![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/image001-18.jpg)
Сергей Михайлович Волконский
(16(4).05.1860 — 16(17?).12.1937)
Сергей Михайлович Волконский
(16(4).05.1860 — 16(17?).12.1937)
Светлана Макаренко
19 — 21 апреля 2001 г.
Сергей Михайлович Волконский, Макаренко Светлана, Год: 2001
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Князь, искусствовед и театральный деятель, русский писатель, внук декабриста С.Г. Волконского и М. Н. Волконской Сергей Михайлович Волконский родился 4(16) мая 1860 в Фалле, имении Бенкендорфов-Волконских, ныне Кейла-Йова (Эстония), неподалеку от Таллинна. Он рос в семье, прошлое которой неразрывно было связано с русской историей.
Его отец — Михаил Сергеевич Волконский, записанный при рождении в заводские крестьяне и ставший впоследствии товарищем министра народного просвещения — сын декабриста Сергея Григорьевича Волконского и его жены, Марии Николаевны, урожденной Раевской. (По материнской линии Мария Николаевна была правнучкой Михаила Ломоносова.)
Мать Сергея Михайловича — Елизавета Григорьевна Волконская, рожденная светлейшая княжна Волконская. Ее дед с отцовской стороны — Петр Михайлович Волконский, герой Отечественной войны 1812 года, начальник главного штаба при Александре I, а с материнской — шеф жандармов граф Бенкендорф. Елизавета Григорьевна Волконская была одной из умнейших русских женщин своего времени.
Получив серьезное образование, владея свободно, (на уровне родного русского!) несколькими иностранными языками, она до семнадцати лет воспитывалась в Риме и смогла привить своим детям истинную, нежную любовь к этой стране. Елизавета Григорьевна увлеченно занималась историей (написала книгу — исследование ‘Род князей Волконских’, не потерявшую значимости по сей день, впервые издана после смерти княгини, в 1900 году) и философией, играла на любительской сцене (в домашнем театре Волконских), имела на все свой независимый и твердый взгляд. Когда она приняла католичество, в Петербурге — придворном и сановном — это вызвало целую бурю споров и негодования. А после выхода в Германии ее книги ‘О церкви’ (в 1887 году), Победоносцев сказал о Елизавете Григорьевне, что ‘княгиня — самая опасная женщина в России!’ Владимир Соловьев, близким другом которого она была, называл ее ‘Женщиной редкой силы ума и сердечной прямоты’.
Детство и юность Сергея Михайловича Волконского прошли в петербургском доме родителей, бывшем тогда одним из центров Петербургской культурной, да и придворной жизни. Насколько естественно приближена была семья Волконских к высшим кругам Петербурга можно понять из эпизода, о котором рассказывал позже Сергей Михайлович в своих ‘Воспоминаниях’: ‘Встречалась нам в Летнем саду и императрица Мария Александровна (супруга императора Александра II). Не раз она останавливалась, приветливо кивая нам, а однажды вступила в разговор с нашей гувернанткой Элизабет… Та, с приседанием на каждом ответе, рассказала все, что следует, а императрица, улыбаясь и ласково погладив по щеке младшего брата Гришу, велела передать маменьке поклон от нее… Можете представить гордость нашу, когда мы с прогулки принесли матери поклон — от императрицы!’ (Волконский С.М. ‘Васильевский остров’. Отрывки из воспоминаний)
В доме Волконских бывали, помимо высших придворных чинов, А.К. Толстой, Ф.И. Тютчев, Я.П. Полонский, А.Н. Майков, И.С. Тургенев, В.С. Соловьев и еще целый ряд людей, чьи имена составляют славу и гордость России.
Именно на домашней сцене театра Волконских в 1892 году впервые состоялась премьера пьесы Алексея Константиновича Толстого ‘Царь Федор Иоаннович’, до этого запрещенная цензурой к театральной постановке. Сергей Михайлович играл в ней роль царя Федора. С 1887 по 1880 годы Сергей Волконский учился в IV Ларинской гимназии на Васильевском острове. Его педагогами были: Виктор Петрович Острогорский — выдающийся филолог, автор нескольких научных трудов и методик преподавания, профессор Каэтан Андреевич Коссович — ‘милый старичок, отрешенный от мира’ и ‘читающий свободно с листа древние тексты на санскрите’, и множество других педагогов, благодарные строки о которых разбросаны по всему тексту обширных воспоминаний Волконского.
К ‘светлейшим’ ученикам относились строго, спуску не давали ни в чем, но учились Волконские блестяще (Сергей был в гимназии вместе с братом Владимиром), особенно способны были к языкам. Среди товарищей по гимназии Сергея Волконского был и Михаил Николаевич Чернышевский — сын знаменитого автора ‘Что делать?’. ‘Умный способный, талантливый рассказчик, он часто веселил нас тем, что читал вслух или выдумывал на ходу истории с интересными сюжетами. Часто сочинял оригинальные басни-попурри и презабавно их рассказывал. Жаль, что ни одной из них я не помню!’ — сетовал впоследствии Сергей Михайлович. Летом 1880 года, после окончания гимназии, Волконские всей семьей выехали на отдых за границу, в Испанию и Италию. Для Сергея это было время серьезной подготовки к поступлению и практики в итальянском и испанском языках.
В сентябре того же года Волконский поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета, где специализировался по романским языкам у профессора Александра Николаевича Веселовского. Сергей Михайлович вспоминал: ‘Мой отец, как попечитель округа, был знаком со всеми профессорами университета. По понедельникам, вечерами, у нас собиралось (в семидесятых годах) многочисленное и интересное общество… Здесь я видал знаменитого нашего слависта, Измаила Ивановича Срезневского. С белой бородой, тонкий, высокий старик. Человек очень большой культуры и умевший заразить интересом к тому, что преподавал…
Часто у нас бывали чтения. Алексей Константинович Толстой читал, Полонский читал, — оба читали хуже, чем плохо. Майков читал один раз ‘Три смерти’, другой раз ‘Два мира’ и многое другое. Вот это был настоящий чтец, с ясным логическим и ярко художественным чтением.
Тогда мы затеяли ставить две сцены из ‘Царя Бориса’, я играл Бориса и Майков взялся мне, мальчику, в этом помочь… Могу здесь сказать, что поветрие — ставить домашние спектакли — пошло в Петербурге из нашего дома, и тот опыт, с Царем Борисом, был первый.
Бывал у нас запросто и иногда и читал Владимир Соловьев’. (С. М. Волконский. Васильевский остров. Мои воспоминания)
В университете Сергей учился легко, по его собственным словам, ‘кончил приличным кандидатом. Больше всего меня радовала в этом радость отца. Сам кончивший только иркутскую гимназию, как сын государственного преступника, которому Николай I не разрешил поступить в университет, сказав: ‘Будет с него и гимназии!’, отец мой до боли желал видеть сыновей своих студентами, а при выпуске — кандидатами…’ (там же). По окончании университета Сергей Михайлович некоторое время служил в земских учреждениях Борисоглебского уезда Тамбовской губернии, а в начале 90-х годов он уже числится при министерстве народного просвещения. От министерства он был командирован в составе русской делегации на Всемирную Выставку в Чикаго, в 1893 году. Здесь Волконский выступил с публичными лекциями о женском вопросе в России и своих впечатлениях об Америке… В 1896 Сергей Михайлович был вновь приглашен в Америку Лоуэльским университетом в Бостоне. Он прочел целый ряд лекций в крупнейших университетах США: Чикагском, Колумбийском, Корнуэльском… В Гарварде после чтений Волконского была основана кафедра славянских наречий, давшая мощный толчок изучению культуры России. В Гарварде Волконский познакомился и сблизился с выдающимся американским ученым, литературоведом, профессором истории искусств Ч.Э. Нортоном. Прочитанный в Америке курс лекций был опубликован отдельной книгой, получившей высокую оценку В.С. Соловьева, отметившего, что ‘Волконский с большим успехом исполнил в Америке интересную задачу: показать Россию лицом. Это человеческое лицо американцам было малознакомо и тем более интересно’. В это же время Волконский часто выступает на страницах журнала ‘Вестник Европы’ со статьями по проблемам искусства и эстетики. Часто появлялись в этом солидном и читаемом всеми журнале его остроумные, тонкие рецензии — разборы новых балетных, оперных и театральных постановок. В июле 1889 года князь Сергей Михайлович Волконский был назначен Директором Императорских театров и за два года его пребывания на этом посту театральное искусство России ознаменовалось многими реформами. Произошли крупные изменения в оперном, балетном, драматическом репертуаре. Новым директором были привлечены к работе на сцене императорских театров молодые и талантливые художники из объединения ‘Мир искусства’: К. Коровин, А. Бенуа, К. Сомов, В. Серов, А.М. Васнецов, Николай Рерих, Ф. Малявин, А.Я. Головин и другие.
Особенно много сделал Волконский для развития музыкально-театрального искусства. Он вернул на сцену все оперы Римского-Корсакова. В репертуар Большого и Мариинки были включены также оперы Вагнера. Многие выдающиеся музыканты и дирижеры считали для себя честью работать на сцене Императорских театров, под руководством Волконского. Особо высоко ценил его деятельность легендарный Мариус Петипа, чья новизна хореографии, ставшая классикой сейчас, тогда с трудом приживалась на сцене.
Сергей Михайлович по своему характеру, как ни странно, не был ни чиновником, ни администратором… Он был ‘художником до мозга костей, горячо преданным искусству’ (А. Бенуа), истинно творческой натурой. Не всегда его порывы бескорыстия и преданности любимому делу — он унаследовал от своих знаменитых деда и бабки поистине благородный, декабристский дух — встречали понимание в среде не только чиновников от искусства, но и артистов…
Дирекция императорских театров подчинялась министерству двора и была всегда опутана сетью мелких интриг. Печальное недоразумение с Дягилевым, состоявшем при Волконском чиновником по особым поручениям, перешло в ссору, об этом каким-то образом стало известно при дворе, и зимой 1901 года князь Волконский был уволен от службы.
В начале века имя его все чаще появляется на страницах русской периодической печати. Он сотрудничает в журнале ‘Аполлон’ (с 1910 по 1914 год). В книгоиздательстве этого журнала выходит несколько книг Волконского: ‘Человек на сцене’ (1911), ‘Художественные отклики’ (1912), ‘Выразительное слово’ (1913), ‘Отклики театра’ (1914), а также книга Жака дУдино ‘Искусство и жест’ — в переводе Волконского (1912).
Большое место во всех этих работах отводилось основам сценической речи и движения. Надо сказать, что эти работы Волконского высоко ценил К.С. Станиславский и многое из них положил в основу своей знаменитой театральной системы.
В 1912 году в издательстве ‘Аполлон’ выходит в свет и первая художественная книга Волконского: ‘Разговоры’, написанная в форме диалогов на самые разные темы: о русском языке и литературе, о Художественном театре, о прошлом семьи автора. Многие из тем, поднятые в ‘Разговорах’, были позже развиты в других книгах (‘Мои воспоминания’, ‘Родина’, ‘Медный всадник’).
Волконский был в большой дружбе с К. Станиславским, а тот необычайно высоко ценил его и делал все, чтобы привлечь к сотрудничеству в Художественном театре, на сцене.
Князь Сергей получил даже роль в пьесе Г.Д. Аннуцио ‘Мертвый город’ и должен был быть в осенний сезон 1911-12 годов зачисленным в труппу МХАТа. Но этому помешала высокая придворная должность Сергея Михайловича — он был гофмейстером Двора и это звание не позволило ему появиться на сцене театра, который он безумно любил. Волконский считал театр ‘святым местом, где непрерывно происходит работа духа, а только дух и возможен для настоящей, радостной работы’. (Волконский. ‘Художественные отклики’. 1912 г. С-Пб-г.) Для самого Сергея Михайловича был очень характерен дух странствий, он объездил, наверное, полмира, совершил кругосветное путешествие, особенно любил бывать в Италии, называл ее вторым своим родным домом. Стоит упомянуть, что в сознательном возрасте Сергей Михайлович принял католичество, и был так называемым католиком восточного обряда.
(В России переход в католичество был довольно редким явлением, существовавшем только среди высших кругов аристократии и связан с закостенелым, застывшим состоянием русской православной церкви… Но традиция перехода в католическую веру все же была… Достаточно вспомнить М.С. Лунина, П.Я. Чаадаева, И.С. Гагарина. Серьезное влечение к католичеству испытывал и В.С. Соловьев — духовный наставник Волконского, немало думавший об объединении церквей, православной и католической…)
И в то же время этот утонченный европеец, способный быть гражданином мира, питал какую-то нежную, детскую любовь к России, отчей земле.
В имении Павловка Борисоглебского уезда Тамбовской губернии, Сергей Михайлович основывает школы для крестьян, больницы и аптеки, а также первый в России музей декабристов — на основе архива своего знаменитых предков. В этом музее хранились портреты декабристов работы Бестужева, документы об участии генерала Волконского в наполеоновских войнах, его боевые награды, изысканные письма бабушки на французском языке, ее перстень, принадлежавший когда-то Пушкину, места каторги и ссылки — акварели Н. А. Бестужева, Н. Г. Репнина, А. П. Юшневского и других. Все это не просто собиралось и хранилось, а было овеяно нежной привязанностью и любовью, даже каким-то благоговейным трепетом.
В Павловке, перед самой революцией, Сергей Михайлович работал над многотомным изданием ‘Архива декабриста С.Г. Волконского’. В этом издании деятельное участие принимал Б.Л. Модзалевский. Оно не было завершено из-за вспыхнувшего пожара революции… Несколько раз жизнь Волконского была буквально на волоске из-за отчаянной ненависти к нему хулиганов и всяческого сброда, смело записавшего себя в революционеры, мародерствующих матросов, которым был полон Борисоглебск. Сергей Михайловичу пришлось покинуть родные места под угрозой расправы. Имение его было разгромлено, библиотека расхищена почти полностью, только 8 книг сочинений самого Сергея Михайловича удалось спасти!.. С котомкой книг в одной руке и котомкой белья в другой, появился ‘Сиятельный Князь’ в Москве, чудом избежав гибели. Это было в ноябре 1918 года.
Некоторое время преподает Волконский в театральных студиях Москвы, читает лекции, пользующиеся бешеной популярностью, особенно среди рабочих Петроградской стороны. Может быть, сами того не понимая, они выбирали подлинную культуру, подлинные знания, которые стояли за этим человеком…
В декабре 1920 года состоялось знакомство Сергея Михайловича Волконского с Мариной Цветаевой. Для нее дружба с ним была одной из самых сильных духовных опор в жизни. Ему посвящен цикл прекрасных стихов ‘Ученик’…
Свои удивительные письма к ней Волконский позже оформил в книгу ‘Быт и бытие’ — изумительную по совершенству стиля, выраженной силе духа и жажды творчества — и это в годы террора, голода, неустроенности и обычности Смерти! Современная Россия до сих пор не прочла ее, как и остальные труды Волконского, изданные за границей.
В эти тяжелые, неимоверно трудные годы, в квартире с голыми стенами, с гадким ‘кофе’ (закрашенной цикорием или свеклой водой!) на керосинке, без света (из письма Цветаевой) Сергей Михайлович продолжает работать над своими книгами мемуаров и воспоминаний о декабристах, над новой книгой по сценической речи и движению… Все эти труды были завершены за три неполных года — с 1919 по 1921.
А. Н. Бенуа вспоминает о своей встрече с Волконским в те годы: ‘При встрече меня поражает его внешний вид и страшная худоба, свидетельствующие о тяжелых бытовых условиях… Я сочувствую и слышу в ответ вещи самые неожиданные: ‘Что Вы, я никогда не был счастлив, как теперь! Я, наконец, весь могу отдаться своему делу, остальное для меня не существует!..’ Не подлежит никакому сомнению, что когда он на московском бульваре, уверял меня, что он счастлив, он был абсолютно искренен!..’ Но в декабре 1920 года Сергей Михайлович выезжает из Москвы, из России, чтобы уже никогда не вернуться… Сознательно обрекает себя на долю вечного странника. Пытаясь понять, что же происходит в России, он так и не смог увидеть своего места на этой исковерканной ложью и кровью земле… Культура, силящаяся ‘родиться из самой себя’, была ему чужда и непонятна, он не видел будущего за нею. А все связи с прошлым были оборваны, растоптаны, вырваны с корнем! Последней каплей, переполнившей безграничную чашу терпения, была весть о разграблении декабристской коллекции, столь любовно им собираемой, и поджоге имения Павловка вместе со школами и больницами!
В 1922-25 годах С.М. Волконский находится в Германии и Италии, а с середины двадцатых годов живет в Париже. В различных учебных заведениях европейской столицы он преподает сценическую речь, читает лекции о русской литературе, культуре и истории, сотрудничает с крупнейшей эмигрантской газетой ‘Последние новости’, участвует в устроении знаменитых ‘Парижских сезонов’ Дягилева. В 1936-37 годах, после смерти А.К. Глазунова, Волконский — директор Русской консерватории в Париже.
Продолжается его дружба с Мариной Цветаевой, тоже переселившейся в Париж. Сергей Михайлович деятельно помогает Марине в устроении ее маленьких вечеров поэзии, а на одном из них 29 мая 1929 года, в зале Ванен, Волконский читает свой рассказ ‘Репетиция и представление’.
Людей, знавших Волконского, всегда поражала гармоничность его внешнего и внутреннего облика: ни одна черта не нарушала этой удивительной внутренней стройности. Сам он иногда казался художественным образом, созданным поэтом, настолько в нем не было ничего случайного. Эта гармония между внутренним и внешним ‘я’, эта безупречность его ‘самоизваяния’, составляли одно из его очарований, выделяли Волконского среди любой толпы. По словам Юрия Сазонова ‘он обладал той спокойной душевной грацией, которая достается лишь избранникам…’ (Ю. Сазонов. Памяти С.М. Волконского Париж ‘Последние новости’ 18 декабря 1937 года. No. 611). А он и был им — избранником Серебряного Века, вестником Века прошлого, ‘страннейшим, удивительнейшим и гениальнейшим человеком’ (Марина Цветаева), не признававшим власти времен и стремившегося связать все оборванные нити в одну… Удалось ли это ему? Судить лишь Вам, читатели!
Умер русский странник, ‘потомок декабрьских вьюг’ 16(17?) декабря 1937 года в Ричмонде (США), где и похоронен.
P.S. Это была одна из самых нравственно тяжелых для меня статей.
Горько было читать и писать (тем более!) о сгоревшем имении, разграбленной библиотеке, разоренной коллекции, неточно, небрежно установленной дате смерти, неизданных, непрочитанных, неизвестных книгах, скудости материалов в системе ‘Интернет’. Неужели это единственный способ воздавать дань памяти, на который способна Россия?.. Бог ей судья… (автор)
* В подготовке данной статьи использованы материалы публикации журнала ‘Наше наследие’ No.4. 1991. ‘Волконский — герой Серебряного века’.