъ всего, написаннаго Эркманомъ-Шатріаномъ. Такъ, напр., пропущена повсть ‘Другъ Фритцъ’ (L’ami Fritz), очень характерная для добродушно-юмористической и слегка чувствительной манеры романистовъ. Изъ тннично-ельзасскихъ повстей Эркмана Шатріана въ русское изданіе включенъ разсказъ ‘Даніэль Рокъ’ — одинъ изъ самыхъ сильныхъ по своеобразному драматизму. Въ общемъ, русское изданіе, вслдствіе нкоторой стсненности выбора, съуживаетъ представленіе о творчеств Эркмана-Шатріана (совершенно исключены фантастическіе разсказы, которыми Эркманъ-Шатріанъ впервые выступили въ литератур, ‘Contes fantastiques’, ‘Contes de la montagne’ и др.), но и въ этихъ предлахъ сказываются съ достаточной силой и ясностью особенности двухъ писателей, и то, что они внесли самобытнаго въ французскую литературу, съ которой они связаны языкомъ и симпатіями, но не духомъ.
Какъ ни странно, но эти патріоты-эльзасцы, восторженные приверженцы демократической Франціи, враги наполеоновской имперіи и войнъ, лишившихъ эльзасцевъ ихъ родины, всмъ своимъ существомъ, родомъ своего литературнаго таланта и даже своимъ образомъ жизни и привычками — чистйшіе нмцы. Эркманъ, уроженецъ Фальсбурга, изучавшій юриспруденцію въ Париж, съ тмъ, чтобы вернуться въ свой городокъ, гд говорятъ на нмецкомъ patois, а также Шатріанъ, его боле молодой на четыре года собратъ, школьный учитель въ родномъ город Эркмана, въ Фальсбург,— оба готовились вести очень мирную, очень бюргерскую умренную во всемъ жизнь. Только ихъ случайная встрча и сразу установившаяся дружба, перешедшая въ неразрывное сотрудничество, измнила ихъ жизнь и сдлала ихъ бытописателями той среды и тхъ людей, которыхъ они поняли такъ глубоко, какъ можно понять лишь нчто очень близкое, родственное душ. Первые литературные опыты слившихся въ одно литературное имя писателей совершенно проникнуты вліяніемъ германской литературы. Они пишутъ по-французски, но подражаютъ въ своихъ первыхъ вещахъ нмецкому писателю Гофману. Ихъ фантастическіе разсказы: ‘L’illustre docteur Mathns’, ‘Oeil crev’, ‘Bourgmestre en bouteiUe’ и другіе, написаны совершенно въ гофманскомъ дух, интересъ этихъ первыхъ бпытовъ ЭркманаШатріана заключается въ томъ, что молодые ‘французскіе’ писатели, будущая опора французскихъ шовинистовъ, воспитались подъ нмецкимъ вліяніемъ и въ своихъ первыхъ произведеніяхъ стремились перенести нмецкій романтизмъ на французскую почву. Потомъ они нашли самобытный путь въ литератур, изучая историческое прошлое Франціи, поскольку оно отразилось на судьбахъ ихъ родного Эльзаса, и пользуясь своей тонкой наблюдательностью для изображенія той дйствительности, которая ихъ окружала съ дтства и съ которой они сроднились душой на всю жизнь. Даже образъ жизни двухъ неразлучныхъ друзей остался неизмннымъ посл того, какъ они покинули Эльзасъ и навсегда поселились въ Париж. Есть множество разсказовъ о томъ, какъ они устроили себ уютный нмецкій очагъ среди легкомысленнаго, перемнчиваго Парижа, и тамъ, окруженные льнувшими къ нимъ соотечественниками, пили пиво, угощались излюбленными нмецкими ‘сосисками съ капустой’, курили трубки какъ чистокровные нмцы и бесдовали на родномъ нарчіи, т. е. на слегка искаженномъ нмецкомъ язык.
Французы, привыкшіе считать Эльзасъ коренной французской страной, не обращаютъ вниманія на то, что лучшіе изъ эльзасскихъ писателей, т. е. Эркманъ-Шатріанъ, во всхъ своихъ писаніяхъ чужды французскому духу. Въ этомъ ихъ главное значеніе. Они внесли во французскую литературу нчто новое — интересъ къ оборотной сторон громкихъ событій, къ тому, что совершается тихо и незамтно для свта, хотя и кроетъ въ себ какъ источники, такъ и слдствія міровыхъ происшествій. Содержаніе повстей Эркмана-Шатріана — войны первой и второй имперіи, предшествующая имъ эпоха французской революціи, вторженіе иностранныхъ войскъ на французскую почву, оборонительныя битвы эльзасскихъ горцевъ, защищающихъ родину отъ враговъ, затмъ позднйшія событія, революція 1848 года, плебисцитъ, предшествовавшій окончательной гибели Эльзаса. Но во всхъ этихъ событіяхъ авторовъ мало интересуетъ показная сторона. Они чужды французскаго патріотизма, который не можетъ не гордиться геніемъ Наполеона и не увлекаться грандіозностью событій. Они рисуютъ событія, посколько они коснулись быта Эльэаса и отразились на жизни маленькихъ людей, коренныхъ жителей страны, потревоженныхъ налетвшей на нихъ грозой и пострадавшихъ невиннымъ образомъ изъ-за чуждыхъ имъ интересовъ. Протестомъ противъ войны во всхъ видахъ дышатъ вс разсказы Эркмана-Шатріана, и что можетъ быть боле чуждо задорному духу французовъ съ ихъ жаждой смняющихся впечатлній, съ ихъ особымъ умніемъ жить полно настоящей минутой, не думая о завтрашнемъ дн! Эркману-Шатріану, напротивъ того, мило все установившееся привычками многихъ поколній, вс переживанія старины, вс связи человка съ почвой, очагомъ и предками. Вс повсти изображаютъ тихія картины быта людей съ мирными, добрыми чувствами, связанныхъ между собой долголтней дружбой. Дти воспитываются у теплаго очага и вспоминаютъ потомъ съ умиленіемъ и о старух-бабушк съ ея сказками, и о доброй служанк, готовящей неподражаемые щи, молодежь выростаетъ въ привычк къ труду, въ согласіи съ отцами, сердечныя исторіи разыгрываются безъ особенныхъ катастрофъ, и вся эта несложная жизнь освщена большой любовью къ природ, культомъ старины, поэзіей историческаго прошлаго, сохранившагося въ псняхъ и сказаніяхъ. Въ эту своеобразную атмосферу покая, въ уголокъ мирно живущихъ людей, не нуждающихся въ благодяніяхъ культуры, врывается насильственно волна чуждой имъ жизни, непонятныхъ интересовъ честолюбія, жадности и превращаетъ идиллію подчасъ въ кровавую драму. Эту борьбу Эркманъ-Шатріанъ изображаютъ, боле всего останавливаясь на прежней идилліи. Повсти полны очаровательныхъ подробностей о дтяхъ съ ихъ лтними и зимними играми, о школахъ и безобидныхъ школьныхъ продлкахъ, о старикахъ, читающихъ по вечерамъ сказанія о старин, о разныхъ предметахъ, съ которыми связана жигнь многихъ поколній. И среди этихъ рамокъ двигаются люди, наивныя существа съ простыми чувствами и понятіями. Только необычайныя событія пробуждаютъ въ нихъ спящую силу, какъ это видно, напр., изъ исторіи кузнеца Дазіэля Рока, возставшаго противъ ненавистной, изсушающей души людей культуры. Борьба кузнеца и его сыновей противъ строющейся желзной дороги является своего рода донкихотствомъ, безуміемъ, но въ этомъ безуміи воплощена борьба за свободу личности, за интимный міръ души, страдающей отъ нивеллирующаго вліянія вншней культуры. Движеніе впередъ зависитъ только отъ духовнаго совершенствованія человка и должно исходить извнутри, изъ постигающей истину совсти и никакой матеріальный прогрессъ не создаетъ счастья людей — эту мысль безсознательно выражаетъ Даніэль Рокъ въ своихъ безумныхъ поступкахъ и въ этомъ внутренній смыслъ повсти, являющейся какъ бы эпопеей эльзасскаго населенія.
Идиллическая сторона, подробности быта, изображеніе національной жизни въ типахъ населенія преобладаютъ въ повстяхъ Эркмана-Шатріана и составляютъ вкладъ изъ германскаго духа во французскую литературу. Историческій элементъ, т. е. самое изображеніе войнъ и революцій и, главное, подготовки этихъ событій въ умахъ и въ настроеніи жителей составляетъ драматическій интересъ повстей. Особенно ярко написана ‘Исторія плибесцита’, проникнутая искреннимъ негодованіемъ, и въ ней, слдуя своему методу, авторы рисуютъ событія отраженными въ жизни мирной деревушки, продолжающей одновременно и быть центромъ національныхъ событій, и волноваться своими мстными происшествіями, разными личными отношеніями отдльныхъ обитателей. Это смшеніе частнаго и общаго создаетъ въ повстяхъ Эркмана-Шатріана особую атмосферу правдивости и простоты. Даже въ описаніи боле отдаленныхъ событій великой революціи (въ ‘Исторіи крестьянина’, въ ‘Терез’) и наполеоновскихъ войнъ (Ватерлоо) есть множество эпизодовъ изъ маленькой тсной жизни поселянъ, благодаря чему историческій разсказъ озаряется общечеловческими интересами и становится художественнымъ отраженіемъ жизни — по существу одинаковой и въ томъ, что кажется людямъ великимъ и важнымъ, и въ томъ, что оставляется безъ вниманія, какъ слишкомъ мелкое.
Русскій переводъ Эркмана-Шатріана сдланъ хорошо и при чтеніи повстей не чувствуется за фразами слишкомъ близко переданный оригинальный текстъ, какъ это часто бываетъ въ русскихъ переводахъ художественныхъ произведеній.