Сердобольная, Шелгунова Людмила Петровна, Год: 1901

Глава
Время на прочтение: 18 минут(ы)
Скачать в PDF

0x01 graphic

РУССКІЕ ИСТОРИЧЕСКІЕ РАЗСКАЗЫ

Л. П. Шелгуновой.

Съ РИСУНКАМИ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе В. И. ТУВИНСКАГО.
1901.

Сердобольная.

Историческая повсть.

ГЛАВА I.
Василій Шибановъ.

На одной изъ улицъ Благо города въ Москв стоялъ красивый бревенчатый домъ. На улицу онъ выходилъ двумя окнами, раздлявшимися небольшою перекладинкою. Хотя домъ былъ и новый и украшенный рзьбою, но вмсто стеколъ въ окнахъ была вставлена слюда. Большой дворъ былъ обнесенъ досчатымъ заборомъ, съ дубовыми воротами и калиткою.
У окна, выходившаго на улицу, сидлъ красивый мужчина, лтъ двадцати съ небольшимъ, съ окладистою русою бородкою и съ добрыми, голубыми глазами. Онъ тревожно смотрлъ въ окно на улицу.
— Да ты, Петруша, можетъ быть, напрасно тревожишься?— сказала молодая женщина, стоявшая посреди избы:— когда же могъ пріхать Василій?
— Не напрасно, Ириша!— отвчалъ Петръ:— въ лавку приходили ко мн бояре и сказывали, что Василій схваченъ и что плохо ему. Я уже сбгалъ къ едьк и просилъ его придти сюда. Онъ стрлецъ во дворц, можетъ быть, кое-что и слышалъ.
Молодая женщина, съ большими черными глазами, была въ красномъ волосник, крпко связанномъ на лбу и совершенно закрывавшемъ волосы, поверхъ красной рубахи былъ надтъ синій, суконный лтникъ, застегнутый подъ самое горло и съ длинными, широкими рукавами, висвшими позади. Лтникъ этотъ, сшитый какъ мшокъ, походилъ на сарафанъ. Длинныя золотыя серьги, съ блестящими камнями, показывали, что эти люди были не изъ бдныхъ.
Петръ Шибановъ считался въ дтств рабомъ князя Курбскаго, но потомъ былъ отпущенъ, расторговался и сталъ зажиточнымъ купцомъ. Жена его, Ирина Ивановна, тоже была изъ зажиточной семьи, любя вышла замужъ и жили они спокойно, припваючи, пока надъ новымъ домомъ ихъ не показались грозныя тучи.
— Ну, вотъ и едька идетъ!— проговорилъ Шибановъ.
Кольцо въ калитк звякнуло и по снгу заскрипли шаги высокаго, красиваго стрльца. Въ сняхъ стрлецъ стряхнулся, обтеръ ноги и, отворивъ низенькую дверь, вошелъ въ горницу, прежде всего перекрестился передъ иконами, занимавшими не только уголъ, но чуть что не половину стны изъ чисто выскобленныхъ бревенъ и затмъ, поздоровавшись, опустился на широкую лавку, тянувшуюся вдоль всей горницы.
— Ну, едя, ты знаешь, зачмъ я звалъ тебя?— сказалъ Шибановъ.
— Я самъ хотлъ къ теб придти,— отвчалъ едоръ:— Забуду ли я когда нибудь, что Иришины родители, пріютили меня, сироту?…
— — Говори скоре, что слыхалъ, что знаешь?— прервала его Ириша.
— Не слыхалъ, а самъ видлъ,— въ полголоса отвчалъ едоръ:— Мы стояли на часахъ и я былъ у самой двери. Царь сидлъ на своемъ трон, а какой-то бояринъ читалъ ему грамоту. Вдругъ царь весь затрясся и закричалъ: ‘Привести его сюда’! Сейчасъ же къ нему привели твоего брата Василія и подвели близко, близко… Василій, какъ посмотрлъ на царя и точно хотлъ. отступить, по не усплъ… Царь своимъ посохомъ — а у него наконечникъ острый, преострый!— уперся ему въ ногу и прокололъ сапогъ и ногу, такъ что кровь потекла по ковру…
— И что же Василій?— крикнулъ Шибановъ.
— Не моргнулъ. ‘Читай’! крикнулъ царь боярину и бояринъ сталъ читать. Хоть душа у меня и ушла въ пятки, но я сталъ прислушиваться и понялъ, что это читалось письмо отъ вашего князя Курбскаго. Князь-то вдь вашъ бжалъ въ Литву…

0x01 graphic

— Знаемъ,— отвчала Ириша.
— И оттуда прислалъ письмо съ Васькой…
— Неправда!— увренно сказалъ Шибановъ:— Ты знаешь, какой князь былъ хорошій человкъ? Ну, можетъ ли это быть, чтобы онъ послалъ на врную смерть своего любимаго и врнаго слугу?..
— Ну, ужъ я не знаю какъ, а письмо было прислано и его читали царю, а царь готовъ былъ Ваську разорвать. Тяжело ему, бдному, теперь въ темниц!..
Вс трое замолчали. Короткій, зимній день клонился къ вечеру и комнатка освщалась только лампадками, горвшими передъ иконами.
— Вамъ нечего ждать, когда васъ заберутъ,— тихо продолжалъ стрлецъ: — узжайте скоре! Лавку твою знаютъ… Долго ли до грха?.. Ириша, уговаривай мужа, добрый совтъ даю!
Въ сосдней комнат заплакалъ ребенокъ и молодая мать ушла къ нему.
— Мн пора. Коли что узнаю, прибгу. Не медли, говорю теб! Опоздаешь — хуже будетъ!

ГЛАВА II.
Бгство.

По уход едора Шибановъ долго сидлъ, облокотившись на столъ и положивъ голову на руки. Ребенокъ замолкъ, молодая мать, войдя въ комнату, сла по другую сторону стола и, тронувъ мужа за руку, проговорила.
— Ну, Петя, давай потолкуемъ!
Петръ поднялъ голову и голубые глаза его съ такою тоскою посмотрли на жену, что та бросилась къ нему и обняла его.
— Теперь тосковать некогда, Петръ!— тихо, но спокойно продолжала Ирина:— Неужели теб жаль, что у тебя не будетъ денегъ?
— Да разв я о себ жалю? Я не прихотливъ, сама знаешь… А мн жаль, что ты въ бдность попадешь. Легко ли теб будетъ?
— А ты думаешь, мн легче будетъ, какъ тебя засадятъ да замучаютъ до смерти? Легче! И ты думаешь, что мы съ Ваней будемъ богаче посл этого?— съ жаромъ, но не громко говорила жена: — Только бы намъ уйти, въ чемъ есть, да скоре! Теперь я’ни минуты не буду покойна. Но какъ уйти? О Господи! какъ бжать?
— Вотъ ужъ это такъ не трудно,— отвчалъ мужъ:— вдь я на этой недл хотлъ хать за товаромъ и поду, только не одинъ, а съ тобою.
— Только бы скорй!.. скорй!..
— Укладывайся! Лавку оставлю на приказчика, какъ бывало и прежде. Но только, Ириша, жить намъ будетъ трудно.
— Будемъ крестьянами, я работы не боюсь, а на покупку земли да. скота денегъ у насъ достанетъ.
— Съ доброй женой нигд не пропадешь. А слугамъ своимъ мы скажемъ, что я ду за товаромъ, а ты съ ребенкомъ по пути задешь помолиться въ монастырь.
Ириша въ этотъ вечеръ спать не легла, а вынесла въ комнату сундукъ и, выбравъ изъ него тряпье, стала укладывать только богатыя вещи, мха и изъ одежды все, что было поцнне.
Судьба покровительствовала Шибановымъ и на другой день Петръ выгодно продалъ свою лавку, сказавъ, что узжаетъ въ Казань, не такъ давно покоренную царемъ Иваномъ ВасильевичемъТ’рознымъ. Это никому не показалось страннымъ, потому что многіе изъ торговыхъ людей стали собираться въ Казань, чтобы начать тамъ торговлю.
Вернувшись домой къ вечеру, Петръ засталъ уже все уложеннымъ и Иришу совершенно готовою къ отъзду.
— Вдь завтра намъ нельзя еще выхать, надо обмнять деньги, да къ тому мы не ршили еще, куда намъ хать.
— Я похала бы куда нибудь за Тулу или за Воронежъ.
— Оно все равно, только бы выхать изъ Москвы, а тамъ вдь можно и перехать.
Утромъ мужъ опять ушелъ и Ирина въ страх и тревог провела весь день. Въ сумеркахъ онъ возвратился, а вслдъ за нимъ пришелъ еодоръ. При вид его и у мужа и у жены екнуло сердце.
— Врно съ дурными встями?— прошептала Ириша.
— Съ дурными,— отвчалъ еодоръ:— завтра приказано обшарить весь дворъ вашего князя, всю оставшуюся челядь засадить, а все добро перевезти въ палаты царскія. Такъ какъ князь бжалъ не изъ Москвы, то царь думаетъ, что въ хоромахъ онъ оставилъ много добра. Какъ будутъ забирать челядь, не мудрено вспомнить и о брат Василія.
— Не мудрено…— проговорилъ Петръ.
По-уход еодора, Петръ ршительно сказалъ:
— Вижу, что всего не заберешь, и надо хать съ тмъ, что есть.
Онъ вмст съ работникомъ подвезъ сани къ крыльцу и сталъ выносить сундуки, мшки, корзины и постели, закрывъ все рогожею, завязалъ веревкою и пошелъ въ горницу. Они ршили выхать передъ свтомъ, чтобы ихъ не задержали въ городскихъ воротахъ.
Ирина сидла на лавк, а ребенокъ спалъ въ люльк. Крестикъ съ люльки былъ уже снятъ и уложенъ. Часовъ въ пять вывели пару лошадей, запрягли, а одтую въ шубу, съ ребенкомъ на рукахъ, Ирину подняли на возъ и посадили, хорошенько закутавъ. Старая няня и вся прислуга горько плакали, хотя хозяева продолжали уврять, что скоро вернутся.
— Чуетъ мое сердце, что не вернетесь!— говорила няня, крестя отъзжавшихъ дорогихъ хозяевъ.
Ворота со скрипомъ отворились и Шибановы похали по Блому городу, называвшемуся такъ потому, что онъ былъ окруженъ блою стною. Ворота въ блой стн были уже отворены и они прохали въ Земляной городъ. Изъ Земляного города они прохали къ монастырямъ, но только когда миновали послднюю пригородную избушку, Петръ остановилъ лошадей и, вставъ съ саней, сталъ молиться на алвшій востокъ. Ирина, сидя на саняхъ, тоже молилась.
Итакъ, Шибановы благополучно бжали изъ Москвы.

ГЛАВА III.
Сельцо Береговое.

Лошади уже два раза отдыхали, но послдній постоялый дворъ такъ не полюбился Шибановымъ, что они, не смотря на насыпающій вечеръ, отправились дале, тмъ боле, что взошедшая на неб луна освщала имъ путь. Но не прохали они и диз^хъ часовъ, какъ луна затянулась тучами и пошелъ снгъ, сначала мелкій, а затмъ все крупне и крупне. Началась настоящая пурга и лошади отъ усталости безпрестанно останавливались.
— Не замело бы насъ!— проговорила Ирина.
— Ну, вотъ еще!— твердо отвчалъ Петръ, но въ душ у него давно было тревожно и онъ боялся погибнуть.
Такъ бились они еще часа три и, наконецъ, лошади совсмъ стали и не трогались съ мста. Ребенокъ покричалъ и замолкъ.
— Неужели замерзъ?— съ ужасомъ подумала мать.
Вдругъ, вмст съ завываніемъ втра, послышался лай собакъ.
— Милые! гд-то лаютъ…— закричала Ирина.
Петръ схватилъ лошадей подъ уздцы и побжалъ, лошади, должно быть, тоже почуяли жилье, потому что пошли крупнымъ шагомъ. Лай слышался все ближе и ближе и путники увидли жилье: въ окн довольно большой избы мелькнулъ свтъ.
Шибановы во второй разъ этотъ день поблагодарили Бога за спасеніе своей жизни.
— Пустите, ради Бога!— молилъ Петръ отворившаго ему калитку молодого священника:— У меня здсь жена съ ребнкомъ… Мы замерзнемъ.
Священникъ, отецъ Даніилъ, и работникъ его отворили ворота. Петръ подвелъ лошадей къ крыльцу и самъ снялъ Ирину съ ребенкомъ. Пока онъ выпрягалъ лошадей, отецъ Даніилъ ввелъ Ирину въ переднюю избу и посадилъ на лавку. Ирина прежде всего посмотрла, живъ ли ребенокъ. Да, онъ былъ живъ и спалъ. Ирина узнала, что у батюшки жена очень больна и не встаетъ съ постели.

0x01 graphic

— Сведи меня къ ней, я, можетъ быть, помогу ей чмъ нибудь,— сказала Ирина.
Она взяла съ собою ребенка и пошла за священникомъ. Во второй комнат, едва освщенной, лежала у стны на постели молодая женщина, а подл въ люльк, пищалъ ребенокъ. Онъ пищалъ тихо и жалобно, вовсе не такимъ голосомъ, какъ бывало кричалъ ея Ваня. Ирина Ивановна положила на лавку своего ребенка и взяла чужого.
— Онъ голоденъ,— проговорила больная:— я уже цлую недлю не могу кормить его.
Ирина развернула бднаго голоднаго младенца и приложила его къ своей груди. Мальчикъ отъ слабости едва могъ сосать, но все-таки насытился и заснулъ.
— Добрая ты женщина!— сказала больная: — какъ тебя благодарить?
— Не надо меня благодарить. Мальчикъ успокоился и этимъ поблагодарилъ меня,— отвчала Ирина.
Не смотря на усталость, Ирина до половины ночи провозилась съ больною: растирала, успокаивала ее и ходила за ребенкомъ. Но этимъ добрымъ дломъ она случайно пріобрла себ врага. Поутру въ избу къ старшей работниц отца Даніила пришла дьячкова жена и стала спрашивать о здоровь ‘матушки’.
— Напрасно тутъ толкаешься,— сердито отвчала ей Аграфена:— ты только языкомъ болтаешь, а ты бы посмотрла, какъ Ирина Ивановна въ одну ночь насъ всхъ управила.
— Это еще что за Ирина Ивановна?— вскинулась дьячиха. И вотъ, съ этой минуты у Шибановыхъ явился врагъ — злая, глупая баба. Дьячиха побжала къ дьячку и начала ему разсказывать, что къ отцу Даніилу откуда-то явились какіе-то незнакомые люди и что эти люди, наврно, будутъ подкапываться подъ нихъ. И вотъ, дьячекъ тоже сталъ злобно смотрть на незнакомыхъ ему прізжихъ.
Шибановы на третій день стали собираться хать дальше, но больная горько заплакала, а отецъ Даніилъ, кланяясь въ поясъ Петру, просилъ его повременить.
— Ты говоришь, теб все равно куда хать — уговаривалъ его священникъ: ^ну, такъ оставайся здсь!
— Близко отъ Москвы, батюшка!— отвчалъ Петръ.
— Хоть и близко, _но въ сторон отъ большой дороги. Глухо здсь, совсмъ глухо! такъ глухо, что только дв крестьянскія семьи тутъ живутъ, а другіе побросали свои избы и переселились на большую дорогу. Вотъ рядомъ съ нами хорошій дворъ пустуетъ и я могу теб его отдать.
Долго священникъ уговаривалъ Петра и такъ его успокоилъ насчетъ царскаго преслдованія, что Петръ не на шутку сталъ задумываться:
Ирина, между тмъ, отъучивъ отъ груди своего сына, принялась кормить чужого и ходить за больною, помогая ей всмъ, чмъ могла.
— Колдовствомъ помогаетъ!— шипла дьячиха.
— Молитвами помогаетъ!— строго отвчала ей сидвшая уже попадья.
— Кто они такіе?— допытывался дьячекъ.
— Добрые и хорошіе люди,— отвчалъ отецъ Даніилъ.
— А какъ звать-то?
— Петръ Алексевъ.
Священникъ посовтовалъ Петру не говорить своей фамиліи, на всякій случай, и между ними было ршено, что, онъ останется Алексевымъ.
Сельцо Береговое находилось всего за 80 верстъ отъ Москвы и стояло на берегу небольшой рчки. Церковь въ немъ была крошечная и поселенцы, переселившіеся въ Береговое изъ сосдняго большого села, почему-то не взлюбили сельцо и мало по малу вс выселились, такъ что, кром церкви съ причтомъ, осталось только дв семьи.
— Не въ Литву же узжать!— раздумывали Шибановы.
Къ весн были наняты плотники и по сосдству отъ церкви выстроилась хорошая изба и поправлены были вс службы.
Матушка уже встала, но была слаба, а потому Ирина, переселившись даже къ себ въ избу, постоянно приходила кормить ребенка и растирала больную попадью. Еще бабушка Ирины говорила, что растираньемъ можно вылечить всякій недугъ и Ирина всегда прибгала къ этому.

ГЛАВА IV.
Настя.

Прошло двнадцать лтъ съ того дня, какъ Шибановы бжали изъ Москвы, гд все оставили на произволъ судьбы. Что сталось съ ихъ. домомъ, они не знали, но только надялись, что его занимаетъ кто нибудь изъ ихъ прислуги. Со своимъ сосдомъ, отцомъ Даніиломъ, они жили душа въ душу. Андрюша, вскормленный Ириною, выросъ хорошимъ мальчикомъ и жилъ въ дружб съ Ванею и съ сестрой его Настею, которой минуло десять лтъ.
Настя, съ такими же черными глазами, какъ у матери, была двочкою вдумчивою. Хотя она бгала и рзвилась съ братьями, но когда они втроемъ садились на берегъ удить рыбу, она всегда начинала разговоры недтскіе, и недтскіе разговоры она вела потому, что любила очень, очень старенькаго странника, который заходилъ къ нимъ и иногда подолгу проживалъ у нихъ.
— Не хохочи такъ, Андрюша,— говорила она, сидя на трав съ мальчиками:— Ерема сказалъ мн, что теперь гршно хохотать.
— Еще выдумай! Когда весело, такъ надо хохотать. Когда я сижу за книгой, такъ я и не хохочу, и когда я буду попомъ, такъ тоже не буду хохотать. А теперь-то отчего нельзя хохотать?
— Оттого, что вся Русь плачетъ. Ты послушалъ бы, какъ Ерема хорошо говоритъ объ опричникахъ.
— Это еще что за опричники?
— Это страшные люди. Они при цар и кто имъ не понравится, они сейчасъ саблей зарубятъ.
— Страсти!— повторили мальчики.
Такіе разговоры велись между дтьми постоянно и Настя точно ни о чемъ другомъ и не думала.
Этотъ вопросъ, очевидно, такъ занималъ Настю, что черезъ два года, посл урока у отца Даніила, который училъ ихъ всхъ троихъ грамот, двочка собралась съ духомъ и спросила:
— Батюшка, скажи мн, неужели и злодевъ надо любить? самыхъ ужасныхъ злодевъ?
— Конечно.
— А я не могу,— печально отвтила Настя.
— Что ты, Настя! Да какихъ же ты можешь знать злодевъ?— со смхомъ спросилъ отецъ Даніилъ.
— А нашъ-то…— и тихо прибавила:— дьячекъ…
— Какой же онъ злодй, Настя?
— Онъ злой. Знаешь, что онъ съ нами сдлалъ?
— А что?
— Я сама видла, какъ онъ загналъ поросенка въ нашъ огородъ и тотъ испортилъ вс почти огурцы. Ну, подумай только! И мама вдь плакала…
— Это онъ поступилъ не хорошо.
— Къ себ въ огородъ онъ поросенка не загонитъ, значитъ, онъ не. любитъ своихъ ближнихъ. Зачмъ, же я буду любить его? Дьячиха прямо говоритъ, что ненавидитъ насъ, и смется, что мама ходитъ къ. больнымъ.
Дьячиха и за нею дьячекъ, въ самомъ дл, ненавидли Шибановыхъ и дьячекъ, подозрвая, что почему нибудь такіе, сравнительно, богатые люди живутъ въ глуши, и хотя работаютъ, но все-таки не живутъ какъ простые мужики,— непремнно хотлъ узнать, въ чемъ тутъ тайна.
Разговоръ Насти съ отцомъ Даніиломъ не прошелъ даромъ и дьячку была сильно намылена голова за пущеннаго въ огородъ поросенка.
Дьячекъ выскочилъ отъ священника, какъ изъ бани, и кипя злобою, побжалъ на рку, гд видлъ Ваню съ удочкою.
— Ахъ, вы бродяги!— не помня себя, закричалъ онъ на мальчика: — пришли тутъ въ чужое мсто, да вздумали смущать отца Даніила!
— Что ты! что ты! что съ тобой?— проговорилъ мальчикъ, поднявъ голову съ блокурыми вьющимися волосами и съ большими, кроткими, голубыми глазами.
— Нечего ‘что ты’!.. Врно отцу-то твоему на мое мсто хочется, что вздумали выживать меня! Ахъ, вы бродяги! бглые вы, безъ роду, безъ племени…
Мальчикъ вскочилъ.
— Нтъ, мы не бродяги!…
— Что тутъ говорить!… Воры вы!… Сколько разъ, я видалъ, какъ отецъ твой мнялъ деньги… настоящія, необрзанныя, ворованныя… Бродяги, безъ роду, безъ племени… и звать-то васъ не знаешь какъ…
— Не бродяги мы… а мы Шибановы!— вн себя закричалъ Ваня и заплакалъ, хотя заплакалъ онъ вовсе не оттого, что выдалъ отцовскую тайну, а отъ обиды.
— Такъ вы Шибановы?— прошиплъ дьячокъ.

ГЛАВА V.
Арестъ.

Ирина Ивановна, врная своему прозвищу Сердобольной, справивъ домашнюю работу, отправлялась обыкновенно по своимъ больнымъ’ Попадью она считала своею первою больною, потому что, хотя она и не лежала, но постоянно прихварывала, и ей надо было то тамъ, то тутъ потереть, и больная нердко говорила мужу своему:
— Пропали бы мы безъ Ириши!
— Ужъ подлинно, что Самъ Богъ послалъ намъ этихъ людей,— отвчалъ отецъ Даніилъ.
Проходить ей всегда приходилось мимо избы дьяка, и въ этотъ день она шла обычнымъ путемъ и, завидвъ дьячиху, низко ей поклонилась.
— Не долго ужъ вамъ тутъ шляться да батюшкины пороги оббивать!— проворчала дьячиха.
Ириша остановилась и съ изумленіемъ посмотрла на нее.
— Теперь вдь мы ужъ знаемъ, кто вы такіе! Шила въ мшк не утаишь…
— Что мы теб сдлали?— проговорила Ирина.
— Что же Сердобольная можетъ сдлать кром добра?— насмшливо проговорила дьячиха и, хлопнувъ калиткою, ушла къ себ во дворъ.
У Ирины Ивановны ноги подкосились, а сердце заныло совершенно такъ, какъ оно ныло четырнадцать лтъ тому назадъ въ Москв, передъ ихъ бгствомъ. Она увидала передъ собою еще боле ужасный кровавый призракъ. Странникъ Ерема ежегодно ходилъ къ нимъ и разсказывалъ такіе ужасы!…
Прежде бояръ казнили за крамолу, а теперь опричники, подъ видомъ охраненія спокойствія царя, хватали на право и на лво и людей казнили зря.
Придя домой, Ирина тяжело опустилась на лавку подл Насти, что-то вышивавшей у небольшого окна.
— Что съ тобой, мама? На теб лица нтъ,— сказала Настя.
— Боюсь, Настя!..
— Да чего же намъ-то бояться, мама? Живемъ мы далеко, живемъ смирно, никого не обижаемъ…
— А все-таки я боюсь… Дчячиха что-то странное говорила мн…
— Дьячекъ ужъ съ недлю, какъ въ Москв.
Всю эту ночь Ирина глазъ не могла сомкнуть и страхъ свой передала своему добродушному мужу.
— Ничего мы не сдлали, — говорилъ онъ: — чего же намъ бояться?
— Разв берутъ только виновныхъ?— продолжала Ирина:— Ты вотъ что подумай: если бы опричники никого не хватали, такъ вдь имъ могли бы сказать: зачмъ васъ содержатъ изъ царской казны? Вотъ они и хватаютъ на право и на лво, и все больше людей, ни въ чемъ неповинныхъ.
— Ну, будь, что будетъ!— отвчалъ Петръ:— не узжать же намъ отсюда? Здсь намъ было хорошо, здсь мы были счастливы и покойны и теперь постараемся быть покойны.
— Не могу!..— отвчала только Ириша.
Весь этотъ день прошелъ спокойно, а на слдующій батюшка начиналъ снокосъ, и, лишь стало свтать, онъ взялъ съ собою работника, Андрюшу да Ваню съ Настею и отправился съ ними версты за три. Ирина ушла въ ближайшее село, откуда за нею приходили и позвали ее къ умирающей, а Петръ остался одинъ и готовился къ снокосу.
Онъ сидлъ на лавочк у воротъ и чинилъ грабли. Нельзя сказать, чтобы на душ у него было покойно, хотя по привычк онъ мурлыкалъ псенку. День былъ такой хорошій, что и матушка вышла на улицу и, издали кивнувъ ему, тоже сла у воротъ.
Вдругъ вдали, со стороны большой дороги, послышался топотъ. Такое непривычное явленіе не удивило, а сразу испугало Петра. Отрядъ человкъ въ десять съ крикомъ и побрякиваньемъ прямо подъхалъ къ матушк.
— Гд тутъ живетъ Петръ Шибановъ?— спросилъ у нее одинъ изъ опричниковъ.
— Я такого не знаю,— отвчала перепуганная попадья.
— Да вонъ онъ сидитъ у воротъ,— сказала какъ изъ земли выросшая дьячиха:— вонъ, что чинитъ грабли-то!
Грозный отрядъ вскачь пустился къ ошеломленному Петру.
— Ты Петръ Шибановъ?— крикнули ему опричники.
— Нтъ!— твердо отвчалъ Шибановъ.
— Вяжи его!— приказалъ старшій:— тамъ разберутъ, кто онъ такой!
Петръ былъ опрокинутъ, связанъ и положенъ на выведенную, съ его же двора лошадь.
0x01 graphic
Въ то время, какъ одни опричники связывали Петра, другіе бгали по его дому и искали денегъ, такъ какъ дьячекъ, сдлавъ доносъ, что у нихъ проживалъ какой-то невдомый человкъ, прибавилъ, что у этого человка есть деньги. Однако, опричники, перерывъ сундуки, ничего не нашли, да и трудно было найти, потому что почти вс оставшіяся деньги Шибановы зарыли въ огород, подъ кустомъ малины, а нужныя деньги они держали зарытыми подъ поломъ въ бан.
Шибановъ радъ былъ, что его взяли въ отсутствіи жены. По крайней мр онъ не видлъ ея отчаянія, да и кром того, онъ боялся, чтобы и ее злоди не захватили вмст съ нимъ, а дтей могли просто перебить.
Попадья, не смя перевести духа отъ испуга, проводила глазами несчастнаго Петра и сла на прежнее мсто ждать возвращенія Ирины. Много часовъ просидла она, забывъ и о д и обо всемъ, какъ вдругъ увидла вн себя бжавшую Ирину. Въ деревн, гд на ея рукахъ умерла больная, она уже услыхала, что въ Береговомъ были опричники и кого-то увезли.
— Дти?— крикнула Ирина.
— На снокос,— отвчала рыдавшая попадья.
— А… мужъ?— чуть слышно добавила несчастная.
Отвта она не получила и по лицу матушки все угадала. Она, спотыкаясь, пошла домой, гд увидала полный разгромъ. Но не въ вещахъ, не въ деньгахъ тутъ было дло, а въ человк, котораго она любила и который теперь для нее погибъ! Она знала очень хорошо, что Петръ, даже въ помыслахъ неповинный, теперь погибъ.
Ирина упала ницъ на полъ и точно замерла. Она не слыхала, какъ ее прыскала водою матушка и какъ она вмст съ работницею положила ее на постель, гд вечеркомъ и застали ее дти.

ГЛАВА VI.
Ерема.

Но не такая была Ирина, чтобы позволить себ захворать и лежать въ бездйствіи въ такое трудное и тяжелое время. На другой день она была уже на двор и складывала сно, привезенное работникомъ во дворъ для просушки. Бжать въ Москву и узнавать что нибудь о муж было безполезно. Что могла она сдлать? Она могла только погибнуть съ нимъ и оставить дтей сиротами. На это она не имла никакого права и знала очень хорошо, что Петръ не одобрилъ бы этого.
Прошло нсколько дней. Снокосъ у нихъ подвигался очень плохо и у всхъ точно руки опускались.
Въ это самое время пришелъ къ нимъ странникъ Ерема и когда Ирина разсказала ему, какъ было все дло, онъ опустилъ голову и долго сидлъ молча.
— Отдохну сегодня, а завтра пойду въ Москву,— сказалъ странникъ:— тамъ что нибудь узнаю.
— Батюшка Еремушка!— говорила Ирина:— иди, разузнай! Есть у меня тамъ близкій человчекъ, въ стрльцахъ,— не знаю, живъ ли!— едоръ по имени и Козелъ по прозванію. Службу онъ несъ въ царскихъ палатахъ и всегда могъ разузнать, что нужно. Найди ты его, родной, и скажи ему, что, ради памяти моихъ родителей прошу я его узнать все и пособить мн.
— За твою ласку и добродтель сдлаю, что хочешь. Только, Ирина Ивановна, на хорошее не надйся, и лучше молись за своего Петра.
Странникъ Ерема былъ собранъ въ дорогу такъ, какъ собираютъ родного сына. Ему дали не только харчей, но Ирина сходила въ баню и оттуда принесла денегъ.
И вотъ поплелся нашъ странникъ, Передвигая свои ноги, привычныя къ ходьб.
Ирина же не только часы, но и минуты считала. Настя служила ей большимъ утшеніемъ: она въ это время точно выросла и перестала быть двочкою, а Ирина Ивановна перестала отъ нее таиться и все ей разсказала. Настя узнала, какъ князь Андрей Курбскій не могъ боле терпть обиды отъ царя и задумалъ уйти въ Литву. Но уйти такому боярину изъ Москвы было не легко и вотъ онъ ждалъ случая. Царь отправилъ его на войну въ Ливонію и князь оттуда ухалъ въ Литву къ королю Сигизмунду-Августу, который принялъ его съ большимъ почетомъ.
— Ну, подумай,— продолжала она:— какъ разгнвался царь, когда узналъ, что онъ ничего не можетъ сдлать съ ослушникомъ! Ну, и началъ онъ хватать его приближенныхъ… Прежде всего онъ замучилъ и потомъ казнилъ Василія Шибанова, твоего дядю…
— Да за что же, мама?
— А за то, что тотъ помогъ князю бжать, а можетъ, и не помогъ, мы вдь этого не знаемъ…
— И какой же царь-то злой!

0x01 graphic

— Злой-то онъ злой, это правда! только озлобили его бояре, а теперь сами и платятся. Какъ онъ былъ малымъ ребенкомъ да круглымъ сиротой, такъ всего въ своихъ хоромахъ натерплся: и голодно-то и холодно ему бывало, а передъ нимъ бояре все дрались изъ-за власти.: Я думаю, какъ ростетъ такъ ребенокъ, такъ невольно каждый день думаетъ: ‘Вотъ постойте! какъ выросту да возьму свое, задамъ вамъ’!
Послдній доводъ подйствовалъ на Настю и она стала говорить о цар, какъ о несчастномъ.
Прошла еще недля и, наконецъ, появился странникъ. Онъ точно еще больше постарлъ. Войдя въ избу и поклонившись иконамъ, онъ прислъ молча на лавку. Дтей дома не было и только Ирина Ивановна одна встртила его, и съ ужасомъ ждала, что онъ ей скажетъ. Наконецъ, старикъ заговорилъ:
— Лучше бы мн не приходить къ теб! Теперь вдь ужъ хорошаго ничего быть не можетъ….
— едора нашелъ?
— Нашелъ… Хорошій парень.
— Очень хорошій!
Разговоръ опять остановился.
— Еремушка!— вскинулась наконецъ Ирина:— Не томи же меня… не мучь… Казнили?
— Нтъ еще.
— Не мучь же, говори все, какъ было!
— Ну, такъ слушай! Пришелъ я въ Москву и пошелъ искать едора стрльца.
— Нашелъ?
— Не скоро, а нашелъ. Долго онъ не врилъ мн, что я присланъ отъ тебя, но наконецъ поврилъ и разсказалъ мн, что Петръ сидитъ въ темниц, что водили его на допросъ, а будутъ ли казнить и когда, ничего не извстно, что къ нему, можно пройти со священникомъ. Я — къ этому священнику… Валялся у него въ ногахъ, заклиналъ и ужъ чего не длалъ, и вотъ онъ общалъ меня взять съ собой. Я ходилъ къ нему и утромъ и вечеромъ, и вотъ, наконецъ, онъ говоритъ мн, чтобы я посидлъ, подождалъ, пока онъ пойдетъ обходить заключенныхъ. Ну, и пошли мы. Много келій обходили — все не тотъ. Наконецъ пришли въ одну, смотрю, на полу сидитъ нашъ Петръ!..
— О, Господи! узналъ тебя?
— Постой, не перебивай. Сидитъ на полу, а ноги въ деревянныхъ колодкахъ… Какъ онъ взглянулъ на меня, такъ весь затрясся и позеленлъ. А священникъ — добрая душа!— и говоритъ: ‘Дай ему попить водицы’. Я взялъ кувшинъ и наклонился къ нему.— Ирина прислала меня къ теб,— сказалъ я ему.— ‘А она еще цла? Такъ вотъ что ты ей скажи: не сегодня, завтра и ее схватятъ, и чтобы она не мшкая уходила бы въ монастырь. Буду ли я живъ или нтъ, все равно, пусть идетъ въ монастырь… Ваню пусть она отдастъ отцу Даніилу, а Настю можетъ взять съ собой. Только въ монастыр она и будетъ цла… Изъ монастыря не возьмутъ’.— Все скажу,— отвчалъ я, и посл этого мы вышли.
— И все?— прошептала Ирина.
— Нтъ, не все. Посл этого я видлъ едора и онъ мн сказалъ, что опричники непремнно прідутъ сюда, потому что теперь ужъ извстно, что у Петра была лавка съ краснымъ товаромъ и что лавка эта была продана, и что, значитъ, деньги у Шибановыхъ есть и ихъ будутъ искать…
— Не найдутъ!— проговорила Ирина.
— Ну, найдутъ, либо нтъ, а мужнинъ приказъ надо выполнить! Иди въ монастырь, а за домомъ и дворомъ мы съ отцомъ Даніиломъ присмотримъ.
Ирина тотчасъ же поршила исполнить желаніе мужа и, не теряя времени, пошла къ священнику и обо всемъ съ нимъ условилась.
На слдующій день было воскресенье и она ршилась въ воскресенье и уйти.

ГЛАВА VII.
Смерть опричника.

Монастырь, въ который хотла уйти Ирина, находился всего въ двадцати верстахъ отъ Берегового, а такъ какъ отвезти ее туда хотлъ самъ отецъ Даніилъ, то она и поршила отправиться часа въ два, въ три.
Дти посл ранней обдни пошли посидть на бережокъ, а Ирина ходила по двору и запирала пустые амбары и клти. Въ эту ночь все добро, до послдней ложки и чашки, было увезено къ батюшк. Ирина и Ерема все это длали ночью, чтобы не видалъ дьячекъ, котораго сталъ побаиваться и отецъ Даніилъ.
Вдругъ въ ворота вбжала Настя. По ея лицу видно было, что случилось нчто ужасное.
— Идутъ опричники! Мама, скоре спрячемся!
Сначала это извстіе Ирину ошеломило, но затмъ она перекрестилась и, взявъ Настю за руку, побжала съ нею подъ навсъ. Весь уголъ подъ навсомъ былъ занятъ сномъ.
— Ползай, Настя въ самый уголъ, въ сно,— проговорила она и Настя, не дожидаясь вторичнаго приглашенія, юркнула въ сно, а вслдъ за нею влзла и мать. Кажется, он еще не успли хорошенько запрятаться, какъ ворота распахнулись и во дворъ въхала страшная ватага. Прежде всего вс бросились въ избу, ломали, что попадалось подъ руку, и съ каждымъ шагомъ убждались, что хозяева выхали. Выбжавъ на дворъ, они разсыпались по всмъ клтямъ и амбарамъ и всюду находили полнйшую пустоту.
Ирина крпко держала Настю и слышала, какъ злоди подошли къ сну.
— Давай разрывать!— крикнулъ одинъ.
— Была бы охота!… Вотъ, если бы не храмъ Божій, такъ поджечь бы можно,— отвчалъ другой.
— Какъ можно! а храмъ-то? Мы и такъ обойдемся.
Первый опричникъ обнажилъ кривую саблю и сталъ втыкать въ сно. Другой послдовалъ его примру.
Ирина слышала, какъ около нее и Насти шуршало сно и какъ иногда остріе почти касалось ихъ лица и тла.
— Подайте, Христа ради, страничку!— проговорилъ дрожащій голосъ Еремы.
— А, Божій человкъ!— сказали злоди:— Ты здшній?
— Здшній, батюшки!
— Не знаешь ли, гд хозяйка этого дома?
— Какъ не знать! она въ монастырь ушла.
— Когда?
— Сегодня!
Опричники отошли отъ сна и съ проклятіями и ругательствами стали садиться на лошадей.
— А добро-то все куда же двалось?— спросили они.
— Видно, съ собой взяла. Ншто въ монастырь съ голыми руками примутъ?— небрежно отвчалъ старичекъ.
Ерема вышелъ за ворота и проводилъ опричниковъ, затмъ вернулся во дворъ и еще нкоторое время постоялъ, потому что къ отряду примыкали другіе опричники, разгуливавшіе гд-то. Когда топотъ лошадей затихъ, онъ затворилъ ворота и калитку на запоръ и сталъ звать..
— Ирина, выходи!.. ухали…
Ирина вылзла и помогла вылзти Наст.
— И ты мн будешь говорить, что надо любить такихъ злодевъ?— въ негодованіи говорила Настя:— Да я бы ихъ на медленномъ огн сожгл
Шелгунова Людмила Петровна
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Татарское иго, Шелгунова Людмила Петровна, Год: 1901
  2. Так велела царица, Чарская Лидия Алексеевна, Год: 1910
  3. Новгородский князь Всеволод, Шелгунова Людмила Петровна, Год: 1901
  4. Ермак, Шелгунова Людмила Петровна, Год: 1901
  5. Ермак, Шелгунова Людмила Петровна, Год: 1915
  6. Дети-крестоносцы, Гаршин Евгений Михайлович, Год: 1881
  7. Царский гнев, Чарская Лидия Алексеевна, Год: 1909
  8. Мученики Колизея, Тур Евгения, Год: 1884
Электронная библиотека