Это было несколько лет тому назад на белорусских маневрах.
Крупный авиационный десант ‘красных’ спустился на тыловую территорию ‘синих’. Дело было во второй половине дня, почти в начале вечера. Небо еще казалось высоким и светлым, солнце, скрытое облаками, светило лишь вверх, оставляя поля в рассеянно оранжевом свете.
Десант приземлился. Поле у опушки молодой березовой рощицы покрылось сугробами белого шелка и стало похоже на еще не оттаявшую из-под весеннего, проеденного солнцем снега, равнину.
Ворошилов следил за спуском десанта, стоя у лесной опушки. Поздоровавшись с командиром и поблагодарив его за отличную организацию спуска, он сел в машину и быстро уехал, почти никем не сопровождаемый.
До отбоя оставались считанные часы. Самый эффектный ‘номер’ маневров закончился.
Посредники, представители местных организаций и корреспонденты газет, тоже стали разъезжаться.
Самое интересное уже прошло. Сговаривались, где ужинать. Как и другие, мы (нас было трое от ‘Правды’) тоже перестали интересоваться маневрами, ибо знающие люди нам еще с утра объяснили, что сегодня надо видеть только десант — гвоздь дня, остальное будет неинтересно.
Поэтому сегодня мы долго уже следили за товарищем Ворошиловым, чтобы знать, когда он поедет встречать десант. Далось это нелегко.
— Он не любит, когда ему мешают работать. Особенно ‘ваш брат’, — сказали нам в штабе. Мы это уже хорошо знали и все время довольно ловко не попадались ему на глаза, держась не ближе, чем на выстрел.
Но сегодня он был необходим нам (мы не знали дороги к десанту), и, чтобы не ехать за его машиной, мы отчаянно неслись впереди нее, высовывая назад головы, чтобы не проскочить куда-нибудь в сторону. К месту приземления десанта мы, таким образом, прикатили первыми и, не имея в своем плане встречи с Климентом Ефремовичем, уже выходящим из своей машины, осмотрительно углубились на некоторое время в березовую рощу.
В общем, никому, кроме себя, мы не причинили хлопот этой прогулкой по роще, но в конце концов все обошлось отлично. Теперь, когда ‘гвоздь дня’ был позади, нам не было никакого резона гнаться за машиной Климента Ефремовича. Сегодня — конец маневрам, и ничего более интересного, чем десант, нам не суждено было увидеть.
Мы поехали в штаб руководства занять первую очередь на телеграфе, и скоро корреспонденции о красивом десанте уже были отправлены.
А за ужином в штабной столовой, часа через три после ‘отбоя’, когда шли веселые разговоры о том, будет ли дан банкет иностранным гостям и где и кого на него могут пригласить, распространилась удивительная новость, испортившая весь так хорошо прошедший день.
Рассказал ее молодой командир инженерных войск, только что приехавший с ‘поля сражения’ и видевший все, как он утверждал, — ‘абсолютно своими главами’.
Вот что, оказывается, произошло.
Командир ‘синей’ понтонной роты, стоявшей километрах в двадцати за местом приземления десанта, заметил на небе облако из парашютов. Час отбоя был недалек, но комроты все же принял кое-какие меры для обороны моста.
Климент Ефремович Ворошилов проезжал как раз мимо этой роты и заинтересовался такой поздней подготовкой ее к сражению.
— Ожидаю ‘противника’, товарищ народный комиссар, — доложил командир. — Приготовился к бою.
— Отлично. А как думаете встретить ‘противника’?
Командир изложил свой план.
— Только одно недоразумение у меня: посредник ушел, — добавил он. — Судить будет некому.
— Судить некому? — Климент Ефремович вышел из машины. — Делайте-ка свое дело, а посредником у вас буду я.
Парашютисты с песнями приближались к реке.
В сущности маневры были фактически закончены.
Разведка не высылалась.
Беспечно катили ‘победители’ по темной вечереющей дороге, между густых кустарников.
— А ну, дай им жизни! — сказал Ворошилов командиру роты. — Дураков учить надо.
И завязалось дело.
Когда десант был отброшен с большими потерями и командир парашютистов возбужденно доказывал, что это плохие шутки — ни с того ни с сего играть в войну, за час до отбоя, командир роты будто бы сказал своему ‘сопернику’:
— Игрушки или нет, это вы спросите, пожалуйста, у моего посредника. Вот он, пожалуйста!
И командир десанта, вот уже минут десять как ‘убитый’ огнем понтонной роты, теперь действительно уж ни живой ни мертвый, подошел к товарищу Ворошилову.
Мы легко представляли себе, что потом произошло.
А через день на разборе маневров, я видел этого счастливого командира роты, укравшего у нас ‘гвоздь дня’, и от него самого узнал, что все это так и было.
1941
Примечания
Случай на маневрах. — Впервые опубликовано в ‘Литературной газете’, No 5 от 4 февраля 1941 года. Написано в связи с шестидесятилетием К. Е. Ворошилова.