Предстоял суд над А. А. Ергиным, обвинявшимся в убийстве заседателя Иванова. Янович вызывался в качестве свидетеля. По последнему зимнему пути, в средине апреля, прибыл он из Средне-Колымска в Якутск. Весело играло весеннее солнце над обреченной смерти снеговой пустыней, весел и жизнерадостен был и Янович, вырвавшийся наконец в сравнительно большой город из колымских болот. Новые знакомства, встречи, бодрящие новости из России. Помню, шли мы с ним от Ергиной, говорили о последних новостях.
— Неужели Сипягин не последует за Боголеповым? — высказал мысль Янович.
Не прошли и двух кварталов, как навстречу попадается, кажется, Пекарский.
— Слышали? — сообщает он: — только что получена агентская телеграмма о покушении на Сипягина…
Янович рассказывал о своих литературных работах, делился литературными планами. Но не в этих планах был центр его интересов. Его неудержимо тянул к себе простор широкой политической борьбы. Достаточно было немного узнать этого, на вид такого скромного, шлиссельбургского мученика, достаточно было вспомнить его прошлое, чтобы понять, что он сумеет без колебаний идти прямо к цели. Мысль о побеге сам собою являлось у всех товарищей.
В это же время прибыл в Якутск Николай Николаевич Кудрин,, когда то служивший на уральских золотых приисках. Тайга и степь — его родная стихия, предприимчивость степного волка, монета гнулась между его пальцами, точно кружок жести. Кудрин бежал из Балаганска сам, затем вывез из Олекминска Марию Моисеевну Розенберг, а теперь прискакал за 2700 верст из Иркутска, чтобы устроить побег Ергина.
Ергин отказался, и сам собою устраивался побег Яновича.
Кудрин заручился официальным правом производить разведки золота в Якутской области. За Леной, в селе Павловском, он начал делать приготовления к устройству экспедиции: заготовлял инструменты, палатки, съестные припасы, приторговывал вьючных лошадей. Предполагалось, что Янович отправится в экспедицию под видом рабочего-приискателя. Ждали только окончания суда над Ергиным и вскрытия Лены.
Настал день суда. В свидетельской комнате ждали очереди Л. В. Ергина, Янович. Станислав Палинский (из Колымска), Александров и Браудо из Олекминска, и несколько полицейских. Сперва вызывали свидетелей обвинения, — исправника и казаков. Ожидание волновало, утомляло, но Янович ничем не обнаруживал своего возбуждения. Наконец, его вызвали. Не прошло, кажется, минуты, как в коридоре началась суматоха, и затем в свидетельскую, почти неся на руках, ввели рыдающего Яновича. Оказалось, что по входе в зал заседания с ним случился истерический припадок. Помнится, он объяснял, что картина суда слишком ярко напомнила ему другой суд, — знаменитый процесс Пролетариата в Варшаве, принесший смертную казнь для четырех товарищей Яновича и Шлиссельбург для него самого.
Припадок в сильнейшей мере отразился на дальнейшем настроении Яновича. Защищавший Ергина присяжный поверенный П. Н. Переверзев рассказывал, что Янович после суда говорил рыдая у него на квартире:
— Я теперь никуда не годен: тряпка какая то!
Он стал мрачен, задумчив. Кажется, все заметили перемену.
Приехал в Якутск Михалевич, бывший политический ссыльный. Он исколесил всю область и мог считаться авторитетом. План пройти тайгой до Олекминско-Витимской золотопромышленной системы или даже прямо в Забайкалье Михалевич нашел совершенно неосуществимым по географическим и топографическим условиям. Не помню, был ли ознакомлен Михалевич, о чьем побеге шла речь. Во всяком случае отзыв такого бывалого человека не мог не повлиять на веру в успех предприятия.
Наконец, в самом Якутске разразилась одна из тех ужасных ссылочных историй, которыми так богато прошлое нашей политической ссылки. Эта история тоже не могла не отразиться на нервах всех товарищей.
Как видит читатель, получился ряд обстоятельств угнетавших Яновича. В виду припадка, бывшего на суде, и замеченной с тех пор перемены в настроении Яновича, стали высказываться опасения, но, к сожалению, без серьезной веры в их основательность… Между тем развязка приближалась. Со дня на день ждали приезда Кудрина из-за Лены.
Накануне смерти Янович зашел ко мне. У нас были какие то копеечные счеты,—меня удивило, что он побеспокоился достать портмоне и расплатиться. Он любовался только что купленным браунингом, объяснял его устройство, — об этой покупке, в виду побега, давно состоялось решение.
Утром в день смерти Янович обошел ближайших друзей, — Ергину, г-жу Абрамович и других, но ничем не выдал себя. По его уходе Ергина нашла у себя, кажется на окне, портмоне Яновича с деньгами, но объяснила дело простой рассеянностью. В три часа дня Янович должен был зайти к г-же Абрамович, в пять часов — придти на одно собрание. Пунктуальность Яновича была известна. Его отсутствие стало возбуждать большое беспокойство. Начались расспросы. Оказалось, что накануне Янович дал Теслеру запечатанный конверт со словами:
— У вас его спросят, — тогда отдадите.
Мы не решились вскрыть конверта и продолжали поиски. Вдруг мною овладела какая то страшная уверенность. Я бросился к Теслеру. В его квартире было собрание почти всей колонии.
— Давайте пакет Яновича. Я беру вскрытие его на свою ответственность.
Первое, что бросилось в глаза, было слова: ‘Копия. В Якутскую Городскую Полицию’… Не помню, как дочитал записку до конца, не помню впечатления на товарищей Сейчас же организовались розыски: товарищи бросились в окрестности города по всем направлениям. Осматривали каждый куст, всякую ложбину. От охотников узнали, что еще днем полиция нашла возле кладбища труп неизвестного. В тот же вечер труп был перевезен в дом, где вместе с Яновичем жили Палинский, Приютов, Виленкин и Теслер.
На одном из кладбищ города Якутска имеется длинный ряд крестов с именами покойников. Кресты ничем не выделяются. Только вместо слова ‘скончался’ вы неизменно читаете сообщение о преждевременной смерти: застрелился, убит, утонул. Это — все могилы политических ссыльных, жертв безотрадного прозябания в нечеловеческих условиях жизни и отчасти— жертв первого Якутского протеста (1889 года). В другом месте, на еврейском кладбище, также целая колония бывших ссыльных. Что касается первого кладбища, то нужно прибавить, что со времени смерти Яновича ряд крестов непрерывно удлинялся, — скоро пришлось начать второй ряд [Было бы желательно получить из Якутска самое подробное описание обоих кладбищ с полным изложением надписей, фотографические снимки и описание нынешнего cсостояния памятников. Дело в том, что в течение многих лет чьи-то невидимые руки систематически ломали кресты, разбивали плиты, стирали надписи, делали взамен другие надписи, с целью оскорбить память покойников].
Янович застрелился из браунинга за оградой кладбища, как раз по первой линии крестов, с городской стороны. Там есть небольшая лощина, в которой еще на другой день можно было видеть много крови, спекшейся под лучами майского солнца. Высказывалось предположение, что Янович, как католик и как самоубийца, не надеялся быть похороненным внутри кладбища, что место самоубийства было выбрано им вместе с тем и как место могилы, —хотя и отдельно от товарищей, но на одной линии с ними, в общем ряду.
Нечего говорить о том, какое потрясающее впечатление на всю колонию произвела смерть наиболее уважаемого товарища. Стоит только отметить неутешное горе Теслера, который не мог простить себе, что не вскрыл пакета тотчас по его получении,
В пакете оказалось три письма, Первое — копия официального письма в полицию, второе — к товарищам, третье — к Ергиным. Последнее—самое длинное и наиболее ценное для характеристики Яновича вообще и его предсмертного настроения в частности, говорить о содержании этого письма я не считаю себя в праве.
В заключение может быть читателю не безынтересно будет узнать, чем окончились похождения Кудрина. Приготовлениями к побегу воспользовался Палинский. Вместе с Кудриным он в конце мая углубился в тайгу. Хотя первоначальный план не был в точности приведен в исполнение, однако оба ‘приискателя’ благополучно выбрались к жилым местам, и затем проследовали заграницу. Впоследствии Кудрин был арестован в России и сослан как раз в Якутскую’ область. За участие в романовском протесте он получил двенадцать лет каторги. Затем имя его мелькнуло в газетах в связи с известиями о забайкальских событиях в декабре 1905 г. Жив ли он теперь и где находится, — не знаю.
М. Ольминский.
——————————————
Источник текста: Ольминский. Смерть Л. Ф. Яновича // журнал ‘Былое’, декабрь 1906.