Собака виновата, Горев-Пойский Михаил Ильич, Год: 1922 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 15 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Горев-Пойский, М. И. Собрание сочинений.— Вятка: Изд. авт., 1922.

Т. 1. Кн. 1: [Пьесы, стихи]

СОБАКА ВИНОВАТА.

Комедия в 2-х действиях.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Хрисанфыч — дьячек — 50 лет.

Матрона Лукинишна, его жена — 48 лет.

О. Ираклий, тучный — 45 лет.

Анна Апполосовна, его жена — 45 лет.

Петруха, церковный сторож — 20 лет.

Пастырев, молодой псаломщик — джельтмен-пройдоха

Преподаватель духовной семинарии.

Экзаменующиеся псаломщики.

1-е действие — комната о. Ираклия.

2-е экзаменационный класс духовной семинарии.

ДЕЙСТВИЕ 1-е.

Сцена представляет большую, но уютную столовую О. Ираклия, в глубине сцены чрез дверь видна богатая обстановка зала: справа и слева двери, картины, цветы.

Явление 1-е.

О. Ираклий, Анна Апполосовна, Хрисанф и Матрона Лукинишна пьют чай.

О. Ираклий. Правильно сказано: не пецытеся, что есть или пить, довлеег бодневи злоба его. Примерно, ты, Хрисанф. заматорех в своем служении, яко цвет селъный и оскудех утроба твоя… но вот призрел Господь на лице твое, и радость тебе велня уготована здесь (показывает No Епархиальных).

Хрисанфыч. Не шутите, батько,— Хрисанфыч. Ваш смирился до зела. Што там,— али пояс мне на старости лет, яко мзду за громогласия.

О. Ираклий. А вот слушай (Достал очки и подтялся ближе к лампе). Слушай, ибо конец твой юдоли плачевной положил преосвященный Владыка. ‘Православная церковь Христова искони веков ставила своею задачей…— Ну, тут о задачах. Вот, вот — нашел: второю задачей должно быть…. Не то: это все задачи.

Хрисанф. (Прерывая). У меня от духовного остались два задачника, много там, аки саранчи, всяких задач.

О. Ираклий. Дурак,— там арифметика, а здесь не то: здесь задачи отречения от тленного. Вот, вот нашел: ‘Дабы согласно веления Божия восстать не разумных чад Христовых в духе веры, в духе смирения и духе кротости, в служении слову истины и подчинении слову цареву — безотлагательно озаботиться паствам привлечь к сему святому делу лиц ревностных истине и добронравных в обиходе из штата псаломщиков, допустив оных на установленное испытание, сиречь экзамены, и аще оказах ся достоин — рукоположить в сан диакона. Желающим подвергнуть себя — вышесказанному предлагается подать собственною рукою написанное на имя его преосвященства прошение, без оплаты оного гербовым сбором, но с отзывом о благонравии от настоятелей и подлежащего благочинного

Анна Апполосовна. (К Матроне Лукишне) Будет уж Вам и на Бога роптать. Чаша небесная спускается.

Хрисанф. (подпрыгивает). Ой, ой (крестится) и будет нам с тобой радость великая. Ну-ка дальше то, дальше, о. Ираклий!

О. Ираклий (продолжает). Программа оных испытаний напечатана в No 32-м Епархиальных Ведомостей в предметном порядке, сиречь: Закон Божий, церковно славянский и русский язык, арифметика, география, история и пение.

Хрисанф. Это хуже, особливо арифметика и география. Ото хуже!

О. Ираклий. А ты слушай, дальше то, что написано и запиши эти слова в сердце своем (читает): ‘к настоящему воззванию консистория присовокупляет, что его преосвященству благоугодно было выразить предпочтение лицам благоповеденным и прослужившим в должности псаломщика не менее 10 лет…’

Вот где вся соль настоящего циркуляра (подносит палец ко лбу) Пред-поч-те-ние благоповеденным и прослужившим до 10 лет. А ты у нас, почитай, годов 30 трубишь. Вот тебе тут и экзамен! Ехать надо!

Хрисанф. Оно конечно, ежели бы так. Только боюсь я этих самых экзаменов: в голове то уменя, батька, одни октоихи да панихиды, а не тошто бы там.

О. Ираклий. Тьфу! Опять боюсь — не укусят. Ехать надо! (О. Ираклий забегал по комнате и то, и дело нюхая). Боюсь, боюсь, да чего тебе бояться-то, зелена медь, а? Чего ну, чего?

Хрисанф. Одно слово, боюсь. Потому мы как деревенского происхождения и обиходу высшего в ученье не взяли.

Матрона Лукишна. Да как же ты не поедешь? Какое же твое может быть тут дурацкое рассуждение, ежели сам преосвященный предложение тебе делает. Как ты смеешь противиться? Преосвященный приглашает, батюшка благословляет, так какое жэ ты теперь еще суждение ведешь, Да я тебя, куролесника, домой не пущу, ежели ты высшей власти слушать не будешь! Чем свет погоню! Люди настоященские-то об таком деле на вот как хлопочут, а он натека: ехать, или не ехать. У-у-у, седая крыса!

О. Ираклий. Вот баба она у тебя, а рассудок у нее здравый: сразу ухватила главное содержание, што не надо рассуждать, ежели начальство зовет,— это все равно, как Бог в рай зовет, а ты: нет — боюсь, нет — боюсь. Тьфу!

Анна Апполосовна. А и в самом деле. Хрисанфыч, послушай батьку — поезжай и все тут, другого приглашения преосвященный не сделает, а оскорбить можно будет так, что век будешь под анафемой ходить и на детей твоих она сядет, как уголь.

О. Ираклий. (Бегает и нюхает). Тьфу, тьфу! Зелена медь, дурак, зелена медь!

Матрона Лукинишна. (Тоже встает). Ты подумай, пустолобый, у тебя девка на возрасте, чай, без приданого- то и церковный сторож не подкатит, а на твоей-то должности, окромесь горбу, никакого резону не выслужишь. Там Другая дочь, третья. А всех-то у тебя их знаешь-ли сколько?— то-то. Да они тебя в доску угонят, ежели звания-то своего ты теперичи не переменишь.

Хрисанф. (Громко): Да ежели бы это так, безо всякого там, то я — сделай одолжение — готов, ведь, всю жизнь о дьяконстве думаю. Согрешил,— каждую обедню в зависть на дьякона кидаюсь. Другой раз так бы и сказал: паки, паки… Я бы всей душой, но, ведь, экзамен, испытание. Вот я чего боюсь, а не то чтобы там…

Матрона Лукинишна. Ты погоди бубенить то, трещотка, как пустое колесо тараторишь, а понятия никакого не имеешь. Сравни ты себя и дьякона, вот тебе весь и экзамен: тебе пай, а ему 2, тебе рубль, а ему 2.

Хрисанф (Горячо). Знаю, знаю, все знаю, а ежели в голове у меня, аки ветри дубровнии, ежели я задачи решать не могу и всю историю запамятовать не могу, понимаете-ли вы, эк-за-мен будет, а это значит — отметут плевелы, яко сор, и с срамотою пошлет по домам. Вот што страшно! Экзамен у меня в голове, а не то штобы там!

О. Ираклий. (Дразня). Дурак, пустоголовый,— да нетто преосвященный — то не знает нашего брата. Нешто он так вот тебе и спросит о благости, либо о вездесущии Господнем. Вот если-бы меня, к примеру, то само собой, и я бы ему прямо текстом: ‘камо пойду от лица твоего и от духа твоего камо бегу, аще взыду на гору, ты тамо еси, аще сниду во ад — тамо еси’… вот. А вашему брату и спрос другой: либо об октоихах, либо о типиконе, а то еще другой раз насчет гласов, да и экзамен весь.

Хрисанф. Нет, бачко, в циркуляре прямо сказано, што надо знать за дьякона и за учителя, а попробуйте все это происхождение выучить. Да тут глаза вылопнут, а не то штобы там:

Матрона Лукинишна. А ежели ты экзамена трусишь, то и подучить там кое-что можно,— на подволоке сколько разных книг валяется, взял бы да в другой раз и почитал,— вот бы теперь и экзамена не боялся. Ох, горькое мое житье. Да я бы, кажись, все книги после такого случая наизусть заучила, да сделалась дьяконом.

Хрисанф. Дура, да, ведь, книг-то, почитай, до 20 надо прочитать. И добро бы легкие, да тоненькие, а то латинские, греческие, арифметика, грамматика, да и ненакажи тя Господь там чего нет, задачи разны мудреные, нет,— я, Лукинишна, очень то хорошо знаю эти экзамены: лучше чуму вынести, а не то штобы там…

О. Ираклий. Задачи,— да што они тебе дались,— вон ученики в первом классе их решают, так неужели ты их хуже,— постыдись, чай, немного ума надо, чтобы уразуметь, как разносчик яблоки продавал, либо сколько там в рубле пятачков, или сколько в том и другом кармане, если из этого взять, а в этот положить.

Хрисанф. Говорить то, бачко, легко, а вот на деле другое получается, про такие задачи речи нет, а вдруг там какие будут: сколько, мол, Хрисанфыч, часов воде нужно течь, ежели чан с избу и с 3-мя дырами да и все разные, да и все открыты? либо спросят: скажи, Хрисанфыч, что вот купцы чай разных сортов смешали — и почем им продавать, ежели цены были разные, а все смешано в кучу? Да это ли могут еще спросить. К примеру, ежели спросят: один пешеход вышел сегодня из Москвы, а ему навстречу вышел по этой же дороге другой и в тот же час из Владимира, к примеру, где они и когда встретятся?— Ну, как вам это нравится? Вот што, а не то штобы там.

О. Ираклий. Тьфу, зелена медь!

Анна Апполосовна. Да отступись, ты, батюшко, волноваться, ежели он сам не хочет.

О. Ираклий. Не хочет, не хочет,— а вот этого хочет! (Показывая графин с водкой) Я его хама знаю, живет, аки зверь, либо пес рыкающий, голодный, холодный. (Обращается смягченно к Хрисанфычу). Ну, пойди што ли да дерзни, аще дух твой смятеся, омой душу от смущения и веруй: Вера — это главный залог успеха. (Оба пьют). Да — вера — это залог. (Оба пьют). И нет в мире Божьем никакого такого существа, аще не подвержено оное вере. (Оба пьют).

Анна Апполосовна. Батюшка, не будет-ли?

О. Ираклий. (Не обращая внимания, оба пьют). И у апостола Павла о необходимости веры прямо сказано:— не токмо у нас, которые носим имя Христово — за великое почитается вера, но и все, что совершается в мире — людьми чуждыми церкви — утверждается верою, на вере утверждается земледелие (оба пьют) ибо — кто не верит тому, что соберет произрастщие плоды, тот не сможет сносить трудов… (оба пьют, продолжают пьянеть, Хрисанфыч покачивает головой и жестикулирует руками, все время приговаривая) верою водятся мореплаватели…. ну — давай еще (оба пьют) да мореплаватели, когда вверив судьбу свою малому древу, непостоянное стремление волн (оба пьют) волн… предпочитают твердейшей стихии земли, предают себя неизвестным надеждам и имеют при себе только веру, которая надежнее для них всякого якоря. (оба пьют)

Матрена Лукинишна. Слушай, што в божественных-то книгах написано.

Хрисанфыч (отходя и приседая). А ежели так, то и разговор весь! Завтра еду на экзамен, а чрез 5—6 дней буду службу чинно весть и вот так (делает выход): елицы оглашеннии изыдите, оглашении изыдите…

О. Ираклий (прячет графин). Вот и все, давно бы так, а то, зелена медь, упрямство ломает.

Хрисанфыч (садится и обнимает жену) Нет, ты подумай, Лукинишна, хорошенько, што дальше-то будет!.. Идешь по селу, а тебе все — отец-дьякон, дьякон!, и уж никто тебя не назовет Хрисанфычем, потому как на тебе священство, потому как мне пропето: ‘облече тя в ризу спасения’… И всем ты будешь отец духовный, а не то штобы там.

Матрона Лукинишна. То-то и есть, а главное — 2 пая будут.

Хрисанфыч. Что пай. Теперечи вот я, к примеру, как Прокаженный, а тут ты, как дьякон, стало быть, человек освященный и в царские врата вхождай и выхождай, и святые Лары носи и все тебе доступно. А экзамен — это пустяки, я еще им сам задачу задам: Царь видит редко — Бог никогда, а мы завсегда… ну ка?! (хе-хе-хе).

О. Ираклий. Неправильно… Этого быть не могло, Бог все видит.— Камо пойду от лица твоего…

Хрисанфыч (вставая). А вот, я вам говорю — не видит.

О. Ираклий. За такую задачу тебя анафеме отдадут.

Хрисанфыч. И отдадут и обратно отдадут, ежели я им сам ответ скажу

О. Ираклий. А ну-ка?

Хрисанфыч (хохочет). Царь царя видит редко, мы равных себе видим всегда, а Бог равного себе никогда не видит, ибо оного не имамы. Каково? А отгадка — равенство, а не то штобы там.

О. Ираклий. Ловко! И обязательно задай. Ну, вот тебе весь и экзамен.

Хрисанфыч. 1а мы не это только зададим, ежели вот такой дух обуревания в меня внидет и разгонит мглу молчания (опять обнимает жену) и хорошо то нам с тобой будет (целует).

Явление 2-е.

Входит Петруха.

Петруха. Бачко, там треба, больно мужик ругается, што, говорит, к вам достучаться не можешь, потому как, говорит, в окошко все ему видно было насчет выпивки. И следственно очень-то уж он конфузится за вас и ругается.

О. Ираклий (к жене): Чертовка, опять у тебя занавески не повешены и всему приходу о пьянстве будет пропето, тогда как я только ради увещевания Хрисанфыча (к Хрисанфычу) окаянный, и соблазнил и распространил! Да ну, их! (к сторожу): А тебе, Петруха вот! (достает графин и наливает несколько рюмок с подряд) пей и скажи ему, што о Ираклия и дома с утра нет, што в приходе и што это он видел Хрисанфыча, который сейчас тут же встанет и будет пить, а ты пойди, подведи его к окну и растолкуй, что бачка дома нет.

Петруха. Так все и сделаю в полной справедливости уходит).

Явление 3-е.

О. Ираклий (быстро). Ну, ты, Хрисанфыч, сейчас бери графин, становись и пей, я уберусь, штобы было по-справедливости, поверит, а вера надежнее всякого якоря (уходит).

Явление 4-е.

Хрисанфыч (то и дело наливает и пьет, а сам бормочет). Паки, паки миром Господу помолимся и т. д., (женщины пьют чай и тихонько секретничают).

(ЗАНАВЕС)

ДЕЙСТВИЕ 2-е.

Сцена представляет чистую комнату с белыми стенами, на которых развешаны географические карты, над дверью, что в задней стене сцены, изображение человеческих рас, на одном из трех окон глобус, посредине комнаты 3 класных парты, а пред ними стол и стул, над столом лампа, лето, окна открыты и слышен звон и далекое пение.

Явление 1-е.

Хрисанфыч, Пастырев и еще два псаломщика, в духе Хрисанфыча, сидят за партами.

Пастырев (расхаживаясь). Да,— што-то призамешкались наши экзаменаторы, стало быть, не особенно то мы им нужны.

Хрисанфыч. Не надо такого мнения по начальству кидать: не подобает — и в писании сказано: не судите, да не судимы будете, а не то штобы там…

Пастырев. (хохочет). А там еще сказано: возненавидь льстивого’. Впрочем — буди по глаголу твоему (ходит). Я тебя где-то видел?

Хрисанфыч. Как же,— вместе на благочинническом в Подолье в прошлом году были, я, ведь, из Всесвятья.

Пастырев. (здоровается). То-то, мол, знакомый образ, а я тут не обращаю внимания, так то. Значит, сподобил нас Господь вместе переплывать моря чермную пучину. Что-ж — у тебя, ведь, практика и подобное и никакие глубины не устоят перед твоею мудростью.

Хрисанфыч. Как Бог приведет.

Пастырев. Ну, разумеется: идеже бо хощет Бог — побеждается естества чин (отходит к карте и разсматривая) Какая ширь земли! Вот городок где мы, вот тут должно быть наше село, а дальше: ‘несть конца, несть конца.’ (Кругами водит пальцем).

Хрисанфыч. (к соседям тихо). Вот и такой антихрист за Божьей благодатью. Куда начальство то смотрит! (Те поддакивают).

Явление 2-е.

Теже и преподаватель.

Преподаватель. (Молча роздал всем по листку бумаги). Сядьте так, чтобы нельзя друг у друга списывать,— это очень часто псаломщики делают: сдерет у соседа да и крышка — недопустимо.

Хрисанфыч (В сторону и крестясь). Выручите, все святые и тому подобные, ох, Господи, согрешихом, беззаконновахом, неправдовахом. Ну,— пиши, Хрисанфыч.

Преподаватель. Напишите вверху год, месяц, число, уезд, приход, имя, отчество и фамилию.

Хрисанфыч (в сторону). И зачем я только поехал — все, даром, там люди сеют, как раз пора, а я вот пишу год, месяц, число и всякое такое омерзение (пишет).

Преподаватель (обходя всех, потом к Пастыреву). У вас, молодой человек, вольнодумство: недопустимо, чтоб в таком важном документе, как настоящее сочинение, у каждого слова не было на конце твердых знаков!— это политиканство! и спаси Бог, если бы это увидел преосвященный, возьми лист и пиши снова (подает бумагу).

Хрисанфыч. (в сторону, крестясь). Напоролся, басурманин, так и нужно, тоже лезет к сану.

Преподаватель. Все написали? теперь запишите тему: ‘Ближайшие задачи православной церкви в деле духовного просвещения народа.’

Хрисанфыч. (в сторону). Какие такие задачи?— тема какая-то. Ничего я такого не буду писать. Тема, задачи. Вот я дома одну задачу не выполнил: забыл жене сказать, чтобы калитку в огород запирала, а то опять дьяконская свинья залезет…

Преподаватель. Ты что-же, отец, не пишешь (повторяет тему). И так пишите, подумайте и без стеснения изложите ваши взгляды на ближайшие задачи, владыка очень любит смелость и определенность взглядов, но в сжатом виде. Чрез час я приду и писанья отберу для просмотра, а теперь пишите и не заглядывайте друг к другу (уходит).

Явление 3-е.

Тишина и скрип перьев, потом начали шелестить бумагой, шептать, возиться.

Хрисанфыч. С каких же задач начинать?— какие такие ближайшие задачи к церкви? (крестится) Благослови Господи. (Пишет) Начну по Гришиному задачнику (читает написанное) ‘самые первые задачи от единицы до десяти… десять состоит из палочки и буквы О’.

Пастырев. (громко хохочет).

Хрисанфыч. (увлекшись) ‘Задач я много читал и понятие имею полное во всей арифметике, вполне знаю и о бассейнах и пешеходах, но наизусть не помню от старости лет, а цифры хотя до миллиона написать могу нисходящему и восходящему — смотря по надобности, в чем и прошу Вашего Преосвященства сделать снисхождение по моему семейному положению и старости лет.’

Пастырев. (трясется от смеха).

Хрисанфыч. (продолжает) Насчет твердых знаков на конце слов я всегда законен и вольнодумством, как Пастырев, не могу себя укорить, оное видно из сего сочинения. Букву ять тоже в употреблении имею, но в просвещении, приходском — эта буква ни к чему, ибо народу нужен служитель Христов, а не ‘ять’. И еще желаю я быть дьяконом, и громогласней зычности от рождения одарен, и в одобрении у народа пребываю тридцать лет, о чем и имею без оплаты гербовым сбором заявить в первой задаче. Смиренный раб Хрисанфыч Иван Худяев.

Пастырев. (Утирая слезы) Чувствую, что мое сочинение провалилось, ибо не умудрил меня Господь таким опытом, как, например, Хрисанфыча.

Явление 4-е.

Те же и преподаватель.

Преподаватель. Кончили?

Хрисанфыч. А приписку можно сделать? пропуск вышел.

Преподаватель. Пиши, да скорей,— владыка ждет (отходит к карте).

Хрисанфыч (в сторону) Так и напишу: о тех задачах, что циркульярны, писать не стоит, это не нашего ума дело да и нельзя писать, ежели его преосвященство ждет (пишет), штобы резонно, а не то штобы там…

Преподаватель. Кончил?

Хрисанфыч. Кончил (Все подают тетради).

Преподаватель (Собрав тетради). Теперь подождите, проверим и скоро об`явим результаты (уходит).

Явление 5-е

без Преподавателя.

Пастырев. (подходя к Хрисанфычу) Ну, как дела-то, патриарх веков и столп православия? Наверное, все основы перебрал.

Хрисанфыч. Да: написал, не знаю в прок-ля только: и о задачах, и о всем другом, а больше о чем писать?

Пастырев. Эх, ты, голова с ушами! А циркуляр-то ты читал? Как раз там об этих задачах и пишется. Я мигом, брат, сообразил, вот он у меня с собой (показывает No Епархиальных) и прямо по циркуляру: первою, говорю, задачей духовного просвещения народа вот то-то и то-то. И давай чесать,— и давай чесать… Второю, говорю, задачей, церковь наша искони веков почитала, да и понес опять понес. Мигом лист накатал (хохочет). А вот теперь не вредно бы для успокоения и после трудов пропустить, ибо и в писании сказано: трудивыйся да яст и пиет. Идет, штоль. Хрисанфыч, одну на двоих, а?

Хрисанфыч. Не упивайтесь вином, в нем же есть блуд.

Пастырев. Вино веселит сердце человека и оно благословено в Кане Галилейской. Ну, давай, дернем!..

Хрисанфыч. Пошел, отыди от меня, искушающий дух, мне не до шуток (хохочет).

Пастырев. Не сердись, не сердись, отец,— за мой счет можно, вот оно! (достает полубутылок) Не сквернит бо уст, что входит в них, а сквернить, что исходит.

Хрисанфыч. Я не буду, а не то чтобы там не хочу.

Псаломщик. И прохвост же ты, Пастырев, а еще за саном приехал.

Пастырев. Благодарю Вас, но в наши дни необходимо жить по моему, ибо начальство — это овцы несмыслении и нашему брату рады, яко злату.

Псаломщик. Владыка чуткий, а от тебя запах будет.

Пастырев. А это видал? (показывает чай)

Псаломщик. Что тут? чай?

Пастырев. Он. И не токмо Владыка, но и собака не пронюхает после него (все хохочут).

Пастырев. (Мастерски откупорил сороковку, вытащил кусок хлеба и тянет из горлышка). Ну, Хрисанфыч, помяни душу раба Божия Василия, егда отыдет она в пре исподнюю, но пью за твои задачи Православия (пьет).

Хрисанфыч. Тьфу! Вот сатана то, а ведь, пожалуй, и дьяконом будет, ежели твердых знаков у слов наставил следственно быть

Пастырев. (Быстро выкинул посуду за окно и закусил чаем). Самая чудесная штука этот зеленый спирт, Аше печаль, аще радость великая, аще болезнь лютая — к тебе единой прибегох и тебя единую потребих, яко исцеляющий бальзам. Поколен море чермное, аще горишь ты во чреве Васильевом (хохочут все). А ты вот без потребы во цвете лет зачахнет (Хохочет).

Хрисанфыч. Вот искуситель навязался, тьфу! Так бы, кажись, все это, в сочинении и изложил, а не то што бы пить.

Пастырев. А, в самом деле, отчего при твоем знании задач, в протодиаконы не шаркнуть, а?

Хрисанфыч. Тьфу! Отвяжись, непристойно христианину шутовством заниматься.

Явление 6-е.

Те же и преподаватель.

Хрисанфыч (Крестится). Што-то скажет владыка…

Преподаватель. Ну, скребуны, слушайте результаты. Да с, работа (хохочет хе хе). Преосвященный просил передать Вам следующее: так сочинения писать нельзя: это издевательство, пожалуй, насмешка над религией. Да,— так он и просил передать. Очень и очень плохо и даже омерзительно… (начинает торопиться) далее я скажу от себя: эти работы (трясет в воздухе тетрадями) это, черт знает что такое! это черт знает. Да-с!

Хрисанфыч (В сторону). Говорил я отцу Ираклию, што сеять надо, а не экзамены держать. Теперчи, пожалуй, и не посеешь да и могут совсем места лишить.

Преподаватель. (Продолжает). Черт знает! Прямо нечто неспотребное по своему непониманию темы и безграмотности, дикарство, хамство! Да будь бы я на месте преосвященного, я бы такую эпитимию за такое удовольствие катнул что от диаконства то на веки веков охоту отбило. Это черт знает!

Хрисанфыч. Хотя бы выпустили, а то еще в монастырь угадаешь. Эх, и наверное жена дыру в осырок бороной не завалила, дьяконские свиньи все гряды ископают.

Преподаватель. (Продолжает). Мыслимое ли дело так написать задачи православной церкви. Это черт знает,— у нас есть апокалипсис, евангелие, Марковы главы и тому подобное, где все основы православия, как вот на ладони, изложены ясно. И по этому по самому не хитро понять — в чем заключаются ближайшие задачи просвещения. Так нет же, не ведят бо, что творят. Вон один остолоп даже совсем богомерзко написал о божественных задачах.

Хрисанфыч. (Улыбаясь). Это уже не я,— у меня, брат, подведено,— это Пастырев,— так его и следует.

Преподаватель. (Подходя к Хрисанфычу). Ты до се дых волос дожил, а ума не нажил. Ну, допустимо ли, чтобы служитель церкви, когда его просят писать о задачах церкви, пишет о задачах, да каких,— а-риф-ме-ти-ческих! (Хохочет). Говорит: первая задача от одной до десяти… (Все хохочут). Мало того, он грамматики совсем не знает и на конце слов с гласными, ничтоже сумняся, пишет ‘ер’. Допусти такого слепца к учительству и Христовы слова оправдаются: ‘аще слепец слепца поведет, оба в яму упадут’.

Хрисанфыч. Я это, господин преподаватель, из крайнего моего уважения и любви к науке и преосвященному, по моему — лучше добавить лишнее, нежели не досказать, и в писании бо сказано: ‘от избытка уста его глаголют’.

Преподаватель. Дурак! И этого то понять не может: от избытка-то от избытка, но каков этот избыток. Твой же избыток безграмотности, а потому без многоглаголания владыка приказал об явить: (Все насторожились). Всем в дальнейшей экзаменовке отказать, как неподготовленным личностям и не могущим без вреда для православной догмы принять священного сана. Да-с!— Все вышеизложенное совершенно не относится к Василию Пастыреву, которому преосвященный выражает благосклонность за сочинение в духе церкви и продолжать экзамены, и остаться, следовательно, одному.

Хрисанфыч. (В сторону). Скажу, что он содрал с ‘Епархиальных’.

Пастырев. (Стороной покалывает кулак). Ежели, так отомщу по древне еврейскому обычаю, сиречь каменем побита.

Преподаватель. И так, прошу удалиться, а ты, Василий Пастырев, вот в эту дверь войди в следующую комнату дли устных экзаменов и подожди там комиссии

Пастырев. (Уходя) Ни дня, ни часа не знаешь, всегда постигнет тебя блаженство. (Уходит)

Явление 7-е.

Те же без Пастырева

Преподаватель. Не огорчайтесь, дети, идите с миром и почерпните зданий. Христос сказал: не вливайте вино ново в мехи стары, ибо мехи прорвутся и вино прольется, так и здесь: диаконство — это новая эра, в которою нельзя войти с старым мехом. И так, с миром. (Уходит).

Явление 8-е.

Те же, кроме Преподавателя.

Хрисанфыч. Так, братцы, так,— все правда и все ложь, а наша задача особая: Христос сказал: ‘блажени кроткии, яко тии наследят землю’, а оно и не так, вот едем в пусто место, а какая не то собака в угождение входит.

Пастырев (Выглядывая в дверь). Ежели ты, седая крыса, што нибудь, так я тебя задавлю.

Хрисанфыч. Видите вот — он, как будто с большой дороги, а, ведь, погодите — и священство получит (Псаломщики, качают головами). Идемте, православные. (Хочет уходить).

Вас. Пастырев (Выглядывая в дверь). Я к тебе, старина, заеду обратным путем, не сердись.

Хрисанфыч. (Уходя последний) А ну, тебя! (Качает головой Я ли не старался! а нет: пусто место. И все это отец Ираклий (Уходит, но останавливается, потому, что оба псаломщика возвращаются).

Псаломщик. А што же это мы! так нацело и не отрапортавали ему. Што же это такое! (Он махал руками.) Шуму наделали по всей епархии, мол, езжай и вся недолга, сан получишь, взманили, как антихристы, низнай от куда, теперчи, говорит, езжай с миром. А што мир-то!

Мы не студенты какие сочинения-то писать, а вот, ежели бы я в эктении какой спутался, либо устав не знал, либо еще чего ни на то, а то — ишь какую шутку подвернули: пиши задачи, тьфу!

Хрисанфыч. И то правда,— искушение какое то, а неэкзамен.

Псаломщик. Перво на перво надо-бы о расходах публикацию сделать,— ежели, мол, не выдержишь, то прогоны получай, а ежели выдержишь, то и прогоны свои,— по справедливости, значит. У нас раньше на заводе уж нашто хозяин, еврей скупой, а ежели, к примеру, вызов делает на работу, то о прогонах первое слово. Здесь тоже, что на работу ехали: ежели выдержал, значит, себя Богу отдал, и в штат у консистории вписан будешь. Што же это такое? я т, к примеру, трешницу брал из дома, а осталось 9 гривен, а надо 100 верст ехать, а?

Да ну их! Провалитесь они, лучше се, голоду подохну, а просить не буду. Домой — и все.

Хрисанфыч (Громко и радостно). Домой, домой! лучше сеять надо, ну их, домой, домой, шабашки! и телегу мазать не буду, а как приду, запрягу и поеду. (Подносит палец ко лбу). Эй, стойте, господа,— я вспомнил, значит, как я поехал, так вот, как только ехать, а тут, как наваждение какое, значит, поперек дороги черная собака… и прямо перед ногами пегашка продернулась. Молча, значит, и в лес… Вот оно почему и задачи не вышли. Теперь то я все урезонил и винить тут не кого: собака виновата, примета есть такая.

Псаломщик. А, ну тебя с примётами-то к черту, из-за твоей собаки вот и трясись в обратну. Эк, чем обрадовал!

Хрисанфыч. И то правда.— домой и больше ничего, а все-таки не я виноват, а собака, так и о. Ираклию скажу..

(Уходят).

ЗАНАВЕС.

Конец

СОБАКА ВИНОВАТА.

Читайте также: