Сергй Ауслендеръ. Разсказы. Книга вторая. СПБ. 1912.
Сергй Ауслендеръ. Разсказы. Книга вторая. СПБ. 1912.
Е. Зн.— Бор—ій.
‘Современникъ’. Кн. V. 1912
Сергей Ауслендер. Рассказы. Книга вторая. СПБ. 1912, Зноско-Боровский Евгений Александрович, Год: 1912
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Сергй Ауслендеръ принадлежитъ къ числу тхъ писателей, которые посл первыхъ же своихъ произведеній были обвинены въ оторванности отъ ‘современности’ и наречены ‘стилизаторами’, и хотя подобныя сужденія едва ли можно признать врными или глубокими,— гг. судьи должны быть довольны: новые, только что вышедшіе разсказы г. Ауслендера не только повствуютъ вс, сплошь, о Россіи, но самые значительные изъ нихъ описываютъ наши дни, теперешнюю, деревенскую или фабричную жизнь.
Мы не думаемъ отрицать разницу между ныншними писаніями г. Ауслендера и тми новеллами, которыми онъ дебютировалъ. Но въ ней видимъ мы лишь слдствіе естественнаго и неуклоннаго развитія его дарованія, а вовсе не какой-нибудь ршительный переломъ, и перемн сюжетовъ мы отнюдь не склонны придавать значеніе особенно серьезное или показательное. Но именно поэтому не оцнку второй книги г. Ауслендера хотимъ мы дать сейчасъ, но указать т главныя черты, которыми, какъ намъ кажется, опредляется его творчество.
Дв черты кажутся намъ характеризующими писательскій обликъ г. Ауслендера, и он, переплетаясь и свиваясь, опредляютъ главные узоры той ткани, которую вышиваетъ его прихотливое воображеніе. Первая изъ нихъ — отчужденіе отъ дла, отъ дловыхъ, практическихъ людей ради мечтательнаго созерцанія,’склонность къ таинственному, къ фантастик — такова вторая черта.
‘О невозможномъ’ мечтаютъ любимые герои г. Ауслендера, и не о томъ ли мечтаетъ съ ними и самъ авторъ? Не въ этомъ ли и разгадка предпочтенія, оказываемаго имъ мечтателямъ и поэтамъ передъ дльцами и работниками, которые не только должны стремиться къ какимъ-нибудь опредленнымъ задачамъ, но и должны ставить себ пли вполн достижимыя. А мечтатели такъ часто не знаютъ сами, зачмъ они длаютъ то или другое, и авторъ поясняетъ лишь намъ, почему они поступаютъ такъ, а не иначе. И благо: такъ быстро гибнутъ неясныя мечтанія, чуть только они ‘попробуютъ воплотиться’, а самъ мечтатель, измнившій имъ, замнившій грезы о прелестяхъ ‘прекрасной Джессики’ ‘ограниченными и грубыми утхами съ какой-нибудь двкой’, немедленно становится ‘самодовольнымъ шелопаемъ’, однимъ изъ тхъ грубыхъ здоровяковъ, которые все великолпно знаютъ, энергичны и сильны. И все же ничего не уступятъ имъ мечтатели,— ни изъ слабости своей, ни изъ безвольности, ни изъ непониманія: пусть иногда позавидуютъ они чужой сил, подосадуютъ на свою физическую немощь,— уже въ слдующій мигъ силачъ кажется ‘маленькимъ мальчикомъ, на котораго смотришь съ пренебрежительной улыбкой’, и уже не хочется ‘быть сильнымъ и грубымъ’, пусть безсознательны, безвольны они, но вдь въ моменты ‘томной, безвольной усталости вс слова, вс движенія длаются свободными, удачными и легкими’, пусть такъ часто не понимаютъ они, что съ ними случается, не разбираютъ ‘ни происходящаго, ни происшедшаго’, хотя ‘ясно видятъ и слышатъ все’,— въ нужную минуту, защищая любимую двушку, оберегая свою независимость, они способны къ самымъ неожиданно рзкимъ отпорамъ, которыхъ за минуту, они да и никто другой, не сумлъ бы предвидть, и, если надо, они спокойно сами себя удаляютъ изъ міра, когда не хватаетъ на то же ршимости у прославленныхъ сильныхъ людей. Не ища проявиться какой-нибудь дятельностью во вн, они тмъ не мене нердко подчиняютъ себ людей какой-то внутренней, иногда непонятной силой, объ истокахъ которой (въ нихъ самихъ или позади ихъ?) они сами не догадываются, о послдствіяхъ же, польз или результатахъ ея не думаютъ и ихъ не ждутъ. ‘Волю покоряетъ другая, сильнйшая воля’ — вотъ врованіе, которымъ безсознательно проникнуты любимые персонажи Ауслендера, и не зная предла этой лстниц, они по ней восходятъ въ иные, таинственные міры, дыханіе которыхъ чуется, когда они живутъ, ‘какъ бы повинуясь чужой вол’.
Вс излюбленные персонажи г. Ауслендера полны какой-то загадочности, и она, въ соединеніи съ мечтательностью, и опредлила тотъ типъ юнаго героя-поэта, которому отдаетъ вс свои симпатіи авторъ, а можетъ быть повряетъ и свои думы и грезы.
Мечтами уносясь въ ‘міры иные’, враждуя съ другими мужчинами, черезъ женщинъ общаются герои г. Ауслендера съ нашей жизнью, и эти отношенія на протяженіи двухъ книгъ пережили значительную эволюцію. У насъ нтъ времени, конечно, прослдить подробно вс этапы ея, мы можемъ отмтить только главнйшее. Если непониманіе того, что такое любовь, которой женщины спрашиваютъ у него, привело въ первой книг къ тому, что ‘нжный Вафилъ’ пошелъ съ вопросомъ къ самой богин любви, которая и дала ему отвть, испепелившій его, то герои второй книги уже сами томятся, сперва еще неясными грезами, и жаждутъ утоленія. Но здсь разверзается передъ ними ужасъ двойственности любви: въ лик Афродиты небесной провидятъ они Афродиту земную, и послдняя кажется губительной и для нихъ самихъ, и для ихъ мечты. ‘И онъ не понималъ ужъ, гд Катя, гд Лиза’, но чувствовалъ, что он — одно, и что Катя можетъ стать Лизой, и потому бгутъ отъ нея герои г. Ауслендера. Такъ, женщина, дитя земли, становится враждебной тайн, которая должна быть всего дороже и которой не своей волей преданы мечтатели.
Мы завершили полный кругъ путешествія своего по разсказамъ Сергя Ауслендера, конечно, очень многое въ нихъ оставивъ вовсе безъ вниманія. Читатель, наученный критиками думать, что у писателей-декадентовъ на первомъ мст стоить форма, съ изумленіемъ спроситъ, можетъ быть, почему о ней мы не обмолвились ни словомъ? Однако, вдь мы ничего не сказали и о содержаніи: ибо въ душ поэта живутъ они нераздльно, но слитно въ нкоей, ихъ обнимающей напвности. И покуда не выяснена она, всуе разсуждать о вншнихъ ея обличіяхъ.