Сказание о том, как Петр Макарыч ложно справедливым известием напугал Марью Васильевну и прочих боязливых особ, Добролюбов Николай Александрович, Год: 1850 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 7 минут(ы)

H.A. Добролюбов. Собрание сочинений в девяти томах

Том восьмой. Стихотворения. Проза. Дневники

М.-Л., ‘Художественная литература’, 1964

СКАЗАНИЕ О ТОМ, КАК ПЕТР МАКАРЫЧ ЛОЖНО СПРАВЕДЛИВЫМ ИЗВЕСТИЕМ НАПУГАЛ МАРЬЮ ВАСИЛЬЕВНУ И ПРОЧИХ БОЯЗЛИВЫХ ОСОБ
Рассказ в трех испугах с заключением

ИСПУГ I

Почтеннейший читатель! Не знаете ли хоть вы, что это за человек Петр Макарыч? У нас в целом уезде решительно никто не берется объяснить этого. Не встретите ли вы его где-нибудь, — пожалуйста, постарайтесь разведать, что он за человек? Я вам опишу его наружность. Петр Макарыч росту среднего, 2 аршина и 6 вершков. Не толст и не тонок, а

Так себе, как должно быть человеку солидному. Физиономию, или физиогномию, имеет приятную, лоб широкий, нос обыкновенный, рот обыкновенный, волосы русые, глаза голубые, под правым ухом бородавка. Теперь вы можете дать себе понятие о его наружности. Но внутренность-то, характер-то, вот что нужно знать… А этого-то никто и не знает, в этом-то вся и задача. Право, странный человек Петр Макарыч… он какой-то оригинал. Знаете ли, какое он обещание дал при всех… Вспомнить смешно, а он и не улыбнулся… обещался при всех… тут и Андрей Иваныч был, и Семен Петрович, и Митрофан Васильич, и Фаддей Григорьич, и Марья Ивановна была, и Ольга Петровна, и Александра Ильинишна… ну, просто все были, а он при всех при них и говорит: вот-де я никогда не буду людей смешить, глупых морочить, а умным досаждать, никогда, говорит, не буду лгать, когда можно правду сказать. Тут ему все — и так и сяк… да как, мол, это можно, Петр Макарыч, всегда правду говорить, да и ложь, мол, иногда во спасение — и прочее многое душеспасительное толковали, а он и слушать не хочет. Даже и Марьи Александровны не послушался, а уж ее ли не уважают все? А он еще и обиду ей причинил. Мне, говорит, нет нужды, что будет говорить княгиня Марья Алексевна, что он ее назвал княгиней-то, ей и больно было любо, да что отчество ее исковеркал, это ей не полюбилось. Уж он и такого простого имени не мог запомнить, ну, на что это похоже, скажите пожалуйста! А ведь Петр-то Макарыч и не думает исполнять своего обещания: беспрестанно врет. Он то есть не совсем врет, да говорит все как-то двусмысленно да бессмысленно, да и уверяет, что он говорит правду. Он все говорит как Пифия, знаете, что ответы-то вместо богов давала — Крезу там, Мильциаду, Фемистоклу и прочее, всё этакие занимательные двусмысленности. И Петр Макарыч много этакого говаривал. Но ни одна из его штук не может идти в сравнение с тем, что вот недавно он напроказил. Ведь решительно весь город перепугал и после уверил, что все, что он сказал, правда. Оно, конечно, надобно сознаться, и точно было справедливо, да все-таки Петру Макарычу не надобно было так делать. Он мог объяснить все заблаговременно, а не пугать понапрасну. Как хотите — нехорошо. Ну вот, посудите сами.

Однажды Марья Васильевна… Вы знаете Марью Васильевну? Ну, еще она в губернский город прошлой зимой ездила. Еще зайца на дороге испугалась. Тогда долго толковали об этом, а она еще и до сих пор верит, что это был тигр либо мертвец. Я вам, пожалуй, опишу и наружность ее и внутренность. Это вовсе не так трудно, как описать внутренность, например, Петра Макарыча. Вот видите ли, ей тридцать пять лет, но она все еще не белится, из этого вы можете заключить, что она бела и хороша. В самом деле, она и теперь еще очень красива. С виду ей нельзя дать еще и тридцати лет. Она была замужем, но овдовела на тридцатом году, получив от мужа в наследство собственный дом (с принадлежностями) и чин надворной советницы. Из этого вы можете заключить, что она была в нашем городе особа немаловажная. Она чрезвычайно боязлива, и особенно привидений боится донельзя. Она говорит, что это у ней смолоду сделалось, вследствие прилежного чтения романов мадам Радклиф.² Впрочем, она чрезвычайно добра и приветлива ко всем. Петра Макарыча она особенно уважает и говорит — к явной обиде уездного учителя Петра Фомича,— что остроумнее и приятнее его никого в городе нет. Счастье, подумаешь, человеку: любят его, да и только, несмотря на то, что он частенько посмеивается над боязливостью Марьи Васильевны, а также и Софьи Андреевны, и Варвары Ивановны, и других некоторых боязливых особ. Он даже обещается вылечить их от боязливости. И подлинно — как только он отпустит какую-нибудь штучку да после объяснит, они все и смеются и говорят: ‘Нет, полно нам бояться мертвецов да всего — стыдно’. А поглядишь на другой вечер, опять бледнеют от страху, лишь только услышат где-нибудь стук или треск или что-нибудь подобное. Что станешь делать? Видно, уж натура их такая. А впрочем, предобрая женщина Марья Васильевна! Жаль, что так боязлива, — право, жаль…

Так вот однажды Марья Васильевна сидит и чай пьет. А уж под вечерок этак было. У ней сидела и Ольга Петровна с мужем, Иваном Николаичем. Вдруг, откуда ни возьмись, является Петр Макарыч. Марья Васильевна улыбнулась этак… знаете… так сладимо… улыбнулась, да и говорит: ‘А, говорит, гость дорогой’. А Ольга Петровна прибавила: ‘Милости просим’. А Иван Николаич и с места вскочил и подбежал к Петру Макарычу здороваться. ‘А, говорит, Петр Макарыч, мое почтение’, — да и руку ему протянул. А наш Петр Макарыч стоит как вкопанный. Тут только взглянули все на него. Взглянули и ужаснулись. Марья Васильевна побледнела и уронила из рук чашку, Ольга Петровна пролила чай из блюдечка. Иван Николаич от страху стул опрокинул: так страшен им показался Петр Макарыч. И точно — он был страшен: волосы растрепаны, сюртук весь забрызган грязью — хотя тогда была половина июня, лето было жаркое и разве в редких местах можно было зачерпнуть калоши, к тому же Петр Макарыч был бледен, дрожал, как лист на осине, и вообще был как-то не в себе. Видно, что-нибудь недаром, подумали все присутствующие: Петр Макарыч не трусливого десятка, а теперь чего-то как будто боится. Наконец Петр Макарыч провел пальцем по лбу, тряхнул головой, ущипнул себя за руку, как бы пробуя, не спит ли он, и произнес длинное: ‘У-у-у-у-уф-ф-ф!’

Затем следовала еще длиннейшая пауза…

Наконец Марья Васильевна, побледневшая как полотно, подняла руку, перекрестилась и со вздохом произнесла:

— Господи боже мой! Этакие страсти!..

— Да, — начал Петр Макарыч, — правду сказать, сбердил³-таки и я… Знаете ли вы ворота на кладбище?..

После такого начала все присутствовавшие тут решительно потеряли присутствие духа… Марья Васильевна читала: ‘да воскреснет бог’, Ольга Петровна крестилась, а Иван Николаич бормотал про себя: ‘чур меня, чур меня, с нами крестная сила, чур меня, чур меня’. Никто не отвечал на вопрос Петра Макарыча.

— Ну, так эти ворота… если вы еще не знаете, эти ворота… изъели…

Чудной, право, человек Петр Макарыч! Необъяснимый этакой. Ну, что бы ему не сказать просто как-нибудь: съели, например, или изгрызли, а то на вот: изъели, модное, видно, словцо. Из Москвы выписал. Заметьте, почтеннейший читатель, это слово: изъели: на нем созидается весь рассказ наш.

Тут все разом вскрикнули от изумления и страха. Но женское любопытство вскоре придало им силу говорить, и Ольга Петровна первая спросила: кто же изъел?

— Не изъел, а изъели, — таинственно отвечал Петр Макарыч.

— Ну уж разумеется, что не один человек, — или нет, прости господи, — не один мертвец, хотела я сказать. Да кто же именно-то? — спросила Марья Васильевна.

— Да кто же это видел, матушка Марья Васильевна? Ведь дело-то не при нас с вами было, — с досадой отвечал Петр Макарыч.

— А все над нами смеешься, вот теперь и сам, чай, поверил, что мертвецы-то по белу свету ходят.

— Ну уж, как не поверить! — воскликнул Петр Макарыч и улыбнулся, так улыбнулся, так уж улыбнулся, что и господи упаси…

Замечательно, что никто не изъявил и малейшего сомнения насчет известия, принесенного Петром Макарычем…

— Ах, господи боже мой, — жалобно возопила Ольга Петровна, — ну как нам домой-то идти? Ведь теперь, когда ворота-то изгрызены, мертвецы-то, чай, так стаями по всему городу разгуливают.

— Если вам угодно, я провожу вас, — сказал Петр Макарыч, обращаясь к Ольге Петровне и ее супругу, который все еще шептал про себя: ‘чур меня…’

— Ах, батюшки вы мои, а я как же одна-то останусь? Ну, как покойник мой залезет ко мне? Что я стану делать-то? Посидите хоть вы у меня! — восклицала бледная, как мертвец, Марья Васильевна, обращаясь попеременно — то к Ольге Петровне, то к Ивану Николаичу, то к Петру Макарычу.

— Да, а как нам идти-то будет? Ведь скоро девять часов. А как еще-то посидим да доведем до полуночи, так тогда и поминай как звали. Умчат, да в могилку, как Людмилу,⁴ — сказала, дрожа от страху, Ольга Петровна.

— А у тебя разве есть какой-нибудь милый? — спросил Иван Николаич, у которого ревность на минуту пересилила страх.

— Ну уж полно… богохульничать-то! — прикрикнула на него Ольга Петровна, — время ли теперь?..

— Да послушайте, вам лучше остаться здесь, у Марьи Васильевны, ночевать. А я зайду к вам на дом, скажу, чтобы вас не ждали, — сказал Петр Макарыч, не потерявший присутствия духу.

Ольга Петровна посмотрела вопросительно на Марью Васильевну…

— Будьте мать родная! — возопила она. — У меня есть комнаты порожние, и постель хорошая.

Ольга Петровна подумала — не пожеманиться ли ей, однако страх отбил у ней охоту от этого, и она тотчас согласилась. Петр Макарыч откланялся и ушел…

&lt,ИСПУГ&gt, II

Иной на месте Петра Макарыча просто бы не выдержал. Расхохотался бы, да и только. А он и не рассмеялся ни разу, как будто бы сказал что-нибудь дельное. Да еще мало того — он еще пошел к Софье Андреевне, а Софья Андреевна едва ли не больше Марьи Васильевны боится выходцев с того света. Она однажды увидала из окошка вечером лестницу, приставленную к дому, чтобы кидать снег с крыши, да так испугалась, что больше недели больна была от этого. Этого мало, что больна была, да, кроме того, с тех пор она получила такое отвращение от лестниц, приставленных к дому, что и теперь падает в обморок, чуть увидит где такую лестницу. А Петр Макарыч без стыда, без совести отправился к ней — пугать ее тем же, чем и Марью Васильевну…

Он нарочно испачкал грязью картуз, сюртук, растрепал волосы, брызнул себе грязью на лице и бегом со стуком вбежал в дом Софьи Андреевны… Судьба, видно, благоприятствовала Петру Макарычу. У Софьи Андреевны была в гостях и Варвара Ивановна… &lt,Не окончено.&gt,

ПРИМЕЧАНИЯ

УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ

Аничков — H. A. Добролюбов. Полное собрание сочинений под ред. Е. В. Аничкова, тт. I—IX, СПб., изд-во ‘Деятель’, 1911—1912.

ГИХЛ — Н. А. Добролюбов. Полное собрание сочинений в шести томах. Под ред. И. И. Лебедева-Полянского, М., ГИХЛ, 1934—1941.

ГПБ — Государственная публичная библиотека им. M. E. Салтыкова-Щедрина (Ленинград).

Дневники, изд. 1 — Н. А. Добролюбов. Дневники. 1851—1859. Под ред. и со вступ. статьей Валерьяна Полянского, М., изд. Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльно-поселенцев. 1931.

Дневники, изд. 2 — Н. А. Добролюбов. Дневники. 1851—1859. Под ред. и со вступ. статьей Валерьяна Полянского, изд. 2-е, М., изд. Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльно-поселенцев, 1932.

‘Добр. в восп. совр.’ — Н. А. Добролюбов в воспоминаниях современников. Вступ. статья В. В. Жданова. Подготовка текста, вступ. заметки и комментарии С. А. Рейсера, Гослитиздат, 1961.

Изд. 1862 г. — Н. А. Добролюбов. Сочинения, тт. I—IV, СПб., 1862.

ИРЛИ — Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР.

Княжнин, No — В. Н. Княжнин. Архив Н. А. Добролюбова.

Описание… В изд.: ‘Временник Пушкинского дома. 1913’, СПб., 1914, стр. 1—77 (второй пагинации).

Лемке — H. A. Добролюбов. Первое полное собрание сочинений. Под редакцией М. К. Лемке, тт. I—IV, СПб., изд-во А. С. Панафидиной, 1911 (на обл.— 1912).

Летопись — С. А. Рейсер. Летопись жизни и деятельности Н. А. Добролюбова. М., Госкультпросветиздат, 1953.

ЛН — ‘Литературное наследство’.

Материалы — Материалы для биографии Н. А. Добролюбова, собранные в 1861—1862 годах (Н. Г. Чернышевским), т. 1, М., 1890.

Некрасов — Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем, тт. I—XII, Гослитиздат, 1948—1953.

‘Совр.’ — ‘Современник’.

Чернышевский — Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, тт. I—XVI, М., ГИХЛ, 1939—1953.

СКАЗАНИЕ…

Впервые — ГИХЛ, VI, стр. 642—645. Печатается по автографу ИРЛИ. На стр. 5 рукописи дата: ‘апр&lt,еля&gt, 9, 1850 г.’, на стр. 7 — ’10 апреля’.

1. Конец фразы — часть заключительной реплики Фамусова в ‘Горе от ума’ Грибоедова.

2. См. прим. 7 на стр. 641 наст. тома.

3. Областное слово — спятить.

4. Имеется в виду одноименная баллада В. А. Жуковского (1808).

СКАЗАНИЕ О ТОМ, КАК ПЕТР МАКАРЫЧ ЛОЖНО СПРАВЕДЛИВЫМ ИЗВЕСТИЕМ НАПУГАЛ МАРЬЮ ВАСИЛЬЕВНУ И ПРОЧИХ БОЯЗЛИВЫХ ОСОБРассказ в трех испугах с заключением

Читайте также:

СКАЗАНИЕ О ТОМ, КАК ПЕТР МАКАРЫЧ ЛОЖНО СПРАВЕДЛИВЫМ ИЗВЕСТИЕМ НАПУГАЛ МАРЬЮ ВАСИЛЬЕВНУ И ПРОЧИХ БОЯЗЛИВЫХ ОСОБ
Рассказ в трех испугах с заключением