Иоганн Кристоф Фридрих Шиллер
Иоганн Кристоф Фридрих Шиллер
Сочинения:
Сочинения:
Литература.:
Литература.:
З. Е. Либинзон.
Шиллер Иоганн Кристоф Фридрих, Либинзон З. Е., Год: 1975
Время на прочтение: 15 минут(ы)
Источник: Либинзон З. Е. Шиллер И. К. Ф. // Краткая литературная энциклопедия / Гл. ред. А. А. Сурков. — М.: Сов. энцикл., 1962—1978. Т. 8: Флобер — Яшпал. — 1975. — Стб. 709—718.
ШИЛЛЕР (Schiller), Иоганн Кристоф Фридрих (10.XI.1759, Марбах на Некаре, — 9.V.1805, Веймар) — нем. поэт, драматург, теоретик иск-ва, историк. Наряду с Г. Э. Лессингом и И. В. Гёте — основоположник нем. классич. лит-ры. Сын фельдшера, офицера на службе вюртембергского герцога. Воспитывался в религиозно-пиетистич. атмосфере, сказавшейся в его ранних стихах. Окончив латинскую школу в Людвигсбурге (1772), по приказу герцога был зачислен в воен. школу (преобразованную позже в академию на правах ун-та), где занимался сначала на юридич., потом на мед. отделении. Благодаря Я. Ф. Абелю и др. молодым преподавателям Ш. познакомился с моралистич. философией Фергюсона и Шефтсбери, с идеями англ. и франц. просветителей — Локка, Монтескьё, Вольтера, Руссо. В круг его интересов входят амер. освободит. движение, творчество Шекспира, Лессинга, произв. нем. штюрмеров И. Г. Гердера, Гёте, Ф. М. Клингера, И. А. Лейзевица, К. Ф. Д. Шубарта, антифеод. традиции швабской лит-ры и публицистики. Глубокое противоречие между свободолюбивыми просветит. идеями и тиранией в Вюртемберге и в большинстве карликовых нем. феод. гос-в 18 в. породило в мировоззрении молодого Ш. трагич. разлад, сохранившийся на протяжении всего его творч. развития, отмеченного беспрестанными поисками идеального обществ. устройства.
Вместе с неск. друзьями Ш. образовал в академии тайный ‘поэтич. оппозиц. клуб’, в к-ром обсуждались его первые произв., в т. ч. драма ‘Разбойники’ (‘Die Rauber’, изд. 1781, пост. 1782, Мангейм).
‘Разбойники’ — трагедия о дисгармонии в совр. мире, о вражде и ненависти в человеч. взаимоотношениях. Следуя идейным и худож. принципам ‘Бури и натиска‘, Ш. придал протесту гл. героя чрезвычайно обобщенные, едва ли не космич. очертания. Обнаружив чудовищные преступления своего брата Франца, Карл Моор воспринял их как проявление порочности всей природы, как пробуждение древней распри в человеч. роде и возомнил себя божеств. мстителем, однако избранная им форма социального возмездия — разбой — не могла не придти в противоречие с его возвышенными намерениями. В герое Ш., еще декларативном, намечен трагич. характер, готовый нести полную меру ответственности за все совершенное. В первой драме Ш. угадываются разл. стилевые тенденции: шекспировская трагедийность, метафоричность барокко, руссоистская риторика, штюрмерская громогласность. При всем том, ‘Разбойники’ открыли новый тип драмы — лирич. страстной, политич. устремленной, эмоционально действенной.
Написав дисс. на философско-мед. тему ‘Опыт взаимосвязи животной природы человека с духовной’ (1780), Ш. окончил академию и был назначен в Штутгарт полковым фельдшером со скудным жалованьем. Унизительная служба совмещалась у Ш. с творч. активностью: он вступает в ред. местной газеты, выпускает поэтич. ‘Антологию на 1782 год’ (указав фиктивное место изд. — Тобольско), большинство стихов к-рой сочинено им самим, пишет драму из итал. истории о заговоре Фиеско, набрасывает планы др. драм. За самовольную отлучку из полка в Мангейм на представление ‘Разбойников’ герцог подверг Ш. аресту, запретив писать что-либо, кроме мед. сочинений. В 1782 Ш. бежал из владений герцога и нашел приют в имении К. Вольцоген в деревушке Бауэрбах, закончив драму ‘Луиза Миллер’ (впоследствии назв. ‘Коварство и любовь’), в 1783 переехал в Мангейм, где развернул кипучую деятельность: занял должность драматурга в театре, переработал для сцены написанные раньше пьесы, выступил с теоретич. докладом ‘Каково воздействие хорошего постоянного театра’ (с 1802 под назв. ‘Театр, рассматриваемый как учреждение нравственное’), готовил новый журнал ‘Рейнская Талия’ (‘Rheinische Thalia’, No 1 вышел в 1785, со 2-го номера — ‘Талия’, с 1792 — ‘Новая Талия’ — ‘Neue Thalia’). Однако его материальное положение оставалось непрочным и, приняв приглашение незнакомого почитателя Г. Кернера, ставшего с тех пор его ближайшим другом, Ш. в 1785 переехал в Лейпциг, затем в Дрезден.
Первыми драматич. и поэтич. произв. Ш. поднял лит. движение ‘Бури и натиска’ на новую ступень, придав ему более целеустремленный, общественно действенный характер. Особенно велико значение ‘Коварства и любви’ (‘Kabale und Liebe’, 1784), обозначенной как ‘мещанская трагедия’ — популярный в просветит. лит-ре драматич. жанр. Обычный в мещанских драмах моральный конфликт между бурж. добродетелью и дворянским пороком у Ш. стал конфликтом социально-политическим. Сатирически заостренная против сословных привилегий и самоуправства аристократии, пьеса вскрывала безволие и обществ. индифферентность нем. бюргерства, провозглашала равенство людей. События, развернувшиеся в безымянном нем. герцогстве, отразили накалившуюся предреволюц. атмосферу в Европе. В драме обличалась продажа нем. солдат в англ. армию для расправы с боровшимся за независимость амер. народом. Такого диапазона и революц. пафоса не знала ни одна мещанская драма. Ф. Энгельс поставил Ш. — создателя первой нем. политически тенденциозной драмы — в один ряд с Эсхилом, Аристофаном, Данте, Сервантесом. Характеры неистового Фердинанда, последнего штюрмера в нем. лит-ре, и особенно гл. героини Луизы Миллер, самоотверженно противостоящей интригам власть имущих, а также вся структура драмы уже обозначили контуры большой социально-философ. трагедии, осуществленной вскоре Ш. на историч. материале.
Интерес к прошлому как базе для совр. ‘респ. трагедии’ проявился уже во второй драме Ш. ‘Заговор Фиеско в Генуе’ (‘Die Verschworung des Fiesko zu Genua’, 1783), где колоритно воссозданная картина политич. борьбы в эпоху позднего итал. Возрождения еще не получила достаточно обоснованного перспективного простора. Лишь в ‘Дон Карлосе’ (1783—87) Ш. удалось извлечь из исп. истории 16 в. всемирно-историч. смысл. В те же годы Ш. создал ряд др. произв., связанных общей идейно-философской проблематикой: лирич. стихи (‘К радости’, ‘Отречение’, ‘Непобедимая армада’ и др.), новеллу ‘Преступник из-за потерянной чести’ (1786), роман ‘Духовидец’ (‘Der Geisterseher’, 1787), начал драму ‘Человеконенавистник’ (‘Der Menschenfeind’), задумал выпуск серии книг ‘История замечательных восстаний и заговоров’ (1-й т. — в 1788), работал над ‘Историей отпадения соединенных Нидерландов от испанского правления’ (‘Geschichte des Abfalls der Vereinigten Nederlanden von der Spanischen Regierung’, вышел только 1-й т., 1788). Все эти разные по жанру произв. свидетельствуют о расширении кругозора писателя, углублении просветит. мировоззрения (‘К радости’, вдохновенный гимн грядущей свободе, братству всех людей, включенный Л. Бетховеном в финал 9-й симфонии), о большей зрелости историч. мышления. Опыт социально-политич. борьбы европ. наций, в первую очередь антиисп. война Нидерландов, раскрыл Ш., нек-рые определяющие тенденции историч. развития, привел к уяснению всеобщих форм борьбы за прогресс. Освободит. движение маленького нидерл. народа против могучей исп. империи воспринималось Ш. как предвестие схватки старого мира с идеалом разума и свободы, как борьба за новую форму гос-ва. Это понимание общности историч. судеб освободит. борьбы народов привело к изменению первонач. замысла ‘Дон Карлоса’: семейная драма исп. инфанта выросла в трагедию обществ. преобразователя — ‘гражданина вселенной’ — маркиза Позы, проза заменена пятистопным ямбич. стихом, более согласующимся с общим идеализирующим способом художеств. обобщения, а жанр определен как драматич. поэма. В кульминации ее (сцена встречи Позы с Филиппом II) маркиз, выражая непоколебимую веру в прогресс, заявляет, что король напрасно мнит ‘остановить истории всемирной колесо’, Ш. сознавал одновременно, что движение это не прямое и гладкое, а мучительно трудное, трагическое, требующее жертв. В трагедии развернут непримиримый конфликт между властвующим деспотизмом и идеалом царства разума и свободы. Всецело посвятив себя обновлению мира, обеспечению счастья грядущих поколений, Поза страстно ищет пути и средства к осуществлению своих мечтаний и, запутавшись в клубке интриг, погибает в схватке с абсолютизмом. Пламенное красноречие и внутр. убежденность раскрывают натуру благородного энтузиаста. В судьбе Позы намечена та трагедия идеалиста, к-рая вскоре получит у Ш. теоретич. обоснование и дальнейшее поэтич. воплощение. ‘Дон Карлос’ в специфич. худож. форме выявил трагизм нового времени, отмеченный еще Руссо, философия к-рого привлекала Ш. с юности: былая цельность общества распалась, настал век всеобщей разобщенности, лишь за далеким горизонтом светится обществ. гармония.
Отъездом в 1787 в Веймар датируется начало новой фазы в творчестве Ш., проступающей уже в ‘Дон Карлосе’. Пересматривая прежний опыт и штюрмерские худож. позиции, Ш. отдается изучению истории, философии, эстетики. В 1789, при содействии Гёте, с к-рым он познакомился в 1788, Ш. занял должность экстраординарного проф. истории Йенского ун-та, где прочел вступит. лекцию на тему ‘Что такое всемирная история и для какой цели ее изучают?’. В 1793 Ш. опубл. ‘Историю тридцатилетней войны’ (‘Geschichte des Dreissigjahrigen Krieges’) и ряд статей по истории. Прочитав в 1791 книгу И. Канта ‘Критика способности суждения’, Ш. стал приверженцем кантовской философии, влияние к-рой ощущается в его эстетич. трудах: ‘О трагическом искусстве’ (‘Uber die tragische Kunst’, 1792), ‘О грации и достоинстве’ (‘Uber Anmut und WUrde’, 1793), ‘О патетическом’ (‘Uber das Pathetische’, 1793), ‘Письма об эстетическом воспитании человека’ (‘Uber die asthetische Erziehung des Menschen’, 1795), ‘О наивной и сентиментальной поэзии’ (‘Uber naive und sentimentalische Dichtung’, 1795—96), ‘О возвышенном’ (‘Uber das Erhabene’, 1795) и др.
Исследуя всеобщую историю от начальных ее этапов (ст. ‘Нечто о человеческом обществе по данным Моисеева Пятикнижия’, 1790) до новейшего времени, Ш. отмечал прогресс в развитии человеч. общества, к-рое, однако, не избавилось от дикого варварства и рабского угнетения. В отличие от большинства просветителей 18 в., Ш. улавливал трагич. путь человечества. Ш. сочувственно встретил весть о Великой франц. революции, но якобинская диктатура встревожила его. Одобряя низвержение феод. порядков, он порицал казнь Людовика XVI, в к-рой видел насилие, неприемлемое для него теперь в любых формах. Ход франц. революции и ее последствия усилили трагич. мироощущение писателя. В духе философии Канта Ш. писал об извечной раздвоенности человека, о пропасти, образовавшейся между его нравств. и физич. природой. Поскольку человеку недоступны законы объективной необходимости, его стремления в идеальную нравств. сферу приводят к непрестанной борьбе с чувственностью, борьбе, принимающей неразрешимый роковой характер. Вместе с тем Ш. ощутил и рассудочность кантовской этики, ее ‘мрачный монашеский аскетизм’, игнорирующий реальные потребности человека. Отвергнув революц. средства обществ. переустройства, Ш. выдвинул обширную программу эстетич. воспитания.
Ш. исходил из того, что нынешнее гос-во необходимости, чуждое своим гражданам, должно быть заменено гос-вом, в идеале к-рого — свобода, но достигнутая не путем насилия, к-рое способно порождать лишь новое варварство. Великая миссия иск-ва в том и состоит, чтобы изнутри и исподволь готовить современного испорченного и порабощенного человека к обретению желанных разумных обществ. отношений: ‘путь к свободе ведет только через красоту’. Соответственно, он отдавал преимущество форме, от к-рой только и можно ‘ожидать истинной эстетической свободы’, отстаивал худож. принципы идеализации, некогда позволившие антич. художникам создать непревзойденные образцы, способные оплодотворить совр. иск-во. Еще в ст. ‘О стихотворениях Бюргера’ (‘Uber BUrgers Gedichte’, 1791) Ш. писал, что иск-во лишь тогда выполнит свое великое назначение — идти не только в ногу со временем, но и впереди него, если оно откажется от изображения всего грубого, случайного, субъективно-частного и представит окружающий мир в гармонически идеализированном облике, возвысит ‘индивидуальное и местное до всеобщего’. Эстетич. система Ш. идеалистична и иллюзорна, но сила ее в том, что она (в отличие от кантовской) открыто преследовала политич., социальные задачи. Эстетич. воспитание, по Ш., обязано содействовать преодолению трагич. разобщенности совр. жизни, формированию гуманистич. отношений между людьми.
Этими же идейными мотивами проникнута и лирика Ш. в конце 80-х — в 90-е гг. В стих. ‘Боги Греции’ (1788) Ш. с неизбывной грустью обращается к безвозвратно ушедшему миру прекрасной Эллады, утешаясь тем, что ‘только в небывалом царстве песен’ остался ее ‘баснословный след’. Мысль о животворной силе иск-ва, охраняющего ‘достоинство людей’, в историко-философском плане раскрывает поэма ‘Художники’ (1789). Неприятие совр. действительности с ее гнетом и кровавыми войнами приводит Ш. к выводу: ‘красота цветет лишь в песнопенье, а свобода — в области мечты’ (стих. ‘Наступление нового века’, 1801).
Сближение с Гёте составило, по словам Ш., ‘целую эпоху в его развитии’. В их обширной переписке ставились важнейшие эстетич. вопросы времени, подробно обсуждались произв., над к-рыми они тогда работали. Они совм. написали ст. ‘Об эпической и драматической поэзии’ (‘Uber die epische und dramatische Dichtung’, 1797), напечатали в журн. ‘Альманах Муз на 1797 год’ цикл остроумных эпиграмм ‘Ксении’ (‘подарки гостям’, греч.), направленных против плоского просветительства, мелочности и филистерства в лит-ре и театре, против ранних нем. романтиков.
Дружба с Гёте дала мощный импульс новому взлету творчества Ш. В 1795—98 он редактирует журн. ‘Оры’ (‘Die Horen’), в состязании с Гёте создает ряд баллад (‘Кубок’, ‘Перчатка’, ‘Поликратов перстень’, ‘Ивиковы журавли’, ‘Порука’ и др.), мастерски сочетавших лиро-эпич. повествование в духе фольклорной сказочности с драматически напряженным развитием сюжета. В ‘Песне о колоколе’ (1799), намекая на Великую франц. революцию, Ш. вновь осуждает насилие, приводящее к анархии, и одновременно прославляет труд и мирное согласие человечества. Претерпели изменения и эстетич. убеждения Ш., пришедшего к заключению о коренных различиях древней, ‘наивной’, т. е. объективной, естеств., неотрывной от самой природы поэзии — и современной, ‘сентиментальной’, в понимании Ш., субъективной, рефлектирующей, выражающей непосредств. авторское отношение к изображаемому, более подвижной. Ш. уже не абсолютизирует идеализацию, а подчеркивает роль характерного в иск-ве, в письме к Гёте 5 янв. 1798 он пишет ‘о реализации идеального и идеализации реального’, и это взаимопроникновение идеального и реального станет существ. особенностью его зрелой драматургии, художественно обобщавшей послереволюц. развитие Европы. Гл. коллизией творчества Ш. становится столкновение просветит. идеала свободного мироустройства с жестокой действительностью (стих. ‘Идеал и жизнь’, 1795), в поздних трагедиях идейный конфликт развертывается на материале переломных эпох новой истории, переданных стилизованно и порой условно, — они призваны раскрыть трагизм человека в его столкновении с объективной историч. необходимостью. Коллизия эта нигде не дана в чистом виде и обычно осложнена др. социально-политич. и этико-психологич. конфликтами и проблемами, но как коллизия философская она определяет весь строй трагедий Ш. Образная их система характерна двухсоставностью, в ней два ряда трагич. героев — по терминологии Ш., ‘идеалисты’ и ‘реалисты’. Роль этих героев в художеств. структуре неравноценна, а контраст не абсолютен. Первый ряд окрашен явной авторской симпатией и строится на принципах идеализации. Идеалисты Ш. (Макс Пикколомини, Тэкла, Мортимер) привлекают цельностью характера, несовместимой с разорванностью и разобщенностью окружающего их мира. Целеустремленные, они последовательно выражают и отстаивают свои философ., политич. и этич. принципы, не признавая никаких полумер. Сознательно идя на смерть, они погибают в ожесточенной борьбе, т. к. не находят иного пути доказать превосходство своей этич. программы.
Однако не идеалисты выступают у Ш. гл. носителями трагического. В центре внимания Ш. образы сложные, проблематические — ‘реалисты’ Валленштейн, Мария Стюарт, Димитрий. Если в облике идеальных героев чувствуется некая заданность, намеренная поэтизация, то здесь Ш. стремится, как он писал Кёрнеру 28 ноября 1796, быть объективным, ‘вывести действие и характеры из их времени, обстановки и всей совокупности событий’. В этих словах суть того ‘решающего перелома’, к-рый произошел в творч. развитии Ш. во 2-й пол. 90-х гг., когда он отказался от былой штюрмерской субъективности. С 1791 Ш. вынашивает замысел трагедии ‘Валленштейн’ (опубл. 1800), в процессе создания выросшей в трилогию: ‘Лагерь Валленштейна’ (‘Wallensteins Lager’, пост. 1798), ‘Пикколомини’ (‘Die Piccolomini’, пост. 1799), ‘Смерть Валленштейна’ (‘Wallensteins Tod’, пост. 1799) — ‘гигантское произведение’, по определению А. И. Герцена. В прологе Ш. сам объявляет ‘возвышенный предмет’ трилогии — трагич. судьбы Европы. Из эпохи Тридцатилетней войны (1618—48) взят ее важнейший узел — попытка имперского главнокомандующего А. Валленштейна, вступив в союз с Швецией, отколоться от императора, дать стране мир и самому стать правителем империи. Противоречивый характер Валленштейна — макиавелиста, человека дерзновенного титанич. склада — раскрыт в сложном сцеплении внешних (политич.) и внутр. (психологич.) коллизий. Принцип симультанного параллелизма в структуре трилогии позволил нарисовать философски осмысленную эпич. картину эпохи. Она многолико выступает уже в экспозиции (‘Лагерь Валленштейна’), где выведена пестрая и разношерстная армия, в к-рой Валленштейн видел свою гл. опору и к-рая в конечном счете определила его трагич. катастрофу. Обществ.-политич. конфликт сопровождается этическим, к-рый наиболее полно выявляется во взаимоотношениях Валленштейна и Макса Пикколомини, воплощающего идею бескомпромиссного нравственного долга. В драме ‘Валленштейн’ раскрыта трагич. участь великого, но самоуверенного деятеля, павшего жертвой непобежденных сил ‘вечно вчерашнего’.
В ‘Марии Стюарт’ (1801), сюжет к-рой взят из истории Англии 16 в., важнейшая политич. проблема послереволюц. Европы — взаимоотношения личности и нового бурж. гос-ва — приобрела огромное трагич. звучание. В этой философско-психологич. трагедии Ш. по-своему использовал композицию древнегреч. аналитич. трагедии, где предыстория конфликта выносилась за пределы сценич. действия: у Ш. предыстория — исходный пункт новой трагич. коллизии. Трагедия Марии Стюарт не в том, что она должна расплачиваться за совершенные ранее преступления, а в том, что она встретилась с неприемлемой для нее формой государственности. Надменная, гордая, властолюбивая, беспредельно преданная католицизму, испытавшая бесчеловечность елизаветинской монархии, Мария в страдании обрела новое мироощущение, давшее ей силы для сопротивления властвующим, но морально низменным противникам. Торжественно обставленная сцена казни шотл. королевы вызывает душевное сочувствие к ней.
В противовес комико-иронич. трактовке образа Жанны д’Арк Вольтером, Ш. в ‘Орлеанской деве’ (‘Die Jungfrau von Orleans’, 1801) усложнил и идеализировал образ франц. нар. героини. Мотив борьбы патриотич. долга и внезапно вспыхнувшего личного чувства в душе Иоанны, мотив, принимающий порой мистич. налет, стал составной частью конфликта выдающегося, исключительного и естественного человека с косным миром. Отвергнутая и проклятая всеми, Иоанна, только что приведшая французов к победе, оказалась в совершенном одиночестве, и лишь патетико-героизированным финалом Ш. смог разрешить возникшие трагич. противоречия. Чудодейственный финал дал повод Ш. назвать ‘Орлеанскую деву’ ‘романтич. трагедией’. Ее стиль Т. Манн сравнивал с поэтич. симфонией.
‘Мессинская невеста’ (‘Die Braut von Messina’, 1803) — оригинальный худож. эксперимент возрождения классич. формы и проблематики рока антич. трагедии. Введенный в трагедию хор призван поднять все театр. действие над конкретно-чувств. реальным миром, придать ему поэтич. возвышенность и трагич. величие. Однако кара у Ш. — следствие не только грозной судьбы, но и субъективной вины героев. И этой трагедии, задуманной как объективная и чисто идеализированная, присуща шиллеровская страстность, ее трогающий лиризм изнутри взрывает застывшую антикизированную форму.
Последняя законч. Ш. пьеса ‘Вильгельм Телль’ (‘Wilhelm Tell’, 1804) мыслилась, как он писал Гумбольдту 12 сент. 1803, народной драмой. Народность ее — в антитиранич. направленности, в актуально звучавшем для Германии призыве к нац. освобождению, в эпико-героизированной и остродраматической структуре. Важнейшее достижение Ш. в ‘Вильгельме Телле’ — оправдание, хотя еще далеко не последовательное, революц. действия. Героико-освободит. пафос в сущности снял намечавшийся трагизм гл. героя. Драма завершается апофеозом свободы, в к-ром отсутствует мистич. окраска, сквозившая в последней сцене ‘Орлеанской девы’: прославление Вильгельма Телля сливается с ликованием победившего швейц. народа.
В последние месяцы жизни Ш. трудился над трагедией ‘Димитрий’ из рус. истории нач. 16 в. Подсказанная возвышением Наполеона тема самозванца должна была получить философ. наполнение и могла вылиться в трагедию человека, невольно попавшего в тиски независящих от него внешних обстоятельств. Лжедимитрий стал орудием польских интервентов, но, узнав о своем якобы царственном происхождении, он и субъективно не устоял перед соблазном власти. По оставшимся планам и фрагментам видно, как Ш. усовершенствовал утвердившиеся принципы трагедийного творчества: объективнее становилось развитие драматич. действия, психологически более аргументировано строение персонажей. В записях к пьесе начертан необычайно глубокий трагич. характер Марфы, обещавший стать высшим достижением Ш.-трагика, но как раз над монологом Марфы смерть оборвала работу драматурга.
Творчество Ш. завершает лит-ру 18 в., его худож. метод неразрывно связан с идейно насыщенным рационалистич. иск-вом Просветительства. В поэзии Ш. воедино сплавлены философ., социально-политическая мысль с эмоц. образностью, высокая патетика, приподнятость тона с изображением непосредств. человеч. чувств, абстрактная лексика с нарочито прозаич., рассуждения с отточенной лаконичностью. Ш. оставил неск. крупных прозаич. произв., талант художника-прозаика ярко виден и в его историч. трудах, написанных вольно, живописно, драматизированно. Однако истинное призвание Ш. — драматургия. После Шекспира Ш. — крупнейший трагик мировой лит-ры, его творческий путь — это путь неустанных поисков нового типа трагедии, к-рая воплотила бы трагизм его времени. Ш. питал склонность и к жанру комедии, вообще к юмору — еще в юности он написал лирич. оперетту ‘Семела’ (1779, опубл. 1782), в 1801 обработал для веймарской сцены ‘Турандот’ К. Гоцци, перевел две комедии франц. драматурга Л. Пиккара — ‘Снова близнецы’ (у Ш. — ‘Племянник — дядя’) и ‘Паразит’.
Каждая драма Ш. своеобразна. Размышляя о принципах своей работы, он писал Гёте 26 июля 1800, что новый материал требует новой формы и категорию жанра нельзя считать чем-то застывшим, раз навсегда установленным. ‘Разбойники’ выделяются бурной экспрессией, ‘Фиеско’ — живописным изображением ренессансной Италии, ‘Коварство и любовь’ — трагич. сентиментальностью, ‘Дон Карлос’ — просветит. декларативностью, ‘Валленштейн’ — эпич. многоплановым размахом, ‘Мария Стюарт’, напротив, — ‘затянута в твердый корсет’ (в письмо Кёрнеру от 28 августа 1800), ‘Орлеанскую деву’ отличает идеализированный пафос, ‘Мессинскую невесту’ — классически строгие формы, ‘Вильгельма Телля’ — фольклорность образа и стиля. При этом драмы объединены идейной и стилистич. общностью. Театр Ш. — театр открыто декларируемой идейности, воплощенной в поэтич. формах. В ‘Письмах о Дон Карлосе’ Ш. настойчиво защищал созданный им новый вид политич. трагедии. Положит. герои Ш. — подвижники, непреклонные в утверждении своих этич. принципов, обществ. деятели, стремящиеся к изменению существующего правопорядка. Они темпераментно выражают убеждения, к к-рым пришли в результате наблюдений и размышлений над развитием совр. обществ. связей, как бы ни была выспренна, даже высокопарна их речь, это всегда речь выстраданная и страстная, она никогда не бывает рационалистически поучительной. В ранних драмах Ш. патетика порой внешняя, экспрессивная, в зрелых — более сдержанная, внутренняя, но она всегда эмоционально насыщенная, волнующая. Сцена в театре Ш. — и трибунал, и трибуна, с к-рой звучит призыв к зрителю. Драматургия Ш. отличается театр. зрелищностью, динамизмом сюжетов (иногда с оттенком мелодраматизма), разветвленностью интриги, резкой контрастностью сцен и персонажей.
Традиции созданного Ш. театра в той или иной степени сказались в драматургии ‘Молодой Германии‘ (К. Гуцков), у Ф. Хеббеля, Г. Гауптмана, Г. Ибсена, Б. Шоу, Б. Брехта, в совр. т. н. ‘интеллектуальной драме’ (Ж. П. Сартр).
Вокруг наследия Ш. никогда не затихала острая идейная борьба. Если йенские романтики критиковали его худож. принципы, то их унаследовали революц. романтики, Г. Гейне восторженно охарактеризовал Ш. как ‘пророка и солдата’, участвовавшего в сооружении ‘величественного храма свободы’, младогерманцы видели в нем своего предшественника. В сер. 19 в. творчество Ш. было использовано бурж. либералами. Отметив объяснимую временем и нац. особенностями Германии ограниченность политич. и философ. воззрений Ш., несовершенство его худож. метода, приводящего к превращению ‘…индивидуумов в простые рупоры духа времени’ (Маркс К. и Энгельс Ф., Об искусстве, т. 1, 1957, с. 26), Маркс и Энгельс указывали и на принципиальное новаторство Ш., заключающееся в открытой тенденциозности, глубокой идейности, осознанной историчности худож. изображения. Высказывания Маркса и Энгельса легли в основу книги Ф. Меринга о Ш. (биография для нем. рабочих). В конце 19—20 вв. на впервые собранном биографич. и историч. материале появились большие исследования о Ш. и его времени (Я. Минор, Л. Беллерман и др.). Тогда же создавалась националистич. легенда о Ш., подхваченная впоследствии фаш. идеологами. Науч. биографию Ш. выпустил в 1937 Р. Бухвальд (переиздавалась с доп.). Интерес к углубленному изучению наследия III. возрос в 50-е гг., когда во всем мире отмечались 150-летие со дня смерти (1955) и 200-летие со дня рождения Ш. (1959). Т. Манн написал в 1955 блестящее эссе о Ш. На Западе в это время утвердилась идеалистич., с экзистенциалистским или теологич. уклоном трактовка Ш. (Э. Штайгер, Б. Визе, Г. Шторц). Ученые ГДР прослеживают связь свободолюбивой мысли Ш. с совр. борьбой нем. народа за демократию и социализм, исследуют историч. истоки творчества Ш., взаимоотношения его с прогрес. лит. течениями 18 и 19 вв.
В России Ш. стал известен еще при жизни — в 90-е гг. 18 в. и с того времени был не только одним из наиболее популярных иностр. писателей, но и, по утверждению Н. Г. Чернышевского, ‘…участником в умственном развитии нашем’ (Полн. собр. соч., т. 4, 1948, с. 505). В 1794 Н. М. Карамзин напечатал вольный пер. стих. ‘К радости’, в 1793 Н. Н. Сандунов перевел ‘Разбойников’, в 1803 H. Гнедич — ‘Заговор Фиеско’, в 1806 С. И. Смирнов — ‘Коварство и любовь’. Отд. стихи Ш. в нач. 19 в. перевели Г. Р. Державин, А. Ф. Мерзляков и др. поэты. Особенно велика заслуга В. А. Жуковского, чьи переводы стихов, баллад, ‘Орлеанской девы’ Ш. являются классическими. Переводили Ш. также Ф. И. Тютчев, М. Ю. Лермонтов, А. А. Фет, А. А. Григорьев, М. Л. Михайлов, Л. А. Мей и мн. др. Его поэзией и драматургией увлекались декабристы. В. Г. Белинский назвал Ш. ‘…благородным адвокатом человечества…’ (Полн. собр. соч., т. 11, 1956, с. 556). Оценивая значение переводов Жуковского, он утверждал, что рус. публика научилась ‘…понимать и любить Шиллера, как бы своего национального поэта, говорящего нам русскими звуками, русскою речью…’ (там же, т. 7, 1955, с. 222). В ‘Былом и думах’ Герцен назвал свои студенч. годы ‘шиллеровским периодом’ (см. Полн. собр. соч., т. 8, 1956, с. 144) и через всю жизнь пронес искреннюю любовь к ‘поэту благородных порывов’ (там же, т. 1, 1954, с. 279). В 1859 Н. В. Гербель издал первое собр. соч. Ш. в переводах рус. писателей. Во второй пол. 19 в. Ш. сочувственно оценивается И. С. Тургеневым, Л. Н. Толстым. Ф. М. Достоевский писал, что он воспитался на Ш., в его романах имеются прямые отклики на типажи и ситуации нем. драматурга. Постановки пьес Ш., прежде всего в Малом театре с участием М. Н. Ермоловой, вызывали обществ. резонанс. Популярность Ш. в России ширилась в период революции 1905 и особенно после Октябрьской революции, когда повсеместно ставились спектакли по пьесам Ш., что нашло отражение в худож. лит-ре (в ‘Хождении по мукам’ А. Н. Толстого, в ‘Необыкновенном лете’ К. А. Федина, в ‘Открытой книге’ В. А. Каверина). М. Горький видел в драматургии Ш. образец героич. театра, А. А. Блок пропагандировал драмы ‘Разбойники’ и ‘Дон Карлос’. В 20-е гг. в СССР вокруг Ш. р сов. лит-ведении развернулась полемика. Деятели РАПП’а отвергали творч. метод Ш. как романтический. Марксистско-ленинскую оценку развивали А. В. Луначарский, позднее Ф. П. Шиллер, Н. Я. Берковский, Л. Я. Лозинская, С. В. Тураев и др. сов. исследователи.
Briefe, hrsg. von F. Jonas, Bd 1—7, Stuttg., 1892—96,
Samtliche Werke, Sakularausgabe, hrsg. von E. Hellen, Bd 1—16, Stuttg., 1904—05,
Werke. Nationalausgabe, begr. von J. Petersen, Weimar, 1943 (изд. продолжается),
в рус. пер. — Собр. соч., т. 1—7, М., 1955—57.
Маркс К. и Энгельс Ф., Об иск-ве, т. 1—2, М., 1967 (см. Указатель имен),
Меринг Ф., Шиллер. Биография для рабочих, в его кн.: Лит.-критич. ст., М. — Л., 1964,
Шиллер Ф. П., Ф. Шиллер. Жизнь и творчество, М., 1955,
Гейман Б. Я., Шиллер и наследство театра просветителей XVIII в., ‘Уч. зап. Ленингр. пед. ин-та им. Герцена’, 1958, т. 158,
Чечельницкая Г., Ф. Шиллер, М. — Л., 1959, Лозинская Л., Ф. Шиллер, М., 1960,
Берковский Н. Я., Театр Шиллера, в его кн.: Статьи о лит-ре, М. — Л., 1962,
Асмус В. Ф., Шиллер как философ и эстетик, в его кн.: Нем. эстетика XVIII в., M., 1962,
Кошелева Г. С., Нек-рые вопросы теории трагедии и драматургия Шиллера 90-х гг. XVIII в., ‘Уч. зап. Челябинского пед. ин-та’, 1962, т. 7,
Либинзон З., Толстой и Ф. Шиллер, в сб.: Л. Н. Толстой. Статьи и материалы, в. 5, Горький, 1963,
его же, Теория трагического в эстетич. концепции Шиллера, ‘Уч. зап. Горьковского пед. ин-та’, 1968, в. 87,
его же, ‘Коварство и любовь’ Ф. Шиллера, М., 1969,
Вильмонт Н., Достоевский и Шиллер, в его кн.: Великие спутники, М., 1966,
Фр. Шиллер. Статьи и материалы, М., 1966,
Minor J., Schiller. Sein Leben und seine Werke, Bd 1—2, В., 1890,
Bellermann L., Schillers Dramen, 5 Aufl., Tl 1 und 3, В., 1919,
Stahl E. L., Fr. Schiller’s drama, Oxf., 1954,
Wais K., Schillers Wirkungsgeschichte im Ausland, ‘Deutsche Vierteljahrsschrift fUr Literaturwissenschaft und Geistesgeschichte’), 1955, Bd 29,
Schiller, Reden im Gedenkjahr, 1955, Stuttg., 1955—61,
Schiller in unserer Zeit, Weimar, 1955, Buchwald R., Schiller. Leben und Werk, 4 Aufl., Wiesbaden, 1959,
Gisselbrecht A., Schiller et la nation allemande, Р., 1956,
Oellers N., Schiller. Geschichte seiner Wirkung bis zu Goethes Tod, Bonn, 1967,
Piana Th., F. Schiller. Bild-Urkunden zu seinem Leben und Schaffen, Weimar, 1957,
Fambach O., Schiller und sein Kreis in der Kritik ihrer Zeit, В., 1957,
Fischer R., Schillers Widerhall in der russichen Literatur, В., 1958,
Wertheim U., Schiller’s ‘Fiesko’ und ‘Don Karlos’, Weimar, 1958,
Lotman J. M., Neue Materialien Uber die Anfange der Beschaftigung mit Schiller in der russischen Literatur, ‘Wissenschaftliche Zeitschrift der Universitat Greifswald. Gesellschafts-und Schprachwissenschaftliche Reihe’, [Bd] 8, [1958—59],
Wilpert G., Schiller-Chronik. Sein Leben und Schaffen, В., 1959,
Wiese В., Fr. Schiller, Stuttg., 1959, MUller J., Das Edle in der Freiheit. Schillerstudien, Lpz., 1959,
Lohde W., Fr. Schiller im politischen Geschehen seiner Zeit, Pahl (Oberbayern), 1959,
Raabe A., Idealistischer Realismus. Eine genetische Analyse der Gedankenwelt Fr. Schillers, Bonn, 1962,
Abusch A., Schiller. Grosse und Tragik eines deutschen Genius, 3 Aufl., В., 1962,
Storz G., Der Dichter Fr. Schiller, 3 Aufl., Stuttg., 1963,
Kostka E. K., Schiller in Russian literature, Phil., 1965, Staiger E., Fr. Schiller, Z., 1967,
Harder H. B., Schiller in Russland. Materialien zu einer Wirkungsgeschichte. 1789—1814, Bad Homburg, 1969,
Vulpius W., Schiller Bibliographie, 1893—1963, Bd 1—2, Weimar, 1959.