РАЗСКАЗЫ
Е. Вороновой.
СОБСТВЕННОЕ ИЗДАНІЕ.
САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
Въ типографіи П. Захваева, и Ко.
1860.
СНЫ И ДЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ.
СНЫ И ДЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ.
РАЗСКАЗЪ (*).
I.
I.
II.
II.
III.
III.
IV.
IV.
Сны и действительность, Воронова Елизавета Петровна, Год: 1860
Время на прочтение: 17 минут(ы)
(*) Помщенъ съ нкоторыми измненіями въ Современник подъ заглавіемъ: Кто она? 1852-го года въ Майской книжк.
Я родилась въ 18.. году, отецъ мой былъ помщикъ степныхъ губерній, владлецъ богатаго имніи, неумолимый господинъ, передъ которымъ трепетали люди собственные и чужіе и вс зависимое и независимое отъ него. Я до сихъ поръ не постигаю того раболппаго уваженія. которое вызывалъ его голосъ на лица людей, превосходящихъ его и всомъ въ свт и тми правами надменной непреклонности, какія даетъ въ нашемъ свт независимое состояніе. Его боялись вс безъ разбора и не находилось того, отъ котораго онъ захотлъ бы выслушать истину или который, лучше сказать, ршился бы высказать ему ее. Это самодовольное убжденіе въ собственныхъ достоинствахъ, ни въ комъ и никогда не встрчавшее противорчія, эти не понятныя угожденія, всхъ его окружающихъ, послужили къ развитію въ немъ того властолюбія, которое отдалило отъ всго сердца всхъ его близкихъ. Но нтъ правила безъ исключенія и отецъ мой подтвердилъ это. Сохраняя прежнія привычки гордаго самовластія въ отношеніи къ другимъ, онъ покорился, какъ ребенокъ, вліянію матери моей, быть можетъ, самъ не сознавая ея могущества надъ собою. Она? Но описать ее, можетъ статься, трудне, нежели уловить неуловимое, опредлить неопредленное. въ ней было вс и въ ней шли рядомъ и пылкая восторженность и ледяное безчувствіе, и ангельская доброта и кровавая мстительность и теплое участіе къ страданію и холодная насмшка надъ страждущимъ. Доктора называли ее женщиною нервною, знакомые разумли ее жертвою желзнаго права отца, мы же, близкіе ея, не могли никогда постигнуть се вполн, убдившись на опыт въ несправедливости о ней приговора и свта и докторовъ. Однако же въ характер ея, если только можно назвать характеромъ эту смсь всхъ возможныхъ крайностей, всхъ возможныхъ противоположностей, преобладала надъ всми другими одна отличительная черта и черта эта заключалась въ безпредльной гордости знатнаго рода и въ постоянномъ желаніи исключительнаго возвышенія надъ всми, послужившимъ ей поводомъ ко многимъ заблужденіямъ ея бурной жизни!
Вліяніе этого двойнаго самолюбія отца и матери отразилось, по необходимости, на моемъ воспитаніи. Считаю безполезнымъ объяснять читателямъ, что если образованіе нашло себ приверженцевъ даже въ ндрахъ закоснлыхъ обществъ, то во сколько разъ сильне должно оно было найдти отголосокъ въ возвышенномъ ум моей матери? Но и въ этомъ случа, она не захотла идти по избитой стез и довольствоваться тмъ, чмъ довольствуются мноrie. Эта роковая наклонность была причиною моего неестественнаго направленія въ жизни.
Не размысливъ о трудностяхъ такого предпріятія, изъ меня захотли сдлать восьмое чудо, пезабынъ, что свтъ требуетъ золота для подножія его и что если обстановка не соотвтствуетъ изяществу произведенія, то и самое произведеніе уже теряетъ блескъ. Есть безпристрастные цнители искуства, не подходящіе подъ эту котегорію, по ихъ мало, а я говорю объ общей масс человчества, не объ однихъ только отдльныхъ его членахъ.
И такъ, меня учили. Чему? спросите вы. Всему что только можетъ и чего даже не можетъ вмстить умъ молодой двушки. Въ моей памяти хранились цлые томы историческихъ событій нашего міра, въ ней протекали вс рки земнаго шара, цвли вс цвты древней и покой поэзіи, блестли вс звзды небеснаго свода, волновались вс софизмы новйшей философіи. Сердце мое разгоралось подъ жгучимъ вліяніемъ французскихъ романовъ. Существенность, нагая существенность не имла входа въ мой заколдованный міръ. Горько заплатила она мн за пренебреженіе, когда, увлекши меня въ дйствительный міръ фантазіи, она утвердила свое могущество на моихъ разрушенныхъ мечтахъ.
Шли годы, жизнь текла, обильная радужными надеждами счастливой будущности. Я еще не горевала своимъ горемъ и если слезы являлись порою у меня на глазахъ, то это были тихія слезы состраданія къ чужому несчастью, а не т холодныя, свинцовыя слезы, изъ которыхъ каждая ложится въ душу камнемъ и которымъ впослдствіи научила меня жизнь. Пока я жила въ блеск роскоши и въ упоеніи моихъ блаженныхъ сновъ, червь опыта подкрадывался къ цвтку моего счастія, скрытный, незамтный, какъ тайный врагъ. Главная ошибка моихъ родителей состояла именно въ совершенномъ отчужденіи меня отъ дйствительной жизни, которая должна по закону природы, рано ли, поздно ли, вступить въ свои права. Думали ли они въ ослпленіи гордости, что законъ этотъ потеряетъ привычную силу въ отношеніи ко мн или обольщали себя несбыточною мечтою устранить отъ меня навсегда всякую заботу и всякое горе, только они никогда не напоминали мн, что счастіе можетъ улетть, что жизненный путь тсенъ и труденъ, что на земл, какъ и на неб, не всегда свтитъ солнце и что страсти разрушаютъ сердечный миръ, какъ тучи помрачаютъ лазурь небесъ, съ тою только разницею, что небо ярче голубетъ посл невзгоды, а сердце побывавшее въ тискахъ страстей и жизни ужъ не въ силахъ воскреснуть къ прежнему счастью!
Когда увядали вдты въ моей комнат, ихъ тотчасъ замняли другими цвтами душистыми, прекрасными. Я судила о жизни по цвтамъ и родители мои не разрушали а еще нкоторымъ образомъ поддерживали меня въ подобномъ заблужденіи. Я должна, впрочемъ, сознаться, что сами-то они принадлежали къ разряду тхъ людей, которые охотно надваютъ повязку на глаза, чтобы не знать минуты, когда ихъ свергнутъ въ бездну, блаженные въ ослпленіи своемъ, какъ дти, которые, испугавшись чего нибудь, закрываютъ глаза въ совершенной увренности, что предметъ ужаса ихъ исчезнетъ, какъ взоръ ихъ перестанетъ видть его.
Пока мы кружились въ вихр самозабвенія, денежные дла моего отца принимали все худшій и худшій оборотъ, долги росли по мр увеличивающейся роскоши, кредиторы становились все безотказне и все взыскательне. Имъ не платили и потому что maman благоразумно замчала, что кредиторъ, которому ничего не платятъ только просто кредиторъ, а тотъ которому отдадутъ хоть копйку, превращается тотчасъ въ кровожаднаго тигра, и потому, что для этого нужно было ограничить безумныя издержки а maman не боялась ничего въ мір такъ, какъ возможности уронить себя въ мнніи свта. Отецъ мой кричалъ, грозилъ, требовалъ благоразумной разсчетливости, но, по обыкновенію, смирялся передъ непреложностью доводовъ матери моей и гнвъ его, по какому-то странному случаю обращался съ новою силою на докучливыхъ кредиторовъ, осмлившихся нарушить его домашній миръ и не понять, что нельзя же ему отвыкнуть отъ шампанскаго, замнить благородный Іоганисбергъ презрнною наливкою и свжія устрицы жареными цыплятами съ деревенскаго птичнаго двора. Противъ этого возмутилось бы и его самолюбіе, возсталъ бы и его изнженный желудокъ. И причиною всхъ этихъ страшныхъ переворотовъ были бы жалкія созданія, которыхъ онъ удостоивалъ чести служить ему? Никогда! повторялъ онъ, въ пылу негодованія, никогда! вторила ему моя мать, поднося ему огромный списокъ издержекъ, налагаемыхъ на нее самовластіемъ моды и жизнь шла впередъ привычнымъ путемъ.
Все шло, казалось, какъ оно шло и прежде: отецъ мой былъ еще все тотъ же владлецъ огромнаго имнія, все тотъ же знатный баринъ, тотъ же надменный аристократъ, но наша шумная и роскошная жизнь уже равнялась блестящей маск на голомъ череп мертвеца. Свтъ еще не видалъ, но угадывалъ его, разница между прошедшимъ и настоящимъ была невелика, но она была: она проглядывала и въ чуть-чуть замтномъ пониженіи голоса моего отца и въ легкомъ оттнк холодности въ обращеніи съ нимъ его друзей.
Прошло еще нсколько времени и, казалось, одинъ отецъ не зналъ, что уже знали прочіе, онъ одинъ не видалъ, или не хотлъ видть всхъ зловщихъ признаковъ своего разоренія: и шопота при вход, и полуулыбокъ, и сострадательнаго пожатія плочь и всей этой тяжести людскихъ взоровъ, остановившихся на немъ.
Воронъ почувствовалъ мертвое тло, свтъ предугадалъ новую пищу для своего злословія. Странное и жалкое созданіе человкъ: онъ радуется несчастію другаго, не замчая руки протянувшейся уже къ его плечу, чтобъ и его низвергнуть туда же, въ ту же бездну. Таковъ законъ природы: паденіе одного очищаетъ путь другому и тяжелые стоны умирающаго теряются въ побдномъ крик новорожденнаго. Вс мы живемъ среди могилъ и строимъ наши замыслы надъ грудами тлнія, забывая, что мы пройдемъ, какъ т, что были и какъ и тмъ что будутъ назначено пройдти.
Эти битвы съ судьбою, эта скрытая, по кровавая драма разоренія совершались въ глазахъ моихъ, незамченныя мною и уже много лтъ спустя, когда разсудокъ вступилъ въ свои права и бросилъ яркій свтъ на все мое прошлое, ужъ тогда только поняла я ее, какъ попала и ложное мое направленіе и гордость моей матери. Свтъ былъ ой необходимъ, какъ воздухъ, какъ пища и его законы стояли для нее выше всхъ остальныхъ. Она не могла постигнуть жизни скромной, уединенной, она бы угасла вдали этого свта, окружавшаго ее лестью и поклоненіемъ отъ ея дтскихъ лтъ. Но горько заплатилъ онъ ей за всю ея привязанность. Вмст съ золотомъ отошли отъ нее и его хвалы и его упоенія и ея многочисленные друзья.
Бываютъ въ жизни минуты равняющіяся вкамъ тяжелаго и горя мгновенно уничтожающія все зданіе счастья, съ трудомъ воздвигаемое въ теченіе многихъ лтъ. Такую минуту пережила и мать, когда извстіе объ окончательномъ разстройств нашихъ длъ, настигло ее, какъ громовой ударъ, посреди роскошнаго пира свтской жизни. Волосы ея поблли, по гордость взяла верхъ надъ разбитымъ мужествомъ и скрыла глубокія раны улыбкою равнодушія. Что было въ душ ея когда она прощалась съ этою жизнью, въ которой родилась и возросла она и съ этими соперницами, которыхъ она такъ долго подавляла достоинствомъ пріемовъ и роскошью пировъ? Что длалось въ душ, то вдалъ одинъ Богъ, но люди могли видть одно ея лицо и лицо это ни однимъ мускуломъ не обнаружило внутреннихъ бурь. Спокойно сла она въ дорожную карету, поклонилась съ достоинствомъ всмъ стоящимъ вокругъ и отчаянный вопль ея, когда карета двинулась, потерялся въ шум колесъ, уносящихъ насъ въ глушь Украинскихъ степей!
Хороша она, семейная жизнь, когда союзъ двухъ лицъ основанъ на взаимномъ и прочномъ уваженіи, когда размолвки, распри бываютъ въ немъ случайностью, а не привычнымъ дломъ и жизнь идетъ впередъ, разнообразной изрдка горями да заботами. Но что найдетъ въ ней тотъ, для кого его домъ былъ вчно чуждымъ міромъ, кто не сберегъ въ немъ ничего для себя на преклонные годы, никакой привязанности на время общаго отчужденія? Какъ сблизиться съ лицами, почти ему чужими и стать идти съ ними одною дорогою, прошедши почти жизнь по различнымъ путямъ? Въ такос-жъ положеніе поверглась моя мать, когда сила обстоятельствъ, столкнувъ ее насильно съ избраннаго ею пути, заключила ее въ тсный кругъ деревенской жизни и поставила ее лицомъ къ лицу съ моимъ отцомъ. Прошло ужо то время, когда вмстная жизнь могла бы принесть пользу и имъ собственно и будущности ихъ дтей. Отдльный характеръ каждаго изъ нихъ образовался вдали ихъ другъ отъ друга и несмотря на общую имъ черту властолюбія, они во всемъ разнились, не исключая даже того же властолюбія, такъ сильнаго въ обоихъ: въ немъ оно было матеріально и прямо бросалось вамъ въ глаза, ея же властолюбіе было чисто-правстисшюе и невидимо налагало иго своей воли на всхъ и на все!
И вотъ судьба столкнула ихъ въ ту самую минуту, когда горькая его раздражительность достигла высшаго пароксизма силы, когда горькія ея сожалнія о погибшемъ для нее свт провели отпечатокъ безнадежной тоски на ея блдномъ, поникшемъ чел, когда оба они сознали, можетъ быть, ошибку цлой жизни и горькими укорами старались заглушить, что не хотло глохнуть!
Мн было въ это время уже пятнадцать лтъ. Мое умственное образованіе приходило къ концу, образованіе сердца еще не начиналось. Я составила о жизни чудное мнніе, такое именно, какое можно составить, не зная ее. Я мечтала о любви вчной, всемогущей, готовой и на позоръ и на преступленіе для того, кому первому отдала-бъ мое сердце: я хотла быть второю Индіаною для втораго Раймона изъ свтскаго круга, въ которомъ проходила до сихъ поръ моя жизнь. Я не любила смотрть на гладкую поверхность озера въ лтнее утро и я, подобно Деліи, просила у судьбы бурь душевныхъ, жгучихъ страданій, обвиняя въ то время эту же Делію въ ея равнодушіи къ любившему ее поэту и общая себ не подражать ея ригоризму въ подобныхъ обстоятельствахъ. Я жаждала возможности истощить въ одну минуту вс силы душевныя, все блаженство земное. Словомъ жизнь являлась мн непремнно такою, какою ее описывалъ послдній романъ. Но желзная рука судьбы сокрушила мои надменныя мечтанія и вызвала меня на поприще существенныхъ страданій, такъ дерзко вызываемыхъ мною на бой!
Разрушаясь въ скук деревенской жизни, здоровье моей матери слабло съ каждымъ днемъ. Она еще скрывала свои страданія и отъ равнодушныхъ глазъ людей постороннихъ и отъ недальновидной нжности моего отца, но опасный недугъ провелъ въ ея чертахъ разрушительный слдъ и взоръ ея часто обращался ко мн съ тмъ тревожнымъ вниманіемъ, котораго я объяснить не умла, но въ которомъ конечно выражалась забота о участи, которая ожидала меня въ глуши неизвстности, подъ жосткою и упрямою властью отца. Еще здсь, на краю могилы, гордость пересилила въ ней любовь и самолюбіе свтской женщины подавило горесть матери, оставляющей дочь на произволъ всмъ превратностямъ жизни.
Но ужъ судьба заботилась дать мн точку опоры: эта точка опоры представилась мн въ особ жениха, черноглазаго, стройнаго молодаго поручика.
Не будь мы въ такомъ стсненномъ положеніи, то я почти уврена, что родители мои съ гордостью отвергли бы предложеніе моего жениха. Но наши обстоятельства были въ страшномъ упадк, онъ же кром руки моей ничего не просилъ, не зная вроятно, что какъ ни жалокъ этотъ металлъ а все-жъ онъ былъ и будетъ первымъ условіемъ счастія, однимъ изъ главныхъ правъ на уваженіе къ намъ людей. Люди вс боле или мене эгоисты и, сами того не замчая, отворачиваются отъ того кто не можетъ предложить имъ ничего исключая безплоднаго и ни на что не нужнаго имъ расположенія. Мой женихъ не понималъ всемогущества денегъ: его молодость была его оправданіемъ въ этомъ, въ наши времена почти неизвинительномъ заблужденіи. Отецъ не могъ мн дать ничего въ настоящемъ, но вполн понимая, что надежда на блага есть почти утшеніе въ отсутствіи ихъ и что многіе переживаютъ длинные годы трудовъ и бдности, поддерживаемые пріятнымъ ожиданіемъ будущаго богатства, онъ не поскупился на общанія, прочитавъ намъ при этомъ пространную нотацію о благодарности, которою обязывало насъ подобное вниманіе къ участи нашей.
Насъ обручили, и я произнесла клятву въ вчной любви и врности тому, кому отдавала навки мою волю, но подозрвая всей ломкости клятвъ, всей переходчивости любви въ сердцахъ боле твердыхъ, чмъ было мое сердце, и я сдлалась невстою, непонимая серьзнаго значенія этого слова, подъ которымъ свтъ разуметъ обыкновенно вызды, балы, наряды, право на минутное вниманіе людей.
Слово женихъ, могущественное слово для людей у которыхъ взрослая дочь и вдобавокъ еще пустой кошелекъ, такъ неудивительно что мать моя старалась поскоре подрзать крылья рзвому мотыльку и отнять у него возможность къ полету, заключивши его въ безвыходныя границы брачныхъ узъ. Но какъ излишняя поспшность могла бы обнаружить слишкомъ сильное желаніе сбыть меня съ рукъ и, поставивъ ее на ряду съ тмъ множествомъ маменекъ, такъ открыто вшающихъ своихъ дочерей на шеи еще вовсе недумавшихъ гнуться подъ брачнымъ ярмомъ, унизить ее въ мнніи свта, то изобртательный ея умъ мигомъ предупредилъ вс толки по поводу столь поспшнаго брака: слабое здоровье матери было самымъ приличнымъ, благовиднымъ предлогомъ.
Важность ожидаемаго событія отразилась на всемъ нашемъ домашнемъ быту: стекла не дрожали уже отъ повелительнаго голоса моего отца, размолвки между родителями смолкли или продолжались уже въ тни ночной, словомъ, жизнь нашу повернули къ моему жениху ея красивою стороною и приберегли ея изнанку уже для моего мужа. А впрочемъ, какъ подумаешь, то гд-жъ бываетъ иначе?
Время быстро неслось и день моей свадьбы незамтно насталъ.
Я стояла поутру въ моей комнат, любуясь воздушнымъ, подвнечнымъ платьемъ, когда меня позвали въ комнаты матери. Тутъ ожидалъ меня цлый рядъ наставленій! Maman говорила мн о приличіяхъ свта, о важности и непреложности его законовъ, объ уваженіи къ его мннію, коснулась слегка сердца и нравственныхъ правилъ и приказала мн начать мой тоалетъ. Я пошла, но, дойдя до дверей, обернулась: тайный голосъ шепнулъ, что не все еще сказано, что есть что-то повыше свтскихъ приличій о чемъ должна я знать и унесть на невдомый, предстоящій мн путь. Но maman вопросительно взглянула на меня, я затаила неясную мысль и со вздохомъ пошла подъ внецъ!
Я замужемъ: мужъ меня любитъ, его заботливость устраняетъ отъ меня всякую тнь горя и скуки, его родные носятъ меня на рукахъ, нужда припрятала на время свои острые когти, какъ будто щадя мою рзвую веселость, жизнь являлась сквозь призму настоящаго блаженства длиннымъ рядомъ свтлыхъ дней. Я дышала свободно, какъ птичка, въ пространств небесъ, я забыла вс прежнія, безумныя мечтанія подъ упоеньемъ тихаго, безоблачнаго счастія! Но душа человка не можетъ наслаждаться нескончаемымъ упоеніемъ, оно рано-ли поздно, а все должно же рушиться, это извдалъ всякій и я это извдала съ тою разницею, что я разрушила сама свое очарованіе, что тугъ не замшались ни люди, ни судьба!
Когда прошли упоенія первыхъ мсяцевъ, любовь ко мн мужа сдлалась воздержне, если не въ чувств, то по крайней мр въ выраженіи его: его шумная веселость притихла подъ заботою жизни. Онъ былъ честный человкъ и вполн понималъ важность принятаго имъ обязательства. При томъ же, не принимая въ разсчетъ общаній родителей, состояніе наше было самое ограниченное. И я недовольная тмъ, что предоставила одному только мужу вс заботы и хлопоты, вмнила въ преступленіе подобную заботливость и именовала холодностью и безчувствіемъ, то теплое, безкорыстное чувство любви, которое горло для меня въ его сердц. Вс забытыя бредни прихлынули толпою, я драпировалась въ величественную мантію непризнанной женщины, я стала толковать слова моего мужа совершенно иначе, какъ они были сказаны, я стала зла, капризна!
Теперь когда мое сужденіе образовалось въ школ опыта, когда цвты фантазіи поблекли подъ дыханіемъ безвыходнаго горя, я поняла, что все несчастіе жизни произошло отъ разлада моего сердца съ умомъ. Сердце летло къ мужу, оно его оправдывало, но умъ, наполняемый призраками больнаго воображенія заглушалъ голосъ сердца и быстро увлекалъ меня на путь погибели. И ни одна рука но протянулась, чтобъ удержать меня надъ бездною. Не нашлось никого кто бы не способствовалъ къ разстройству моего семейнаго счастія и не встртилъ бы торжествующимъ смхомъ роковой день паденія моего.
Главою враждебныхъ личностей была дальняя родственница мужа моего. Еслибъ мн пришлось изображать духа-искусителя, бы ему дала ея черные, блестящіе глаза и ея звучный голосъ. Знаменитая красавица она везд являлась сопровождаемая толпою модныхъ львовъ, безчувственная женщина она не любила ни одного изъ нихъ. Холодно-порочная она преслдовала насмшкою жертвъ слпыхъ увлеченій и вымщала на ихъ униженіи то униженіе отъ котораго не могли ее уберечь ни ея блестящій умъ, ни огромное состояніе, ни безусловное молчаніе ея мужа. Она обладала умніемъ отыскивать въ душ, раны невдомыя и даже ей самой и поселять подозрніе, гд его тни небыло. Словамъ ея еще не врили, но ихъ помнили а это уже много значитъ въ этой жизни, гд пустое служитъ нердко переходомъ къ важному и подозрніе къ убжденію.
Родственныя связи сблизили меня съ нею и я поддалась доврчиво, какъ ребенокъ, обаятельной прелести ея ума, не внимая предостереженіямъ мужа, хотя не вполн разгадавшаго вс свойства этой женщины, по нашедшаго въ душ своей предчувствіе ея не расположенія ко мн и относя эти предостереженія къ желанію отнять у меня единственную отраду, единственное утшеніе въ его воображаемой холодности ко мн.
Зоркій глазъ родственницы замтилъ скоро облако на неб нашей жизни, ей не стоило особенныхъ усилій разгадать мою тайну, я тогда еще не достигла умнія закрывать мою душу подъ пытливымъ взоромъ людей, я тутъ же обнаружила передъ хитрымъ врагомъ и вс мои сомннія и вс мои страданія.
Долго не раздляла она моихъ подозрній и защищала любовь ко мн мужа, но защищала ее такъ слабо, неудачно, что это оправданіе едва ли не равнялось прямому обвиненію. Обвиненіе это подтверждалъ ея взоръ, ея голосъ звучавшій живымъ, теплымъ участіемъ.
Мало по мало она оставила противорчіе моимъ слезамъ и жалобамъ, она уступала, казалось передъ несомннною очевидностію моего несчастія. Подготовивъ меня къ слпому доврію въ ея слова и въ искренность сочувствія ко мн, она начала говорить мн о средствахъ воспламенять угасшую любовь, разогрть охлажденное сердце подъ пламенемъ ревности, или гордо забыть не благодарнаго мужа, забыть любовь отверженную подъ благотворнымъ вліяніемъ покой любви. Будь я въ состояніи понимать, что нибудь, я бы могла измрить степень моего возрастающаго униженія по той холодности, съ которою я начинала выслушивать эти ложные доводы испорченнаго сердца и думать о возможности привесть въ исполненіе предложенные средства. По меня поставили бднаго ребенка, на распутіи жизни, съ богатымъ запасомъ умственныхъ познаній, по безъ тхъ познаній сердца, которыя переданныя ему любящимъ сердцемъ доброй матери, служатъ ему защитою отъ жизни и страстей. И у меня была мать, и эта мать любила меня, какъ могла и умла. Принести и молодость и состояніе въ жертву свтскимъ приличіямъ, она передала мн вс познанія необходимыя свтской женщин. Она часто писала ко мн: ея письма дышали нжностію, но въ нихъ проглядывала на каждомъ слов тревожная забота: ее страшила мысль, что жизнь семейная заставитъ меня забыть приличія свтскія и т блестящіе дары образованія, которые были ея счастіемъ и гордостію. Но слова долгъ, терпніе были забыты въ письмахъ.
И я пошла, куда идутъ многія.
Въ то самое время когда вліяніе моей родственницы покоряло меня съ каждымъ днемъ все сильне, явилось на необосклон нашего общества блестящее свтило и передъ нимъ померкли вс звзды нашего неба, преклонились вс львы нашего круга. Этотъ блестящій, свтскій молодой человкъ былъ братъ моей родственницы. Прошло ужъ много времени съ дня, когда я въ первый разъ увидла С… но въ памяти живо воспоминаніе объ этой первой встрч, о томъ чувств глубокаго, безотчетнаго ужаса, которымъ тогда забилось мое сердце подъ пристальнымъ взглядомъ его блестящихъ глазъ. Въ этомъ взгляд выразилась вся сила его будущаго вліянія на судьбу мою.
Теперь когда очарованіе уже давно исчезло и охлажденное воображеніе снизвело его съ того возвышенія, на которое поставило ослпленіе страсти, я не могу понять въ чемъ состояло его превосходство надъ другими людьми и что преклоняло къ его ногамъ и любовь женщинъ и удивленіе мущинъ? Въ лиц его бросались всего больше въ глаза смлый взоръ его черныхъ, выразительныхъ глазъ, матовая блдность кожи и выраженіе постоянной ироніи на подвижныхъ устахъ. Умъ его былъ остръ и игривъ, голосъ мягокъ и звученъ, какъ голосъ женщины, манеры исполнены непринужденной граціи какою отличаются баловни моды и богатаго состоянія. Но подъ этою нжною, изысканною наружностью скрывалось ужъ изсохшее, очерствлое сердце. Въ немъ небыло чувства, а былъ одинъ разсчетъ, не тотъ узкій разсчетъ матеріальный и денежный, но расчетъ боле скрытый, разсчетъ души, разсчетъ ума, разсчетъ каждаго слова самаго даже незначительнаго въ устахъ его. Онъ не любилъ сестры своей: два характера равно хитрые, равно проницательные рдко да едва ли когда могутъ встртиться въ дружескомъ чувств. Притомъ же люди эгоисты не могутъ видть безъ глубокаго отвращенія эгоизма въ другихъ.
С… увидлъ меня. Забилось ли въ самомъ дл его сердце подъ свжимъ вліяніемъ моей цвтущей молодости или хотлъ онъ присоединить еще одну побду къ своимъ другимъ побдамъ? Только нмое, краснорчивое чувство искренней любви проглядывало ясно и во взор его и въ томъ жадномъ вниманіи съ которымъ онъ ловилъ и звукъ моего голоса и самую легкую тнь страданія и радости на моемъ лиц. Его заботливость составляла рзкую противуположность съ холодностью ко мн мужа!
Сравненіе губитъ женщинъ! Я сравнивала, не понимая, что я была единственною и главною причиною такого охлажденія и что никакое чувство не въ силахъ устоять противъ тоски неясныхъ, нескончаемыхъ упрековъ и заплаканныхъ глазъ и всхъ этихъ мелкихъ, безполезныхъ волненій которыхъ не чужды многія женщины, не понимая, что частый маленькій раздоръ приводитъ наконецъ и къ большому раздору а вмст съ нимъ къ погибели супружескаго счастія.
Я была неопытна какъ дитя, капризна и взыскательна, по я почти уврена, что если бы меня оставили вліянію моихъ собственныхъ чувствъ, то сердце бы мое поняло наконецъ все свое заблужденіе и раньше ли, поздне ли по возвратилось къ мужу. Но со мною была моя тетка и зорко стерегла и отдаляла случаи сближенія между нами и раздоръ семейный, раздуваемый ею принялъ страшный размръ.
С…. съ радостью замчалъ глубокую скорбь уязвленнаго самолюбія обозначающуюся съ каждымъ днемъ вс замтне на моемъ лиц. Онъ удвоилъ, по возможности, свою предупредительную нжность, онъ утшалъ меня, какъ избалованнаго ребенка и желаніе мести любимому мужу толкнуло меня въ объятія холоднаго, сухого эгоиста!
Ужъ поздно поняла я безвыходность той бездны въ которую втолкнули меня и мое безразсудство и вліяніе испорченной души порочной женщины. Отчаяніе мое не знало границъ. Тетушка торжествовала: она гршная и порочная бросила въ меня первый камень, друзья поднесли мужу всть о моемъ проступк съ насмшкою прикрытою словами участія. Свтъ довершилъ начатое: онъ придавилъ меня всею тяжестію суроваго, пристрастнаго суда. Настоящее, будущность, все сгибло и пропало!
А длиненъ еще былъ предо мною путь жизни, а мн еще не было и восемнадцати лтъ!
Несчастье мое совершилось! Мужъ отвергъ меня, я осталась одна съ грознымъ призракомъ моего проступка. Тяжелое безчувствіе лишило меня памяти всего происшедшаго: это безчувствіе спасло мн жизнь. Холодная и неподвижная, какъ мраморъ, я просиживала дни и ночи безъ сна, безъ пищи, безъ горя, безъ слезъ, неполна, что было, не думая, что будетъ со мною.
Разъ какъ-то однимъ утромъ я сидла въ привычномъ состояніи безчувствія, окно было открыто, струи легкаго втра касались моего пылающаго лба, въ ум смутно толпились неясныя мысли, это была не жизнь, но ея пробужденіе, не полное сознаніе, но уже шагъ къ нему! И долго, очень долго сидла я такъ, припоминая, что-то будто бывшее, но забытое, какъ вдругъ имя мужа сорвалось съ языка среди потока слезъ, я протянула руки къ чему-то промелькнувшему передъ моими взорами и, вспомнивъ вроятно ужасную дйствительность, безъ чувствъ свалилась на полъ.
Я возвратилась къ жизни, но что она могла доставить мн отнын кром однихъ страданій да безотрадныхъ думъ? Горе, сильное горе, разумю я, просвщаетъ разсудокъ, если окончательно его не убиваетъ. Оно освтило яркимъ лучемъ вс мои заблужденія, убдило меня въ ничтожеств умственныхъ познаній безъ руководства къ нимъ чистаго сердца, безъ свтильника въ нихъ Божіей любви, оно мн обнаружило порочность сердца моей родственницы и сухой эгоизмъ блистательнаго С….. раскрыло предо мною всю шаткость убжденій этого свта, передъ законами котораго учили меня преклоняться съ покорностію отъ самыхъ раннихъ лтъ, этого свта который клеймитъ однимъ тмъ же презрніемъ и преступленіе и часто простое заблужденіе а иногда послднее еще сильне перваго. Возьмите въ самомъ дл: когда ведутъ преступника съ зврскимъ лицомъ, со всею ршимостію преступленія во впалыхъ глазахъ, не найдется того, кто бы не проводилъ его сострадательнымъ восклицаніемъ: ‘несчастный!’ Но если въ ту-жъ минуту проходитъ человкъ, подавленный сознаніемъ своего быть можетъ единственнаго заблужденія, тотъ же самый сострадательный зритель проводитъ его взоромъ глубокаго презрнія и прокричитъ еще ему вслдъ: ‘подломъ!’
По дломъ! говорило обо мн наше общество. Но что былъ голосъ свта въ сравненіи съ голосомъ моей собственной совсти. Съ тхъ поръ какъ одиночество горя раскрыло мн его ошибки и обманы, я вышла изъ подъ прежняго его вліянія надо мною и если моя мысль возвращалась въ него, то потому единственно что въ немъ оставался оскорбленный мною мужъ.
Вс эти волненія, вся эта безутшная, глубокая печаль начали по немного оказывать вліяніе на мое прежде крпкое, цвтущее здоровье. Силы слабли, болзненная блдность покрывала лицо. Тутъ же скоро открылась и нервная горячка и въ нсколько дней приблизила меня къ предламъ могилы.
Да я, сказать по правд, не жалла о жизни. Въ минутные проблески сознанія я съ радостію замчала зловщіе признаки близкаго разрушенія. Смерть не могла быть для меня, какъ для другихъ чмъ-то грознымъ и страшнымъ, она мн являлась, какъ другъ-утшитель, какъ конецъ страданіямъ, какъ отдыхъ отъ бурь. Сердце мое, перегорвшее въ горнил страданія, загорлось пламенемъ вры и Божіей любви, святая заповдь прощенія врагамъ подавила въ душ вс мысли мщенія имъ. Призракъ тетки являлся нердко передъ взорами, холодный и насмшливый, но пламенная молитва отгоняла его. Въ сердц не было даже прозрнія къ этой женщин. Но эти минутные проблески чувствъ съ каждымъ днемъ становились все рже и все рже и наконецъ исчезли подъ мучительною силою физическихъ страданій?
Была глухая ночь: я проснулась отъ тяжкаго, томительнаго сна. (Я ужъ посл узнала что уже дв недли жизнь во мн проявлялась однимъ слабымъ, едва лишь примтнымъ дыханіемъ). Лампада освщала неясно мою комнату: я хотла привстать, но голова въ безсиліи упала на подушку и острая въ ней боль привела меня въ чувство. Вся комната быстро кружилась предо мною и я ужъ по прошествіи двухъ или трехъ минутъ могла различить въ углу передъ Распятіемъ неясныя формы молящагося человка. Легкое мое движеніе заставило его вздрогнуть и подойти ко мн. Я вскрикнула: передо мною стоялъ мужъ, блдный, усталый и обильныя слезы текли по впалымъ щекамъ.
Болзнь отняла у меня память всего происшедшаго, въ эту минуту жила только память нашей прежней привязанности: я бросилась въ слезахъ въ открытыя объятія, онъ крпко и нжно прижалъ меня къ груди!
Когда всть о моей болзни коснулась его слуха, онъ тотчасъ же оставилъ уединенную, деревню, куда удалился посл нашей разлуки. Онъ забылъ во мн жену, отравившую всю жизнь его страданіемъ, онъ только помнилъ женщину, горячо имъ любимую и въ то самое время, когда кровь моя стыла уже подъ ледянымъ дыханіемъ смерти, онъ въ пламенной молитв вымаливалъ прощеніе Господнее и отъ чистаго сердца произносилъ обтъ забыть вс прошедшее, если только Господь вернетъ меня ему!
Счастіе лучшее средство отъ всхъ вообще недуговъ. Я быстро оживала подъ ласками мужа, подъ силою того чувства которое заставляло его преувеличивать силу надо мною посторонняго вліянія, чтобъ уменьшить во мн мучительное сознаніе моей вины.
Изъ всего этого вы можете понять, что мужъ мой былъ совсмъ не свтскій человкъ.
Мы поселились въ его дальнемъ имніи. Эта жизнь спокойная и уединенная была самымъ лучшимъ лекарствомъ отъ прошедшаго. Я не могла здсь встртить ни одного изъ знакомыхъ мн лицъ моей прошедшей жизни. Это отсутствіе всякихъ столкновеній со свтомъ давало мн возможность обратить все вниманіе и всю мою заботливость на бднаго, такъ сильно оскорбленнаго мужа. И такъ уже случайное примиреніе наше навлекло на него много сплетенъ и толковъ. Свтъ не могъ понять возвышеннаго чувства подъ вліяніемъ котораго онъ протянулъ мн руку, а чего свтъ не можетъ и не хочетъ понять, то онъ всегда толкуетъ въ превратную сторону, по свойственной ему привычк къ злословью.
Много нужно было и усилій и времени на то чтобъ побдить недоврчивость мужа въ искренность моей привязанности, въ непоколебимость моего исправленія. Но чего не можетъ твердая ршимость при помощи молитвы? Вра его въ меня сдлалась такъ же сильна и искренна, какъ и моя привязанность, хотя свтъ и не переставалъ насъ преслдовать, но шумъ его злословія терялся въ сил нашего счастія. Жалкіе люди, они но могли понять, что слезы раскаянія смываютъ съ души вс пятна заблужденій и могутъ возвратить ей прежнюю бывалую чистоту ея чувствъ, превосходящую въ глазахъ всевидящаго Бога порочную безпорочность многихъ изъ нихъ.
Сердце мое перегорвшее въ святомъ огн страданій поняло свое прямое назначеніе и умъ мой извлекъ изъ прежнихъ заблужденій незабвенный урокъ! Никогда дочь моя не будетъ модною дамою, я надлю умъ ея сокровищемъ основательныхъ познаній, по сердце ея узнаетъ съ дтскихъ лтъ, что ему нужно знать, чтобы не уклониться отъ прямаго пути. Жизнь долга и свтъ не въ состояніи наполнить ее: его лесть, его хвалы и его упоенія улетаютъ вмст съ молодостью и что остается тогда душ? Страдать какъ я или медленно гаснуть въ томительной скук и въ безплодныхъ сожалніяхъ невозвратимаго прошедшаго какъ бдная мать моя?
Я счастлива теперь, но сколькими страданіями купила я это счастіе? Чтоже станется съ тми, которыхъ ранній опытъ не обратитъ на путь и которыя вдобавокъ не встртятъ на дорог души подобной душ моего мужа?