Сосновский Лев Семенович
Сосновский Лев Семенович
Смагин
Смагин
Смагин, Сосновский Лев Семёнович, Год: 1921
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Умер рабочий Смагин. Скромный беспартийный труженик, пламенный энтузиаст труда и порядка, воодушевленный идеалист, замечательный самородок.
Умер Смагин. Такой подвижный, жизнерадостный, энергичный, толкавший других к работе, к творчеству.
Я не знаю подробно его биографии, не знаю даже имени и отчества этого человека. Только теперь придется этим заняться, ибо после него осталась без средств к жизни семья в 5 человек где-то в деревне.
Но сам он с первой встречи очаровал меня.
Однажды в редакции ‘Правды’ Н.И. Бухарин попросил меня познакомиться с неким рабочим Смагиным.
Скоро Смагин был у меня. Высокий малый, неуклюжий, с огромными руками, грубым лицом и замечательными глазами.
— Главная беда, — говорил Смагин, — инструкций нет. Обязательно нужны инструкции на всякое дело. Без этого не пойдет Россия.
— Какие же инструкции, Смагин?
— Всякие. Допустим, я, Смагин, служу механиком в советской прачечной. Вижу я, что слесарь или истопник не так и не то делает, что следует. Я ему указываю. А он мне отвечает: ‘Я не хуже тебя знаю’. И портит дело. Действительно, так нельзя. Сегодня механиком в прачечной я, дело знающий и любящий. А завтра я умер, и вместо меня другой неопытный механик. Он не знает, как распоряжаться. Надо, чтобы инструкция была.
— Какая инструкция?
— Вот какая. Есть в прачечной истопник. Обязанность его такая-то. С утра делает одно, после — другое, затем — третье. Кочегара обязанности такие-то, делает свое дело так-то. И на каждое дело инструкция. Тогда — лучше ли, хуже ли начальник — машина вертится, каждый свое дело знает. Всякого вновь поступающего ознакомить с инструкцией, растолковать. После он будет работать толково и продуктивно. А так у нас одна бестолковщина. Если же мы заведем на всякое дело хорошие инструкции, Россия разбогатеет.
— Вот, например, есть у нас какой-то научно-технический комитет. Ну, скажите, что они там делают и какая от них народу польза? Сидят-сидят, пишут-пишут, а что, к чему? Самой простой вещи сделать не могут. Деревня во вшах пропадает. Тиф, эпидемия, смерть… Мыла нет. А в любой деревне посмотри — падали валяется сколько! Ведь из нее можно мыло сделать. Столько мыла, что грязи и вшей не будет. А как сварить простейшим способом мыло в любой деревне, чтобы не пропадал материал? Разве мужик это умеет? Вот и нужна инструкция. Вы печатаете и расклеиваете на выборах воззвания и манифесты насчет Врангеля [2] или Керзона [3]. Это хорошо. Это тоже инструкция, только политическая. Теперь напечатайте инструкцию такую: как простейшим способом из падали сделать в деревне мыло. Да напечатайте побольше, чтобы в каждой деревне получили. Тогда вшей не будет в России.
— Про мыло я сказал. То же и с кожами. Портят мужики кожу в кадушках. Никто путем не умеет использовать. Гибнет драгоценное сырье. Наши заводы все равно кожу и не соберут, и не обработают: то продовольствия нет для рабочих, то топлива, то денег. А вы научите мужика, как это сделать. Он сам обуется немного и на базар принесет, и сырье не погибнет. Опять, значит, инструкция нужна. И так во всяком деле.
— Возьми хлеб. Дрожжей теперь нет. Хлеб не пекут, а портят в деревне. Изводят муку, а едят черт знает что. Надо напечатать инструкцию, как делать в деревне простейшим способом пригодные дрожжи. Люди будут есть хорошо испеченный хлеб. Меньше болезней, смертей.
— Возьмите городскую промышленность. Вот я, Смагин, чумазый рабочий, изобрел топку для нефтяных паровозов. Моя топка экономнее многих других. Ее испытывали специалисты и признали, что она хороша, дает столько-то процентов экономии. А ходу ей нет. Только на одной дороге она пошла. А почему? Надо издать инструкцию для всех дорог. Раз топка хороша и дешева — сейчас же разослать инструкцию по дорогам.
— Это раньше, при буржуях, частный интерес мешал. Теперь Советская власть может распорядиться.
— Вот уже полтора года хожу я по большевикам, пороги обиваю. Прошу заняться инструкциями. Ребята надо мной смеются. Дурак ты, — говорят, — Смагин. Ну, что ты подметки треплешь. Ты бы часа два поработал в мастерской, починил велосипед, керосинку, швейную машину — вот тебе на пуд хлеба хватит. А ты инструкций у большевиков ищешь. Не будет никаких инструкций для слесарей и мыловаров. Брось ты свои глупости.
— А я им говорю: будут инструкции. Недавно мне т. Бухарин дал книжечку, вот она: руководство для токаря по металлу. Напечатана по советскому заказу в Берлине, с рисунками. Вот тебе первая инструкция. Теперь я до научно-технического комитета добрался. Только работа у них тихая, ленивая. Туда бы надо трех спецов, а к ним хоть бы меня, Смагина, да еще пару таких рабочих. Я бы с них работу спросил. Почему не готова инструкция? Много ли сделано? Покажи-ка? Не работаешь — долой! А то он сидит над бумагами и время ведет.
— Уговорите вы товарища Ленина, чтобы он да еще Бухарин, Троцкий, да еще кто-нибудь из вас, большевиков, устроили из себя такую ячейку, куда я, Смагин, мог бы прийти и полезное предложение сделать. Что я буду с этими вицмундирами из спецов толковать!
— А ведь нас, Смагиных, дураков таких же, как я, — множество. Вот мы бросаем свои личные дела, семейные, заработки свои и ходим, рвем сапоги, добиваемся, чтобы сделать как можно лучше для России. Кликните клич, созовите съезд рабочих-изобретателей и практиков и выставку их предложений и изобретений, прислушайтесь к ним. Они вам помогут вытянуть Россию из нищеты. Они бескорыстные.
И Смагин загорался воодушевлением.
То он приходил грустный: не подвигается в научно-техническом комитете. То звонил веселый, бодрый: дело сдвинулось. Его, Смагина, научно-технический комитет привлек к сотрудничеству.
А то уж он решил прибегнуть к наивному плутовству.
— Знаете что, тов. Сосновский, вы напишите мне бумагу (но посурьезней), что секретарь Совнаркома, тов. Горбунов, перед отъездом, будто бы, поручил вам следить за выработкой инструкции о мыловарении, дрожжах и кожевенного дела. А вы приказываете мне узнать, в каком положении дело, и угрожаете строго взыскать: с меня, мол, требуют. А иначе они со мной не будут считаться: ходит какой-то чудак и больше ничего.
Я убедил его, что плутовать не стоит, что можно дело сдвинуть прямыми путями. И перед смертью он радовался, что дело пошло.
Смагин был выдающимся рабочим-изобретателем, которого Россия не использовала и в сотой доле его способностей.
Но интересен он был не только как изобретатель, а как самобытный, бескорыстный искатель лучших путей для хозяйства страны.
— Почему вы беспартийный, Смагин?
— Некогда мне путаться с этим делом. Мне по хозяйству надо работать, а вы с Бухариным политикой занимайтесь.
Из разговоров с ним я узнал, что революция ‘по ошибке’ помяла ему бока. Он жил в деревне, бежав туда от столичного голода. Крестьяне ему предложили, как хорошему механику, пустить в ход стоявшую мельницу, устроить ремонтную мастерскую и т.п.
Так он и сделал. Но однажды к нему, как к мельнику, обратились за взяткой маленькие местные власти. Смагин, как беспартийный, как бессребреник, стоял около хлеба и был без хлеба. Во взятке отказал. Тогда на него ополчилась местная власть.
— А я еще им чем досаждал. Придет из Москвы газета, где напечатано, как Советская власть расправляется с примазавшимися прохвостами. Я ее на сходке прочитаю вслух. И крестьяне понимают, к чему это клонится, и местная власть чует, про кого речь. Ну, конечно, навалились они на меня. Боже мой, что тут было! И арестовывали, и ребро сломали, и разорили всю мастерскую — ну, прямо начисто.
— Позвольте, как же так ребро сломали?
— Да так, по ошибке это вышло, между прочим, — незлобиво улыбается Смагин, — но только этих людей потом судили. Крепко засудили.
— Однако это выходит печально: мы с Бухариным статьи пишем, а вам за чтение их ребра ломают. Вы, пожалуй, должны были возненавидеть большевиков?
— Ну, что об этом толковать. В большой суматохе, на пожаре и не то бывает. А ненавидеть большевиков — что вы, что вы! Да кто же, кроме большевиков, Россию в порядок привел и на полный ход поставил? Нет, я в большевиков крепко верю. Только надо поскорее порядок устраивать. Чтобы каждое дело шло правильно, по инструкции.
Смагин удивился, когда я ему показал книгу Тэйлора [4]. ‘От директора-распорядителя до рассыльного’, доказывающую необходимость каждую функцию в хозяйстве тщательно изучить и каждую обязанность точно определить карточкой-инструкцией.
Фанатик инструкций дошел до своеобразного тэйлоризма особым, самобытным путем. Это — большой оригинальный ум, золотые руки и редкой настойчивости характер.
Теперь он умер. Заболел, подвергся операции, перенес ее, но через несколько дней умер.
И перед глазами он стоит живой, подвижный, резко жестикулирующий длинными неуклюжими руками и настойчиво убеждающий:
— Уговорите тов. Ленина, чтобы он с Бухариным, Троцким и еще с какими-нибудь большевиками устроили ячейку, куда всякий Смагин может прийти со своими предложениями или изобретениями. Знайте: нас, Смагиных, много. Только кликните клич.
И над могилой этого славного чудесного пролетария хочется крикнуть партии:
— Товарищи, берегите Смагиных. Это — лучшее, что есть в народных массах, ее мятущиеся души, ее праведники. Берегите Смагиных, пока они живы. Внимательнее к ним относитесь, окружайте их заботой и поддержкой, хотя бы и с нарушением всяких формальностей. Берегите Смагиных, не проглядите их вокруг себя.
Источник текста: Дела и люди: В 4 кн. Кн. 1. Рассея. М., Л., 1924
Смагин. Впервые опубликовано в газете ‘Правда’ 20 ноября 1921 г.
[2] Врангель Петр Николаевич (1878-1928) — барон, генерал-лейтенант. Один из организаторов Добровольческой Армии во время гражданской войны. В 1920 г. — главнокомандующий русской армии в Крыму. С 1920 г. в эмиграции.
[3] Керзон Джордж Натаниел (1839-1925) — министр иностранных дел Великобритании (1919-1924), консерватор. Один из организаторов антисоветской интервенции.
[4] Тейлор Фредерик (1856-1915) — разработал систему капиталистической организации производства, цель которой — получение максимальной прибыли путем максимальной интенсификации труда.