Аркадий Тимофеевич Аверченко
Аркадий Тимофеевич Аверченко
Драма в 5-ти действиях Эрнста Харта, пер. с нем. П. П. Потёмкина, постановка В. Э. Мейерхольда.
Александринский театр.
Шут Тантрис, Аверченко Аркадий Тимофеевич, Год: 1910
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Главные действующие лица пьесы ‘Шут Тантрис’ — Тристан и Изольда.
Эта сентиментальная парочка успела уже в продолжение одного сезона исколесить все большие петербургские театры: Мариинский (Вагнер), Малый (Буренин) и теперь Александринский (Харт).
Закат жизни этой сентиментальной парочки должен быть в какой-нибудь ядовитой оперетке, а смерть — в кабаре ‘ Кривое зеркало’.
Потому что с каждой последующей пьесой, где фигурируют Тристан и Изольда, действующие лица всё глупеют, дичают, и поступки их постепенно лишаются простой здравой человеческой логики и смысла… И мы ещё дождёмся пьесы, где Тристан приволокнётся за Бранженой, а король Марк зажарит Изольду и съест, внеся в умы подданных великое недоумение и смуту.
Уже в пьесе Харта мы видим, как король Марк неожиданно глупеет по сравнению с буренинской ‘ Песнью любви’ (не говоря уже об опере Вагнера). Характер короля Марка в пьесе Харта упрощается, схематизируется и выливается в два крайние стремления: если королю кто-нибудь понравился — наградить его по самые уши, а если не понравился — скудная фантазия короля подсказывает ему единственный выход: ‘ Я привяжу тебя к бешеным лошадям и погоню их в поле’!
Или: ‘ Я тебя сброшу со стены башни вышиной в сто саженей’.
Когда свирепый и недалёкий Марк убеждается в измене жены, то, вместо того, что бы поехать к адвокату по бракоразводным делам, разводит костёр и, обнажив перед поданными жену, собирается зажарить её, как каплуна. На счастье жены, в Англии вследствие постоянно сырой погоды никто не мог, с древнейших времён до наших дней, развести на открытом воздухе костёр — и кулинарная затея короля с треском провалилась.
Девять лет спокойствия и счастья с женой не пояснили мутный разум короля Марка: услышав о новом появлении Тристана, он решает, что лучшим выходом будет — отрубить Изольде голову или, в крайнем случае, отдать жену на потеху и удовольствие прокажённым. Затея с прокажёнными не удаётся только благодаря расторопному Тристану: он переодевается прокажённым и в критическую минуту разгоняет всю эту больную слабую толпу несколькими безобидными взмахами палочки величиною с карандаш.
Но Изольда не узнаёт его.
Тщетно он открывает своё лицо, клянётся, что он Тристан, что они превосходно знакомы…
‘ Нет, — говорит Изольда, — ты не Тристан. У Тристана плащ был совсем другого цвета и волосы, кажется, чуточку посветлей’.
Несчастный Тристан прокалывает подвернувшегося специально злодея Донована и прыгает со стены высотою в сто саженей. С тех исторических времён сажень значительно выросла, вытянулась… Тогда она была совсем крошечная, не больше мизинца ребёнка. Так что, спрыгнув со стены, Тристан имел полную возможность ещё раз бросить из-за стены последний взгляд на Изольду.
Следующий акт: Тристан в одежде шута появляется перед королём Марком и Изольдой.
В простой человеческой пьесе дело произошло бы так:
Марк (вглядываясь в шута). Сдаётся мне, что твоё лицо мне знакомо…
Изольда (про себя). Боже ты мой! Да ведь это мой Тристан…
Марк. Разве это не бездельник Тристан?!
Гости (смеются). Ну конечно, это он. Вечно выдумывает какой-нибудь маскарад!
Марк. Держите этого негодяя! Верно, новые шашни затевает с женой… Вяжите его!
А вот как представляет себе эту сцену автор Эрнст Харт:
Марк. Что это за неизвестный шут пришёл к нам? Как тебя зовут?
Тристан. Отгадайте: был я рыцарем, знаю всех вас по именам, знаю, в каком месте у Изольды на теле родимые пятна… Зовусь — Тантрис. Если переставите слоги этого прозвища — узнаете моё настоящее имя.
Марк (задумывается). Нет, это трудно. Где ж там отгадать!
Тристан. Эх, вы! Да я же и есть Тристан.
Марк. Быть не может!
Гости. Он шутит!
Изольда. Сочиняет! Тристана я знаю — у того на ногах были другие сапоги и совсем другого цвета рубашка.
Оставшись с Изольдой наедине, Тристан отбрасывает всякие церемонии и прямо говорит:
Тристан. Да ведь я же Тристан!
Изольда. Нет! Какой же ты Тристан? Тристана я хорошо знаю.
Тристан. Да что же тебе, ещё что-то показывать, что ли? Ну, помнишь, как-то осенью, десятого сентября, мы охотились, и я посадил тебя к себе на лошадь — ещё ты меня поцеловала в ухо и назвала своим плутишкой. Помнишь?
Изольда (радостно). Помню!
Тристан. Ну — так ведь это же я! Я и был. Тристан. Ещё нас с тобой сжечь хотели…
Изольда (недоверчиво). А зачем на тебе красная рубашка? Тристан был в чёрной.
Тристан. Да я просто переоделся.
Изольда. Нет! Ты меня обманываешь. У Тристана и сапоги были другие и плащ был… И лошадь была… Хлыст… Седло было у Тристана.
Если бы Тристан женился на Изольде, их жизнь была бы сплошным мучением… Однажды, поцеловав жену, он пошёл бы в другую комнату и надел бы новый пояс и перчатки другого цвета. Войдя снова к Изольде, сказал бы:
Тристан. Ну, милая, я готов. Едем к нашим соседям в гости.
Изольда (в ужасе). Кто вы такой? Я вас не знаю.
Тристан. Вот тебе раз! Да я же твой муж.
Изольда. Нет! Я вас не знаю — у Тристана был чёрный пояс, а у вас жёлтый! И перчатки другие… Эй, люди! Караул! Ко мне! В наш дом забрался разбойник!
Почти так же вела себя Изольда и в пьесе.
Изольда. Я тебя не знаю. Может, ты и Тристан, а может, и нет. Войди в клетку к свирепому Тристанову псу — если он тебя узнает, тогда и я, пожалуй…
Конечно, собака сразу узнаёт хозяина, и, когда Тристан уходит, Изольда громко, но безутешно кричит ему вслед: ‘ Тристан! Вернись! Теперь я вижу! Тристан’!
Но Тристан уходит.
И поделом.
Для большой пьесы такая фабула мелка. Почётное место заняла бы она в какой-нибудь газете в отделе ‘Смесь’ под заголовком: ‘ Ещё кое-что об уме собак’.
По справедливости я должен был бы упомянуть о прекрасном литературном переводе ‘Шута Тантриса’ поэтом Потёмкиным, но так как в этом же номере ‘ Сатирикона’ идёт стихотворение того же автора, то говорить что-либо восторженное о своём же сотруднике как-то неловко.
Ave (славься (лат.)).
1910 г.
Источник текста: Русский театральный фельетон, сост. Е. Ю. Хваленская, М. ‘ Искусство’, 1991 г. С .434-439.