СИБИРЯКИ-ЭГОИСТЫ И ЦИВИЛИЗАТОРЫ-АЛЬТРЮИСТЫ.
СИБИРЯКИ-ЭГОИСТЫ И ЦИВИЛИЗАТОРЫ-АЛЬТРЮИСТЫ.
(ФЕЛЬЕTОНЪ).
Добродушный Сибирякъ.
‘Восточное Обозрніе’, No 2, 1886
Сибиряки-эгоисты и цивилизаторы-альтрюисты, Ядринцев Николай Михайлович, Год: 1876
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Есть у меня пріятель. Живемъ мы на разныхъ концахъ свта, повидимому, намъ другъ до друга нтъ никакого дла, а онъ — нтъ, нтъ, да и царапнетъ меня. Особенно онъ любитъ прохаживаться насчетъ Сибири и моихъ земляковъ, зная мою чувствительную струну, и видимо бываетъ весьма доволенъ, если удастся ему меня, такъ сказать, уязвить.
— Это вдь онъ увряетъ, что вотъ у нихъ Италія тамъ,— тыкаетъ онъ въ меня пальцемъ:— а въ этой Италіи я былъ-съ: 40о морозу, птица на лету мерзнетъ…— разсказываетъ онъ слушателямъ.
— И лтомъ?— спрашиваетъ кто-то изумленно.
— И лтомъ морозъ, — храбро говорить этотъ пріятель,— круглый годъ морозище, а они… Италія!.. Тундра, глушь, трущоба невообразимая! Никого, кром каторжниковъ и медвдей, нтъ… Города! какіе это чортъ города! Знаете, въ одной гостинниц мн подали замороженную сырую рыбу… а они дятъ-съ,— ткнулъ онъ опять въ меня.
Слушающіе обыкновенно посл этого бросали на меня улыбку сожалнія. Я дивился сначала нахальству этого человка, который своимъ слушателямъ городилъ всякую околесицу и ниспровергалъ элементарныя истины географіи. Выпаливъ ’40о морозомъ’ и огорошивъ имъ наивнаго слушателя, онъ наслаждался эффектомъ. Слушателемъ его былъ обыкновенно средній русскій человкъ, который географіи не учился, о метеорологіи понятія не имлъ, а любилъ почерпать вс свднія объ отечеств отъ встрчной бабы, отъ баньщика или отъ половаго. Такой слушатель обыкновенно свистлъ отъ изумленія и развшивалъ уши.
Узнавъ съ перваго раза въ этомъ просвтител и распространител свдній о Сибири извстнаго Ноздрева, я не думалъ опровергать его и жаллъ только о тхъ, кто былъ на столько бденъ умственно, что самого Ноздрева могъ принимать за провозвстника истины и свта.
Наглости Ноздрева нечего было дивиться, опровергать его совершенно было напрасно, ибо онъ безъ всякой совсти начиналъ настаивать на своемъ и даже въ вид убдительности прибавлялъ еще вдвое. Что ему сдлала Сибирь у какое ему было дло до нея, я не зналъ, но онъ имлъ ка кой-то зубъ противъ сибиряковъ.
Особенно онъ не могъ выносить никакой похвалы ей никакой защиты ея интересовъ. Когда съ теченіемъ времсш начали у Сибири подниматься вопросы, касающіеся ея гражданской жизни, этотъ пріятель поднялся на дыбы и не могі переносить ихъ даже въ принцип.
— Вопросы! Какіе тамъ вопросы!— фыркалъ онъ:— у самодовъ-то… вопросы!
Въ своихъ воззрніяхъ онъ откровенно заявлялъ, что вс инородческія племена должны ‘передохнуть’, и жалть ихъ нечего. О мстномъ же русскомъ населеніи онъ ршалъ, чт’ ему нужны ‘ежовыя руковицы’ и хорошая синельниковска палка, и больше ничего.
— На что имъ университетъ! Кіо въ немъ учиться будетъ? Кто къ нимъ подетъ изъ профессоровъ?— задавалъ онъ вопросы.— Никого у нихъ въ университет не будетъ! Знаете,— въ вид аргумента прибавлялъ онъ:— мн одинъ сибирскій купецъ говорилъ (въ другихъ случаяхъ онъ также авторитетно употреблялъ фразу: ‘А вотъ мн одинъ ярославскій половой въ трактир разсказывалъ’), — такъ этотъ сибирскій купецъ говорилъ: никакого намъ, говоритъ, университета не нужно, а вамъ нужны сапожники, столяры, маляры… а не университетъ. И это правда, — прибавлялъ Ноздревъ: — вдь у нихъ ничего тамъ не умютъ, только вдь ссыльные ремесленники ихъ одваютъ и обуваютъ.
Мнніе какого-то видннаго имъ остолопа, сибирскаго купца, заршало вопросъ объ университет.
— Новый судъ, говорятъ, имъ нуженъ!— также горячился благожелатель:— да кто у нихъ будетъ присяжными?— возьмите во вниманіе разстоянія, черезъ которыя придется вызывать свидтелей, напр., изъ Туруханска. Какъ этотъ судъ разъзжать будетъ — на сабакахъ? Ха-ха-ха!
Такими отдльными загвоздками бойкій пріятель затемнялъ всякіе вопросы объ улучшеніи сибирскаго правосудія. Сначала онъ городилъ какую-то баррикаду изъ нелпостей въ ум своего слушателя, созидалъ огромный абсурдъ, построенный на лгань, а затмъ, тыкая въ созданную имъ самимъ нелпость, торжествовалъ.
— Земство!— продолжалъ фыркать онъ:— да изъ кого у нихъ будетъ земство? гд у нихъ представители, гд у нихъ ‘интеллигенція’?— вдь у нихъ въ земств кабатчикъ будетъ засдать, хорошо земство!
Во всхъ этихъ вопросахъ доброжелатель старался такъ подтасовать невжественныя представленія слушателя, что Сибирь, по мр надобности, то являлась ‘снжной пустыней’, то инородческимъ самодскимъ царствомъ, то онъ старался внушить, что тамъ одни каторжные живутъ и т. п. Тщательно онъ только скрывалъ отъ слушателя, что это страна земледльческая, что гд въ ней также хлбъ родится и люди живутъ, что тамъ уже гражданскій строй начинается и, кром самодовъ, волковъ и ссыльныхъ, есть свободное полноправное населеніе гражданъ, желающихъ жить также, какъ живутъ ихъ братья въ Европейской Россіи.
Говорить ему объ этомъ мшало предубжденіе къ сибирякамъ, онъ придумывалъ все, чтобы досадить имъ и отрзать мути ко всякой цивилизаціи, увривъ, что въ пустыню пока и вводить нечего. Но когда присутствовалъ при этомъ кто либо изъ сибиряковъ или бывавшихъ въ Сибири и заявлялъ, что сибиряки хотятъ того-то и того-то, то онъ открывалъ походъ противъ самаго населенія.
— Эти сибиряки,— говорилъ онъ съ убжденіемъ чистой души: — развращенпйшій элементъ, кулаки-съ, наживали, смсь съ инородцами-съ, если есть и чистый русскій элементъ, то прізжіе временно и ссыльные, по русскій элементъ какъ капля розовой воды распускается въ этой тин, въ этомъ болот. Ссыльный выше стоитъ сибирскаго населенія, онъ его цивилизуетъ…
— Ну, а иногда поворовываютъ и обманываютъ…— ршался иногда прибавить присутствующій сибирякъ.
— Васъ обкрадываютъ, васъ обманываютъ!— накидывается Ноздревъ:— да вы сами всхъ чище обманете, они ссыльнаго готовы всякимъ способомъ притснять, соки изъ него выжать…
При такомъ неожиданномъ оборот смирный сибирякъ обыкновенно терялся. Со всякимъ другимъ подобное сравненіе съ жуликомъ и воромъ могло бы навлечь непріятныя столкновенія. Но сибирякъ въ этомъ вопрос чувствуетъ себя робкимъ и предъ цивилизаторомъ возражать не сметъ. Ему можно доказывать, что онъ, не совершившій никакого преступленія, по нравственнымъ качествамъ хуже всякаго вора. Видя такое безпристрастіе и нелицепріятіе, онъ предпочитаетъ умолкнуть и только горькая усмшка блуждаетъ у него. Онъ слушаетъ оратора и думаетъ про себя: ‘вдь вотъ подумаешь, какъ вретъ-то безъ стыда и не треснетъ’.
— Но, позвольте, въ Сибирь ссылаютъ вдь разныхъ жуликовъ, карманниковъ, иногда убійцъ: какая же тутъ цивилизація?— возражаетъ недоумвающій посторонній слушатель.
— Отличнйшіе-съ люди! Помилуйте, они тамъ честнымъ трудомъ живутъ, прислуга — все ссыльные, а сибирякъ только думаетъ о нажив!
Однако, вдь это странно: воровалъ, воровалъ и вдругъ сталъ олицетвореніемъ добродтели, и гд же?— въ Сибири, куда онъ явился голъ какъ соколъ!— думаетъ слушатель.
— Нтъ ничего удивительнаго!— возражаетъ ораторъ.— Вотъ я видлъ повара, изъ каторжныхъ, отличный поваръ, а въ Россіи 7 душъ убилъ, другой домомъ обзавелся, я самъ у него останавливался, съ семьей живетъ отлично, а въ Россіи воровалъ… Нтъ, вдь тамъ изъ нихъ выходятъ отличные люди. Да и сами посудите, вдь его воровать нужда заставила, разв безъ надобности онъ укралъ бы?..
Я всегда дивился этой перемн взгляда на преступность и преступленіе, которая осняла зазжихъ людей, и та необыкновенная симпатія, которой они внезапно проникались къ людямъ, нравственныя качества которыхъ и поведеніе когда-то возмущали ихъ. Въ Россіи вамъ не случается слышать такой ярой защиты и такого примирительнаго взгляда по отношенію къ поступкамъ этихъ лицъ. Воръ такъ воръ, и воровство такъ воровство. Никто не будетъ говорить про убійцу, зарзавшаго съ цлію грабежа цлую семью, что это премилый человкъ и добрйшій, а порзалъ семью нечаянно… Если къ вамъ влзутъ въ Россіи въ окно, стянутъ золотые часы… вы возопіете и непремнно потребуете, чтобы этого человка куда нибудь спрятали, а не позволили ему лазить по чужимъ окнамъ. Но въ Сибири, встрчая того же самаго субъекта, зазжій человкъ вдругъ размягчается. Въ самомъ дл, вдь этотъ человкъ боле въ окошко къ нему не лзетъ, а вонъ и домкомъ обзавелся, да и бифштексъ ему изготовилъ,— острота преступленія изгладилась изъ памяти, чувства размягчаются, и вотъ начинается бесда.— Какъ же это васъ сюда занесло?— ‘Несчастный случай’, ‘судьба’, ‘попалъ по случайности’, ‘по подозрнію’, — скажетъ одинъ, а другой и цлую чувствительную исторію разскажетъ, да еще какую занимательную.— Ахъ бдный, бдный! А какъ вы живете?— Плохо-съ, своими трудами, да сибиряки старожилы притсняютъ, — скажетъ ловкій ссыльный, чтобы возбудить сочувствіе.
Прізжій, встрчая въ первый разъ преступника, да еще человкъ чувствительный, весьма легко поддается на эти разсказы и исповди. Онъ не прочь записать ихъ, думая, что длаетъ ‘психологическое открытіе’, забывая одно, что человческія исповди не подносятся въ вид бифштекса и яичницы для угощенія первому встрчному. Человку, у котораго накопилось на душ много тяжелаго, нелегко высказываться, но зазжій не замчаетъ, что передъ нимъ излагается романъ. Три мушкатера’. Вотъ источникъ всхъ ссыльныхъ повстей и разсказовъ о добродтеляхъ. Странно одно, что примиреніе съ фактомъ преступленія совершается на другой почв. Отчего бы добрымъ людямъ, проникшимся новыми взглядами только въ Сибири, не отнестись также мягко съ самаго начала и не клеймить, не карать, не ссылать этихъ людей, пострадавшихъ невинно, по ихъ словамъ. Намъ извстно, что русское общество далеко еще не стоитъ на точк зрнія, отвергающей вмняемость, смотрящей на всякое преступленіе съ точки зрнія причинъ, породившихъ его, и на преступника но всегда усвоиваетъ взглядъ какъ на общественную жертву. Разсказы самихъ преступниковъ не встрчаютъ здсь такого доврія, ибо рядомъ съ этимъ въ Россіи идетъ весьма точное слдствіе, и судъ (предоставляющій въ то же самое время вс средства къ оправданію), который констатируетъ иногда весьма некрасивые факты. Не подкрашенное преступленіе убійцы изъ-за денегъ, подлость, подлогъ возбуждаетъ негодованіе. Въ Сибири иное… Странно, что не закрадется здсь только сомнніе въ разсказанномъ, слушатель не подозрваетъ, что поваръ можетъ въ конц изъ самаго барина бифштексъ изготовить, что невинный человкъ, можетъ быть, по прежнему ночныя экскурсіи совершаетъ, а если и закрадется сомнніе, всякій подумаетъ: ‘да вдь онъ теперь не въ мое окно лазаетъ’. Давая отчасти такое объясненіе особымъ симпатіямъ въ отношеніи преступныхъ элементовъ въ Сибири, я, однако, дивился, откуда мягкосердіе могло взяться у Ноздрева: онъ человкъ былъ несантиментальный. Симпатіи его мн разъяснились впослдствіи лучше, когда я узналъ о его влеченіяхъ и карьер.
Между тмъ, пока сибиряки безмолвствовали и молчаливо принимали вс упреки и обвиненія съ равнодушіемъ тюленей, люди заинтересованные распускали всевозможную ложь и нареканія на сибиряковъ. Среди ссыльныхъ были и не одни простолюдины, подкупавшіе сердца жалобными словами,— ссылка иметъ своихъ ‘орловъ’. Позднйшіе процессы дали настоящихъ уголовныхъ героевъ, представителей разныхъ аферъ, свихнувшихся юристовъ, героевъ банковъ, сонмъ ‘черной банды’. Это были люди во фракахъ съ наточенными ногтями и скобленными пальцами для всякой игры, люди, ловко проникающіе въ общество и умющіе проводить свои взгляды.
Въ одномъ изъ сибирскихъ большихъ городовъ рядомъ съ шулерскими притонами ссыльныхъ сформировался цлый союзъ нкіихъ ссыльныхъ, высшихъ профессій аферистовъ, осужденныхъ за подлоги, за расхищенія и т. п. Они составили сливки и своего рода аристократію и ршились выдвинуться съ своимъ мнніемъ. Сначала эти ‘образованные люди’ занимались въ сибирскомъ город просто жульничествомъ, тяжбами, шантажомъ, а потомъ вдругъ возмнили себя цивилизаторами въ Сибири и съ дерзостью не мене Ноздревской начали проводить ‘взгляды и идеи’.
Они даже начали создавать свою печать въ Сибири, главная цль ихъ явилась доказывать сибирское невжество и свое превосходство, и вмст съ тмъ они начали выпускать всевозможные пасквили на сибирское общество. Ругать и травить сибиряковъ стало ихъ любимою тэмою, они начали распространять мннія, что сибиряки — ябедники, что они своекорыстны, что они эксплоатируютъ ссыльныхъ, что сибиряки ‘квасные патріоты* своей мстности (а они космополиты ‘зеленаго поля’). Что шайка людей постороннихъ, враждебныхъ обществу, готова была чмъ нибудь отмстить за свой позоръ и униженіе сибирякамъ,— это было понятно. По удивительно, что ихъ мннія и лганье начали получать поддержку у людей простодушныхъ. Не стсняясь никакими средствами, давно привыкнувъ играть фразами, словами, девизами, вчно подъ фальшивой маской, они вдругъ провозгласили себя сторонниками ‘русскаго дла’ и представителями русскаго взгляда въ сибирской жизни. Это была уже неожиданная дерзость! Какъ будто до нихъ не было въ Сибири русскихъ людей. Подбирая ‘ягоды своего поля’ во всей Сибири, немудрено, они завели сношеніясо всми героями одинаковой участи и встртили сочувствіе, но они вводили въ заблужденіе и доврчивыхъ русскихъ людей, которымъ хотлось сказать:
— Не компрометируйте, по крайней мр, себя. ЧтоЧ можсте вы имть общаго съ Шуллерами? Какими цивилизаторами могутъ явиться ссыльные кассиры, адвокаты, сосланные за жульничество? Какое русское дло могутъ они защитить? Что общаго между ‘русскимъ дломъ’ и людьми, ошельмованными, уличенными въ кражахъ, подлогахъ? Но въ то время, когда лучшіе честные русскіе люди отвернулись отъ сформировавшейся черной банды въ Сибири и но считали себя съ ней нимало солидарными, нашлись бойкіе люди, по сходству души начавшіе вторить имъ. Это были люди такого же аппетита, самые безцеремонные хищническіе элементы изъ зазжихъ цивилизаторовъ, явившіеся въ Сибирь срывать куши, нагрвать и спекулировать. Однородные элементы соединились.
Какъ только появились нападки на сибиряковъ и Сибирь, указанный пріятель пришелъ въ необыкновенный восторгъ и сталъ ими захлебываться. Онъ цдилъ изъ этого источника, изъ этой клоаки все пикантное. Я зналъ и прежде, впрочемъ, его особое расположеніе къ такимъ мстамъ, которыя другіе обходятъ. О Сибири я съ нимъ уже не говорилъ. ‘Оставь ты ее въ поко,— какъ-то я ему сказалъ:— и безъ насъ она съ тобою проживетъ, если ты не благоволишь къ ней, то никто туда тебя не приглашаетъ, а если ты отъ нея будешь подальше, то даже очень обяжешь’.
Но пріятель не унимался. Надояхъ, онъ съ торжествомъ принесъ новое произведеніе, вышедшее изъ враждебной сибирякамъ лиги. Въ этой стать отстаивался энергично жульническій элементъ Сибири, и говорилось, что ссылка способствовала экономическому благосостоянію всхъ сословій Сибири. Когда бы не было ссыльныхъ,— доказывала статья,— сибирякамъ было бы сть нечего, и въ доказательство приводилось, что генералъ Киндерманъ ране кормилъ сибиряковъ только березовой корой. (И березовой кашей кормили!). ‘Теперешніе сибиряки, сами потомки ссыльныхъ,— говорилось въ другой стать, популяризировавшей первую, — неохотно даютъ въ своихъ сословныхъ обществахъ пріютъ ссыльнымъ, отбывшимъ срокъ наказанія, именно потому, что предпочитаютъ эксплоатировать ихъ трудъ, какъ людей безпріютныхъ. Вообще грубый эгоизмъ отличительная черта сибиряковъ (sic!!), къ какому бы они званію ни принадлежали’. Прочитавъ эту реплику я увидлъ карты знакомой подтасованной колоды.
— Каково!— воскликнулъ благопріятель съ торжествомъ:— каковы неблагодарные сибиряки! Пользуются, эксплоатируютъ и жалуются еще, грубые эгоисты — я давно говорилъ это, и ‘вс безъ исключенія, къ какому бы званію ни принадлежали’,— кинулъ онъ язвительный взглядъ въ мою сторону. Я понялъ, что послдняя фраза кинута для меня, чтобы я не ушолъ изъ ршета.
Мн не хотлось возражать Ноздреву. Здсь что ни слово, то была подтасованная ложь. ‘Сибиряки потомки ссыльныхъ’. Но кто же не знаетъ, что Сибирь завоевывали и колонизовали казаки и промышленные люди, что до сихъ поръ въ Сибири живетъ масса вольныхъ свободныхъ гражданъ. Но не учить же было Ноздрева! ‘Сибирякамъ безъ ссыльныхъ было бы сть нечего’. Кто не видалъ въ Сибири ссыльныхъ и бродягъ, кормящихся сибирскимъ подаяніемъ, кто не знаетъ, что ссыльные самые негодные работники, и никогда не были земледльцами, да и откуда явиться этому трудолюбивому элементу! Достаточно прочесть хоть очерки Короленко, который свидтельствуетъ, что даже якуты содержатъ ссыльныхъ, которые не умютъ жить своимъ трудомъ. ‘Сибиряки неохотно даютъ въ своихъ сословныхъ обществахъ пріютъ ссыльнымъ’. Но любопытно знать, кто когда спрашивалъ сибиряковъ — желаютъ ли они принимать ссыльныхъ, и что они могутъ длать ‘неохотно’, когда ссыльныхъ обязательно приписываютъ къ обществамъ?
Ссылка сибирякамъ выгодна, а они, видите, грубые эгоисты. Но если они грубые эгоисты, то имъ, конечно, надобно желать ссылки, а не протестовать противъ нея. Но Ноздреву все равно до противорчій!
Въ этихъ объясненіяхъ меня заняла не нелпость ихъ, не то, что сибиряковъ зачислили всхъ въ кругъ ‘грубыхъ эгоистовъ’, не различая интеллигентныхъ отъ невжественныхъ, не различая категорій и сословій и т. д. Я зналъ давно подобное объясненіе, зналъ, что сибирское общество рабочее, промышленное общество, не имло въ сред своей ‘привиллегированнаго альтрюизма’. Тамъ, гд приходится не на чужой счетъ жить, а самому изыскивать средства, понятно развитіе эгоизма. Я охотно уступалъ вс чувства альтрюизма прізжающимъ, напримръ, за отысканіемъ золота и всмъ, кто халъ цивилизовать Сибирь съ двойными прогонами и годовымъ невзачетъ жалованьемъ (сибиряки этой привиллегіей альтрюизма не пользовались). Я примирялся съ свойствомъ нашего эгоизма. Но меня въ данную минуту заняли послдствія. Ну, хорошо, эгоисты!— сказалъ я:— однако вдь это не значитъ, что мы воры и мошенники. Мало ли эгоистовъ на свт,— что же дальше?!
— Я вотъ что!— воскликнулъ Ноздревъ,— вы, жесткіе эгоисты, жалуетесь на ссыльныхъ, а они еще мало васъ пробираютъ. Васъ надо почище еще проучить. Ссыльные праве васъ и добродтельне. Нечего церемониться съ вами, эгоистами!
Признаться сказать, это было неожиданно.
— Но вдь ты проповдуешь войну:— замтили я Ноздреву на его нелпость:— ты проповдуешь войну жуликовъ противъ свободныхъ честныхъ людей. Вдь ты натравливаешь ссыльныхъ, поощряешь ихъ обирать эгоистовъ, лзть въ окно, очищать шкатулки. Вдь это проповдь преступленія противъ мирнаго общества, какая же это цивилизація!
Отъ одной мысли я пришелъ въ ужасъ, увидя, къ чему вела проповдь ссыльной банды въ Сибири противъ сибиряковъ. Ноздревъ, конечно, меня не слушалъ.
Чрезъ нсколько дней я встртился съ однимъ знакомымъ землякомъ и спрашиваю:— Скажите, вы знаете цивилизатора Ноздрева? Изъ-за чего онъ Сибирь ругаетъ? За что онъ васъ ненавидитъ?
— Да неужели же ты не понимаешь! Вдь у него у самого одно стремленіе — куши срывать, а времена худыя, почвы нтъ, въ Россіи противъ хищенія пошли, суды подтягиваютъ. Вотъ онъ и злится. Зависть беретъ. А дай ему волю, онъ чище насъ окажется!
— Такъ вотъ откуда эти предубжденія?— воскликнулъ я.— Не понимаю только, почему его при всемъ этомъ, однако, такъ Сибирь интересуетъ.
— Да вдь онъ знаетъ, что ея не минетъ… сказала мн землякъ.
— Какъ такъ!— воскликнулъ я.
— Да у него ужъ длишки есть, того гляди, сошлютъ…
— Скажите, такъ вотъ откуда симпатіи-то къ извстнымъ элементамъ ссылки, къ ея ‘орламъ’! Онъ самъ среди нихъ будетъ, браво!!.. Ай да альтрюистъ!