СЕНТ-КЛЕРЪ
ОСТРОВИТЯНИНЪ,
или
ИЗГНАННИКИ
НА ОСТРОВ БАРР.
Перевелъ съ Французскаго
Г. Трескинъ,
Сочиненіе Госпожи Монтолье
сочинительницы Каролины Лихтфельдъ.
. . . . . . . . . . One who Brings
A mind not to be chang’d by place or time.
The mind is its own place, and in ifself
Can make a heav’n of hell, of heaven.
Paradise lost, chan. I er.
МОСКВА, 1817.
Въ Университетской Типографіи.
Печатать дозволяется съ тмъ, чтобы по отпечатаніи, до выпуска въ продажу, представлены были въ Ценсурный Комитетъ одинъ экземпляръ сей книги для Ценсурнаго Комитета, другой для Департамента Министерства, просвщенія, два экземпляра для Императорской Академіи Наукъ. 1817 Года Іюня 15 дня.
Ординарный Профессоръ Михаилъ Снгиревъ.
Нсколько дней сряду Амбруазина была такъ слаба, что друзья весьма много опасались вразсужденіи ея жизни, ежеминутно казалась она имъ умирающею. Монтей безотлучно при ней находился, изъ мужественнаго воина сдлался онъ попечительнымъ оберегателемъ больной и нжнйшимъ супругомъ Амбруазина, для которой теперь жизнь была столько драгоцнна, сколько до возвращенія супруга, смерть, Амбруазина принимала изъ рукъ любезнаго даже такія лкарства, къ которымъ имлa отвращеніе. Она говорила мало, но нжное безпокойство Монтея оказывалось въ каждомъ ея движеніи, и повидимому она боялась, что бы его у нее снова не похитили. Естьли онъ оставлялъ ее на минуту, то она погружалась въ уныніе и глаза ея наполнялись слезами, когда же возвращался, то на лиц ея изображалось удовольствіе. Она засыпала не иначе, какъ обнявши своего супруга и склонивъ голову свою на грудь его, какъ бы желая навсегда удержать его при себ.
Между тмъ здоровье ея постепенно поправлялось, и ея друзья начали уже надяться. Первымъ знакомъ выздоровленія было желаніе ея, чтобъ Сент-Клеръ возвратился въ Барру, какъ безопаснйшее для него мсто. Но онъ совершенно отъ того отказался. ‘Мн нечего бояться здсь, сказалъ онъ: подъ покровомъ Амбруазины я могу противиться всмъ Роскелинамъ, да и не окруженъ ли я подданными, тебя обожающимъ, также и островитянами, кои не оставятъ въ опасности друга своего Сент-Клера?’ Амбруазина не настаивала боле, но ежедневно испытывала силы свои, желая имть ихъ столько, чтобы можно было возвратиться съ Сент-Клеромъ въ крпость. — Тамъ воздухъ для меня здоровъ, говорила она: тамъ скоро я выздоровлю среди любезнаго общества, которое столько лтъ составляло мое благополучіе. —
Наконецъ позволено было ей прогуливаться по террас замка при помощи Монтея. Она смотрла на море съ сердечнымъ желаніемъ перенестись черезъ него на свой островъ. Свжій морской втерокъ укрплялъ ея силы, здоровье ея ежедневно возстановлялось, лице принимало прежнюю красоту, какъ же скоро начала ходить одна или опершись на котораго-нибудь изъ дтей своихъ, то уже не возможно было удержать ее въ Кинтал. Приготовили спокойное судно, все щастливое семейство съ Брижеттою и нсколькими служителями туда отправились.
Во при всхъ заботахъ и попеченіяхъ о супруг своей Монтей не выпускалъ изъ памяти друга своего Жамеса Росса, часто занималъ онъ его мысли до отъзда на Барру, и наконецъ посовтовавшись съ дю-Бургомъ и Рандольфомъ (коего почитали уже полезнйшимъ членомъ въ ихъ обществ), ршились нанять судно, на которомъ послдніе двое должны были отравиться отыскивать Сиръ Жамеса. Монтей сообщилъ имъ вс нужныя къ тому свднія, и между прочимъ, что король, взявшій ихъ въ плнъ, былъ Датскій, что его уврили въ личной безопасности. Сиръ Жамеса и рыбаковъ кром только свободы, которой лишены были для того, чтобы не произвели какой тревоги, гордясь первыми успхами и будучи снабжены провизіею и деньгами. Дю-Бургъ и Рандольфъ отправились съ Вилліамомъ и двенадцатью островитянами на врность и не устрашимость коихъ могли положиться.
При отъзд Амбруазина просила ихъ пещись о собственной безопасности, и на случай, естьли Жамесъ Роосъ находится въ плну, поручила выкупить его цною всего ея имущества. ‘У насъ довольно останется, чтобы быть щастливыми, говорила она Монтею улыбаясь: я буду жить твоимъ имніемъ съ меньшею разборчивостію, нежели, какъ ты жилъ моимъ, намъ легче обойтись безъ доходовъ съ Кинталя, нежели безъ такого друга, каковъ Россъ.’
Возвращеніе семейства Монтеева на островъ Барру произвело тамъ живйшую радость. Пріздъ Фразера и пріятныя извстія заставили Сира Александра Мак-Грегора дождаться Монтея, дабы принять его и раздлить съ братомъ своимъ и друзьями общее удовольствіе. Сент-Клеръ и его супруга встрчены были какъ воскресшіе изъ мертвыхъ, или какъ истинный даръ Неба. Но не въ одной только крпости раздавалось истинное веселіе: вс островитяне лишь только узнали объ этомъ щастливомъ извстіи, прізжали толпами, каждый хотлъ ихъ видть, поздравить и засвидтельствовать имъ свое усердіе и дружбу, которая отъ благосклоннаго принятія сихъ добрыхъ людей чувствуема была къ нимъ сугубо. Къ довершенію же сего общаго благополучія, судно, на которомъ Рандольфъ и дю-Бургъ здили отыскивать Росса, чрезъ десять дней возвратились они, нашли его и привезли. Теперь вс изгнанники опять находились при Сент-Клер.
Не входя въ дальнйшія изъясненія, Россъ просто увдомилъ ихъ, что разлучивши съ Монтеемъ, высадили его на одинъ Оркадскій островъ, и хотя дали тутъ свободу, но лишили денегъ и всхъ средствъ возвратиться въ Барру, къ большому же нещастію горестная неизвстность о жребіи Сент-Клера причинила ему опасную болзнь, отъ коей бы онъ погибъ безъ двухъ островитянъ съ Бенбекулы, изъ коихъ одинъ, старался помогать ему, а другой доставать трудами деньги. Наконецъ Лордъ Ройальдъ, богатйшій владлецъ на Оркадскихъ островахъ, узнавъ, что въ его владніи былъ больной и нещастной иностранецъ, поспшилъ къ нему на помощь. Имя Сиръ Жамесь Россъ и титло изгнанника Барры умножили участіе, которое онъ внушилъ ему, не будучи знакомъ, Сей молодой Господинъ, независимый ни отъ кого, по смерти отца своего и исполненный человколюбія, сдлалъ все, что только отъ него зависло, дабы помочь жертвамъ вроломства. Жамесъ Россъ былъ перенесенъ въ его Замокъ, пользованъ и скоро вылченъ. По неотступнымъ его прозьбамъ Рональдъ хотлъ снарядить корабль, чтобы отправить его съ двумя спутниками въ Барру, оттуда хать отыскивать Сент-Клера, какъ прибыли дю-Бургъ и Рандольфъ на Оркадскіе острова, съ коихъ они хотли начать свои поиски. Пусть судятъ о ихъ радости, нашедшаго тамъ своего друга и о благодарности къ молодому Господину, сохранившему и возвратившему имъ его живымъ и здоровымъ. Россъ не мене почиталъ себя щастливымъ, узнавъ, что Сент-Клеръ былъ спасенъ и находился въ Барр, они поспшили туда возвратиться, засвидтельствовавъ Лорду Рональду признательность, которую изъявилъ и Сент-Клеръ, ибо онъ не столько чувствовалъ радости о своемъ собственномъ освобожденіи, сколько о возвращеніи Росса. Радостныя восклицанія о щастливомъ происшествіи раздавались повсюду и на самыхъ утесахъ Барры. Когда безпокойства празднованія утишились и возстановилось спокойствіе тихой семейственной жизни, то вс собрались однимъ вечеромъ для дружеской бесды.
‘Я знаю, любезнйшій родитель, сказалъ Рандольфъ Монтею, что чрезъ вроломство дома Роскелиновъ мы едва не потеряли васъ, знаю, что вы были въ ихъ власти, но не знаю до сего времени подлинной причины этого произшествія. Въ продолженіи болзни матушкиной и отсутствія Сира Жамеса, я удерживалъ мое любопытство и не хотлъ длать вамъ не скромныхъ вопросовъ, тогда вс ваши мысли устремлены были на сіи драгоцнные предметы, но теперь, когда мы вс соединились и щастливы, осмливаясь просить васъ разсказать намъ эту занимательную исторію.’
— Охотно, милый Рандольфъ: но прежде нежели коснусь недавно нанесенныхъ мн обидъ, нужно, чтобъ ты узналъ основаніе прежнихъ несправедливостей, коими я былъ удручаемъ отъ сей фамиліи, ты меня знаешь только какъ изгнанника Сент-Клера, но моя исторія откроетъ теб причину пребыванія моего въ Барр, будь судьею между мною и Роскелинами, не позволяй никакому предyбжденою сыновнему дйствовать въ твоемъ мнніи, разсматривай это дло, какъ бы я былъ Жон-Роскелинъ, а онъ Монтей, или лучше забудь, что я отецъ твой. —
‘Я никогда не могу этого забыть, это мое благополучіе, моя слава, но естьли для васъ тягостно возобновитъ въ памяти вашей горести, то не имйте уваженія къ моему любопытству. Я лучше хочу ничего не знать, нежели забыть на минуту, что вамъ одолженъ жизнію.’
— A я, милый Рандольфъ, не уже ли ты думаешь, что могу забыть то, чмъ обязанъ теб. Твои поступки дали теб право на мою вчную признательность и любовь. Чтобъ ни предуготовляла для меня будущность, но я смю предсказать: твои дни не протекутъ безъ славы, скоро взойдешь ты въ свою очередь на шумныя сцены свта, а при такихъ поступкахъ и мужеств, какія оказалъ ты на опыт, содлаетъ имя твое знаменитйшимъ имени твоихъ предковъ, глупецъ и злодй могутъ быть также знамениты и съ титлами, но истинное благородство, сынъ мой, есть то, которое заслуживаютъ своими длами, этого я желаю теб и предсказываю.—
Рандольфь тронутый преклонилъ колна предъ Монтеемъ, и поцловавъ его руку, сказалъ ему: ‘Жарчайшее желаніе моего сердца, о наилучшій изъ отцевъ! есть то, чтобы быть достойнымъ васъ и превосходныхъ друзей, кои научали меня въ юности, я пойду, куда вы ни прикажите, но Барра есть единственное любимое мсто, которое я избираю, здсь только желаю я жить и умереть.’
— Я врю теб, дитя мое, знаю также, какъ и ты, что только въ Барр: можно найти благополучіе, но не уже ли ты желаешь щастія, не снисканнаго никакимъ трудомъ? Я желаю моему Рандольфу не только щастія, но также и славы, завтра я начну мою повсть. Нын вечеромъ уже поздно, и я имю нужду вспомнить случаи, столь давно прошедшія. — Они говорили о другихъ предметахъ, вечеръ прошелъ весело и разстались въ часы покоя, съ нетерпливостію завтра быть вмст, особенно молодые люди, коимъ исторія отца ихъ была еще новостію.
Любопытство Рандольфа было чрезвычайно, давно уже желалъ онъ знать обстоятельства вражды, раздлявшей фамиліи Роскелина и Монтея, вражды, не истребившейся даже временемъ, и которую почиталъ онъ причиною изгнанія отца своего.
Никогда не было упоминаемо при немъ о родственникахъ Сент-Клера, онъ не зналъ, что у него есть другіе, кром дяди его Монтея, о коемъ онъ говорилъ всегда съ величайшимъ почтеніемъ и живйшею признательностію, но Рандольфъ не могъ вспомнить, чтобъ онъ именовалъ когда-нибудь своихъ родителей. Это обстоятельство удивляло его также точно, какъ и тайна о его собственной матери.
На другой день посл обда, когда все общество собралось, Сент-Клеръ сказалъ имъ: ‘Я хочу, друзья мои, исполнить свое общаніе. Исторія моя извстна моимъ товарищамъ Россу, дю-Бургу, Мак-Грегору и Гамильтону, ахъ! я вовлекъ ихъ въ свои нещастія! Сиръ Александръ и нкоторые изъ жителей крпости также знаютъ ее отчасти, что же касается до моей Амбруазины, я не имю ни одной мысли, которая бы не была ей извстна, но дружба, насъ связующая, требуетъ, чтобы я былъ знаемъ всми: я разскажу вамъ о глупостяхъ своей молодости, и не хочу показать себя лучшимъ, нежели каковъ я въ самомъ дл. Я имю нужду въ вашемъ снисхожденій, даже въ твоемъ, Рандольфъ, ибо ты не знаешь еще, куда пылкость юности можетъ вовлечь неопытнаго молодаго человка. Ахъ! естьли бы ты могъ не знать этого вчно! Но замть, какимъ человкъ подверженъ заблужденіямъ. На что я смотрлъ прежде, какъ на величайшее изъ нещастій въ моей жизни, ссылка моя на Гебридскіе острова, сдлалась источникомъ моего благополучія, мое изгнаніе привлекло ко мн вниманіе и сердце Амбруазины, — она сдлала для меня рай изъ острова Барры. Посл сего предисловія онъ началъ такимъ образомъ:
‘Первый періодъ жизни моей, которой я только могу вспомнить, есть тотъ, когда я имлъ не боле четырехъ, или пяти лтъ. Я жилъ въ Фора на остров Левс у одного жителя, коего называлъ я отцомъ своимъ, я былъ его единственный сынъ и назывался Сент-Клеромъ Мак-Креемъ: это была фамилія отца моего. Онъ владлъ маленькою вотчиною, порядочнымъ домикомъ и превосходнымъ маленькимъ судномъ для рыбной ловли, на коемъ онъ торговалъ по берегамъ Шотландіи, въ Оркадскихъ островахъ и даже въ Норвегіи. Хотя обращеніе его было деревенское и грубое, но онъ былъ чрезвычайно честный человкъ. Мать моя почитала себя гораздо выше его, она была прежде горничною и имла довренность знатной Дамы въ полуденной Шотландіи, и все, что, имлъ отецъ мой, было наградою за ея услуги. Они не имли другихъ дтей, кром меня. Въ качеств единственнаго сына я бы долженъ быть избалованъ, своею матерью, но было напротивъ: она находила меня столь рзвымъ, безтолковымъ, и, какъ говорила, различнымъ отъ тхъ дтей, коихъ она привыкла видть въ Эдинбург, что не могла терпть меня, подражая безъ сомннія придворнымъ Дамамъ и городскимъ красавицамъ, она увряла, что нервы ея столь чувствительны, что она не можетъ сносить шуму, который заводилъ я. Напротивъ того отецъ мой очень любилъ меня, онъ называлъ меня своимъ втренникомъ, разбойникомъ, шалуномъ, забавлялся моими рзвостями и не могъ на меня насмотрться. Мн еще не было семи лтъ, какъ я уже сотовариществовалъ ему во всхъ его путешествіяхъ въ Норвегію и на берега Шотландіи. Я былъ отъ природы неукротимъ, вспыльчивъ, смлъ и никого не боялся. Естьли почиталъ себя обиженнымъ, то ни мало не удерживался бить тхъ, кои превосходили меня лтами и силою, я получалъ въ свою очередь побои, которыя, вмсто того чтобы ослабить мое мужество, еще боле его умножали, но въ такомъ упорств я бы лучше позволялъ убить себя, нежели остаться безъ отмщенія и не нанести послдняго удара. Будучи не чувствителенъ къ холоду и жару, я зналъ ихъ только по имени, и не боялся слдствіи. Зимой цлые часы я бгалъ по льду, возвращался домой покрытый снгомъ и ни малйшая жалоба у меня не вырывалась. Лтомъ я карапкался при солнечномъ зно на горячіе утесы, какъ горная коза, мста, казавшіяся самыми неприступными и опасными, были мною предпочитаемы. Я гордился и былъ доволенъ, когда въ поту и съ опасностію жизни достигалъ крутой вершины утеса, куда никто не осмливался за мною слдовать, оттуда, измряя глазами пропасти, меня окружавшія, я испускалъ радостные крики и почиталъ себя Царемъ этой страны. Такимъ образомъ я достигъ двенадцатаго года и истинно сдлался начальникомъ и вождемъ всхъ мальчиковъ Форая, я одолженъ былъ симъ возвышеніемъ на одной моей природной смлости, но можетъ быть также состоянію моихъ родителей, кои почитались самыми богатыми въ томъ мст. Изъ любимыхъ нашихъ увеселеній была охота. Я очень хорошо стрлялъ изъ лука и страстно любилъ это упражненіе, я зналъ вс убжища ланей и козъ, и потому легко могъ ловить ихъ, труды и усталость, превосходящіе наши лта, были почти всегда сопровождаемы успхами: мы пріобрли нкоторую славу въ нашей деревн, и это льстило нашему тщеславію, моя охота была прерываема только морскими путешествіями, кои я предпринималъ съ отцемъ своимъ. Мн было около тринадцати лтъ, когда мы, возвращаясь изъ Инвернеса, привезли на нашемъ судн знатнаго путешественника, пріхавшаго постить нашъ островъ, гд онъ имлъ свои владнія. Это былъ храбрый Генералъ Монтей, тотъ, коему я одолженъ боле, нежели жизнію, онъ возвращался изъ Святой земли, гд служилъ подъ знаменемъ креста. Посл многолтняго отсутствія онъ желалъ постить свои земли, освдомиться о нещастныхъ своихъ подданныхъ, помочь угнтеннымъ и наказать притснителей. Монтей не былъ женатъ, имніе его въ Шотландіи было довольно велико, на островахъ находилось немного, но онъ думалъ, что его подданные островитяне, хотя отъ него и отдаленные, не мене имли права на его правосудіе и благодянія, онъ хотлъ лично узнать ихъ положеніе: это была цль его путешествія, будучи непріятелемъ пышности и роскоши, онъ взялъ съ собою. только двухъ слугъ, съ коими слъ на наше судно, чтобы прохать въ Левсъ.
‘Въ этотъ кроткій перездъ я имлъ щастіе привлечь вниманіе Генерала и ему понравиться, онъ длалъ мн многіе вопросы, на кои я такъ удачно отвчалъ, что прежде, нежели содержали путь, я былъ уже его любимцемъ. Какъ онъ не имлъ жилища на островахъ, то просилъ отца моего, не можетъ ли онъ остановиться у него на два, или на три дня. Это была честь, отъ которой Мак-Крей не имлъ осторожности отказаться. Въ первый разъ въ жизни я замтилъ униженіе моей матери. Въ присутствіи Генерала она едва осмливалась отворить ротъ, и когда была одна съ отцемъ моимъ, то бранила его, что осмлился принять къ себ такого знатнаго Господина, но какъ уже онъ остановился у насъ, то она принуждена была привести въ порядокъ все, что могла для его принятія, никто не былъ меня неусыпне. Благосклонность Генерала, соединенная съ его мужествомъ, снискала мое сердце и возбудила удивленіе, и я разсудилъ показать ему, какъ я былъ чувствителенъ къ чести, оказываемой имъ нашему простому жилищу. Мы пріхали поздно вечеромъ, Генералъ нсколько покушалъ и пошелъ успокоишься, отецъ и мать моя длали то же, чтожъ касается до меня, то мой разумъ столько былъ занятъ симъ знаменитымъ посщеніемъ, что я не могъ заснуть вовсе. Вставъ съ зарею, я выбралъ нсколькихъ изъ своихъ товарищей, самыхъ сильныхъ и проворныхъ, и просилъ у нихъ помощи, говоря, что хотлъ убить одну лань, дабы услужить нашему гостю. Предложеніе это или было по ихъ вкусу, или дйствіе власти, взятой мною надъ моими товарищами, и дружба, которую я уже внушилъ, принудила всхъ на то согласиться. Въ числ двенадцати человкъ мы пошли на гору и въ мстахъ, гд боле водилась дичь, подняли ее своими криками и преслдовали прекрасную лань до полудни, мы уже потеряли надежду убить ее, какъ я увидлъ ее входящую въ узкой проходъ, не теряя времени, я натягиваю лукъ, стрла летитъ и поражаетъ животное въ горло, Гордясь нашими успхами, мы соединились, чтобы отнести нашу добычу въ тріумф. Сошедши съ горы, встртили Генерала Монтея, прогуливающагося въ своихъ владніяхъ, онъ остановился при нашемъ приближеніи и спросилъ, что мы несемъ. Одинъ изъ товарищей, не узнавъ его по причин простоты его одежды, отвчалъ ему: это лань, убитая Сент-Клеромъ Мак-Креемъ для поднесенія Лорду, живущему у отца его. Молодой человкъ! сказалъ Генералъ, обратясь ко мн: отецъ твой ни чего не зналъ о твоемъ предпріятіи, ибо онъ искалъ тебя поутру. Когда онъ увидитъ это животное, изготовленное для стола вашего, онъ проститъ меня, отвчалъ я съ живостію. Вотъ, сказалъ онъ, кладя мн въ руку нсколько золотыхъ монетъ: вотъ, чтобы помочь лани просить въ твою пользу. Я убилъ ее не для продажи, сказалъ я ему, возвращая его золото съ смущеніемъ, которое онъ примтилъ. А для чего же? сказалъ Генералъ. Для того, чтобы сдлать честь знаменитому своему гостю. Есть ли бы я хотлъ отнести эту лань на рынокъ, то не употребилъ бы столько трудовъ. Генералъ улыбнулся. Ну, такъ твои товарищи примутъ, я надюсь мой подарокъ, и моя благодарность есть все, что я предлагаю теб.
‘Я имю наилучшую честь, сказалъ я, прыгая отъ радости. Пойдемте друзья мои, отнесемъ ее къ отцу моему. Золото Генерала возобновило силы моихъ товарищей, и я почиталъ себя на цлой аршинъ выше отъ своего отказа. Мы легко пробжали остатокъ дороги и получили еще похвалу и благодарность отъ отца моего. Вечеромъ Мак-Крей ушелъ вооружать свое судно, я остался дома. Генералъ просилъ мать мою позволить мн идти съ нимъ, чтобъ нсколько минутъ поговорить. Чму боле я гордился и былъ доволенъ симъ отличіемъ, тмъ боле мать моя оказывала негодованія. Она сказала, что грубость моего голоса и мое обращеніе скоро ему наскучатъ, но боясь досадить ему отказомъ, она позволила мн идти въ лучшую нашу комнату, которую приготовила для него какъ можно было лучше. Онъ сидлъ передъ маленькимъ столомъ, на которомъ была бутылка вина, и приказавъ принести мн другой стаканъ, наполнилъ оба, и постучавъ своимъ стаканомъ въ мой, за здоровье побдителя ланей, сказалъ онъ мн шутливо, и приказавъ мн ссть противъ себя, говорилъ со мною о разныхъ предметахъ. Я совершенно забылъ различіе между нами, часъ отчасу становился смле и разговорчиве, какъ съ моими товарищами. Онъ длалъ мн много вопросовъ о нашемъ семейств, и наконецъ спросилъ, къ какому состоянію назначилъ меня отецъ мой. Я думаю, къ своему, отвчалъ я, но оно мн ненравится. Естьли я выросту, то хочу быть сначала солдатомъ, хочу возвыситься надъ тмъ состояніемъ, въ которое поставила меня фортуна. Я еще помню и теперь тотъ взглядъ, которой кинулъ на меня Генералъ. Въ этомъ взгляд такъ мало было строгости, и онъ такъ согласовался съ моими мыслями, что я тотчасъ осмлился въ мою очередь сдлать ему вопросы о сраженіяхъ, на коихъ онъ былъ. Онъ отвчалъ мн съ благосклонностію, которая довершила удовольствіе мое отъ сего разговора. Въ слдующее утро я пошелъ еще на охоту съ моими товарищами, Генералъ, желая быть свидтелемъ нашей ловкости, послдовалъ за нами верьхомъ, и оставя лошадь при подошв горы, взошелъ на оную съ нами, хотя съ трудностію, ибо ему было около пятидесяти лтъ, онъ остановился на вершин и оттуда былъ зрителемъ нашей охоты. Щастіе еще мн послужило, — я ранилъ козу, но едва стрла была пущена, какъ я горько раскаялся въ своемъ искуств: ибо съ одной возвышенности увидлъ козленка, которой безъ всякой боязни приблизился къ своей бдной матери, уже поверженной на трав и искалъ своей пищи. За минуту прежде все мое честолюбіе было показать Генералу мое проворство, но видъ козленка привелъ меня въ жалость, я вырвалъ стрлу, приложилъ руку къ ран, чтобъ остановить кровь, но это было тщетно: ударъ былъ чрезвычайно вренъ, ноги бднаго животнаго уже корчились, и оно скоро лишилось жизни. Козленокъ еще сосалъ ее, я отвлекъ его съ сердечнымъ терзаніемъ, котораго никогда еще не испытывалъ. Мои товарищи понесли мать а козленокъ самъ за ними слдовалъ, не помогалъ совсмъ друзьямъ своимъ нести, какъ добычу, и не имлъ къ тому мужества. Мы сошли съ горы, я былъ печаленъ и недоволенъ самъ собою. Сей прекрасный маленькой козленокъ пришедшій сосать мать свою, падшую отъ моихъ ударовъ, былъ всегда предъ моими глазами. Генералъ пришелъ въ одно съ нами время въ долину. Ты прекрасно стрляешь изъ лука, Сент-Клеръ сказалъ онъ мн: стрлы твои не все гда будутъ направляться прошивъ робкихъ животныхъ, въ столь искусныхъ рукахъ он содлаются нкогда гибельнымъ оружіемъ противъ враговъ нашего отечества.
‘Я не хочу боле стрлять невинныхъ животныхъ, возразилъ я, посмотрите, я убилъ мать этого бднаго животнаго и не могу тому помочь. Теб надобно усыновить сироту, сказалъ Генералъ: корми его молокомъ, онъ привяжется къ теб и всюду будетъ за тобою слдовать. Я улыбнулся при сей мысль и ласкалъ козленка. Ахъ! есть ли бы я могъ имть для него молоко, сказалъ я: но мать моя, мн не даетъ его, она бранила и била однажды меня за то, что я далъ его пить бдному Дональду Страгжи, и посл того заперла ключомъ дверь чулана. — Ну, такъ, сказалъ Генералъ, я усыновлю козленка. Пойдемъ, мой другъ, мм поищемъ вмст способовъ имть молоко, чтобы кормить его. Въ тотъ же день, посл обда я послдовалъ за Генераломъ. Къ продолжительной прогулк мы встртили крестьянина, пасущаго коровъ, онъ купилъ одну изъ нихъ и отдалъ мн ее на произволъ. Безъ сомннія, прибавилъ онъ, это будетъ кормилица нашей сироты. Пробывши нсколько дней съ нами, Генералъ, желавшій постить сосдніе острова, расположился хать и, къ удивленію моему, просилъ у моихъ родителей позволенія, чтобъ я сопутствовалъ ему, общаясь привезти меня назадъ. Не возможна было отказать въ сей прозьб человку его достоинства, которой просилъ, когда могъ приказывать, но я съ удовольствіемъ замтилъ, что она совершенно не нравилась моимъ родителямъ, особливо матери. Я мало о томъ заботился и съ радостнымъ сердцемъ послдовалъ за моимъ дражайшимъ. покровителемъ. Во время сего путешествія случилось непріятное произшествіе, но которое сильно способствовало къ укрпленію дружества, внушаемаго мною сему превосходному человку. Рана, полученная имъ за нсколько предъ симъ лтъ на войн и которую худо залчили, отворялась, и довольно продолжительное время. была по видимому опасна, онъ принужденъ былъ оставить острова и искать помощь въ Шотландіи. Я услуживалъ ему въ самую большую опасность съ величайшею привязанностію и, смю сказать, съ стараніемъ, превосходившимъ мои лта, не покидая его ни днемъ, ни ночью, и едва посвящая ему нсколько минутъ. Предъ отъздомъ своимъ въ Шотландію онъ хотлъ исполнить свое общаніе возвращаніемъ меня къ родителямъ, но я бросился къ ногамъ его, обливаясь слезами и умоляя его позволитъ мн остаться при немъ до тхъ поръ? пока ему будетъ лучше. Уступивъ моимъ прозьбамъ, онъ послалъ нарочнаго въ Форай, а мы продолжали путь въ Замокъ Монтея, находившійся въ Перт.
‘Генералъ Мэитей былъ единственный сынъ, но отецъ его женился вторично чрезъ нсколько лтъ посл смерти своей прежней супруги, дочь, бывшая двадцатью годами моложе Генерала, была плодомъ его втораго брака, Монтей любилъ ее нжно и гордился ея красотою, а еще боле добродтелію. Лади Маріанна Монтей славилась отмннымъ цломудріемъ, потерявши отца и мать въ цвт юности, будучи совершенно вольна въ своихъ поступкахъ и окруженная обожателями, никогда, какъ говорили вс, не отступала она ни на минуту отъ обязанностей, предписанныхъ ея полу. Не поставляли образцемъ всмъ женщинамъ, и это строгое цломудріе не относилось къ нечувствительности сердца, ибо она любила Графа Роскелина, отца Лорда Жона. Любимецъ ея былъ назначенъ посланникомъ, и во все то время, какъ должность удерживала его вн отечества, она жила въ совершенномъ уединеніи и вышла за него по возвращеніи, Въ то же время братъ ея Генералъ Монтей, служивши нсколько лтъ въ Шотландіи, ухалъ въ Испанію, а оттуда отравился въ Крестовой походъ, и посл долговременнаго отсутствія возвратился въ отечество и нашелъ родителей своихъ умершими, а сестру въ замужств за Графомъ Роскелиномъ и уже матерію десятилтняго сына, сдлавшагося по смерти отца своего Лордомъ Жономъ Роскелиномъ.
‘Генералъ былъ холостъ и такъ уже старъ, что не могъ думать о брак. Hедвижное имніе было въ его расположеніи. Лади Роскелинъ была его любезною сестрою, а потому она непремнно должна была сдлаться его наслдницею и въ слдствіе того оказывала ему непрестанныя услуги.
‘Рана не позволяла Монтею сидть на лошади, и онъ халъ тихо въ коляск, а я подл оной на его лошади. Вы легко можете судить безъ моего описанія о чувствахъ моихъ при первомъ взгляд на величіе и обширность Замка Монтея, онъ чрезвычайно обширенъ, расположенъ на отлогости горы, окруженъ дремучими лсами. Будучи крпокъ какъ утесъ, на коемъ основанъ, онъ, кажется, презираетъ усилія времени и опустошенія войны. Длинная извивающаяся дорога, усиженная по обимъ сторонамъ деревьями, до небесъ возвышающіеся, ведетъ къ Замку, на конц оной широкой ровъ, наполненный водою, съ подъемнымъ мостомъ, тяжелыя желзныя вороты защищаютъ входъ въ оной, на верху воротъ виднъ позлащенной бронзовой орелъ: древній наслдственный гербъ знаменитаго дома Монтеевъ. Въ долин близь Замка есть монастырь, построенный матерью Генерала для двенадцати монаховъ.— Узнавши о прізд ихъ Господина, они вышли къ нему на встрчу со всми его крестьянами. Генералъ веллъ остановиться коляск и говорилъ съ ними очень благосклонно и съ почтеніемъ относился къ одному старику, коего необыкновенная физіономія привлекла все мое вниманіе: онъ былъ сухъ, блденъ, глаза его, не много впадшіе, блистали необыкновеннымъ огнемъ, борода, блйшая снгу, досязала до груди, я узналъ, что онъ родился въ Зюдерландіи, съ самой юности жилъ въ Замк Монтея, гд былъ очень долгое время, управителемъ: но боле уже десяти лтъ какъ освобожденъ отъ всхъ трудовъ, жилъ по своей вол въ Замк или съ монахами въ монастыр. Лта его и видъ внушили уваженіе, онъ почитался, такъ сказать, прорицателемъ или пророкомъ предузнававшимъ будушее, слова его имли нчто особенное и вдохновенное. — Добро пожаловать, сказалъ онъ, приближаясь къ коляск: орелъ знаменитой фамиліи Монтеевъ! да распрострутся крылья его и защитятъ угнтенныхъ! да возможетъ Небо продлитъ дни его, чтобъ возвратить птенца, въ гнзд оставленнаго!
‘Ты всегда говоришь загадками, добрый Андревсъ, сказалъ ему Генералъ, протягивая къ нему руку, врный и старый другъ. Глаза старика блистали отъ привязанности и благодарности, онъ проводилъ Генерала до самаго Замка.
‘Отечественный воздухъ и нсколько дней успокоенія возстановили здравіе Генерала. Я продолжалъ быть услужливымъ, и какъ истинно благородные люди всегда признательны, то онъ полюбилъ меня такъ, что я всегда былъ его комнат, онъ смялся моимъ шалостямъ, простосердечію и старался ободрять меня, я привыкъ къ старому Андревсу — онъ также любилъ меня и предсказывалъ часто въ своихъ иносказательныхъ рчахъ, что я сдлаюсь врнымъ служителемъ дому Монтеевъ, что младый вязъ замнитъ старый дубъ и что орелъ и птенцы его успокоятся подъ его тнію. Я смялся и просилъ его предсказать мн, буду ли я нкогда имть столъ же прекрасную, какъ онъ, бороду, мы однакожъ боялись потерять добраго старика, коего Генералъ почиталъ какъ отца, или удовольствіе, увидвъ своего Господина, было выше силъ его, или насталъ предлъ назначенный природою, но мы видли его постепенно клонящимся ко гробу: голосъ его дрожалъ, глаза потеряли блескъ свой, онъ ходилъ съ трудомъ, но между тмъ сохранилъ всю не затмнность и присутствіе ума, почтеніе къ Генералу и позлащенному орлу, о коемъ онъ часто говорилъ.
‘Уже пятнадцать дней мы были въ Замк, какъ Графъ и Графиня Роскелинъ пріхали туда съ своимъ сыномъ, они узнали о болзни Генерала и не хотли упустить случая сдлать ему посщеніе. Они были приняты, какъ только можетъ принимать нжнйшій братъ, любящій свою сестру. Онъ имлъ особенную привязанность къ молодому Лорду Жону, хотя отецъ его жаловался на женоподобное воспитаніе, которое длала ему мать.— Я хочу вамъ разсказать, друзья мои, необыкновенную сцену, которую я не умю изъяснить, но коей я былъ предметомъ и свидтелемъ. Какъ Генералъ выздоровлъ, то и приказалъ накрыть столъ въ большой зал, музыкантамъ велно было играть при десерт и всмъ людямъ служить при стол въ богатой ливре. Въ такихъ случаяхъ почтенный управитель Андревсъ никогда не пропускалъ исполнять своей старой должности, подносить кубокъ своему Господину, отказать ему въ этомъ былабъ обида его старости, Генералъ былъ къ тому неспособенъ. — Въ сей день, не смотря на свою крайнюю слабость и трепетаніе, Андревсъ хотлъ еще исполнить, какъ говорилъ онъ, сію должность въ послдній разъ. Обдъ былъ великолпный и вс были очень веселы, я вмшался между служителями и помогалъ имъ, какъ могъ лучше, хотя мн того и не приказывали. Когда подали десертъ, Генералъ примтилъ меня и сказалъ мн: другъ мой! принеси кубокъ вина. Прошу Лади Роскелинъ почтить стараго служителя дому ея родителей, достойнаго Андревса, и принять кубокъ изъ его рукъ. Я поспшилъ исполнить данное мн приказаніе, въ то же время Андревсъ дрожащею рукою поднесъ кубокъ Графин. Она принявъ его, сказала: за благосостояніе и вчную славу дома Монтеевъ! Своды залы отозвались отъ восклицанія всхъ присутствующихъ, повторившихъ слова сіи. Музыканты начали пть и играть, Генералъ съ улыбкою благодарилъ сестру свою, какъ вдругъ радость перемнилась въ трепетъ: старый Андревсъ упалъ, распростерся на мраморномъ полу и схваченъ былъ ужаснйшими конвульсіями, кои показывали его близкую кончину.
‘Вс вскочили и окружили его. Вынесите его на воздухъ, кричалъ Генералъ: пусть толпа разступится, этотъ день былъ слишкомъ тягостенъ для его старости. Посадите его на кресло, продолжалъ онъ, подвигая свои: бдный старикъ! онъ врно ушибся.
‘Генералу повиновались, и я былъ изъ первыхъ помогавшихъ бдному старцу. Нсколько минутъ припадокъ его продолжался ужаснйшимъ образомъ, но вдругъ старецъ успокоился, открылъ глаза, и взглянувъ вокругъ себя, разсматривалъ своего Господина. Я былъ позади его креселъ, онъ попробовалъ подняться, я подошелъ, чтобы помочь ему, онъ оперся на мою руку и въ этомъ положеніи звонкимъ и медленнымъ голосомъ произнесъ слова сіи, кои во мн столь сильное произвели впечатлніе, что я никогда не могу забыть ихъ.
‘Полевыя животныя и лютыя зври любятъ дтей своихъ и ихъ кормятъ, птицы небесныя далече летаютъ снискивать имъ пищу и покрываютъ ихъ крылами своими, но женщина лютйшая зврей лсныхъ отторгаетъ отъ груди своей дитя, коему дала жизнь.’
‘Старикъ умолкъ, глаза его закрылись, и онъ упалъ снова, какъ будто мертвый. Уведите отсюда, вскричала Графиня трепеща, стараго насмшника, сего гнуснаго клеветника на женщинъ! уведите его домой, пусть говоритъ онъ свои бредни тому, кто захочетъ его слушать, я не могу боле видть его.
‘Сестрица! возразилъ Генералъ съ примтною суровостію, которую я въ первый разъ въ немъ замтилъ: ты забыла, что говоришь это о старомъ служител отца твоего! имющемъ девяносто восемь лтъ, который по всему заслуживаетъ наше почтеніе. Можетъ быть старость возмутила его чувства, не понимая имъ сказаннаго, я почитаю очень возможнымъ, что Небо говоритъ устами добродтельнаго старца, и я остерегусь обратить это въ насмшку. — Графиня ничего не возразила, но ея пылающее лице довольно обнаруживало сраженіе страстей, волновавшихъ ея душу.— Старикъ вышелъ опять изъ нкотораго рода сна и казался въ изступленіи: глаза его открылись, грудь поднялась, взоры его искали своего Господина и уста его произнесли:
‘Зрите перстъ Божій! онъ показываетъ вамъ путь, которому надлежитъ слдовать. Порочный долженъ жить въ страх, ибо правосудіе и истина восторжествуютъ. Но, увы! юный орелъ выпалъ изъ гнзда отринутый матерью! Неблагодарность и алчность юнаго орла отрастутъ, то онъ сдлается орломъ изъ орловъ! и враги падутъ подъ ногами его!’ Старецъ умолкъ на нсколько минутъ и, казалось, что былъ одушевленъ духомъ пророчества, ужасная тишина царствовала въ зал. Посл долгаго молчанія онъ сказалъ еще: ‘Послушайте! послушайте! гласы удовольствія еще раздаются въ залахъ Монтея, музыканты поютъ при звукахъ арфъ и флейтъ, вдовы плачутъ отъ радости и сироты испускаютъ крики веселости: орелъ снова распростираетъ крылья свои надъ угнтенными, миръ царствуетъ и враги и друзья вкушаютъ вмст изъ сосуда дружбы!’ Старый Андревсъ умолкъ снова, понемногу черты его стали принимать прежній видъ, но подобно пробуждающемуся человку онъ смотрлъ вокругъ себя съ смущеніемъ, и какъ будто стараясь собрать свои мысли, его отнесли тихо на креслахъ и положили въ постель.
‘Вотъ, друзья мои, что я слышалъ, и не знаю теперь, что думать о старомъ Андревс. Истинно ли онъ вдохновенъ былъ Небомъ и узнавалъ прошедшее и будущее передъ смертію, или не оставляя никогда фамиліи Монтея, онъ узналъ произшедшее въ немъ и изъяснилъ это своимъ штилемъ и съ обыкновеннымъ энтузіазмомъ. Увы! слушая его, я отдаленъ былъ отъ мысли, что я былъ орленокъ, выпадшій изъ гнзда и отвергнутый матерью, и я врю, что старой пророкъ также мало зналъ о томъ, какъ и я. Я услуживалъ ему до его смерти, и никогда не сказалъ онъ мн ни слова, ко мн относящагося, онъ приказывалъ мн только врно служишь его любезному Господину. Первая часть пророчества безъ сомннія ко мн относилась, потомъ другая къ дтямъ моимъ, и залы Замка моихъ предковъ отзовутся криками мира и радости. Нсколько минутъ посл вынесенія Андревса и по выход людей вс хранили молчаніе, Генералъ приказалъ мн остаться.
‘Братецъ, сказалъ онъ, обращаяся къ Графу, что думаете вы о старомъ Андревс? обманъ ли это? Но онъ слишкомъ сходенъ съ натурою, и причинилъ мн ужасное замшательство, которое ни враги отечества, ни святаго креста, никогда мн не причиняли, я еще трепещу и лице мое покрыто потомъ. Графъ Роскелинъ ничего не отвчалъ, но казался углубленнымъ въ своихъ размышленіяхъ. Графиня сказала съ презрніемъ: думайте, что угодно, но я думаю, что онъ обманщикъ.
‘Этого не можетъ быть: я не могу понять, какая была его цль?
‘Прослышь между вашими людьми и во всемъ Графств за святаго и за вдохновеннаго пророка, его загадочныя рчи показываютъ, что это его самолюбіе. Вы увидите, что посл смерти кости его будутъ творить чудеса.
‘Я не врю, чтобъ въ столь дряхлыхъ лтахъ можно было выдумать такія конвульсіи, какихъ мы были свидтелями, и еще боле когда хотятъ обмануть. Нтъ, Маріанна, врный служитель твоего отца, которой съ самой молодости до дряхлыхъ лтъ ничего не сдлалъ, въ чемъ бы его можно было упрекать, посвятившій продолжительную свою жизнь для службы Господамъ своимъ съ честію и врностію, не можетъ быть ни обманщикомъ, ни гнуснымъ насмшникомъ, я не знаю, какъ изъяснить слова его и не могу понять ихъ. Можетъ быть это нкоторый родъ помшательства, послдствія дряхлыхъ лтъ и слабости его, но перестанемъ о томъ думать, это для насъ не важно, чего намъ бояться, мы никому не сдлали зла. Что привело тебя въ гнвъ, сестрица? То ли, что онъ сказалъ худо о женщинахъ. Но твое цломудріе длаетъ тебя примромъ добродтели вашего пола, врнйшею изъ супругъ и нжнйшею изъ матерей, что же касается до сына твоего Жона, онъ не можетъ быть птенцомъ, отринутомъ матерью, онъ на мсто того долженъ бояться излишняго снисхожденія.
‘Лади Роскелинъ не въ состояніи была отвчать. Я не терялъ ее изъ виду, она ежеминутно перемнялась въ лиц: то блднла, какъ смерть, то минуту спустя краснла, какъ кровь, губы ея тряслись, она не знала куда устремить взоры, и всякой безпристрастной зритель почелъ бы ее виновною въ какомъ-нибудь преступленіи, которое изрченіемъ старика приведено ей на память. Наконецъ Генералъ, окончивъ свою рчь, примтилъ ея замшательство. Въ самомъ дл, сестрица, сказалъ онъ этотъ человкъ сдлалъ надъ тобою, вижу я, такое же впечатлніе, это знакъ, доказывающій, что ты не почитаешь его за обманщика, однакожъ меня утшаетъ то, что хотя онъ и предсказалъ нещастіе моей фамиліи, но все окончится по крайней мр самымъ веселымъ образомъ. При звук всхъ инструментовъ твои дти, Маріанна, заставятъ раздаваться крики радости въ сей зал, я очень старъ, чтобы жениться, и вс богатства моей фамиліи будутъ принадлежать твоимъ потомкамъ. Естьли нкоторые будутъ худы, то оставимъ ихъ наказанію небесному. Любезный братецъ! сказала Графиня, успокоенная симъ общаніемъ: можетъ быть я судила слишкомъ строго объ Андревс, но во всю жизнь я не видала и не слыхала ни чего подобнаго, припишите мое замшательство удивленію. — Генералъ, удовлетворенный симъ отвтомъ, перемнилъ разговоръ, и прежде вечера тишина и веселіе были возстановлены. Генералъ хотлъ, чтобы я пошелъ посмотрть Андревса. Дитя мое! сказалъ онъ мн: ты такъ хорошо мн услуживалъ, услуживай также моему старому служителю, и хотя я не могу надяться, чтобъ ты усплъ столько же, сколько во время моей болзни, но длай, что можешь, ты обртешь благодарность въ своемъ сердц. Моя собственная склонность увеличивала прозьбу Генерала, я поспшилъ идти, въ комнату старика, коего нашелъ погруженнымъ въ сладкомъ сн и охраняемъ двумя слугами.’
‘Въ слдующее утро Генералъ постилъ Андревса въ его комнат, онъ всталъ и казалось, не помнилъ о произшедшемъ, голова его была очень слаба. Всегда признательный къ милостямъ своего Господина, онъ поднесъ почтительно руку Генерала, къ губамъ своимъ. Въ продолженіи двухъ дней онъ ослабвалъ постепенно, на третій, очевидно приближался къ концу, не чувствовалъ ни малйшей боли, но послдствія конвульсій довершили истощеніе силъ его. Чувствуя приближеніе смерти и смшивая въ молитвахъ, обращаемыхъ къ небесамъ о себ самомъ, желанія и благословенія своему Господину и благосостоянію дома Монтеева, онъ испустилъ духъ на четвертый день, но ни однажды не произнесъ онъ имени Графини.
‘Потеря сего почтеннаго служителя живо была чувствуема Генераломъ, онъ приказалъ погребсти его въ капелл въ ногахъ отца своего.
‘Я былъ старе Лорда Жона двумя годами, натурально, мы сдлались товарищами, какъ бываетъ въ наши лта, природа и воспитаніе образовали насъ совершенно различными одного отъ другаго: онъ былъ блорукъ, а я темнорусъ, онъ былъ нженъ, а я крпокъ и силенъ, онъ былъ избалованъ излишнимъ урожденіемъ съ самаго рожденія, при малйшемъ случа, надъ коимъ я только бы смялся, онъ испускалъ громкіе крики, онъ боялся холоду, жару, дождя, я же не страшился ни одной стихіи и оставался бы цлый день на дожд, на снгу, на величайшемъ солнечномъ зно, не жалуясъ и не сдлавшись болнъ. Наши характеры еще мене были сходны: онъ привыкъ считать, своихъ крестьянъ и слугъ за рабовъ, кои должны быть послушны всмъ его капризамъ, и это расположеніе, усиливаясь съ лтами, сдлало его злымъ, мстительнымъ и тираномъ, чтожъ до меня, касается, то привыкши къ дурному нраву моей матери и грубости отца, не ожидая ничего отъ другихъ, но только отъ себя самаго, я готовъ былъ оказывать услуги всякому. Естьли былъ не много жестокъ иногда съ товарищами, то оставался увреннымъ, что они отплатятъ мн тмъ же немедленно. И такъ вообще я былъ кротче, добре, нежели молодой Лордъ, которому ни въ чемъ немогли противорчить, и которой билъ людей своихъ, между тмъ какъ они не смли сказать ни слова, впрочемъ хотя я имлъ большую нужду никого не огорчить, однакожъ отъ природы былъ вспыльчивъ и мстителенъ, и когда быль поджигаемъ, то доходилъ до бшенства. Въ Левс мало дтей моихъ лтъ осмливалось нападать на меня и со мной равняться, но я тмъ боле сносилъ отъ гордости Лорда Жона, чмъ мене былъ къ тому способенъ. Впрочемъ это было не изъ уваженія къ его знатному имени, или изъ низкой лести, но потому, что онъ былъ племянникъ моего любезнаго покровителя. Онъ былъ моложе и слабе меня, и не знаю, почему я чувствовалъ къ нему привязанность, и любилъ бы его искренно, естьли бы онъ былъ любезнйшаго характера. Я долго останавливаюсь на семъ предмет, потому что одна бездлка, дтская шалость, случившаяся между нами, послужила къ открытію, которое бы безъ сего можетъ быть никогда не было сдлано. Мы играли однажды посл обда въ зал, между прочимъ препровожденіемъ времени Лордъ Жонъ просилъ меня, чтобъ я дозволилъ ему поздить на мн верхомъ какъ на лошади, я согласился, и нагнувшись дозволилъ ему взлесть ко мн на спину, хотя онъ былъ довольно тяжелъ, я носилъ его по зал. Мы забавлялись такимъ образомъ нсколько времени, какъ вдругъ я почувствовалъ жестокую боль въ ног, оборотилъ голову, приложилъ къ ней руки, вижу, что мой злой маленькой всадникъ, прикрпивъ къ каблуку длинную и крпкую спицу вмсто шпоръ, и далъ мн ею такой ударъ, что она осталась воткнутою до кости у меня въ ног. Такъ какъ я говорилъ уже вамъ, что я отъ природы былъ вспыльчивь, то не давъ времени себ размыслить, и хотя бы Лордъ Жонъ былъ наслдникомъ Шотландской короны, я увренъ, что сдлалъ бы то же, я сказалъ ему, вы сдлали со мною какъ съ лошадью сердитою и бшеною, которой даютъ шпоры, хорошо же, она поступитъ съ вами какъ умная лошадь съ злымъ всадникомъ, которой худо съ нею поступаетъ. Сказавши это, я вскочилъ съ бшенствомъ и со всего розмаху распростеръ его на мрамор. Я совсмъ не подумалъ о слдствіяхъ, но при первомъ крик его мой гнвъ изчезъ, и я побжалъ къ нему, чтобъ его поднять, лице его было покрыто кровію и его вопли были столь сильны, что привлекли къ намъ всхъ домашнихъ и Лади Роскелинъ. Со всми прибавленіями, которыя только можетъ вымыслить злой мальчикъ, онъ разсказалъ произшедшее, а я между тмъ оставался въ молчаніи, слушая не только его лживое повствованіе, но также и ругательства его матери, которая меня не пощадила. Подлый нищій мальчишка! сказала она мн: какъ ты осмлился бить моего сына, бросать его на землю? Я хочу, чтобы наказали тебя соразмрно твоей вин, хотя бы ты околлъ подъ розгами.
‘Я не билъ вашего сына, отвчалъ я смло: мн было бы стыдно бить дитя, которое едва въ половину меня сильне, это было бы все равно, какъ бы собака захотла бить бабочку, но когда я охотно согласился служить ему лошадью, онъ не долженъ былъ поступать со мною, какъ съ упрямымъ осломъ.
‘Онъ теб длалъ много чести, играя съ тобою. Какъ бы то ни было, братъ мой узнаетъ свою глупость, принявши къ себ лукаваго негоднаго мальчишку, которой будетъ всегда жалкимъ доказательствомъ его слабости,
‘Я былъ вн себя, и въ семъ бшеномъ состояніи, которое происходило отъ ругательства, чмъ боле бранила меня эта женщина, тмъ боле чувствовалъ я непреодолимое желаніе бранить и ее въ мою очередь: язвительныя имена, коими она меня осыпала, привели меня въ такое негодованіе, что я не замедлилъ отвчать ей, покраснвъ отъ гнва, что он гораздо пристойне были такому злому дитяти, какъ Жонъ Роскелинъ, нежели тому, котораго можно было упрекать только въ такомъ низкомъ происхожденіи, каково Мак -Крея.
‘Въ такомъ, какъ?… спросила она съ принужденнымъ смущеніемъ.
‘Въ такомъ, какъ Сент-Клера Мак-Крея, повторилъ я, остановившись на семъ слов, я не стыжусь ни имени своего, ни поступковъ. Хотя вы и Лади, но какъ мы не имемъ ихъ на остроз Левс, то я и не научился ихъ бояться. Сент-Клеръ Мак-Крей ничего не страшится, слышете ли вы?
‘Вы подумаете, можетъ быть, что моя дерзость умножила ея бшенство, нтъ! она имла противное дйствіе, краска гнва перемнилась въ смертную блдность, естьли бы она не сла тотчасъ, то упала бы на мраморъ, она разсматривала меня съ боязливымъ любопытствомъ: губы ея тряслись, она не произносила ни слова, но имла видъ столь трогательный, столь нещастный, что въ минуту она получила отъ меня то, чего принужденно я не сдлалъ бы никогда. Единый взглядъ ея привелъ меня въ такое замшательство, что я потупилъ глаза и разкаявался въ своей дерзости предъ нею. Милади, сказалъ я, подошедши къ ней и сложивъ руки: я очень сожалю, что огорчилъ васъ. При моемъ приближеніи ужасный трепетъ объялъ ее, казалось она хотла испустить духъ. Отдалите его! отдалите отъ меня! кричала она испуганнымъ голосомъ: я не могу перенести его виду! Принесите мн стаканъ воды, видъ крови, эта ужасная сцена причинила мн смертельную болзнь! Я почувствовалъ возвращеніе моего гнва и поспшилъ выдти изъ залы, прежде нежели меня къ тому принудятъ. — Генералъ и Лордъ Роскелинъ не были въ Замк во время этого замшательства, но при возвращеніи ихъ имъ сказали все то, что злость Лорда Жона и гнвъ его матери могли выдумать противъ меня, мой благодтель слушалъ ихъ съ удивленіемъ. Такой поступокъ, сказалъ онъ, столько отличенъ отъ его характера, что я едва могъ бы сему врить, естьли бы сказалъ другой кто нибудь, а не сестра. Онъ приказалъ меня привести къ себ, это разсердило Лади Роскелинъ, но она не могла тому воспрепятствовать. Когда я вошелъ въ залу, то всхъ нашелъ готовыми осудить меня. — Сент-Клеръ! сказалъ мн Генералъ съ необыкновенною суровостію: твои поступки огорчили меня, ты до того забылся, что осмлился бить моего племянника, не различая ни лтъ, ни силъ его, кой гораздо мене твоихъ, и присовокупилъ къ сему поступку, который и безъ того важенъ, еще важне совсмъ отличный отъ дтскаго, былъ дерзкимъ съ моею сестрою, Графинею Роскелинъ и матерію бднаго дитяти, коего ты ушибъ. Я такъ огорченъ, что обманутъ тобою. Жизнію бы отвчалъ я за твое мужество и человколюбіе, не въ мои лта не любятъ быть обманутыми мальчикомъ. Онъ остановился тутъ, какъ бы желая слышать мой отвтъ, но я не сдлалъ никакого, и онъ продолжалъ: ты долженъ приготовиться къ возвращенію въ Форай, двое изъ слугъ нашихъ будутъ теб сопутствовать и доставятъ тебя къ отцу. Я не хочу увдомлять его о твоихъ шалостяхъ, онъ честный человкъ и огорчится тмъ. Но, Сент-Клеръ, прошу тебя воспомнить, что достоинство помрачается дурными поступками, безчеловчіемъ и злостію. Прощай! я не забылъ услугъ, кои оказалъ ты мн въ болзни моей, и, покажу теб, что я не могу быть неблагодарнымъ. Генералъ замолчалъ. Сердце мое терзалось, но будучи слишкомъ гордъ, чтобы позволить себ заплакать, я съ усиліемъ удерживался, наконецъ съ нкоторымъ затрудненіемъ я отвчалъ: почтенный и любезный покровитель мой! я готовъ хать, когда вы приказываете, и ни въ комъ не имю нужды для провожанія меня, но прежде, нежели оставлю васъ, объявлю вамъ, что я ни жестокъ, ни золъ, ни бшенъ, наиболе въ неравныхъ силахъ, но естьли вы признаете меня виновнымъ, то этого довольно, я подвергаюсь вашему опредленію, и какъ оно мн противно, то я очень радъ удалиться. Я совсмъ не хочу награды, мое сердце управляло поступками, и когда я увидлъ васъ выздороввшими, то былъ довольно вознагражденъ. Генералъ оборотился на сторону, бывъ совершенно тронутъ, и сказалъ въ полголоса: странный ребенокъ! Я снялъ шляпу, и поклонясь одному ему, сдлалъ уже нсколько шаговъ, чтобъ выдти, какъ онъ позвалъ меня. Возвратись, Сент-Клеръ! сказалъ онъ мн: ты долженъ разсказать о твоихъ поступкахъ, говори, какъ это случилось. Вы бы должны были у меня спросить о томъ прежде осужденія, сказалъ я ему съ гордостію: Лордъ Жонъ можетъ вамъ разсказать объ этомъ. Любезный братецъ! сказала Лади Роскелинъ, которая еще не говорила и которая, казалось, очень мучилась: прошу васъ, прикажите ему выдти, его присутствіе мн очень несносно, онъ хочетъ воспользоваться своимъ надъ вами вліяніемъ, и опять его пріобртетъ.
‘Побуждаемый упрямствомъ моего характера, хотя я и ршился выдти изъ залы, но слова ея меня остановили, и я ступилъ одинъ шагъ впередъ. Нтъ, сестрица! отвчалъ Генералъ: я хочу поступить въ семъ дл какъ должно, упрекъ Сент-Клера справедливъ, я не долженъ былъ осуждать его не выслушавъ. Тогда оборотясь ко мн, онъ прибавилъ: я требую, чтобъ ты сдлалъ мн объясненіе, коего у тебя спрашивалъ. Но скажи мн сначала, отъ чего ты хромаешь и отъ чего чулки твои окровавлены? Я примтилъ эта только теперь.
‘Спросите у вашего племянника, отвчалъ я съ тмъ же упорствомъ и смлостію. Генералъ оборотился къ Лорду Жону, а его мать просила опять брата своего позволить мн выдти. Монтей ничего не отвчалъ, но вставши со стула и подошедши ко мн, крпко схватилъ за руку. Упрямый молодой человкъ! сказалъ мн онъ: приказываю теб отвчать мн смло, чья это кровь, твоя или Жона. Подобно оленю въ когтяхъ льва, я почувствовалъ, что мое сопротивленіе было безполезно, онъ самъ развязалъ подвяску, спустилъ чулокъ и открылъ по верхъ колна большую рану, чрезвычайно воспаленную. Что это? сказалъ онъ съ гнвомъ: отвчай Жонъ, кто ранилъ этого мальчика столь ужаснымъ образомъ, не ты ли?
‘Въ самомъ дл дядюшка, сказалъ Лордъ Жонъ, я далъ ему только легкій ударъ шпорами маленькой спичкой, которая не можетъ сдлать такой раны. — Наконецъ, сказалъ Генералъ, истина оказывается во всемъ своемъ блеск, я уже въ состояніи теперь узнать ее. Онъ приказалъ слуг позвать своего Лкаря, онъ пришелъ, и Генералъ самъ, посадивъ меня на стулъ, приказалъ ему посмотрть мою ногу. Лкарь при первомъ взгляд объявилъ, что она была опасно воспалена, и по наружности раны онъ судилъ, что она заключала постороннее тло, которое необходимо нужно вынуть, и что я много долженъ вытерпть отъ сей операціи. Физіономія Генерала совсмъ перемнилась отъ гнва. Лордъ Роскелинъ погрозилъ своему сыну, который началъ плакать. Графиня, не могшая, какъ она говорила, сносить виду крови, и которая предвидла, что операція не обратится въ пользу ея любезному дитяти, взяла его за руку и вывела, Графъ скоро за ней послдовалъ.
‘Я затрепеталъ при вид инструмента, которой Лкарь держалъ въ рук и отдернулъ ногу. Генералъ тономъ дружескаго упрека сказалъ мн: возможноли, Сент-Клеръ, чтобы ты, перенося эту рану цлый день, струсилъ при вид ланцета! Я не ожидалъ этого отъ тебя, отъ такого смлаго мальчика.
‘Насмшка Генерала имла дйствіе, коего онъ ожидалъ. Я протянулъ ногу и безъ малйшей жалобы вытерплъ, какъ Лкарь разширилъ рану и вытащилъ оттуда съ трудомъ спицу по крайней мр въ палецъ длины, которая очень-крпяо вонзилась въ мясо отъ усилій, кои длалъ я ходя цлый день.
‘Операція кончилась. Генералъ поцловалъ меня въ первой разъ. Сент-Клеръ! сказалъ онъ мн: ты въ самомъ дл добрый мальчикъ, но нсколько упрямъ. Съ этой минуты я не хочу боле судить по поверхности, но въ этомъ случа мое сужденіе, а не сердце было несправедливо.
‘Одобреніе этого великодушнаго и знаменитаго Господина, который поступалъ со мною такъ дружественно, превозмогло всю мою твердость, я залился слезами и кинулся бы на колна, естьли бы рана то позволила, но я осмлился сжать его въ своихъ объятіяхъ, и сказалъ ему: я виноватъ, очень виноватъ, чувствую это, я поступилъ съ Лордомъ Жономъ очень грубо, былъ дерзокъ съ его матерію, я въ томъ искренно разкаяваюсь, можете ли вы простить меня?
‘Онъ еще поцловалъ меня, это будетъ, я думаю, урокомъ для обоихъ васъ. Жонъ иметъ въ немъ нужду, мать портитъ его своею излишнею нжностію. Лордъ Роскелинъ разсудительне, но онъ слабъ и не уметъ сопротивляться жен своей. Поди, другъ мой, подопрись моею тростію, сказалъ онъ мн, подавая ее, поди отдохнуть въ твоей комнат, положи ногу на табуретъ и оставайся тамъ, сколько будетъ нужно, я скоро навщу тебя.
‘Я никогда не зналъ, что произошло между Генераломъ и его фамиліею, знаю только, что онъ сильно защищалъ мою сторону и что посл жаркаго между ими спору Лордъ и Лади Роскелинъ ухали на другой день изъ Замка съ своимъ сыномъ.
‘Мало времени потребно было, чтобы вылчить мою ногу и возвратить мн прежнее проворство, я опять началъ служить Генералу, коему ежедневно становился драгоцнне, онъ даже взялъ меня подъ свое покровительство и сдлался моимъ наставникомъ, имлъ снисхожденіе научить меня сражаться, управлять дротикомъ и мечемъ. Шесть часовъ дня посвящены были урокамъ изъ литтературы, въ коей я совершенно былъ незнающъ, и для сего предмета онъ поврилъ меня попеченіямъ монаха сосдняго монастыря.
‘Поощряемый одобреніемъ, которое мой благодтель длалъ моему прилжанію и еще боле желаніемъ ему нравиться, я чрезвычайно старался заслужить его похвалу и длалъ быстрые успхи. Такимъ образомъ прошли два мсяца.
‘Однажды, какъ Генералъ Давалъ мн уроки фехтованья въ большой зал, объявили о приход отца моего Мак-Крея, Монтей приказалъ его тотчасъ ввести.— Хотя я очень радъ былъ его увидть, но мое удовольствіе было смшано съ боязнію, что не пріхалъ-ли онъ увезти меня въ Форай, и я не могъ снести мысли оставить моего благодтеля.
‘Генералъ принялъ его боле въ дружествомъ, нежели съ важностію своего достоинства, онъ приказалъ подать закусокъ, пожалъ у него руку въ знакъ дружбы и удовольствія, говоря ему: ты хорошо сдлалъ, Мак-Крей, что пріхалъ напомнить намъ нашу должность, я совсмъ почти забылъ, что ты на свт и что Сент-Клеръ твой сынъ, да и онъ съ своей стороны почиталъ меня также за отца.
‘Мак-Крей казался смущеннымъ милостію Генерала и его со мною дружескимъ обхожденіемъ, онъ смшался въ своемъ отвт и казался угнтаемымъ тягостными воспоминаніями, о которыхъ не смлъ говорить, и которыя примтно его безпокоили. Наконецъ посл длиннаго предисловія и множества запинательствъ онъ приступилъ къ своей рчи. Милостивйшій Государь! сказалъ онъ: мой сынъ очень долго пользовался вашими милостями, мать желаетъ его нетерпливо видть.
‘Мать моя желаетъ видть меня! повторилъ я съ обыкновенною своего горячностію: она мн говорила всегда, что домъ ея становился раемъ, когда я въ немъ не былъ. Генералъ улыбнулся, и самъ Мак-Крей не могъ удержаться отъ смху. Ты былъ тогда великій шалунъ, сказалъ онъ, который каждый день ворочалъ все въ дом вверхъ дномъ, а женщины не любятъ безпорядка.
‘Я боюсь, отвчалъ я, что совсмъ не исправился и что еще хуже будетъ, естьли возвращусь.
‘Выдь, Сент-Клеръ, сказалъ мн Генералъ: надобно поговорить объ одномъ дл съ отцомъ твоимъ.
‘Я повиновался и вышелъ, но Генералъ разсказалъ мн посл весь свой разговоръ съ Мак-Креемъ. Я люблю твоего сына, сказалъ онъ ему: намренъ дать въ немъ храбраго защитника отечеству, и для того желаю еще его у себя оставить. Изъ любви къ нему я постараюсь и о теб, твое судно очень мало, продай его, а я куплю теб другое побольше, ты увеличишь чрезъ то свою торговлю. Я замтилъ также въ Мора землю возл твоего дому, я дамъ теб двадцать десятинъ пахатной земли, и посл моей смерти она собственно теб будетъ принадлежать.
‘Удивленіе Мак-Крея воспрепятствовяло ему говорить, онъ смотрлъ на Генерала, какъ будто сомнваясь въ томъ, что слышалъ.
‘Что это значитъ? сказалъ Монтей: кажется, ты не вришь словамъ моимъ.
‘Простите, милостивый Государь! сказалъ наконецъ Мак-Крей, ваши милости столь велики, что отнимаютъ у меня способность выразить вамъ благодарность. Мой Сент-Клеръ хорошій мальчикъ, я согласенъ, и часто говорилъ жен своей, что онъ сдлалъ бы честь человку, знатнйшему меня, но она противнаго мннія. — Знатность перемняетъ нравы, говоритъ пословица, и не обманываетъ. Кати-Лори была молодая и простая двушка по моему сердцу, когда она ухала изъ Кетнеса гд мы тогда жили, чтобы служить знатной Дам въ полуденной Шотландіи. Она имла только семнадцать лтъ, простой корсетъ и коротенькая юбка придавали ей видъ лани! О, какъ она тогда была мила! и еще боле кротка, какъ овечька.— Вы видите, какъ я грубъ теперь, однакожъ плакалъ, какъ дитя, при ея отъзд, посл этого она писала ко мн, чтобъ я пріхалъ на ней жениться, сердце мое сдлалось отъ сего легкимъ какъ перо, и я не заставилъ себя дожидаться долго. Недумайте, Сударь, чтобъ это было для денегъ, о коихъ писала, что будто бы получила, для нихъ я не такъ бы скоро къ ней пріхалъ. Хотя она ухала изъ Кетнеса уже пять лтъ, но я любилъ ее какъ въ день отъзда, и всегда она была предъ моими глазами. Но сказать правду, я съ трудомъ могъ узнать ее, когда увидлъ такъ хорошо наряженную по французски, какъ знатную Даму, никакъ не льзя было поврить, чтобъ это была Кати-Лори маленькая Монтаньярка Кетнеса.
‘Генералъ не имлъ любопытства знать исторію любви Кати-Лори и Мак-Крея, но онъ не хотлъ прервать его. Наконецъ, воспользовавшись минутою молчанія, онъ сказалъ ему благосклонно: когда соединеніе сердецъ совершенно, никакое различіе въ обрашеніи и плать не можетъ, прервать его, но что касается до Сент-Клера, то жена твоя, я не сомнваюсь, почтетъ себя щастливою, видя сына своего поставленнымъ гораздо выгодне въ свт, нежели какъ ограниченные ея способы дозволяли ей надяться, потом, что я сдержу свое общаніе. Сент-Клеръ будетъ воспитанъ во все продолженіе моей жизни, какъ бы родной мой сынъ, и я не оставлю его умирая.
‘Мак-Крей еще сопротивлялся.— Богъ знаетъ, говорилъ онъ, приложа руку къ сердцу, какъ я люблю этого мальчика, и радовался бы его щастію, но Кати…..
‘Она также будетъ тому радоваться, сказалъ Генералъ: будь въ томъ увренъ? матери очень рдко не любятъ своихъ сыновей.
‘Проклятіе тмъ, которые въ томъ виновны! сказалъ Мак-Крей съ жаромъ.
‘Такъ чтожъ? возразилъ Генералъ съ веселостію: дло и кончено, Сент-Клеръ будетъ посщать васъ ежегодно, хотя я хочу быть ему вмсто отца, но не должно, чтобъ онъ забывалъ, что природа дала ему родителей. Поди выбери: хорошее и крпкое судно, ты не будешь имть недостатка въ деньгахъ, и когда твоя Кати такъ желаетъ видть своего сына, но мы будемъ первые, коихъ ты отвезешь въ Левсъ.
‘Сердце Мак-Крея, отъ природы честное, было тронуто великодушіемъ Генерала и его милостями. — Пусть я не буду благополучнымъ на земл и не получу спасенія на неб, естьли солгу предъ вами, сказалъ онъ, приложивъ руку къ сердцу, естьлибъ я былъ властенъ, то съ удовольствіемъ отдалъ бы вамъ этого мальчика, но я связанъ клятвою никогда съ нимъ не разставаться.
‘Связанъ клятвою! возразилъ Монтей съ величайшимъ удивленіемъ: кмъ? не женою ли своей? — Но я согласенъ на все, ибо знаю, что любовь къ сыну обязываетъ васъ принять мои предложенія. Однакожъ я не люблю обманывать, повторяю теб, купи большое судно и прими двадцать десятинъ земли, кои я теб подарилъ, но съ условіемъ, чтобъ ты употребилъ съ нихъ доходы для твоего сына, Сент-Клера.
‘Мак-Крей кинулся къ ногамъ Генерала и поцловалъ полу его платья, не могши говоритъ. Въ эту минуту одинъ изъ монаховъ, по имени Тамасъ, который давалъ мн уроки, вошелъ въ залу, это былъ рдкой человкъ, онъ соединялъ съ присутствіемъ духа образованный умъ, проницательность, быстрое и врное сужденіе и великое познаніе человческаго сердца, который онъ умлъ пользоваться по своей вол. Видя положеніе Генерала и Мак-Крея, онъ остановился, боясь имъ помшать, и хотлъ выдти, но Монтей удержалъ его и разсказалъ все произшедшее.— Окончивши, онъ прибавилъ: мн очень хотлось, отецъ Томасъ, оставить у себя сына этого честнаго человка, коего я люблю, какъ своего собственнаго, и которой много общаетъ, но Мак-Крей, отказываетъ мн въ томъ, ссылаясь на клятву. Вы очень кстати пришли, чтобъ быть между нами судьею.
‘Отецъ Томасъ слышалъ это повствованіе съ величайшимъ вниманіемъ, когда Генералъ окончилъ, онъ сказалъ: ясно вижу, Генералъ, что щастіе и благополучіе этого мальчика есть ваша единственная цль, и я не могу понять, какая можетъ быть столь важная причина, чтобъ пренебрегать предложенія столь выгодныя для него, но вы сказали, что клятва его связывала, въ такомъ случа я поздравляю его съ тмъ мужествомъ, съ коимъ можетъ онъ сопротивляться свтскимъ прелестямъ для небесныхъ сокровищъ, но меня дйствительно удивляетъ то, что здсь нкто думаетъ имть право налагать клятву отцу и обязывать его, оставить сына своего въ низшемъ состояніи, когда щастіе и благодянія соединяются, чтобъ его возвысить, однакожъ клятва всегда священна. Естьли она не вымучена съ худымъ намреніемъ, то должна быть хранима даже въ опасности жизни: ибо клятва, добровольно произнесенная, въ ту же минуту расписывается на небесахъ и святые ей свидтели.
‘Моя записана въ ад, вскричалъ Мак-Крей, а свидтели ей дьяволы, подобная Евв Кати привела меня къ бдствію. Теперь же, чтобы умножить мру моего беззаконія, я долженъ быть неблагодарнымъ къ моему благодтелю.
‘Естьли ты худо сдлалъ, сказалъ ему монахъ, то раскаяніе въ твоей власти: испытай твое сердце и прости въ совсти. Есть ли твоя клятва произнесена съ добрымъ намреніемъ, я повелваю теб именемъ Божіимъ, Коего имю честь быть служителемъ, не позволять себ прельститься убжденіемъ, или выгодою, чтобъ преступить ее, но когда эта клятва дерзкая и порочная, покайся въ ней по совсти, естьли не хочешь быть погруженнымъ въ вчную погибель.
‘Мак-Крей поблднлъ, выраженіе ужаса распростерлось по его физіономіи, сказали бы, что онъ видлъ уже сатану овладвающимъ его душею, онъ сложилъ свои руки и поспшилъ сказать: святый отецъ и помолитесь за меня: я не отецъ мальчику.
‘Какой гнусной вымыселъ! сказалъ Генералъ съ гнвомъ: я не хочу больше слушать, прощаю теб твой отказъ, но не ложь, можноли отказываться отъ такого сына, какъ Сент-Клеръ?
‘Но чему знаете вы, что онъ лжетъ? сказалъ отецъ Томасъ: сердце его открыто предъ Богомъ: одинъ Онъ можетъ судить его.
‘Простилте меня, отаецъ мой, отвчалъ Монтей: я хочу выдти, этотъ человкъ лжетъ, говорю я, весь Форай знаетъ, что Сент-Клеръ сынъ его. Говорте съ нимъ еще, естьли хотите, то заставьте его признаться въ обман. Прощай, Мак-Крей! ты можешь увезти своего сына,
‘Благородный господинъ! умоляю васъ, останьтесь, естьли я откажусь отъ моей клятвы, отецъ мой, естьли открою истину, простится ли мн грхъ мой?
‘Повторяю тебе, Мак-Крей, сказалъ отецъ Томасъ: естьли твоя клятва праведна и дана съ честнымъ намреніемъ, то заклинаю тебя хранить ее какъ священную, но естьли она, произнесена безчестно, или въ намреніи гнусномъ и порочномъ, изторгни ее изъ твоего сердца: повергнись тогда въ объятія твоего Спасителя и надйся на Его милосердіе. При подножіи святыхъ олтарей я и братья мои будемъ молиться за тебя, наши молитвы и твое разкаяніе возпарятъ вмст къ небу и обртутъ милость Божію,
‘Да ниспошлетъ Онъ ее на меня, сказалъ Мак-Крей: но, отецъ мой! я увренъ въ томъ, что объявивши эту тайну, буду почтенъ обманщикомъ, почтенный Генералъ обвинитъ меня во лжи еще боле, нежели теперь, и можетъ быть накажетъ меня, какъ клеветника, ибо я долженъ отнести стыдъ моего поступка на знаменитйшую кровь Шотландіи, и чтобъ обрсти рай, долженъ провести жизнь мою въ темниц.
‘Генераль посмотрлъ на него съ состраданіемъ, какъ смотрятъ обыкновенно на помшавшагося, и опять хотлъ выдти, но Мак-Крей умолялъ его остаться.
‘Благородный Монтей! или я худо знаю, сказалъ отецъ Томасъ: вашъ характеръ, который столь справедливъ чтобъ не осуждать сего человка по поверхности, чтожь касается до стыда, о коемъ ты говоришь, сказалъ онъ, обратясь къ Ман-Крею, оставь его пасть на тхъ, кои того достойны: преступленія оскверняютъ также и знаменитйшія фамиліи, какъ самыя низкія, и есть ли даже несправедливая власть угрожаетъ теб, то гораздо лучше перенести послдствіе для спасенія души своей во глубин самой темницы: духъ міра и утшенія изольется на тебя, естьли ты будешь справедливъ.
‘Тайный ужасъ, казалось, еще обладалъ умомъ Мак-Крея. Общайте мн ваше прощеніе, благородный Господинъ, сказалъ онъ Генералу, ибо я разскажу вамъ длинную повсть.
‘Безполезно общать прощеніе въ проступк, до меня не касающемся, но естьли это принесетъ теб удовольствіе, то я его общаю. Благодарю васъ, милостивый Государь! я напередъ знаю, что вы почтете меня обманщикомъ, но клянусь душею, что скажу вамъ совершенную истину.
‘Монтей, которой по началу ожидалъ отъ него какой-нибудь простонародной повсти о неврностяхъ Мистрисъ Мак-Крея, предполагаемыхъ или истинныхъ, не чувствительно принялъ въ ней участіе, и приказалъ ему начать ее безъ боязни. Мак-Крей приготовился повиноваться, но отецъ Томасъ его предупредилъ, и снявъ Распятіе съ груди своей, сказалъ ему: вотъ священный символъ нашей вчной надежды, онъ сдланъ изъ древа истиннаго креста, взятаго изъ святой гробницы въ Іерусалим, поднеси его съ благоговніемъ къ устамъ своимъ и поклянись предъ нимъ ничего не говорить противнаго истин, Мак-Крей поцловалъ крестъ и началъ повсть.
‘Но уже поздно, сказалъ Сент-Клеръ, разстанемея на этотъ вечеръ, завтра я разскажу вамъ общанную исторію Мак-Крея.’ Всему обществу досадна была эта остановка, особенно Рандольфу, коего душа была прикована къ словамъ отца его, и который желалъ бы все узнать въ этотъ же вечеръ. Вс раздляли его нетерпніе, и вс знали эту исторію по частямъ, но никто не слышалъ ее со всми подробностями, столъ занимательными для каждаго изъ тхъ, кои слушали Сент-Клера.
‘Друзья мои! сказалъ Сент-Клеръ, когда они собрались: я оставлю на минуту мое повствованіе, чтобы разсказать повсть Мак-Крея, есть ли не совершенно въ тхъ самыхъ словахъ, которыми выражался онъ, то по крайней мр въ томъ порядк, въ какомъ разсказывалъ онъ Генералу и монаху, слушавшимъ его со вниманіемъ.
‘Я родился, сказалъ онъ имъ, въ Графств Кетнесъ, отецъ мой и отецъ Кати-Лори были друзья и сосди между собою. Я любилъ ее съ самаго дтства, и думалъ, что и она также любила меня, но чувства наши были совершенно различны. На шестнадцатомъ году ея возраста я предложилъ ей свою руку и работу къ снисканію пропитанія, какъ то длали родители наши для своихъ ceмействъ, но Кати не хотла о томъ и слышать, она требовала, чтобы мы ожидали этого до тхъ поръ, пока оба пріобртемъ по нкоторой сумм денегъ для заведенія хозяйства и какъ одна изъ сестеръ ея пошла въ услуженге къ одной Дам въ Эдинбургъ, то ничто не могло воспрепятствовать Кати ей сопутствовать, чтобы также найти себ мсто. Мы поклялись въ вчной врности, раздлили пополамъ свои деньги, перемнялись кольцами и разстались. Посл отъзда Кати я также съ своей стороны хотлъ выработать что-нибудь, и купивъ маленькое рыбачье судно, скоро сдлался опытнымъ рыбакомъ, и такъ усплъ въ этомъ, что могъ уже отложить въ сторону маленькую сумму денегъ для будущаго нашего обзаведенія, о чмъ я не замедлилъ увдомить мою любезную Кати, къ коей написалъ съ путешествующимъ купцомъ. По возвращеніи своемъ онъ привезъ мн отвтъ, Кати поздравляла меня съ успхами и просила быть трудолюбивымъ и бережливымъ, естьли хочу получить ея руку, и оканчивала увдомленіемъ, что она принята первою горничною двушкою ко вдов Генерала Монтея, которая посл его смерти жила въ Эдинбургъ съ своею дочерью.
‘Это безъ сомннія о моей мачих и сестриц говоришь ты? спросилъ Генералъ.
‘Точно о нихъ, отвчалъ Мак-Крей. Вы, благородный Господинъ, были тогда въ святой земл, вашъ родитель умеръ чрезъ нсколько лтъ посл вдова его съ Лади Маріанною, теперешнею Графинею Роскелинъ, жила въ Эдинбург. Съ этого времени я получалъ частыя извстія отъ Кати, между прочимъ узналъ отъ нее, что Лади Монтей умерла и что молодая и прекрасная дочь ея выпросила позволеніе у опекуновъ своихъ жить одной въ дом Эдинбургскомъ. Она почиталась самою благоразумнйшею и цломудреннйшею двицею лтъ своихъ.
‘Генералъ съ благосклонностію улыбнулся и прервалъ еще Мак-Крея. Такъ, сказалъ онъ, сестрица этимъ славилась, правда, что она портитъ не много своего сына, но это только и есть ея слабость и единственная вина, въ которой можно ее упрекать. Продолжай, Мак-Крей, я очень радъ, что ты и жена твоя знакомая нашей фамиліи.
,,Мак-Крей нсколько смутился, онъ забылъ, на чемъ остановился, и надобно было ему напомнить. Тогда онъ пришелъ въ себя и продолжалъ: четыре года протекли такимъ образомъ, какъ я, къ великому моему удивленію, я получилъ письмо отъ Кати съ нарочнымъ, она просила меня тотчасъ хать въ Эдинбургъ чтобъ на ней жениться, имя надежду, говорила она, получить, что-нибудь для нашего хозяйства…
‘Генералъ улыбнулся. Я понимаю, сказалъ онъ тихо отцу Томасу, отъ чего Мак-Крей не отецъ Сент-Клера. Монахъ ничего не отвчалъ. Мак-Крей продолжалъ: удивившись чрезвычайно этому письму, я тотчасъ повиновался прозьб Кати и съ радостнымъ сердцемъ — ибо я любилъ ее — отправился въ путь съ посланнымъ, которой и привезъ меня въ маленькой уединенной домикъ въ самомъ предмстіи города.
‘Чрезъ нсколько минутъ посл моего прізда Кати пришла ко мн, она сдлалась столь прекрасною Дамою, что я едва узналъ и почти стыдился ее. Но она обрадовала меня, сказавъ, что сердце ея ко мн не перемнилось. Мы говорили о своей свадьб, она сказала мн, что получила на то позволеніе отъ Госпожи своей, Лади Маріанны, которая сама должна была выдти за Графа Роскелина по возвращеніи его изъ Франціи, куда ухалъ онъ уже нсколько времени посланникомъ.
‘Мы обвнчались чрезъ нсколько дней. Тогда Кати сдлалась со мною откровенне, она заставила меня прежде поклясться, что никому не открою тайны, которую хотла она мн поврить, потомъ сказала, что естьли я исполню совершенно, чего отъ меня потребуютъ, то составлю тмъ наше щастіе… Ахъ! я страшусь продолжать, вы обвините меня во лжи, и однакожъ мн нтъ никакой пользы скрывать истину.
‘Генералъ приказалъ ему продолжать безъ боязни, ибо онъ видлъ его замшательство. Заикаясь нсколько времени, Мак-Крей началъ говорить съ трепетомъ: Кати каконецъ сказала мн, что Госпожа ея, что Лади Маріанна… была….. беременна…..на сносяхъ…..
‘Нещастный! Вскричалъ Генералъ, топнувъ ногою и ударивъ кулакомъ объ столъ. Это ужасно слышать, ты лжешь, гнусный клеветникъ! ты лжецъ или бездльникъ! Сестрица не только признана прекраснйшею изъ Шотландскихъ двицъ, но также благоразумнйшею и цломудреннйшею: никто не смлъ нападать, кром тебя, на ея добрую славу и честь, она признана во всей Шотландіи примромъ всхъ двицъ. Признайся во лжи твоей! или я исторгну ее изъ твоего сердца, бездльникъ!…
‘Мак-Крей трепеталъ, но отецъ Томасъ ободрилъ его. Прошу васъ, будьте спокойне и терпливе, сказалъ онъ Генералу: позвольте этому человку окончить сію повсть, естьли она ложная, то ваша горесть можетъ излиться, когда онъ окончитъ. Вспомните, что онъ говорилъ предъ высочайшимъ Сердцевдцемъ, предъ Которымъ не льзя солгать, естьли же окажется, что онъ сказалъ правду, то какъ вы будете стыдиться тогда своего гнва! Генералъ умолкъ, и монахъ приказалъ Мак-Крею продолжать. Кати сказала мн, что Лади Маріанна давно любила Графа Роскелина, что бракъ ихъ былъ остановленъ смертію ея матери, что въ эту остановку онъ былъ назначенъ Королемъ для тайнаго порученія во Францію, отъ коего онъ не могъ отказаться, не обезславивъ себя, и которое требовало скораго отъзда. Съ самой смерти Лади Монтей, Лади Маріанна жила одна, и наслажадясь полною свободою, коею она одолжена была слав о своемъ цломудріи, она забыла ее на минуту, и Графъ Роскелинъ получилъ права супруга, прежде нежели имлъ это названіе. Чрезъ нсколько мсяцовъ посл его отъзда Лади Маріанна примтила, что ея проступокъ могъ обнаружиться и что она будетъ матерью, не сдлавшись супругою, отчаяніе и стыдъ овладли ею. Безъ Кати, коей она поврила свою тайну, она лишила бы себя жизни, ибо ршилась не пережить стыда своего, естьли узнаютъ, ея слабость, наслаждаясь славой безъ всякаго сомннія, которая возвышала ее передъ всми женщинами. Она не могла перенести мысли пасть съ престола, на которой возвела ея гордость, а не добродтель. Теперь, сказала Кати, я изъясню теб, чего отъ насъ требуютъ. Черезъ мсяцъ окончится ея беременность, которую она умла скрыть отъ всхъ, тогда она прідетъ тайно въ этотъ домъ, который я наняла подъ твоимъ именемъ. Она родитъ здсь, и какъ можно скоре возвратится въ свое жилище.
‘Хотя я ни одному слову не врю въ этой сказк, прервалъ Генералъ: но любопытенъ знать, можешь ли ты сказать, въ которомъ квартал былъ домъ сестры моей? Онъ былъ, отвчалъ не запинаясь Мак-Крей, на лвой сторон церкви Голироода, дорога къ дому усажена въ три ряда деревьями, онъ невеликъ, но великолпно убранъ, мать Лади Maріанны купила его, чтобъ быть поближе къ Лкарямъ.
‘Ты хорошо приготовился и врно описалъ, продолжай. Кати извстила меня о взятыхъ мрахъ и заключила сими словами: я, мой милый Мак-Крей, принимаю на себя стыдъ. быть слишкомъ рано матерью, и общаюсь признать дитя своимъ, ты совершенно не извстенъ въ Эдинбург, не извстно также и то, что пятнадцать только дней, а не восемь мсяцовъ прошло посл того, какъ ты женился на своей Кати, никто не станетъ того изслдовать, теперь, когда я уже твоя жена, это все равно для людей нашего разбора. Я понялъ тогда, для чего меня такъ скоро призвали, и что выгода боле, нежели любовь, была этому причиною, но я столько любилъ Кати, что не могъ ни въ чемъ ей отказать, и согласился на все, чего она хотла.
‘Чрезъ пятнадцать дней она перестала ходить для услугъ къ Лади Маріанн, что длала каждое утро съ самой нашей свадьбы, она послала меня сказать своей Госпож, что была больна. Мн было приказано сдлать, это объявленіе слугамъ и просить ихъ доложить о томъ Госпож, я сдлалъ, что мн было сказано. Минуту спустя, лакей сказалъ мн, что Милади желала говорить со мною, онъ ввелъ меня къ ней. Заставивши меня повторить все, что я сказалъ слугамъ. она отвчала мн съ величайшею благосклонностію, и принимала много участія въ положеніи жены моей, потомъ сказавши мн, что она навститъ ее, дала мн золотую монету и приказала всмъ ее довольствовать. Въ первый еще разъ я видлъ Лади Маріанну и разсматривалъ ее со вниманіемъ: черты лица ея были благородны и правильны, она имла видъ Королевы, физіономія и ея взоръ выражали цломудренность и гордость, она была такъ величественна и прекрасна, ея походка была столь отлична, что едва можно было замтить перемну ея таліи, къ сокрытію своей способствовало также ея платье, оно состояло изъ длинной розы, покрывавшей ея съ плечь до самыхъ ногъ. Естьли бы я не зналъ, то могъ бы усомниться въ приготовляемомъ произшествіи, въ чемъ бы никто не могъ осмлиться подозрвать ее. Съ этого дня мало проходило времени, чтобъ Лади Маріанна не видала Кати, Люди ожидали ее у дверей нашихъ, часто даже она отсылала ихъ и оставалась у насъ по нскольку часовъ. Наконецъ назначенное время пришло, она пріхала однажды поутру ране обыкновеннаго и чувствовала уже муки, но не показала ни малйшаго знака оныхъ, отсылая людей своихъ и приказывая имъ возвратиться въ полдень. Она тотчасъ ушла съ женою моею въ комнату, которую сдлали очень тайною, я былъ посланъ на другой конецъ города сыскать бабку, съ приказаніемъ сказать ей, что это было для жены моей. Я все исполнилъ и привелъ бабку. Чрезъ три часа Кати, неся въ рукахъ новорожденнаго, пришла въ комнату, гд я былъ, и положила его ко мн на руки, сказавъ: вотъ сынъ, коего отцемъ я сдлала тебя безъ большаго труда, ты можешь кормить его также, какъ и я, теперь отошли бабку съ этими деньгами. Она скоро возвратилась съ колыбелью, которую прежде приготовила, положила туда малютку и приказала мн усыпить его. Въ полдень люди Лади Маріанны возвратились. Кати съ печальнымъ видомъ сказала имъ, что ея любезная Госпожа чувствуетъ такую головную боль, что она принуждена была положить ее на постель свою, гд она проведетъ нсколько часовъ въ спокойствіи, что она приказала имъ возвратиться ввечеру, и сказавши это, Кати ушла отъ нихъ, чтобъ помогать Госпож своей.
‘Между тмъ я обремененъ былъ попеченіемъ о дитяти, Кати принесла мн питья, коего я давалъ ему по нскольку капель и тихонько качалъ его, не преставая смотрть на невиннаго малютку, который казался крпкимъ и здоровымъ, онъ сжималъ уже мои пальцы въ своихъ маленькихъ ручкахъ, и его прекрасные черные глаза, казалось, на меня смотрли. Я не могъ воспрепятствовать себ думать, что въ тысячу разъ было боле грха отвергать это милое дитя, нежели даровать ему жизнь.
‘Генералъ, длавшій примтныя усилія, чтобъ удержать гнвъ свой и чтобъ слушать спокойно Мак-Крея, прервалъ его въ семъ мст. Съ какимъ намреніемъ составляешь ты эту повсть? сказалъ онъ ему: этого я не могу понять, но я узнаю это, когда ты еще больше налжешь. Посмотримъ, что сдлалось съ этимъ чуднымъ ребенкомъ?
‘Клянусь спасеніемъ души моей, это дитя есть Сент-Клеръ, за коего природа говоритъ вамъ, ибо онъ вашъ племянникъ, и ваша собственная кровь течетъ въ его жилахъ!
‘Монахъ сдлалъ знаменіе креста. Генералъ затрепеталъ, но тотчасъ пришелъ въ себя, и сказалъ съ презрительною и недоврчивою улыбкою: по чести, Мак-Крей, у тебя боле воображенія и разума, нежели я думалъ, но въ этомъ случа ты худо ихъ употребилъ. Я признаюсь, что сердечно привязанъ былъ къ твоему сыну и желалъ ему добра, но эта ужасная мысль сдлать изъ него должность, основанную на безславіи сестры моей, смущаетъ меня и разрушаетъ вс мои надежды. Ты не имешь боле нужды говорить, я не хочу тебя слушать, купи твое судно, я заплачу за него, и узжай съ твоимъ сыномъ, котораго я постараюсь забыть. Бдная Маріанна! какъ на тебя ужасно клевещутъ! Я люблю и удивляюсь ей еще боле.
‘Отецъ Томасъ удержалъ за руку Мак-Крея, хотвшаго выдти и обращаясь къ Генералу, сказалъ: этотъ человкъ есть недостойный мужъ, или вы съ нимъ несправедливо поступаете, въ первомъ случа не могу ему позволить такъ выдти, я долженъ просвтить его, взять попеченіе о бдной душ и привести ее къ покаянію, естьлиже онъ сказалъ правду, то вамъ, Генералъ, должно разскаяться и наградишь его. Мак-Крей! я приказываю теб продолжать, а васъ, Генералъ, прошу слушать его.
‘Какъ вамъ угодно, сказалъ Генералъ. Ну, продолжай, Мак-Крей, ты поступаешь, какъ придворной и даже не краснешь, естьли бы ложь, твоя не касалась сестры моей, то она позабавилабы меня.
‘Мак-Крей, остановился, но повторенное приказаніе монаха его ободрило, и онъ продолжалъ.
‘Ввечеру люди возвратились съ лошадьми, Кати сказала имъ, что Лади Маріанн лучше, но что голова ея была слишкомъ слаба, чтобъ можно было хать на лошади и что они должны были привезти коляску. Люди похали и возвратились поздно вечеромъ, Милади сла въ носилки, Кати за ней послдовала и оставила дитя и молока, чтобы давать ему пить. Въ ея отсутствіе я имлъ попеченіе о малютк, который, спокойно и не крича, уснулъ у меня на рукахъ. Пусть не увижу, я царствія небеснаго, естьли не правда, что полюбилъ его съ этой ночи, какъ отецъ. Рано поутру Кати возвратилась, она уложила и одла дитя такъ хорошо, какъ я не могъ сдлать этого, въ полдень она мн его опить поручила и возвратилась къ Госпож своей, которая уже встала и сносила свое состояніе съ такою силой и мужествомъ, что не возможно было никому имть ни малйшаго подозрнія. Благородный Господинъ! я вижу, что вы слушаете меня съ нетерпніемъ, и я кончу мою повсть. Чрезъ пятнадцать дней Кати возвратилась въ одинъ вечеръ очень веселою, я былъ занятъ качаніемъ дитяти. Смотри, Мак-Крей, сказала она мн: естьли мы получили дитя чрезъ мсяцъ посл нашей свадьбы, то также имемъ чмъ кормить его. Сказавши это, она положила въ ногахъ колыбели большой кошелекъ полный золота. Вотъ на первый разъ, сказала она, но сверхъ того мн общали ежегодно посылать знатную сумму. Отъ насъ требуютъ только, чтобы ухать съ нашимъ золотомъ и дитятею подале, ибо до тхъ поръ, пока мы будемъ здсъ, Госпожа моя будетъ умирать отъ безпокойства, чтобы ее не подозрвали, она хочетъ, чтобъ мы тотчасъ ухали. Но не хочетъ ли она видть своего прекраснаго младенца? сказалъ я: думаю, что она не хочетъ съ нимъ навсегда разстаться.
‘Безъ сомннія она не хочетъ этого, сказала Кати: къ чему послужитъ ей увидть его однажды, чтобы посл никогда не видать. Можешь быть увидевши, она будетъ о немъ сожалть, чтожъ до меня касается, то мн очень пріятно беречь его до тхъ поръ, пока онъ у насъ, никто ничего не знаетъ, намъ хорошо станутъ платить, въ этомъ нтъ никакого сомннія, Лади слишкомъ этимъ занята, а мы также заняты храненіемъ тайны о дитят. Но, Кати, сказалъ я ей, разв по возвращеніи Лорда Роскелина онъ не женится на Лади Маріанн? Конечно онъ женится, они будутъ имть другихъ сыновей, коихъ можно признать, но что касается до этого, то онъ будетъ только сыномъ Мак-Крея и Кати. Почему знать, не будетъ ли онъ отъ того щастливе. Никогда Лади Маріанна, славящаяся боле своею добродтелію, нежели красотою, не признается, что она могла однажды совратиться съ пути строгаго цломудрія, она лучше хочетъ умереть, нежели потерять свою славу, и видть себя подверженною насмшкамъ женщинъ, коихъ пороки она сама столь часто порицала.
‘Однако же, сказалъ я, чортъ меня возьми, естьлибы я захотлъ жениться на такой женщин, бывши Лордомъ Роскелиномъ, хотябъ, она Шотландскую корону предлагала мн съ своею красотою и мнимымъ цломудріемъ! — Истинно цломудренная призналась бы, что она не была цломудренне другой и признала бы дитя свое.
‘Кати не преставала говорить, что это не возможно. Послдствіе этого разговора было то, что дитя окрещено, какъ бы мой сынъ, онъ не имлъ крестнаго отца, въ календар былъ тогда день Сент-Клера, и мы ему дали это имя. Чрезъ три дня мы ухали изъ Эдинбурга и Лади Маріанна никогда не видала своего дитяти.— Мы хали потихоньку до Инвернеса. Проведши тамъ нсколько времени, я купилъ маленькое судно, чтобы торговать по берегамъ моря. Морское состояніе было всегда по моему вкусу, на этомъ судн мы пріхали въ Левсъ, и я тамъ остался по желанію Кати, которая нашла это жилище пріятнымъ. Мы купили хорошій маленькій домикъ съ землею. Здсь Мистрисъ Мак-Крей была больше почитаема, нежели Кати-Лори въ горахъ. Она часто получала извстія отъ Лади Маріанны, которая, вышла замужъ по возвращеніи Лорда Роскелина, они имли чрезъ годъ посл свадьбы сына, что насъ уврило въ обладаніи маленькимъ Сент-Клеромъ. Не имя совсмъ дтей отъ Кати, я очень былъ радъ, что этотъ у меня остался, и думаю, забылъ бы, что онъ не былъ мой, естьли бы присылки денегъ отъ Лади Маріанны не воспоминали того самымъ пріятнымъ образомъ жен моей. Каждый годъ все это продолжалось до того времени, какъ вы пріхали въ Левсъ.
‘Вотъ конецъ этой прекрасной исторіи! сказалъ Генералъ, я понялъ, какъ хорошо она сочинена, и отдаю теб всю справедливость въ такомъ изобртеніи, но, прибавилъ онъ съ грознымъ движеніемъ, не совтую теб повторять этотъ вымыселъ никому. — Я, еще не кончилъ, сказалъ Мак-Крей: и что остается мн сказать, заставитъ можетъ, быть васъ перемнишь обо мн мнніе.
‘Жена моя очень сердилась, благородный Господинъ, что вы были нашимъ гостемъ, она боялась, чтобъ это не было случаемъ открытія, но я сказалъ, что это было не возможно. Однакожъ, когда увидлъ, что вы приняли намреніе увезти Сент-Клера, я не могъ не видть десницы Провиднія и дйствія природы, мы страшились отпустить его съ вами, не осмливались также въ томъ отказать вамъ, и надялись, что онъ скоро возвратится, но хуже всего было, что вы увезли его сюда, гд онъ могъ встртить Графиню Роскелнъ.
‘Она въ самомъ дл его видла, отвчалъ Генералъ, и ея съ нимъ поступки показываютъ совершенно, что не существуетъ между ними ни малйшей кровной связи. Она его видла съ особеннымъ недоброжелательствомъ, что меня очень огорчило противъ нее.
‘Увы! сказалъ отецъ Томасъ: это не доказательство, мало людей любятъ встрчаться съ тми, которымъ причинили зло! — Нарочный, котораго вы къ намъ прислали. говорилъ Мак-Крей, привелъ меня и жену мою въ величайшее безпокойство. Мы боялись, чтобъ Замк Монтея Сент-Клеръ не встртилъ истинную свою мать, судьба этого сына была, правда, ей совершенно не извстна, но имя Сент-Клера Мак-Крея не могло не открыть его, я надялся еще, что гордая Лади Маріанна не сдлаетъ никакого примчанія вразсужденіи этого мальчика, что она будетъ смотрть на него, какъ на простаго пажа, потому что вы его всегда называете другъ мой, милой мой.— Намъ казалось возможнымъ, что она совсмъ не услышитъ его имени, мы были въ этомъ недоумніи, какъ получили, два мсяца тому назадъ, письмо отъ Лади Роскелинъ на судн, которое пристало къ Левсу, шедши изъ Глазкова въ Бергенъ въ Норвегію.
‘У тебя ли письмо? спросилъ поспшно Генералъ.
‘Оно у меня, отвчалъ Мак-Крей: жена давала мн его читать, и Небу угодно было, чтобъ оно осталось въ моихъ рукахъ, оно подтвердить слова мои. Сказавъ это, онъ вынулъ его изъ бумажника и подалъ Монтею. Генералъ развернулъ его, покраснлъ при вид письма и прочелъ въ немъ слдующее.
‘Я надялась, что мои милости и благодянія къ теб въ продолженіе столькихъ лтъ уврятъ меня въ твоей признательности и послушаніи, естьли это такъ, то какъ же сдлалось, что маленькой Сент-Клеръ въ Замк Монтея? Это главнйшее мсто, гд я должна бояться его присутствія, естьли ты хочешь пользоваться еще моими благодяніями, то пошли тотчасъ своего мужа привезти его къ теб. Никто не можетъ имть права удерживать дитя чужое противъ воли его родителей, или таковыми признанныхъ. Естьли ты того хочешь, то не замедлишь мн повиноваться, естьли же объ этомъ не постараешься, и я узнаю, что этотъ мальчикъ не возвратился туда, гд долженъ быть, то мы будемъ тогда совершенно чуждыми одна другой: ты ничего обо мн не услышишь, и ничего не получишь.
P.S. Естьли ты будешь повиноваться, то получишь скоро присылку денегъ.’
‘Генералъ положилъ письмо и приказалъ съ мрачнымъ спокойствіемъ Мак-Крею окончить это, онъ еще иметъ сказать. Мак-Крей отвчалъ, что по полученіи этого письма онъ имлъ жаркой споръ съ своею женою, которая обвиняла его, что онъ былъ единственной причиною гнва Лади Роскелинъ, и настояла, чтобъ я халъ тотчасъ возвратить Сент-Клера. Я принужденъ былъ повиноваться для семейственнаго спокойствія, однакожъ съ сожалніемъ, ибо думалъ, что десница Провиднія помстила это дитя тамъ, гд оно должно быть. Теперь, благородный Господинъ, хотя вы обвинили меня въ обман и желаніи ввести въ вашу фамилію посредствомъ лжи моего сына, но я объявляю предъ Богомъ, что я невиненъ ни въ томъ, ни въ другомъ, и сказалъ правду. Ваши великодушные подарки проникли въ мое сердце, я думалъ, что буду ихъ недостоинъ. Безъ настоянія отца Томаса сія тайна осталась бы еще въ груди моей. Я не ищу и не желаю награды, жена моя никогда мн этого не проститъ: Лади Роскелинъ, можетъ статься, до смерти будетъ меня гнать, но я исполнилъ мою обязанность, и это будетъ моимъ утшеніемъ.
‘Мак-Крей! отвчалъ Генералъ: я не знаю, что думать объ этомъ дл, и мой разумъ находится въ величайшемъ недоумніи. Я бы желалъ, есть ли это возможно обнаружить и увидть, какую и долженъ взять сторону. Естьли ты обманулъ меня, то долженъ знать, какія будутъ послдствія, и я сожалю о теб, естьли же сказалъ правду, то ничего не потеряешь: я составлю твое щастіе. На этотъ разъ я приказываю теб остаться нсколько дней въ Замк и приказываю ничего не говорить Сент-Клеру.
‘Мак-Крей общалъ повиноваться, и Генералъ послалъ его отдыхать.’
‘Посл того? какъ вышелъ Мак-Крей, странная повсть, которую онъ разсказалъ, была предметомъ продолжительнаго разговора между Генераломъ и отцемъ Томасомъ. Сей послдній казался наклоннымъ врить совершенно этой повсти. Первый очень бы желалъ въ ней усомниться, но обстоятельство письма, писаннаго его сестрою къ Кати Мак-Крей, было столь сильнымъ доказательствомъ, что не возможно было его отвергнуть. Хотя и не сказано въ этомъ письм, какая польза была удалить этого ребенка, но надобно было, чтобы гордая Графиня Роскелинъ имла очень сильную причину заниматься столь неважнымъ предметомъ, какъ маленькой Сент-Клеръ, даже и тогда (это была первая его мысль), когда ея единственная цль была отдалить его отъ Генерала, надъ коимъ она видла, что онъ бралъ вліяніе. Это не объясняло, для чего она столь долгое время осыпала подарками эту фамилію, съ условіемъ хранить ихъ собственное дитя…
‘По чести, сказалъ Генералъ, посл сихъ размышленій… естьли эта исторія справедлива, то слабость сестры моей есть малйшее изъ ея преступленій отвергать дитя свое, подвергать его всмъ нещастіямъ бдности и низкаго произхожденія, отнять у него право его рожденія, чтобъ скрыть свой поступокъ — стыдъ этой женщин, естьли она въ томъ виновна! Я стыжусь, что она дочь отца моего.
‘Посл врныхъ доказательствъ его рожденія, сказалъ отецъ Томасъ, по праву законовъ Шотландскихъ бракъ его матери усыновляетъ Сент-Клера и длаетъ его настоящимъ наслдникомъ Роскелиновъ. Ничего нтъ справедливе, отвчалъ Генералъ, но въ такомъ важномъ дл я не могу совершенно поврить исторіи Мак-Крея, надобно его удержать здсь, a между тмъ позжайте вы, отецъ Томасъ, въ Левсъ сказать его жен, что все открыто, не говоря кмъ и какимъ образомъ. Ея поступки и слова могутъ объяснить это дло. Монахъ согласился и приготовился къ отъзду.
‘Во время отсутствія отца Томаса Мак-Крей находился въ Замк и обращался со мною по-прежнему, однако же я замтилъ перемну въ обращеніи Генерала. Онъ не мене былъ со мною добръ, напротивъ еще имлъ нкоторую отличную дружбу, но былъ задумчивъ и, казалось, иногда разсматривалъ меня съ величайшимъ вниманіемъ. Однажды въ галлере, гд висли вс портреты его предковъ, онъ поставилъ меня подъ портретомъ отца своего, и сравнивая нсколько минутъ, сказалъ: клянусь Небомъ, это почти доказательство!…
‘Отець Томасъ по возвращеніи своемъ имлъ проодолжительный разговоръ съ Генераломъ, котораго онъ извстилъ, какъ обвинялъ онъ Кати Мак-Крей въ томъ, что она скрываетъ наслдника благородной фамиліи, какъ угрожалъ ей строгостію законовъ и проклятіемъ церкви, естьли она тотчасъ не признается во всемъ, и уврялъ, что она не избжитъ отъ наказанія за это преступленіе.
‘Кати, не смотря на eгo угрозы, осталась твердою въ пользу Лади Роскелинъ, заперлась во всемъ и не сказала ни слова, которое могло бы утвердить свидтельство Мак-Крея. Но отецъ Томасъ настоялъ послднимъ средствомъ, чтобъ она поклялась въ своей невинности предъ Святымъ крестомъ, который онъ ей представилъ. Тогда она смшалась и старалась избжать клятвы. Подозрнія отца Томаса утвердились отъ сего отказа, онъ принуждалъ ее произнести предъ нимъ эту клятву, давая ей знать, что ему приказано, естьли она отъ сего откажется, отвезти ее въ Замокъ Монтея и представить Генералу Лорду и Лади Роскелинъ, и что тамъ она принуждена будетъ властію церкви произнесть клятву, естьли ты говоришь правду, прибавилъ онъ: то эта клятва не сдлаетъ теб никакого вреда, естьли же она ложная, не длай ее: ибо ничто не возможетъ спасти тогда отъ вчной погибели душу твою.
‘Кати е нашла тогда никакой другой увертки, она бросилась плача къ ногамъ монаха и утвердила все, что сказалъ ея мужъ, клятвою предъ крестомъ. Она представила многія письма Графини, во всхъ было упоминаемо о Сент-Клер, но не въ одномъ она не говорила ясно о семъ предмет, и числа ни въ одномъ не было означено.
‘Это объявленіе истребило въ Генерал вс сомннія, однако же онъ ничего не сказалъ, но не могши ршиться видть сестру свою подъ столь гнуснымъ видомъ, надясь, что она можетъ оправдаться или разкаяться, онъ ухалъ въ Замокь Роскелинъ, а меня оставилъ въ Монте.
‘Хотя я не подозрвалъ истинной причины путешествія, но взиралъ на его отъздъ съ горестію, это была первая моя разлука съ драгоцннымъ покровителемъ. Я сказалъ ему объ этомъ, и простился съ нимъ, проливая слезы, и увряя его, что мн очень будетъ скучно во время его отсутствія, что, не смотря на шалости Лорда Жона и гордость его матери, я желалъ бы, чтобы онъ позволилъ мн съ собою хать. Онъ пожалъ мн руку, говоря, что мы скоро увидимся и что, можетъ быть, пришлетъ за мною, онъ сказалъ это тономъ столь довольнымъ и дружескимъ, что я почти былъ утшенъ.
‘Сопровождаемый нсколькими служителями, онъ похалъ въ Роскелинъ. По прізд нашелъ, что Господа были въ отсутствіи, и онъ дожидался три дни. Лордъ Роскелинъ пріхалъ первый, онъ былъ слабаго характера и очень честный человкъ, и естьли бы его оставляли длать, что внушало ему сердце, то онъ бы дйствовалъ съ справедливостію и правосудіемъ, но онъ быль рабъ воли жены своей, которая управляла имъ. Споръ, который они имли съ Монтеемъ обо мн, и который заставилъ ихъ такъ скоро ухать, не позволялъ имъ надяться посщенія брата, и такъ онъ былъ принять Графомъ съ чрезвычайнымъ удовольствіемъ.
‘Обдая съ нимъ одинъ, Генералъ почелъ минуту благопріятною, чтобы начать это важное дло. Когда поставили десертъ, то Генералъ, наполнивши кубокъ и ударивъ онымъ объ Графской, сказалъ: за здоровье твоего старшаго сына! Онъ прекрасный мальчикъ, и ты и жена твоя должны имъ гордиться, онъ ни въ чемъ не уступаетъ Жону.
‘Что вы хотите сказать? спросилъ удивленный Графъ: у меня нтъ другаго сына, кром Жона.
‘Я думалъ, сказалъ Генералъ смясь, что ты сдлался отцемъ во время твоего посольства во Францію.
‘Я васъ не понимаю, сказалъ Грэфъ покраснвши: мы обвнчались по моемъ возвращеніи.
Такъ, я знаю, ты очень былъ честенъ въ этомъ случа! Сестрица моя была молода, она любила тебя, смерть матери и мое отсутствіе сдлали ее совершенно свободною, человческая натура немощна: но ты все загладилъ, женившись на ней.
‘Графъ еще боле покраснлъ. Она вамъ все открыла, сказалъ онъ: и въ самомъ дл не должно имть тайнъ отъ такого брата, сдлаться же вашимъ было всегда мое желаніе, вы можете понять, какое я претерпвалъ безпокойство во Франціи, не могши возвратиться, чтобъ исполнить то, что я почиталъ священнйшею должностію.
‘Такъ! отвчалъ Генералъ, смотря на него: эта медленность подвергла вашего старшаго сына великому неправосудію.
‘Графъ казался сгорвшимъ отъ стыда, видя, что шурину его было все довольно извстно, и не понималъ довренности со стороны жены своей. Онъ только былъ честенъ и такъ мало имлъ искуства, что не могъ запереться. Посл минутнаго медленія онъ продолжалъ: любезный братъ! это очень скучный предметъ для разговора, и потому нельзя вспомнить объ немъ посл столькихъ лтъ, я очень былъ виноватъ, но посл того загладилъ все, что только было въ моей власти загладить.
‘Такъ, вразсужденіи сестры моей я согласенъ, но ты долженъ то же сдлать и для твоего невиннаго сына.
‘Монтей! возразилъ Графъ: я не понимаю, отъ кого вы все это знаете, естьлибъ это отъ сестры вашей, то вы былучше были увдомлены, вы бы знали что этотъ нещастный ребенокъ умеръ при своемъ рожденіи: и такъ вы согласитесь, что безполезно о немъ говорить.
‘Простая и честная рчь Графа Роскелина дала замтить Генералу, что онъ былъ обманутъ, и онъ хотлъ его разуврить, какъ вдругъ лошадиный топотъ послышался на двор и чрезъ минуту вошла лади Роскелинъ. Удивившись и обрадовавшись брату, и буучи уврена посл письма своего къ Кати, что я возвратился къ Мак-Крею, она оказала свое удовольствіе, которое однакожъ очень было кратковременно. Обратясь къ ней, Монтей продолжалъ то, о чемъ хотлъ сказать. Нужнйшее дло привело меня сюда, сестрица! оно есть права старшаго вашего сына Сент-Клэра Роскелина, природа немощна, и есть характеры, для которыхъ стыдъ боле смерти, однакожъ, Маріанна, такія обстоятельства не должны длать несправедливымъ и заставлять насъ попирать ногами священнйшія права. Не трепещи, сестрица! я понимаю, какъ ты должна страдать, длая упрекъ твоимъ собственнымъ чувствамъ, но все еще можетъ загладиться: признай твоего сына и почитай твоего брата явнымъ покровителемъ и первымъ мстителемъ, естьли осмлятся нападать на твою честь. Клянусь душею, что первый, кто осмлится позволить себ малйшій знакъ презрнія, долженъ лишиться жизни, или умертвить меня.
‘Внутреннія чувства удивленной Лади Роскелинъ были столь сильны, что она не могла произнести ни одного слова, упала на грудь своего мужа и закрыла лицо свое руками.
‘Братецъ! сказалъ Лордъ Роскелинъ: пожалйте о ней, вы худо увдомлены.
‘Самымъ лучшимъ образомъ! сказалъ съ твердостію Генералъ: надменное и гордое сердце Маріанны не оробло бы такъ отъ ложнаго обвиненія. Ну, сестрица! превозмоги этотъ ложный стыдъ и сдлайся матерью, естьли свтскіе законы это теб запрещаютъ, то Божескіе и законы правосудія повелваютъ. Пусть свтъ говоритъ, естьли хочетъ, что въ минуту любви и слабости ты забыла, чмъ должна самой себ, но не терпи, чтобы говорили, что ты кинула дитя свое.
‘Лади Роскелинъ, не поднимая головы и не осмливаясь взглянуть на своего брата, сказала тихонько своему мужу: мн дурно, прошу васъ, позвольте мн выдти: завтра я поговорю съ братцомъ.
‘Генералъ совершенно былъ увренъ, что естьли бы она осталась, то не могла бы ему противиться, и непремнно бы призналась: ибо въ эту минуту не имла силы что-либо скрыть, но нжность мужа и милость Генерала ее пощадили, первый отвелъ ее въ комнату и долго.тамъ съ нею оставался, на завтра она вышла оттуда съ чувствами совершенно различными отъ тхъ, кои она казалась имвшею вчера, возвративши свою твердость и гордость, отрицаясь съ такою твердостію, которой ничто не могло поколебать, что она ни малйшаго не имла понятія объ этомъ дл, (она очень желала совершенно въ томъ запереться и безъ сомннія длала жестокіе упреки своему мужу, что онъ признался въ своей вин.) ссылалась на стыдъ этого признанія, на состояніе, въ коемъ вчера находилась, объявила, что ея послднее письмо къ бывшей ея горничной Кати Мак-Крей и приказаніе возвратить Сент-Клера имло предметомъ желаніе очень натуральное отдалить отъ дяди своего сына маленькаго незнакомца, коего вліяніе надъ нимъ длалосъ ужаснымъ, что посл произшедшаго въ Монте, видя Генерала отдающимъ справедливость этому незнакомцу противъ своего роднаго племянника, узнавши посл, что онъ поступалъ съ нимъ, какъ съ сыномъ, и самъ училъ его, она опасалась, чтобъ онъ не возымлъ слабости отдать свое имніе сыну Мак-Крея, и думала оказать ему услгу, предупредивши эту глупость позволенными средствами, что участіе, которое она принимала въ родителяхъ этого мальчика, которыхъ она составила щастье и обременила подарками, подало ей мысль и право приказать имъ взять своего сына. Чтожъ касается до денегъ, которыя она имъ посылала, призналась покраснвъ, что имла причину купить скромность Кати, и какъ дитя ея не было живо, то желая скрыть его рожденіе, она думала ежегодно производить жалованье своей бывшей горничной, и чтобъ въ томъ никакого подозрнія не было, а почитали это ея благотворительностью, пришла въ негодованіе, что имла предметомъ оной неблагодарность, которые видя слабость Генерала Монтевя къ ихъ ребенку, составили эту гнусную повсть, чтобы заставишь его войти въ его фамилію и оправдать, что онъ для него длаетъ, что очень легко было, ибо Кати, будучи принуждена признаться, что повсть ея раннихъ родовъ была справедлива во всхъ подробностяхъ, ршилась составить объ этомъ басни, но что она знала въ своей совсти, что младенецъ произведенъ на свтъ мертвымъ. Слабый Роскелинъ совершенно поврилъ представленіямъ жены своей, онъ никогда не сомнвался посл этихъ увреній, что дитя, рожденное прежде, не умерло, и все, что ни говорила Ладк Роскелинъ, имло наружность искренности, которая утвердилась въ его мысляхъ, но она имла не то дйствіе надъ Генераломъ, онъ примтилъ ея лицемріе сквозь это ложное чистосердечіе и стоялъ въ своемъ мнніи, что я точно былъ его племянникомъ. Жаркіе споры возстали объ этомъ предмет, и послдствіе ихъ было вчная разлука между ними. Генералъ разсердясь ухалъ изъ Роскелина, и никогда уже не видалъ ни сестры своей, ни брата.
‘Въ первомъ начал этой ссоры Генералъ предположилъ объявить передъ свтомъ о слабости и безчеловчіи сестры своей, но подумавъ, перемнилъ это намреніе, затрепеталъ при мысли, что фамилія, славящаяся столько вковъ честію мущинъ и добродтелью женщинъ, будетъ помрачена такимъ пятномъ, естьли онъ ршится имть прибжище въ суду, чтобы заставить признать меня. И такъ онъ ршился, на другое средство: оставилъ свой Замокъ, нанялъ домъ въ Эдинбург, взялъ меня съ собою и обходился со мною чрезвычайно лестнымъ образомъ. Я лъ за его столомъ, былъ одтъ какъ онъ, везд провожалъ его и къ довершенію моего благополучія онъ называлъ меня именемъ Сент-Клера Монтея вмсто Сент-Клера Мак-Крея, однимъ словомъ, онъ поступалъ со мною какъ съ роднымъ сыномъ.
‘Король Іаковъ! былъ въ это время плнникомъ въ Англіи, и управленіе ІІІотландіею было въ рукахъ Роберта Герцога Албанскаго. Въ публичной аудіенціи я сопровождалъ Генерала во Дворецъ и не мало удивился, когда онъ приказалъ мн слдовать за собою въ комнату, гд присутствовалъ Герцогъ. Этотъ почтенный Вельможа сидлъ на амвон въ церемоніальной одежд. При вход Генерала онъ приподнялся и подозвалъ его. — Монтей, сказалъ онъ, храбрый Монтей, добро пожаловать! я не надялся боле тебя увидть. Скажи мн, какъ можно заставить тебя иногда посщать насъ? Люди моихъ лтъ любятъ собирать вокругъ себя друзей своихъ, когда приближается минута вчной съ ними разлуки.
‘Да отдалитъ Небо эту минуту, любезный Герцогъ! возразилъ Монтей: ваши слова хотя и упрекаютъ меня въ небреженіи, однакожъ он очень для меня лестны. Не смотря на наружность, мое сердце никогда не было холодно къ Герцогу Албанскому, естьли онъ будетъ имть нужду въ моей помощи, или жизни, то никакой Шотландецъ не будетъ такъ готовъ къ тому, какъ Монтей.
‘Я этому врю, сказалъ Герцогь, и не знаю никого, чьи бы услуги я предпочиталъ твоимъ. И такъ наши чувства уваженія и дружбы совершенно взаимны. Но какого это мальчика вы привели ко мн? (Не зная приличій и обрядовъ, я плнился его обращеніемъ, и очень близко подошелъ къ нему.) По чести, сказалъ онъ, смотря на меня. Это твое дитя: цвтъ лица и глаза Монтея, это портретъ твоего отца. — Нтъ, знаменитый Лордъ! сказалъ Генералъ улыбаясь: вы меня обижаете, я не былъ женатъ, и какъ истинный воинъ Креста, никогда не бывалъ отцемъ. Этотъ мододой человкъ невинная жертва жестокой матери и слабаго отца, не былъ въ томъ состояніи, въ которомъ бы должно бытъ, я разсудилъ его себ присвоить и осмливаюсь сказать даже въ его присутствіи, что онъ иметъ истинное мужество и праводушіе. Я надюсь, онъ принесетъ честь моему имени, которое я хочу ему дать теперь, а посл смерти наслдство всего моего богатства, которое я ему оставлю, и я пришелъ, знаменитый Генералъ, утвердить публично это усыновленіе и снискать ему ваши милости.
,,Герцогъ казался удивленнымъ, но не боле меня. Первая часть рчи моего благодтеля раздражила меня, онъ представилъ меня какъ жертву жестокости матери и слабости отца моего, и это казалось мн совершенно ложнымъ. Я шутилъ иногда, однако же не жалуясь на худой характеръ матери моей Кати, я разсказывалъ, что она часто меня бивала, но все это, казалось мн, не заслуживало названія жестокой матери, чтожъ касается до слабости, приписываемой честному Мак-Крею, то это была только чрезвычайная снисходительность къ жен своей, но никогда, казалось мн, я не бывалъ ея жертвою. Я готовъ былъ прервать Генерала и оправдать родителей моихъ предъ Герцогомъ, но онъ не далъ мн времени, конецъ же его рчи и предположенія усыновить меня такъ меня удивили, что всякое другое помышленіе во мн истребилось, и не думая, предъ кмъ былъ, я упалъ на колна предъ Генераломъ, сказавши: о великодушный благодтель! могули я васъ пережить! Я пользуюсь вашимъ благорасположеніемъ, чего же мн боле желать? Я вашъ сынъ, наслдникъ! О Боже мой! содлай, чтобы я былъ достоинъ носить это имя, но чтобы никогда не наслдовалъ его имнія, богатство слишкомъ дорого будетъ куплено его смертію.
‘Генералъ улыбнулся моей живости и просилъ меня встать и замолчать. Герцогъ сказалъ ему: Вы сдлали, мой милой Монтей, слишкомъ скорое и странное ршеніе, по крайней мр подумайте о томъ, этотъ молодой человкъ въ самомъ дл мн кажется заслуживающимъ вашу привязанность, но естьли правда, что онъ вамъ чужой, то вы не можете усыновить его, не отвергнувши собственной вашей крови, приходите провести со мною вечеръ, мы поговоримъ вмст объ этомъ дл.
‘Мьт остались въ продолженіи аудіенціи и пошли къ себ. Вечеромъ Генералъ меня оставилъ и возвратился къ Герцогу, онъ имлъ съ нимъ продолжительный разговоръ. Генералъ открылъ ему тайну моего рожденія, просилъ его пощадить свою фамилію отъ стыда вразсуждеиіи такого виновнаго поступка и позволить ему вознаградить тмъ, что отъ него зависло, несправедливость моихъ родителей.
‘Герцогъ слушалъ его съ величайшимъ вниманіемъ, и хотлъ убдить его представить это дло въ судъ, но Генералъ совершенно отъ того отказзлся. Сент-Клеръ, сказалъ онъ ему, получивъ мое имніе, въ состояніи будетъ поддержать мое имя, не сожаля о имніи Роскелиновъ, по этому имя Монтея, которое оканчивалось со мною, оживетъ съ честію въ одномъ изъ потомковъ моего отца, потеря наслдства будетъ наказаніемъ его виновной матери. Я не отнимаю у моего наслдника Жона титла Графа, онъ невиненъ въ преступленіи матери своей, но останется Лордомъ Роскелиномъ, и я избавлю прахъ родителя моего отъ упрека, что онъ далъ жизнь женщин столь нечувствительной.
,,Причины Генерала были тогда привяты, и въ скоромъ времени я былъ уполномоченъ законами носить имя и гербъ Монтеевъ, и былъ объявленъ наслдникомъ этой знаменитой фамиліи.
‘Произшествія сіи такъ были для меня удивительны, что я думалъ все это видть во сн. Я хотлъ также быть великодушнымъ и говорилъ Генералу о правахъ его племянника, онъ приказалъ мн молчать объ этомъ, говоря, что я долженъ врить, что онъ имлъ свои причины дйствовать такимъ образомъ. — Онъ ежедневно боле ко мн привязывался, и я съ своей стороны любилъ и почиталъ его, какъ существо высшей натуры,
‘Мы возвратились въ Монтей, гд я опять началъ свои упражненія съ Генераломъ и ученіе съ монахами, а наиболе съ отцемъ Томасомъ, которой оказывалъ ко мн особенное вниманіе. Однажды Генералъ сказалъ мн: другъ мой, хотя я поступаю съ тобою какъ съ сыномъ, но ты не долженъ забывать своихъ обязанностей къ Мак-Крею, которой долгое время служилъ теб отцемъ, хотя онъ я не былъ имъ, но ты такъ много ему обязанъ, что не иначе можешь заплатить ему, какъ только сыновнею привязанностію. Испытавши внимательно твой характеръ, и усыновилъ тебя, оправдая же мои мннія и мои надежды, и будь достоинъ имени, которое я теб далъ,
‘Мак-Крей не отецъ мой! сказалъ я съ удивленіемъ: кому же одолженъ я жизнію? Скажите мн, прошу васъ, кто же мой отецъ?
‘Ты это узнаешь со временемъ, теперь же почитай меня твоимъ отцемъ: природа не дала мн права на это титло, но сердце даетъ и твое также, я думаю.
‘Я не имю нужды, сказалъ я ему съ чувствительностію, имть другаго отца, ктобы онъ ни былъ, но никогда никто не будетъ любимъ мною столько, какъ вы.
‘Я буду судить о томъ по твоему доведенію. Въ твоемъ дтств нравственность была пренебрежена, ибо твое воспитаніе у Мак-Крея укрпило только твое сложеніе, и вразсужденіи этого оно очень было полезно, теперь должно вознаградить лта, потерянныя для ученія, и укрпить твой умъ и познанія.
‘Мн приказано было купитъ моимъ благодтелемъ для Мак-Крея хорошее большое судно совершенно снаряженное, съ коимъ онъ возвратился въ Левсъ очень довольнымъ, и еще боле везя съ собою хорошую сумму денегъ для распространенія своей торговли, уступку двадцати десятинъ земли, которую далъ ему Генералъ, сама Кати была довольна и не сожалла о покровительств гордой Лади.
‘Хотя я любилъ Мак-Крея и былъ чувствителенъ къ его отъзду, однакожъ долженъ искренно признаться, что не былъ огорченъ, узнавши, что я не его сынъ, и также признаюсь, сдлалъ все, что могъ, чтобы извлечь изъ него тайну моего рожденія, но онъ былъ твердъ въ своемъ общаніи и отказался удовлетворить моему любопытству. Я продолжалъ мое ученіе подъ надзоромъ Монтея съ довольнымъ успхомъ и очень былъ прилженъ съ намреніемъ ему угодить. Онъ не щадилъ ничего, чтобы меня возвысить и потомъ прибавить къ тому соревнованіе, для чего познакомилъ меня съ нкоторыми господами моихъ лтъ, которыхъ онъ узналъ фамиліи, приглашалъ ихъ въ Замокъ Монтея. Такимъ образомъ я сдлался другомъ Россу, Гамильтону, Рандольфу и Роберту Мак-Грегорамъ, это сдлалось источникомъ утшенія въ моихъ нещастіяхъ, изъ коихъ самое величайшее, о которомъ я еще сожалю, есть, то, что я завлекъ ихъ въ свою напасть.’
‘Величайшее нещастіе для насъ было разстаться съ тобою, сказалъ ему Россъ и вс его друзья.’ Сент-Клеръ поблагодарилъ ихъ взглядомъ, которой выражалъ живйшую признательность, и продолжалъ свою повсть.
‘Мы сдлались совершенно чуждыми семейству Роскелиновъ, но Генералъ часто слышалъ о презрительныхъ выраженіяхъ, которыя они употребляли, когда была рчь о предубжденіи его въ пользу маленькаго Мак-Крея, какъ они всегда меня называли, и долгое время мнимая слабость Монтея и мое усыновленіе было предметомъ всеобщаго удивленія.
‘Такъ проходило время до тхъ поръ, какъ минуло мн девятнадцать лтъ, тогда сопутешествовалъ я Генералу на осаду Бервика и на вс воины противъ Англіи, которыя за ней послдовали. Никакого примчательнаго произшествія не было во время этой войны, гд я старался заслужить одобреніе моего вождя, кром сожженія города Пенрита Шотландцами и Думфрія Англичанами, въ семъ-то послднемъ я получилъ познаніе, слишкомъ гибельное для моего спокойствія.
‘Отрядъ нашей арміи, коего я составлялъ часть, былъ въ засад въ маломъ разстояніи отъ Думфріи, замчая движенія непріятеля, какъ вдругъ мы увидли городъ въ пламени. Генералъ приказалъ мн выступить съ тремя стами человкъ, чтобы подать помощь нещастнымъ жителямъ. При нашемъ приближеніи мародеры, зажегшіе его, убжали, и я былъ довольно щастливъ въ оказаніи нсколькихъ услугъ, которыя слишкомъ были заплачены выраженіями самой лестной признательности. Я пробжалъ съ моими воинами пылающія улицы, благодаря попеченіямъ нашимъ, мало погибло людей, но городъ былъ только кучею пепла. Въ конц города, гд пожаръ былъ сильне и вс домы были объяты пламенемъ, я увидлъ у одного молодую двицу, которая ломала руки отъ отчаянія и требовала помощи, но въ общемъ замшательств голосъ ея не былъ слышенъ. Не теряя времени и не подумавъ объ опасности, я кинулся со всею безразсудностію молодости въ домъ, который былъ уже весь въ пламени, дымъ задушалъ меня, и огонь, сквозь которой я проходилъ, сжегъ руки мои и лице, такъ что и теперь еще есть у меня знаки. При совершенной однакожъ ршимости спасти эту нещастную, естьли возможно, боль не удержала меня отъ намренія моего, я прошелъ нсколько горящихъ лстницъ, которыя провели меня къ той комнат, гд я примтилъ у окна молодую двицу. Вошедши туда, я нашелъ ее лишенную чувствъ отъ дыма или ужаса, и лежащую на полу почти совершенно раздтую. Я сорвалъ широкую свою Шотландскую мантію, которая покрывала плеча мои, совершенно обернулъ ее, и взялъ на руки, сошелъ, сколько можно было, скоре, и довольно почиталъ себя щастливымъ, что могъ сохранить ее, хотя со вредомъ самогу себ. Я обжогся во многихъ мстахъ, и когда вышелъ, но такъ задохся отъ дыму, что упалъ въ обморокъ, не оставляя своего бремени, которое держалъ въ своихъ объятіяхъ, она также была безъ чувствъ, но свжій воздухъ возвратилъ ихъ намъ. Едва имла она время поблагодарить меня, какъ отецъ, ея подошелъ къ намъ и взялъ на себя воздать мн благодарность, она равна была нжности его къ дочери. Я узналъ, что спасъ прекрасную Елеонору, единственную Дочь Сира Давида-Стуарта изъ Графства Инвернесъ.
Елеонор было тогда только шестнадцать лтъ, красота ея начинала уже славиться, и въ самомъ дл она показалась мн прелестнйшимъ созданіемъ, какое только когда-либо я въ жизни своей видлъ, и былъ въ томъ увренъ до той минуты, какъ увидлъ мою Амбруазину.
‘Я ожидала этого, сказала Амбруазина, смясь: но знаю, что о томъ думать, и боле тмъ не тщеславлюсь, я уступаю Елеонор цну красоты, но не ту, что умла теб понравиться качествами боле уважаемыми, и что лучше и постоянне соотвтствовала твоимъ чувствамъ.’
Монтей поцловалъ руку жены своей и продолжалъ:
‘Елеонора была молода и чрезввчайна прекрасна, я также былъ молодъ, и имлъ влюбчивое сердце, страстное и совершенно еще новое для любви. Я скоро вылчился отъ обжоги на пожар, но ту, которую она причинила моему сердцу, не можно было такъ скоро залчить.
‘Генералъ хвалилъ мой поступокъ въ этомъ случа, я пріобрлъ уваженіе многихъ людей, которые передъ симъ совсмъ на меня не смотрли. При возвращеніи нашемъ въ Замокъ Монтей мы нашли отца Томаса въ отсутствіи, онъ узналъ, что Кати Мак-Крей изнемогала отъ чахотной болзни, онъ желалъ знать, не утвердитъ ли она своего объявленія при приближеніи, своей смерти, и поспшилъ хать въ Левсъ. Онъ прибылъ туда, въ надлежащее время, присутствовалъ при ея послднихъ минутахъ, принялъ ея исповданіе и возвратился съ письмомъ, подписаннымъ предъ смертію ея рукою. Письмо ея утверждало, что я былъ истинный сынъ Лади Маріанны Роскелинъ, онъ отдалъ его Генералу, который мн о томъ еще не говорилъ.
‘Любовь моя къ Елеонор, которая съ каждымъ днемъ умножалась, произвела во мн сильное желаніе узнать, кому я одолженъ жизнію, но ничто еще того не изъясняло, и въ народ меня всегда почитали сыномъ Мак-Крея, но почтеніе, которое имли къ Генералу, имя Монтея, которое я носилъ, и мужество, которое я имлъ щастіе показать въ первой войн, предохранили меня отъ всхъ упрековъ.
‘Сиръ Давидъ Стуартъ жилъ въ Графств Инвернесъ въ своемъ Замк Уперлонъ, изъ коего я теперь вышелъ и который имлъ тогда имя Замка Балле, я здилъ туда иногда съ Генераломъ.
‘Онъ видлъ прекрасную Елеонору, понялъ и одобрилъ страсть мою къ ней, но требовалъ, чтобы я сдлался еще достойнйшимъ имени, которое ношу, прежде нежели стану думать о женитьб.
‘Я съ сожалніемъ ему повиновался, скрылъ любовь въ моемъ сердц и выражалъ ее только поступками.
‘Въ это время многіе Шотландцы хали служить во Францію подъ знаменами Герцога Тюрена, Генералъ также меня послалъ, чтобъ пріобрсть, сказалъ онъ мн, опытностъ и укрпиться въ военномъ искуств, Сирь Жамесъ, Россъ и два брата, Робертъ и Рандольфъ Мак-Грегоры были моими товарищами и братьями по оружію, тамъ я познакомился съ любезнымъ дю-Бургомъ, и мы стали друзьями.
‘Война кончилась. Рыцарь, котораго дружбу я имлъ щастіе снискать, продалъ свое владніе и захотлъ сопутствовать мн въ Шотландію, онъ пріхалъ со мною въ Монтей, я представилъ его Генералу, который былъ очарованъ его характеромъ веселымъ, благороднымъ и чувствительнымъ, онъ остался нашимъ гостемъ почитаемымъ и любезнымъ. Мн было тогда двадцатъ одинъ годъ, я не зналъ еще печали, а та, которая мн угрожала, была слишкомъ жестока. Достойный Монтей былъ для меня боле, нежели отецъ, и смерть его была предшествіемъ бдствій, которыя должны были меня постигнуть, однакожъ я долженъ и себя много въ томъ упрекать: естьли бы собственная моя безразсудность не согласилась противъ меня съ моими непріятелями, то никогда бы побда ихъ не была столь велика.
‘Три мсяца прошло посл возвращенія моего въ Замокъ, въ продолженіи коихъ я имлъ нещастіе видть мало превосходнаго, великодушнаго друга изнемогающимъ отъ болзни, которая скоро не оставила ни малйшей надежды. Кончина его была достойна жизни, которая ей предшествовала, она послдовала вечеромъ прекраснаго дня. Солнце блистаетъ еще на горизонт до той минуты, пока скроется, но его опятъ увидятъ на завтра, а я нещастный! я не увидлъ своего родителя, благодтеля, любезнйшаго дядю, котораго буду оплакивать во всю жизнь. Посл нсколькихъ дней болзни онъ спокойно скончался въ моихъ объятіяхъ и оставилъ меня безъусловій единственнымъ наслдникомъ его обширныхъ владній, которыя бы я вс уступилъ, чтобы сохранить жизнь его еще на нсколько лтъ!…’ Простите, друзья мои! это воспоминаніе слишкомъ тоготитъ мое сердце, и я не могу продолжать. Естьли то, чмъ я ему одолженъ, выше всего, я осмливаюсь сказать, что такова же была и моя къ нему привязанность! Монтей остался въ горестномъ молчаніи, вс почтили печаль его, онъ продолжалъ свою повсть въ слдующій вечеръ.
‘Мой любезнишій и почтеннйшій другъ извстилъ меня за нсколько дней до своей смерти въ присутствіи отца Томаса о всхъ подробностяхъ, которыя я разсказалъ, прибавя въ заключеніе: я имлъ слабость для чести моей фамиліи скрыть этотъ виновный и низкой поступокъ, и доволенъ, что длаю теб вознагражденіе, состоящее въ моей власти. Имя прибжище къ законамъ, окончаніе будетъ сомнительно, свидтельства Мак-Крея и жены его не возьмутъ преимущества надъ утвержденіями Графа и Графини Роскелинъ. И такъ я совтую теб быть довольнымъ тмъ, что я теб оставляю, естьли позволятъ теб имъ спокойно пользоваться, естьлиже захотятъ помшать теб въ обладаніи твоимъ имніемъ, тогда я позволяю теб длать, что хочешь, изъ тайны, которую я теб открылъ.
‘Природа, можетъ быть, будетъ говорить нкогда сердцу твоей матери, естьли же нтъ, то вспомни, что та же сила, которая привела меня на берега Форайскіе, будетъ руководствовать тобою въ жизни и приведетъ тебя нкогда къ Отцу, Который гораздо лучше всхъ отцевъ на земли и къ Которому я иду теперь.
‘Таковы были послднія слова Генерала, которой умеръ два дни спустя. Я съ жаромъ желалъ узнать свою фамилію, и это открытіе вмсто того, чтобы удовлетворить меня, привело меня въ ужасъ и стыдъ, я стыдился бытъ одолженнымъ жизнію столь нечувствительной матери, и какъ не могъ надяться умягчить ея сердца въ мою пользу, то разсудилъ погребсти эту тайну въ груди своей.
‘Ябы уступилъ отъ души брату моему Жону наслдства Роскелиновъ и мое право старшинства, но быть такъ отверженнымъ своими родителями, не будучи того достойнымъ, имть отца и мать и не быть въ состояніи предаться никакимъ чувствамъ природы — это была такая печаль, которая требовала философію или варварскаго хладнокровія, чтобы снести ее. Завщаніе Генерала Монтея столь была точно, что вс шиканства и тяжбы не получили бы успха, чтобы оспорить его дйствительность, и каковы не были о томъ чувства матери моей, она была принуждена молчать.
‘Шесть мсяцовъ спустя посл смерти моего возлюбленнаго дяди, мой отецъ, или, лучше Лордъ Роскелинъ, сдлался болнъ и заставлялъ опасаться о своей жизни. Я разсудилъ, что моя должность была написать къ нему въ почтительнйішіхъ выраженіяхъ, но и до сего времени не знаю, дошлоли до него мое письмо, но хотябы и не была перехвачено, то жена, по власти своей надъ нимъ, въ состояніи была уврить его, что это новое злоумышленіе и обманъ.
‘Въ жестокой бур, которая была посл смерти моего дяди, честный Мак-Крей погибъ на мор и съ нимъ я потерялъ послдняго свидтеля моего истиннаго рожденія.
‘Болзнь Графа Роскелина усилилась, онъ скончался, и сынъ его Жонъ наслдовалъ имніе и титулъ его. Я былъ тогда въ глубокомъ траур по моемъ дяд, и такъ случилось, что я могъ его носить въ то же время и по моемъ родител, но какъ я ему ни чмъ другимъ не былъ одолженъ, то не притворялся слишкомъ печальнымъ.
‘Когда первые шесть мсяцовъ моей глубокой печали протекли, я почелъ долгомъ постить Елеонору, которую любилъ всегда столько же страстна, и отдать ей мое сердце и руку. Съ этимъ намреніемъ я похалъ въ Замокъ Валле, въ которомъ она жила съ отцемъ своимъ. Пріхавши, все нашелъ въ безпорядк и замшательств, слуги казались испуганными, я слышалъ незнакомые голоса, говорящіе вверьху, и не видалъ ни Сира Давида, ни его дочери, меня ввели въ нижнюю залу, но никто не говорилъ со мной, я взошелъ на лстницу и встртилъ горничную Елеоноры, которая посл нкоторыхъ затрудненій ввела меня къ Госпож своей, я нашелъ ее въ слезахъ, и на мои повторительные вопросы она извстила меня съ чрезвычайнымъ замшательствомъ, что доходы отца ея, которые были не велики, употреблялись нсколько уже лтъ на уплату четырехъ тысячь марковъ, которыхъ срокъ платежа уже пришелъ, т, которые ихъ дали взаймы Сиръ Давиду, требовали заплаты, и какъ отецъ ея не имлъ этой суммы, то они приказали описать Замокъ и ихъ землю, и что имъ ничего боле не остается въ свт, какъ маленькой домикъ въ Думфріи, едва поправленный: посл пожара, куда они и хотятъ удалиться. Эта повсть, разсказанная съ простосердечіемъ и пролитіемъ слезъ, тронула меня до глубины сердца. Сердце мое принадлежало ей, и такъ я просилъ ее ободриться, и сказавши, что она скоро меня увидитъ, оставилъ ее спокойнйшею.
‘Въ большой зал я нашелъ исполнителей правосудія, приказныхъ, стряпчихъ и проч., которые описывали вс мебели Замка. Особа моя была очень знакома, такъ какъ и великодушіе моего дяди, котораго вс меня почитали роднымъ сыномъ. Я обратился къ главному Офицеру и поручился какъ за долги и проценты, такъ и за убытки, съ условіемъ, чтобы они немедленно оставили Замокъ, и общаніемъ, мною подписаннымъ, заплатить эту сумму въ десять дней. Мои предложенія были приняты, росписка, обязательство были написаны и подписаны съ обихъ сторонъ прежде, нежели Сиръ Давидъ, или дочь его, получили о томъ малйшее свдніе, и я имлъ несказанное удовольствіе видть уходящими тхъ, которые ихъ безпокоили.
‘Я поспшилъ къ Елеонор, она была съ отцемъ своимъ въ его комнат, гд они занимались сыскиваніемъ и убираніемъ бумагъ къ своему отъзду, я вошелъ безъ докладу и съ удовольствіемъ, котораго не старался скрывать, сказалъ Сиръ Давиду: любезный Стуартъ, прошу васъ, заприте эти бумаги и оставьте ваши приготовленія къ отъзду, вы можете спокойно оставаться въ этомъ жилищ, ваши гонители ушли, съ вами только теперь другъ щастливый, который можетъ вручить вамъ эту записку, прибавилъ я, подавъ ему квитанцію, забудьте эту непріятную сцену
‘Сиръ Давидъ казался очень удивленнымъ, и едва могъ врить глазамъ своимъ, но Елена (такъ называлъ ее всегда отецъ) съ радостнымъ восторгомъ и благодарностію, которая еще боле сдлала ее прекрасною, хотла кинуться къ ногамъ моимъ, но я принялъ ее въ свои объятія.
‘Великодушный и благородный молодой человкъ! сказалъ Сиръ Давидъ, спасти жизнь моей дочери, вы спасли также и мою, теперь вы даете намъ средства къ существованію, могули я когда нибудь возблагодарить васъ за столь великія одолженія?
‘Я держалъ еще руку Елеоноры, и по невольному движенію всталъ на колна предъ отцемъ ея и увлекъ дочь его, она также стала на колна. Почтенный другъ! сказалъ я: дайте мн эту обожаемую руку, естьли, я владю сердцемъ вашей дочери, пусть буду вашимъ сыномъ, и врьте моимъ клятвамъ — вся жизнь моя посвятится только тому, чтобы содлать Елеонору щастливою.
‘Она покраснла, но не отъ гнва. Сердце вамъ принадлежитъ уже давно, сказала она въ полголоса, пожавши и мн руку: но рука моя зависитъ отъ моего родителя.
‘Отвтъ Сира Давида былъ таковъ, какого я могъ только желать, онъ сжалъ насъ въ своихъ объятіяхъ, называя дтьми, и я почиталъ себя щастливйшимъ изъ смертныхъ.
‘Чтобы недолго останавливаться на этомъ предмет, которой мн не нравится теперь столько же, сколько прежде нравился, я въ короткихъ словахъ скажу вамъ, что въ этотъ самый день вс условія нашего контракта были сдланы и подписаны, я просилъ Сиръ Давида согласиться, чтобы четыре, или пять тысячь, маркъ, которыми онъ былъ мн долженъ, составили приданое его дочери, и я разорвалъ билетъ, который онъ мн далъ, естьли бы я покорился своему сердцу и желаніямъ, то нашъ бракъ свершился бы въ тотъ же вечеръ, но я положилъ обтъ носить цлый годъ трауръ по моемъ дяд, и съ общаго согласія мы отложили бракъ свой до того времени,
‘Сиръ Давидъ’ и дочь его думали, что Монтей былъ отецъ мой, и въ это время я оставилъ ихъ въ семъ заблужденіи, которое не было причиною ихъ согласія. Завщаніе Генерала въ мою пользу и имя Монтея, которое онъ заставилъ меня принять, имли равную цну съ законнымъ усыновленіемъ.
‘Въ это время все приготовлялось въ Шотландію къ возвращенію Іакова, который былъ удерживаемъ плнникомъ въ Англіи боле двадцати лтъ. Первые Вельможи Королевства похали туда, чтобы остаться залогомъ его выкупа, и я командовалъ отрядомъ, провожавшимъ придворныхъ Депутатовъ въ Торнъ для учиненія тамъ трактата объ освобожденіи Короля и его брак, оттуда продолжали мы путь до Лондона, изъ коего Король, женившись на прекрасной Жанн Бофортъ, возвращался въ Дургамъ въ Шотландію съ величайшею пышностію, сопровождаемый главными Вельможами обоихъ Королевствъ.
‘Долгое время забавлялись только удовольствіями и веселіемъ при Двор. Вс Дамы различныхъ Замковъ пріхали въ столицу и, казалось, спорили о красот, прелестяхъ и пріятностяхъ, но прекрасная Елеонора ихъ въ томъ превосходила, вс ей удивлялись и слдовали за нею. Она получила на всхъ празднествахъ пальму красоты, я съ гордостію видлъ ея побды и слишкомъ много имлъ къ ней довренности, чтобы имть малйшее чувство ревности, однакожъ мн нельзя было не видть сквозь эти повторительныя увренія въ врности, какъ она перемнилась, она съ жадностію стремилась ко всмъ блистательнымъ удовольствіямъ. Эта простота, которая меня къ ней столько же привязывала, какъ и ея прелести, уступила мсто кокетству, любви наряжаться, великолпію во всемъ томъ, что могло придать ей блеску, можетъ быть я скажу справедливе, что пребываніе въ город развернуло природу, и посл того я имлъ врное доказательство, что она совершенно испортилась и ожидала только случая, чтобъ выказаться совершенно.
‘Одинъ изъ аманатовъ Короля умеръ въ Англіи, онъ былъ замненъ Вельможею такого же достоинства, и я вновь имлъ честь предводительствовать прикрытіемъ до Дургама. На это дло требовалось довольно времени, и я сожаллъ объ этой отсрочк моего брака.
‘По возвращеніи своемъ я узналъ, что Сиръ-Давидъ и его дочь возвратились въ свой Замокъ Валле, и я заключилъ изъ того для себя щастливое предзнаменованіе, все въ этомъ жилищ должно было бы напоминать Елеонор о моей къ ней страсти, а отцу наши условія…. Нкоторыя всти, слышанныя мною въ Эдинбург, когда я прозжалъ чрезъ него, могли бы подать мн подозрніе, но я почиталъ ихъ дйствіемъ зависти, которую превосходство Елеоноры возбудило въ другихъ женщинахъ, и я только тому смялся до того времени, пока они были мн подтверждены Россомъ и дю-Бургомъ, оба увряли меня во всеобщемъ мнніи, что Елеонора, ослпленная титломъ Графини, которое предлагалъ ей Лордъ Роскелинъ вмст съ богатствомъ, подала ему надежду и принимала посщенія въ Замк Валле. Я такъ былъ ослпленъ моею любовью и довренностію, что обвинялъ только отца ея. Вроятно, сказалъ я друзьямъ моимъ, моя Елеонора, гонимая имъ и Графомъ, печалится о моемъ отсутствіи, мн только стоитъ показаться отцу, чтобъ напомнить ему мои права и дочери, чтобы дать ей силу сопротивляться, и я увренъ въ ея сердц, одинъ разговоръ съ Сиромъ Давидомъ и Елеонорою, и Лордъ Жонъ не покажется боле въ Валле.
‘Я тотчасъ похалъ въ Замокъ. Приближившись къ нему, замтилъ комнаты иллюминованными и на двор слугъ въ полной ливре. Посудите о моемъ удивленіи, когда они сказали, что господа въ отсутствіи со вчерашняго дни. Я настоятельно спрашивалъ о причинахъ, для чего ихъ комнаты были освщены, но мн отвчали такимъ образомъ, что я безъ труда увидлъ данное напередъ приказаніе отказать мн. Въ первую минуту, слдуя живости моего характера, я хотлъ войти силою и осыпать упреками Сиръ Дааида и дочь его, но, привыкши почитать ее за невинную жертву гордости и корыстолюбія отца, не хотлъ огорчить и испугать ее своей жестокостію. Я взялъ намреніе возвратиться сначала въ Монтей, посовтоваться съ друзьями моими Россомъ, Гамильтономъ, дю Бургомъ и Робертомъ Мак-Грегоромъ, которыхъ я тамъ оставилъ. Я разсказалъ имъ, что со мной случилось, и просилъ ихъ посовтовать, какія взять мры, ршеніе наше было, чтобъ, я потребовалъ еще быть принятымъ въ Замк, и что естьли это невозможно, то должно, за какую бы то ни было цну, найти средства видть Елеонору и съ ней поговорить.
‘Сдлавши этотъ планъ, друзья хотли мн сопутствовать, на завтра мы отравились въ путь съ нсколькими служителями.
‘Я еще просилъ видться съ Сиромъ Давидомъ и его дочерью, и мн опять было отказано. Сквозь ршетку я видлъ слугъ въ ливре Роскелина, мое бшенство была въ высочайшей степени. Я соединился съ друзьями которые ожидали меня въ нкоторомъ разстояніи: они живо чувствовали обиду, мною полученную. Но какъ и кому мн отплатить? Сиръ Давидъ былъ слишкомъ старъ, слдовательно не льзя было съ нимъ биться, а Лордъ Роскелинъ… съ ужасомъ я томъ думаю… былъ мн братъ. Мы похали шагомъ, разговаривая о томъ, что насъ занимало, какъ въ долин, пониже насъ мы увидли людей верхами, отлично одтыхъ, перья на шляпахъ и картузахъ волновались въ воздух, золотыя платья и конскіе уборы блистали при солнц, тутъ было нсколько мущинъ, а въ средин дв женщины, изъ коихъ одну въ минуту я призналъ за Елеонору, она казалась очень веселою. Графъ Жонъ Роскелинъ, сидя на прекрасной лошади, былъ возл ея, Сиръ Давидъ и Лади Роскелинъ за ними слдовали, трое слугъ были впереди и позади гораздо большое число, что составляло всего отъ двенадцати до пятнадцати человкъ. Благоразуміе и разсудокъ не принадлежатъ къ свойству молодости, еще мене они были моимъ удломъ. Мы съ бшенствомъ произнесли клятву отмстить, и оборотившись съ возвышенности, на которой мы находились, встртили ихъ при самомъ вход въ долину. Я не могу вамъ выразить замшательства и безпорядка этой встрчи! все произошло столь быстро, столь скоро, что я съ трудомъ могу вамъ о томъ разсказать.
‘Людей Сира Давида и Графскихъ было по крайней мр вдвое боле, нежели насъ, но мы лучше были вооружены, привычны къ сшибкамъ и неспособны къ страху. Мои друзья стали на тропинк такимъ образомъ, чтобы никто не могъ пройти, а я подъхалъ къ Сиру Давиду и просилъ поговорить со мною. Онъ казался смущеннымъ, смшавшимся, и сказалъ мн, что былъ съ обществомъ и просилъ возвратиться завтра, но я ршительно отъ того отказался, зная, что естьли я пропущу этотъ случай, то все стараніе видть его было бы тщетно.
‘Лади Роскелинъ трепетала такъ что едва могла держаться на лошади. Лади не видала меня съ малолтства, взоры ея внимательно на меня устремишлись и тотчасъ отвратились съ ужасомъ. Она хранила молчаніе, а я, я не умю сказать вамъ, что я чувствовалъ. Въ первый еще разъ я видлъ ее съ тхъ поръ, какъ узналъ, что она была мн мать — это тигало, столь священное, столь, почтенное, противъ воли говорило моему сердцу и заставляло броситься къ ногамъ ея, но между тмъ увренность быть отвергнутымъ, воспоминаніе, что она меня оставила, средство, которое она посл того употребила для опроверженія правъ моихъ — все внушило мн къ ней отвращеніе, подобно какъ къ сверхъестественному чудовищу. Принудивши себя ею не заниматься и слдовать моему намренію, я обратилъ взоры мои на Елеонору, она была блдна и казалась готовою лишиться чувствъ, между тмъ Лордъ Роскелинъ съ гордостью ко мн приближился и спросилъ, по какому праву мы смемъ ихъ останавливать.
‘Жонъ Роскелинъ! отвчалъ я: естьли ты не знаешь правъ моихъ на Елеонору Стуартъ, то я ихъ теб объявлю: она принадлежитъ мн по собственной своей вол — по вол своего сердца и слову отца своего, и тотъ, кто мыслитъ уничтожить эти священнйшія права, долженъ прежде лишить меня жизни, или потерять свою.
‘Сынъ Мак-Крея, отвчалъ онъ мн съ насмшкою, не можетъ имть никакого права на дочь Сира Давида Стуарта, и также не иметъ права. осмливаться меня вызывать, но я не хочу сносить твоей наглости.
‘Не смотря на гнвъ, который былъ въ высочайшей степени, презрніе превозмодло его, и смотря на Лади Роскелинъ, я сказалъ ей съ огорченіемъ: Миледи! этотъ молодой человкъ оскорбляетъ васъ, скажите ему, что я не сынъ Мак-Крея, вы знаете, что жена его не мать мн.
‘Это слово привело ее въ ужасное бшенство. Бездльникъ! сказала она мн: что ты смешь думать? — Но, слава Богу! Король возвратился, онъ отдастъ мн справедливость. Участіе Герцога Албанскаго и глупое предубжденіе моего брата питали твою безразсудность.
‘Прошу васъ, матушка, сказалъ Лордъ, успокоиться, теперь не время объ этомъ говорить. Потомъ, обратясь ко мн, присовокупилъ: пропустите Дамъ и Сиръ Давида, а посл мы перевдаемся.
‘Я пропущу Лади Роскелинъ, сказалъ я: хотя мн и должнобъ было съ нею объясниться, но я не за этимъ сюда пріхалъ Сиръ Давидъ можетъ ей также сопутствовать, естьли хочетъ, но клянусь честію, Елеонора не возвратится въ свой Замокъ прежде, нежели я съ нею не поговорю. И такъ приготовьтесь, я ршился, хотя бы это стоило мн жизни.
‘Надобно согласиться, что Лордъ Жонъ поступилъ въ семъ случа какъ храбрый защитникъ женщинъ, я тому обрадовался, иначе я сталъ бы презирать его.
‘Пойдемъ! сказалъ онъ, обнаживъ мечь и напавъ на меня съ такою быстротою, что я имлъ нужду во всемъ своемъ хладнокровіи и проворств, чтобы защищаться. Люди старались съ нимъ соединиться, но они были удерживаемы моими друзьями. Все мое желаніе было обезоружить его, не проливая крови, я достигъ своей цли: въ короткое время вышибъ мечь его, но не могъ воспрепятствовать, чтобъ онъ не получилъ легкой раны, которая причинила мн гораздо боле боли, нежели ему. Когда онъ былъ обезоруженъ, я схватилъ его за руку, и подведя къ матери, сказалъ ей: возьмите, попеченіе о вашемъ возлюбленномъ сын, естьли вы забываете, что я вашъ сынъ, то я не забылъ, что онъ мн братъ. Но Лади Роскелинъ не могла меня слушать, ибо я примтилъ, что она безъ чувствъ поддерживаема была Сиръ Давидомъ и нсколькими слугами, и начинала приходить въ себя. Они унесли ее, между тмъ Сиръ Давидъ помогалъ Лорду Жону перевязывать его раненую руку.
‘Чтожъ до меня касается, то я подошелъ къ Елеонор, которую сняли съ лошади, Елеонора также была, или притворяласъ, что была въ обморок, и ничего не отвчала на нжныя слова, которыя я ей говорилъ. Ршившись однакожъ, узнать, что мн длать, и видя, что отецъ приказывалъ ее также унесть прежде, нежели она дастъ мн отвтъ, я принялъ скорое и отчаянное намреніе похитить ее, увезть въ Замокъ Монтей и такъ окончить ссору, обвнчавшись съ нею въ моей церкви. Будучи увренъ (какъ тогда я думалъ) въ любви ея, я не сомнвался въ ея согласіи.
‘Это намреніе тотчасъ было исполнено. Прежде нежели отецъ ея могъ подойти, я поднялъ ее и съ помощію двухъ моихъ слугъ посадилъ предъ собою на лошадь, не смотря на угрозы и прозьбы отца ея и ложное сопротивленіе слугъ, которые, какъ я замтилъ, не были противъ меня, я увезъ ее въ сопровожденіи друзей, которые составляли арріергардъ и не позволяли никому за нами слдовать, Лорду Жону препятствовала въ томъ рана. Сиру же Давиду старость и подагра, которая еще боле умножала слабость его лтъ. Люди Лади Роскелинъ послдовали за нею, а слуги Сиръ Давида, бывшіе свидтелями поспшности, съ коею я помогъ ихъ господамъ во время конфискованія ихъ Замка, безъ сомннія негодовали на него за сію неблагодарность и не были расположены меня преслдовать.
‘Движеніе лошади привело въ чувства Елеонору, я примтилъ это по біенію ея сердца и румянцу на щекахъ, но глаза ея были крпко закрыты, и она не переставала молчать. Не смотря на все, что я сказалъ ей нжнаго и убдительнаго. ни на увренія въ моемъ сожалніи о томъ, что принужденъ такъ поступить, чтобы сохранить ее для любви моей, она не произносила ни слова. Наконецъ къ ночи мы пріхали въ хижину близь Кетарди и остановились въ маленькомъ домик, принадлежавшемъ одному крестьянину Жамеса Росса. Здсь мы предположили отдохнуть, ибо ночь наступала и была такъ темна, что не возможно было продолжать пути. Когда мы сошли съ лошадей, то я хотлъ поддержать Елеонору, но она съ гордостію отказалась на меня опереться, вошла вь низкую комнату, сла, облокотясь на столъ и не говоря ни слова. Друзья мои вошли и оставили меня одного съ нею. На колняхъ умолялъ я ее прервать это жестокое молчаніе, повторялъ, что одна необходимость и боязнь навсегда ее потерять принудили меня такъ насильственно поступать, что онъ былъ для меня драгоцнне жизни, и что естьли по прежнему меня любитъ, какъ столь часто увряла, то сдлала бы меня щастливйшимъ изъ людей, согласившись на наше соединеніе, ибо, имя честное слово отца ея на этотъ бракъ, мы бы не сдлали ему неповиновенія, а только напомнили бы ему о томъ, чмъ онъ долженъ былъ самому себ и честью дворянина, что я возвращусь съ него къ нему, какъ съ своею супругою, увренъ будучи въ полученіи его прощенія.
‘Она слушала меня не прерывая, и отвчала покраснвъ и потупивши глаза: я не имю нужды говорить вамъ, Сент-Клеръ, о томъ, что склонность моя была покорена вол моего родителя. Когда онъ согласился отдать вамъ мою руку, тогда мы почитали васъ сыномъ знаменитаго Генерала Монтея, естьли не законнымъ, такъ имъ признаннымъ. Мы были обмануты, и узнали, что вы сынъ одного торгующаго мореходца, островитянина и горничной женщины Лади Роскелинъ, которая, во зло употребивши слабость Генерала и дружбу его къ вамъ, убдила его усыновить васъ, заставивши поврить басн, которая не иметъ и не можетъ имть никакого основанія. Ваше богатство также не основательно, оно принадлежитъ племяннику Генерала, Лорду Графу Роскелину, будьте уврены, что это скоро будетъ объявлено Государю, и вы будете приведены въ прежнее состояніе, и такъ нашъ контрактъ не иметъ никакой дйствительности, потому что онъ сдланъ не подъ истиннымъ вашимъ именемъ, я возвращаю вамъ ваши общанія, будьте также великодушны, возвративши мн мою свободу: ибо мы никогда не можемъ быть соединены.
‘Отъ природы гордый, опрометчивый, влюбленный и обманутый такими образомъ въ моихъ надеждахъ, я не могу описать дйствія, которое эта рчь имла надо мною, она мн доказывала, что самъ собою я не имлъ никакого права надъ ея сердцемъ, никакой цны въ глазахъ ея, что она почитала меня за наслдника Монтея, и когда человкъ меня богаче и которой казался ей знатнйшимъ, нежели я, предложилъ ей руку, то и былъ предпочтенъ.
‘Я былъ пораженъ этою рчью, но гордость поддержала меня. Очень хорошо, Елеонора, сказалъ я, улыбаясь съ презрніемъ, благодарю васъ, что еще во время открыли мн истинныя ваши ко мн расположенія и вашъ характеръ. Естьлибъ мы были соединены, то это открытіе причинило бы мн много горестей, но теперь оно мн полезно. Въ самомъ дл я не сынъ Монтея — въ этомъ васъ справедливо извстили, но также и не сынъ Мак-Крея. Ежели вы желаете знать, кому я одолженъ жизнью, то спросите о томъ у Лади Ромкелинъ, когда она будетъ вашею тещею.
‘Холодность, съ которою я говорилъ, удивила и тронула ее. Естьли бы вы не были сынъ Мак-Крея, сказала она, то для чего откровенно не говорите, кому вы одолжены жизнію? Елеонора Стуартъ не для того сотворена, чтобы соединиться еъ неизвстнымъ.
‘Этотъ неизвстный, сказалъ я съ гордостію, не былъ безъ сомннія неизвстенъ великодушному Монтею, потому что онъ удостоилъ его своею любовью, воспитаніемъ и оставленіемъ своего имени и богатства. Чтожъ касается до тайны моего рожденія, моя супруга узнаетъ его, получа мою руку, но вамъ я этого не скажу, ибо эта рука никогда не будетъ принадлежать такой женщин, которой сердцемъ не буду владть. Сент-Клеръ Монтей отвергаетъ то, въ чемъ вы отказали Сент-Клеру Мак-Крею. Вы свободны, Милади, равно какъ и я, до того времени, когда найду женщину, которая бы любила меня, а не богатство и знатное рожденіе.
‘Безъ сомннія Елеонора приготовилась обременять меня своею гордостію и принять съ презрніемъ мои убжденія и прозьбы, но была поражена способомъ, которымъ я самъ подвергся ея отказу. Желая однако же поранить мое самолюбіе, она сказала, Графъ Роскелинъ открыто предложилъ мн свою руку, можете ли вы думать, чтобъ я отказала человку, которой желаетъ раздлить со мною свой чинъ и богатство, для другаго окруженнаго тайною и который отказывается даже сдлать объясненія, мною желаемаго?
‘Я этого не думаю, возразилъ я, вспомните эту истинну, до тхъ поръ, пока я буду живъ, Елеонора Стуартъ никогда не будетъ настоящею Графинею Роскелинъ.
‘Не въ вашей власти этому воспрепятствовать, разв только, когда вы меня здсь убьете.
‘Я не имю такого трагическаго намренія, отвчалъ я смясь: не только ваша жизнь въ безопасности отъ меня, но также и будущаго вашего супруга, увряю васъ, что я принужденъ былъ биться съ нимъ и похитить васъ совершенно противъ моей воли. Надюсь, что ни того, ни другаго впередъ со мною не случится.
‘Однакожъ, сказала она, покраснвъ отъ гнва, кажется, что Лордъ Роскелинъ не оставитъ вашей дерзости безъ наказанія.
‘Какъ ему угодно, Милади, завтра на разсвт я буду имть честь возвратить васъ ему и вашему родителю. Скажите имъ, что я готовъ ихъ удовлетворить, какъ они хотятъ, исключая только жениться на васъ. Естьли бы вы объяснились объ этомъ при нашей встрч по утру, то избавилибы меня отъ труда васъ сюда привозить, а себя, Милади, отъ неудовольствія провести безпокойную ночь.
